— Ох, Ро-о-оне…
Прав Ссеубех.
Вернее, даже не сам Ссеубех, а тот древний мудрец, которого недавно цитировал этот шисов дважды дохлый некромант. Венок сонетов о “мудрости нанесения визитов в рассветные часы в противовес куда менее выгодным на взгляд умного шера (хотя и куда более привычным) визитам в часы закатные”. Там было много интересных наблюдений о вечерних хозяйских желаниях (самых разных желаниях, не только спать, и если гость как бы пришел не за этим, то его может ждать большой сюрприз и не факт что для маленькой компании) и утренней радости тех, кому чей-нибудь ранний визит дает уважительный повод еще на некоторое время отложить погружение в нудные дневные заботы. Еще там было про свежий шамьет и вчерашние пироги. И каких-то неправильных пчел. Про пчел Роне не очень понял, а со всем остальным согласился. Действительно умный был древний мудрец, ничего не скажешь. Впрочем, Ссеубех тоже умный — знает, кого и когда цитировать, а это дорогого стоит.
— Ро-о-оне… да ты просто зверь сегодня! — Ристана, довольная, раскрасневшаяся и расслабленная, томно запрокинула голову за край ванны, отслеживая Роне взглядом полуприщуренных глаз. Облизнулась с видом кошки, слопавшей по меньшей мере сову, ту самую, фаршированную глобусом. — Или ты всегда такой по утрам? Хм… Может быть, мне стоит задуматься о внесении существенных изменений в свое расписание…
Роне (уже полностью одетый и даже застегнутый на все пуговицы — долго ли для истинного шера щелкнуть пальцами, призывая одежду?) ничего не ответил, лишь улыбнулся загадочно и наклонился, целомудренно целуя влажные спутанные пряди волос над аккуратным розовым ушком.
А вот тот, кто сказал, что время темных — ночь, не прав от слова совершенно. Глупец наверняка какой-нибудь эту чушь ляпнул, из бездарных или на крайний случай светлых. Они временами бывают ничуть не лучше. Время темных — любое время суток, когда им, темным, наиболее удобно. Вот так.
И утро вполне себе время темных, пригодное для нанесения визитов. Не самое раннее утро, конечно, если при этом темные еще ленивы и чистоплотны — чтобы хозяйка сама успела не только выставить за порог того, с кем развлекалась ночью, но и смыть с себя его запах в ароматической ванне. Ну и постельное белье сменить, а для бездарной это та еще проблема, без слуг не решаемая.
Впрочем, белье им сегодня не понадобилось…
— Вечером тебя ждать?
— Может быть. Если не подвернется перспектив поинтереснее.
— Ну ты и сволочь, Бастерхази!
— Какой уж есть, другого не завезли. И только не ври, моя Тайна, что ты не любишь меня именно таким.
— Нахал.
— Благодарю.
— Что, моя психованная младшенькая сестричка предпочла Дюбрайна, вот ты и решил вернуться к старшей? Что ж, ты всегда отличался здравомыслием, в отличе от… И все же мне интересно: тебе она не дала, а ему дала? Так, что ли?
Голос Ристаны был насмешливым, улыбка легкомысленной, поза расслабленной. А вот обида и боль — настоящими. И, пожалуй, Роне ее понимал. Теперь — понимал…
— Моя Тайна, смею вам напомнить, что ваша младшая сестра вообще-то является невестой принца Люкреса Брайнона, наследника императора. И разговоры о ней в таком ключе могут быть причислены к оскорблению правящей династии, а потому я, как достойный верноподданный…
— Шлюха всегда остается шлюхой, Роне, чьей бы невестой она ни была. И эта темная дрянь шлюха и ведьма, а вовсе не невинный ребенок, которым прикидывается. И мне хочется верить, что ты это понимаешь.
— Только ради тебя, моя Тайна, я сделаю вид, что меня посетил приступ избирательной глухоты.
— Ой, да ладно! Что я, не видела, что ли, какие вы вернулись? Оба причем. Уезжали нормальные разумные шеры, а вернулись… Встрепанные, взвинченные, помятые, волосы дыбом, глаза безумные…
— Ай-яй-яй! Какой кошмар… И как нас таких только стража пустила, уму непостижимо!
— Если я и преувеличиваю, то самую чуть: вы были как два кобеля, которых сорвали с собачьей свадьбы. Я знала, что эта маленькая дрянь умеет сводить мужчин с ума, но надеялась, что вы оба умнее.
Оба.
Ну да. Значит, оба… Приятно. А еще приятнее то, что Ристана, все видевшая своими глазами, все равно думает не в ту сторону.
Репутация — отличная штука: сначала ты сорок лет работаешь на нее, а потом она начинает работать на тебя, и никому даже в голову не приходит ничего не нужного. Вот вообще не приходит в голову…
Согласись, это даже забавно. Ну, немного.
— Впрочем, она умеет сводить с ума не только мужчин. Думаешь, Герашаны при ней просто так, платонически из верной дружбы? Оба. И делят только стол и кров, а не… Надеюсь, ты все же не такой наивный, чтобы так думать, иначе я бы в тебе разочаровалась.
Еще одна загадочная улыбка: нет, конечно же, Роне ни за что не хотел бы разочаровывать свою милую Тайну. А потому лучше помолчит.
— Скажешь, что не пытался с ней переспать?
— Я не граблю колыбелей, моя Тайна…
А вот теперь следует быть осторожным. Очень осторожным. Женщины, даже самые бездарные, чувствуют ложь, есть у них какой-то загадочный орган для этого. Особенно ложь, которой не хотят верить.
— Ты можешь мне не верить, моя милая Тайна, но мы с шером Дюбрайном просто исследовали ее стихии. Разными способами и на разных уровнях, но без физического контакта. Единственный раз, когда я имел физический контакт с твоей сестрой — это когда я тащил ее на руках из таверны, где она ужралась в хламину и заснула прямо на столе. И мне пришлось отнести ее до обиталища этого, как там его, Чугунного, кажется. Десять минут. Под неусыпным надзором полковника Магбезопасности. Больше я в реале ее и пальцем не тронул! Не попытался даже.
— Клянешься? — Ристана зевнула и потянулась, выставив из пушистой мыльной пены округлую коленку.
— Да хоть Двуедиными, если тебе так уж…
— И что не попытаешься?
— Э-э-э, нет, детка! Вот в этом я тебе поклясться ну никак не могу: вдруг она вырастет такой же красоткой, как и ты? Как тогда устоять бедному полпреду Конвента?
— Все-таки какая же ты сволочь, Бастерхзази…
Он был уже у двери, когда она пробормотала полусонно:
— Это хорошо, что ты с ней не спал…
«А то я уж решила, что убивать ее придется еще и за это, и жалела бы лишь о невозможности сделать это дважды…»
Что?..
Все хорошее настроение и расслабленность с Роне слетели мигом, словно и не было. Он вернулся к уже почти заснувшей в теплой воде женщине стремительно и мягко, кошачьим шагом, в котором никто не заподозрил бы хищного броска, только расслабленную вальяжность кота, передумавшего уходить от перспективной норки. Быстрая пристрелочная строчка поцелуев — по волосам, к виску, над бровями, стремительно, невесомо, почти не касаясь, лишь намечая касание. Скольжение пальцев по теплой коже, легкий ответный стон, пенное кружево манжет намокает, сливается с настоящей пеной, запах лаванды. Ристана вздыхает, просыпаясь, прогибается, подается навстречу, жадно ловя губами его губы.
Отлично.
Мысль — не высказанную, да и по внешнему краю сознания засыпающей мелькнувшую только хвостиком, — Роне поймал за этот хвостик на лету еще у двери. Придержал, раскрутил, осторожно вытягивая вместе с поцелуями на поверхность, притормаживая, поглаживая, отвлекая на всех уровнях ментала… Хотя какой там ментал у этой почти бездарной недопринцессы, одно название, что Суардис! И еще в королевы рвется, как есть дура.
Отрава…
Отравленный подарок, который Шуалейда почему-то примет… Нет, не так: не сможет не принять. И распознать отраву не сможет.
Чушь. Истинного шера нельзя отравить, темные ядами приправляют шамьет ради пикантного привкуса, а светлые сами себя вылечат, даже если сделают такую глупость и проглотят что-то не то. Что-то здесь не так. Но… Ристана почему-то уверена.
Ладно, потом разберемся, сейчас важнее другое. Кто?
Ах, ну да, конечно же семью екаями недодраный Сильва, куда без него. Ага. Только передатчик. Кому? Внешность не важна, главное — запомнить слепок ауры. Сделано.
Где? Когда? Ох ты ж, а времени-то уже почти и нет…
Тут Ристана — уже окончательно проснувшаяся, с припухшими губами, затвердевшими сосками и лихорадочным румянцем — попыталась втащить его в воду.
— Ты так прекрасна, моя королева! — восхищенно пробормотал Роне, мягко выворачиваясь из ее горячих рук. — И я так несчастен, что мне пора убегать, но… долг зовет! Дела, милая, дела…
Нет, к двери он не бежал, бежать — это же неприлично для истинного шера. Стремительно ускользал, скажем так.
— Бастерхази! Ты труп! — совсем не элегантно заорала ему в спину Ристана.
Расхохотавшись, он ловко увернулся от довольно метко брошенной мочалки и сбежал по лестнице, так и не перестав смеяться. Настроение у него было… скажем так — намного лучше, чем когда он только проснулся.