9. Папочка
— Софочка, а вы знаете, что ваш биндюжник-папаша таки пропил ваше пинанино?
— Та шоб он сдох!
— У-вже…
Бруклин, 1977
— Проходи, — Леони с истерическим смешком приняла букет от Лёнчика. — Идиот! Боже мой, какой идиот!
— Не понял… — Лёнчик обиженно поджал губу. — Ты же вроде любишь садовые ромашки.
— Да… Спасибо… Я вообще-то не о тебе.
— А о ком?
Леони вздохнула и перекрестилась.
— Молитвы мои услышаны. Папашка в ящик сыграл. Виски будешь?
— Может, попозже?
— А я сейчас. — Леони налила себе полстакана. — Гори в аду, старый подлец… прости меня, Господи… — Она сделала хороший глоток, вновь осенила себя крестным знамением. — Знаешь, любимый, я сейчас словно развалилась на две половинки. Одна тонет в радости, другая — в чувстве вины.
Лёнчик подошел к Леони сзади, обнял за плечи.
— Тебе абсолютно не в чем винить себя… Да, а почему ты назвала его идиотом?
— Ему тысячу раз говорили, что после химиотерапии два месяца нельзя даже нюхать спиртное. А он даже курс не закончил… Сиделка отлучилась купить булки для уточек, оставила на лавочке в парке на пятнадцать минут, а когда вернулась — он уже бился в агонии, а рядом полупустая бутылка… Где успел, как?.. И почему «ГленДронах»? Он не любил хересный виски, предпочитал бурбон…
— Мы можем гадать до бесконечности… Главное — ты теперь свободна…
— И богата. Со мной уже связались по поводу завещания.
0
0