Тони проснулся в ознобе, с головной болью и отвратительным вкусом во рту. Зачем же он так нажрался? Да еще и в закрытом клубе – поставил пригласившего его Бернала в неловкое положение…
По всей комнате рассыпались отпечатанные автоматоном листки с Ужас-Какими-Секретными-Записями, на которых остались следы ботинок, – вечером Тони протопал по ним к дивану, не заметив. Раздеться и разложить диван он тоже не сумел…
Зачем он подрался с Блэром? Впрочем, трезвая мысль о том, что делать этого не следовало, не могла соперничать с чувством глубокого удовлетворения от содеянного.
Горячей воды не было – в октябре явление редкое. Отопление, как выяснилось, тоже отключили – озноб, оказывается, вовсе не был следствием похмелья, а имел самые что ни на есть объективные причины: холодину в квартире.
Будильник показывал десять утра, следить за Блэром было поздно…
От ледяного душа голова заболела только сильней, от горячего кофе затошнило еще больше… Тони собрал с пола Ужас-Какие-Секретные-Записи, сел в кресло, закутавшись в одеяло, и попытался разложить листы по порядку, но и тут его ждала неприятность: он забыл сообщить автоматону, что страницы следует пронумеровать.
Конечно, распечатанная на три сотни страниц инструкция была необычайно полезна – но только после того, как Звереныш окажется хотя бы в поле зрения… Объемный опус не содержал самого необходимого: как выглядит эта смертельно опасная тварь.
Волки сказали, что Потрошитель – мертвяк, инструкция этому противоречила. Нет, там ни слова не говорилось о происхождении Звереныша, но десяток страниц посвящался его пищевому рациону – тварь нуждалась в еде, преимущественно в животном белке, включая не только мясо, но и молоко (рецепт молочной смеси прилагался). Это означало, что он все-таки охотится, а не рвет свои жертвы на куски в приступах неудержимой злобы.
У взрослого мужчины был шанс справиться со Зверенышем, но Тони предпочел бы сначала его обездвижить, потому что тварь кусалась, – несколько страниц осветили первичную обработку ран, ею нанесенных, и последующее их лечение. Ядовитым змеем Звереныш не был, но бактерии, содержавшиеся в его слюне, могли вызвать тяжелую лихорадку и много других смертельно опасных последствий.
Наверное, полчище таких вот розовых кроликов (лысых шавок) представляло бы опасность для армии потенциального противника, но Великобритания предлагала немцам не полчище, а единственный экземпляр и раскрывать секреты создания Звереныша не собиралась.
Тони сложил в голове сказанное принцессой и переданное мистером Си: по всему выходило, что «настоящий арийский мальчик» должен сам разыскать и изловить Звереныша, пока люди Уинстона его не уничтожили. Нет, инструкция – это прекрасно и полезно, но, например, короткое слово «обездвижить» оказалось емким донельзя и включало в себя непрерывную цепочку врачебных манипуляций, а не единственный выстрел шприцем, как думал Тони изначально. Выстрел лишь расслаблял Звереныша, после этого требовалось подойти и сделать укол, желательно внутривенный. И повторять, повторять инъекции чуть ли не каждые десять минут. А в случае угнетения дыхания колоть под язык еще один препарат с трудно произносимым названием. Впрочем, в инструкции говорилось, что новейшие немецкие технологии в производстве синтетических волокон позволяют выбрать веревку, способную удержать Звереныша связанным (указывалась прочность веревки на разрыв).
И если веревку можно поискать, то где взять средство «расслабить» монстрика? Вряд ли оно продается в аптеке без рецепта. Не говоря о том, что в поисках Звереныша ветераны имеют большие преимущества. Опять же, убить всегда проще, чем взять живьем.
Тони набрался наглости и полез в аналитическую машину МИ5 через автоматон среди бела дня, когда его присутствие там могло быть легко обнаружено. Его автоматон не оставлял номера в телеграфной сети – этой деталью Тони гордился, он когда-то потратил не один день на кодирование столь полезной способности своей вычислительной машинки, но в момент контакта кодер МИ5 мог засечь номер… Впрочем, кодер МИ5 наверняка сидел в кресле, повернувшись к аналитической машине спиной, и плевал в потолок.
Сведения об «Анимал Фарм» были хорошо прикрыты от посторонних – между прочим, статистически надежным ключом. Однако аналитическая машина знала ключ, оставалось только правильно попросить ее этим ключом воспользоваться, а это гораздо проще, нежели разгадывать Очень-Сложные-Шифры.
Ну, что до простоты, то просьбу аналитическая малышка выполнила не сразу, а выполнив, изрядно Тони разочаровала: информация хранилась на автоматоне «Анимал Фарм» и ни одна ссылка не отвечала – телеграфный аппарат автоматона был выключен. Единственное, что удалось узнать у малышки МИ5, так это почтовый адрес Фермы (а значит, следить за Блэром никакой необходимости не было).
Дэвид Лейбер упоминался в базах данных МИ5 только в связи с преступлением на Уайтчепел-роуд. На Ферме он не работал, а работал он в лондонском офисе крупной американской юридической фирмы, которая имела полноценную аналитическую машину Беббиджа, снабженную тремя десятками телеграфных аппаратов. Конечно, в открытом доступе Тони обнаружил только настойчивые призывы пользоваться услугами именно этой компании, но закрытые для просмотра данные были закрыты весьма условно – паролем из шести символов, которыми оказались шесть единиц. Впрочем, балансы, налоговые платежи, списки акционеров и сотрудников, доходы по акциям – все это не представляло никакого секрета и подлежало публикации в периодической печати.
Дэвид Лейбер был принят на работу в лондонский офис примерно год назад, в начале октября прошлого года. Имел диплом Лондонского университета, полученный в Саутгемптоне, в институте Хартли, что само по себе затрудняло его проверку (Тони записал номер диплома), а рекомендацию получил – надо же, какое совпадение! – из английского военного министерства… Имея такую рекомендацию, можно вообще не иметь диплома. Но диплом Тони все-таки проверил: да, он действительно был выдан на имя Дэвида Лейбера четыре года назад, о чем в реестре была сделана соответствующая запись, но студента с таким именем в институте Хартли не значилось.
Взлом аналитической машины налогового управления потребовал времени: до октября прошлого года Дэвид Лейбер не платил налогов. Вообще. Ни на наследство, ни на недвижимость, ни на имущество, ни даже жалких платежей в фонды социального страхования… Зато приобрел собственный дом на Уайтчепел-роуд в конце сентября прошлого года. И что, налоговое управление не заинтересовалось, откуда он взял деньги?
Свидетельство о рождении Лейбер получил в Саутгемптоне, и ехать туда, чтобы проверить записи в метрических книгах, Тони не очень хотел. Он почему-то не сомневался, что записи в метрических книгах не будет. Свидетельство о браке (с Алисой Лейбер, урожденной Оуэнс) было выдано там же, около трех лет назад. А может, и будут записи. Поди докажи без экспертизы, когда появилась запись и не поверх ли другой она сделана.
Алиса Оуэнс тоже не платила налогов до сентября прошлого года, а в сентябре получила наследство и полностью уплатила с него налог.
Взламывать аналитическую машину банка, откуда поступали платежи на счета налогового управления, Тони не стал – себе дороже, – но обратил внимание, что налоги с доходов Дэвида Лейбера переводились со счета его жены.
В Англии нет законодательно закрепленной программы защиты свидетелей, но когда защита требуется, ее обеспечат и без программы. И конечно, внезапное появление Дэвида Лейбера на Уайтчепел-роуд в конце сентября прошлого года более всего ее (защиту свидетеля) и напоминало.
И чему же свидетелем он стал?
Время катилось к пятичасовому чаепитию, головная боль прошла, и зверски захотелось есть. На кухне завалялись бутылка кефира и батон, но кефир прыснул во все стороны, стоило только тронуть крышку, при этом сразу стало ясно, что жидкость с таким запахом пить не следует. Батоном можно было забивать гвозди.
Тони подумал и решил поискать веревку нужной прочности (сделанной по новейшей немецкой технологии) и указанный в инструкции мышечный релаксант, а заодно где-нибудь поесть.
С наружной стороны двери висела записка, сообщавшая, что Тони на три дня просрочил квартплату, а потому, если он не пошевелится, с завтрашнего дня ему отключат отопление и горячую воду. Видимо, сегодняшний день и был завтрашним…
***
Очень, очень надо белой еды. Не просто хочется – очень надо. Где холодно и маленькие теплые нелю́ди, нигде не пахнет белой едой вообще. Где тепло и может стать светло сразу, тоже не пахнет белой едой. Везде много красной еды, но маленькие теплые нелюди не убегают громко, а убегают тихо и быстро. Но их много. Очень надо, чтобы были добрые. Просто надо. Есть только злые, а добрых нет никого. Раньше было не надо так сильно, теперь надо сильно. Очень сильно злые пахнут неедой, они были, где холодно и маленькие теплые нелюди, и были опять. Мокро в глазах часто, потому что очень надо белой еды и чтобы были добрые. Надо слова́ и чтобы трогали. Не хочется спать внимательно, хочется спать просто. Где тепло и мягко сразу. Очень хочется громко, чтобы слова́ и трогали, но добрых нет никого.