1–2 мая 427 года от н.э.с. Исподний мир. Продолжение
К Чёрной крепости выступили немедленно, даже не стали обедать, – Огненный Сокол опасался, что туман рассеется и незамеченными через болото будет не пройти.
Старшим капитан назначил Муравуша, четвёртым был мрачный гвардеец лет сорока по имени Варко, пятым – проводник из местных, низкорослый и чахоточный.
Он был одет по-волгородски, в стёганку, недорого, но вполне добротно, и, несмотря на отсутствие куколя и широкого серо-зелёного плаща, неуловимо напоминал болотника. Наверное, взглядом, в котором смешались зависть и превосходство. Ему не очень нравилась роль проводника, он был угрюм и неразговорчив.
Крепость обогнули с севера и востока, чтобы зайти в неё со стороны Волгорода, – круг оказался изрядным, и к чёрным стенам подступили часа за три до заката. Не просто крепость – некогда это был город, окружённый крепостными стенами.
Обвалившиеся башни ещё хранили прежние его мощь и величие, высоко вздымая над болотом острые свои обломки. И, казалось, стоит неосторожно ступить на вверенную им землю – они ответят, если не грохотом пушек, то тихим шорохом обвала. Над башнями, невидимый, всё ещё реял стяг рода Белой Совы – призрак знамени призрачного рода.
Муравуш без страха прошел через провал в стене – толщиной не меньше десяти локтей – и, оглядевшись, указал на проход в башню.
– Поедим под крышей и пойдём искать кострище. Ночью с южной стороны горел костер.
– Муравуш, я бы остерегся туда заходить… – сказал Градко, поежившись.
– Ничего страшного тут нет, – пожал плечами проводник, – но и крыши над башней нет тоже. Я покажу место для привала.
Нагромождения битого камня под ногами, заросшие чёрным бурьяном, скользили и осыпались, гнилые обгоревшие балки перегораживали путь, иногда из-под ног порскали полевые мыши. И только ближе к центру города идти стало полегче: кое-где сохранилась мостовая, сквозь которую прорастала зелёная травка, топорщились семейки готовых расцвести одуванчиков.
Дома́ здесь разрушало время, а не пожары и пушечные ядра, – они проседали, кренились, крыши их сползали и проваливались, падали своды над окнами, гнили балки перекрытий. По улицам чёрного города стелился туман, и на широкой площади из мглы навстречу вдруг выступила огромная каменная росомаха. Её высокий базальтовый постамент утонул в молочно-белой пелене, она чуть приподнимала переднюю лапу – словно шагала вперед по воздуху.
– О Предвечный… – прошептал Градко. – Мне показалось, она идёт прямо на нас.
– У колдунов есть поверье: они будут приносить в мир силу добрых духов, пока стоит эта каменная росомаха, – сказал проводник.
– Так может, прикатить сюда пороховую бочку? – усмехнулся Муравуш.
– Не надо, – угрюмо ответил Варко. – Или тебя раздражает солнечный свет? Пусть их носят силу – кому от этого плохо?
– Да уж больно жуткое место и жуткая тварь… – поморщился Градко.
– Росомаха – очень милый и совершенно безобидный зверёк, – сказал проводник и улыбнулся.
Лицо его изменилось вдруг, словно осветилось, – с улыбкой на устах он совсем не походил на болотника, и Волчок решил, что мог и ошибиться. А с другой стороны, кто из местных ещё согласится быть проводником у гвардейцев?
Тут не окрестности Хстова, на Выморочных землях колдунов чтят больше, чем храмовников. Место для привала и вправду оказалось лучше полуразвалившейся башни – тихий, сухой, скрытый от посторонних глаз флигелёк неподалеку от каменной росомахи.
В нём даже сохранился очаг, но развести огонь поостереглись – если бы дым и смешался с туманом, то запах его можно было расслышать издалека. Муравуш почему-то предполагал, что в крепости кто-то есть и что к ночи Чернокнижник обязательно вернётся.
Волчок не стал его расспрашивать. Проводник распрощался с ними после привала, нужды в нём теперь не было. Костёр заметили издалека, едва взобрались на северную стену, – и, конечно, не только костёр.
Это внутри крепости ещё плавал туман, с болота он ушел – Огненный Сокол как в воду глядел. Однако под прикрытием стены подобраться к костру удалось очень близко, и Муравуш выбрал для наблюдения удобное место – ряд бойниц внутри глубоких ниш. Чтобы попасть туда со стороны болота, нужно было пройти не меньше сотни шагов в обе стороны.
Костёр же горел в каких-то двадцати локтях от той бойницы, где стоял Волчок. Кроме Спаски и Змая, около костра сидели ещё трое колдунов. А может, и не колдуны это были вовсе – с луками за плечами и топориками на поясе. И Волчок порадовался тому, что теперь Муравуш точно не решится в открытую напасть на колдунов – будет только смотреть и слушать.
Потому что трое вооруженных людей слишком походили на опытных вояк, да и под плащами их прятались кожаные брони. От костра было слышно почти каждое слово. Впрочем, ни о чем интересном у костра не говорили – похоже, просто травили байки.
Змай рассказывал громко, нисколько не смущаясь присутствием Спаски:
– …Спрятался третий легат за портьерой, стал ждать, когда капрал к его дочери явится. Часы бьют полночь, входит капрал и шестеро гвардейцев. Капрал командует: «Двое к окну, двое у двери, двое – к портьере». Ну и залез к дочери в постель – третий легат и не шевельнулся. Утром дочь ему: «Тата, какой он любовник, какой любовник!», а третий легат ей: «Да что там любовник! Ты посмотри, как он службу знает!»
Волчок уже слышал эту байку, а вот Градко в соседней нише потихоньку хрюкнул в кулак. Трое вояк расхохотались, и только потом один заметил:
– Ага, а замуж-то он дочь не за капрала отдал, как бы тот службу ни знал!
– Капрала можно и в любовниках оставить, муженьку-то её только десятый годочек пошел! – сказал другой, и все снова захохотали.
– Я вам сейчас еще байку расскажу, как третий легат за племянника Государя дочь сватал…
Спаска сидела к Волчку спиной, её лица он не видел – она же смотрела на болото, в сторону Змеючьего гребня. И сальные шутки четверых мужчин её совсем не смущали.
Хотел бы Волчок изловить какую-нибудь тень Цитадели, чтобы та шепнула на ухо Спаске, в какую сторону нужно смотреть. Только однажды она тронула Змая за плечо и что-то шепнула ему на ухо, скосив глаза на стену. Тот кивнул, улыбнулся и тоже что-то ей шепнул. Не может быть, чтобы она не чувствовала взгляда в спину…
Ждать Чернокнижника пришлось недолго – он появился на горизонте примерно за час до заката. И не узнать его было невозможно: только он носил такую нелепую островерхую шляпу. С ним снова шёл тонкий юноша с луком, и Волчок узнал его, когда он подошел ближе, – это был тот самый лазутчик, который кинул Волчку в грудь невидимый камень.
Тот, кого отпустили чудотворы, – Змай, помнится, просил и об этом никому не говорить. А ещё Волчок смутно припомнил, что зовут этого парня Славуш… И, наверное, именно его имел в виду Змай, когда говорил Волчку: не про тебя девка…
За пять лет юноша не сильно изменился, только цыплячья худоба стала утончённостью. И, пожалуй, он всё так же напоминал лисицу, хотя Волчок подумал это от досады. Несмотря на острый нос, красивый был юноша, хоть и выглядел моложе своих лет.
Конечно, сидевшие у костра тоже заметили Чернокнижника издалека, но не подали вида, продолжая хохотать над байками Змая. И только когда Милуш подошел совсем близко, Змай поднялся ему навстречу.
– Что-то я не понял, чем это вы здесь занимаетесь? – недовольно спросил Чернокнижник.
– Мы тут… это… змея запускаем, – ответил Змай.
– Что-то незаметно, – проворчал Милуш.
– Да вот сейчас посидим ещё немного и начнем.
Только тут Волчок заметил, что Змаю вовсе не так весело, как казалось. Нет, не приход Милуша его взволновал – он словно вспомнил о чём-то, и смех его стал заметно натянутым.
– Я надеюсь, ты выспался, – бросил ему Чернокнижник, садясь к костру.
– Ну да. Продрых весь день, как сурок.
– Может, ты ещё и поел? – заговорил Славуш, остановившись рядом со Спаской и положив руку ей на плечо. И, наверное, жест этот был привычен им обоим: Спаска взяла его за руку и потерлась о неё щекой.
– Сын-Ивич, твоя ирония кажется мне неуместной, – ответил Змай, и было понятно, что он шутит, – только невесело у него это получилось.
– Послушай, Змай… Мне тут пришло в голову… А ты уверен, что чудотворы, увидев тебя, не зажгут разом все солнечные камни в домах глупых духов? – спросил Милуш.
– Они не зажгут солнечные камни. Они их погасят, когда увидят меня. Им не хватит мощности аккумуляторных подстанций. На самом деле понадобятся прожектора, и уже не для отвода глаз, а чтобы освещать небо. И фотонный усилитель – другого оружия против меня у них нет. Но нарушать соглашение я не советую: на Змеючьем гребне, кроме трёх сотен стрелков, за вами следят два чудотвора. И если что-то пойдёт не так, вас просто перестреляют.
– А ты не боишься, что они перестреляют нас, как только ты появишься в Верхнем мире?
– Они этого не увидят. Вас они видят в межмирье, а меня там не будет. Но всё равно, сворачивайтесь как можно скорей и уходите с Лысой горки в замок.
Мимо Волчка пригнувшись проскользнул Муравуш – направился к нише, где прятался Варко: не было сомнений, он собирался послать кого-то к Огненному Соколу, предупредить о неведомой опасности, грозящей чудотворам.
Они оба отошли от бойниц на безопасное расстояние, о чём-то поговорили, и Муравуш вернулся на место – Волчок не ошибся. Задержать Варко он бы не смог, но ему показалось, что Змай прекрасно знает о гвардейцах в двадцати шагах от костра и не боится говорить. А значит, пусть Варко идёт и докладывает Огненному Соколу – это ничего не изменит.
Спаска поднялась с места, держась за руку Славуша, и они вдвоём немного отошли от костра – сели на камни едва ли не у самой стены. Теперь малейшее движение кого-то из гвардейцев могло их выдать.
– Волнуешься? – спросил Славуш.
– Я не волнуюсь. Я боюсь. Отец говорит, что любовь – это боль и страх. И… я очень боюсь. Всё это не кончится добром.
– Змай слишком долго ждал этого дня. Ты же не думаешь, что сможешь его остановить?
– Остановить? Нет, его ничто не сможет остановить. Эта сила… Она сожжёт его, если он не найдёт ей выхода.
– Ты знаешь, что это за сила?
– Это… ненависть, – тихо ответила Спаска. – Вот я ненавижу болото, за то, что оно забрало Гневуша. Ненавижу Храм, за то, что гвардейцы убили маму. А представь себе – ненависть всего мира. Мне кажется, она ведёт счёт всем смертям, каждой струйке дождя, каждому сгнившему колоску. Помнишь, как мы с тобой зашли в храм, и ты в первый раз увидел реку любви? Каждая частичка этой любви – капля крови нашего мира. И ненависть… она помнит каждую каплю. Она хочет вернуть всё, разом…
– Для этого Вечный Бродяга должен прорвать границу миров? Ты веришь в это?
– Да. Но отец говорит, что на это нельзя уповать… Славуш, а ты совсем не боишься?
– Чего? – улыбнулся тот.
– Жёлтых лучей, например… Вдруг отец ошибся и чудотворы зажгут их в самый неподходящий миг?
– Волков бояться – в лес не ходить.
– Объясни мне, а зачем тогда вообще ходить в лес?
– Как зачем? – Он рассмеялся. – Завтра будет солнечный день, разве оно того не стоит?
– И ради нескольких солнечных дней ты готов рисковать жизнью?
– Ну, так сразу и жизнью! Змай же сказал: они не зажгут солнечных камней.
– А если бы ты мог ценой своей жизни прорвать границу миров, ты бы это сделал?
– Даже не задумался бы, – серьезно ответил Славуш.
– Но почему, почему? Ведь тогда ты уже не будешь жить в мире, где светит солнце!
– Ну и что? Мир как-нибудь обойдётся без меня. Но, увы, я не могу прорвать границу миров.
Волчок почему-то подумал, что он не кривит душой. Темнело. И отроческое лицо Славуша вдруг показалось очень красивым, мужественным. Словно его освещал не только далёкий огонь, но и странный свет изнутри. И, будто смутившись своих слов, Славуш привстал:
– Змай, не пора ещё?
– Пусть стемнеет, – ответил тот, оглянувшись.
– Когда ещё стемнеет! Поздно уже, все глупые духи давно спят!
– Все глупые духи стоят перед своими прозрачными окнами и дрожат, – весело ответил Змай, поднимаясь. – И правильно дрожат! А на светлом небе будет плохо виден красный луч.
Он подошел к Спаске и Славушу и присел рядом.
– Славуш, ты за ней присматривай. Доверяю тебе самое дорогое, так что постарайся оправдать… доверие. Может статься, что чудотворы начнут за ней охотиться, так что гляди в оба. Милуш, старый хрыч, проморгает всё на свете, надежда только на тебя. – Змай балагурил и зубоскалил, но волнение его чувствовалось всё сильней. Или…
Когда он подошёл так близко, Волчок заметил не только волнение. Что-то похожее на невидимое пламя трепетало в воздухе вокруг Змая.
– А почему чудотворы начнут за мной охотиться? – спросила Спаска.
– Потому что я для них неуязвим. Они будут искать мои слабые места, а ты и есть моё слабое место.