В просторном помещении у ворот на КПП, которое было бы неприлично назвать сторожкой, стены сияли белизной; свет, не дающий теней, исходил прямо из потолка, а покрытие пола мгновенно впитывало пыль и грязь. Оборудованию, с помощью которого открывались ворота, позавидовал бы Букингемский дворец: датчики движения подавали сигнал для запуска факсимильной машины, и та отправляла запрос на аналитическую машину МИ5, после чего на прием включался телеграфный аппарат, – без разрешения Секьюрити Сервис ворота просто не открывались.
И вот в этом чистом, светлом и оборудованном по последнему слову техники помещении на столе с клеенчатой скатертью стоял чайник с допотопной газовой горелкой, толпились грязные металлические кружки, валялись шкурки от колбасы и чешуя сушеной рыбы – что несомненно роднило помещение с обычной сторожкой или бытовкой. На изящном стуле (с регулировкой высоты сиденья и наклона спинки) скучал, разложив локти по столу, самый обычный моро-пес, в рабочей куртке и кепи, надвинутом на глаза. И что-то в его лице выдавало доберман-пинчера, задремавшего на солнцепеке. Двое помощников Блэра тоже оказались моро-собаками, самыми обычными, мирными и добродушными, а третий, невысокий, чернявый и хромой, по виду отставной лейтенант с кошачьим именем Бэзил, был им чем-то вроде куратора. Они в сторожку не пошли. В углу на подстилке дремал еще один доберман-пинчер – самый обычный живой пес, лениво приоткрывший глаза, когда Блэр распахнул двери и пропустил Тони вперед.
За полчаса чаепития и разговоров о политике (а Тони очень старался вести честный диспут без перехода на личности и мордобоя) он увидел, как открываются ворота, и догадался, что привратный автоматон является частью установленной где-то на территории мощной аналитической малышки. И очень жалел, что не взял с собой снотворного, чтобы подсыпать его в чай Блэру и в еду двум пинчерам – моро и не моро. Ознакомиться с материалами в базах данных Бебби он бы не смог, но настроить телеграфный аппарат на включение в нужные часы вполне успел бы.
В сверкающем холодильнике хранились не только пищевые брикеты, под действием пара превращавшиеся в добрую еду, но и банки с пивом, соленые орешки, сухие колбаски и собачий корм – для моро и не моро.
– Бинго! – позвал Блэр, подойдя к холодильнику за следующими банками пива.
Пес на подстилке вскинул голову и навострил уши.
– Иди-иди сюда, красавец! – добродушно усмехнулся Блэр и повернулся к Тони. – Чем лучше я узнаю людей, тем сильней люблю собак.
Тони не полез в бутылку.
– Бинго! Включи синюю лампу!
Пес с готовностью поднялся и потрусил к двери, где толкнул лапой один из четырех выключателей на стене, – помещение залил приятный синеватый свет вместо резкого белого.
– Молодец, приятель. – Блэр оглянулся и подмигнул Тони. – Возьми себе косточку номер шесть.
Пес преданно взглянул Блэру в глаза, подошел к холодильнику, открыл дверцу ножной педалью – и взял с нижней полки искусственную желатиновую косточку, над которой висел ярлык с номером шесть…
Закрывать холодильник пес не умел, и это Блэр с торжеством проделал сам.
– А? Видал? Бинго – гордость Фермы. Умнейший пес. И ведь какой красавец, а?
Тони не мог с ним не согласиться – бросалась в глаза разница с неуклюжими мертвыми пинчерами: живые мышцы перекатывались под лоснящейся шкурой, глаза смотрели внимательно и умно, на морде отражались самые разнообразные собачьи эмоции, от ленивого равнодушия до полного счастья обладанием желатиновой костью.
– А выдержка? Какая выдержка! Бинго, нельзя!
Пес буквально выронил кость из пасти и замер над ней, роняя на пол слюну.
– Можно, возьми, – снисходительно скомандовал Блэр. – А какая скорость реакции? Это отдельное направление работы – мгновенный переход от возбуждения к торможению. Он только кажется добродушным. Но одного слова довольно, чтобы Бинго за минуту порвал тебя на куски.
Предупреждение прозвучало угрожающе, с намеком, но Тони не стал заострять на этом внимания.
– Ну, за минуту вряд ли, – отшутился он. – Собака весом в сорок килограммов для взрослого мужчины смертельной опасности не представляет…
Как и Звереныш… Тони насторожился: вряд ли Блэр по своей инициативе станет выбалтывать секреты «Анимал Фарм», но по поручению МИ5…
– Я тебе сейчас покажу еще один трюк, чтобы ты не сомневался, – подмигнул ему Блэр и сунулся под мышку – о том, что там спрятана кобура, Тони догадался еще по дороге к сторожке.
Выхватывать пистолет Блэр умел быстро и стрелял метко. Надо сказать, трюк и вправду поражал воображение, потому что выстрелил он красавцу и умнице пинчеру в глаз…
Не то чтобы Тони любил собак больше, чем людей… Но никогда не испытывал потребности убивать или мучить бессловесных и беззащитных перед человеком тварей. Наверное, надо было ахнуть от удивления, как ребенок в цирке, но Тони только напрягся – даже если это трюк, то чересчур жестокий. Пуля вошла в глаз собаки на самом деле, в этом не было никаких сомнений и никакого обмана зрения, кровь хлынула на специальное покрытие пола и быстро в него впиталась, но пес не упал замертво и по команде подошел к Блэру.
– Можешь убедиться – никакого фокуса. Потрогай – отверстие настоящее, – предложил Блэр.
Пожалуй, вид псоглавца за воротами произвел на Тони меньшее впечатление, чем это предложение. Снова появилось предобморочное головокружение и к горлу подкатила тошнота, что повеселило Блэра.
– Эй, Аллен! Ты же не юная леди, чтобы хлопнуться в обморок из-за такой ерунды! Да не бойся, потрогай!
Наверное, он очень хотел, чтобы Тони таки хлопнулся в обморок, будто юная леди, а потому пришлось принять настойчивое предложение – рана была настоящая. Горячая. Склизкая. Кровавая – и пахшая кровью. Но пес ее словно и не замечал.
Моро-пинчер любезно протянул Тони салфетку – вытереть палец.
– Гляди! Гляди! – толкнул его Блэр. – Не жмурься!
Тони в самом деле зажмурился, опасаясь, что его стошнит.
Рана затягивалась так быстро, что процесс можно было отследить взглядом. Не просто затягивалась келоидным рубцом, на ее месте появлялся новый глаз… Трюк? Может, и трюк… Не прошло и десяти минут, как бедняга Бинго снова превратился в обычного пса с обоими глазами, смотрящими умно и преданно…
– Ну? Убедился? – удовлетворенно рассмеялся Блэр. – Ты до сих пор не веришь, что он порвет тебя на куски за одну минуту?
Тони осторожно пожал плечами и полез в карман за папиросами. Прикурить удалось с третьего раза – руки тряслись и спички ломались одна за другой.
– Я покажу тебе еще один трюк, но не вздумай сблевать на пол!
На этот раз он выстрелил собаке в грудь, и это было бы не так страшно, если бы не последствия: пуля будто взорвалась на широкой, мускулистой собачьей груди, в стороны полетели ошметки плоти, крови и шерсти; наружу, будто отпущенная пружина, вышел обломок ребра – впрочем, пес не чувствовал боли и продолжал с преданной собачьей улыбкой смотреть Блэру в глаза.
Производство разрывных пуль было запрещено Версальским договором, но что Великобритании до Версальского договора, если по улицам Лондона бродит Звереныш? А теперь Тони не сомневался, что демонстрация «трюков» имеет к операции «Резон» самое непосредственное отношение.
– Разрывная? – спросил он, глядя, как затягивается огромная рана на собачьей груди.
– Нет. Вон она, на полу валяется. Видишь? Этот трюк гораздо проще первого – тут не физиология, а чистая механика. У Бинго под ребрами – пластина из кейворита, пуля меняет траекторию и ведет себя как разрывная. На самом же деле повреждения поверхностны и не опасны для жизни. Если хочешь, я покажу этот трюк на Бадди. – Блэр кивнул на моро-пинчера. – Но Бадди чувствует боль и не способен к столь быстрой регенерации тканей.
– Не надо, – оборвал его Тони – потому что Блэр приподнял пистолет.
– Как хочешь, – пожал плечами Блэр.
Пожалуй, Тони было позволено задавать вопросы, и он решил этим воспользоваться.
– Бинго… мертвый?
– Нет. Мертвым был его отец. И, кстати, совершенно не отличался от живого, ну ничем вообще, даже сука принимала его за обычного кобеля. Но к регенерации тканей он был неспособен. Мертвое все же менее устойчиво, чем живое.
Вот оно. Бинго тоже Звереныш? Некро не способны к регенерации тканей, разве что к принудительной, в специальных условиях со специальной аппаратурой, но никак не во время боя. Наверное, отсюда и начинался новый виток в создании английского супероружия: щенки наследуют способности некро-отцов и многократно превосходят их в способности выживать. По меньшей мере, сохранять целостность организма под огнем.
– Бинго, умри! – скомандовал Блэр.
Но вместо того чтобы упасть на пол и протянуть ноги, пес захлопнул пасть и замер.
– Приглядись. Он не дышит. Он может задерживать дыхание на несколько часов, ему не страшны ни завалы, ни газовые атаки, ни пребывание под водой. Говорят, потому он так прожорлив, – без кислорода сжигается в несколько раз больше калорий. Бинго, отомри. А еще он дьявольски силен. Просто дьявольски. И ловок.
Блэр достал из ящика стола гаечный ключ и бросил его собаке в морду. Пес поймал ключ на лету – надо сказать, от звука, с которым железо ударило по песьим зубам, Тони едва не свело челюсть, – а потом, прижав ключ лапой к полу, зубами согнул его под прямым углом…
– Ну? Теперь веришь? Что тебе с ним не справиться? – торжествующе заключил Блэр, и Тони не стал спорить.
– Послушай, а то чудовище, киноцефал, которого я видел за воротами… Он тоже чем-то хорош?
– Не такое он и чудовище. Это Рекс, существо совершенно безобидное и несчастное. Неудачный опыт морофикации некропса. Мертвое не способно развиваться – он даже толком не научился ходить. Некротизация моро – совсем другое дело.
– А… это разве не опыты на людях?
– Юридически моро не считаются людьми, – уклончиво ответил Блэр. – Это в Германии к моро относятся с трепетом и кормят их мясом представителей неполноценных народов.
– То, что ты говоришь, – полная чушь, – проворчал Тони. – В Германии хорошо относятся к моро – как к домашним животным. Но человеческим мясом их никто не кормит, поверь. Это такие же досужие сплетни, как и то, что евреи пьют кровь христианских младенцев.
– Тем не менее, в Германии планомерно уничтожают евреев. И это факт, а не досужая сплетня, – отрезал Блэр.
Тони опять не полез в бутылку и зашел с другой стороны:
– Юридически моро не считаются людьми, но они наделены разумом, а потому и животными юридически не являются. Насколько мне известно, моро лишь ограничены в некоторых гражданских правах, и только. Даже закон о сегрегации не был принят. Я уже не говорю об этической стороне вопроса.
– Моро – довольно тупоголовые существа, подверженные стадному чувству. Поверь, я имел с ними дело, здесь их много.
Судя по экипировке, Блэр имел с ними примерно то же дело, что и с бирманцами… И решил доказать свою точку зрения.
– Бадди, сколько будет шестью пять?
– Я не знаю, мастер… – без тени раскаянья ответил тот, не пошевелившись.
– Бадди, – вскинулся Тони, – а можешь повторить наоборот: пять-семь-три-восемь?
– Восемь-три-семь-пять, – флегматично произнес тот.
– Блэр, а ты? Шесть-два-девять-семь?
– Семь-два-девять… Тьфу… Семь-девять-шесть-два!
– Бадди, а теперь ты: восемь-пять-семь-шесть-три-четыре-два-девять-один-два-семь?
Бадди воспроизвел сказанное в обратном порядке с той же невозмутимостью.
– Способности попугая, – фыркнул Блэр.
– Это один из пунктов шкалы Штерна. Для определения умственных способностей ребенка. Один пункт ни о чем не говорит, так что не расстраивайся. Я уверен, по остальным ты обойдешь Бадди без труда. Ну, вот например: кость, мясо, рыба, варенье, горло. Что лишнее?
– Горло, конечно, – высокомерно ответил Блэр.
– Кость, – задумчиво изрек Бадди.
– Горло не едят.
– Как это «не едят»? – На этот раз Бадди выпрямился и уставился на Блэра с неприкрытым удивлением. Но потом вздохнул и принял прежнюю позу: развалившись локтями на столе с опущенным на глаза кепи. – Едят-едят… Еще как едят…
– Доктор Штерн – еврей, – со злостью процедил Блэр. – Наверняка его шкала сделана с единственной целью: доказать превосходство еврейских детей над детьми гоев.
– Бадди, ты еврей? – спросил Тони.
– Нет, мастер. Я моро-первородок.
– Я почему-то так и думал. Скажи, ты подвержен стадному чувству?
– Чего? – равнодушно переспросил тот.
– Ну, тебе нравится ощущать себя частью стада?
– Не знаю, мастер. А что такое «стадо»?
Надо было задавать вопросы, а не насмехаться над Блэром, – но удержаться от соблазна было слишком трудно. По тому, на какие вопросы он отвечать не станет, можно делать некоторые выводы… И только Тони хотел взять себя в руки и перейти к делу, как раздвижные двери в сторожку с тихим шорохом поехали в стороны и на пороге появился крупный пожилой человек в белом халате, а за его спиной толпились моро-пинчеры (наверняка родные братья Бадди) с автоматическими ружьями системы «Максим» (модели 35SSM – самозарядная скорострельная модифицированная) в руках.