1 день Каштанового цвета, Риль Суардис
Роне шер Бастерхази
– Ваше императорское высочество желали меня видеть? – поклонившись мечущемуся по собственной гостиной Люкресу, спросил Роне.
– Мы желаем, чтобы вы наши злоумышленника, который посмел на нас покушаться! Или ответите собственной головой, вы меня поняли?
– Вы желаете видеть того, кто подверг опасности бесценную жизнь вашего императорского высочества? – в высшей степени почтительно переспросил Роне.
– Да! Да! Какого шиса вы задаете идиотские вопросы! Мы желаем! Немедленно! Поймайте и…
– Вот он. – Роне поставил перед кронпринцем воздушное зеркало.
На мгновение Люкрес замер, не веря своим глазам – и в наглость какого-то жалкого прислужника.
– Вы… вы… – он чуть не подавился собственной слюной, – как вы смеете! Диен! Взять его!
Лейтенант Диен, изображающий торшер рядом с дверьми, не двинулся с места.
– Это приказ, Диен! – Люкрес побагровел, жилы на его шее вздулись. – Взять под стражу!
Голем сделал три неторопливых шага к Роне и так же неторопливо объявил:
– Вы арестованы, темный шер Бастерхази.
– За оскорбление императорской фамилии! – злорадно добавил Люкрес.
– Прошу уточнить, ваше высочество, в чем именно выразилось оскорбление, – ровно сказал Диен.
– Ты… – кронпринц яростно прищурился на Диена. – Деревяшка шисова! Ты сам видел!
– Прошу прощения, темный шер Бастерхази. В ваших действиях не обнаружено оскорбления императорской семьи. Вы свободны, – голос Диена остался таким же ровным, но ехидством от него несло на лигу. – А вашему высочеству следовало еще вчера вечером покинуть зону магической аномалии.
– Да как вы!.. – вытаращил глаза кронпринц…
Тут где-то неподалеку завыло – и Роне проснулся. В собственной постели. Один. Правда, на всю спальню пахло шамьетом с корицей и слышались два тихих голоса.
Открыв глаза, но не подавая виду, что проснулся, Роне наблюдал дивную картину. Полковник Дюбрайн в шелковом халате, расположившись с чашкой шамьета в любимом кресле Роне, переговаривался через зеркало с капитаном Герашаном. Пожалуй, эта картина была еще более прекрасной и сказочной, чем прервавшийся на самом интересном месте сон. И видимо чтобы Роне уж точно мало не показалось, к запаху шамьета примешивался еще один, едва ощутимый – аромат грозы и возбужденной женщины. Как будто Дюбрайн прямо здесь, в одной постели со спящим Роне, занимался любовью с Шуалейдой.
На миг прикрыв глаза, Роне присмотрелся к остаточным потокам и восхищенно усмехнулся не то наглости некоторых полковников МБ, не то их мастерству. Ментальный контакт высшего уровня на расстоянии больше сотни локтей считается невозможным. Теоретически. Пауку он удается и с двух с половиной сотен локтей, а может быть и больше – у Роне не было шанса проверить. А тут, от башни Рассвета до спящей Шуалейды – минимум две сотни. Что же будет после ритуала единения?
Роне мечтательно улыбнулся, прикидывая новые возможности: послать в Ургаш Паука и Конвент, забрать у прабабки герцогство Бастьер, вплотную заняться исследованиями, да просто вылезти из Валанты, где он заперт уже пятнадцать лет! Простая, но совершенно невозможная мечта – посмотреть мир, не опасаясь Паучьего «к ноге, дубина». А лет через пятьдесят-сто обзавестись детьми, чтоб было кому оставить то же герцогство когда-нибудь потом. Когда самому надоест. Он же совсем немногого хочет, так почему бы Двуединым не дать ему это немногое? Самую капельку свободы, безопасности и счастья.
Тем более теперь Роне точно знает, как выглядит счастье. Он понял это вчера. Когда они с Даймом оттащили недоевшего лича и заперли в ближайшей кладовке, а потом с чувством не зря прожитого дня отправились спать. Где-то часа в три ночи. Вместе. Так, словно делали это последние сто лет – буднично, привычно и естественно. Просто уснуть в одной постели. Не опасаясь удара в спину. Не думая о подвохе. Просто… просто – лечь рядом, шепнуть: «Добрых снов, мой светлый шер», – и услышать то же самое в ответ.
И сейчас, вдыхая запах чужого, но в то же время и его собственного, счастья, Роне улыбался. Потому что знал: у него все выйдет. Обязательно. Он получит и Дайма, и Шуалейду, и Линзу. Совсем скоро.
Капитан Герашан тем временем заканчивал краткий отчет: гвардейцы Люкреса всю ночь шарили по дворцу и парку, ни следа умертвия не нашли, войти в магический слой башни Заката не сумели, патрону пока не докладывали – ибо патрон вчера утомились бояться и изволят почивать. Аномалия тоже спит и не в курсе ночных приключений.
– Если она будет спрашивать, где я – ты не знаешь, – велел Дайм.
– Разумеется, не знаю, – невиннейшим тоном ответил Герашан. – Совершенно незнакомый интерьер за вашей спиной, шеф. Кстати, что там с моим следующим званием?
– Не обнаглели ли вы в корягу, капитан?
– Никак нет, полковник. Но если не звание, то может быть отпуск? За последние пятнадцать лет.
– Пиши запрос в контору, капитан, – ухмыльнулся Дайм. – Когда там кто-нибудь появится, непременно рассмотрят.
– Я вам уже докладывал, полковник, что мой шеф – тиран и самодур?
– Восемнадцать раз.
– Тогда докладываю дважды, для ровного счета.
– Дважды тиран и дважды самодур… хм… пора гордиться. Такая репутация у подчиненных дорогого стоит.
– Все трепещут, шеф, и произносят ваше имя с благоговейным придыханием. О! Слышите? Вот так! – Герашан замолк, давая Дюбрайну возможность насладиться воем голодного лича под окнами. В этом вое явственно различалось: «Суки! Ненавижу!»
– Хорошо поет, – мечтательно прижмурился Дюбрайн. – Душевно! Гвардия Альгредо тоже ловит беднягу?
– Все утро. Шеф, может пора поймать кого-нибудь?
– Поймаем, но не так сразу. Держи циркуляр, Суард объявлен зоной магической опасности четвертого уровня. Гражданскому населению рекомендуется валить к шисам собачьим.
Дюбрайн щелчком пальцев отправил Герашану официальные бумажки. Тот их просмотрел и восхищенно присвистнул.
– Люкрес и Саламандра подписали это?! Как вам удалось, шеф?
– Не мне. Полпреду Конвента. «Четкая координация действий и взаимопомощь между конторами…
– …залог безопасности государства», – процитировал устав Магбезопасности Герашан. – Дивны дела ваши, о Близнецы.
– Работайте, капитан. Молиться будете потом.
– И спать тоже, – проворчал Герашан под нос.
На что Дюбрайн только ухмыльнулся и погасил зеркало. И без паузы, тем же жестом, подвесил перед Роне кружку шамьета со сливками.
– Светлого утра, мой темный шер.
– Мне нравится твой настрой, мой светлый шер, – сев в постели и отпив глоток в меру горячего и в меру сладкого шамьета, отозвался Роне.
– Как ты слышал, ужасную нечисть не поймали. Видимо, провалилась в Ургаш.
– Ай-ай-ай! – послышалось тихое, но возмущенное из-под кровати. – Тюф хороший, Тюфа нельзя в Ургаш!
– Обнаглел в корягу, кучка костей, – усмехнулся Роне.
Под кроватью обиженно завозились, но спорить не стали. И вылезать тоже. А за окнами снова завыло, почему-то сразу с двух сторон. Роне вопросительно поднял бровь:
– Шер Кельмах успел размножиться?
– Ну что ты, мой темный шер. Это всего лишь феи-пересмешники. Лич сидит в башне Заката и рассказывает Зефриде, как он был неправ и как сильно раскаивается.
– Ты спрятал его… о, добрые боги! – Роне рассмеялся и чуть не пролил остаток шамьета. – Магбезопасность с чувством юмора… с ума сойти…
Дайм только хмыкнул и, прикрыв глаза, отпил еще шамьета. А Роне… он сам не понял, почему в груди защемило и перехватило дыхание. Ничего же не случилось. Ровным счетом ничего. Просто… все было слишком хорошо. Как прекрасный сон. Как сказка.
Мысль о скоротечности сказок Роне отогнал. Дурные предчувствия – вернейший путь к дурным событиям. К Мертвому их. Все будет хорошо. Уже хорошо, прямо сейчас.
Пока Дайм мечтательно жмурился – не столько наслаждаясь шамьетом, сколько вспоминая собственный сон, о чем ясно говорило его возбуждение – Роне выскользнул из постели и, как был обнаженным, приблизился к нему. Опустился на колени у кресла, между ног Дайма. Положил ладони поверх его рук, обнимающих чашку с шамьетом. И шепнул:
– Ты пахнешь Грозой, мой светлый шер.
Вспышка эмоций Дайма на миг ослепила Роне – хрупкое недоверчивое счастье, нежность, потребность защитить свою возлюбленную, восторг, сводящее с ума желание… и крохотный отзвук сомнения: примет ли это все Роне? Не будет ли ему больно?
– Я счастлив твоему счастью, мой свет, – ответил на невысказанный вопрос Роне, пряча подальше обжегший его стыд.
Он так и не сказал Дайму всей правды. В отличие от Дайма – тот не стал ничего скрывать. Доверился Роне. Истинно светлый шер. Проклятье, но не говорить же ему прямо сейчас: я обманул тебя, дружище, я взял ее первым. Не зная, что ты не сделал этого раньше, но фактов не изменишь. Испортить Дайму прекрасное утро было бы совсем подло и цинично.
Потом. Он обязательно все расскажет потом. А сейчас…
Сейчас Роне притянул Дайма к себе и прижался щекой к щеке, впитывая пахнущее грозой и шамьетом, такое хрупкое и драгоценное доверие. И – отдавая свое. Доверие, понимание, любовь. Свой дар.
Хрупкий, драгоценный миг слияния душ, когда мир рассыпается на осколки и воскресает – один на двоих. Изумительно цельным, ярким и правильным. Миром, где свет и тьма – лишь две стороны одной любви. Миром, где прохладная, нежная гроза обнимает их обоих, щекочет ноздри запахом свежести и весны, ласкает дождевыми струями, растворяет их в себе – и сама впитывается в них обоих, и капли шепчут: «Я люблю тебя, Дайм, мой Дайм…»
«Я люблю тебя, Дайм. Мой свет», – повторил Роне. Одними губами, потому что горло перехватило от какого-то странного чувства. Может быть – нежности. Может быть – восторга. Может быть – от ощущения яркости и неповторимости мгновения. Или просто от счастья жить, по-настоящему жить, только здесь и сейчас, без прошлого и будущего – ослепительно прекрасным настоящим моментом…
Сколько длился этот момент, Роне понятия не имел. Он не задумывался о таких странных и далеких материях, как время. Ему достаточно было обнимать Дайма, защищать и изучать его – потоками одной на двоих магии. Без слов, но идеально понимая. Просто даря друг другу ослепительную радость бытия.
«Я дарю тебе мое сердце, мою жизнь и драконью кровь в моих жилах», – звучали слова единения в каждом касании магических потоков, в каждом вдохе, в каждом биении пульса, одного на двоих. И Роне был уверен: Двуединые слышат. Они здесь, со своими детьми, плотью от плоти своей, кровью от крови. И если сейчас сказать эти слова вслух – Дайм повторит, не сомневаясь ни мгновения.
Роне почти сказал. Почти успел. Не забыв ни о Шуалейде, ни о Линзе. Нет. Просто нужно было – сейчас, вдвоем. И будь что будет.
– Дайм, я… дарю тебе… – начал Роне, и тут в дверь башни Рассвета ударила чья-то тяжелая рука.
– Именем императора! – прогрохотал магически усиленный голос голема.
0
0