Все
Рассел ушел в рубку и набрал номер Джека Чивингтона по межпланетной связи. Бывший дексист тут же ответил и с искренней радостью выпалил:
— О! Кого я вижу! Ну, здравствуй, Рассел Харт.
— Здравствуй, Джек.
— Давай, рассказывай, как жизнь, как устроился, — Чивингтон даже вперед подался.
— Да нормально я устроился, — невольно улыбнулся Рассел его энтузиазму, — шерифом в небольшом городке. Пайнвилль называется.
— Ну ничего себе! — всплеснул руками Джек. — Я был прав, когда говорил, что ты уникум! Bond десяти с половиной лет, практически с семилетним стажем разумности, который устроился на работу в правоохранительные органы и его никто не спалил. Ведь не спалил же, я прав?
— Прав, — усмехнулся Рассел. — Но я тебе не по этому поводу звоню. У тебя не будет возможности попасть к нам на Спаркл?
— Неужели соскучился?! — воскликнул Чивингтон.
— Джек, ты даже не представляешь себе причину моего желания тебя увидеть, — хохотнул Bond.
Бывший дексист откинулся на спинку кресла, прищурился:
— Ты решил позволить мне поизучать тебя в естественной среде?
— Если будет нужно, я готов позволить тебе это, Джек, — решительно сказал Рассел. — Мне нужна твоя помощь. Точнее, двум парням и девушке — Paramedic’y, Irien’y и DEX’у.
— Сорванные? — сразу весь подобрался Джек.
— Да. Сейчас они живут у меня в участке и я их адаптирую в меру своих способностей. Все трое беглые со своими проблемами. Нужна регистрация в ОЗК и документы.
— Они согласны на тестирование?
— Разумеется. Все, что угодно, чтобы легализоваться. А у Irien’а это вообще вопрос жизни и смерти, — и Рассел коротко изложил историю Мэрка.
— Ну ни хуя себе! — воскликнул Чивингтон. — Ты просто молодец, что прижучил этого скота. Береги парня. Я скоро. На бабки, что нам за тебя заплатили твои друзья, мы с Доусоном прикупили себе космическую яхту, оснастили ее стендом и получили таким образом передвижную лабораторию ОЗК быстрого реагирования. У вас будем через два дня. Подумать только! Какой набор! DEX, Paramedic да еще и и Irien! И ты — как настоящая жемчужина!
— Джек, я такими темпами возгоржусь! — рассмеялся Рассел. — Жду вас с Кларком!
Чивингтон пробормотал слова прощания, уже вскакивая и убегая. Bond с ухмылкой покачал головой и отключился.
Шериф Паркер прилетел с двумя своими DEX’ами после обеда. Рассел к тому времени успел обстоятельно побеседовать с Мэрком и пришел в бешенство, узнав о том, что связывало этих конкретных киборга и человека. Серьезно поразмыслив, он решился рассказать своему начальнику все, что он смог узнать об Irien’е: о том, что он сорванный, что раньше принадлежал круизному лайнеру «Алая жемчужина», о том, что использовали его в основном для садо-мазо развлечений, во время которых неоднократно получал тяжелые повреждения. О том, что Мэрк сбежал с круизника, когда случайно узнал, что находящийся под стражей Альгерд Кралль намеревался выкупить его для удовлетворения личных садистских наклонностей. Записи киборга о его извращенных развлечениях чудом сохранились в цифровой памяти Irien’а, которому ее забыли отформатировать после последнего сеанса с Альгердом Краллем. Все это, несомненно, свидетельствовало против человека. Рассел сообщил также, что Мэрк Лавли, как теперь зовут киборга, прилетел в Пайнвилль с группой музыкантов, в которой он является солистом. Члены группы не знают, что он киборг, считают аутистом, сбежавшим от жестоких опекунов. Сейчас временно отсутствуют по семейным обстоятельствам, в дальнейшем намерены вернуться и продолжить выступления вместе с ним. Во время концерта местные дамы активно голографировались с симпатичным певцом, а потом эти снимки попали в инфранет. Там их обнаружил Альгерд Кралль и прилетел в Пайнвилль с целью захватить Irien’a. Во время этой попытки его и арестовал Рассел.
Паркер просмотрел часть записей, побагровел, долго матерился и плевался, потом надолго задумался.
— Вопрос крайне сложный, — наконец, заговорил он. — Если бы этот Мэрк был простым кибером, то по правилам его следовало просто вернуть на круизник и пусть разбираются сами. Но сейчас все вокруг так и кричат о сорванных киборгах да об ОЗК… В общем, предлагаю поступить так: этого Альгерда я забираю в окружной участок, там посидит. Дальше я пробью информацию о том, выкупил ли он этого Irien’а с круизника. И вот если это так, то его можно взять за жопу. Мужика, не Irien’а. Тем более, если привлечь ОЗК. Но надо будет как-то доказать, что Мэрк действительно разумный.
— У меня есть знакомый в ОЗК, — сказал Рассел. — Я вызвал его, он будет здесь через два дня. Парень действительно разумный, уж поверьте мне. Так что докажем.
— Отлично! У меня просто руки чешутся вздрючить этого скота по полной! — Пракер потряс пухлыми кулаками. — Я понимаю, кого-то тянет на смазливых мальчиков, их дело. Если мальчики не дают, есть секс-киборги, но издеваться-то зачем! Они же тоже люди, хоть и с процессором в башке. Это же все равно, что над ребенком или инвалидом измываться! Я вон своим иногда не по злобе подзатыльник отвешу и то совесть покоя не дает. А тут такое! В общем, суку эту я забираю, ждем твоего знакомого, собираем доказательства и получит у нас этот козел на всю катушку. — Окружной шериф вскочил и пошел забирать Альгерда.
Едва Паркер улетел с задержанным и его киборгами, раздался вызов по межпланетке. Звонил Чивингтон:
— Расс, у меня идея! Мы официально подтверждаем разумность Irien’а, а потом надо будет раздуть скандал в СМИ! Журналюги обглодают этого Альгерда, как шебские пираньи! С говном и костями сожрут! А у Мэрка появится возможность раскрутиться на волне черного пиара. Вот увидишь, если он действительно хорошо поет, еще и звездой станет. Киборг-певец, настрадавшийся в прошлом! Бабы его просто боготворить будут! Она его за муки полюбила… Ну, ты знаешь. Они его просто на руках носить будут!
— Джек, ну ты даешь! — поразился Рассел.
— А то! ОЗК вообще — сплошной хайп. Вот и воспользуемся этим, — осклабился Чивингтон и отключился.
Шериф посидел еще какое-то время, размышляя над предложением Джека, и пришел к выводу, что это может сработать. От дальнейшего анализа вероятностей его отвлек просочившийся через вентиляцию запах жареного мяса. Рассел сглотнул слюну и пошел в кубрик.
Глэйс расстаралась от всей кибернетической души. Возлежащая на столе курочка с румяной хрустящей корочкой источала безумно аппетитный аромат. Рядом стояла большая чаша овощного салата с пряными травами, плетенка с хлебом и пара бутылочек с соусами. Сама же девушка накладывала в тарелки поджаристую картошку, нарезанную тонкими ломтиками. Мэрк и Сэнди уже сидели за столом, провожая взглядами каждое движение Глэйс. Похоже, парни тоже проголодались.
— М-м-м! Как вкусно пахнет! — подбодрил Рассел повариху, застывшую с выжидающим видом. — Сейчас быстренько помою руки и будем обедать. Иначе я просто захлебнусь слюной!
За едой Рассел не уставал нахваливать приготовленные Глэйс блюда, от чего у кибер-девушки проступил на щеках румянец. Потом он рассказывал забавные случаи из своей шерифской практики. Сэнди, уже понимавший толк в шутках, весело хохотал над ними, Глэйс и Мэрк тоже улыбались, старательно учась человеческому общению.
Irien’у очень понравилась и вкусная еда, и необычайно уютная атмосфера, которая царила в кубрике. Мэрк даже меньше скучал по Руслану и Тинке, а самое главное — почти совсем перестал бояться Альгерда. Рассел обещал, что защитит его от этого человека и сделает документы. Теперь Irien точно знал, что ему можно верить.
Потом они пили чай с шарлоткой, которую испекла Глэйс. Шериф с явным сожалением прервал приятный отдых и вернулся в офис — рабочий день еще не закончился.
Зато вечером Рассел предложил всем вместе прогуляться с Хешем по берегу озера и искупаться. Тем более, что купальник для Глэйс и плавки для мужчин в участок доставили сразу после обеда. Идея была воспринята на ура! Киборги плавали и ныряли с огромным удовольствием, ведь для них было в новинку делать это не по приказу. Пес, конечно же, увязался вместе с ними. Затем Сэнди и Мэрк носились вместе с Хешем по мелководью, бросая ему по очереди летающую тарелку фрисби или мяч. Рассел показал Глэйс как строить замки из мокрого песка и DEX’очка, вначале не понимавшая, зачем это делать, неожиданно увлеклась. Скоро вокруг нее выросла целая стена из замысловатых сооружений с причудливыми башенками и даже мостиками.
Рассел сидел рядом на песке, изредка подбрасывая ей красивые камушки или ракушки, а потом предложил парням поиграть в пляжный волейбол. Сэнди и Мэрк внимательно выслушали правила и с энтузиазмом включились в игру. Без Хеша и тут не обошлось. Пес с громким лаем скакал от игрока к игроку, едва не сшибая их с ног. В итоге парни стали пасовать конкретно на него. Хеш ловко отбивал мяч носом, пока в один прекрасный момент Сэнди не успел дотянуться, чтобы подкорректировать траекторию, и снаряд угодил прямо в один из замков Глэйс. DEX’очка тут же вскочила, сердито засверкала алыми глазами. Парни замерли с виноватыми лицами, Хеш и вовсе плюхнулся на песок, спрятав нос в лапах и подглядывая оттуда на девушку. Глэйс обвела их всех взглядом, выдохнула и погасила подсветку глаз.
— Вот и умница, девочка! — улыбнулся ей Рассел. — Это всего лишь игра — и замки, и волейбол. Не стоит из-за этого сердиться. Хочешь поиграть с нами? — Глэйс подумала и кивнула. Парни облегченно заулыбались. — Вот и отлично!
Игра пошла по новому кругу.
Время на пляже промелькнуло незаметно. Мэрку пора уже было собираться в «Кривую сосну». Рассел собирался пойти вместе с ним, в обычной одежде, не в форме. Он предложил Сэнди и Глэйс присоединиться, но девушка отказалась, она еще не готова была выходить в людные места. Сэнди решил остаться с ней, но пообещал, что обязательно сходит на выступление Мэрка. Ему было интересно послушать, как поет Irien.
Перед выступлением Рассел с Мэрком заглянули к Элен Ренье забрать вещи Irien’а. Это была та самая блондинка, которую Мэрк видел с шерифом на втором концерте в Пайнвилле. Девушка огорчилась, что у Мэрка возникли проблемы, но он пообещал, что все равно будет петь у нее в кафе. Отправив с Арни вещи в участок, Мэрк и Рассел с Элен отправились в бар. Шериф с девушкой заняли столик, который для них был зарезервирован барменом, а Мэрк поднялся на небольшой подиум, где для него установили микрофон и акустическую систему, которая должна была воспроизводить музыкальное сопровождение. Зал был уже полон и певца встретили шумными овациями. Концерт начался.
«Есть тысячи способов манипулировать сознанием и некоторые из них невинны, как разговор отца с сыном». (фильм «Извлечение», Ричард, Том Джейкобс)
— Главное, чтобы на всё про всё не потребовалось более сильного магического вмешательства, а то реально ведь умом тронется, — прихлёбывая из чашки, тихо возвестил один из Дакиров в тот момент, когда фокусник после условного стука вошел в апартаменты управляющего. Второй из Дакиров ненавязчиво вертел в руках сувенирный кинжал и как раз отложил его в сторону, вперил взгляд на вошедшего.
«М-да, а по глазам-то всё же есть шанс различить», — отметил про себя мессир Джениус.
— Вроде успокоились все, по комнатам вернулись, — доложил он же, — Что будем с принцессой цирка делать?
— Вот как раз и решаем, — ответили управляющие дуэтом, а потом продолжил лишь один из них.
— Не будем спешить с кардинальными мерами. Предоставьте всё мне. Я могу быть весьма убедителен, — поднялся из-за стола настоящий.
— Это точно, у Вас талант, — кивнул Джениус, — А от меня какая-то помощь ещё нужна будет?
— Пока нет, иди, отдыхай… впрочем, можешь собрать все бутылочки из-под эликсиров. Наверняка твой фармацевт будет рад возврату тары.
— Да, конечно, она раза три напомнила о возврате, пока упаковывала, — фокусник тут же принялся за дело.
— Она?! Стоп-стоп, час от часу не легче, — хлопнул ладонью по лбу Дакир Алабас, — Других вариантов вообще не было что ли?
— Не было, — прозвучал ответ.
— Обратиться по тайному и важному поручению к первой городской сплетнице! Браво! Брависсимо! Или, может, у нас в столице появилась ещё одна владелица круглосуточной аптеки?
— Скажи спасибо, что вообще нашел, где можно было такой партией эликсиров закупиться!
— Чшш, чшш! Не кипятитесь, циркачи, — перетянул на себя внимание лже-Дакир, — Что сделано, то сделано. Впрочем, я мог бы всё это время валяться в углу без пользы и без нормальной возможности двигаться и соображать. А сейчас, как видите, бодр и почти здоров. И щедро награжу за расторопность. Алабас, так что там было у тебя во фразе про дар убеждения?
— О, предлагаю понаблюдать собственными глазами и ушами. Идём к Мии и подождём, когда очнётся. А потом ты просто молчи или поддакивай по ситуации.
— А может, это… со всех склянок остатки сольём и подлечим? – предложил Джениус, поднимая очередную бутылочку и рассматривая на просвет влагу, оставшуюся на донышке.
Но его рационализаторскому предложению не суждено было воплотиться в жизнь. Все трое услышали явственное «Апчхи!» из спальни и поспешили туда.
Мия пришла в себя буквально секунду назад и, повернув голову, уткнулась носом ровнёхонько в перо, по вполне естественным причинам покинувшее своих собратьев по подушке. От столь громкого собственного чиха девушка смутилась и лишь потом, в скупом свете, сочащемся с улицы, осознала, что находится не в своей постели и даже не в своей комнате. И сразу же распахнулась дверь, нос девушки уловил слабый запах химикатов, обычно ассоциирующийся с больницей или аптекой. Но страх и паника ещё не успели затопить сознание.
— О, Мия, солнышко, ты уже проснулась! Как себя чувствуешь? — зачастил Алабас, включая освещение, — То, что руки связаны, не беда, сейчас освобожу, только пообещай мне, что не будешь больше пытаться покончить с собой!
Девушка несколько раз быстро моргнула, как привыкая к свету, так и проверяя, не двоится ли у неё в глазах.
— Ты не волнуйся. Это для нового фокуса. Он – мой старший брат. Видишь, мы не совсем похожи. Точнее даже, совсем не похожи, просто загримировались, ты же понимаешь.
— В-вы говорили как-то, что сирота, — ответила Мия хрипло. Связки после визгов и криков ещё не восстановились.
— Я был уверен в тот момент, что действительно сирота, — отмахнулся, как от чего-то незначительного, управляющий, — Важно, чтобы ты сама помнила, что находишься в нашей большой цирковой семье. И мы все тебя ценим. Повернись немного на бок, развяжу путы. Вот, молодчина.
Мужчина действительно начал развязывать тканевый пояс, которым были стянуты руки девушки.
— Ты можешь плохо помнить свой приступ, это часто бывает. Память защищает сама себя. Но сейчас-то опасность миновала. А ты просто слишком переволновалась. Тем более, нести на хрупких плечах такой скорбный груз не каждый сможет, — управляющий помог подопечной сесть, придвинул под спину пару подушек, — Но ты у нас сильная. Ты настоящая артистка. Уж с эмоциями-то глупыми ты определённо справишься. Подожди-подожди, зачем глазки опустила? Что такое? Мне-то ты всегда можешь сказать.
— Простите… я подумала, что лучше будет пойти к стражам порядка и во всём признаться.
Лже-Дакир встрепенулся, а настоящий, ничуть не утратив ласкового тона, продолжил.
— Нет и нет, милая, никаких походов в участок.
Мия качнула головой, одновременно с этим растирая запястья.
— Но это, по крайней мере, будет честно. Я ведь… так и не могу простить себя за то, что сделала. И приму любое наказание.
Управляющий присел на кровать рядом.
— Я ведь для чего тебя среди ночи к себе и позвал, чтобы объяснить бессмысленность этого решения.
— Вы меня вызывали? Не помню…
— Вот именно! А я о чём! Тебе нужно поберечь себя и просто довериться мне. Да, я бывал порой строг и даже суров, но это всё для твоего же блага. Ты сама понимаешь, Мия, что трудности лишь закалили твой характер…
Фокусник, до сего момента неподвижно стоявший в дверном проёме, как-то странно всхлипнул и поспешил заткнуть себе рот рукавом.
— Прошу прощения. Плохо себя чувствую с вечера. Я пойду, — просипел он и ретировался.
— Ты не имеешь права вот так просто загубить свою карьеру. А как это скажется на цирке, на всех нас, ты подумала? Твои родители столько сил вложили, чтобы ты стала превосходной артисткой! Ты меня понимаешь? Ты согласна со мной?
— Да, конечно, — кивнула девушка, чуть слышно шмыгнув носом.
Дакир мягко погладил принцессу цирка по плечу. Поймал себя на мысли о том, что, честно говоря, не прочь погладить её и ещё по каким-нибудь другим частям тела. А затем лишь хмыкнул чуть слышно и остался верен своей избранной ранее роли и модели поведения.
— Вот что! Ты сегодня оставайся здесь, а я в кабинете переночую. И нет, меня это совершенно не затруднит. За тобой присмотр нужен. Если попить хочешь, или из еды чего – только скажи. А как отдохнешь, сходим вместе на арену, объясню новый трюк, который я специально для тебя придумал.
— Хорошо, — отозвалась Мия.
— Отдыхай пока, — управляющий направился к двери. Его «брат» — следом за ним.
— М-да, у тебя действительно талант, дорогой «родственничек», — тихо прокомментировал лже-Дакир, когда дверь закрылась, — Если я верно понял, малышка самостоятельно поднимется на треклятую балку. Вот бы ещё и остальные проблемы разрешились так же легко.
— Будем выкручиваться, не впервой, — точно так же тихо сообщил собеседник.
— Утешает лишь одно, — астральщик улёгся на диван, закинул руки за голову и зевнул, — Времени прошло достаточно, так что в безнадёжной ситуации я смогу сбежать с Лиара благодаря первокристаллу. Уже без риска для жизни.
— Э?! А где буду отсыпаться я? – не понял управляющий.
— Да где хочешь, мне как-то всё равно… — его двойник лениво махнул рукой в сторону шкафа.
Дакир Алабас закрыл входную дверь на защелку и с обреченным горестным вздохом погасил свет в помещении.
__________________
Меж тем, Безымянный успел (сначала вкратце, потом — с подробностями) рассказать свою историю с момента создания. О парне с двойным голосом он решил не говорить, а про общение с управляющим и договорённость с ним упомянул лишь вскользь. До демонстрации обратной и прямой трансформации ушек дело тоже дошло.
— Значит, ты обладаешь хорошим нюхом, умеешь видеть в темноте, изменять свои уши и когти… Целых три таланта, вот здорово! Мне бы так! – тут же восхитилась Хельна, загибая пальцы.
Стараниями тетушки Кло, парень подкрепился хлебцами с сыром, ветчиной и овощными заготовками трех сортов. То есть, в буквальном смысле – подножным кормом. Ведь часть припасов чета Палфиреков хранила в погребе, тайно вырытом непосредственно под полом, считай – под ногами. Благо, первый этаж позволял.
— Ты кушай, не стесняйся, — проворковала Клотильда, на этот раз достав к холодному чаю из запасника восхитительное, просто тающее во рту фруктовое повидло, приготовленное по особому рецепту без использования сахара, — Тебе силы нужны, раз механоид двигается не сам по себе.
— Почти сам. Хотя да, без меня пока никак, — согласился «гомункул», уминая за обе щеки.
Хелли решила от него не отставать. Такое угощение перепадало только изредка, по особым случаям, как из-за сложности готовки, так и из-за дороговизны ингридиентов.
— Но это ж надо, какую штуку Ломастер выдумал, – поцокал языком Постро, — Раньше-то он всё как-то механикой занимался, а тут – уму непостижимо. И уж если он тебя создал, то за основу взял явно не человеческую расу. Не у всех такой талант…
— А какой у всех? – заинтересовался Безымянный.
— Не поняла вопроса, — склонила голову на бок Хельна.
— Какой талант есть у всех?
— Так у всех разный. Например, бабушка превосходно готовит, дедушка отлично ладит с животными… Хотя у кого-то и сходные умения бывают.
— А, понял. Госпожа Элисса угощала меня, у неё тоже талант вкусно готовить. А у тебя, Хельна?
— А у неё — «вкусно» кушать, сладко спать и в облаках витать, — тут же встрял Постро Палфирек, и Клотильда замахнулась на него полотенцем.
— Тоже три таланта получается, — загнул пальцы по очереди Безымянный.
— Не слушай деда, это он шутит, — фыркнула девушка, — А так, у меня неплохо петь получается и тексты сочинять.
— Понял. Я слышал, как ты пела.
— Не обманывай! Когда хоть? А, ну да, точно, ты же внутри механоидной оболочки на арене был… — догадалась певица и умолкла, задумавшись.
— С одной стороны, конечно, жаль, что ты не Тварь из Цирка, а с другой – это даже и хорошо, — вспомнил этот же эпизод Постро.
— Тайна останется тайной и всегда будет, кем пугать непослушных деток? – поёрничала Хельна.
— Э нет, я о том, что у меня по-прежнему нет доказательств. А просто так, под честное слово, не поверят, что некто, похожий на меня, мне не привиделся. Гомункул же был внутри, а не снаружи механоида.
— К тому же, Безымянный, полностью изменять облик ты не способен, верно? – спросила Клотильда.
— Верно.
— А знаешь, — усмехнулся Постро, — Тебя ведь, и правда, можно назвать «Тварью из Цирка». От слова «творить». Потому что тебя-то как раз сотворили, создали.
— Согласен, сотворили. А какой талант у Мии?
На этот внезапный вопрос парня ответила вынырнувшая из размышлений Хельна.
— Ну-у-у… она симпатичная, умная, общительная, умеет делать разные трюки… А, вот, я бы сказала, что её талант — располагать к себе людей. Но причем здесь Мия?
— Мне кажется, что я откуда-то знаю эту девушку. Когда я её вижу, комок подступает к горлу. Она ведь хороший человек, правда? Мне хочется убедиться, что это так. Потому что это объяснит возникновение привязанности. К тому, кто к тебе хорошо относится, возникает хорошее отношение в ответ, так Мастер объяснил, когда я спрашивал. Но ведь Мия не видела меня. И я с ней тоже ни разу не общался. Так почему?
— М-да… как всё запутано. А может, ты в неё влюбился?
— Не уверен. Это же человеческое свойство, вряд ли оно у меня предусмотрено. Что это, если не ошибка сознания? Вот кто я такой, чтобы быть для Мии знакомым? Мастер предупреждал, что у меня в мыслях могут возникать образы, не имеющие отношения к реальности. Он же сначала хотел создать меня безразумным, но не вышло. А сознание – это так, побочный продукт.
— Всё равно не сходится. Ну, ерунда же какая-то получается! Ты рассуждаешь вполне здраво, общаешься с нами на чистом лиарском, у тебя есть множество навыков, которые за два-три-четыре дня просто не освоить…
— Если есть возможность переместить кого-то в мир с более быстрым течением времени, то три дня могут превратиться в тридцать, — изрёк Постро Палфирек, почёсывая затылок, — Тебя могли выращивать и обучать-тренировать где-то ещё. Такое возможно. И всё же я не понимаю, в чем смысл столь сложной комбинации, если всего-то требовалось сделать механическую куклу для циркового шоу.
— Угу, только для того, чтоб продолжалось это шоу… — медленно, почти по слогам протянула Хельна, потом вскочила, подбежала к полке с книгами и бумагами, зашуршала чем-то в полумраке.
— Ну, всё, пошел процесс! – усмехнулась Клотильда. Безымянный вертел головой, непонимающе переводя взгляд на всех присутствующих представителей семейства Палфирек по очереди.
— Может, тебе поспать пока немного, парень? – сладко зевнул Постро и причмокнул губами, — Я вот уже абсолютно не прочь нырнуть под одеяло.
— А что, если мне попробовать увидеться с Мией? Поговорить с ней? Да, ведь это идея! Я смогу хоть что-то понять.
— Именно сейчас? – скептически скривила губы тетушка Кло.
— Ну, с утра мне репетировать, а потом выступать…
— Хорошо. Ты тут побудь. Я сама схожу, приведу нашу принцессу цирка, пока внучка занята.
Как только Клотильда вышла, старый дрессировщик погрузился в сон, а Безымянный, меланхолично перекладывая оставшиеся кусочки сыра по тарелке, прислушивался к собственным ощущениям.
Хельна увлечённо что-то мурлыкала себе под нос, записывая и перечеркивая текст на листке, и иногда при этом в мир даже прорывалось что-то членораздельное.
— … Лишь их подобием сотворен, а значит, мой удел – «Тварь из Цирка», — выдала девушка, отстукивая ритм ногой, и снова ушла в «А-а-а» и «У-у-у».
«Сдохни, тварь! Сдохни же! Да что ж это такое?!»
Жизнь противника, не успевшего трансформироваться в боевую форму, куда более опасную, уже пресеклась, а тот даже не успел понять, почему вошедший в тело врага клинок ни на секунду не замедлил его.
Неуязвимость? Нечувствительность к боли? Э, нет, всего лишь разогнанная до сумасшедших пределов регенерация и единственный приказ, на выполнение которого брошена вся воля, сила и скорость. Приказ, не утративший силы даже после смерти того, кто его отдал.
Ведь он действительно перестал существовать, безумец из расы людей-кошек. Тот, кто ставил эксперименты на собственных сородичах, притесняемых другими расами. Вынужденный бежать из родных мест, он не оставил планов о собственном государстве, в котором именно нэкои будут править всеми.
«Не может быть!!!»
«Да кто сотворил такого монстра?!»
Это даже не вопли, это заполошные мысли в последние секунды перед отправкой в небытие.
Удар в спину тем, кто великодушно приютил беглецов, не зная их тайных стремлений. Предательство, которому не могло быть прощения. Но в мозге обезумевшего учёного нашлось оправдание и такому деянию.
Внезапность атаки была нэкоям только на руку…
Но радость первой победы улетучилась так быстро! Кто-то один успел сбежать из захваченного форта, а значит – быстро сообщит своим. Уже не уйти. И не подготовиться к ответному удару столь малым отрядом.
«Месть! Отомстим! Вырежем всех кошаков по корень!»
«Подлые твари! Да как они только посмели напасть на…»
Безымянный отшатнулся, чуть не упав при этом со стула. Взмахнул руками, снёс пару тарелок, к счастью, не разбившихся, а только брякнувших по полу.
Но Постро Палфирек тут же встрепенулся и открыл глаза.
— Буяним, да? – поинтересовалась тетушка Кло, аккуратно прикрывая за собой дверь.
— Простите, случайно вышло, — пробормотал парень, — А Мия?
— Нет её в комнате. Я постучала сначала, позвала, но потом мне соседи сказали, что у девушки какой-то приступ случился, к лекарю увезли. Вот… — развела женщина руками.
— Ох! – вскочила Хельна и тут же опустилась на место, — Ну как же так?! Бедная Мия.
— Жалко девчушку. Очень… Так что узнаете утром, к какому лекарю её увезли и обязательно навестите. Не будем терять надежды, что всё наладится. А теперь спать! – распорядился Постро.
— А песня?
— Что «песня»? Ты ещё не спела её разве? Я-то думал, что как раз уснул, будто под колыбельную…
— Де-едушка-а!
— Ну ладно, ладно тебе. Пой.
— Угу. Сейчас… Потом обязательно будем ещё шлифовать мелодию на пару с Вейлином, но пока – вот такая, — заранее оправдалась за возможную неудачу девушка.
«Только для того, чтоб продолжалось это шоу» —
Вечный карнавал,
В нём видит смысл тот, кто себя не нашел.
И без конца, за кругом круг, смешной зверюшкой бег:
Не человек,
Но и не вещь. Ищи ответы.
Нет рядом той, что рушит покой,
И кажется слишком уж знакомой.
А может ли быть, чтоб слово «любить»
Пробилось сквозь памяти заслоны?
Ошибка или нагромождение лжи,
Ты скажи
Всего три слова.
Но голос чужой, команду дает,
И я выхожу к арене снова.
Кто я такой, чтоб быть для неё знакомым,
Но как забыть,
Может, просто сбой,
Если я всего лишь продукт труда чужого.
А одиночества я не должен знать,
Это лишь для них, для людей придумано слово.
Лишь их подобием сотворен, а значит мой удел
«Тварь из Цирка».
Как остановить незримый бег ненужных мыслей,
Как остаться тем, кем создан был, в балланс причислен?
Назван безымянным, безразумным же не создан.
Кто бы объяснил, к чему вообще такая сложность.
Нет рядом той, что рушит покой,
И кажется слишком уж знакомой.
А может ли быть, чтоб слово «любить»
Пробилось сквозь памяти заслоны?
Ошибка или нагромождение лжи,
Ты скажи
Всего три слова.
Но голос чужой, команду дает,
И я выхожу к арене снова.
Кто я такой, чтоб быть для неё знакомым,
Но как забыть,
Может, просто сбой,
Если я всего лишь продукт труда чужого.
А одиночества я не должен знать,
Это лишь для них, для людей придумано слово.
Лишь их подобием сотворен, а значит мой удел
«Тварь из Цирка».
Дополнительное распевание на гласных заполнило собой всю и без того небольшую комнату. Затем повторился дважды припев, и завороженные слушатели не скоро рискнули пошевелиться.
— Над дыханием бы поработать ещё, конечно, и в ноты не во все попала, без разминки-то, — сама себя оценила Хельна.
— Молодчина. Но… срочно спать! Утро вечера мудренее, — вынес вердикт Постро Палфирек, и все присутствующие с ним согласились.
Безымянный был уверен, что долго не заснет на расстеленном по полу тюфяке, а если и заснёт – то обязательно увидит какой-нибудь кошмар. К примеру – очередную бойню или один из этапов «успешного» эксперимента…
Но его опасения оказались беспочвенными.
___________________
Тряпки с прорезями для глаз вернулись на лица, превратив бандитов в ту самую пресловутую безликую массу, и будто бы придали им сил. Самим своим наличием обеспечили карт-бланш на беззаконие. Настороженность и даже некоторый страх в глазах сменились на бесшабашный азарт и какой-то звериный блеск.
— Последний раз предлагаю добровольно сдаться стражам порядка! — рявкнул Вейлин, бросаясь к ближайшему бандиту и с ноги пытаясь выбить нож из его кисти.
Остались далеко позади те мгновения, когда Игзешес шепнул перевозчику: «Появится шанс — прорывайся и беги за помощью».
Не появился. Слишком неудобная позиция. Слишком много противников.
— Но драться я тоже могу! — возразил тогда молодой человек.
— Их много. Они с оружием. И с артефактами. Одолеют числом.
— Вы – мои пассажиры. Я несу ответственность, и точка. А артефакты – пусть активируют, тем быстрее твои соклановцы слетятся.
— Вынудим задействовать?
— Непременно.
И где же былая бравада теперь, когда правая рука не сгибается, левый бок и часть бедра потеряли чувствительность, а из резаных и колотых ран сочится кровь, в полутьме кажущаяся черной?
Мужчину одолевал сейчас не столько страх, сколько ощущение собственного бессилия. А ведь поначалу он даже пытался не убивать, а лишь ранить, «выводить из строя», как говаривал один из былых соратников-путешественников.
Наносил удары в болевые точки, тут же разрывал дистанцию, отвлекая на себя противника. Заставлял их бестолково носиться вокруг паромобиля. Двоих особо рьяных Игзешес даже выбил из сознания ударом о капот. Кто-то из банды всё-таки сбежал. Некоторые по неведомой причине выли и поскуливали, отползая на обочину и держась, кто за живот, кто за щеку.
Но, остальные бандиты, видя поверженных сотоварищей, только зверели. У них будто мозги поотключались вкупе с инстинктом самосохранения. Они нападали всем скопом, орали, подбадривая этим себя и других, напрочь забыв о своих слабеньких заряженных магией камешках по карманам и украшениям. Лошади истово ржали, зацепившись повозками. В бесплодных попытках оборвать постромки они только вносили дополнительную сумятицу.
«Ох, мало простой утренней зарядки для победы в такой стычке!» — мелькнуло запоздалое сожаление. В какой-то момент музыкант краем глаза заметил, как подняли на ножи беднягу-перевозчика, чьего имени он так и не спросил. А потом бандиты с остервенением пинали тело ногами, то ли ещё живое, то ли уже мёртвое. Вот только как давно это было – полчаса или всего лишь пару минут назад – Игзешеес уже не мог вспомнить.
Сил бежать не осталось, только отбиваться-отмахиваться трофейными ножами. Бандит валится под ноги с лезвием в горле, путь почти свободен, но…
Хлопок – и выстрел из пистоля царапает щеку. Что? Решили рискнуть и стрельнуть по замершей мишени, но всё равно промазали?
Послышался звон стекла – это оставленный без внимания паромобиль от выстрела лишился бокового стекла в салоне. Только сейчас Вейлин вспомнил о попутчице. Что с ней? Затаилась? Как-то сбежала? Или вовсе потеряла сознание?
Только что убитый враг вдруг пошевелился… Голова неестественно запрокинулась, но само тело приподнялось, опираясь на руки. Поползло в сторону стрелка. Тот заорал и потратил выстрел из второго пистоля на «поползня», но последнего это не остановило.
Вейлин увидел, как остатки банды попытались было сбежать, но попадали на землю, будто им всем одновременно свело судорогой ноги. Убитые бандиты подползали к упавшим, цепко хватали за руки – за ноги, а то и наваливались сверху, а затем затихали, остывая и цепенея.
— Я схожу с ума, — вынес вердикт музыкант.
«Талант к некрономии пригодился… талант к некромантии тоже…» — подумала Варамис, вытирая рукавом кровь, непрерывной струйкой вытекающую из носа, — «Прости меня, Асилмис, девочка моя, прости…»
«Мы будем помнить путь в архипелаге
Где каждый остров был для нас загадкой
Где воздух был от южных ветров сладким
И паруса тяжелыми от влаги…» (с) Крапивин.
— Надеюсь, вы поможете разрешить мою проблему, командор, — высокий и грузный посетитель, побеспокоивший Норрингтона в этот ранний час, отдуваясь, опустился в кресло и, сняв треуголку, вытер платком изрядных размеров лысину. Кинув поверх головы посетителя тоскливый взгляд в окно, откуда открывался чудесный вид на залив и слышался отдаленный шум пробуждающегося города, командор испустил тяжкий вздох. Кивком головы поблагодарив Норригтона за стакан воды со льдом, посетитель продолжал, — ума не приложу, как мне поступить!
— Где, говорите, вы его подобрали? – флегматично осведомился командор. На данный момент он официально замещал страдающего от подагры губернатора, и с утра до вечера его кабинет осаждала масса народу, с самыми разнообразными, порой смехотворно мелкими вопросами, просьбами и проблемами, так что на протяжении последних недель он начал ощущать нешуточную усталость, и что хуже того – смертельную скуку. Нынче утром капитан шхуны «Каледония», принадлежавшей Британской Ост-Индской компании, по имени Буллит, оторвал его от утренней чашки кофе, лишив тех нескольких драгоценных минут, когда можно спокойно расслабиться, вдыхая живительный кофейный аромат, никуда не спешить и не отягощать себя заботами.
— Мы наткнулись на него к юго-западу от Малых Антильских островов. Прямо в открытом море. Шторм, разразившийся накануне, был ужасен, однако Господь явил нам свое милосердие, позволив не только уцелеть, но и отделаться малой кровью. Чего не скажешь о команде того судна, на котором имел несчастье путешествовать этот бедолага. Он едва дышал, когда мы приняли его на борт. Помимо того, что он наглотался воды и вконец обессилел, на его теле обнаружилось несколько ожогов. Особенно сильно были обожжены ладони и правое предплечье. Смею предположить, что его корабль, возможно, не затонул во время шторма, а подвергся нападению пиратов.
— Все это весьма занимательно, капитан Буллит, — произнес командор, вновь испуская вздох, — но в чем состоит ваша проблема? Вы спасли человека, это весьма похвально. Высадите его в Порт — Ройяле, а отсюда он сможет добраться домой, где бы ни находился его дом.
— Мы бы так и поступили. Однако с тех самых пор, как спасенный очутился на борту «Каледонии», он не произнес ни единого слова, и никак не дал нам знать, что понимает обращенные к нему слова. Большую часть времени он сидит, уставившись в одну точку, и едва притрагивается к еде. Доктор Мак-Лайн полагает, что несчастный повредился в рассудке. Как результат – мы не знаем ни его имени, ни даже какой он нации. Я просто оставил бы его на попечении Его Преподобия отца Бартоломью при клинике святого Августина, однако найденные у него вещи указывают на то, что он вряд ли был простым матросом.
— Вот как?! – в голосе Норрингтона прорезался некий интерес, — и что же было при нем?
— Я принес это с собой, чтобы показать вам, — Буллит положил на стол перед командором небольшой сверток и, развернув, вынул из него несколько предметов.
Несомненно, ни одна из вещиц, извлеченных капитаном на свет божий, не могла принадлежать бедняку. Рукоять изящного кремневого пистолета с покореженным дулом была богато отделана серебром и каменьями, серебряная табакерка, украшенная чеканным филигранным узором, являлась настоящим произведением ювелирного искусства, а золотой перстень с изумрудом определенно стоил целое состояние. Норрингтон с пробудившимся любопытством тщательно рассматривал каждую из вещей. Но тут Буллит вынул последний предмет, заставив командора мгновенно забыть об остальных безделушках и сосредоточить на нем все свое внимание. Старенький, обшарпанный компас был явно неисправен, поскольку его дрожащая стрелка указывала куда угодно, но только не на север. Это командор понял сразу, поскольку окна его кабинета выходили именно на север. Застыв неподвижно, он держал компас на ладонях, словно птенца, и целый вихрь мыслей и воспоминаний проносился в его голове, где до недавнего времени царил полный штиль.
— Как вы полагаете, — Буллит придвинулся ближе к командору, заговорщически подмигивая, — сколько заплатят его родные за столь чудесное спасение, а?
— Думаю, он не…, — пробормотал Норрингтон, невидяще глядя на рыхлую, угреватую физиономию Буллита с бисеринками пота на широкой переносице, — впрочем…. Капитан, вы позволите мне взглянуть на вашего найденыша?
— О чем речь, командор?! Буду счастлив видеть вас у себя на борту!
Неделю назад они с Эрни вдвоем сидели в уютной гостиной Пола Харта, и разговор их был так же малопонятен для непосвященных, как разговор двух математиков или астрономов.
Пола Харта, австрийского подданного, прибывшего в Лондон с женой три года назад, тем не менее знали здесь как господина Петерсена, голландского банкира. Тони и Эрни был известен его оперативный псевдоним – Манн, – но и они не имели понятия о его настоящем имени. Впрочем, настоящих имен друг друга они не знали тоже.
Манн в последнее время стал слишком много пить, что для руководителя нелегальной резидентуры было попросту недопустимо, и поговаривали, будто он настолько ценный агент-нелегал, что из Центра ему прислали «жену» лишь для того, чтобы она контролировала его пагубное пристрастие. И, надо сказать, свои обязанности фрау Харт исполняла весьма ревностно.
Тони, который сам не брезговал пропустить стаканчик и наделать после этого глупостей, совершенно не переносил пьяного Манна – набравшись, тот неизменно заводил речи о сомнительных способах прихода к власти и ее удержания, в которых он, Манн, принимал непосредственное участие. Впрочем, в чистоте того дела, которому все они служат, он не сомневался. Его покаяния и пьяные слезы не вредили делу, если он пил дома и изливал душу фрау Харт, но ведь пил Манн не только дома… Трезвый Манн разительно от пьяного отличался – и добродушием, и обаянием, и работоспособностью, и редким, цепким умом.
В тот день он сообщил, что из Центра пришел ответ на шифрограммы из Британского посольства в Берлине. В Центре считали, что англичане все же запустят в действие операцию «Резон», иначе переговоры с кайзером окончательно зайдут в тупик. А если и не запустят, то к ней все равно нужно быть готовыми, и потому Центр дает добро на вариант «Мальчик с собакой», давно и тщательно подготовленный как раз на такой случай.
По всей видимости, для «умиротворения» кайзера англичане собирались поделиться с ним некоторыми своими военными секретами, а всем известно, что конек англичан – монстры. Версальскими соглашениями Великобритании запретили производство такого рода оружия, но кто же помешает англичанам нарушить запрет? Однако сделать столь шикарный подарок рейху в открытую никак нельзя, Версальские соглашения – не чих кошачий, и потому немецкая разведка должна как бы самостоятельно добыть этот военный секрет. Ну, а Секьюрити Сервис сделает вид, что тщательно его спрятал, но – вот незадача! – хитрые немецкие агенты контрразведку переиграли.
Вопрос в том, кто из немецких агентов будет играть и переигрывать МИ5. Собственно, вариант «Мальчик с собакой» и состоял в предложении англичанам конкретных кандидатур – Тони и Эрни.
Тони тоже было что сообщить по этому делу: его Бебби делала стойку на слово «резон» и накануне поймала кусок телеграфного сообщения из МИДа в Секьюрити Сервис: «Уймите Скотланд-Ярд, или у наших друзей не будет резона с нами разговаривать». Тони просмотрел полицейскую хронику и газеты, опять же, посоветовался с Малышкой и сделал вывод: с операцией «Резон» связаны преступления в Уайтчепеле.
– Глядите, три дня назад в Уайтчепеле была зверски убита женщина, – рассказывал Тони. – Замечу, зверски – в прямом смысле, ей зубами порвали глотку. Газеты трепали эту тему два дня, утром, днем и вечером, полицейские носились по Ист-Энду толпами. Как же, новый Потрошитель! Ожившие тени прошлого! Новое послание «Из ада»! Кстати, убитая не только была шлюхой, в момент нападения она валялась на мостовой пьяная вусмерть. Вчера ночью находят новый труп, на этот раз – семилетнего мальчика. Тут же вспоминают о пропаже в этом районе четырех младенцев. Утренние газеты вопят громче прежнего, а дневные помалкивают, будто им не нужны деньги… Скотланд-Ярд тоже молчит в тряпочку. Расследование передают в Секьюрити Сервис, который на любые вопросы отвечает: «Не ваше дело».
Понятно, что если какой-нибудь монстр вышел из-под контроля и доблестный Скотланд-Ярд выведет его на чистую воду, у английского военного министерства, и у МИДа, и у кабинета министров начнутся крупные неприятности, а попросту – международный скандал. Вряд ли Секьюрити Сервис настолько циничен, чтобы демонстрировать кайзеру возможности нового оружия на собственных гражданах; скорей всего, монстр вышел из-под контроля случайно и его вскорости обезвредят. Но в течение нескольких дней ни полиция, ни Секьюрити Сервис, ни специальные подразделения, приписанные к Адмиралтейству, сделать этого не сумели, что бросает тень на саму технологию. Зачем кайзеру неуправляемое оружие?
Однако Манн решил, что история с новым Потрошителем им только на руку. Эрни предписывалось обратить на себя внимание Секьюрити Сервис, выяснив заодно, что за монстров обретет Великая Германия, а уж через него МИ5 должен был выйти на Тони. И это означало, что из-за ожидаемой тотальной слежки и прослушки они с Эрни уходят в «автономное плавание» – не сдавать же англичанам всю резидентуру, троих агентов вполне достаточно. Так что действовать предстояло лишь по указаниям непосредственно из Центра, а доклады отправлять Максу в Берлин радиотелеграфом.
Пересечение Джона Паяльной Лампы и Потрошителя было совершенно нелогичным, гибель Эрни не вписывалась в рамки операции «Резон», да и вообще – ни в какие рамки не лезла! Тони находил только одно более-менее правдоподобное объяснение этому пересечению – полный провал варианта «Мальчик с собакой», – но очень надеялся, что ошибается. Совпадений не бывает, и тут вероятность случайности ничтожно мала. Джон Паяльная лампа убивал семьи с младенцами – этот факт с особенным удовольствием обсасывали все газеты, рисуя психологический портрет убийцы. Как правило, младенцам было несколько дней от роду, Лейберы явились исключением, их малыш прожил на свете пять месяцев…
Вот написал Эрни в блокнот «Дэвид Лейбер», шел мимо его дома, а тут – раз! – Джон Паяльная Лампа внезапно решил покончить именно с семьей Лейбер… Такого не бывает. А значит, связь между операцией «Резон» и убийством Лейберов существует. Но что это за связь?
Он многое понял за эти полтора месяца. Многое узнал. И даже со смертью познакомился. Он и представить себе не мог, что в больнице, куда побежал в романтическом порыве, так часто умирают. «Отделение такое», – сказали ему покорные судьбе больные.
В первый раз по отношению к нему смерть была более, чем тактична. Он зашел в палату со своим ведром и почувствовал зависшее вокруг напряжение. Все сидели и молчали. А потом он увидел, что на кровати у окна аккуратненько скручены матрас и постель. И только железная сетка кровати, пустая, как скелет, говорила о том, что здесь все кончено. Больного того он не помнил. Но проникся всеобщим тягостным настроем.
Во второй раз смерть приблизилась еще на полшага. Он долго не мог себя заставить прикоснуться к чему-то длинному, в рост человека, закрытому простыней. Но от него все именно этого и ждали. Пришел санитар Гоша из соседнего отделения с вечной своей спичкой, зажатой в зубах вместо сигареты. Он учился на втором курсе медицинского и, видимо, пошел по призванию. Покойники его не волновали. Он расценивал их, как побочную составляющую избранной им профессии. Гоша был импозантен даже в своем медицинском халате, который вместо того, чтобы превращать его в бабу, как подозревал про себя Невский, наоборот подчеркивал размах его крыльев. А крупный нос из-под надвинутого на лоб чепчика не казался безобразно крючковатым, а делал Гошу похожим на белого орла.
Вот вместе с этим орлом ему и выпало перекладывать на каталку умершего, прикрытого простыней. И он не мог забыть этого контраста в ощущениях после десятка переложенных на каталку живых, которые уже были на его счету.
Особенно Женьку поразило, что Гоша еле слышно напевал похоронный марш. И даже Женьке подмигнул. Не впервой, видать. Женька же боялся, что уронит. А потом боялся, что пока они везут тело по коридору, простыня откроется.
И еще он прозрел, что врачом быть не хочет.
А все потому, что патологическим образом чувствует состояние находящегося рядом человека. И проникается его страданием. А рядом с покойным его просто засасывало в какую-то бездну.
Права была Альбина, когда с таким удивившим его цинизмом рассуждала о том, что жалеть больных нельзя.
Потом, на лестнице, Гоша угостил его сигареткой и сказал озабоченно:
– На хирургии за каждого жмурика чистого спирта наливают. Пойдем к Лариске, может, нальет…
Но Лариса не только не налила, но еще и пристыдила.
Женька уговаривал себя поработать еще. Привыкнуть. И не сходить с такой чудесно наметившейся прямой дороги в счастливое будущее. Он понимал, что иначе разочарует Альбину. А если он Альбину разочарует, то больше никогда не найдет в себе такого фонтана энергии, который бы не давал ему сбиться с выбранного курса. Это были самые настоящие вилы.
Марлена Андреевича он видел всего-то раза два, не больше. С шести до восьми, когда он приходил на работу, врачи оставались только дежурные. А Марлен, если и задерживался, то сидел в своем кабинете.
Один только раз Женька столкнулся с ним, когда тот в окружении своих солидных коллег выходил из реанимационной палаты. На Женьку он внимания не обратил.
Зато сам Невский долго смотрел им вслед и думал, что так оно, конечно, очень даже впечатляет – ходить с умным видом по вымытым Женькой коридорам. Врач – прекрасная профессия для мужчины. Может быть. Только к нему это не имеет никакого отношения. Он – санитар. А это, как говорится, две большие разницы.
Настроение у Женьки периодически менялось с точностью до наоборот. После черных дней, которые шли после встречи со смертью, опять начинались белые. Он чувствовал, что нужен людям. И это было настолько неизвестное ему раньше ощущение, что он собой даже гордился. Он, Женька Невский, не нужный никому, кроме своей мамы, здесь был нарасхват.
Сестрички называли его не иначе, как Женечка, потому что незаконно сваливали на него часть своей нудной работы. А Лариса Алексеевна излучала один сплошной позитив.
К тому же в конце апреля Женька получил свою первую зарплату. И хоть были эти деньги мизерными, но они были им заработаны.
Он купил маме букетик подснежников на рынке у Боткинской. Хотел купить два. Но потом подумал – не засовывать же цветы в почтовый ящик.
Постановление комиссии, созванной 14 апреля 1929 года при Научном отделе Совнаркома СССР, гласило: «Присоединяясь к постановлению физико-математического отделения Всесоюзной академии наук от 30 сентября 1925 г. относительно большого научного значения проведенных профессором И. И. Ивановым опытов межвидовой гибридизации на антропоидах, комиссия полагает, что:
1. Опыты должны быть продолжены проф. Ивановым в Сухумском питомнике обезьян как между отдельными видами обезьян, так между обезьяной и человеком.
2. Опыты гибридизации путём искусственного осеменения женщин спермой антропоида могут быть поставлены, только при письменном согласии женщины подвергнуться осеменению спермой антропоида, взять на себя риск опыта и подчиниться режиму изоляции.
3. Опыты должны быть поставлены на возможно большем числе женщин, во всяком случае, не менее пяти».
В проекте скрещивания человека с обезьяной принимало участие всё больше учреждений. Какая контора отвечала за «режим изоляции» — догадаться нетрудно. Увлекательно чтение – протоколы сухумских опытов И.Иванова. Однако документы свидетельствуют, что его помощники проводили такие опыты не только в Сухумском заповеднике, но и в лагерях ГУЛАГа. Результаты этих сверхсекретных опытов остались неизвестными широкой общественности. Но документы из досье свидетельствуют, что путем многократных экспериментов был получен гибрид от обезьян, оплодотворенных спермой мужчины. Женщины, оплодотворенные спермой самца шимпанзе, оставались бесплодными. Странно, что вообще удалось достичь каких-то положительных результатов. ДНК шимпанзе отличается от человеческой всего на 1,5%, и что свидетельствует о близком родстве. Считалось, что гибридизация возможна только при почти полном соответствии геномов обоих производителей. Если бы даже человек с его 46 хромосомами и обезьяна с её 48 могли дать гибрид, то у него будет 47 хромосом. Нечётный набор хромосом не способен к воспроизводству. Поэтому от лошади с её 64 хромосомами и осла с его 62 рождается стерильный мул. Но – рождается!
Но были у профессора И. Иванова и оппоненты. Профессор Иванцов, ученый консультант Главнауки РСФСР, выразил сомнения в успешности опытов, так как «горилла, шимпанзе, орангутанг, гиббон и человек относятся систематиками-зоологами не только к различным видам, но даже к различным родам семейства человекообразных. Между тем скрещивания между различными видами одного и того же рода дают помеси со значительными затруднениями, и последние в огромном большинстве случаев оказываются бесплодными». Опыты по скрещиванию людей с обезьянами придется вести в двух направлениях, считает оппонент, то есть оплодотворить, допустим, самку гориллы семенем человека, а женщину, «пусть даже туземку французской Гвинеи» Главнаука пришла к выводу, что «предложение профессора Иванова необходимо отклонить, соображаясь с материальными возможностями РСФСР и малой вероятностью успехов предпринимаемых опытов. Кроме того, Главнаука относится отрицательно к настоящей политической конъюнктуре, так как эти опыты могут вызвать совершенно обратный эффект со стороны широких масс».
Тем не менее, эксперименты продолжались.
До Сухуми добирается в живых только половина закупленных Ивановым обезьян.
После того как привезенные животные акклиматизировались и прошли карантин, ученые приступили к опытам.
В августе 1927 года «Красная газета» в статье «Будущий обезьянник в Сухуми» пишет: «Предполагается поставить здесь искусственное осеменение обезьян разных видов между собой и с человеком. В виде опытов будет поставлено искусственное оплодотворение женщины от обезьяны и обезьяны от мужчины по способу профессора Иванова». В газетах появились объявления о привлечении институтом доноров обоего пола. К тому же опыты И.И. Иванова с 1926 г. были взяты под контроль госбезопасности, — так же, как впоследствии работы по созданию ядерного оружия. С помощью всемогущих органов в Сухуми со всех концов страны начинают стекаться добровольцы. Были среди и них любопытствующие, желающие попробовать что-то новое в половой сфере, попросту говоря – извращенцы. В досье имеются документы, свидетельствующие о том, что органы госбезопасности специально отлавливали подобного рода извращенцев в Питере и Москве, с ними велись специальные беседы, по результатам которых либо бралась подписка о сотрудничестве, либо кандидат — в случае его отказа – отправлялся в лагеря, как прикоснувшийся к государственной тайне. «В ответ на публикации в газетах в государственный обезьянник обратились некоторые товарищи (мужчины и женщины) с просьбой использовать их в опытах, свидетельствующих об эволюционном происхождении человека, — писал в дневнике Иванов. — Они предлагали себя для экспериментов с обезьянами, не требуя платы, а исключительно ради науки и просвещения подверженных религиозному невежеству сограждан… Но из-за большой силы обезьян допускать к ним людей необходимо с большой осторожностью. Несколько дней назад одна из женщин вошла во флигель, где жили шимпанзе, и одна схватила ее, пытаясь задушить. Освободить ее удалось только с помощью подоспевшей подмоги из нескольких мужчин». В Советской России оказалось значительно проще найти желающих принять участие в историческом эксперименте. Простые русские мужики и бабы готовы были пойти на отчаянные жертвы, лишь бы уесть Бога. В досье есть сведения о целом движении, возникавшем на базе идей Иванова. «Возле вольер с антропоидами поселились и их близкие родственницы, которых в документах обезьянника именовали как «сотрудниц особого назначения», — рассказывал один из сотрудников профессора А. Розянко, впоследствии осужденный за антисоветскую агитацию на десять лет колымских лагерей. — Самцы шимпанзе, которые должны были стать отцами будущего приплода, возбудили у девушек неподдельный интерес». Однако почти сразу же в СССР и за рубежом возникает волна возмущений, требований «немедленно прекратить безнравственные, аморальные эксперименты». Общественность успокаивают: говорят, что это недоразумение, никакие эксперименты по скрещиванию не ведутся — на обезьянах испытывают новые лекарства и прогрессивные методы лечения. И действительно, при питомнике создается научно-исследовательский институт, который занимается чисто медицинскими исследованиями. Тем не менее, Иванов из Сухуми никуда не уезжает. И его программа продолжается — только становится строго секретной.
В Сухумском питомнике за обезьянами тщательно ухаживали, но они таяли на глазах: дизентерия, туберкулез… Вскрытие двух обезьян показало, что зачатие у них так и не наступило. Более того, их половые органы были в состоянии атрофии. А самки Бабет и Сивет так и остались холостыми. Случившиеся беременности сопровождались выкидышами. Некоторые добровольцы, спаривавшиеся с обезьянами натуральным образом, умирали от странных болезней. Но Илью Иванова это не убедило. «Необходимо не только увеличить число опытов искусственного осеменения самок шимпанзе спермой человека, но и поставить опыты реципрокного скрещивания, — писал он. — Последние организовать в Африке гораздо труднее и сложнее, чем в Европе или у нас. Женщин, желающих подвергнуться опыту, несравненно легче найти в Европе, чем в Африке. Для этого рода опытов достаточно иметь 2-3 взрослых самцов антропоморфных обезьян». Оплодотворять же самок спермой человека следовало бы, по мнению ученого, непосредственно в тропической зоне, на родине обезьян.
Интенсивные эксперименты по скрещиванию человека и обезьяны продолжаются до 1932 года! В досье находятся подлинники журналов экспериментов, докладные записки, научно-аналитические обзоры, которые наглядно свидетельствуют о беременности самок
Получив первые обнадеживающие результаты, Иванов решил сделать их достоянием ученого сообщества. Но в Советском Союзе попытка опубликовать их даже в «закрытых» научных изданиях не увенчалась успехом. Тогда он попытался передать их своим зарубежным коллегам в Пастеровский институт. «Работа идет полным ходом. Получается не все из задуманного, однако унывать некогда… Необходимо не только увеличить число опытов искусственного осеменения шимпанзе и горилл спермой человека, но и поставить опыты обратного скрещивания… Гибридный человек, который соответствует антропоидам, с рождения растет быстрее, нежели обычный, к трем-четырем годам набирает невероятную силу, гораздо менее чувствителен к боли, неразборчив в пище… Возможности использования безграничны — от работы в сырых забоях до солдатской службы»- писал он друзьям в Москву и пытался сообщить сотрудникам Пастеровского института.
Но за ним уже внимательно следило ОГПУ. Иванова, его сына, а с ними еще нескольких ведущих сотрудников арестовали и обвинили в измене Родине. Ученый был вызван в Москву якобы для переговоров о продолжении работ. Профессор был арестован на вокзале и доставлен на Лубянку. На следствии выяснилось, что он надумал переехать со всей своей лабораторией в Западную Африку и призывал добровольцев следовать за ним. Вскоре он получил пять лет лагерей, но не протянул там и половины срока. Согласно официальным документам он умер в лагере 20 марта 1932 года от атеросклероза и туберкулеза. Но это была очередная фантастическая идея Г. Бокия, который предложил сгустить тайну над проводимыми экспериментами. Профессор был отправлен в один из северных лагерей, где продолжил свою работу за колючей проволокой, т.е. в условиях абсолютной секретности. Полученное таким образом потомство было не способно к продолжению рода. Эта загадка И. Иванову не поддалась. Вместе с тем, как это явствует из досье, в больничном управлении ГУЛАГА в результате его опытов путем прямого осеменения женщин спермой горилл и наоборот осеменения самок гориллы человеческой спермой были получены гибриды, отличавшиеся огромной физической силой, высоким ростом и повышенной волосатостью. Как свидетельствуют документы, гибриды отличались детским разумом и повышенной внушаемость, а использовались для работы в одной из шахт, расположенных под г. Ухта и находящейся в ведомости НКВД. Вместе с профессором И. Ивановым и его сыном, который находился в том же лагере, в бараке жил странный черноволосый ребенок, у которого даже лицо было покрыто густыми черными волосами. Ребенок, появившейся в сухумском питомнике в ноябре 1932 года, намного пережил своих заключенных родственников. Фотографии этого ребенка, имеющиеся в досье, производят устрашающее зрелище. Будучи после смерти родственников помещенный в общий барак гибрид неожиданно занял среди сородичей лидирующее положение. Видимо воспитание, полученное им после рождения, дало о себе знать. В 1947 году во время восстания заключенных, когда многие зэка, сплотившись в боевые отряды, ушли в тундру, указанный гибрид возглавил своих сородичей и увел их в тайгу. С беглыми заключенными власть боролась – почти все они были выловлены и уничтожены. Судьба же бежавших гибридов так и осталась неизвестной. Быть может, все они погибли в тайге, но могло быть и иное и правы те, кто относит появление «снежного человека» в наших лесах к тому фантастическому и странному периоду нашей истории, когда мы не ждали милостей от природы, а поставили перед собой задачу насильно взять их у нее.
Они вошли в полутёмное помещение. Коридор заканчивался дверью. Она была открыта. Ничего необычного они тут не увидели. Мебель, покрытая пылью, старый книжный шкаф с пустыми полками, трёхногий брошенный стул. На что она рассчитывала, что профессор оставит тут свою визитку? Из этой комнаты вела дверь в ещё одну. Тут была та же картина. А вот в последней комнате одну стену занимал массивный платяной шкаф, весь покрытый деревянным узором, и Лика вспомнила. Именно тут её смотрел профессор. Вот на этом кресле она сидела, болтая ногами, и мама всё время одёргивала её. А профессор слова не сказал. Тогда Лике показалось, что он был стар, но сейчас склонялась к мысли, что не так уж, чтоб и очень. Просто у него были густые волосы с седыми висками и небольшая бородка. А ещё смешные круглые очки. Надо же, как много она помнит.
Может, всё же профессор оставил хоть что-то, что навело бы её на мысль, где искать его теперь. Лика пооткрывала ящики письменного стола. Ничего, ни клочка бумажки, ни забытой визитки. Крыльцо-предатель скрипнуло. Лика вскинулась. Кто-то явно поднимался по ступеням.
Матвей тоже замер. Его глаза заметались по стенам. Выпрыгнуть в окно? Рамы рассохлись и так просто не откроются. Выбить стекло? Лика может порезаться. За себя он не боялся.
– Ты уверен, что они вошли сюда? – с ленцой спросил чей-то голос.
– Уверен. Никуда они отсюда не денутся.
Лика вцепилась в руку Матвея.
– Не бойся, – шепнул он. – Мы ничего такого не сделали. Даже если полицию вызовут, ничего страшного.
Лика замотала головой. Матвей же не знает, что это не сторож со стройки, это могут быть совсем другие люди. Серые охотники? Попалась!
Матвей открыл двери шкафа и сунул голову, осматривая пустые внутренности.
– Забирайся, – шепнул он и буквально впихнул её внутрь, прежде чем она сумела возразить.
В шкафу было абсолютно темно. Даже щёлочки света не пробивалось через плотно закрытые створки. «Это безумие, – подумала она. – Нас же сразу найдут. Мы тут в ловушке». Матвей тронул её за руку, и она с удивлением увидела бледно-зелёное свечение, идущее от часов. Светился весь циферблат, слегка рассеивая темноту.
– Лика, смотри, – прошептал Матвей. – Тут кнопка.
Действительно, на боковой стене шкафа виднелась кнопка, вернее, две. Одна над другой. Она потыкала одну из них. Ничего. Металлическая пластина, на которой располагались кнопки, заканчивалась стеклянным окошечком. Лика погладила окошечко, стирая пыль. Оно вдруг засветилось, и прямо посередине на нём вспыхнула надпись «Asylum», а сразу за ним появилось стилизованное изображение глаза. В соседней комнате что-то грохнуло, и кто-то выругался.
– Вернон! Не будь слоном. Ты поднял пыль на всю комнату.
У Лики задрожали ноги. Вернон! Не может быть! Они живы? Воздух вдруг кончился в её лёгких, она начала хватать его ртом, как рыба не берегу. Око на экране переливалось серебром, жидким металлом. Это было интуитивное решение, но Лика приблизила к нему правый глаз. В зрачок впился пучок света и Лика на мгновение ослепла. Всего на мгновение. По экрану побежала надпись «Unus ex nobis». Под ногами еле слышно завибрировал пол. Нижняя кнопка зажглась зелёным.
– И где они? Это последняя комната?
Голос раздался совсем рядом. Серые уже тут, поняла она. А ещё она чувствовала дыхание Матвея и как воздух из его губ шевелит её волосы на макушке.
– Давай на второй этаж. Наверняка где-то в мансарде затаились. Ничего, от нас не уйдёт.
Дверцы шкафа дёрнули снаружи, но те, на удивление, не поддались. Лика зажмурилась и вдавила зелёную кнопку в стену. Пол под ногами поехал вниз, и они поехали вместе с ним. Матвей прижал её к себе за плечи. Призрачный свет циферблата освещал каменный колодец, по которому платформа скользила вниз. Когда платформа остановилась, Матвей посветил дисплеем телефона вокруг. Узкий коридор вёл куда-то вглубь. Лика крепко держала Матвея за руку. Его ладонь была тёплая и такая надёжная, что ей почти не было страшно. Ну, разве чуть-чуть. Хотя кого она обманывает. Её просто трясло от страха и ещё от слабой надежды. Если живы те двое серых охотников, то, может, и Дэн тоже?
В обед тучи разошлись, и Кроули с Азирафаэлем отправились во французский ресторан на Уэст-Смитфилд.
— И ты даже не догадывался?
Азирафаэль подошел к двери.
— Конечно, нет.
— Я пошутил насчет белой кружевной баски. Не думал, что окажусь прав. — Кроули читал ежедневные обновления, вывешенные в витрине. — Ты заметил? Он был без трусов!
— Я слышал что-то об этом много лет назад. Какая-то деловая тактика. Чтобы застать другую сторону врасплох.
— Самое паршивое, что я даже не могу притвориться, будто не понимаю, что Сабраэль в нем нашла.
— А ты понимаешь?
— У тебя есть глаза. У меня есть глаза.
— И у него тоже. Очень э-э-э… фиолетовые.
— Но посмотри, что он творит.
— Я ожидал от него разного, но меньше всего был готов к тому, что он окажется лицемером. — Азирафаэль схватился за ручку, прежде чем Кроули успел опередить его. — Я страшно переживал о своих чувствах к тебе с 1941 года. А они к тому времени блудили уже Бог знает сколько лет или даже тысячелетий.
— Небеса, должно быть, не имеют о них ни малейшего понятия. Как еще им это могло бы сойти с рук?
— Справедливое замечание.
— Если только… нет… — Кроули оборвал себя. — Подожди, 1941?
— А что с ним?
— Это было, когда ты… В церкви.
— Ну, да. Тогда-то я все про себя и понял.
— Ты серьезно?
Азирафаэль покраснел.
— Боюсь, что да.
— Ты шутишь.
— С твоей стороны было очень благородно спасти мои книги.
— И убить нескольких нацистов.
— И это, — Азирафаэль открыл дверь. — Двойная выгода: три злодея сражены ради Рая, и три свежие души попали в Ад. Ты чертовски умен, когда даешь себе труд быть таковым.
Азирафаэль привычно отступил, пропуская Кроули вперед. Тот слегка замешкался, не отводя от него пораженного взгляда:
— Ух ты… Если бы я знал, что это так возбуждает, я бы еще несколько раз убил бы кого-нибудь ради тебя.
— Я имел в виду, что это было… — Азирафаэль последовал за ним. — Ох, дорогой…
— Что?
Азирафаэль остановился как вкопанный.
— Кажется, у нас гости.
Три Архангела ждали за их обычным столом, восседая молчаливыми стражами, сложив руки на скатерти. Сабраэль сидела слева, натянув пальто до самой шеи. Гавриил сидел справа, выпрямив спину, как шомпол. А между ними сидела женщина в голубовато-серой накидке-блейзере, с лицом сфинкса и заплетенными в косу волосами Нефертити.
Азирафаэль замедлил шаг и остановился перед двумя пустыми стульями.
— Разиэль?
Кроули взглянул поверх очков.
— Хранитель тайн? Это ты?
— Азирафаэль. — Разиэль ответила спокойным голосом, который, казалось, отдавался эхом сам по себе. — У тебя блестящие глаза и пушистые крылья.
Азирафаэль осторожно подошел ближе.
— Сокрытие Авалона… это было почти…
— Тысячу лет назад. — Разиэль смерила его взглядом. — Похоже, время, проведенное на Земле, пощадило тебя.
Азирафаэль скептически оглядел себя.
— Неужели?
— Да. — Разиэль разгладила рукава, затем сложила длинные пальцы домиком. — Собственно говоря, именно это мы и собрались здесь обсудить.
Кроули ткнул большим пальцем через плечо.
— Правильно. Я подожду снаружи.
— Нет, — отмахнулась Разиэль и выдвинула другой стул. — Я настаиваю.
Гавриил прищурился.
— Ты шутишь. Верно?
Разиэль внимательно посмотрела на очки Кроули.
— Его присутствие сделает разговор более интересным.
Кроули нерешительно сел, и когда Азирафаэль тоже сел, к ним подлетел официант в строгом черном галстуке и жилете в тон.
— Добрый день. — Официант поклонился и поправил полотенце на руке. —Могу я заинтересовать кого-нибудь из вас нашим выбором вин?
— Мы… — начала Сабраэль.
И одновременно с ней Гавриил добавил:
— Мы не…
Но их обоих прервал Азирафаэль:
— Ну конечно. Звучит божественно.
— Итак, из белых у нас есть камин Ларредья и Ла парт Даван, Шато Монфен, Вайон, Ле Шассень, Шато Д’Эпире и Клод Риффо. Наши красные — это Филипп Колин, Domaine des Schistes, Château du Cèdre, Domaine De Monteillet, Château Tour des Termes, Cru Bourgeois и Les Chênes. — Официант с привычной легкостью отчеканил длинные французские имена. — Можно заказать бокалами, но если хотите полбутылки, я с удовольствием дам вам список того, что у нас есть в погребе.
Азирафаэль сказал, что подумает об этом.
— Шато дю Седр какого года?
— 2014. Из Мальбека Хорошо сочетается с фуа-гра и очень освежает.
Сабраэль поджала уголки губ и ждала, пока он закончит. Разиэль сверлила его взглядом. Улыбка Гавриила выглядела приклеенной.
— Хм. Я знаю, что еще рановато, но у меня был ужасно длинный день. — Азирафаэль смягчил свой голос. — А что у вас есть из чая?
— А. Ну, я должен был бы проверить, но я точно знаю, что у нас есть Жасмин Перл, русский караван и Ратнапура Цейлон.
Архангелы задавали друг другу молчаливые вопросы глазами, вроде того, что он делает? И сколько времени это займет?
— Жасмин Перл было бы прекрасно. — Азирафаэль жестом указал на свою тарелку. — Можно нам принести сразу чайник? Прошу прощения за причиненные неудобства.
Азирафаэль смотрел архангелам прямо в глаза и сиял, как херувим, кладя салфетку на колени. Кроули, по достоинству оценивший все происходящее, зажал себе рот, сдерживая смех, а из-под пальто Сабраэль донесся звон колокольчика.
— Что это? — спросила Разиэль.
Сабраэль вытащила жидкокристаллический эфирный телефон.
— Простите меня. Сообщение.
Гавриил нахмурился.
— От кого?
— Ситри.
Гавриил помрачнел еще сильнее.
— Чего она тебе пишет? Что ей надо?
Кроули склонил голову набок. Сабраэль положила трубку на место:
— Не знаю. Я прочту его позже.
— Итак… — начала Разиэль.
Но прежде чем она успела сказать что-то еще, официант вернулся с белым фарфоровым чайником и набором чашек.
— Замечательно — Азирафаэль приподнял крышку и, смакуя запах, со звоном вернул ее на место. — Кроули, сегодня ты будешь радушной хозяйкой или уступишь эту честь мне?
— Давай ты, — пробормотал Кроули. — И потом… люди больше так не говорят.
— Все в порядке. Уверен, наши почтенные гости не заметят разницы.
Разиэль наблюдал за их болтовней с вежливым недоумением, но Гавриил стиснул зубы и прикусил щеку.
Сабраэль глубоко вздохнула.
— Азирафаэль, я настаиваю.
— Ты права. — Азирафаэль налил себе чаю. — Я, как говорится, весь внимание.
— Сегодня утром мне сообщили про… как бы это сказать… интересную историю, которая, как оказалось, стоит за недавней чередой чудес, — начала Разиэль, когда Азирафаэль поставил чайник. — Учитывая высокий профиль событий и вовлеченных ангелов, я считаю, что нам всем было бы полезно достичь некоторого перемирия.
Азирафаэль добавил себе немного сливок.
— О, я в этом не уверен.
— Нет?
— Это было бы очень благородно, но я не думаю, что это сработает.
Разиэль откинулся назад.
— И почему же?
Азирафаэль высыпал ложкой кусочек сахара.
— Тебе придется обсудить это с тем, кто хотел меня казнить.
— Не волнуйся. На этот раз он не главный. — Разиэль развела руками. — Гавриил — молот небес. Я — Оливковая ветвь.
— Годится только для того, чтобы наносить удары? — усмехнулся Кроули. — Нет, подожди. Ты даже этого не можешь.
Гавриил бросил на него сердитый взгляд:
— Ты ходишь по очень тонкому льду, демон!
— Итак. В свете всего этого я составила контракт, чтобы сделать это решение делом Небесной хроники. — Разиэль провела пальцем перед собой, и перламутровый пергаментный лист с серебряными чернилами появился посреди стола. — Я проведу вас через него, и мы все подпишем его, когда придем к соглашению.
Кроули присмотрелся внимательнее.
— Соглашение о неразглашении, — выдохнул Азирафаэль.
— Подробности всех чудес, совершенных нижеподписавшимися в период с 20 августа 2018 года по сегодняшний день, будут впоследствии засекречены. Они будут подвергнуты соответствующей цензуре в отчетном журнале Сабраэль, видимыми только мне и участникам событий.
Кроули положил руку на спинку стула.
— А ты не можешь их просто убрать?
— Боюсь, что нет. Что написано, то написано. Это просто не будет обсуждаться. — Разиэль провела пальцем вниз, к следующему разделу. — С одобрения Гавриила, я включила пункт, который отредактирует детали суда над Азирафаэлем из наших юридических отчетов.
— Подожди, подожди. Это чушь собачья. — Кроули положил локти на стол. — Это… он… У Азирафаэля вообще не должно быть проблем! Армагеддон был да сплыл. У тебя больше нет этих правил.
— Ну, для того, чтобы это стало правдой, миру действительно должен был наступить конец. — Гавриил улыбнулся ему слащаво и гаденько. — И тогда тебя бы здесь не было.
— Я же говорил, — пробормотал Азирафаэль.
Кроули скрестил руки на груди.
— Попробовать стоило.
— После тщательного обдумывания Михаил предложила мне добавить пункт о невмешательстве в земные дела Азирафаэля. — Разиэль подтолкнула пергамент к той стороне стола, где сидел Азирафаэль. — Если ты согласишься, Небеса оставят тебе плоды твоей бессмертной жизни, при условии, что ты будешь продолжать жить так, как жил всегда.
Кроули наклонился вперед.
— Это слишком хорошо. В чем подвох?
Разиэль подняла брови.
— Он будет освобожден от должности.
— Ты имеешь в виду… — Азирафаэль помолчал. — Подожди… То есть ты бы никогда не изгнала меня?
— Да. Но ты больше не будешь ангелом восточных Врат.
— Ты отпускаешь его? — возмутился Гавриил. — Ты знаешь, на что он способен?
— Иногда поддержание порядка означает небольшой контролируемый хаос.
Азирафаэль смотрел перед собой не мигая.
— Подумай об этом. — Разиэль наколдовала белое перо с золотым наконечником рядом с чашкой Азирафаэля. — Возможно, это то, чего ты всегда хотел.
Азирафаэль внимательно изучал каждое блестящее серебряное слово. Сабраэль затаила дыхание. Гавриил смотрел на него, как ястреб. Кроули медленно покачал головой и одними губами произнес:
— Нет, не делай этого.
И, как только Азирафаэль коснулся пера, Сабраэль заговорила:
— Подожди.
Разиэль слегка отстранилась, но не стала протестовать. Сабраэль провела пальцами по пергаменту.
— Это неправильно.
Воздух вокруг стола стал таким напряженным,что едва не заискрился.
— Азирафаэль служит нам на Земле более шести тысяч лет. Он пробыл здесь дольше и сделал больше работы, чем кто-либо другой. — Сабраэль выпалила все, прежде чем успела потерять самообладание. — Мы можем не понимать его или его методы большую часть времени, но он один из наших самых преданных солдат. Он заслуживает лучшего.
Никто не двигался. Сабраэль проглотила комок в горле.
— У него есть права.
— Он совершил измену, — выплюнул Гавриил. — Он отказался от этих прав.
— Не обращай на него внимания. — Разиэль развернулась и посмотрела на Сабраэль, как всегда невозмутимая. — Хотела бы я понять, куда ты клонишь.
— Я требую, чтобы его чудеса от Армагеддона и до сих пор были вычеркнуты из небесного журнала. Я также хочу, чтобы власть Гавриила над его делом была отменена, а его будущие чудеса были переданы только под мою юрисдикцию. — Сабраэль пододвинула контракт к креслу Разиэля. — Я не подпишу его, пока вы не добавите их и не уберете пункт о невмешательстве. Он заслужил извинения, но пока это лучшее, что я могу сделать.
И Кроули, и Азирафаэль с благоговением уставились на нее.
— Мы на заре новой эры. То, как мы относимся к нашим Ангелам сейчас, создаст прецедент на Небесах на века вперед. — Чем дольше Сабраэль говорила, тем сильнее становилась ее уверенность. — Мы так беспокоимся о порядке, что забыли, что значит быть справедливыми. Если мы собираемся быть хорошей стороной, мы должны начать вести себя так, как положено себя вести хорошей стороне.
— Мы хорошая сторона, потому что всегда получаем хорошие результаты, — язвительно заметил Гавриил.
— А мы точно их получаем?
— Потоп был досадным исключением!
— Тогда в чем же заключался Великий План?”
— Это должно было сработать.
— Но не сработало.
— Я не позволю вышедшему из повиновения агенту разгуливать по земле. Он опасен!
— Он опасен только до тех пор, пока мы его не простим! — рявкнула Сабраэль, окончательно выходя из себя.
Тень уязвимости пробежала по лицу Азирафаэля, и он уставился на нее в пораженном молчании, пока произнесенное ею оседало в мозгах присутствующих.
— Ух ты, — Кроули откинулся на спинку стула. — Вот это да. Когда они постучат в твою дверь, куда ты пойдешь?
Сабраэль нахмурилась.
— Прошу прощения?
Гавриил непонимающе усмехнулся.
— Что ты имел в виду?
Кроули сдулся, как воздушный шарик.
— Я напрасно трачу на вас время.
— Знаешь что? — Гавриил вскинул руки. — Нет. Я умываю руки. Это просто смешно. Я не собираюсь воевать из-за двух месяцев чудес и не собираюсь спорить о божественных правилах с демоном.
Кроули скорчил гримасу, которая говорила: «ну и черт с тобой”.
— Напишите на этой бумаге все, что хотите. Я опротестую все от первой до последней строчки.
Азирафаэля переполняла вновь обретенная гордость.
— Тогда я надеюсь, что на этот раз Она тебе все же ответит.
Разиэль провела рукой по верхней части контракта, и буквы, рассыпавшись звездной пылью, перестроились. Азирафаэль взял перо и опустил его на страницу — но прежде чем он успел сделать пометку, снова отвел.
— Ты знаешь… — Азирафаэль пощекотал щеку перистым концом, — мне только что пришла в голову очень интересная мысль.
Гавриил, Разиэль и Сабраэль обменялись еще одним тревожным взглядом.
— Помните старую горькую шутку про «Загадку зла»? Как всемогущий, всеблагой и… каков был третий? — Азирафаэль провел пером между большим и указательным пальцами. — Ох. Правильно. Всеведущий. Как всезнающий, всеблагой, всемогущий Бог мог допустить существование зла?
Сабраэль поежилась.
— Значит, вся эта официальная проверка на самом деле формальность, не так ли? — Азирафаэль захлопал ресницами. — В конце концов… Она ведь и так уже знает.
Гавриил посерел и выдал еще одну свою улыбку, такую же белозубую как и болезненно-вымученную.
— На самом деле, учитывая, что Она еще не явилась, чтобы поразить нас… — Азирафаэль сделал эффектную паузу, — я не могу не задаться вопросом: а не было ли это частью Плана с самого начала?
Стулья архангелов заскрипели под ними, но никто из них не произнес ни слова.
— Пища для размышлений. — Азирафаэль с дерзкой ухмылкой подписал пергамент, отложил перо и отхлебнул чаю. — Вам действительно стоило бы попробовать. Это очень хорошо.
(за пять месяцев до убийства Ларраньяги)
— Вот ты можешь мне, ёб твою мать, объяснить, а? Вот эту вот простую, ёб твою мать, вещь!
Похоже, кроме них двоих и администратора в спортивном клубе больше никого не было. Большинство лунарей по ночам предпочитало совсем другие клубы. А этот еще и обслуживал преимущественно инопланетников. Не то чтоб лунари их сторонились — сторонились они расценок на услуги клуба. Но владельцам все же, видать, на жизнь хватало.
— С серьезными ведь людьми был разговор. И надо было, чтоб они к разговору еще серьезнее подошли. А тут ты весь такой с розовым, блядь, медведем на шее…
— С половиной медведя, — невозмутимо уточнил Риккерт. Он сидя расшнуровывал обувь и потому смотрел снизу вверх. — Если ты собирался их мной пугать, то, уверяю, все испугались.
Риана бесило в нем решительно все. Одежда. Рожа. Манера говорить. Эта вот змеиная невозмутимость. Долбаные смайлы.
Больше всего, конечно, бесило то, что его все это бесит.
Вместо честных твердых лавок и кресел тут были тупорылые комбинированные поля. Нет, что сказать — смотрится-то шикарно — типа в воздухе висишь и слегка такой светишься. И удобно, говорят. Но тут надо понимать. Отключись генераторы — и ты сидишь на узком и длинном штыре. Или, точнее, штырь сидит в тебе.
Так что, как говорил Винни, спасибо, данный вид отношений…
Конечно, угрызений совести от разноглазого хрен добьешься. Тем более что итоги разговора с «серьезными людьми» были в плюс. Риан плюнул и двинул в зал для пауэрран. Так это тут у лунарей называлось. В Параисо такое звали «уебывать дворами».
Спиралью закрученная вдоль стен дорожка под самый потолок. Ступеньки, эстакады, пандусы, стенки и решетки. А также бревна, шаткие мосты, висячие сети и просто канаты по всему пространству зала. Плюс слегка увеличенная гравитация и зеркала с экранами повсюду. Множество вариантов прохождения. Дохрена способов свернуть себе шею, запырившись на собственное отражение в прыжке. Риану нравилось. В этом были смысл и красота, в отличие от пыхтения на тренажерах.
Он выкупил зал на два часа, отмахнулся от виртуального тренера и выключил камеры. Проверил кобуру и предохранитель – а то могло нехорошо получиться. Поправил перчатки и, подтянувшись, вскарабкался на стартовый пандус. Взбежал вверх, легко перемахнул через первое препятствие. Обещание, данное себе в тоннеле у «Алмазного грота», он выполнял ревностно. Да и жизнь в целом не располагала к тому, чтобы спокойно заплывать жирком.
Заполучив «Грот», Риан закрыл его к чертям. А в том самом специально подготовленном зале свел куда более близкое и обстоятельное знакомство с Майлин.
Может, замутить на базе «Грота» что-нибудь вроде этого клуба? В личное пользование.
Трасса шла легко. Он перепрыгнул через двухметровый провал на шаткий веревочный мостик, по канату скользнул вниз и побежал по круглым столбикам к стене с зацепами и обратным наклоном.
«Почти как дома», — подумал он, скатываясь на боку по железному желобу и падая в сеть. Точно. Только в спину никто не палит.
Разноглазого, может, попросить?
Риан рассмеялся, подмигнул сам себе в зеркале и сиганул с сетки на следующую стенку.
На втором витке его нога запуталась в ячейках сети. Ну что ж, повод передохнуть. Он отпил воды, развалился прямо в сетке, закинув руки за голову. Привычка, подхваченная у Риккерта. Тот называл стулья орудиями пыток и при любой возможности предпочитал улечься.
Риан зажмурился. Помотал головой.
Риккерт использовал другой зал и выставлял там гравитацию, как дома. Сила тяжести выжимала из него все человеческое вместе с лишней водой из тканей, открывая великолепную тварь, угловатую, резкую и стремительную. Риан не мог спокойно дышать, глядя на эту тварь. Поэтому он больше не смотрел. С тех пор как шагнул однажды внутрь зала с повышенной гравитацией.
Незабываемый, мать его, опыт. Он не смог толком даже дышать. Все, на что его хватило – стоять, раскорячившись, и думать, что даже яйца весят теперь с полкило и что если он сейчас упадет, то точно сломает себе, нахрен, все. А потом в глазах потемнело, и он понял, что вот сейчас стопудово и упадет.
— Ты так настойчиво хочешь сдохнуть у меня на руках? – спросил тогда Риккерт, когда слух к Риану все же вернулся. Говорить он еще не мог, и хорошо. Потому что ответил бы «да».
Что на него тогда нашло?
Сейчас он себя в тот момент ненавидел.
Хренов звероящер. Делает все, чтобы его выбесить.
Риан поднялся на ноги, спружинил на сетке, используя ее энергию, прыгнул, но немного не рассчитал и влетел головой в выступ. В глазах будто Луна взорвалась. Глупо взбрыкнув в воздухе ногами, он шлепнулся жопой обратно в сетку, матерясь сквозь зубы. Вскочил, саданул со злости по стене и сбил еще и костяшки пальцев.
— Это сейчас как называлось? – поинтересовался Риккерт от дверей, и ехидство в его голосе плескалось как бурные воды лунных очистных бассейнов с говном. – Космический прыжок пантеры?
Риан скрипнул зубами, снова спружинил на сетке и на сей раз идеально взлетел. Наверху он взялся левой рукой за петлю зиплайна. А с правой выстрелил Риккерту в голову. И продолжал стрелять, пролетая под потолком на другую сторону зала.
Офицер окинул бывший пассажирский салон на «Памяти Орра» подозрительным взглядом. В тесном, заставленном мебелью салоне собралось неожиданно много народу. Раньше здесь была начальная школа, но лет пять назад учащиеся перестали ходить на занятия, и класс постепенно превратился в склад. Офицер предпочел бы, чтоб встреча проходила в более тесном кругу. Но на этот раз не он выбирал, кого позвать на встречу.
Увидел Блаза, совсем помрачнел, но все-таки кивнул. Он знал, что командир повстанцев будет здесь, так что не было смысла его игнорировать. Никому не выгодно затягивать переговоры. А вот появление Хорвена оказалось сюрпризом. Все были уверены, что он погиб вместе с линкором. Об этом даже напечатали специальные листовки.
В листовках значилось, что с Хорвена все обвинения сняты в связи с тем, что был выявлен настоящий преступник. Морской патруль постарался сделать вид, что не прогнулся под обстоятельства. Тем более что Микель Ладеран совершенно точно погиб на линкоре.
И все же офицер позволил себе заметить Роджеру:
— Вы обязаны были доложить.
Роджер заметно волновался: до самого последнего момента он не был уверен, что все приглашенные явятся, и что никто не попытается использовать этот момент для провокации. Даже место встречи держали в тайне до последнего.
Хорвен сдернул ткань с большой аспидной доски.
Сейчас к ней была прикреплена схема катера Р-12, а рядом тонким алюминиевым стержнем уже были выведены основные расчеты.
В комнате так же присутствовал один из выживших Наследников — сын штурмана с «Белого льва», седой уже круглолицый мужчина в суконном френче и шляпе с лентой. Этого привел патрульный. Доктор Варков устроился у входа и быстро что-то переписывал себе в блокнот из потрепанного судового журнала. Еще был смотритель сгоревшего музея. Это он спас записи капитана — накануне забрал их из музея чтобы дома не торопясь починить переплет. Ему показалось, что и без того ветхая тетрадь в ближайшее время рассыплется, если ее не подлатать. И Гасс. Гасс лежал на подстилке у окна и делал вид, что ему нет дела до происходящего.
Еще присутствовали двое патрульных, журналист, глава полиции и двое его подчиненных, помощники Наследника… много, слишком много народу.
— То, что случилось, ударило по городу сильней, чем можно было бы ожидать.
Роджер поймал себя на том, что слишком сильно стиснул пальцами записную книжку. Одернул себя, заставил говорить медленней.
— Никто не будет спорить, что ресурсов у нас все меньше, и хотя с продуктами и водой пока проблем не предвидится, есть еще проблема топлива. Износа механизмов. Производства текстиля… вы сами можете продолжить список. До бесконечности.
— Мы это слышим из года в год, — патрульный поморщился, — но никто не может предложить никакого реалистичного решения. И ваша идея… вряд ли она будет принята с восторгом. Весь город на одном катере мы вниз не спустим. А если и спустим, что нам там делать? Если здесь есть хоть какие-то ресурсы, то там не будет ничего…
— Главная проблема в том, что люди устали и теряют надежду. Недаром активная молодежь с таким энтузиазмом поддержала восстание — ведь это шанс хоть на какие-то изменения. Я никого не оправдываю. Много людей погибло и то, что случилось — это наша общая беда. Но ведь вы тоже это чувствуете? Что надежды нет. Что осталось только дотянуть свою жизнь до конца, а дальше будь что будет.
— Разведывательную экспедицию на побережье предлагал еще капитан. — Негромко добавил Хорвен. — Мы с Даниэлем пытались довести ее до логического конца. Но мы думали, что у нас будет больше времени. Сейчас катер готов к испытательному полету, но не к длительной экспедиции.
— А если вы улетите и не вернетесь? — осторожно спросил Блаз.
— Резонный вопрос, — патрульный даже подался вперед. — Кто даст гарантию, что добравшись до побережья, вы не решите там остаться и забыть дорогу назад?
— Нет гарантии. — Хорвен прошелся к доске, встал рядом с Роджером. — Я думал об этом. Моего слова, вам, конечно, будет мало. Но ведь, если мы не вернемся, здесь все останется по-старому. Все будет так, как будто экспедиции и не было.
— Вы заберете часть ресурсов. Это пусть незначительно, но все-таки ударит по городу.
— Не смешите. Один катер, это не серьезно. — Роджер открыл тетрадь капитана, вынул вложенный в нее желтый листок. — Вот список яхт и катеров, пришвартованных к Корабельной, которые еще и сейчас можно восстановить и подготовить к полету. Да, на это придется потратить год… но не это ли даст городу ту самую надежду, которой всем так не хватает? Да, экспедиция может окончиться неудачей. Катер может потерпеть катастрофу или сбиться с курса. Или окажется, что берег, к которому капитан так стремился, полностью ушел под воду. Случиться может всякое. Но если ничего не делать, любой из присутствующих легко сможет предположить, что будет, когда старые турбины перестанут вырабатывать электричество, когда не будет ни света, ни тепла, ни еды.
— Ресурсов города, — с расстановкой сказал Наследник, — при грамотном использовании хватит еще лет на тридцать. Или даже больше.
— В городе не так много детей, — привлек к себе внимание доктор. — Но это им жить через тридцать лет. Им эта экспедиция даже нужней, чем нам. Я не вижу, к чему этот разговор. Нам всем нужно, чтобы город прожил следующие тридцать лет. А значит, нам нужна экспедиция. Может, она не найдет помощи на старом побережье. Может быть, это не начало пути домой. Но это все-таки начало пути. Может, удастся найти неповрежденные выработки угля. Или место, в которое мы все могли бы постепенно перебраться, пока город еще нас кормит, помогает нам. Потом будет поздно.
— Если вы вернетесь. — Настойчиво повторил Блаз.
— Если вернемся. Но ведь за нами могут пойти другие, с лучшим оснащением. У вас будет время, чтобы подготовить новые экспедиции.
— Хватит. — Внезапно сказал Наследник. — Я поддержу вашу… безумную идею. Дам уголь, продукты. Из личных запасов, не затрагивающих резервы города. Но я хочу видеть, что вы в состоянии не только поднять машину над землей, но и управлять ею. И с вами полетит мой человек. Это обязательное условие. Когда испытательный полет?
— Для него все готово. Час или два, и катер будет в небе…
Уже пятьдесят лет небо над хребтом не видело ни одного летящего судна.
Был полдень. Солнце заливало улицы теплыми лучами. Снег почти везде стаял. На живых кораблях подновляли краску, начинался большой ремонт. Где-то покосились опоры, удерживающие на месте днища судов. Где-то следовало укрепить мачты и поправить сходни и мостки. С юга ветер принес запахи влаги и теплой земли, и все, у кого была такая возможность, покидали свои каюты, чтобы больше времени провести на свежем воздухе. На такой высоте лето никогда не бывает долгим и точно не бывает теплым. Женщины развешивали на палубах отстиранную одежду. Дети играли в догонялки и прятки. Старики прогуливались, подставляя солнцу загорелые, темные лица.
— Смотрите, смотрите! — вдруг закричал кто-то. — Корабль в небе! Корабль!
И верно. От Корабельной над городом медленно и гордо шел красивый бело-синий воздушный катер. Паруса его наполнял устойчивый южный ветер, аэростат металлически поблескивал под частой сеткой.
— Красиво, — выдохнул смотритель музея.
— Но они вряд ли вернутся. — Блаз, вопреки собственным словам тоже любовался кораблем.
— Может быть. — Патрульный спустился на палубу и облокотился на планширь в шаге от повстанца. — Но это не так уж и важно. Парень прав. Это летит наша надежда. Надо ее только не похерить.
Катер сделал круг над городом и начал снижаться над площадью.
— Будет много работы, — заметил Блаз. — И мы продолжаем настаивать на национализации и перераспределении ресурсов. Теперь это будет еще актуальней.
— Да уж. Они-то улетят. А нам с вами, похоже, разгребать последствия.
Блаз хмыкнул, и, приподняв руку в знак прощания, поспешил покинуть корабль. Патрульный может и не сдержать слово. Подошлет шпика или снайпера. А сейчас не самое удачное время, чтобы оставлять людей без руководства. Впереди, Блаз это предчувствовал, были большие перемены.
дополнительно (будет пополняться)