— Так дело не пойдет, шериф! — подбоченясь, заявил кудрявый толстячок, завернутый, как конфета, в блестящую тогу.- Не для того мы покидали свои миры, погрязшие в деспотии и тотальном контроле над личностью, чтобы и здесь, на девственно-чистых просторах свободомыслия за нами следили электронные глаза!
— А я не для того приперся на эти девственные просторы, чтоб вас всех тут сожрали в первые два года, как сорок процентов таких вот умников-поселенцев! — Худосочная но длинная девица с косой до задницы довольно точно воспроизводила протяжный шерифский выговор и даже порой умудрялась так же хрипеть.
— Как-то пафосно, по-моему, — задумчиво сказал Стейднер. Он, как всегда, полулежал в любимом кресле в самом углу обеденного зала поселковой пекарни. На сцене шла репетиция спектакля к очередной годовщине поселения. Одного из спектаклей.
— Зато правдиво, — ответил Луис, пристроившийся за столом рядом. — Они же это с записи и сняли, потому что ты в том споре победил.
Критика из угла на этом не закончилась.
— А почему на… э-э… мне этот абажур с бантом на заднице?
— Можно подумать, тебе не нравится, — фыркнул Арранхо.
— Это потому что Лилс во втором — нашем — спектакле играет Гертруду и не переоделась после репетиции, — пояснила сидящая за столиком с Арранхо особа, в документах именуемая Еленой. Мать называла Елену Шушонком, и те, кто знал, как выглядит шушь, с ней соглашались.
Праздничную программу очередной годовщины переселения обеспечивали аж три театральных труппы, два хора, толпа музыкантов-эксцентриков и четыре танцевальных ансамбля. Участники, правда, свободно мигрировали из одного коллектива в другой, и подчас задействованы были чуть ли не в каждом выступлении. Что не мешало бурлить активной закулисной и подковерной жизни, с интригами и прочими страстями.
— А на этот спектакль она наденет экзоскелет под костюм, — делилась подробностями Шушонок. — Который Лика носила, помните? Будет круто. Сможет кидать людей не хуже чем вы, шериф.
Да, дочка кондитерши, пока сращивала переломанные кости, шастала в одном из универсальных экзоскелетов, закупленных для медицинской части. По мнению Арранхо, привязать ее к койке дней на сто, залив по уши чем-нибудь твердым, было бы куда полезнее как минимум для прибавки мозгов. Но тут больше пеклись о нежной психике ребенка.
— Сегодня он шериф. — Стейднер ткнул пальцем в бок Луису. — А ты кого играешь? И почему среди персонажей Ходячий Труп? У вас там зомби-апокалипсис?
— Я играю режиссера-постановщика, — насупилась Шушонок. — И не Труп, а Призрак. Вы плохо перевели.
— Возьмите его на роль Трупа, — Арранхо тоже ткнул напарника пальцем в бок. — Или Офелии. Он психованный, и у него есть белое платье.
— Офелию играет Кейлин, — вздохнула Шушонок.
Луис задумчиво кивнул. Упомянутая Кейлин уже битых двадцать минут строила ему глазки, ручки и ножки из-за стойки бара, за которой элегантно кушала мороженое. Нейроконтроллер в голове молчал. Зато пятнадцатилетняя звезда, поймав его взгляд, живо перебралась к ним за стол.
— Здравствуйте, шерифы, привет, Шушь. Обсуждаете спектакль?
— Отличная пьеса, — одобрил Арранхо. — Сплошные драки, убийства, ругань и подставы.
— Это классика Старой Земли, — взмахнула Кейлин серебряными ресницами.
— Предложите Луису главную роль. — Ехидство в голосе Стейднера уловило только тренированное долгими годами общения ухо. — Я ознакомился со сценарием. Персонаж, по ходу пьесы ухлопавший половину действующих лиц, нам подходит.
Кейлин взволновано вздохнула. Прижала ладонь к груди. Глаза ее под пушистым серебром были светлы и прозрачны. Смотрела она на Арранхо, но обращалась к Стейднеру.
— Не шутите так зло! Шерифу Луису пришлось многое пережить на войне. Не его вина, что войны существуют и что там приходится… убивать.
Блестящий взгляд вонзился в лицо Луису.
— Все видели броню спецвойск, шериф. Это не секрет.
Арранхо моргнул. Нейроконтроллер зашелся тревожной пульсацией.
Стейднер сложил пальцы домиком, прикрыл этим вигвамом нижнюю часть морды.
— Прости, баобаб души моей. Все время забываю, как тебе тяжело. Пришлось.
Луис моргнул еще раз. Вздохнул. Прислушался к затихающей пульсации в черепе.
— Если бы я не был старым, больным, прожженным ксенофилом, — проникновенно сказал он, обращаясь к Кейлин, сверля ее горящим взглядом и приложив обе ладони к области сердца, — я пригласил бы вас на танец, прекраснейшая.
Щеки Кэйлин запылали. Обернувшись к Стейднеру, Луис добавил:
— А тебе я голову в жопу засуну!
Стейднер заржал. Елена и Кейлин торопливо и смущенно попрощались. Офелия ушла вовсе, а Шушонок перебралась за стойку, поближе к матери.
На сцене тем временем в форме танцевально-акробатической аллегории пытались изобразить тяжелую, но полную радостного плодотворного труда и взаимовыручки историю возведения поселка. Во всяком случае, так это действо обозначалось в сценарии. Впрочем, рассинхронизированные подергивания частями тела, столкновения и падения вполне, в общем-то, эту самую историю и отражали. Как отражал ее и общий ржач.
— Не понимаю, — задумчиво проговорил Стейднер. — Чего бы им не взять те же самые экзоскелеты. Командирской программой из твоей героической пижамки можно объединить их в тактическое подразделение, задать схему движения, прописать трюки. Внутрь подготовленных людей только надо помещать. Хотя автоматически вправлять вывихи медицинский скелет и так умеет, так что…
— Твоего технического гения им не хватает, — буркнул Арранхо, не сводя глаз с женщины за стойкой. Нейроконтроллер буквально тряс своды черепа. Если бы он не был таким старым, прожженным больным ксенофилом с контроллером в мозгах, на танец он пригласил бы мать Елены. И это было бы…
— Фиаско!- заорал он на сцену. — Фиаско, бля!
Все, кто был в пекарне, замерли. А народу набралось порядочно. Едва — впервые за репетицию — сумевшие таки составить акробатическую пирамиду из пяти человек танцоры дружно повалились на пол.
Точно посреди бутафорского солнышка, подвешенного под арлекином, нарисовалась тонкая серая фигурка с длинным пушистым хвостом и почти мгновенно сдристнула оттуда, после чего стало понятно, что на солнышке не хватает половины лампочек.
Арранхо снова выругался. В пекарне стоял дружный хохот.
Выкормленные Дымкой звери и вправду оказались симпатичными, умными, очень влюбчивыми и отлично приручались. Правда, при этом они еще и жрали все, что не приколочено, развинчивали ловкими лапами все, что не монолитный чугунный шар, и отлично маскировались, сливаясь окраской с окружением. Самого шустрого из первого помета торжественно подарили шерифам. После чего процесс укладывания в койку стал еще увлекательнее, чем раньше — зверек очень полюбил вздремнуть на хозяйской кровати, а встающие дыбом от испуга чешуйки больно кололись.
— Почему вы назвали его Фиаско, шериф? — вытирая глаза рукавом, спросила из за стойки мать Елены. Арранхо сгреб со стола шляпу.
— Потому что мне сказали, что орать на весь поселок «Пиздец» — очень неприлично.
И гордо удалился в сгустившиеся сумерки.
0
0