«Лунный Свет» летел, как чайка, подгоняемая ветром. Он шел на запад от Тортуги через наветренный проход, поворачивая на юг и юго-запад мимо Ямайки в голубые пустыни Карибского моря, которые испанцы называли Мар-дель-Норте.
Удача сопутствовала им, заставляя простых матросов перешептываться о том, что Мартину Чандосу и на самом деле служат фейри. Кто-то услышал его шутку о маленьком народце, что нашептывает ему правильные решения, и рассказал остальным. И не все сочли это шуткой. Особенно после того, как на четвертые сутки после выхода из бухты Кайона они взяли свой первый большой галеон и испанцы прозвали Мартина Чандоса Мартином Эль-Афортунадо, Мартином-Счастливчиком.
Корабль с трудом двигался, обремененный подпружиненной грот-мачтой, протечками в корпусе и поврежденным бушпритом — последствия того, что он оказался на пути свирепого урагана, который хлынул из Атлантики и с титанической яростью пронесся через Антильские острова и на север к Багамам.
Мартин Чандос повел «Лунный свет» добычу южным галсом, оказавшись прямо за кормой галеона. Разглядывая с квартер-палубы корпус галеона в подзорную трубу, он различил название: «Кахамарка». Лучший артиллерист Кайона, выбранный в команду Мартина Чандоса лично Редскаром Хадсоном, из установленной на баке пушки разбил руль несчастной «Кахамарки» с трех выстрелов.
Подойдя с наветренной стороны, «Лунный свет» дал залп высоко в мачты и такелаж. Когда же он собирался сделать то же самое пушками правого борта, «Кахамарка», потрепанная как природой, так и человеком, выкинула белый флаг.
Абордажная команда обнаружила под палубой небольшое состояние в жемчуге. Оказалось, что галеон вез в своем трюме годовой запас жемчужных плантаций Рио-де-ла-Ача и в одиночку пересекла Мар-дель-Норте.
Освободив «Кахамарку» от драгоценностей, Мартин Чандос великодушно позволил ее капитану и команде остаться на борту их собственного судна, вместо того чтобы посадить их в шлюпки и отправить на борт призовую команду.Он посчитал преждевременным брать обременяющие призы в самом начале своего пути. Кроме того, он уже получил кое-какой приз. Каковой посчитал гораздо более ценным, чем испанский галеон.
Обыскивая каюту «Кахамарки», он наткнулся на несколько книг. В одной из них, отпечатанной и переплетенной в Севилье для удовольствия чтения Дона Хуана Переса Гусмана, бывшего тогда президентом панамской миссии, он наткнулся на сложенный лист пергамента. Это был подписанный тем же самым Доном Хуаном Пересом Гусманом прямой приказ дону Диего де Фонсеке, капитану «Кахамарки», со всей поспешностью отправиться в Картахену, чтобы там присоединиться к формирующемуся флоту с эскортом военных кораблей, которые благополучно доставят их всех в Кадис.
Для Мартина Чандоса важнее было то, что дон Хуан Перес Гусман дал дону Диего де Фонсеке некоторые личные сведения о местонахождении его брата, Дона Эрнандо, капитана галеона Его Величества «Тринидад».
— Этот Дон Эрнандо де Фонсека привозит золото из Панамы, — сказал Мартин Чандос, расстилая перед собой пергамент на черном дубовом столе своей каюты, расположенной на корме. — Золото на двух кораблях, без сопровождения. Плывет на юго-восток, в Картахену, через день или два.
Он совещался в позолоченной надстройке на корме, освещенной лунным светом, со своим квартирмейстером Редскаром Хадсоном, английским канониром Джоном Нортоном, боцманом Полем Ласкалем и парусным мастером Дирком Вирхоу, суровым лысеющим голландцем, который больше походил на амстердамского купца, чем на пирата.
Возражения высказал трезвый Джон Нортон.
— Два корабля, капитан, — проворчал он. — Как бы то ни было, они будут нести вдвое больше свинца, чем мы. Это будет тяжелая борьба, если мы хотим получить их обоих. Кроме того, они всего в нескольких лигах от Картахены, а мы далеко в море.
Мартин Чандос повернулся к карте, свернутой в рулон и стоявшей рядом с его креслом. Он поднял ее и расправил.
— Это прекрасная карта, составленная самим Виллемом Янзоном Блау. Мы в семидесяти лигах от Панамы, но меньше чем в тридцати от Картахены. Если корабли испанцев отплывут завтра, мы сможем быть в Картахене раньше них, а затем, взяв курс на запад, перехватим их по пути где-нибудь у побережья Кастильо дель Оро.
В ответ на эти слова радостно ухмыльнулся один лишь Редскар Хадсон. Риск оказаться в пределах видимости Картахены с ее собранным флотом был перспективой, способной заставить задуматься или даже остановиться любого пирата. Но так велика была вера краснобородого голландца в этого человека, сотворившего чудо с «Потаскушкой» и сумевшего победить «Кларо де Луна» и «Консепсьона», что он просто выжидал и наблюдал за остальными.
Вирхоу ворчал, подрагивая толстыми щеками:
— Nein, nein! Мне не нравится… Слишком рискованно.
Пылкий Ласкаль высказался более горячо:
— Черт меня побери! Рискованно? Да проще сразу перерезать себе глотки, чем приближаться к Картахене! Адмирал снарядит для войны все галеоны и гардиакосты. Он потопит нас прежде, чем мы увидим остров.
Мартин Чандос вздохнул. Его голубые глаза затуманились от удовольствия, он переводил их с одного мрачного лица на другое, не менее мрачное.
— И все же… золото, которое эти корабли будут перевозить… год работы целой армии пленных рабов на золотых полях. Должно быть, это целое состояние.
— Получается около пятисот тысяч, — предположил Редскар, сражавшийся с Мансвельтом на Кюрасао.
Вирхоу широко раскрыл голубые глаза и надул толстые щеки.
— Пятьсот т’усов и биексов! — повторил он и замолчал, чтобы немелодично присвистнуть толстыми губами.
Остальные уставились на Мартина Чандоса. Он пожал плечами и посмотрел на них.
— Разве такой приз не стоит небольшого риска?.
Ответа он не дождался.
Он прошел мимо них и поднялся по трапу на палубу, оставив их болтать между собой, осмысливая сумму и риски. Он приказал поставить больше парусов и приказал рулевому повернуть «Лунный свет» на южный курс.
Они плыли на юг, ветер, северо-восточный пассат, дул ровно и бил по главной палубе, и «Лунный Свет», влекомый туго натянутыми парусами, на ровной скорости устремился вниз, к Картахене.
Примерно в двадцати милях от берега Мартин Чандос повернул черный галеон на подветренную сторону и пустил его по ветру. Он выставил дозорных на грот-мачтах и проводил часы бодрствования перед позолоченными перилами кормы, направив подзорную трубу прямо вперед.
— Единственное, что меня беспокоит, — признался он Редскару Хадсону, — это то, что нам надо пройти мимо них ночью.
И вот, когда темнота окутала Карибское море, «Лунный Свет» лениво плыл с обнаженными верхушками мачт, и только морское течение поддерживало его медленное движение. Три дня он плыл, три ночи дрейфовал и за все это время его капитан не видел ни паруса, ни какого-либо движущегося предмета, кроме двух десятков фрегатов, которые пролетали мимо них на закате второго дня.
В середине утра четвертого дня, когда солнце нагло висело в оранжевом небе, а тропическая жара окутывала людей тонкой пленкой пота, вахтенный крикнул, указывая:
— Прямо по курсу от левого борта!
И именно в этот момент Мартин Чандос, выпрямившись у поручня, поймал в подзорную трубу золотое сияние могучего желтого галеона. Передвинув подзорную трубу к наветренной стороне, он обнаружил синий корабль-консорт, низко сидящий в воде и напрягающий все паруса, чтобы на максимальной скорости протащить свою позолоченную громаду сквозь лазурные воды.
Испанцы насторожились. О том, что они увидели черный «Лунный Свет», как только он увидел их, свидетельствовала скорость, с которой они изменили курс, начав описывать широкий круг.
— Они бегут обратно в Пуэрто-Белло, — прорычал Редскар, вглядываясь сквозь стекло. — Они всего на день или два ушли. Они думают, что могут обогнать нас, или что гардиакоста придет, чтобы защитить их корму.
— Мы поймаем их задолго до того, как произойдет одно из этих событий, — спокойно сказал ему Мартин Чандос. — Поднимите флаг Испании, который мы нашли в капитанской каюте на этом «Кларо де Луна». Если они следят за нами так пристально, то могут принять нас за эскортный корабль, пришедший проводить их в Картахену.
На мгновение Редскар разинул рот, а потом разразился громким смехом и, спрыгнув по трапу на ют, бросился на шканцы: поторопить матросов и распорядиться, чтобы Золотого льва Кастилии подняли на грот-трап.
Три часа «Лунный Свет» шел на запад, а ветер дул ему в корму. За эти три часа корабль заметно приблизился к желтому и синему галеонам. Вес золота в трюме «Тринидада» сдерживал его, и, возможно, наполовину по этой причине, наполовину из-за флага, который развевался над грот-мачтой «Лунного Света», желтый «Сан-Антонио» развернулся и встал бортом навстречу приближающемуся «Лунному Свету».
Мартин Чандос хмыкнул.
— Он осторожный человек, этот капитан. Встаньте с наветренной стороны от него!
В его н6амерения не входило сражаться с «Сан-Антонио», его целью был медлительный «Тринидад», борющийся с волнами с подветренной стороны. Он обогнул «Сан-Антонио», оказавшись вне досягаемости пушек, и пошел на неуклюжий «Тринидад». К тому времени, как капитан «Сан-Антонио» догадался о его цели, он был уже в миле за его кормой и удалялся быстрее, чем «Сан-Антонио» мог идти. «Тринидад» пытался по мере сил увернуться, но «Лунный Свет» неотвратимо его преследовал ее.
Мартин Чандос на более легком корабле мог нарезать круги вокруг галеона с золотым балластом, поэтому он пристроился и развернулся, чтобы сбить такелаж при помощи лангреля. Довольно быстро он превратил верхний такелаж в расколотые мачты и порванные паруса. Погребальным саваном лежали скрученные паруса на досках палубы или тонули в Карибском море далеко за кормой.
Затем Мартин Чандос обратил внимание на желтый «Сан-Антонио», который несся прямо на него.
— А теперь, — сказал он Редскару, — посмотрим, насколько хорошо наши мушкетеры умеют стрелять по живым мишеням.
Редскар отправил охотников-буканьеров наверх, чтобы они, закрепившись ногами в крысоловках или свесившись с ярдов и мачт, послали свои пули в выбранные цели на «Сан-Антонио». Рулевой испанского корабля упал, как и человек, который побежал, чтобы заменить его. Три пули попали в капитана, блистающего в серебряном нагруднике и морионе на шканцах. Артиллеристы, пытавшиеся дотянуться до своих палубных орудий, падали и больше не поднимались.
Пока мушкетеры обстреливали палубу, Мартин Чандос двумя залпами разбил «Сан-Антонио». Он обращался с черным «Лунным Светом» с умением, которому научился у Кристофера Мингса. Он ударил противника по правому борту, затем развернулся и подошел к с левого борта. Его пушки ревели до тех пор, пока палубы желтого «Сан-Антонио» не превратились в руины.
«Лунный Свет» скользнул за корму, и взмывшие абордажные крючья сверкнули на солнце серебряными дугами и закачались, словно виноградные лозы. Они глубоко вгрызлись в дерево, а затем Редскар провел абордажную команду по доскам бака, в то время как Мартин Чандос с другой командой спустился с главной палубы.
Схватка была короткой и жестокой. В ближнем бою пираты оказались особенно хороши. Ревели их пистолеты, сверкали в полуденном свете изогнутые сабли, алея от испанской крови. Каждый сражался по-своему, и дисциплинированные испанские солдаты, обученные не думать, а только повиноваться приказам, падали перед их натиском, как десять кеглей на лужайке для боулинга.
Мартин Чандос был в первых рядах своих налетчиков. В его большой руке сверкала стальная сабля, и удача ирландцев Голуэя лежала на его плечах. Он гнал солдат перед собой, от правого борта назад к корме.
Когда испанский капитан закричал, требуя пощады, и отдал свой меч, Мартин Чандос передал дело Редскару Хадсону и нырнул к трапу. Он знал, что кормовые каюты этих огромных галеонов содержали свои собственные сокровища в письмах и другой информации.
Он остановился в кают-компании кормового замка, где деревянные подоконники едва касались его широкого плеча. Перед ним стояла женщина, ее темные, испуганные глаза пристально смотрели на него. На ней было лиловое платье с коротким лифом и широким воротником в стиле Медичи из кружевной тафты, корсаж которого был так низок, что почти не сдерживал пышную грудь. Ее маленькая рука, сверкавшая бриллиантовыми кольцами под фонарями кормовой каюты, держала нацеленный на него длинноствольный пистолет. Она уперлась запястьем в изгиб бедра, видневшийся из-под свободной юбки.
— Не приближайтесь! — выдохнула она. Он был весь перепачкан порохом, и кровь пятнала его разорванную рубашку в том месте, где на груди у него был меч. В своих морских сапогах и черных бриджах, с растрепанными каштановыми волосами, рассыпавшимися по плечам, он казался испанской аристократке злобным дикарем-людоедом.
— Фаш, давайте! — сказал он легко. — Уберите свою игрушку, пока она не взорвалась у вас в руках. Или не причинила куда более непоправимого вреда.
Ее широкий рот скривился в иронично-презрительной усмешке, однако его алая сочность и легкая влажность навели Мартина Чандоса на приятные мысли.
— Я похоронила двух мужей. Чем мне может навредить то, что я убью вас?
Он рассмеялся и махнул рукой.
— Валяйте! Слышите шум на палубе? Это мои ребята. Убейте их капитана, и как вы думаете: что после этого мои парни сделают свами? Полагаю, вы слышали о маленьких жестокостях Л’Оллонуа?
Покосившись на кормовое окно и немного подумав, она задула пламя свечи.
Мартин Чандос оценивающе ее разглядывал, понимая, что она приехала в индийские тропики, чтобы поправить свое состояние благоразумным браком. Ее собственный рот сказал ему, что она дважды вдова, а его глаза, блуждающие по линиям ее тела, сказали ему, что она без труда исправит это упущение. В новом мире не хватало женщин, а тем более женщин столь же чувственных, как донья Изабелла, и столь же умных.
Словно прочитав его мысли, она гортанно рассмеялась.
— Я могу принести на брачное ложе не только тело, дон Мартин. У меня есть драгоценности и другие безделушки. Подарки двух моих умерших мужей. Прежде чем отплыть из Мадрида, я превратила землю в драгоценные камни.
— Фаш, ни во что другое я бы и не поверил. Иначе зачем вам настолько мощная пушка?
— Этой пушки достаточно, чтобы превратить меня в такого же пирата, как вы, сеньор капитан. Только моя добыча — мужчины.
— Богатые мужчины. — Он понимающе улыбнулся. Она была одинокой и беспомощной женщиной, эта донья Изабелла де Соролья. Единственной преградой между ее драгоценностями, в которые она вложила все свое состояние, и загребущими руками алчных пиратов ее един6ственной защитой от кражи и нищеты было тело, которым капитан пиратов так откровенно восхищался. И поэтому она сразу перешла в атаку.
Она шагнула к столу, ее белые пальцы, увешанные бриллиантовыми кольцами, с небрежным видом перебирали бумаги, разложенные на вощеной крышке.
— С золотом, которое вы заберете на «Тринидаде», вы и сами становитесь тем богатым человеком, какого я хотела бы встретить.
Ее карие глаза изучали его грудь и плечи, мускулистое тело, почти не скрываемое простой белой рубашкой и заправленными в сапоги темными бриджами, которые он носил на борту корабля.
Ее слова поразили его.
— Но вы же не имеете в виду брак с пиратом? — недоверчиво спросил он.
— Многие пираты вернулись в Европу с богатствами, которые они нажили здесь, в Карибском море. Пьер Легран,Эль Драко. Только глупцы остаются в порту Тортуги, чтобы пропить и проиграть свою добычу в какой-нибудь грязной пиратской таверне.
Мартин Чандос поймал себя на том, что разрывается между весельем и изумлением. Он отошел от темных окон и сел на край стола.
— Вам пришлось бы вернуться в Голуэй вместе со мной. Жить на ферме, как жена моего отца, а до нее — его отца.
— Что ж, я буду не первой испанкой, осевшей в Ирландии.
— Вы в этом уверены? Благородные джентльмены из Армады, потерпев кораблекрушение, вполне обоснованно сочли мирную жизнь более привлекательной, чем водяная могила. Но вы же сейчас не серьезно?
Вместо ответа она прижалась к ноге, которой он попирал ковер в каюте. Ее близость пьянила видом молочной плоти и насыщенным ароматом, ее темные глаза многообещающе мерцали.
— Разве я была бы женой, которой можно было бы стыдиться, Мартин?
— Я не могу представить вас на ферме на склоне холма в Голуэе. Фаш, я зря трачу время, слушая эти бредни.
Ее губы улыбнулись ему, и она слегка покачнулась, прижавшись к его ноге плотнее.
— Подумайте об этом, сеньор капитан. Нам нет нужды возвращаться в Голуэй. Перед нами целый новый мир. С золотом «Тринидада» и моими драгоценностями мы могли бы далеко пойти, вы и я. В Новой Англии, или в Новом Амстердаме, или даже в колонии, которую основывает милорд Балтимор. Почему бы и нет?
С этими словами она оставила его, прошуршав шелками длинного платья к двери своей каюты. Нащупав замок, она одним движением вытащила ключ и бросила его к ногам Мартина Чандоса.
— Больше никаких запертых дверей между нами, мой кабальеро!
Дверь закрылась, и Мартин Чандос долго сидел на краю стола, уставившись на железный ключ, который поблескивална ковре у его ног, словно бы издевательски подмигивая.
***
С наветренной стороны от побережья Новой Испании «Лунный свет держал курс на восток, за кормой виднелась Панама, а впереди простирались нескончаемые синие воды Мар-дель-Норте. Мартин Чандос стоял на шканцах с подзорной трубой в жаркие тропические дни, с каждым днем солнце припекало все сильнее, и голубое небо над головой становилось медным. Он покидал свой пост лишь на краткие мгновения, чтобы перехватить ламантина и запеченный батат.
Он вечно оглядывал горизонт в поисках черного корпуса, белого паруса и корабля, который испанцы называли «Мститель». Верный своей удаче, признававшейся всеми от бака до кормы и сделавшей его в глазах пиратов чем-то вроде живой легенды, он наткнулся еще на двух испанцев, доверху нагруженных шкурами и какао на сумму свыше пятидесяти тысяч луидоров. У Лебединых Островов он столкнулся с желтым фрегатом, который нес золотые слитки, направляясь в Пуэрто-Белло.
С четырьмя кораблями в кильватере Мартин Чандос повел «Лунный Свет» к наветренному проходу, прокладывая курс так, чтобы оказаться на полпути между Ямайкой и длинной зеленой громадой Кубы. Недоумение охватило полуголых головорезов на главной палубе. Дюжина из них стояла у левого борта, отслеживая галеоны. Глаза пиратов остекленели от алчности, не привыкшие работать мозги плавились от натуги, трудясь над подсчетом богатства, которое направлялось в бухту Кайона.
Редскар Хадсон, тряхнув лысеющей головой, отчего заплясали серебряные обручи в его мочках, прорычал:
— Я оцениваю долю каждого из нас в шестьдесят тысяч штук. Чума возьми меня, если там будет медным фартингом меньше!
В благоговейном страхе пираты качали головами, перегибались через перила и что-то бормотали себе в бороды.
Они уже уходили от мыса Санта-Крус, когда вахтенный в грот-траке крикнул:
— Два корабля впереди по левому борту!
Поднесенная к глазу подзорная труба подсказала Мартину Чандосу, кто они. Он с улыбкой опустил трубу и повернулся к Редскару Хадсону.
— Я верил в чудо, и вот оно, пожалуйста! Я думал, что они испанцы, по очертаниям. Но тот, что побольше, — «Консепсьон», который взяла себе Лиззи Холлистер. Другой — «Потаскушка».
На лице Редскара отразилось сомнение.
— Они могут быть и хуже испанцев, капитан. Если я знаю этого сатанинского француза Сан-Эспуара, — а я его знаю! — один из них возглавляет он лично, А второй — Лиззи.
В голубых глазах Мартина Чандоса, смотревшего на своего квартирмейстера, мелькнуло удивление.
— Ты же не хочешь сказать, что я должен их опасаться?
— Сан-Эспуар считает, что вы обманули его на девяносто тысяч монет. Что он сделает, когда увидит, что вы возвращаетесь от Кайона, связанные, с этими четырьмя красавицами? Не обязательно даже иметь глаза моряка, чтобы видеть, как тяжело они нагружены, и не морскими раковинами.
Мартин Чандос оскалил зубы. Редскар продолжал:
— Не забывай, что для Сан-Эспуара не имеет ни малейшего значения, что ты теперь тоже член братства
— И почему же это? — мягко спросил Мартин Чандос. Он знал, что его киль покрыт ракушками и водорослями после трех долгих месяцев в море. «Лунный Свет» не был таким быстрым и маневренным, как тогда, когда он поднял якорь перед Ла-Туром. И эти два корабля, скользящие с подветренной стороны, изменили курс и неслись на него с мрачной стремительностью, не предвещавшей ничего доброго.
— Мы могли бы заключить с ними сделку, — пробормотал Редскар. — За долю товара они, возможно, захотят проводить нас в гавань в целости и сохранности. Что-то вроде эскорта.
— Будь прокляты ваши сопливые сделки! Мне не нужны корабли сопровождения, чтобы доставить мои призы!
Мартин Чандос повернулся, подставив лицо ветру. Ветер крепчал и своим напором благоприятствовал приближающимся кораблям. Мартин Чандос перегнулся через поручень и крикнул рулевому:
— Мы будем лавировать с наветренной стороны от них.
— Вы хотите сказать, что попытаетесь сбежать?
— Я хочу, чтобы так думал Сан-Эспуар.
Голландский пират с минуту изучал своего капитана сверкающими глазами.
— У вас на уме какой-то трюк, а, Мартин?
— Не столько трюк, сколько знание того, как работает человеческий разум. Этот француз считает себя моряком. А еще он жадный. Будем считать, что гордость и жадность — наши союзники.
Он отправил Редскара Хадсона за борт в маленьком тендере, с тремя людьми на веслах и письменными инструкциями в кармане. Он наблюдал, как тендер тянется к синему «Тринидаду», прежде чем снова переключить внимание на приближающиеся корабли.
С носа «Консепсьона» заговорила полупушка. Мартин Чандос понял, что это приказостановиться и лечь в дрейф, но он заорал на людей в такелаже:
— Поднимай грот!
«Лунный Свет» повернул с запада на юг и увлек за собой «Консепсьон» и «Потаскушку». Тем временем «Тринидад» и другие галеоны, захваченные «Лунным светом» между Панамой и Кайманами, держали курс на восток. Теперь «Консепсьон» был в пределах досягаемости «Лунного Света», подойдя слишком близко в стремлении начать перестрелку.
«Потаскушка» была еще ближе, чем «Консепсьон», и дала залп. Но «Лунный Свет» ускользал, и железная дробь впустую упала в море.
Тем временем «Тринидад» и три его корабля-побратима находились прямо с наветренной стороны от «Потаскушки». Со своего поста у поручней Мартин Чандос наблюдал, как голубой галеон поворачивает к правому борту буканьерского судна. Редскар Хадсон не стал дожидаться, пока «Потаскушка» перезарядит орудия, прежде чем выстрелить. Полтонны металла ударились о корму со взрывной яростью торнадо. Она содрогнулась под тяжестью металла, дерево разлетелось вдребезги, а железо искривилось. По ту сторону водяной пропасти Мартин Чандос слышал крики людей, попавших в ловушку и умирающих.
«Консепсьон», которому, как подсказала ему подзорная труба, Рауль Сан-Эспуар дал имя «Виктория», теперь маячил у левого борта «Лунного света» и шел на всех парусах. Его полупушки заговорили, и Сан-Эспуар бушевал на корме.
— Ты несколько переборщил, французская свинья, — прошептал Мартин Чандос сквозь зубы. — К твоей ревнивой ярости, которая заставляет охотиться на себе подобных, и к жадности, которая удерживает пушки подальше от «Тринидада» и других кораблей, которые ты надеешься сделать своими, я добавлю нетерпение. Это будет последней соломинкой, обеспечившей твое падение.
Он играл со временем. Он позволил «Виктории» дважды опустошить свою пушку, оставив только разбитые каналы и расколотую бизань-мачту. Он прикинул, сколько времени потребуется ее палубным артиллеристам, чтобы перезарядить пушки. Когда экипаж «Лунного Света» приступил к расчистке разбитых рангоутов и такелажа, Мартин Чандос выкрикнул приказ.
— Левая пушка огонь!
«Лунный Свет» содрогнулся от силы собственного бортового залпа. Двадцать его левых пушек, к которым Мартин Чандос добавил все съемные носовые и кормовые, швырнули «Викторию» под вал разбивающейся волны. В фальшбортах свободного борта и чуть выше ватерлинии виднелись зияющие дыры. Охотники слаженным залпом словно кровавой метлой прошлись по главной палубе большого галеона.
Мушкетеры открыли огонь. На таком расстоянии охотники на диких кабанов едва ли могли промахнуться. Они расстреляли рулевого и артиллеристов, а те, кто не нашел ни одной цели, направили огонь на скопление буканьеров, скользивших мимо «Виктории».
Буканьеры «Лунного Света» радостно закричали. Они цеплялись за шпигаты и ванты, потрясая кулаками и издевательски хохоча над командой бывшего «Консепсьона».
— Это послужит уроком вам, проклятые ренегаты!
— Мы научим вас не стрелять по кораблю береговых братьев!
— Да! Наш капитан сделал ракушки из ваших лодок! Хa! И разбил их своим точным ударом!
«Виктория» отбивалась с яростью загнанной в угол крысы. Теперь, когда Рауль Сан-Эспуар почувствовал надвигающееся поражение, он стал безрассудным. Он бросил в бой все орудия на отремонтированном испанском галеоне. Он встал у крышки орудийного порта, и его голос срывался на пронзительный крик при каждом удачном выстреле. Он почти вырвал победу из поражения в том первом сокрушительном залпе. Но Мартин Чандос был слишком опытен в игре с огнем, чтобы расстраиваться из-за последних конвульсий противника. Вместо того чтобы бегать кругами и тратить лишние силы, он предпочитал спокойно стоять в стороне и наносить с расстояния длинные точные удары.
На «Лунный Свет» обрушился металлический дождь, и доски палубы превратились в искореженные руины. Но матросы бежали на крик Редскара, и Джон Нортон спокойно расставил пушки, а Мартин Чандос, стоя на шканцах, прищурившись, наблюдал за схваткой.
Когда в следующий раз черный «Лунный Свет» вступил в бой, его пушки правого борта послали свои ядра в разбитые и заполняющие правый борт каюты «Виктории». В дымке пушечной гари он следовал южным галсом, который заканчивался у позолоченной кормы француза. Его пушки снова рыгнули.
Изрешеченная громадина «Виктории» быстро шла ко дну, «Лунный Свет» скользнул мимо нее с наветренной стороны. Люди падали со строп и цепей или прыгали с разбитых палуб. Несколько человек забрались в тендер и маневрировали, пытаясь подобрать уцелевших.
С кормовой палубы Мартин Чандос обратил внимание на «Потаскушку». Барк находился в десяти тысячах ярдов и двигался к тонущей «Виктории». Мартин повернулся, чтобы приказать рулевому встать на якорь и направиться за «Тринидадом» и тремя его братскими кораблями, но тут впередсмотрящий снова взревел:
— Черный корабль с правого борта!
Мартин Чандос поднял подзорную трубу и на долгое мгновение замер.
— В чем дело, mi caballero?
Он обернулся и увидел Донью Изабеллу де Соролью, идущую ему навстречу. Он улыбнулся ей.
— Черный пират, за которым я охочусь уже три месяца. Инадо же было ему появиться именно тогда, когда мой корабль наполовину разбит в морском сражении! Этот корабль — «Мститель», донья Изабелла, из Пуэрто-Белло, под командованием дона Карлоса Эскивеля Алькантары — человека, который смеялся, когда один из его громил хлестал меня по спине до кровавой пены!