Скажи, кого для тебя убить, мой светлый Дайм?
Тьма. Свет. Наслаждение. Боль. Густая плетенка перламутровых искр, горячее черное кружево, сплетение разностихийного макраме. Теплый лед бирюзы. Черно=алый огонь, который не обжигает. Кого мне убить, мой свет. чтобы тебе больше не было больно?
Только не молчи…
Ты ведь не любишь этого делать сам, мой светлый шер, правда? Палач Императора, какая ирония… Ты, конечно, хорошо держишь лицо, другие могут ничего и не заметить, но Роне не другие, Роне видел, как тебя перекашивает каждый раз при одном только упоминании.. Ну вот и не надо, мой светлый… Дайм. Больше не надо..
Роне сделает.
Мой Дайм…
Только представь: у тебя будет свое ручное чудовище. Отродье Ургаша, кровожадная тьма на страже твоих государственных интересов. Наводящая ужас и трепет на подданных, безжалостная к врагам и послушная лишь тебе одному. Жуткий монстр на службе у благородного Света. Это же просто прекрасно, правда? Символично. Подданные умрут от восторга, враги от ужаса, соседи — от зависти.
Триумвират, Дайм! Ты только представь!
Ману пошел неверным путем, предлагая единение лишь на двоих, в этом и заключалась его основная ошибка! Две точки опоры дают слишком неустойчивое равновесие. Возможно, именно это и привело его последователей к безумию. Ну и отсутствие доверия. да, но две точки опоры мало. Три — куда надежнее. Триумвират, Дайм! Это устойчиво, это красиво. Триумвират должен сработать!
Единение на троих. Свет. Тьма и Сумрак. Свобода…
Не думай, что Роне предлагает все это лишь ради власти. Вовсе нет! Он с удовольствием уступит тебе хлопотную должность короля. И королеву уступит тоже. Вы хорошо будете смотреться на официальных портретах. Прекрасная пара… А Роне даже на роль принца-консорта не претендует, зачем дразнить гусей… Твой придворный маг — чем плохо, мой светлый Дайм? Твой придворный палач. Твой придворный шут, в конце концов… Да кто угодно!
Лишь бы твой.
Ты подумай, Дайм. подумай…
Роне сумеет быть полезным. Это основа выживания для темных — быть полезным. Быть тем. кто тебе нужен. Хиссово семя, порождение Бездны, чудовище… Твое ручное чудовище, мой светлый Дайм. Мы бы были хорошими соправителми, ты не находишь? Крайне выгодными друг для друга, и потому верными до травы. Взаимная выгода — лучшее основание для истинного доверия, ты ведь и сам это знаешь, правда? Куда надежнее всех этих эфемерных чувств. Взаимная выгода — основа любви.
А секс ерунда… То есть, конечно, не ерунда, а очень даже приятно и полезно, и Роне не станет возражать. если ты вдруг… когда-нибудь… ну, возможно! почему бы и нет?.. Но секс… понимаешь, мой светлый Дайм, это такая штука, которой можно заниматься с кем угодно. А вот сильного светлого, который не против поделиться собственным светом, еще попробуй найди. И поиски переходят в разряд миссий практически невыполнимых, когда светлому предлагается поделиться не с кем-то, а с темным! Что-то Роне таких не встречал. Может, их вовсе и нет таких больше.
Кроме тебя, мой светлый Дайм.
Мой свет…
Проклятье! Он что — сказал это вслух? Вот это вот все, в том числе и про “кем угодно, лишь бы…”? Шисов дысс… Или все-таки не сказал? Наверное, все-таки нет, ведь Дайм не разозлился.
Проклятье…
Он слишком пьян. Или же наоборот, пьян недостаточно. Дайм упорно пялился в стенку, но зачем-то запустил по комнате множество светящихся глаз. И как минимум половина из них следила за Роне. Пристально, не моргая. С немой укоризной. Бирюзовые, как и положено глазам королевских пусть даже бастардов. И никуда от них не деться.
Роне схватился за полупустую бутылку, как утопающий за спасательный круг.
В Бездну!
— Точно! — откликнулся Дайм с отчаянным весельем. Наверное, Роне думал слишком громко. — Счастливые вы, темные: вас она ждет лишь после смерти. За Бездну, Бастерхази! За Бездну, которая всегда с тобой…
И он шатнулся вперед, вытянув руку с бутылкой. И как-то так получилось, что…
Проклятье!
Как-то так получилось, что Дайм буквально упал… а Роне качнулся вперед. подхватывая. И успел. И успел подумать, что зря. Что лучше было бы… Но отпустить уже не успел.
Так близко, так жарко, дыхание в шею. Твердые ладони обжигают плечи, и под твоими ладонями чужое горячее тело, и ты вцепился в него так, что наверняка останутся синяки, и он тоже держит… Удержать. Удержаться… Ох, Дайм… пожалуйста. Удержись… Удержи. Потому что Роне не сможет точно, он сейчас недостаточно для этого пьян. Пьян тобою.
Весь день.
Весь этот семью екаями драный день!
Утонченная пытка: видеть тебя так близко — и не иметь ни малейшей возможности прикоснуться. Даже случайно, даже на миг, даже словно бы ни на что и не намекая. Улыбаться словно бы мимо, смотреть лишь краем глаза и молчать, молчать, молчать… потому что бесполезно, потому что все равно не ответишь, только поморщишься и пришпоришь коня, и придется снова перерабатывать собственную боль, не давая ей прорваться наружу. И смотреть, и улыбаться — снова мимо.
А потом сидеть на дальнем конце кровати, сплетаясь стихиями… восхитительно, безумно, сладко, но — мало! Как же этого мало, когда тебя буквально наизнанку выворачивает от совершенно иного желания…
Держись, Дайм. Пожалуйста. За двоих держись. Потому что Роне держаться может лишь за тебя…
— Бастерхази, — сказал Дайм вдруг совершенно трезвым голосом. — На тебе слишком много одежды. М-м?
И потянулся губами… но почему-то вовсе не к пуговицам.
0
0