Гун-хе был прав: среди прибывших было крайне мало женщин. Своих женщин они оставили в городе.
И всё же… всё же.
К возвращению Шеддерика часть замка была захвачена, а одна из угловых башен даже горела – сквозь слуховые окна и бойницы пробивался дым.
Шедде увидел его издалека, и передумал входить в Цитадель. В замке Гун-хе. Есть, кому решить всё вопросы. И Торгил – есть, кому принимать рапорты и отдавать приказы.
А вот Эммегила там, скорей всего, нет. Уже нет.
Светлейший должен был понять, что попытка провалилась, как только обнаружил, что ни рэты, ни наместника нет в их покоях. Иначе – не сходится. Смысл продолжать бой за крепость, когда власть в Тоненге — это не каменные стены, уже однажды, кстати, подведшие своего хозяина. Власть в городе – это люди. И официально признанный наместник. И непризнанные городские старейшины. И если бы было доказано, что одни убили других, тогда, может, Эммегил и смог бы довольно безболезненно для себя получить то, чего добивался. Ифленское посольство не будет искать правых и виноватых, оно отдаст власть в стране удобным и лояльным – а Эммегил сможет некоторое время побыть удобным и лояльным претендентом. Но коль скоро план сработал лишь частично, выжили свидетели и бой за Цитадель практически проигран, остается ему только одно. Пока сторонники прикрывают отступление, он попытается покинуть город.
И кстати, именно по этой причине ему вряд ли стоит расчитывать на помощь тех дворян, что тоже участвовали в заговоре: им выгодней сейчас отказаться от такого опасного знакомства.
Он ифленец, значит, ему и в голову не придёт скрываться в глубине материка. Нет, он будет уходить морем. И в порту не так много судов, которые прямо сейчас готовы к долгому переходу, пусть даже каботажному, разница невелика.
Их два – свадебный корабль, которым официально командует Янне, и на который Эммегила никто не пустит. И небольшой, на десять пушек, довольно старый двухмачтовый корабль, который тоже принадлежал в прошлом наместнику Хеверику.
Корабль этот прошлой осенью продали, но новый владелец оплатил сухой док и ремонт, а с неделю тому судно было вновь спущено на воду.
Есть ещё рыбачьи лодки, но вряд ли светлейший чеор соблазнится хоть одной из них. А немногие торговые суда, зимовавшие в дельте Данвы, ещё не окончили подготовку к навигации, к дальним морским путешествиям.
Значит, искать его надо на старом корабле Хеверика.
А если повезёт, то не искать, а ждать – выбрав удобную позицию и тщательно проверив пистолет, чтобы не подвёл в самый нужный момент.
В Тоненге лишь три причала приспособлены для швартовки морских судов. Когда-то здесь действительно грузились тяжёлые иноземные корабли самыми разными товарами, да и местным торговцам хватало места, но пирсы пришли в упадок, а старые деревянные настилы провалились и разрушились. Для нынешнего положения дел хватало и трех оборудованных причалов. И один как раз был занят «Рассветным скитальцем», по виду – полностью готовым к отплытию.
Шедде сразу решил, что не ошибся. Если Эммегил ещё не здесь, то скоро здесь будет. И Шеддерик руку бы на отсечение отдал, левую, особенную, что светлейший занял капитанскую каюту.
Где расположена на этом судне самая роскошная каюта, Шедде прекрасно знал. Сложно ли будет до неё добраться? И что, если он вдруг ошибся?
Он оставил лошадь на дворе у Янне – благо, было по дороге, а встревоженный слухами о заварушке в замке, хозяин «Каракатицы» не спал. Так что за неё можно было не волноваться.
Судно продолжало неспешно готовиться к отплытию. Погрузка закончилась, сейчас на борт поднимали последний оставшийся груз – клетки с живыми курами. Работали грузчики споро и тихо, только испуганные пеструшки квохтали издалека, да начальник поторапливал, чтобы не копались.
Шедде с минуту выждал за горой старых бочек, пока последний из грузчиков поднимется наверх, окинул набережную внимательным взглядом, никого не обнаружил – и со всей возможной уверенностью направился к сходням, на всякий случай, надвинув шляпу на глаза.
Дежурный вяло поинтересовался, кто он таков. Но ответ, что он – посланник из Цитадели с сообщением для светлейшего, горе-караульного вполне устроил.
Дальше было просто – пробежать по шканцам (проклятые куры снова зашумели), спуститься палубой ниже. Спросить у матроса, топающего в сторону расположенного на носу камбуза, на месте ли чеор та Эммегил. Получить утвердительный кивок.
Всё он правильно понял и правильно рассчитал. Осталось немного.
Главное, самому не подставиться раньше времени…
– Войдите! – голос светлейшего чеора звучал хрипло и резко.
Шедде криво улыбнулся, представив, как эта сцена будет выглядеть: как в постановке площадного театра. Но с этим всё равно нужно заканчивать. И чем быстрей, тем лучше.
– Не хочу желать вам здоровья, Эммегил, – сказал он, входя, и кинул шляпу на дорогой дорожный сундук, оставленный у входа. Светлейший чеор не успел здесь обжиться. – Но рад, что не ошибся в вас.
Эммегил резко выпрямился. Какого-то подвоха он ждал, потому что в обеих его руках было по пистолету.
– А вы быстро, – он даже притворно обрадовался встрече. – Как вам мой подарок к прибытию посольства? Впечатлил?
– Вы о двух десятках ваших убитых сторонников?
Эммегил поморщился:
– Вы сюда явились один, с одноствольным пистолетом, без подручных… на что вы рассчитываете? Что я растрогаюсь от такой бескорыстной жертвы и сам сдамся в плен? Чеор та Хенвил. Вы проиграли. Ваш брат мёртв, его девка – тоже. С минуты на минуту мне доложат, что и эта ваша мальканская шлюха отправилась прямиком туда, куда ей и дорога.
– Может быть. – Значит, Темери ещё не нашли. Она где-то в городе, а Каннег и Янне не дадут ей пропасть, как бы события дальше ни пошли. – Только вам до этого уже не должно быть дела. Вы умрёте, Эммегил. И вам, гарантирую. Умирать. Не понравится.
Вместо ответа Эммегил вдруг вскинул правую руку и выстрелил – почти в упор. С шести шагов никто бы не промахнулся. А уж из прекрасного ифленского пистолета, сделанного в одной из лучших мастерских Рутвере, да по неподвижной мишени – не промахнулся бы и слепой.
Эммегил промазал. Он это сразу понял. Даже не потому, что чеор та Хенвил остался стоять. По выражению лица, по изменившейся, ставшей ещё более уверенной позе. Дескать – ну что? Попробуем повторить? Или время моего выстрела?
– Зачем вам это нужно, Эммегил? Разве оно того стоит? – спросил Шедде, медленно, со вкусом беря в прицел левый глаз Эммегила. А потом меняя его на правый.
На шум выстрела сейчас кто-то прибежит. Так что надо решить всё быстро. Но вопрос уже задан. Значит, придётся дождаться ответа. Эммегил и ответил:
– Стоит. Конечно, стоит. Если бы Хеверик не вызвал тебя так спешно в Тоненг, никто даже не заметил бы, как вся эта земля стала бы моей. Но нет, старый негодяй что-то почуял… Кстати, это ты отчасти виновен в смерти Кинрика – не притащи ты мальканку, не понадобилось бы его убивать… подписал бы отречение, и дело с концом. Город не стал бы вмешиваться. Так что, чеор та Хенвыил, да, вы мне мешали. И продолжаете мешать.
В дверь постучали. Кто-то желал убедиться, что с хозяином всё в порядке.
Кем-кем, а трусом Эммегил не был. Он, только поняв, что помощь прибыла, даже слегка расслабился. Да и чего ему бояться – на борту полно его людей, сейчас все будут здесь. Может, он именно так и рассуждает, продолжая дразнить противника. Может, он надеется на ошибку, которую Шедде вполне может совершить, слишком увлекшись местью.
Нажать на спуск и покончить с гнидой.
А потом с боем прорываться к сходням. Хороший план! Самоубийственный, но хороший.
Кинрик мёртв. Чеора Росвен тоже. Ради кого продолжать сражаться?
Рэту город спрячет так, что ни одна сволочь не вынюхает, где её искать. Так что остаётся забрать с собой побольше врагов, и тихо сгинуть на дне. Оставив ни с чем заодно уж и самого императора. Хотя этот, пожалуй, будет только рад.
– Светлейший! – крикнули из-за двери, – у вас всё хорошо?
Эммегил, не обратив на этот оклик никакого внимания, сморщил аристократичный нос и развил мысль.
– Ты выродок, который не должен был родиться. И ты проклят. – Голос его вдруг сорвался на хрип. – А проклятым нет места в этом мире. Ты должен был сдохнуть, как последний провинившийся раб. То, что ты ещё жив – попущение Повелителей Бурь. Сдохни!
Они выстрелили одновременно.
И одновременно с этим в дверь ударили чем-то тяжёлым и крепким, она затрещала, выламываясь.
Нельзя надеяться на защиту проклятья: расстояние небольшое, а Эммегил был хорошим стрелком. Так что вторая пуля всё-таки чиркнула по предплечью вытянутой вперед правой руки с пистолетом, и оставила длинный кровавый след.
А вот светлейшего чеора Эммегила не хранили ни проклятия, ни благословения. Он упал, словно куль, тяжело и неудобно, задел подвешенный к потолку тяжёлый стол, а потом скрылся под ним. Шедде казалось, что, даже слегка оглохнув от двойного выстрела, он слышит неприятный булькающий хрип.
Но наблюдать за агонией Эммегила было некогда: в каюту уже вломились вооружённые кто чем матросы и солдаты личной охраны светлейшего.
Шеддерик отбросил ненужный пистолет. Своей сабли у него уже не было, та, что он прихватил у гвардейцев, осталась в трупе одного из сторонников Эммегила ещё в городе, а был только взятый у Янне рыбацкий широкий нож. Но зато в каюте Эммегила на стенах было полно самого разнообразного железа – на любой вкус. От пиратского кутласса, до древнего полуторного меча для конного боя.
Всё старинное, подлинное, изукрашенное драгоценностями: светлейшему чеору хватило времени развесить по стенам каюты любимую коллекцию. Это сундуки разобрать он не успел…
Кутласс висел ближе всего к Шеддерику, и только по этой причине оказался у него в руках. Дверь распахнулась. Даже не задержавшись у входа, вперёд выскочил один из солдат – в правой руке абордажная сабля, на левой – наруч со стальными бляхами и шипами. Крупный бородатый ифленец был опытным бойцом и сразу бросился в атаку. В некоторых случаях физическая сила и мышечная масса помогают. Главное – прижать противника, добиться близкого контакта, и тогда даже сабля будет не нужна, можно сломать шею одним, правильно направленным ударом. Шеддерик не собирался давать противнику такого шанса. Кутласс – не привычная абордажная сабля, он короче, к тому же, это прямое оружие с другим балансом. Но опытному солдату не нужно много времени, чтобы приноровиться к новому оружию.
Разговор плавно перешёл на тему защиты киборгов: после Джуны долго говорила глава местного офиса ОЗК, потом встал местный дексист, разгорелся спор — и о картинах уже не вспоминали. В пять часов Змей по просьбе Нины по внутренней связи сообщил Златко, что надо как-то заканчивать встречу, так как скоро прилетят его родственники и их надо встретить хотя бы у дверей гостиницы. Златко передал его слова Светлане, но она попросила куратора выставки не закончить встречу, а сделать перерыв, чтобы всё-таки дать возможность посетителям осмотреть картины, не сообщая, что Нина со своими киборгами намерена незаметно покинуть зал, пока люди перемещаются по выставке.
В результате был объявлен двадцатиминутный перерыв на осмотр выставки и чай с конфетами, который тут же принесли местные мэрьки. Вышедшие из зала Нина и её киборги смогли дойти только до кабинета просветительского отдела, находящегося за поворотом коридора, и, чтобы не терять драгоценное время, Нине пришлось пообещать появившимся местным просветителям показать утром какой-нибудь обряд и бузу — и только после этого Нина со Змеем и Анной смогла вернуться в свой номер.
Светлана с киборгами после перерыва вернулась в зал, чтобы продолжить разговор о картинах и таланте Златко, но зрителей интересовало уже совершенно другое – работа ОЗК – и Светлана попросила куратора выставки подключить в режиме видеоконференции Карину Ашотовну Оганесян. Её просьба была выполнена, а представитель местного ОЗК позвонил Кире Александровне Гибульской с просьбой принять участие в обсуждении темы защиты киборгов. После этого местный дексист дозвонился до Бориса Арсеновича, возникший местный журналист перехватил у Светланы ведение встречи — и мероприятие продолжилось с новыми разгорающимися спорами.
Джуна и Волчок остались в зале, но прошли ближе к Светлане, Леону и Златко, чтобы поддержать их при необходимости.
***
В номере Нина сразу позвонила в кафе при музее и заказала ужин с тортом и кофе на шестерых человек, собираясь за один стол посадить и киборгов, а Змея попросила выйти, пока она переодевается в сарафан полегче, и заодно встретить курьера из кафе в коридоре.
Анна, помогая новой хозяйке снять тяжёлый сарафан и юбки, на все её вопросы отвечала только стандартными фразами и выглядела, как исправная машина — и потому Нина после переодевания прекратила попытки разговорить её и велела ей тоже переодеться и убрать снятый костюм. Анна в стандартном чёрном платье горничной стала ещё более машиной.
И тогда Нина позвонила Платону и показала Анну, и они так внимательно смотрели друг на друга, что Нине показалось, что они между собой о чем-то разговаривают. После паузы, на самом деле длившейся всего пару секунд, Платон сказал:
— Анна разумна, но пока боится тебя… это пройдёт. Ей нужна нормальная одежда, и я заказал для неё по сети пару платьев, туфли и бельё, нормальное, человеческое… курьер принесёт пакет минут через пять. Всё оплачено. Кстати, головизор у тебя включён? Включи, там такое показывают! Местный канал… я видел ваш проход, и слышал речь Змея… это было круто! Жаль, что Светлана Кирилловна не решилась надеть костюм… в нём она бы сейчас не была бы в таком шоке. Со Златко я уже поговорил, он уже не обижен, что всё внимание досталось тебе… люди не только спорят, но и смотрят его работы, и уже есть новые покупатели на его картины. Включи! Я перезвоню попозже. Пока.
Едва Нина успела отложить в сторону выключенный видеофон, Змей вкатил в комнату сервировочный столик с тарелками, закрытыми крышками, следом за ним вошёл курьер из магазина женской одежды с большим пакетом. Нина расписалась в получении, курьер вышел, и Нина наконец включила головизор.
Анна стала бесшумно сервировать столик, отложив пакет с одеждой в сторону, а Нина замерла перед экраном. Мероприятие, изначально запланированное минут на сорок, было в самом разгаре и заканчиваться не собиралось. Голоканал разорился на оплату сеанса прямой видеосвязи с Кассандрой и Антари, и на пяти мониторах, появившихся в зале, Нина узнала Киру Александровну, Бориса, Карину, а руководителей местного ОЗК и местного филиала «DEX-company» назвал ей Змей. На Златко уже не обращали внимания, но Светлана ещё пыталась перевести разговор на тему картин, но без особого успеха.
Были слышны выкрики из зала и из мониторов, которые пытался перекричать ведущий:
— …нечего очеловечивать технику!..
— …они реально разумны! Всё-всё понимают!..
— …в топку его!..
— Он же сорванный! Почему он ещё не утилизирован? — вопрос был адресован Борису и он начал говорить:
— Змей не будет утилизирован. Он был подарен моим племянником моей бывшей жене и поначалу я именно по этой причине не трогал его, хотя заметил, что он приказы выполняет с задержкой. Но потом Нина сдала его в аренду заповеднику в качестве егеря, и он уже не представлял опасности для города, но представлял интерес для науки…
— Какой-такой науки? — кричали в зале, — утилизировать прямо сейчас!..
Нина обернулась на Змея, явно собиравшегося ей что-то сказать, но тут Карина на мониторе заявила:
— Нина Павловна является сотрудником ОЗК и все киборги, живущие на острове, зарегистрированы в ОЗК. Змей в том числе. Этот опыт заслуживает того, чтобы его изучили… и не только дексистов это интересует, это уникальный опыт по социализации киборгов в общество людей и заслуживает того, чтобы продолжать…
В это время Змей сообщил Нине, что гости уже прошли мимо охранника музея и уже поднимаются на лифте на второй этаж — и головизор пришлось выключить. Змей вышел, чтобы переодеться в любимую синюю косоворотку, чтобы в ней встретить родственников, а Нина велела Анне быстро сменить униформу на длинное голубое платье.
Через несколько минут створки дверей широко раскрылись — и в комнате сначала появилось гравикресло, в которой сидела элегантно одетая и очень взволнованная пожилая дама в небольшой шляпке на убранных в пучок седых волосах. За коляской в комнату вошли крайне серьёзный мужчина лет тридцати и уставшая женщина лет двадцати семи с небольшой сумкой — и остановились. Змей зашёл за ними, закрыл двери и встал у входа так, чтобы контролировать мужчину.
— Добрый вечер! — поздоровались Нина на интерлингве, досадуя на себя, что не удосужились узнать, говорят ли гости по-русски, и что не нашла времени спросить у Змея о присланных им видеозаписях семьи Вучич, — проходите к столу… вы с дороги и, наверно, хотите есть. Разделите с нами ужин…
Но к её облегчению, дама заговорила по-русски, медленно и очень старательно выговаривая слова:
— Добрый вечер! Нина Павловна? – она огляделась, и не замечая никого, кроме Нины и замершей Анны, с волнением спросила:
— А… где же мой внук… я так долго ждала этой встречи…
Нина взглянула на DEX’а:
— Змей, подойди… это твоя бабушка, — когда Змей подошёл к сидящей в коляске женщине, она попыталась встать, чтобы посмотреть на него, но её дочь усадила её обратно, тихо говоря что-то про больные колени и запрет врачей долго находиться на ногах. Змей присел перед сидящей в коляске женщиной на корточки и осторожно взял её за руку и тихо сказал:
— Я здесь… это я, киборг DEX-6 по имени Змей и… с отчеством Горынович. Это я… Ваш сын первым не дал меня бить и начал обучать… он первым поверил, что я разумен… он усыновил меня перед Солнцем, но не успел сделать это… официально. И я считаю Вас своей бабушкой… можно?
— Можно… ты видел моего сына… и видел его гибель… — чуть не заплакала пожилая дама, и её дочь тут же достала из сумочки таблетки и Нина тихо велела Анне подать стакан воды.
Чтобы как-то успокоить бабушку, Нина решила сменить тему:
— А Вы хорошо говорите по-русски… довелось жить на русскоязычных планетах?
— Нет, что Вы… родилась и выросла на Нови-Саде… но русский язык изучала в Университете Нового Санкт-Петербурга… и после этого я сорок лет преподавала русский язык в педагогическом институте, говорю на нём свободно… — она запила водой таблетку, вернула стакан Анне и уже с улыбкой предложила:
— Будем знакомиться? Я Зарина Вучич, но… если Вам удобнее с отчеством, как принято у русских, можете звать Зарина Баженовна… это моя младшая дочь Радмила, — кивнула она на спутницу, — а это её муж… Цветан Петков.
Нина перевела взгляд на мужчину, явно бывшего военного, хоть и в обычном гражданском костюме, который в упор смотрел на Змея. А Зарина, глядя на Змея, тихо и словно для себя проговорила:
— Вот как получилось… ты киборг… и ты приёмный сын Горыни… киборг по имени Змей и с отчеством Горынович… встань, дай посмотреть на тебя… разумный киборг! Ну надо же… благодарю тебя за сделанные записи… на них Горыня снова живой… ваш волхв прислал мне несколько видео, пересматриваю их постоянно… но тебя на них нет, так как ты снимал… на себя.
Змей поднялся на ноги и Радмила подала ему небольшую подвеску на цепочке:
— Носи, этот оберег брат делал для своего сына… это Алатырь… он означает стремление к солнцу, восемь лепестков символизируют продолжение жизни… но его жена погибла, так и не родив… в пожаре. Теперь ты мой племянник, я признаю тебя сыном моего брата… как же нам повезло, что ты есть! Цветан, — обратилась она к мужу, — что ты так смотришь на него?
Цветан, молча смотревший на все обнимания и слёзы встречи, наконец, поздоровался и тихо сказал:
— Значит, это всё-таки ты… ваш волхв сказал, что есть такой Змей Горынович, боевой киборг, усыновлённый братом жены… а я сомневался и думал, какого же это киборга Горыня успел усыновить? А это ты… ты, значит, действительно живой… а я не верил ему тогда… ну, что, собирайся тогда, у нас лайнер в десять вечера.
— Змей не полетит с вами, — возмутилась Нина. — Он не вещь, а приёмный сын Горыни… Змей Горынович. И мой тоже… — до неё дошло ранее сказанное, и она спросила:
— Вы… что?.. знакомы? Змей, как же так?
И DEX тихо ответил:
— Да, мы встречались… когда я был «тупой жестянкой» и «эй ты, поди сюда»… в тот день прилетевший в часть капитан Вучич запретил бойцам избивать меня… это называлось «тренировкой»… а Цветан только что пришёл в часть по контракту… он просто стоял и смотрел, для него это было нормой… капитан Вучич был первым человеком, остановившим избиение киборга, — DEX спокойно посмотрел в глаза Цветану и тихо продолжил, обращаясь уже только к Нине: — Мама, я должен был сказать тебе об этом раньше… но сам поздно узнал, что именно он женат на тёте Радмиле… а во время мероприятия сообщать не стал, не знал, как отреагируешь… при всех…
— Хорошо, я поняла, — тихо ответила ему Нина и всё-таки пригласила гостей за стол. Но Цветан продолжал стоять и в упор смотреть на Змея, но через пару минут тихо заговорил:
— Значит, ты тогда всё понимал? Всё видел, всё слышал… всё чувствовал… но не мог ничего сделать… потому и был глючной машиной… и только капитан разглядел в тебе человека… а мы не верили и смеялись… как же он был прав тогда… он говорил нам о своей вере и учил ценить жизнь… и киборгов тоже. О законе кармы говорил и о перерождении, об уважении к родителям и к сёстрам… я только после этого читать начал, вся жизнь как на ладони… А потом я после кремации повёз урну с его прахом на Нови-Сад его матери… и остался…
— Змей действительно живой… племянник бывшего мужа привёл его ко мне в таком состоянии, что Змей сам назвал мне своё имя, рассчитывая, вероятно, на последний приказ с моей стороны… но я уже работала с киборгами в музее и постаралась не доводить его до явного срыва… — Нина сделала паузу, пригласив за стол ещё и Анну, и продолжила рассказывать.
Гости по обычаю сначала отломили по куску хлеба, который подал Змей, потом присели к столику и долго молча слушали, иногда что-то переспрашивали и от волнения переходили на сербский, а Змей переводил Нине слова то Радмилы, то Зарины… а Цветан говорил много и долго, переходя с русского на болгарский, сербский или на интерлингву:
— …вот ведь я понимал, что неладно мы делаем, а остановить их не мог… пойти против всех боялся. А Горыня не побоялся остановить «тренировку», объяснять начал, про карму говорил… а он оказался действительно живым… ведь мы его сначала назвали Горынычем в шутку, словно бы Горыня усыновил его, а вот как вышло… а уж потом Змеем звать стали…
Зарина, в слезах от волнения, жестом попросила дочь помочь ей встать и обратилась к DEX’у:
— Змей, подойди ко мне, обними… — она поцеловала в лоб осторожно обнявшего её Змея и с его помощью опустилась в кресло, — можешь называть меня бабушкой… к сожалению, Камен, мой муж, не дожил до этого дня… но я счастлива, что у меня теперь есть ты. А теперь поздоровайся с тётей и её мужем… как с родственниками…
И, вроде, все налаживалось, и дела шли в гору, но, в то же время, все было не так. Какие-то важные разговоры, уточнения деталей, координация отрядов между собой… сумбурная занятость, суета сует, но чего-то важного не было. Редвел вздохнул.
Передавали, что на левом фланге первые потери. Ангелы, лишенные главного руководителя, которым, как выяснилось, был начальник собственного нашего отдела параполиции, стояли лагерем, в ожидании приказа. Нападение кротондского корпуса было для них неожиданностью, хорошо спланированной и продуманной Себастьяном. Развороченные склады артефактов остались опустошенными: каждый вешал на себя разнообразную защиту, внешне напоминая чемпиона в орденах, а магически – несокрушимый танк. Темный отряд крылатых, вооруженный мечами Непокорного, уже летел, разя направо и налево. Всего десять человек, но большего и не нужно.
Картинка была четкой настолько, что от нее кружилась голова – это Аврора сегодня, по собственной воле, играла за нас, показывая сражение в режиме реального времени, присоединив сознание к остекленевшей взглядом чайке.
Девчонка-менталистка еще пять минут назад рыдала на плече Рени, в последний миг освобожденная из плена, но сейчас уже вытеснила все эмоции за край психики и точно исполняла свой долг. Себастьян внутренне был рад, что два менталиста сошлись в крепкий союз, вслух уже который раз предупреждая брата Аманды беречь Аврору и наблюдать за нестабильным состоянием.
Девчонкой, попав под ментальный скальпель Верда, верного Шарэльского пса, будучи идеальным оружием-самоубийцей, без памяти и воли, сейчас бывшая псевдомонахиня вызывала опасения. Но Аврора лишь отмахнулась, сразу с телепорта рванувшись у гущу дел.
Все шло своим чередом, но что-то было не так. Себастьян еще раз обвел взглядом усадьбу сумасшедшего Бетрана, где они организовали лагерь командования сопротивления: главный зал, словно жуткое техногенное древо уходил трубками и колбами в стеклянный потолок, озаряемый жемчужным, ни о чем не горюющим солнцем. Отсюда, из главного зала, находившегося на горе, по сравнению с другими постройками, была видна как на ладони вся усадьба.
У фонтана мигал телепорт, перекидывая второй отряд к правому флангу. Краснокожие, бараноголовые существа, с тигриными черными полосами, хлопали друг друга по плечам, подбадривая идти на смерть, во благо справедливости. Бодренькое красное пушечное мясо… но так должно быть: в это время Академия накроет противника магической сетью и парализует телепорты и магию.
Все шло своим чередом. Шло как по маслу, без единой запинки. С левого фронта крикнули о троих убитых. Это Шарэль материализовался прямо посередь пожара и одним щелчком приказал существам, (которых он сам и создал): «Не жить!». Первый, второй и третий, самые сильные из десятки, слышали и упали замертво. Остальные лишь сбились с курса, на бреющем пролетев полмили. Взять бывшего начальника не удалось – моментально сбежал. Наземные передавали, что сгорел заживо, но Себастьян знал: такие просто так не сгорают. Сейчас он выскочит где-то в другом месте, и дай черт, в нужном.
– Сколько по времени нам его еще терпеть? – спросил, обернувшись, у бабушки. Рыжая демоница сморщила лоб.
– Как раз на разговор с королевой хватит.
– А если Грэмпл не справится, и Шарэль захватит его тело целиком?
– Ты когда-нибудь видел одержимых демонов? – усмехнулась старшая.
– Вроде бы, нет…
– И я про то. Древний черт, ваш начальник, создал удивительно заклятие: желая подменить Ири на свою секретаршу, он задал два условия – прямой контакт взглядов и изический – касание рук. Тогда два сознания меняются меж собой. Заклятие было разработано на королеву, но Мари повезло, и она сбежала, обернув творение против творца. Дальше, будто случайно, Лав приобнимает красивую девушку, инициируя переход сущности Шарэля. Но Лав остается, тело старика пустым мешком обваливается на пол.
– Мари давно не было! – подскакивает Себастьян. – Она обещала перевести данные Шарэля по принятым из детских домов детям, надо всех найти…
– Мари больше нет! – Аманда на всем ходу выпрыгнула из телепорта. Она еще не привыкла к штатному артефакту-перемещателю, пытаясь включить свой собственный. Но базой не зря назначили это место – без артефакта сюда сейчас не попадешь.
– Почему нет? – опешил Себастьян.
– Убил. – Был короткий ответ, и сведенные в одну изогнутую линию брови. Глаза прыснули злыми беспомощными слезами.
– Ты сделала слепок события? Сохранила нить? – Себастьян не расстроился: с повелительницей Ръярда была твердая договоренность о возврате важных потерь. Сохранить ниточку и точное место смерти – чтобы не потерять среди тысяч других смертей, и Мари снова вернется к нам…
– Нет. Убил совсем! – рыдая, сообщила красноволосая демоница и повисла содрогающимся тяжелым клубком эмоций на уставшем плече.
– Тихо-тихо, шепотом стал успокаивать Себастьян. – В жизни так бывает. Она знала, на что шла…
Внезапно что-то щелкнуло внутри: а ведь он человек и будущий отец, жив и здоров, держит в руках свою женщину, хотя в любой миг может совсем потерять… ощущение жизни настигло волной, чуть не сбив с ног. Себастьян крепче сжал девушку и прижался подбородком к ее рыдающей макушке. Эгоистично. Но сейчас он был счастлив. Счастлив здесь и сейчас. Неизвестно, что будет даже через пару мгновений, и как жизнь изменится после сражения… трудности? Трудности были и будут всегда, но вот сейчас, в этот конкретный момент, несмотря на битву и риск, Редвел осознал себя счастливым.
– Тут дед с бабулей спрашивали, когда свадьба. – Попытался отвлечь Аманду напарник.
– Но ты же мне уже кольцо отдал. – Зареванная мордашка оторвалась от плеча и посмотрела в глаза.
– Вот и я так сказал. Знаешь, не очень люблю массовые мероприятия.
– Согласна. – Кивнула Аманда и обняла его уже совсем иначе: тепло и уютно прижавшись к его груди. – Брата женим. Они успокоятся.
– Ага.
К главному лазу в заборе подъехала теневая карета.
Волшебник Марун, собственной персоной, прибыл сюда, чтобы отпустить плененное чудовище и навсегда избавить от должности неупокоенных теневых возничих. Рука великого магистра поднимается в благословительном жесте, и дюжина полупрозрачных силуэтов сливается в одно черное существо, похожее то ли на червяка с лапками и панцирем, то ли на мокрицу без усов… сейчас полумонстр-получеловек скроется под землей и вынырнет прямо под северо-восточным флангом, наконец, ему представится возможность наполнить свой желудок душами…
Марун машет Себастьяну рукой: вряд ли кто-либо его еще раз найдет – в его домике безвременья, рядом с любимой речушкой…
Рядом со столовой сидит и громко хрумкает Хас. Он координирует отряды, сверяя местность по голубым точкам на таблите. Уже известно, что после войны ему светит место преподавателя Академии по предмету инфоматика. Это будет единственный случай, когда индивид, не закончивший Академию, будет там преподавать.
В саду, черные как черти, наконец, замахали руками Орелль и Соррендж – они доделали артефакт, который предстояло сразу же испытать на поле боя…
Внезапно в середине зала загорелся портал, и из него вышли сразу трое… весь гудящий улей вмиг затих, не зная, чего ждать от тех, кто смог пробраться сюда без ключа.
Иритэлла шла, опустив кисть на галантно предложенную руку императора Лавраронса тринадцатого, а сзади, такой же спокойный и парадный, шел, улыбаясь неизвестно чему, демон-инкуб Лав Грэмпл, собственной персоной.
– Сомневаюсь, что он помнит… – прошептала Аманда. – Не говори ему пока, что Шарэль ее убил…
Ищущий взгляд сменяется тревожным. Герой, вытеснивший силой духа из своего тела подселенца, не видит девушки, укрывавшей его последние месяцы у себя, той, ради кого он и согласился на всю эту эпопею…
– Мне жаль. – Серьезно произносит Себастьян, получивший ощутимый толчок от Аманды в спину. Рядом оказывается Рени.
– Она любила тебя. Несмотря на то, что ты красивый. – Никто шутки не оценил, (Хотя это была и не шутка – ведь любят вопреки, а не благодаря). Лав поднял на худого и высокого, как жердь, менталиста потерянный взгляд.
– Это ты в ней прочитал? – Соулдир протягивает демону письмо.
– Нет, это она написала тебе здесь, как и просьбу присмотреть за ее еще юной и беспомощной копией, одной из тех, что сотворил Шарэль, забавы ради. И позаботиться о ее сестре. С этим я помогу: подростки в этот период подобны пороху…
– Кротонда!
– Ръярд! Ръярд! Ръярд-Ръярд!
– Красивых деточек!
– Ура-а-а!!!
Раздаются крики в зале. Их величества объявили о помолвке.
– Все обнимаетесь? – Сорренж ревниво глянул на нового демона и встал между Лавом Грэмплом и Амандой, демонстративно погладив чуть округлившийся живот. – Мы готовы, самый масштабный в истории миров, артефакт выкатывать. Надо открывать портал.
– Ты же знаешь, нам это не под силу. Ангелы должны бежать, распахнув нам ворота. Мы ждем портала на южном фланге. Давайте выкатим его пока.
Внезапно раздаются крики:
– Бегу-у-ут!
– Побежали уже!
– Рай разверзся! – это Орелль подошел, приглашая Сорренжа закончить с начатым и телепортировать их громозскую махину прямо к жерлу телепорта, проглатывавшего одного за другим бегущих белобрысых.
– У них получится запечатать двери? – Аманда поглядела снизу вверх на рыжего инспектора и дождалась уверенного кивка.
Мы запакуем их мир и оставим ментальную ловушку. Толпа просто зависнет в безвременье, больше не стремясь к нам с разбоем. Мы заморозим их и запечатаем двери с двух сторон.
Оверт, заменявший Шарэля на время отстранения, подошел к Себастьяну за подписью с ощутимо тяжелой кипой бумаг.
– Это что? – сурово приподнял бровь Редвел.
– Вам на подтверждение. – Склонился в поклоне заместитель. – Леглеры обратились в отдел параполиции, с просьбой возобновить работу, и мэр просит, как можно бережнее, относиться к городу и не разрушить его весь во время схватки.
– Ты разве требуешь от меня конкретных решений, или можешь решить это сам? – поглаживая свою старую усталую лисицу, лежащую у ног, проговорил Себастьян.
– Могу сам. – Пожал плечами Оверт.
– Вот и подписывай сам.
– Но полномочия начальника параполиции теперь на Вас. – Не унимался заместитель.
– С удовольствием, перекладываю эту почетную ношу на вас, мой дорогой! – улыбнулся Себастьян и пошел наблюдать за погрузкой артефакта-бомбы.
Леглер-заместитель, легко и предвкушающе, спустился вниз и попросил доставить его обратно в мэрию.
Портал открыл молодой парень в шейном ортезе – брат знаменитой демоницы, избавившей Ръярд от ангелов, Рораны – Лаггер.
– Ты уже встаешь? – помахала бабуля. – Разве это не вредно?
– Рени сказал, что вся проблема в голове, в психотравме, полученной механическим путем.
– Значит, шея и спина?..
– Абсолютно здоровы! – восторженно заявляет Лаггер. – Только страшная память…
– Ничего. Завтра будет совсем другой день и совсем другой мир.
КОНЕЦ
Рассел Харт
Киборг Bond X4-17
Шеррская сторожевая Хеш
Июль 2191 года.
Пока шли до транспортника, Рассел размышлял, что делать с собакой. По имеющейся в его базе информации, шеррских сторожевых выращивали и продавали всего в четырех питомниках. Стоили они баснословных денег и позволить такого сторожа себе мог далеко не каждый. Данный конкретный кобель было явно беглым — шерсть грязная, свалявшаяся, собака исхудала в связи с явным недоеданием. Имелись раны, как уже начавшие затягиваться рваные от чьих-то зубов, так и свежее пулевое ранение. К счастью, пуля прошла по касательной, лишь слегка повредив мышцы. Необходимо было оказать псу медицинскую помощь и как следует покормить, а дальше уже предстояло попытаться разыскать его владельца. Хотя не помешало бы выяснить, почему собака сбежала — шеррцы отличаются безграничной преданностью хозяевам, поэтому причины для побега должны быть очень вескими.
Шериф решил пока разместить пса в одной из камер предварительного задержания — нужно для начала убедиться в том, что он не представляет опасности для окружающих Как-никак в транспортнике теперь появились жильцы, не отличавшиеся ни силой, ни реакцией киборгов.
У трапа Рассел остановился напротив собаки и сказал:
— Мы не причиним тебе вреда. Будешь хорошим мальчиком — мы с тобой подружимся. За мной! — и по внутренней связи DEX’у: — Арни, следуешь за собакой, контролируешь. В случае проявления агрессии — обездвижить.
На нижнем уровне они прошли в трюм. Рассел открыл дверь левой клетушки, указал туда рукой и скомандовал:
— Место!
Пес послушно вошел в тесноватую для его габаритов клетку, развернулся, сел, внимательно глядя на Bond’а.
— Это временно, мальчик. Мы же пока не знаем, как ты себя будешь вести. А у нас тут люди, они слабые. Женщина и мужчина без рук. Их нельзя трогать. Это свои. Их надо защищать. Арни их защищает. — Он мотнул головой в сторону DEX’а. — Пес с любопытством прислушивался, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону. — Сейчас я позову женщину. Она врач. Ты позволишь ей себя осмотреть. Она полечит твои раны. Ты меня понял, мальчик? — Пес кивнул лобастой головой со смешной жесткой челкой и негромко гавкнул. — Отлично!
Рассел вышел из клетушки, запер ее и пошел на второй уровень, нужно было сообщить Блэкам о новом квартиранте и попросить Эбигейл осмотреть его. Пес проводил шерифа взглядом, посмотрел на Арни, не спускающего с него лишенных выражения глаз, вздохнул и лег на пол.
Идти? Идти это хорошо. А там будет еда? И друзья? Опять улетать? Ладно, полетели, здесь не очень-то мне и понравилось. Эй-эй, я не буду проявлять агрессию, не надо лишних вещей про меня придумывать. Я очень мирный и послушный пес. Только потерявшийся. Верните меня на место, а? Врач? Не так уж я и ранен, но пусть врач. Гав!
Рассел поднялся в кубрик, где застал обоих Блэков, которые устроились за столом с чаем и печеньем.
— Ну как? Что там за громила был? — поинтересовался Эйден.
— Ты чай будешь пить? — почти в один голос с ним спросила Эбигейл.
— Чай пить буду, спасибо, — сказал шериф, присаживаясь и пододвигая к себе чашку, в которую женщина налила ему душистый зеленый чай с имбирем, мятой и лемонграссом. — Вы не поверите, кого мы с Арни задержали! — Супруги с жадным любопытством уставились на него. — Собаку!
— Собака громила фуд-автомат? — удивился Блэк.
— Видел бы ты, что это за псина, поверил бы, — усмехнулся Рассел, отхлебнул из чашки и сообщил: — Это шеррская сторожевая, кобель.
— Это такая… — Эйден развел протезы в стороны и вверх. — Мать твою! Да они же почти с годовалого бычка размером!
— Вот-вот, — кивнул шериф, жуя печенье. — Бедолага еле в клетушку в КПЗ поместился.
— Да уж, там такому точно не развернуться будет, — покачала головой Эбигейл.
— Посмотрим, как себя вести будет, — кивнул Рассел. — Может, потом сюда, в кубрик, переведем или вольер под «Шмелем» построим. Шеррцы полуразумные, а этот агрессии не проявляет, на контакт сразу пошел. Просто зверски голодный был. Да еще и ранен.
— Что ж ты молчишь?! — воскликнула доктор. — Надо ему помочь.
— Я как раз собирался попросить тебя посмотреть его или порекомендовать ветеринара.
— Пойдем, сама гляну, — решительно поднялась Эбигейл. — Если ты говоришь, что шеррцы умные, думаю, проблем с ним не возникнет.
— Эби, ты же понимаешь, что это опасно? — вслед за ней и шерифом поднялся и Блэк.
— Мы с Арни будем рядом, — заверил его Рассел.
— Я с вами, — упрямо сказал Эйден.
Когда они спустились в трюм и подошли к камере, пес встал и приветливо завилял хвостом. Морда выражала любопытство и готовность общаться.
— Какой он огромный! — протянула Эбигейл. — Ему, и в самом деле, очень тесно в этой клетке. Как я его там осматривать буду?
Рассел еще раз оценил габариты пса, размеры клетушки и предложил:
— Тогда пойдемте в офис. Там просторнее и медотсек ближе.
Он отпер офис, Эбигейл захватила диагност, и они с Эйденом вошли туда. Рассел подошел к клетке, открыл дверь и позвал:
— За мной, мальчик! Рядом!
Пес послушно направился по коридору бок о бок с шерифом. Рассел вошел в помещение первым, за ним — пес, последним — Арни, который по-прежнему контролировал поведение собаки.
— Спокойно, мальчик! Стоять смирно! Доктор тебя осмотрит, обработает твои раны. Потерпи.
Ко мне пришли! Врач! Да, да, тут скучно, пойдемте. Не знаю, что такое воффис, но если там будет интересно, то пойдемте!
Рассел сделал знак Эбигейл, сам же остался рядом. Пока доктор водила вдоль тела пса диагностом, Bond’у пришла идея, которую он решил проверить, потому что сам при сканировании не обнаружил ничего. Поэтому для начала поводил вокруг собаки коммом, на котором включил специальную программу, а затем приказал DEX’у:
— Арни, проверь, на месте ли идентификационный чип собаки.
Буквально через несколько секунд тот доложил:
— Идентификационный чип отсутствует, сэр.
— Что и требовалось доказать, — кивнул своим мыслям шериф, — собака не убежала, не потерялась. Она краденая. У нее удалили чип, а уже потом она сбежала. Что ж, это затруднит поиски хозяев пса, но мы постараемся их найти. Продолжай, Эбигейл.
Доктор напылила на кисти рук перчатки, осторожно погладила пса по голове.
— Давай, мальчик, полечим твои раны. Будет немного больно. Потерпи.
Пес негромко гавкнул и замер. Эбигейл раздвинула шерсть вокруг пулевого ранения, обработала антисептиком, затем анестетиком и с помощью хирургического степлера соединила края, после чего нанесла слой регенерирующего геля.
— А здесь поработали чьи-то зубы, — пробормотала доктор. — Укусы почти зажили, но тоже обработаю.
— Должно быть, лурки напали, — заметил шериф, который сопоставил характер ранений с базой данных на местных хищников. — Бродячих собак у нас на участке нет, так что скорее всего именно они.
— Молодец, мальчик! — похвалила его Эбигейл. — Отбился от нехороших лурков. Ишь, какие! Покусали бедного!
Так. приговаривая всякие ласковые слова, она и закончила обрабатывать раны. За все время ее манипуляций пес ни разу даже не шелохнулся.
Нету чипа, можешь не смотреть, и вообще ты не мой друг, мой друг живой был, а ты такой же как все остальные с железом. Ай-ай, щиплется! Да, я всех лурков разогнал. Я молодец! Да, ты это понимаешь, я молодец, ура!
— Ну, вот и все, мальчик. Ты просто умница! Хорошо себя вел, — сказала Эбигейл и потрепала жесткую челку собаки.
Пес умильно тявкнул и от души облизал ей лицо. Блэк дернулся, но Рассел сделал ему знак не мешать — и его собственные датчики, и, без сомнения, датчики DEX’а показывали нулевой уровень агрессии. Поведение собаки лишний раз доказывало, что шеррские сторожевые необыкновенно умные животные. Наладить контакт с псом удалось не только шерифу, но и доктору. А судя по движениям и мимике, собака готова была подружиться и с Эйденом, и даже с Арни. Эбигейл, смеясь, уворачивалась от собачьих ласк.
— Хватит! Хватит, мальчик! Ты уже меня всю облизал! Теперь умываться придется!
Блэк ухмылялся, глядя на эту возню. Эбигейл собрала свои инструменты и медикаменты и ушла в медотсек.
«Отлично, значит, проблем с содержанием этого бродяги в участке не возникнет», — подумал Рассел.
— А что, если нам оставить его в офисе? — спросил Эйден. — Здесь гораздо свободнее, чем в клетушке, где ему и не развернуться как следует.
— Логично, — кивнул Рассел. — И поломать тут особенно нечего. Ты как, псина, будешь вести себя прилично? — спросил он. Пес переступил лапами на месте и коротко гавкнул и мотнул головой сверху-вниз. — Тогда остаешься здесь. Стол не крушить, диван не грызть. Я сейчас принесу тебе еду, воду и коврик.
Они вышли из офиса, оставив пса одного. Арни ушел в свою каюту рядом.
— Что будешь делать с собакой? — спросила Эбигейл.
— Попробую связаться с питомниками, занимающимися шеррскими сторожевыми. Пошлю им голографии собаки. Может быть, что-то и выясню, — ответил Рассел. — Ну, и на паре-тройке сайтов объявления размещу.
— Хорошо. Если нужна будет помощь, ты нам с Эйденом только намекни, — улыбнулась она.
— Договорились.
Блэки ушли в свою каюту, а Рассел отнес в офис коврик из одной из пустых кают и два тазика. В один налил воды, в другой вывалил, предварительно разогрев, сразу несколько армейских пайков.
— Извиняй, братец, собачьего корма у меня нет. Завтра куплю, а пока вот, угощайся.
Пес благодарно завилял хвостом и принялся есть, а Рассел, закрыв офис на замок, отправился к себе. Пора было, наконец, лечь спать.
Какие хорошие люди! Не орут, не стреляют, еды дали. Может, они вообще не отсюда, а оттуда, где я был? А где я был? Далеко.
Сзади взревели пока еще далекие сирены. Полиция? Она невольно оглянулась. Пусть! Это не касается ни ее, ни Лукаса. До сих пор не касалось.
Она узнала, что значат такие завывания и привыкла к ним во Фриско, так назвал Лукас место, где жил. Там они пробыли почти месяц. Волшебный месяц! Время летело незаметно. Они жили в маленьком домике, с плоской крыши которого можно было видеть море. И город, захвативший прибрежные холмы и долины. Он показался ей громадным и суматошным, крикливым, поющим. И завывающим. Рядом с их домом полицейские машины проносились часто. Нью-Йорк был гораздо больше. И крикливее. Но до сих пор она не слышала завываний так близко.
Сейчас город молчал, успокоенный непогодой. Только урчание мотора, да шлепки шин по лужам. Сирены умолкли, оставшись позади. На тротуарах люди попадались очень редко. Как и встречные машины.
Не слишком ли долго они едут? На путь к домику на окраине, где Лукас должен был получить коку, ушло меньше времени. Или она, измученная нетерпением и неизвестностью, не заметила умчавшихся минут?
Пока она вспоминала, машина с визгом тормозов петляла по улицам и переулкам, дважды пересекла одну из главных магистралей и замерла в узком проходе между кирпичных стен с облупившейся штукатуркой. Они приехали. Только вот куда?
Массивная, обитая покоробленным железом, дверь распахнулась, едва мотор замолк. Водитель плавным движением покинул машину и распахнул дверцу перед Марион. Грубо схватив за локоть, подтащил к дверям, втолкнул в узкий коридор и повлек мимо закрытых дверей. Она не сопротивлялась. Хотя Лукас бы посоветовал сыграть роль испуганной девчонки. Он всегда навязывал ей какие-то роли. У тех, в «Красном Колоколе», играть получалось. Но Марион не танцовщица в низкопробном кабаке. И не будет играть никаких ролей. Пока.
Дважды их пытались остановить. Громилы под два метра ростом и с плечами почти от стенки до стенки перегораживали проход. Палец на мгновение приподнимал шляпу, открывая лицо, и охрана вжималась в стенку. Похоже, ее провожатый был здесь хорошо известен.
Пинком раскрылась дверь, и тормозить после толчка пришлось очень резко. Чтобы не налететь на громадный стол, занимавший почти всю комнату.
На покрытой лаком поверхности валялись карты, фишки, стояли стаканы с разноцветными напитками. Два фужера выпускали со дна газовые пузырьки. Шампанское? Значит, где-то здесь должен быть лед. Лед тает, превращаясь в воду.
― Привез. Чо дальше? ― прозвучало сзади. Слова произносились со злобой и предвкушением.
― Квартеронка?! ― мужчина, сидящий за столом, отложил карты и пристально разглядывал Марион. ― Ты уверен, что это она?
― Вышла из той хаты. И одежда… Все шмотки он купил на толкучке в Бронксе.
На толкучке? Дешевый рынок… Странно. Те жемчужины, что она ему отдала, стоили не меньше восьми тысяч.
― Тосно ― она! Эту темную щкьюрку я заметил еще во Фриско, ― голос шел из дальнего угла, где угадывался силуэт громадного кресла и подходящей по габаритам фигуры в нем. ― Льюкас нащьел в ней ножки. Он всегда западал на ножки.
Ножки? Хм! Знал бы этот тип, как далек от истины!
― А кстати! Где он? ― мужчина, назвавший ее квартеронкой, медленно поднялся и шагнул к маленькому столику у стены. А вот и шампанское в ведерке со льдом. Щедро плеснув из бутылки в стоящий тут же фужер, он протянул его Марион. ― Ты же хорошая девочка? Ты нам сейчас расскажешь, куда делся Лукас и почему не вернул долг. Расскажешь ведь?
― Я не знаю, ― медленно проговорила Марион. Эта фраза была самой простой. Она долго училась говорить ее правильно. Эти три слова и еще короткое: «нет» ― единственное, что получалось без акцента. И еще адрес отеля. Даже «да» правильно выговаривать она не научилась. Лучше всего на этом языке говорит старший брат. И отец. Но она не догадалась учиться у них. Пришлось самой разбираться с произношением. И Лукас не помогал. Смеялся. Говорил, ему нравится, как она коверкает слова.
Она взяла бокал и сделала вид, что пьет. Пена брызгала в лицо рвущимися пузырьками. Шампанское даже одним запахом способно усыпить ее. Стараясь не вдыхать вредный аромат, Марион опустила бокал и обхватила хрупкое стекло пальцами. Достаточно одного резкого движения и в руках у нее будет оружие. Только дальше что? По коридору мимо гигантов ей не пройти. А самое главное: знаний о Лукасе у нее не прибавится.
Зачем он брал деньги у этих? Ему не хватило жемчуга? Или он попал в их сети раньше? Перед глазами возникли громадные волны и маленькая человеческая фигурка в полной их власти. Что бы с ним стало, если бы она в ту минуту не плыла мимо? В тот раз она вынесла его на берег. И показалась ему в привычном облике. Потом море успокоилось. Так часто бывает рядом с Бездной. И они плавали, скользили в воде и под водой в алых лучах ныряющего в океан светила. Они встречались на закате три дня. Он называл ее маленькой русалочкой и гладил хвост, ем у нравилась блестящая кожа с короткой мягкой шерсткой. А потом случилась та буря.
Почему она притащила Лукаса к отцу? Она не знала ответа. Словно чья-то, хотя догадаться чья, совсем нетрудно, подсказка заставила ее тогда нырнуть глубже.
Но был ли выбор? Внезапно налетевший шквал, сломал планы. И ее и Лукаса. Она собиралась только смотреть, как Лукас ныряет, пытаясь добраться до корабля, нашедшего последнюю гавань на уступе. Рядом с Бездной. Слишком глубоко даже для хорошего ныряльщика. Лукас плавал неплохо, но нырять в Бездну надо умеючи. Он умел, но не учел малости, глубже течение меняло направление. А потом обратная дорога закрылась штормом.
Золотые ревизоры откровенно задолбали всех, кого только могли. И если девчонка еще пыталась что-то сделать и даже попробовала помочь спасти похищенного студента из Академии, но сама вляпалась, и спасать пришлось уже ее, то парни старательно творили дичь… И ладно бы они просто не вмешивались, но они слонялись за Шеврином и за Шиэс, таскались в Академию до тех пор, пока не нарвались на эсперов и не получили по щам, разглагольствовали на тему ущербности наших миров… Оно-то понятно, миры живут не совсем идеально с точки зрения посторонних наблюдателей, ну так и у нас не утопия же, у нас реальные миры с реальными живыми существами из плоти и крови, которые тоже могут вытворить много чего интересного. Они и не обязаны быть идеальными, они индивидуальны, и именно в этом их прелесть.
В общем, я решила занять ребят после того, как они жестко постебались над своей родственницей, и потащила их сначала на стройку на Закате, где заставила от рассвета и до обеда создавать материалы и инструменты для строителей. Сначала они делали вид, что это раз плюнуть, потом где-то после двадцатой огромной кучи песка стали понимать, что не так-то оно и легко, на кирпичах и цементе парни запросили жрать, но жрать разрешалось только в обеденный перерыв, поскольку какое мы имеем право набивать брюхо, когда наши подчиненные работают? Никакого. Так что золотые терпели ровно до полудня, пока гномы не объявили обед.
Ели так, будто три дня не ели, но к сожалению, во время еды опять начали старую песню о не самом важном.
— Зачем вам эти миры с простейшими разумными формами? — спросил старший и самый задиристый братец Раль. Похоже, он задавал тон, а младший подхватывал всю песню. Везет мне на близнецов.
Я наставила на него ложку с каплями супа и спросила тем же тоном:
— А зачем нам вы? Бесполезные высшие существа, которые только и могут, что причинять неприятности. Отправлю-ка я вас обратно, да и дело с концом.
— Мы высшие драконы! — возмутился тот.
— А это работящие гномы, от которых пользы в разы больше, — я обвела рукой полевую кухню за стройплощадкой, на которой сейчас обедал весь трудовой люд, не делясь на расы и должности. Гномы ели за одними столами с людьми, биониками, обычными разумными драконами и эльфами. Несколько магов приютилось за широким столом рядом с инженером-человеком, и они все что-то обсуждали над чертежом будущего дома, не отрываясь от обеда.
Вообще-то по хорошему этих братцев-кроликов давно надо было отослать домой в золотой клан, где им самое место. Вот только в золотом клане они даром не нужны, и если я их верну со всеми почестями, то им просто срубят бошки, как паршивым послам. Толку от них никакого — что в качестве послов, что в качестве соглядатаев. Все, в том числе и роботы-уборщики, знали, чем именно занимается три золотых дракона в наших пенатах. И от их записей и жалоб тоже никакого толку — все знали, что мы собираем потеряшек, обустраиваем миры, лечим всех страждущих, принимаем беженцев и даже держим у себя хаосные расы. И от чего-то вселенная не спешит кирдыкнуться и закончить наше существование. А так должно быть, судя по логике всех этих приверженцев порядка. Но раз Хаос существует, значит он для чего-то нужен. И не им спорить с мирозданием. В природе нет ничего ненужного и лишнего, абсолютно все раньше или позже выполняет какую-то свою функцию, о которой мы можем даже не догадываться.
Лично я подозреваю, что этих братцев к нам отправили тупо на перевоспитание. И если мы не справимся, то их убьют как мешающих прогрессу и развитию клана личностей. Ну, сформулируют, конечно, это все более пафосно, скажем, объявят отступниками, какими-нибудь нарушителями порядка и воли королевы и тому подобное. Мне же не хотелось чужими руками уничтожать молодых драконов. Да, они еще слишком молоды, чтобы понять, что даже черви под их ногами существуют для удобрения и разрыхления почвы, а не чтобы они испытывали брезгливость. Но с годами разум станет на место. Я на это надеюсь…
После обеда мастера отпустили нас до завтра, и мы пошли собирать потеряшек. В этот раз пустота порадовала десятком битых эльфиек явно с какого-то рейда, судя по цвету волос, лесных, тремя слабыми ведьмами, парочкой убитых топорами гномов и пятью обычными стихийными магами.
Драконы ворчали, что они не обязаны это делать. Я отвечала, что не обязана их кормить за красивые глаза. Девиз всех наших миров: «Кто не работает, тот не ест». Чтобы прокормить дракона, нужно много ресурсов, а еда ниоткуда не берется. Еда выращивается на полях и в садах, откармливается на фермах и лугах, она собирается, перерабатывается, готовится и лишь тогда появляется на столе. Чтобы весь этот процесс не прерывался ни на минуту, работают сотни тысяч разумных, обеспечивая исправность оборудования и рациональный труд разумных во всех сферах, начиная огородами и теплицами и заканчивая столовыми и кухнями. А тут два обормота мне будут рассказывать о том, что все эти существа бесполезны. Да они сами намного более бесполезны, чем обыкновенная повариха или тракторист.
В клинике на Приюте потеряшек разобрали по степени и виду травм. Нам досталось помогать самым тяжелым. Медработники безразлично отнеслись к драконам, поскольку этих золотых там бывало много и часто, так что вид еще пары клыкастых блондинов никого не шокировал. Они уже навидались такого, чего этим близнецам и не снилось.
— Почему я должен их лечить? Я не целитель! — вспылил Раль, глядя на располосованную когтями какой-то твари ведьму. — Это низшая форма жизни, я тебе такую создам.
— А почему я должна с тобой ходить? Я не экскурсовод! — рявкнула я и шваркнула его перчатками по руке. — На, надевай и лечи. Не хочешь — вали домой. Я здесь никого не держу насильно и цепей на тебе что-то не вижу.
Я отвернулась от дракона и взялась помогать двум хирургам залечивать раны на болезных. Я вливала силу в искалеченное тело, они промывали раны от грязи и яда и накладывали повязку. Пока решили не зашивать, чтобы не загноилось изнутри.
Младший братец тихонько подошел и тоже стал доливать толику силы, косясь на старшего. Ишь, сопротивляется системе. Ничего, надеюсь, они все же превратятся в нормальных драконов, иначе им крышка. Мне-то жалко потраченных на них усилий и ресурсов клана. Да и вообще, драконы ныне имеют странную особенность дохнуть пачками, а плодятся они плохонько, так что лучше пусть живут и перевоспитываются, чем будут никому не нужными трупами и душами, торчащими в очереди на перерождение.
— Что встал, помогай давай, — пришедший свободный хирург пнул ногой замешкавшегося золотого, поскольку руки у него были в стерильных перчатках. И судя по тому, что он вообще не отреагировал на уничтожающий взгляд Раля, то он заслужил по крайней мере, тепленькое место в аду, по мнению дракона. Вот только его мнения никто не спрашивал.
Пара медбратьев-биоников заставила золотого обработать руки, натянуть перчатки и повела к лежащему на соседнем операционном столе гному с вывороченной грудиной. С этим им придется возиться долго, очень долго…
Уставшие братцы золотые запросили отдых после всей кутерьмы в клинике. Ну оно-то понятно, исцеление всегда отбирает много сил. Особенно дозированное исцеление, когда тебя просят не залечить сразу все и абы как, а точечно закрыть сосуд, срастить связку, ребро или какую мышцу, а после просто вливать силу по капельке в раненное тело, чтобы оно так сразу не отдало концы навсегда.
Я их не жалела. Меня вот они не жалели. Ни разу не спросили, как я себя чувствую, устала ли, не голодна ли, не хочу ли отдохнуть. Так почему я их должна жалеть? Они достали всех, начиная вспыльчивым Шеврином и заканчивая спокойной Шиэс, почему я должна их щадить? Они даже предлагали не лечить собственную пострадавшую родственницу, насколько я поняла из всей этой драконьей генеалогии, какую-то пятиюродную им сестру. Мол, сама полезла спасать какого-то дурака, пусть сама и регенерирует… Мрази мелкие…
Так что после клиники без перерыва на полдник мы пошли в библиотеку демиургов копировать нужные студентам книги, а то народу все прибавлялось и прибавлялось, специфика и способности у них разные, потому и учебники с пособиями нужны разные. Да и многие студенты Академии не могли самолично прийти в библиотеку демиургов, те же синериане и эсперы. Нашей задачей было обеспечить их всем необходимым и дать максимум знаний, чтобы в случае чего мы не стали виноватыми. Работенки привалило до самого вечера.
А после ужина я отправила их к Яриму, уже порядком уставших и желающих просто где-то тихонько полежать. Присмиревшие и порядочно потратившие резерв драконы молча вышли из экрана в Замок, прямиком в кабинет нашего и.о. императора.
— Ну что, дорогой, принимай помощников, — я похлопала по спине демона, склонившегося над каким-то документом. Присмотревшись, поняла — это очередная жалоба на что-то, не угодившее очередному демону. И так всегда.
Судя по отсутствию его параллелей, они уже где-то упахались, а наш трудоголик еще продолжал разбираться с бумажками. Хотя я бы их честно выкинула в утилизатор, чтобы меньше было мусора.
— Это ты неплохо придумала, — демон наконец оторвался от жалобы, потер усталые покрасневшие глаза и осмотрел драконов. — Высшие, мать их… читать-писать умеете? — в голосе Ярима явно проскочила подколка.
Раль счел это оскорблением и тут же набычился.
— Умеем, — фыркнул он, глядя на демона презрительным, полным неудовольствия взглядом.
Я легонько пихнула его в бок.
— Красавчик, советую тут не сильно хорохориться. Во-первых, ты на работе. Во-вторых, тут тебе не дома, Замок может решить, что ты слишком опасен и выбросить тебя куда подальше. И где окажется это «подальше» я не знаю. А в-третьих… — я указала рукой на интересное изделие, закрепленное на полке, висящей над столом Ярима. — Вот этой штукой можно ухайдокать даже высшего дракона. Особенно, когда у него осталась едва ли треть резерва.
Наш Студент решил подарить Яриму подарок, и поскольку он знал о любви замковых демонов ко всему эротичному и красивому, то подарил дубинку в форме фаллоса. И использовать ее можно было и как дубинку, и не совсем… В общем, по желанию самого Ярима. А уж что придумает задолбанный усталый демон, лишь бы спихнуть часть работы на кого-то еще… этого я знать никак не могу. К тому же, разобраться, из какого материала изготовлено сие изделие, мне не удалось. Либрису ничего не стоило от фонаря придумать новый металл и дополнить им химические таблицы. Так что оно могло повлиять и на дракона.
Золотые скуксились, сели за соседний стол и взяли поданные Яримом стопки жалоб и ходатайств. Меня тоже не миновала сия участь, и я получила себе внушительную стопку уже заверенных демоном документов на подпись. Судя по ехидной улыбке, наш Яримчик заполучил себе неплохих работников на весь вечер и будет гонять их, как салаг в армии.
— Ну все, мальчики, до завтра. Встречаемся в шесть утра на Закате, — я закончила подписывать стопку, послала Яриму шуточный воздушный поцелуй и обворожительно улыбнулась золотым. Скрип клыков драконов наверняка слышали и в коридоре… Но мне уже было плевать. Хотят жрать от пуза и вкусняшки — извольте и работать как положено. А то борщи им наши не нравятся, супы не такие, бутерброды простецкие… Да многие таких бутербродов всю жизнь в глаза не видели и не нюхали, а эти…
Да, это будет тяжело, но мы все-таки попытаемся их перевоспитать…
У шерифского дома и у дома советов двери были что надо — противоштурмовые, из пенометаллической брони. Господа советники еще удивлялись и возмущались — зачем, для чего? Сейчас Луис остро сожалел, что все же не притащил на Фрискауг ракетный комплекс «земля-космос». Очень бы это здорово все упростило. К тому же он и купил бы его сам у себя. Оборудование для госпиталя он, конечно, тоже сам у себя купил, но с этим приобретением отдуваться против стаи бывших товарищей было не так-то просто.
Позицию он занял отличную. За броней двери подготовил себе огневой пост. Но уже хорошо понимал, что, кажется, убраться туда просто не сумеет.
Никакое похмелье, никакие последствия сотряса не могли даже близко сравниться с тем, что он сейчас чувствовал. Хорошо еще, что движениями экзоскелетов управляла тактическая программа его лаэртской «пижамки». Все эти нейротехнологии были не для него — его тошнило даже при просмотре на ходу трехмерных проекций. Голова будто разламывалась на дольки, и чем дальше, тем хуже.
Будь с ним Стейднер — все было бы куда как проще. Но его больше не было.
Способность мимикрировать под цвет окружения у вида Фиаско была защитной, поэтому от тревоги и боли Луиса, которую зверёк через их связь, конечно, чувствовал, она только усиливалась. На борт «Ниньярги» он проскользнул незамеченным. Арранхо неплохо помнил внутреннее устройство кораблей этого типа, и у него получилось направить Фиаско к отсеку с конвертером, глядя на коридоры с высоты камеры, закрепленной на ошейнике зверя размером с крупную кошку. Хорошо, что Бес с командой были тогда в пути — если бы одновременно с этим пришлось еще и говорить, он точно и без вариантов проблевался бы. Мина весила два килограмма и оттягивала зверьку сумку почти до пола. Приходилось принуждать его идти дальше, вместо того чтобы выкинуть тяжесть и убегать из неприятного места. Ловкости маленьких лап хватило, чтобы активировать мину — не зря с момента появления зверя в их доме неразвинченным осталось лишь то, что постоянно было в сейфе.
Ну а оставленные для охраны корабля два боевика быстро свалили из него, едва увидели мину на энергоустановке конвертера.
Ровно в таком повороте событий Луис был уверен, когда оставлял на самой удобной сосне автоматическую лазерную винтовку, подвязанную к той же «пижаме». Искусственный интеллект брони послал запрос, Луис ответил — и два тела дополнили унылый пейзаж. Лаэртцы не любили терять людей, поэтому один живой командир обычно водил за собой взвод до сорока самостоятельно действующих машин без седока внутри, управляемых искусственным интеллектом. Поэтому управлять «пижамой» можно было и с дистанции. Правда, при помощи урезанного гражданского импланта это было сложно. Ну он и не претендовал на лавры полководца. Программа точно воевала лучше.
Задачей зомби было согнать группу Беса в как можно более плотную кучу и оттеснить от укрытий и транспорта. Задачей Арранхо — не дать им этого заметить. Нападение внесло сумятицу, в которой Луис и собирался убраться за дверь, прежде чем его броня начнет палить по площади встроенными плазменными пушками. Но он даже шевельнуться не мог. В глазах плыли разноцветные пятна, все двоилось и троилось.
На запрос искина он ответил разрешением. Из разноцветного мельтешения понеслись вопли и выстрелы.
В этот миг зрение прояснилось, и он увидел Беса. Тот, конечно, знал, что любая, самая продвинутая боевая программа не способна самостоятельно принимать решения об убийстве людей. Так уж им заповедано этими самыми людьми. Особых вариантов на тему, кто тут отдает приказы, у Беса не было.
Глядя ему в глаза, Луис улыбнулся. Время как будто замедлилось.
Что бы ты ни сделал — приказ уже отдан и подтвержден. Вы все помечены как вражеское подразделение. И все здесь и ляжете, даже если бездушному роботу придется гоняться за вами по окрестным лесам.
И девчонка таки построит свой хренов парусник.
А у меня наконец-то перестанет болеть голова.
В этом замедлившемся времени Луис видел одновременно и злобную ухмылку, ползущую по лицу Беса, и поднимающийся в его руках ствол.
Видел, как подоспевшая Офелия четко и красиво бьет ногой по стволу. Видел каждую пулю этой очереди, уходящую в небо. Видел грозовые облака, идущие с запада. Видел огненный край туч и золотые снопы солнечных лучей, бьющие в небо. Видел, как ударяется лесная трава о грудь мчащегося со всех лап Фиаско.
Он видел, как плазменный плевок сжирает ногу Беса. Как он падает, и в бок и плечо ему впиваются пули. Как взрываются затылки еще двоих, попытавшихся найти укрытие в пекарне, но не успевших.
Стейднер двигался быстро и проворно, как и другие мертвые в этот день. В отличие от прочих его не готовили к красивому погребению, поэтому рот его был открыт и голова висела криво в крепкой хватке экзоскелета. Глаза, затянутые белой пленкой, смотрели в никуда, но пистолеты били без промаха. Программе его глаза были без надобности. Искусственный интеллект решил ввести в бой все резервы, и, похоже, был прав. Все кончилось даже быстрее, чем Луис успел добраться до своего огневого поста.
Он неторопливо спустился по ступеням. Посмотрел немного, как хрипящий Бес уцелевшей рукой пытается подтащить к себе ствол. Отодвинул тот подальше.
Мертвецы ровным строем ушли на веранду. Стейднер почему-то остался стоять столбом посреди площади, уронив голову и вытянув вдоль тела руки с примотанными к ним стволами.
— Ну вот, дружочек, мы и вдвоем, — с ласковой улыбкой сказал Луис, усаживаясь Бесу на живот. Нож будто бы сам скользнул в руку. Бес скривился.
— Я тебе как пес служил, Риан, — прохрипел он. Луис погладил его лезвием по щеке.
— Как пес и помрешь.
Он склонился к самому лицу Беса, ловя его дыхание.
— Люди, Бес, гораздо интереснее собак.
На веки тихо скулящего Беса упали первые капли дождя.
Выстрел они услышали ещё за квартал. И потом – второй, когда уже влетали во двор знакомого дома. Навстречу выскочил высокий мужчина в чём-то чёрном, но сержант с первого раза прострелил ему ногу, а спрыгнувший на землю гвардеец сорвал с лица маску.
– Ифленец, – удивился он.
Темери уже взбежала на крыльцо, но сержант в последний момент оттащил её себе за спину:
– Жить надоело? Давай назад!
Ну да, мало ли, кто там поджидает…
Что-то внутри грохнуло, хлопнуло. Стеклянно зазвенела посуда… или окно.
Снова распахнулась входная дверь, и на пороге на этот раз показался… ещё один гвардеец, явно знакомый сержанту.
– Скеррик та Марен!
– Сержант, наместник ранен, один из нападавших убит. Если кто-то ещё был, выскочил в окно. Заходите!
– Ты откуда здесь?
– Наместник днём встретил наш разъезд в городе и приказал покараулить этот дом. Я и не думал, что опасность такая серьёзная. Мы дежурили снаружи.
Он говорил уже на ходу, распахивая перед командиром двери.
В гостиной было сумеречно, горела всего одна свечка. Но Темери сразу увидела наместника и метнулась к нему. Из-под одежды Кинне медленно растекалась тёмная лужа.
– Вы ранены? Что случилось?
– Они пришли за Нейтри. А я не успел помешать…
Дышал он сипло. Темери ощупала его куртку, и сразу обнаружила ещё кровь, слева, пониже ребер. Такие раны смертельно опасны – Старик когда-то говорил, что людям редко удаётся пережить ранение в живот. Там слишком много жизненно важных органов…
– Сержант, нужен врач и перевязка!
– Нейтри… она жива?
Темери уступила гвардейцам место рядом с раненым наместником.
– Надо прижать рану… перевязать чем-то.
Встретивший их гвардеец кивнул и быстро вышел в кухню.
Заходить в соседнюю комнату было страшно. И всё-таки она вошла.
В разбитое окно влетал ветер, свет луны выхватывал пятно на полу, в котором валялась скомканная окровавленная простыня.
Нейтри лежала ничком на кровати, оттуда не доносилось ни звука.
– Шанни, она едва дышит! Я не смогу держать её долго! – вдруг услышала она.
– Ровве?
– Да помоги же! Быстрее!
Темери послушно перевернула девушку. По шее и ниже, по ребрам, шёл глубокий косой разрез. На щеке ссадина, но это ещё с пожара…
Темери зажала рану, чувствуя, как между пальцами течёт живая горячая кровь. Так она не справится, порез слишком длинный, крови слишком много. Даже если сейчас придёт врач и сошьёт края, может, будет уже поздно. Нет же, нет! Так не должно быть…
– Нейтри, не умирай… нет-нет-нет… Золотая Мать Ленна, если ты только слышишь меня, пожалуйста… прошу, спаси её. Забери что хочешь… моя жизнь ничего не стоит, но забери и её тоже… Ты же всегда на стороне тех, кто любит… прошу тебя… сейчас, не оставь нас…
Темери зажимала рану обеими руками, и видела бледное, отрешенное лицо Нейтри, и понимала всю безнадёжность своей молитвы… когда вдруг услышала тихое, на грани слуха:
– Мы пришли. Мы поможем!..
Она обернулась. Навернувшиеся на глаза слёзы мешали смотреть, но не мешали видеть. Рядом, вокруг, колыхались тени. Их было много: куда больше чем она могла себе представить, и чем могло бы вместиться в эту комнатку, если бы у теней была плоть.
Зачем они здесь, чего хотят, почему…
Между пальцев утекала жизнь Нейтри, и Темери была готова принять любую помощь.
– Что мне делать? Я не знаю, что делать! Кто вы?
– Покровители, – был ответ. – Мы Покровители… мы поможем. Держи её так, как держала. Возьми нашу силу.
– Как?
Тени приблизились. Да, они не были похожи на Ровве… верней, Ровве не был похож на них. Просто колебания света и теней – и ещё ощущение присутствия. Словно за плечами – кто-то сильный, мудрый и всезнающий. Кто-то, кто не оставит в беде.
Значит, так должно ощущаться присутствие Покровителей? Об этом говорили сёстры?
Не важно. Всё не важно, пока Нейтри в беде… а ведь наместник тоже… тоже в беде. Ему тоже нужна помощь…
Не думать и об этом. Просто держать Нейтри. Просто говорить с ней, умолять её не умирать, потерпеть хоть немного. И не думать…
– Я его подержу, – скользнул по краю слуха голос Роверика, – я смогу!
Темери даже не кивнула.
Сущее застыло в странном равновесии. Все семь слоев её Эа, её природной, глубинной сути, как будто стали прозрачны и научились пропускать свет из неведомых доселе глубин… или она сама придумала этот свет, просто чтобы объяснить себе, как и что происходит?
Самой Темершаны уже и не было вовсе, не было ни памяти, ни мыслей, ничего – просто много чужого, тёплого, живого света, который нужно направить в умирающую женщину. Этот свет ей нужен – он залатает дыры в её Эа, он позволит ей удержаться на краю и может быть, поможет залечить страшную рану…
Сколько прошло времени? Темери не знала. Кто-то входил, скрипела дверь. Но это её не касалось – она продолжала молча уговаривать Нейтри остаться ещё ненадолго в холодном мире – хотя бы ради нерождённого малыша…
Но даже силы Покровителей – не бесконечны. Прошло время, свет стал постепенно затухать. И всё же, Темери вдруг обнаружила, что он не ушёл совсем – и что, даже перестав видеть тени, она продолжает видеть этот свет и направлять его.
Вдруг стало ясно – под пальцами больше не пульсирует вытекающая кровь, а дыхание Нейтри стало ровнее.
Темери вновь ощущала себя не коконом из прозрачных слоев сущего, а человеком с руками и ногами, и что важно – с головой.
Рана кровила – но слабо. Это уже просто порез, он затянется. Главное сейчас – перевязать и, может, зашить, чтобы рана снова не разошлась. Второй раз так она уже не сможет…
А ведь это, не иначе, сама Золотая Мать Ленна откликнулась на её молитву. Это она позволила Покровителям Нейтри прийти на помощь…
Надо позвать лекаря. И… как там Кинрик? Живой? Ровве обещал помочь… но Ровве – всего лишь призрак. Сможет ли он хоть что-то…
Темери распрямилась, поразившись, как тяжело ей двигаться, как болит каждая мышца, и какими ватными, непослушными стали ноги. Это совсем не та усталость, как после долгого дня в дороге или в мастерской. Даже взгляд сосредоточить на чём-то одном, и то трудно. Но Кинрик… он может умереть. Дело ещё не закончено. Может быть, получится повторить это всё – хоть немного. Хоть до того момента, как появится врач…
Постояла, двумя руками вцепившись в деревянную стойку кровати. Догадались ли гвардейцы позвать врача? Должны были. Кажется, она их просила…
Темери вышла в соседнюю комнату, только надеясь, что у неё достаточно уверенная походка и взгляд. И удивилась, с каким почтением два остававшихся в комнате парня пропустили её вперед. Только потом, с запозданием, поняла, – наверное, они заглядывали в комнату. И тоже видели тот свет. Что они могли о ней подумать? Впрочем, это тоже пока не имело значения. Кинрик. Где он, что с ним?
Оказалось, гвардейцы тоже не теряли времени. На пол они постелили свои плащи и найденное где-то пёстрое покрывало, и поверх этого всего уложили наместника. А вот перевязали плохо – повязки успели набрякнуть кровью.
– Ровве, – одними губами позвала Темери, – как он?
– Я его держу.
Голос призрака был спокоен, но Темери чутьём поняла – плохо. Роверику, конечно, нечего терять… но, когда ресурс его и без того слабого Эа закончится, Кинрик погибнет.
– Да где же врач! – с тоской спросила она у окружающей темноты, и упала на колени возле наместника. Получится ли вызвать в себе то же странное, одновременно воодушевляющее и выматывающее чувство? Получится ли снова заставить появиться свет, что удержал на краю Нейтри?
Получилось. Правда, похоже это было на слабое мерцание, не на прежние сияющие лучи. Но Темери была рада и ему.
– Рана сквозная? – спросила она у одного из гвардейцев, того, что стоял ближе к ней.
Гвардеец лишь покачал головой. Он не знал.
Возможно, лекарям потом придётся вынимать пулю. Темери этого не умела. Пусть так, но она будет стараться удержать Кинрика, как только что удерживала Нейтри.
– Приходил Шеддерик, – порадовал её призрак. Он тоже продолжал удерживать Кинрика на границе миров. От этого было чуть легче. На душе.
Слова проходили сквозь неё, не задерживаясь. Темери снова становилась прозрачно-безучастной ко всему. Но пока ещё некоторые фразы имели значение. Шеддерик… был здесь? Но почему не подошёл? Он ей был так нужен…
– Он… считает, что Кинрик умирает, а Нейтри – мертва. Он видел тебя рядом с ней и оценил серьёзность раны. Он не знал, что ты так можешь…
– Это не я, – едва заметным шепотом ответила она. – Это Покровители. У Нейтри много Покровителей.
– И сейчас – не ты?
– Не знаю. Что он сделал?
Роверик погрустнел – хотя и без того был мрачен и сосредоточен. А может это Темершана научилась допридумывать призраку настроения. По намёкам, следам интонаций, даже паузам между словами можно о многом догадаться…
– Я не мог за ним присматривать. Но надеюсь, он сейчас не отрубает себе руку.
– Что?
– Он считает, что, если дать проклятию исполниться, то все, кто ему дорог, наконец, будут в безопасности. Безусловно, это так и есть, но руку-то зачем? Никогда себе не прощу, если всё так и будет…
Благородный чеор Шеддерик та Хенвил
Ровве ошибся. Чеор та Хенвил занимался совсем другим, но не менее самоубийственным делом. Он шёл по следу светлейшего благородного чеора Эммегила. И не собирался его упускать.
Эммегил не успел как следует подготовиться к перевороту. Хотя и того, что сделал, могло хватить. Но поднятая чуть раньше стража помешала проникшим в замок убийцам причинить по-настоящему серьёзный вред. К тому же их сбила с толку уловка Темери. Наёмники решили, что она покинула комнату через окно, по карнизу и соседним крышам, и долго искали след на открытых площадках и во внутренних двориках цитадели. Наёмники должны были убить членов семьи наместника и их приближённых, а дальше включились бы вассалы Эммегила и других сочувствующих ему дворян, прибывшие в Цитадель в его свите.
Фобии чем-то похожи на сов: они порою совсем не то, чем кажутся.
— Ангел! Ты в своем уме?! — вопрошает Кроули, хмурясь скорее растерянно, чем грозно.
— А в чьем же еще я могу быть, мой дорогой? Даже обидно как-то. — Азирафаэль поправляет клетчатый галстук-бабочку перед зеркалом. Он невозмутим, благостен и безмятежен — впрочем, как и всегда.
— Тогда что за чушь ты несешь?!
— Я ничего не несу. Я констатирую факт.
— Нет у меня никакой херофобии!
— Есть.
— Ты это специально, да? Чтобы я вот прямо здесь и сейчас снова тебе доказал, что вовсе я их не боюсь?! Как раньше со стенкой, да?!
— С какой стенкой?
— Когда ты по десять раз на дню называл меня милым, заставляя тебя к ней прижимать?! Вот и сейчас, да? Так я готов!
— Э. А… Дорогой, верни, пожалуйста, нашу одежду.
— Ну… Ладно… Если ты просишь таким убедительным тоном… — Кроули пожимает голыми плечами и немного смущенно снова щелкает пальцами, возвращая все детали их с ангелом туалета на свои места. С вызовом вскидывает подбородок: — Убедился? Нет у меня боязни членов!
— Так я и не утверждаю, что есть.
— Ангел! Я не утка! У меня есть уши, а ты только что говорил…
— Про херофобию.
— А не однохренственно?
— Как грубо, мой дорогой, — морщится Азирафаэль, — мог бы сказать хотя бы “монопенисуально”. И — нет, это совсем другое. Херофобия не имеет ничего общего с тем, о чем ты подумал, это всего лишь боязнь быть счастливым. И не говори, что у тебя ее нет.
— Эй! Это ты из-за того, что я отказываюсь переезжать в ту развалюху на побережье, пока не доделан ремонт?
— И из-за этого тоже. — Азирафаэль вздыхает и какое-то время молчит, а потом продолжает уже другим тоном, более осторожно: — Я не тороплю, мой дорогой, ты не подумай. Я понимаю. С твоим опытом было бы удивительно, не заимей ты подобной проблемы. Думаю, что-то подобное есть у всех ваших. Это было так неожиданно… и так непоправимо… Не та компания, один лишний вопрос — и счастье отобрано. Навсегда… И ты никогда уже не сможешь… Ох, Кроули! Мне так жаль… Мне так хочется надеяться, что ты все же сумеешь, хотя бы теперь, когда все позади… Что ты обретешь покой и сможешь быть счастлив снова…
— Это чушь, ангел! — Кроули решительно пожимает плечами, уже снова затянутыми в стильный черный пиджак. Достает из воздуха бутылку и бокал, присаживается на подлокотник кресла. — Ангельская чушь. Счастье — необязательный атрибут. Я вполне обхожусь и без него.
— Но ты ведь был счастлив! Я же знаю, я видел.
— Где?
— Здесь, на Земле.
— Когда?
— Да часто!
— Разве что когда напьюсь. Твое здоровье, кстати.
— Да не только! Ну хотя бы в той же Месопотамии! Помнишь, как мы с тобой там зажигали?
— Помню.
— Ты был там счастлив!
— Да.
— И ничего не боялся!
— А потом был Потоп.
— Хм… Действительно… Неудачный пример. Прости…
— Забей. Говорю же: счастье не важно.
— Важно! Ладно, Господь с ней, с древней историей… Ты был счастлив у Даулингов, когда воспитывал того мальчишку в духе следования путем зла, но так, чтобы он ни в коем случае не послушался!
— Ну да. А потом оказалось, что это вовсе не тот мальчишка. И что я облажался по полной.
— И вовсе ты не облажался! Наверняка это тоже была часть тонкого и продуманного плана.
— Ангел! Я перепутал корзинки! Какой тут может быть план?!
— Непостижимый, конечно же! Какой же еще?
— Ох, ангел… мне бы твою веру. — Кроули медленно тянет вино и молчит какое-то время. Может быть, в этом виновато вино, но когда он заговаривает снова, его голос совсем другой, в нем куда меньше уверенности и холода: — Вообще-то есть один момент, когда я был… хм… действительно счастлив… Не так уж и давно.
— В “Ритце”? — воодушевляется Азирафаэль, расплываясь в мечтательной ностальгической улыбке. — После Неслучившегося?
— Немного ранее. Перед самым Неслучившимся.
— Хм… Мне казалось, что тогда ты как раз был не очень-то…
— Помнишь, ты мне позвонил? Когда обнаружил Антихриста.
— Ох… Еще бы. Такое забудешь, пожалуй.
— Ну вот.
— Тебя так обрадовало обнаружение Адама?
— Не совсем… Меня так обрадовало, что ты мне позвонил. Ты. Мне. Первым. Ты ведь мне почти никогда не звонил… А тут … Ты же помнишь, как мы расстались перед этим? Я себя буквально за руку хватал все время, чтобы не позвонить самому и не начать пресмыкаться… Как и положено старому змею. А тут ты. Звонишь. Чтобы сообщить про Адама. Мне. Словно мы вовсе не ссорились. Словно той жуткой беседки вовсе и не было, словно она для тебя ничего не значит… А я как раз только что победил одного врага… При помощи твоей святой воды, между прочим! И почти справился с другим… А через минуту и справился, на восторге от твоего звонка. Загнал его в автоответчик… Да. Тогда я был действительно счастлив.
— А что было дальше? — спрашивает Азирафаэль, потому что пауза тянется слишком долго.
Кроули молчит. Тонкая ножка бокала в его пальцах издает жалобный треньк, ломаясь.
— Ох… — говорит Азирафаэль. Лицо его вытягивается.
Кроули молчит.
— Хорошо, что это был пустой бокал, — говорит Азирафаэль, пытаясь улыбнуться.
Кроули молчит.
— И вообще, — говорит Азирафаэль, решительно сдвигая светлые бровки, — все хорошо, что хорошо кончается. А тогда для нас все кончилось хорошо. И не спорь.
Кроули молчит.
— Потому что, — продолжает Азирафаэль так же решительно и упрямо, — нам с тобою действительно очень повезло. И мне, и тебе. И не спорь. Вот представь только, что ты тогда примчался в мой книжный… Догорающий уже книжный. И был бы чуть менее счастлив. И чуть более внимателен. И увидел бы, что я так и не положил на рычаги трубку телефона. И подумал бы, что меня убил тот твой… хм… друг, которого ты загнал в автоответчик, а я… я случайно освободил, снова тебе перезвонив и напоровшись на…
Теперь жалобный треньк издает бутылка. Кроули молчит, беззвучно хватая ртом воздух и побледнев так, что его желтые глаза кажутся темными.
— Ты бы решил, что виноват в моей смерти, — продолжает Азирафаэль очень спокойно, глядя куда-то в темноту между книжных полок, взгляд его тяжел и светел, — и тебя бы это сильно… огорчило. Очень сильно. Я же тебя знаю… И что бы тогда тебе оставалось? Да, это я знаю тоже… Еще одно ограбление церкви, на этот раз реализованное. Чаша со святой водой… Вот так. И никакого термоса. Да. А я бы потом, когда сумел вернуться… а я бы сумел вернуться. Ох… Знаешь, мой дорогой, может быть, ты был не так уж и не прав в своей нелюбви к Шекспировским трагедиям. Они куда лучше смотрятся из зала, чем когда…
— Ангел… — говорит Кроули очень тихо и нерешительно.
Азирафаэль моргает, словно приходя в себя, улыбается, смотрит на Кроули почти виновато.
— Извини. Я увлекся, наверное. Но все же, согласись: хорошо, что ты был тогда так счастлив. И что тебя так шарахнуло моей мнимой гибелью, что ты не заметил ту трубку.
— Ангел… — говорит Кроули, и голос у него такой, словно вот-вот издаст то самое “треньк”. — Черт с тобой. Ладно. Уболтал! Я согласен переехать в твой чертов коттедж на том чертовом побережье!
Хадиджа, бывшая Кюджюбиркус, бывшая Шветстри Бхатипатчатьхья
Осман Хадидже поначалу совсем не понравился. Был он весь каким-то нескладным, коренастым и некрасивым, со слишком широкими плечами, совсем непохожий на уличных танцоров, среди которых росла Шветстри и по которым привыкла сверять красоту мужчин — гибких, поджарых, высушенных калькуттским солнцем до звона. У Османа же было слишком много того, что акробаты называли «дурным мясом». Он не был бесформенным или рыхлым, вовсе нет, ежедневные занятия матраком и стрельбой из лука накачали рельефной силой его мышцы — но это были не те мышцы, к которым привыкла Шветстри. И не те занятия. А Хадидже пока еще не имела возможности к чему-либо привыкнуть или с чем-нибудь сравнивать — не с евнухами же, в самом-то деле!
К тому же был Осман каким-то пегим, и волосы словно с подпалинами, не то чтобы совсем блеклые, но какие-то будто слегка побитые молью, как пакля или выгоревшая на солнце шерсть уличной шавки. Короче, совсем не таким представляла себе будущего султана Хадидже.
Однако правильная перчатка должна уметь хорошо прятать и прятаться — не только людей и вещи, но и мысли и чувства, не только на время, но и навсегда, не только от посторонних, но и от себя самой. От себя самой что-то спрятать иногда куда важнее.
И потому Хадидже глубоко-глубоко запрятала острую неприязнь, охватившую ее при первом знакомстве с шахзаде Османом — в самый дальний угол самого глубокого подвала души запрятала. А дверь в тот подвал не просто заперла крепко-накрепко — замуровала, покрыла узорчатой штукатуркой заподлицо со стеной и расписала вьющимися лозами с цветами столь восхитительными, что достойны садов Аль-Джаннат. Чтобы ни следа не осталось от когда-то существовавшей тут двери. Чтобы никто не имел ни малейшей возможности догадаться, глядя на подобную красоту, какая же непозволительная мерзость за ней сокрыта. Никто-никто. В том числе и сама Хадидже.
Неприязнь к Осману никак не способна помочь Хадидже стать его избранницей. А значит — лишняя она. Ненужная и даже вредная. Вот и пусть себе чахнет в глубоком подвале, замурованная и забытая, покрывается паутиной и плесенью, туда ей самая и дорога. А Хадидже будет сидеть у каменной стены, спиной ощущать исходящее от нее тепло, следить восторженным взглядом за происходящим на тренировочной площадке и восхищаться. На свету, между прочим, сидеть. На самом солнцепеке — чтобы всем желающим было отлично видно ее восхищение ловкостью и силой шахзаде, всех троих вместе и каждого по отдельности. Хотя больше всего, конечно же, восхищала ее мудрость Кёсем, которая привела «своих девочек» на первое знакомство с племянниками султана Мустафы не куда-нибудь, а в тренировочный двор для занятий матраком.
Потому что если и существовало на мужской половине дворца что-то, восхищение чем Хадидже не надо было изображать, так это матрак. Матрак Хадидже восхитил с первого взгляда и до самой глубины души, тут притворяться не требовалось даже перед самой собой.
Матрак ничем не напоминал ни показательную и насквозь фальшивую борьбу цирковых, растянутую и всю насквозь показушную, ее почему-то ужасно любили в южных провинциях и постоянно просили еще хотя бы на разик продлить. И на уличные драки, кровавые и беспощадные, но, как правило, стремительные, словно удар молнии, он тоже не походил. Это был настоящий танец — но танец опасный, боевой, танец на грани жизни и смерти. Полный скрытой силы и откровенной угрозы, танец агрессивный, напористый, сметающий любые преграды, и не важно, что выступает в качестве таких преград — каменная стена или хрупкое человеческое тело. Сердце воздушной плясуньи сладко замирало каждый раз, когда ротанговый меч со свистом вспарывал воздух на расстоянии волоса от тела ловкого танцора, снова избежавшего удара — в который уже раз. Это был настоящий танец смерти, богиня бы наверняка одобрила, а кто такая Хадидже, чтобы противоречить богине и сомневаться в одобренном ею?
— Правда же, он прекрасен? — с восторженным придыханием то ли спросила, то ли просто не смогла удержать в себе переполнявшего ее восхищения Мейлишах, сидящая слева от Хадидже, а Ясемин, сидящая справа, ничего не сказала, только вздохнула судорожно и потом задышала часто-часто.
— О, да! — выдохнула Хадидже в ответ то ли подругам, то ли собственным мыслям. И ничуть не покривила душой при этом.
И даже вовсе не потому, что именно в тот миг по случайности задержала взгляд на Мехмеде — а тот действительно был великолепен, от роскошных волос, черных и блестящих, словно вороново крыло, до узких босых ступней, уверенно попирающих утрамбованную до каменной твердости тренировочную площадку. Его покрытое потом полуобнаженное тело было словно отлито из бронзы, но бронзы живой, умеющей не просто двигаться, а танцевать на тонком лезвии между жизнью и смертью, бросая вызов целому миру.
Впрочем, его партнер по учебному бою был прекрасен ничуть не менее — и тело его ничуть не меньше блестело и перетекало под солнцем жидкой бронзой, извиваясь в немыслимых скрутках и буквально в последний миг ускользая из-под казавшегося неминуемым удара гибкой палки. Партнером этим был Осман — и в азарте боя, пусть даже учебного, был он воистину восхитителен. И даже рыжеватые волосы его ничуть не портили — теперь они казались огненными, вспыхивая живым пламенем каждый раз, когда, уклоняясь, воин-танцор дергал головой особенно резко. Ранее, когда он расслабленно стоял, отдыхая между тренировочными боями, он мог казаться нескладным и некрасивым увальнем, но умелый танцор не мог быть некрасивым никогда! И в груди у Хадидже сладко ныло каждый раз, когда ей казалось, что стремительный взгляд Османа задерживается на ней, Хадидже, на полмига долее, чем на ее соседках. И бабочки танцевали в ее животе, и щекотали изнутри мягкими крыльями, и становилось жарко-жарко, куда жарче, чем должно было быть даже на самом солнцепеке или в горячем зале парильни.
Конечно же, он победил! Да и как могло быть иначе? Никак. Выбил палку из рук Мехмеда, одним ударом кинул его на землю и прыгнул сверху, словно молодой горный барс. А потом хохотал, запрокинув к небу сияющее лицо — и небо смеялось ему в ответ, и сердце Хадидже тоже смеялось, вторя им обоим, ибо не было на всей земле зрелища прекраснее.
Но первым к зрительницам по окончании тренировки подошел не Осман, а Мехмед. Осман не торопился, все еще пребывая в горячке минувшего боя и споря с наставником-матракчи о чем-то, понятном лишь им двоим, что-то доказывая и горячась, размахивал руками и чертил в пыли концом учебного посоха. Рядом вертелся третий шахзаде, бросая на зрительниц короткие взгляды и делая вид, что вовсе ими не интересуется и даже не замечает, но при этом стараясь принять то одну горделивую позу, то другую — и так, чтобы обязательно было видно этим самым зрительницам. И было понятно, что он еще совсем мальчишка.
А вот Мехмед — он был совсем другой, его назвать мальчишкой не поворачивался язык. Впрочем, как и Османа. Только Осман оставался на площадке, весь во власти мужских игр, которые были для него важнее, а Мехмед — вот он, рядом уже. Вот просто так взял и подошел, потный, разгоряченный, полный боевого азарта и ничуть не униженный только что пережитым поражением. И был он прекрасен лицом и статен телом настолько, что перехватывало дыхание при одном только взгляде. И пахло от него остро и приятно. И заговорил он с Мейлишах, но смотрел при этом на Хадидже. И как-то почти сразу же стало понятно, что только из-за нее он и подошел к ним троим, и сердце Хадидже пело от этого понимания.
Осман подошел позже.
_________________
ПРИМЕЧАНИЯ
Матракчи — наставник по рукопашному бою в стиле матрак