Окрестности острова Лас Мариньяс.
Норрингтон торопливо вскрыл конверт, уже не сомневаясь, кто автор этого таинственного послания.
«Любезный командор», — писал Джек своим угловатым, но аккуратным почерком, — «Прошу простить меня за столь внезапный отъезд, помешавший мне проститься с вами подобающим образом и выразить вам свою горячую благодарность. Обстоятельства сложились так, что я давно уже планировал наведаться на Лас Мариньяс, но не располагал достаточным количеством сил для подобной операции. И тут, словно подарок судьбы, появляетесь вы с вашим предложением вступить в ряды преданных слуг Его Величества. Я был бы жалким пиратом, если бы не воспользовался столь счастливым стечением обстоятельств. А я не жалкий пират. Признайте, что я являюсь самым лихим пиратом из всех, что вам довелось встречать. И я «положу ваше признание на алтарь своего тщеславия», как вы изволили выразиться. И сделаю это с удовольствием. Поскольку ни разу в жизни я не слыхал ничего более приятного, чем те слова, что вы произнесли над мои бесчувственным телом. Клянусь, я не забуду их до самой кончины!
Золото, что нам совместными усилиями удалось заполучить, я разделил согласно законам «берегового братства», то есть, исходя из количества людей на кораблях. Так что вам досталась даже большая его часть. Знали бы вы, каких трудов мне стоило удержать моих парней от того, чтобы не заграбастать все! Надеюсь, вы оцените мое благородство.
Искренне ваш –
Капитан Джек Воробей».
— Симулянт чертов! – кулак Норрингтона с такой силой обрушился на полированную поверхность стола, что стоявшие на нем письменный прибор и бутылка портвейна со стаканом, подпрыгнули, жалобно звякнув. – Лейтенант Тернер, — продолжал командор, овладев собой, — Прикажите капитану Джилетту и Мастерсу сниматься с якоря и преследовать дезертиров!
— Но сэр! – Уилл растерянно моргнул, — Нам ни за что не догнать пиратов, даже при попутном ветре!
Командор глянул на него как на безнадежного идиота.
— Я объясню вам смысл моего приказа, хотя и не обязан это делать. Мне необходимо будет отчитаться перед командованием, что мною были приняты все меры к поимке капитана Воробья, предателя и вора. Теперь вы поняли?
— Да, сэр!
Уилл слегка покраснел. Вид у него, однако, был куда менее унылый, чем во время первого визита к командору. Развернувшись, он отправился выполнять приказ, оставив командора одного.
Нынешнее состояние Норрингтона оказалось весьма далеким от недавней полудремы и находилось где-то посередине между «крайне возбужденным» и «взрывоопасным». Им вдруг овладел смех. Командор не смеялся, нет. Он ржал до колик и до слез, словно какой-нибудь подгулявший матрос в грязной портовой таверне. Помимо многообразной гаммы самых различных эмоций, он испытывал громадное облегчение, как человек, избавившийся от тяжкого груза. Все стало на свои места.
— Господи, Джек, — приговаривал он, утирая слезы, — ты провел меня, как мальчишку! Мерзавец эдакий! Построил мне глазки, словно стареющая кокетка, а я и расчувствовался!
Слегка успокоившись, Норрингтон плеснул себе портвейна для достижения еще большей гармонии с окружающим миром. И продолжал, уже серьезнее.
— Но я все равно тебя достану, ты же знаешь. Игра еще не кончена. В любом случае – твое здоровье, дружище!
Залпом опрокинув стакан, командор подумал, что жизнь в общем-то замечательная штука!
Конец второй части.