— Все-таки зацепило… и на целительство времени не хватает… – мало похожий на себя Митримир скосил глаза на окровавленную и висящую плетью левую руку, пока правой запускал очередную молнию в сторону противника. Подкрепления не ожидалось, и боец потянулся за кристаллом телепорта, но отвлекло нечто непредвиденное.
«Чувство своих»?
Мужчина обернулся.
Она была похожа на золотоволосого ангела, эта возникшая буквально из ниоткуда девушка. С правильной фигурой, ухоженной кожей, чувственными губками и с широко открытыми новому миру голубыми глазами. Митримир даже моргнул пару раз, для верности. Слишком нереальная для подобной обстановки, она всё ещё стояла на покореженной брусчатке, залитой его и чужой кровью, всего лишь в шаге от готовой обвалиться стены. И, если честно, стояла совсем недолго. У бедняжки попросту подкосились ноги, и она осела на мостовую, не в силах ни вскрикнуть, ни взвизгнуть. То, что происходило вокруг, уже не укладывалось в рамки её привычного восприятия.
Без лишних рассуждений боец СНА ухватил новоприбывшую за волосы и только тогда активировал телепорт.
— Тебе очень и очень повезло появиться так близко от меня. Дыши ровнее, успокаивайся, сейчас будет новое перемещение для запутывания следов – и мы в безопасности.
Ещё один кристалл в запаснике мага рассыпался в пыль. А перед глазами взвихрилась и сошла на нет мешанина красок, знакомая всем, перемещающимся между мирами. От локтя к лопатке стрельнула боль, и мужчина поспешил изменить облик на более привычный. Это сэкономило силы на поддержание внешности и прочистило рану – омертвевшие клетки просто не попали под трансформацию. Теперь и лечение далось проще, руке постепенно возвращалась способность двигаться.
— Ничего себе! – прорезался, наконец, голос Сизовой Елизаветы. – Как у Вас так получается?
— Смена обличий? – халдир Митримир, наконец-то отпустил волосы девушки, — Так это маскировка, созданная путём трансформации астрального тела.
— То есть, на самом деле вы выглядите вообще не так, как сейчас?
— Естественно. Ты тоже этому научишься со временем.
— Не сразу, да? Жалко… — разочарованно протянула Лиза, мысленно представляя, как волосы, к примеру, становятся прямыми и рыжими, а на голове появляются кошачьи ушки. Или, там, козлиные рожки… и кожистые крылья… или
— Эй! Ты что делаешь?! То есть, КАК ты это делаешь?! — отскочил в сторону халдир. Резво. Выученным движением готового ко всему бойца. — Невозможно! Нельзя! Стой! Стабилизация даже не достигнута, ты ещё не можешь управлять материей. Замри на месте… или тебя попросту разорвёт на части!
— Что? — не поняла девушка, смущенно теребя в руках пушистый лисий хвост, которым только что обзавелась. После рожек и крылышек.
— Медленно, очень медленно! Вдохни и выдохни…
— Ой! — в лёгких кольнуло, грудь словно сдавило тисками, в голове поднялся гул, будто кто-то долго и нудно бил в ржавый колокол.
— Стой на месте. И терпи теперь!
Стоять было непросто, ноги подкашивались, пока присевший напротив боец СНА реализовывал сканирующее заклинание и подготавливал трансформирующее.
— Ай! — это нещадно зачесалась кожа головы в момент исчезновения непременного атрибута рогатых парнокопытных.
— Не двигайся! Руки фу, кому сказал?! Не в курсе, что этими милыми рожками в полметра длиной ты на сорок процентов ослабила костную ткань собственного опорно-двигательного аппарата? А сердце и вовсе не в состоянии справиться с новой кровеносной системой твоих крылышек. Готовься!
— К чему? У-у-у-у-уй!
Крылья втянулись в спину, оставив в память о себе две воспалённые полосы вдоль позвоночника. В ушах зашумело.
— Сейчас стабилизируется!
— П-прав-вда? — учащенный пульс и неуёмная дрожь не позволили произнести слово слитно.
Девушка рухнула на пол.
— Держи, это моя. Должна помочь. — Мужчина выудил из кармана белую ленту, немного испачканную кровью по краю — На голову повяжи. С ней легче концентрировать астральное тело.
— Что концентрировать?
— То, что ты сейчас из себя представляешь.
Девушка кивнула с таким видом, будто бы что-то поняла. Даже от одного прикосновения белой материи ко лбу стало легче дышать. Лиза неумело завязала концы ленты в бантик на затылке.
— Ну как? — вяло поинтересовался Митримир Стронер секунд через двадцать.
— Лапы… ломит и хвост отваливается!
Лисий хвост действительно отвалился, предварительно вдвое поубавившись в размерах.
— Это ты зря. Не разбрасывайся запчастями. — Мужчина поднял злополучный хвостик и свернул в кольцо. – Ну, ты как дитя малое. Испугалась. И теперь вот сама себе отсекла часть подконтрольной материи. Придётся теперь зажарить и съесть.
— К-кого? — выдавила Лиза. При упоминании о еде, её желудок скрутил жуткий спазм.
— Тебя! — пошутил боец, материализуя непрозрачный транспортный кокон. Тащить полуголую девицу-блондинку на руках он не собирался.
Сквозь стенки кокона Лиза не посмотрела ещё раз на ту пёструю мешанину цветов, характерную для перемещения между мирами, но смогла осознать, как что-то вновь неуловимо изменилось в окружающей среде — не запах, не температура, нечто гораздо более тонкое, чем явления материального мира — так называемый «общий магический фон».
15–17 июня 427 года от н.э.с.. (Продолжение)
Инда выехал в Брезен на авто, в сопровождении Страстана. Страстан всю дорогу разглагольствовал о своем заведении, чем успел Инду утомить.
– Ты не боишься, что Йелен перебьёт всех мрачунов, которые работают в колонии? – спросил наконец Инда.
– Значит, туда им и дорога, – невозмутимо ответит Страстан. – Признаться, мне нет до них никакого дела – перебьёт этих, другие на их месте будут осторожней. Но, уверяю тебя, профессор Мечен будет в десять раз усердней в воспитании Йелена, чем обычно. Некоторые наши особенно агрессивные выпускники вообще теряют способность к «удару мрачуна», настолько прочно в них вбивается этот запрет.
– Именно агрессивные?
– Да, именно они. Потому что трусливые и покладистые ребятишки боятся наказания и не лезут на рожон. А упрямым мы вырабатываем условный рефлекс на подсознательном уровне, они и рады сопротивляться – но не могут, их тело соображает лучше них.
– Ты рассуждаешь о своих подопечных, словно о дрессированных животных, – сказал Инда – стараясь не вкладывать в эти слова много сарказма. – Как о подопытных собаках.
– Не вижу в этом ничего предосудительного. В обычных колониях для малолетних преступников воспитанникам нечего противопоставить своим воспитателям – они беспомощны. Наши воспитанники обладают серьёзным оружием против нас. И не только нас. Лишить их этого оружия – наша первейшая задача.
– Зачем тогда в колонии мрачуны? Ведь чудотворы для воспитанников неуязвимы?
– Потому что и воспитанники неуязвимы для чудотворов.
Да, об этом Инда не подумал: в обычной уголовной тюрьме не нужны даже ружья – один чудотвор может справиться с шестью-семью взрослыми мужчинами.
– Сегодняшний бунт показал, что без мрачунов всё могло бы закончиться значительно бо́льшими потерями, – продолжил Страстан. – С нашей стороны, разумеется.
– А есть потери? – Инда давно ознакомился с отчетом, присланным в Тайничную башню телеграфом, поэтому и спросил – просто посмотреть, как Страстан будет извиваться.
– Толпа из двухсот человек, даже безоружная, – это сила против двадцати охранников… Серьёзно пострадал только старший воспитатель, но, насколько я понял, – это личная заслуга Йелена. Ранено четыре чудотвора, но это пустячные раны.
– А дети? Я слышал, пострадало много детей.
– Это не дети – это малолетние преступники, опасные для общества, – поморщился Страстан. – В больницу доставлено двадцать семь человек. Остальные отделались лёгкими ушибами, и медицинская помощь им оказана на месте.
– Да, и среди доставленных в больницу – двенадцатилетняя девочка, которая ну никак не могла представлять серьёзной угрозы для вооруженных чудотворов – взрослых мужчин.
– Это случайность. Стреляли в толпу.
– А мне кажется, это не случайность. Мне кажется, это стратегия ведения войны с воспитанниками, Веда. Что-то вроде шантажа – наказание невиновных.
– Да, чувство вины – сильный метод воздействия и поддержания дисциплины, – легко согласился Страстан.
– Главное, чтобы об этом не узнала общественность, Веда. – Инда отвернулся. – Это очень некрасивый с точки зрения обывателей метод воздействия. Надеюсь, в прессу не просочится информация о жертвах со стороны детей.
– Разумеется.
Йелен был заперт в одном из кабинетов здания администрации колонии, с крепкими решётками на окнах, выходивших на болото. Его охраняли два чудотвора: один внутри кабинета, другой – снаружи.
Напрасно, стоило бы запереть Йелена в комнате с окнами на плац – это бы лучше подготовило его к разговору. На плацу человек восемьдесят подростков, раздетых едва ли не донага, стояли строем, вытянув вперёд руки, – и по всей видимости, стояли не первый час.
У них на глазах двое воспитателей ремнями избивали мальчишку лет пятнадцати, и вопли его Инда услышал ещё на дороге. Пожалуй, это имело мало общего со школьными наказаниями – общественность нашла бы такой способ воспитания варварским. Инда поморщился и прошел мимо – профессионалы! Специалисты по психологии подростков-мрачунов!
Прежде чем войти в кабинет, где находился Йелен, Инда заглянул в глазок: тот сидел на стуле у окна с равнодушным, но усталым лицом. Видимо, он провёл здесь не меньше шести часов – с того момента, как из Тайничной башни пришел приказ ждать её представителя.
Инда понаблюдал за ним немного, но Йелен был в кабинете не один, поэтому за лицом следил. Интересно, ему хоть немного стало страшно?
– Здравствуй, Йока. – Инда распахнул дверь.
Мальчишка оглянулся и даже привстал – словно обрадовался. Впрочем, конец долгого ожидания всегда приносит радость, независимо от того, к чему ведёт.
– Здравствуй, Инда. – Он овладел собой очень быстро и снова надел на лицо непроницаемую маску.
Инда отослал чудотвора за дверь и сел в кресло за стол – стул, на котором сидел мальчишка, был привинчен к полу и находился от стола примерно в двух локтях. Это очень удачно создавало ощущение дистанции, превосходства того, кто сидит за столом. Может, воспитатели в колонии и в самом деле хорошие психологи?
– Наш сегодняшний разговор будет недолгим, – начал Инда, доставая из портфеля папку. – Я привёз предварительное заключение комиссии по работе с несовершеннолетними мрачунами о твоём задержании и немедленной изоляции до решения суда. И на этот раз никаких предложений с моей стороны не будет. В первую очередь потому, что твой сегодняшний поступок не был случайностью или недомыслием и ни о какой лояльности к чудотворам речь уже не идёт. Твои родители будут извещены об этом в установленном законом порядке, вольны нанять адвокатов, могут даже привлечь высшие судебные инстанции – но это ничего не изменит. До решения суда ты будешь находиться здесь, в Брезенской колонии. После, я думаю, тоже. У нас обычно не казнят несовершеннолетних, но на суде речь пойдет не о смягчении наказания, а только об ужесточении, вплоть до смертной казни, поскольку исходящая от тебя опасность очень велика.
Лицо мальчишки не изменилось. Впрочем, он знал, что жизнь ему сохранят в любом случае – уж об этом Важан не мог ему не сказать.
– При этом ты можешь не рассчитывать на своих новых друзей-мрачунов. Твой Охранитель был убит в Исподнем мире три дня назад…
– Неправда! – Парень вскочил. – Ты нарочно мне лжёшь!
Дверь тут же распахнулась настежь, оба чудотвора шагнули внутрь, но Инда махнул рукой, чтобы они убирались.
– Я не лгу, но и представлять тебе доказательств не собираюсь. Можешь мне не верить, если тебе так больше нравится, это ничего не меняет. Однако поясню, как это произошло, чтобы ты не строил напрасных иллюзий. Дело в том, что твой Охранитель поклялся когда-то, что не явится Исподнему миру в облике чудовища. Он хотел быть чудовищем только для нашего мира, но не для своего. Он выполнил клятву, но поплатился за это жизнью: был убит случайным выстрелом, в человеческом обличье. Не потребовалось ни фотонного усилителя, ни целой армии чудотворов – одной стрелы оказалось достаточно.
– Это ложь… – Парень поджал губы.
– Можешь думать, что это ложь. Твой новый друг Коста, раненный в живот, скончался в больнице два часа назад, перед этим рассказав, где находится деревянный домик вблизи свода, в котором сейчас живёт профессор Важан.
Инда блефовал, тщательно подбирая слова. Коста на самом деле скончался – это им со Страстаном сообщили в Брезене, – но ни о каком домике он, к сожалению, не рассказал.
Инда мог лишь предполагать, что Важан будет скрываться вблизи свода и домик в лесу скорей выстроит заново, чем займёт уже существующий. А быстро и незаметно выстроить в лесу можно лишь деревянный домик.
Йелен промолчал. Он и хотел бы в это не верить, но поверил – и это придавило его гораздо сильней, Инда хорошо умел читать мысли на чужих лицах. Страстан прав: чувство вины – сильнодействующее средство.
– В результате вашего нападения на колонию было серьёзно ранено двадцать семь детей. Кто из них умрёт, а кто останется в живых – ещё неизвестно, – безжалостно продолжил Инда. – Ты слышишь крики за окном? Это на плацу бьют тех, кто принял участие в бунте. Можешь обвинять в этом жестоких чудотворов, но всякое действие рождает противодействие. И в Брезенской колонии содержатся не невинные жертвы, а опасные преступники, такие же, как ты. Человек, которого ты ударил, даже больше чем мёртв. Ты хуже убийцы, Йока, как и всякий мрачун, применяющий свои способности против людей. И это не шутки и не детские игры. Мне безразлично, какую справедливость ты при этом защищал. У тебя нет прав лишать людей жизни и рассудка, поэтому ты останешься здесь.
Парень молчал и не смотрел в глаза, но не чувствовал себя уверенным. Теперь можно было переходить к главному.
– Тебе успели внушить твою исключительность. Тебе успели рассказать о несправедливостях этого мира – манипулировать подростком нетрудно. Но тебе, наверное, также сообщили, что любой твой выброс энергии в Исподний мир полезен и нашему миру, и Исподнему. Так?
– Мной никто не пытался манипулировать. – Он вскинул взгляд. Ненадолго.
– Мне это безразлично. Да или нет? Знаешь ли ты о том, что твоя энергия несет пользу обоим мирам?
– Да, – ответил парень, пряча глаза.
– Так постарайся принести эту пользу. – Инда поднялся. – Но учти, что твоей вины это не искупает.
Хорошее окончание – Инда был доволен собой, направляясь к двери.
– Ты ехал сюда, чтобы прочесть мне лекцию? – неожиданно кинул Йелен ему в спину.
Инда остановился и медленно обернулся, подбирая нужные слова и интонацию, – Приор снова оказался прав, когда говорил: «Он противопоставит тебе – лично тебе – свою гордость и независимость».
– Я приехал посмотреть тебе в глаза. «И понять, Враг передо мной или обманутый подросток», – закончил Инда про себя.
Нет, пока ещё не Враг. Но уже – вражонок. Не настолько наивный, чтобы быть обманутым, но и не настолько искушенный, чтобы не опираться на чужое мнение.
Пожалуй, Приор принял верное решение – Инда бы не справился с мальчишкой. Слишком трудно постоянно пребывать в напряжении. Пусть воспитанием займутся «профессионалы», которым это доставляет удовольствие.
15–17 июня 427 года от н.э.с.. (Продолжение)
Он долго не мог уснуть, хотя не спал всю прошлую ночь. В победе он не сомневался – после драки на сытинских лугах схватиться с чудотворами не казалось ему подвигом. Дубинки их не страшней цепей и кастетов, да и ребят в колонии много.
А восемь ружей? Ерунда! Из них ещё надо в кого-то попасть. Да и дробь представлялась ему чем-то вроде камушков, выпущенных из рогатки. Только где-то в глубине души копошилась мысль: почему Важан был так настойчиво против нападения на колонию?
Йока не сомневался, что они продумали всё до мелочей, и не такое уж это оказалось сложное дело. Даже каменного забора не было, да и охраны – с гулькин нос, если подумать.
Наверное, Важан недооценивал Пламена – взрослые часто недооценивают подростков, считают их детьми. И внутренний голос отвечал: а почему взрослые мрачуны не освободят ребят из колонии? Если не доверяют детям?
Но Йока очень быстро заставил внутренний голос замолчать.
Поднялись на рассвете – за три часа до утренней поверки. Йока вооружился двумя ножами, которые повесил на пояс, и кусачками для колючей проволоки. От волнения мокли ладони и дрожали руки. Пламен тоже был возбужден, хотя и старался выглядеть спокойным. Все старались выглядеть спокойными.
Позицию заняли во время подъёма – когда в колонии было шумно. Мрачунов из охраны давно распределили между собой: Йоке, как самому сильному, предназначался Мечен, старший воспитатель и ещё два мрачуна, слывшие наиболее злобными среди охранников.
Мечена на поверке не оказалось – о чем Йока очень пожалел. Старший воспитатель ходил по плацу туда-сюда и то и дело выпадал из поля зрения Йоки. Нападение начали по команде Пламена – и первый Йокин удар пришелся точно в цель!
Старший воспитатель качнулся, закрывая лицо руками, и сделал несколько шагов назад…
И тут же – тут же, не прошло и секунды! – пошатнулись ряды колонистов. Йока увидел, как на колени упал Вага Вратан – он стоял впереди всех. А мрачуны мгновенно оказались окруженными чудотворами – живым щитом. Но колонисты всё равно бросились на чудотворов толпой.
На вышке взвыла сирена, ружья нацелились на ребят, хлопнуло несколько выстрелов – стреляли по ногам. Йока увидел, как споткнулась и упала на плац девочка.
– Вперёд! – крикнул Пламен. И пока за забором кипел бой, Йока кусал жёсткую сталистую проволоку – она подавалась плохо и медленно, дыру в первом ограждении ковыряли не меньше пяти минут.
Снова захлопали выстрелы – на землю с криком упал Коста, схватившись за живот. Мрачуны из-под прикрытия выводили ребят из строя одного за одним, чудотворы размахивали дубинками – и это нисколько не походило на бой на сытинских лугах, потому что они метили в головы, оглушали и ломали ребятам руки.
Вторую линию забора прорвали быстрей, и – несмотря на жестокое сопротивление – было видно, что колонисты побеждают. Ещё двое нападавших упали на землю, сраженные выстрелами из ружей, но это никого не остановило.
Йока был словно пьяный, не чувствовал страха и рвал колючую проволоку едва ли не руками. Продолжала надсадно выть сирена. И как только третье заграждение пало, кинулся в гущу боя, выхватывая из-за пояса оба ножа.
Мрачуны из охраны уже успели отступить под прикрытие каменного здания, и чудотворы защищали только самих себя – а это развязывало им руки. Толпа колонистов сильно поредела, на каждого чудотвора приходилось не более трёх человек – иногда двенадцатилетних мальчишек.
Йока выскочил на чудотвора с разбегу, вскинув ножи, – и вдруг растерялся, не решаясь ударить человека ножом. Удар дубинкой пришёлся на левую руку, но Йока подставил нож – это мало отличалось от фехтования. Он отбил ещё десятка два ударов, но так и не нашел в себе смелости… убить… по-настоящему убить человека.
Оглушить, вывести из строя… Но как и чем?
Чудотвор был высоким и сильным мужчиной, пожалуй, повыше Змая. Йока попытался ударить его кулаком в подбородок, используя нож лишь для утяжеления удара, но чудотвор этого даже не почувствовал – по крайней мере, падать не собирался.
Чудотворы вообще не падали, словно были заколдованы! Лишь отступали все ближе к бараку, давая мрачунам возможность выбивать из строя колонистов. Йока чувствовал чужие импульсы, но в него пока никто не попадал.
В шуме и криках драки, под вой сирены никто не услышал звука моторов. Ворота не открылись – их снёс шедший первым вездеход, только тогда на грохот оглянулись все. Хватило отвлечься на одну секунду – и дубинка шарахнула по правой руке, выбивая нож.
Только тут Йока собрался нанести решающий удар, но чудотвор словно предвидел это, выставляя блок: второй нож со звоном отлетел в сторону, после чего оставалось лишь прикрыть голову руками. Но чудотвор не стал бить по голове: ухватил Йоку за волосы, пригнул вперёд и одновременно ударил коленом в лицо и дубинкой по почкам – Йока грохнулся на землю и почувствовал, как ему за спину заламывают руки.
Из вездеходов сыпались и сыпались чудотворы: в форменных куртках, с дубинками и даже без ножей. Йока никогда не думал, что будет так сильно их ненавидеть. Их было человек двести, не меньше.
* * *
Инда получил телеграмму о «нападении» на Брезенскую колонию около восьми утра, и, конечно, первым его желанием было немедленно выехать в Брезен, забрать пойманного мальчишку.
Он давно познакомился с решением психологов (которое, несомненно, подготовили Мечен со Страстаном не без участия Дланы Вотана), но считал его предвзятым, о чем и доложил Приору.
– Мальчика надо спрятать. Оборотень может явиться сюда в любой момент! – Инда злился, расхаживая по кабинету Приора.
– Инда, погоди. Оборотень убит. Его смерть видела сотня людей.
– Я в этом не уверен.
– Напрасно. Его тело было отправлено в Хстов, опознано и предано огню.
– Какой идиот догадался предать его тело огню, мне интересно? – огрызнулся Инда. – Он лишил меня возможности лично провести опознание.
– Инда, его опознали двенадцать человек. И ни у одного из них не возникло сомнений.
– Это ничего не значит. Сказочник слишком хитер.
– Это мания, Инда. Давай оставим разговоры об оборотне. У нас в руках Вечный Бродяга – и это не меньшая победа, чем смерть оборотня.
– Это не победа, а счастливая случайность. И мальчишка тоже не так прост, как кажется. Да и Важан пока остаётся на свободе.
– Поимка Важана – дело времени. Мальчишку-садовника, который был ранен в живот, уже начали допрашивать, возможно, он расскажет, где прячется профессор.
– Не расскажет! Никто из мрачунов никогда и ничего не рассказывает! Или ты в первый раз имеешь с ними дело? Иногда мне кажется, что допросы мрачунов – это психическая патология наших дознавателей, потому что допросы эти сколь жестоки, столь и бесполезны.
– Я бы сказал – это месть мрачунам за молчание. – Приор сжал губы (Инда знал, что тот с ним согласен).
– Месть – бессмысленное действо, напрасная трата времени и сил, – проворчал Инда примирительно.
– Вот и Мечен со Страстаном слепили этот докладец исключительно из мести. Страстана, видите ли, укусила кобра! Не понимаю только, почему в этом оказался виноват мальчишка, ведь кусал Страстана оборотень. А Мечена мальчишка размазал по стенке, походя и между делом. И Мечен хочет сатисфакции. Их просто раздражает дерзость подростка-мрачуна! Это не дает им спокойно спать по ночам! Мечену – потому что напоминает о его собственной никчемности, а Страстану – потому что тот считает мрачунов чем-то вроде тараканов на кухонном столе.
– Инда, а ты сам? Ты сам уверен, что тобой движут интересы дела? У меня складывается впечатление, что ты просто привязан к мальчику. Что тебе небезразлично, как он к тебе относится. К тебе – и ко всем нам.
– Нам придётся с ним работать много лет. Ты же знаешь, лучше иметь дело с союзником, чем с врагом.
– Это не всегда так. Иногда побеждённый враг намного лучше неверного союзника.
– Между ними иногда нет никакой разницы. Я вот до сих пор не решил, кем нам приходится Мечен: то ли побеждённым врагом, то ли неверным союзником.
– Мечен, несомненно, побеждённый враг – он нас боится. И страх – гораздо более надёжный мотив верности, чем эфемерные убеждения и принципы. Тебе ли этого не знать.
– Я это знаю. Но понимаешь ли ты, на что мальчишка способен и чего мы сможем добиться от него силой? Ты понимаешь, какая огромная это разница? Если Важан собирался с его помощью прорвать границу миров, он может в сотни раз больше, чем даст по принуждению!
– Значит, он должен дать в сотни раз больше по принуждению, только и всего. Инда, добровольно сотрудничать он будет, только если мы все станем заложниками его прихотей. Он умён, у него сильная воля, но это мы должны шантажировать его, а не он нас. Мы должны угрожать ему, а не он нам.
– А если колония его не сломает, а только ожесточит?
– Колония ломала и не таких… А Йелен, несмотря ни на что, изнежен. Он привык хорошо есть, сладко спать, он не знает, что такое побои, что такое тяжёлый труд. Он должен понять, насколько бесправен и зависим. И если ты запрешь его в лаборатории возле свода, он этого не поймёт. Он будет верить в собственную исключительность, он противопоставит тебе – лично тебе – свою гордость и независимость. И я не знаю, сможешь ли ты ему противостоять. Попробуешь действовать убеждением – он сядет тебе на шею. Попробуешь давить – замкнется и ожесточится. Нет сомнений, Приор повторяет слова Вотана, не сам же он все это придумал…
– А что пойдёт по-другому в колонии? Там его ещё и поддержат – он ведь идол мрачунов. На миру, знаешь ли, и смерть красна.
– В колонии ему укажут на его место. В колонии новый воспитанник – обыденность. И это, как ты понимаешь, не система возврата обществу полноценных граждан, а система уничтожения их воли. И эта система шлифовалась годами, там работают профессионалы.
– Я видел профессионализм Страстана… – проворчал Инда.
– Это профессионализм особого рода, – улыбнулся Приор.
– Но мальчик нужен нам за сводом! А не в болоте! – Инда понимал, что Приор прав, и это был его последний – и не самый веский – аргумент.
– Его будут возить за свод каждую неделю. Под конвоем.
– Хорошо. Позволь мне только переговорить с ним. Может быть, он сразу даст согласие сотрудничать, – у меня есть для него серьёзные аргументы.
– Я не возражаю. Поговори. Но не вздумай ему что-то предлагать и тем более торговаться. Стоит только дать ему понять, что ты готов на уступки, – и всё, ты никогда не вылезешь из бесконечного торга.
– А ещё, кроме оборотня, есть Йера Йелен и его комиссия… Ты не боишься шумихи в Думе и в прессе?
– Нет, не боюсь, – лаконично ответил Приор.
Они шли уже несколько часоввпереди капитан Кемпнер, за ним Стражеско с рацией за спиной, затем Вуд, Райский и все остальные, а позади — сержант Кумбс, который ни на миг не снимал рук с вшящего на шее лучемета и постоянно оглядывался.
Идти было тяжело. Ноги вязли в болотистой почве, колючие стволы деревьев рвали одежду, а в воздухе висела промозглая сырость, от которой воя одежда сразу стала мокрой наоквозь, словно тебя выкупали одетым. Никто не курил, потому что сигареты размокали, едва успев загореться.
Солдаты подавленно молчали, и только капитан как ни в чем не бывало насвистывал сквозь зубы какой-то несложный мотивчик.
Наконец среди деревьев мелькнул просвет. Люди вздохнули с облегчением и зашагали быстрее. Через несколько минут они стояли на дороге, которая безупречно прямой линией пересекала лес.
Капитан с недоумением топнул ногой. Покрытие дороги по прочности, пожалуй, не уступало гудрону, но было странно мягким и эластичным.
Он внимательно осмотрел влажную матовую поверхность. На ней не сохранилось никаких следов.
Лишь на обочине капитану удалось рассмотреть слабые отпечатки босых четырехпалых ног. Но следов, которые он искал, среди них не было.
– Интересно, куда она ведет? — спросил Кумбс. — Я что-то не слышал, чтобы тут были города.
– Не рассуждайте, сержант,- оборвал его Кемпяер. — Ваше дело получше смотреть по сторонам.
Он старался не показать солдатам, что встревожен неожиданным открытием. Кемпнер хорошо изучил эту планету. Туземцы на ней еще не знали механизмов, в было непонятно, кому и для чего понадобилось проложить дорогу, по которой автомобили смогли бы идти в четыре ряда со скоростью сто миль в час.
Страница 48 из 138
После недолгих колебаний капитан приказал двинуться по дороге. Все повеселели. Теперь идти было Легко — не то что по проклятому колючему болотистому лесу.
Они прошли еще несколько миль. Здесь дорога вывела их на небольшую поляну, посреди которой виднелась каменная изгородь вышиной в человеческий рост, напоминавшая в плане подкову. Дорога входила, внутрь подковы и здесь кончалась. Дальше стоял нетронутый лес.
Посмотрев на осунувшиеся лица солдат, капитан распорядился устроить привал. Солдаты нарубили веток и развели костер.
Сырое дерево шипело в дымило, но флакон тетратила сделал свое дело. Через несколько минут все, кроме часовых, топтались у огня, пытаясь просушить одежду. Вуд выдал каждому по банке саморазогревающихся консервов. Затлели огоньки сигарет.
Разомлевший от тепла и еды сержант Кумбс присел рядом с радистом и по привычке начал философствовать.
– Какая-то странная эта планета. Ты слышал когда-нибудь, чтобы дикие туземцы строили автомобильные дороги? Говорят, они еще не знают даже огня. Да и откуда быть огню при такой сырости? Здесь только напалм и может гореть.
– Ты первый раз здесь? — спросил Стражеско. Сержант кивнул. — А я третий раз летаю с капитаном. И знаешь, — он невольно понизил голос, — в прошлый раз таких дорог тут не было. Мы тогда достаточно покрутились над планетой.
– Неужели… — сержант даже задохнулся от волнения. — Ты думаешь, т е нас опередили?
Стражеcко покачал головой.
– Путь сюда не знает никто. Это все сами туземцы. Я не удивлюсь, если в следующий раз они встретят нас атомными ракетами.
– Ну, этого не может быть, — не очень твердо возразил Кумбс. — Я еще помню, чему меня учили в колледже. Цивилизации развиваются тысячелетиями.
Стражеско только усмехнулся.
– А ты знаешь, что мы здесь ищем?
– Уран? — неуверенно спросил сержант.
– Держи карман шире. У нас же нет ни одного геолога. Тут есть штука пострашнее урана. Ты еще не видел, как капитан поджаривает этих зеленых?
Кумбс ошеломленно посмотрел на радиста. Тот торжествующе засмеялся.
– Зрелище не из приятных, можешь мне поверить. Впрочем, скоро убедишься сам. Видишь, капитан возвращается?
Раздалась короткая команда.
Солдаты повскакали и стали навьючивать свое снаряжение.
Сержант помог радисту надеть радиостанцию.
– Ты так и не сказал, зачем мы здесь.
Стражеско внимательно посмотрел на Кумбса. — Ты слышал когда-нибудь про эликсир силы? — спросил он и сразу увидел, как вытянулась физиономия сержанта. — Так вот его-то мы и ищем.
– Отставить разговоры! — скомандовал капитан. — Приготовить оружие. Они где-то близко.
Он швырнул в костер размокший окурок и повел отряд через лес по еле заметной тропинке, на которой среди многочисленных отпечатков босых четырехпалых ног изредка встречались рубчатые следы сильно поношенных ботинок космического образца.
Эта унылая, дождливая, болотистая планета лежала далеко в стороне от оживленных космических трасс. И хотя ее открыли сравнительно давно, корабли Великой Державы не появлялись здесь, потому что на планете не было найдено ничего достойного внимания. Первооткрыватели ограничились тем, что возвели на полюсе обелиск, надпись на котором утверждала их право владения этим небесным телом на протяжении девятисот девяноста девяти лет, и водрузили свой полосатый флаг.
О планете было известно так мало, что ей даже не удосужились подобрать имени. Леса, покрывавшие почти всю ее поверхность, состояли из могучих, до двух метров в поперечнике, деревьев, стволы которых были усажены устрашающими шипами.
Пробиться через лес не могла ни одна машина. Не помогали и вертолеты — им попросту негде было взлетать и садиться. Убогое туземное население панически боялось пришельцев, и все попытки наладить c ним не только торговлю, но даже обычный контакт потерпели неудачу. Жили туземцы в самой гуще леса, питались какими-то плодами и охотились с помощью луков и стрел на толстокожих болотных тварей, напоминающих гиппопотамов, — вот, пожалуй, все официальные сведения о планете.
Кроме того, о ней ходило много разных слухов, которые всерьез никто не принимал. Говорили, например, что туземцы знают лекарство, излечивающее любые болезни, что их знахари умеют за несколько минут заживлять самые тяжелые раны. Но самой большой известностью пользовалась легенда об эликсире силы — чудесном напитке, делающем человека могучим, как сказочные титаны, которые могли опрокидывать скалы и с корнем вырывать деревья. Некоторые слухи были совершенно нелепы — например, утверждения, что обитатели этой планеты вообще бессмертны, что они, как гидра, размножаются делением и из останков разрубленного аборигена вырастают два новых.
Для проверки подобных слухов, упорно не смолкавших на протяжении десятка лет, Объединенные Нации дважды посылали на планету своих эмиссаров, но те возвратились, не узнав ничего нового. Планета была уныла, болотиста и бедна, и о ней вскоре забыли бы, если бы не эти слухи, вспыхивавшие время от времени с новой силой.
Пожалуй, только один человек во всей Вселенной знал точно, что правдиво в этих фантастических слухах…
Страница 49 из 138
Незадолго До темноты солдаты наткнулись на мертвого зверя.
Огромная туша, размером c исполинского бегемота, лежала на тропе, поблескивая мокрой синеватой кожей. Из бока чудовища торчала тяжелая стрела. Полуразмытая дождем кровяная дорожка да обломанные шипы на деревьях показывали путь, по которому животное продиралось через непроходимую для юдей чащу.
Кумбс подергал стрелу за конец, но она не поддалась. Тогда он ударил по шкуре ножом. Нож отскочил, не оставив даже царапины.
– Только c такой шкурой и можно жить в этом лесу, — произнес Стражеско. — Ее, наверно, и пуля не возьмет.
Кумбс со страхом посмотрел по сторонам. Ему почудилось, что за деревьями что-то шевельнулось. Он представил, как такая же стрела впивается ему между лопаток… Да что впивается — она скорее всего пробьет человека насквозь, несмотря на панцирный жилет. Он проверил, спущен ли предохранитель лучемета, и опять зашагал по тропе, втянув голову в плечи, словно это могло спасти его от выстрела сзади.
Отряд шел по следам, соблюдая величайшую осторожность. Стало темна. Пока было возможно, пробирались вперед на ощупь — капитан приказал не зажигать фонарей. Но скоро солдаты были вынуждены остановиться — их руки кровоточили, исколотые шипами. Короткую ночь провели на земле, прижавшись друг к другу и дрожа от сырости.
Едва стало светать, капитан погнал людей дальше. Через несколько миль они заметили впереди хижины. Солдаты залегли под деревьями, слились с болотными кочками.
Кумбс лежал рядом с капитаном, рассматривая деревушку в бинокль. Вдруг глаза его округлились от удивления.
– Смотрите, капитан! — прошептал он. — Там белый!
Капитан посмотрел в указанном направлении и с облегчением выругался.
– Окружить деревню! — шепотом приказал он. — Сигнал к атаке через тридцать минут.
Ровно через полчаса залп лучеметов разметал легкие хижины, и солдаты со всех сторон ворвались в деревню. Все было кончено за несколько минут. Ошеломленные внезапным нападением, туземцы почти не сопротивлялись.
По свистку капитана солдаты собрались в центре деревни, где лежали связанные пленники — два хилых зеленокожих туземца с четырехпалыми конечностями, и рядом с ними белый человек в изорванном комбинезоне Звездного флота. Руки у них были скручены за спиной, рты заткнуты.
Капитан быстро проверил свой отряд. Потерь. не было. Одного из солдат легко ранило стрелой, да кто-то из пленников укусил Кумбса за руку, когда тот забивал ему кляп в рот. Кемпнер приказал обыскать деревню. Вскоре солдаты приволокли еще двух упирающихся аборигенов. Капитан тут же пристрелил их. Затем он внимательно осмотрел нехитрый скарб туземцев и приказал захватить с собой все найденные травы и глиняную бутыль с какой-то жидкостью. Особенное его внимание привлекли лук и стрелы. Он долго вертел их в руках, потом велел взять тоже и дал сигнал к выступлению.
Кумбс начал поднимать пленников. Человек в комбинезоне встал сразу, но туземцы продолжали лежать, несмотря на пинки.
– Скорее, сержант, — зашипел Кемпнер. — Вам что, шкура не дорога? Тащите их на себе, черт вас возьми!
Такая перспектива Кумбсу совсем не улыбалась. Кто знает, не удалось ли кому-нибудь из жителей деревни спастись. Погоня могла начаться в любой момент.
И тогда их дело дрянь, если то, что болтают про туземцев, хоть наполовину правда.
Сержант даже побелел от ярости. Но, несмотря на его удары, пленники не желали подниматься.
Еще немного, и Кумбс прикончил бы их. Капитан вмешался вовремя.
– Отставить, — скомандовал он и после секундного колебания достал зажигалку. Ему тоже было не по себе в этом враждебном лесу. — Или вы сейчас пойдете, или…
Он щелкнул зажигалкой: Кумбс с удивлением увидел, как при виде огонька огромные треугольные глаза пленников в ужасе раскрылиcь, тела судорожно задергались, а кожа из зеленой сделалась серой. Повинуясь знаку капитала, туземцы вскочили. Кемпнер довольно усмехнулся и занял место в хвосте отряда — он ни на секунду не желал выпускать пленных из виду.
Отряд шел без остановок. Всех страшила новая ночевка в лесу.
Подгонять никого не приходилось — измученные солдаты шли, напрягая все силы.
Сизый, промозглый день начал медленно сереть, когда в бесконечной стене колючих деревьев наконец показался просвет. Капитан облегченно вздохнул, но тут передние солдаты вдруг остановились.
– Почему встали? — спросил Кемпнер. — Что случилось?
Он вышел вперед и тут почувствовал отчаянный страх, потому что в двадцати шагах от себя он увидел знакомый каменный забор в форме подковы, а из-за этого забора поднимался ввысь, теряясь за вершинами деревьев, гигантский монумент. Сумерки и туман мешали рассмотреть подробности, но капитан сразу понял, что это чудовищное изваяние высотой в пятиэтажный дом изображает аборигена. Характерное лицо со слегка сплющенным носом, обращенное к дороге, было сурово и величественно, а треугольные глаза внимательно смотрели куда-то вдаль.
Сгрудившиеся солдаты с ужасом смотрели на каменного колосса. Кумбс почувствовал, что у него похолодело в животе.
Страница 50 из 138
– Заблудились, — пробормотал он. — Теперь конец…
– Вуд, вперед! — приказал капитан охрипшим голосом. — Обследовать строение!
Вуд неуверенно вышел на поляну, держа оружие наготове.
Он дошел до ограды, осторожно заглянул за изгородь, вошел внутрь и тотчас же выскочил обратно.
– Сюда! — крякнул он. -Смотрите. — Он указал на затоптанные остатки костра. Испуганные солдаты столпились вокруг. Всем стало ясно, что они не сбились с пути, но загадочное появление чудовищной скульптуры настолько ошеломило всех, что они подавленно молчали и с тревогой озирались, втягивая головы в плечи.
– Привал пятнадцать минут, — приказал капитан. — Огня не зажигать! Сержант, выставьте охрану и накормите людей. Стражеско, свяжитесь с кораблем.
Он несколько раз чиркнул зажигалкой, пытаясь зажечь отсыревшую сигарету. Солдаты стучали ложками, торопясь проглотить пищу, то и дело оглядываясь на каменную громаду.
– Эта штука весит не меньше, чем наш корабль, — пробормотал Вуд. — Я ее осмотрел — ни одного шва. Все вырублено из цельной скалы. Кто мне скажет, как ее здесь поставили?
Никто не ответил.
– На Земле такая работа заняла бы месяц,-сказал Кумбс. — А ведь у туземцев нет ни лебедок, ни домкратов. И почему кругом так чисто? Не на руках же они ее принесли?
– Даже наш костер видно, поддакнул кто-то из солдат.
Капитан окончил разговор о кораблем, снял наушники и посмотрел на часы.
– Становись! — скомандовал он. Ему хотелось как можно скорее убраться от каменного истукана, таинственно возникшего на их пути как грозное предупреждение. Только теперь капитан осознал, что хилые туземцы, которых он искренне презирал, владеют такой чудовищной силой, перед которой бледнеет все электронно-ядерное могущество его страны. Ему было страшно, и он с нетерпением ждал момента, когда наконец окажется под защитой грозных орудий своего корабля. К тому же — он верил в это — тайна эликсира силы была теперь в его руках, и не следовало терять ни секунды. Поэтому он дал приказ выступать, хотя небо быстро темнело и до ночи оставалось совсем немного.
Но когда первый солдат вышел из-под защиты ограды, в грудь ему впилась тяжелая черная стрела.
Патрульный корабль Звездного флота, получивший повреждения в результате встречи с метеорным потоком, наткнулся на неизвестную планету после целого года странствий в неисследованной области космоса, когда надежд на спасение уже не оставалось. Посадка прошла удачно, и все поначалу воспрянули духом, потому что атмосфера планеты была влажной, а сласти их могла только вода, точнее водород, на котором работали двигатели. Увы, на планете не оказалось ни рек, ни озер, и, хотя была она сырой и болотистой, пятнадцать человек экипажа должны были работать как каторжники несколько лет, чтобы добыть для электролизных установок корабля достаточное количество воды. Выход нашел лейтенант Квмпнер. C полудюжиной головорезов из Звездной пeхоты он устроил облаву на аборигенов — эти хилые зеленокожие создания ютлись в нищих деревушках среди левов и болот. Вскоре несколько десятков туземцев, подгоняемых палками, исправно таскали воду к кораблю, а Кемпнер рыскал по лесам вое дальше, пригоняя новых и новых рабов.
Но однажды утром загон, в котором спали туземцы, оказался пустым.
Рассвирепевший Кемпнер кинулся в погоню. Он действовал проверенными методами. Изловив беглецов, он повесил каждого десятого, а остальных, жестоко избитых, велел заковать. Теперь у загона на-ночь ставили часовых.
Однако вскоре он опустел снова.
Следствие, учиненное лейтенантом, ничего не дало. Ограда из колючей проволоки под током оказалась целой, не найдено было даже следов подкопа, а избитые часовые клялись, что не спали всю ночь. Но всего непонятнее были найденные в загоне обрывки цепей, сковывавших пленников.
Лейтенант мог поклясться, что цепи не распилены, не перекушены — это были именно обрывки, а сверхпрочная сталь могла бы удержать рассвирепевшего слона.
К счастью, водорода запасли уже достаточно, и командир решил лететь. Но Кемпнер выпросил отсрочку и снова повел солдат в лес. Они вернулись через три дня, измученные до крайности, потеряв к тому же половину отряда, — робкие туземцы неожиданно оказали ожесточенное сопротивление. Уцелевшие рассказывать ничего не желали, только непрерывно пили и в пьяном бреДУ кричали такое, что остальные холодели от ужаса.
Все эти странные события остались тайной. Официально планета была открыта уже после того, как Кемпнер побывал на ней три раза.
Против ожидания туземцы не предприняли немедленной атаки на укрывшийся за изгородью отряд.
То ли они накапливали силы, то ли у них был другой план, Кемпнер не знал. Но пока брезжили сумерки, они исправно осыпали стрелами каждого рискнувшего высунуться из-за забора.
Наступившая ночь взвинтила нервы до крайности. Солдатам чудились подползающие отовсюду враги, и они напряженно всматривались в ночную мглу. Время от времени кто-нибудь не выдерживал и начинал яростно палить в темноту. Поднималась всеобщая стрельба. На вспышки выстрелов из леса прилетали тяжелые стрелы. Уже два солдата были убиты ими, а третий, раненный в лицо, лежал у подножья статуи, белея забинтованной головой, и тихо стонал.
Страница 51 из 138
Капитан Кемпнер понимал, что единственная возможность спастись — попытаться утром прорваться по дороге под, прикрытием огня двух лучеметов. Созданная огневая завеса на какое-то время парализует действия туземцев, панически боящихся огня, и, если кольцо окружения не очень широко, отряду удастся уйти.
Так же отчетливо Кемпнер понимал, что пленных довести до корабля не удастся. А это значило, что многолетние поиски эликсира силы потерпели крах. Сейчас единственный человек, знающий язык туземцев, был в руках капитана, но чтобы вырвать у него тайну, оставалось лишь несколько часов короткой ночи.
Связанные по рукам и ногам пленники были прикручены нейлоновым тросом к подножью статуи. Рядом стоял Вуд с оружием наготове. Капитан приказал ему не спускать с них глаз — он отлично помнил пустой загон, в котором валялись обрывки цепей.
Когда все распоряжения были отданы и переговоры с кораблем закончены, капитан подошел к пленным. Несколько минут он всматривался в лицо человека в лохмотьях.
– Нам придется говорить здесь, доктор Робин, — сказал он наконец. — Поэтому мне не удастся повесить тебя по всем правилам. Но живым тебе отсюда не уйти.
Капитан сделал паузу, словно хотел удостовериться, что его слова поняты правильно.
– Я очень сожалею, что мне придется так поступить. Но ты нарушил присягу Звездной пехоты и вдобавок покушался на жизнь своего командира. Ты дезертир и предатель, и за любое из этих преступлений тебе полагается смерть.
Странным был этот разговор в темноте ночного леса при бледном свете потайного фонаря, слегка освещающего лицо связанного, — разговор двух человек, из которых говорил один, а второй, с заткнутым ртом, только слушал.
– Но я готов отпустить тебя и твоих друзей. За это ты откроешь мне тайну эликсира силы…
Связанный отрицательно качнул головой.
– Подумай как следует. У тебя нет выбора. Если ты не согласишься, вы умрете все трое.
Капитан говорил очень тихо, так что стоявший рядом Вуд с трудом разбирал слова.
– Ты не имеешь права решать за них. Я знаю, они не хотят умирать. Переведи им мои слова.
Пленник снова покачал головой.
– Ты знаешь, что я с ними сделаю? — зловеще спросил капитан. Робин кивнул. — И хладнокровно обрекаешь их на мучительную смерть? Подумай, ведь это твои друзья. Ты десять лет провел среди них. Они имеют право знать, из-за чего умрут.
Глаза пленного выражали такую ненависть, что Кемпнер не выдержал и отвел взгляд.
– Я могу предложить тебе другое, — сказал он наконец. — Ты можешь вернуться с нами на Землю. Кроме меня, о твоем преступлении не знает никто. Я доложил тогда, что ты убит в стычке с туземцами. Но ты уцелел, в теперь я вырвал тебя из плена. Ты получишь свое жалованье и заживешь припеваючи. За десять лет тебе причитается приличная сумма.
Напрасно капитан ждал ответного знака.
– Неужели жизнь в этих вонючих болотах тебе дороже всех сокровищ Земли? Ты был нищим врачом, когда пошел в Звездную нехоту. Но теперь ты будешь жить как в сказке. О тебе напишут книги. Журналы всего мира будут считать за честь получить твое интервью. Ты принесешь своей родине сказочное могущество и этим обессмертишь себя. Наконец, за тайну эликсира силы ты получишь полмиллиона.
Пленник не шевельнулся.
– Миллион. — Упорство пленного начало выводить капитана из равновесия, потому что времени оставалось все меньше.
– Два миллиона.
Робин оставался неподвижным.
– Ну что же, — пробормотал Кемпнер злобно. — Тогда поговорим иначе. Ты сам этого захотел…
Он медленно достал из кармана зажигалку.
Сержант Кумбс привалился к ограде, чувствуя, как непреодолимые спазмы выворачивают его внутренности наизнанку. Он хотел только одного — любой ценой забыть все, что видел.
Близилось утро. Черное дождливое небо начало медленно сереть, и фантастические очертания каменного колосса постепенно выступали из мрака. Скорчившийся под забором Стражееко монотонно повторял в микрофон позывные корабля. Солдаты перезаряжали оружие, перекликаясь в тумане. Но сержант не думал о том, что с минуты на минуту может начаться бой — может быть, последний бой в его жизни.
Сержант всю ночь пролежал за лучеметом возле ворот — самого уязвимого места их обороны, — готовый в любой момент открыть огонь. Почему-то ему вспомнилась первая встреча с туземцами.
Вслед за капитаном он вошел в одинокую лесную хижину, держа оружие наготове. Зеленокожий хозяин испугался так, что стал пепельно-серым, но все же поднес им чашу с чистой, удивительно освежающей водой — традиционный дар гостю на этой планете. Капитан выпил воду и тут же застрелил туземца и всю его семью. Это было его правилом — не оставлять в живых никого, кто мог бы рассказать Робину, что люди в форме Звездной пехоты идут по его следам.
В заповедях Звездной пехоты было много красивых слов о дружбе, чести, защите угнетенных.
То, что делал капитан, совершенна не соответствовало духу заповедей. Кумбс не раз задумывался над этим. Конечно, зеленые не люди, во все же чрезмерная жестокость капитана вызывала невольный: протест в душе сержанта. Оа как-то даже заговорил об этом с Зудом.
Страница 52 из 138
– Сколько тебе платят за сутки звездных рейсов? — спросил тот. — Да за такие деньги можно стрелять в самого госвода бога, а не только в этих тварей.
Срок контракта Кумбса истекал через несколько месяцев, и он не раз мечтал, как по возвращении откроет собственное дело.
Но сейчас, когда он лежал на размокшей земле, прижимая к плечу приклад лучемета, и дрожал от сырости, он вдруг подумал, что никто из них не вернется домой.
Незадолго до рассвета капитан приказал ему принести аптечку.
В темноте сержант е трудом различил, что пленник в изодранном комбинезоне бессильно висит на веревках. Сержант достал из аптечки ампулу и примерился воткнуть ее иглу в руку пленника. Тут Вуд включил фонарь, и сержант с ужасом увидел, что лицо Робина превратилось в чудовищную маску. Опухшее, залитое кровью, покрытое ожогами, оно было неузнаваемо.
– Что вы возитесь, сержант? — заорал капитан. — Скорее! И если он сдохнет, я спущу с вас шкуру!
От укола пленник пришел в себя и с трудом поднял голову.
Осатаневший от ярости Кемпнер вырвал кляп из его рта.
– Я заставлю тебя говорить, проклятый упрямец! — прокричал он. — Отвечай же! В чем секрет эликсира?
Кумбс услышал звуки ударов.
– Никакого эликсира нет, — простонал пленник, роняя голову на грудь.
– Врешь! Врешь! — рычал капитан, избивая связанного человека. — Он есть! Я знаю!
Капитан схватил захваченный в деревне лук.
– А как ты мне объяснишь это? Я могу любого из зеленых убить одним ударом, но я не могу согнуть их лук даже наполовину. Кто стреляет из таких луков? И как поставили эту статую? Вчера ее еще не было!
– Никакого эликсира не существует, — повторил пленник, теряя сознание.
– Кумбс, еще укол! Вуд, дайте тетратил! Так ты не скажешь, Робин?
Сержант c ужасом увидел, как Кемпнер взмахнул флаконом над связанными туземцами, в тотчас по их голой коже побежали струйки голубого пламени. Приступ неудержимой рвоты согнул Кумбса пополам, и он уже не слышал, что кричал беснующейся капитан, не видел извивающихся в смертной муке тел. Обессилевший, оглушенный, он, шатаясь, отошел в сторону и свалился возле забора, рядом со Стражееко, который по-прежнему бормотал что-то в микрофон, и затих, изредка конвульсивно вздрагивая.
Резкий окрик капитана заставил его вздрогнуть. Он приподнялоя. Небо уже светлело. Наступал день — последний день.
– Вы, cержант? Марш к лучемету!
Кумбс взглянул на капитана обезумевшими главами. Сейчас его поставят к лучемету, и он опять будет жечь… жечь… Сжигать живьем… Всех — молодых, жечь…
– Не-от! — вдруг дико закричал он. — Ие буду! А-а-а!
Он вскочил и побежал, нелепо размахивая руками и напуская бессвязные вопли. Ошеломленные солдаты не успели ему помешать — он выбежал за ворота и помчался к лесу, скользя и падая на мокрой траве.
– Тем хуже для тебя, — процедил капитан и медленно, как на учениях, прицелился в спину сержанта.
Выстрелить капитан не успел.
Сержант вдруг отделился от земли, словно подхваченный таинственной силой, описал в воздухе огромную дугу и исчез за стеной деревьев. Потрясенные солдаты c ужасом смотрели ему вслед.
Кто-то закричал, кто-то бросился на землю, закрыв голову руками.
Никто не заметил, как в это время привязанный к подножью статуи пленник одним легким движением разорвал сверхпрочные веревки и поднял брошенный сержантом лучемет. Теперь в его руках было оружие, способное защитить эту планету от пиратских кораблей Звездного флота, охотящихся за несуществующим эликсиром силы. Затем одним гигантским прыжком он преодолел расстояние, отделявшее его от леса. И как только он исчез за колючими вершинами, солдаты услышали странный звук, словно кругом них всхлипнула жалобно земля и весь лес словно пошатнулся. А затем неотвратимо и cтрашно огромные деревья, вырванные о корнями из земли, начали рушиться со всех сторон на ограду, дробя ее в щебень, уничтожая обезумевших от ужаса людей.
Когда все было кончено, туземцы собрали уцелевшее оружие.
Робин отыскал изодранную сумку о медикаментами и отправился туда, где под присмотром туземцев сидел трясущийся, полуобезумевший Кумбс.
Увидев склонившееся над ним обезображенное пыткой лицо, сержант дико закричал и попытался бежать, но ноги отказались ему повиноваться. Робину с трудом удалось успокоить его. Лишь после нескольких уколов глаза сержанта стали осмысленными, и он перестал метаться и вскрикивать.
– Не убивайте меня, — жалобно сказал Кумбс и тихо заплакал.
Робин с трудом улыбнулся изуродованными губами..
– Сейчас мы отведем вас к кораблю, и вы улетите на ЗемЛю. Убедите экипаж улететь как можно скорее, не пытаясь ничего предпринимать. В противном случае корабль будет уничтожен. У нас достаточно сил, чтобы сделать это.
– Эликсир силы? — с трудом выдавил из себя Кумбс.
– Его не cущecтвует, — отрубил Робин, — И это самое Главное, что вы должны рассказать на Земле. Но у народа этой планеты еоть гигантская сила, которую нельзя ни украcть, ни отнять. Это что-то наподобие цепной реакции в уране. В малых количествах он безопасен, но едва его масса достигнет критической — взрыв! Так и наша сила — она проявляется лишь в тех случаях, когда мы cобираемся все вместе для решения общих дел.
Страница 53 из 138
– Вы сказали “наша сила”, — пробормотал пораженный Кумбс.
– Да, это и моя сила. Впрочем, она также и ваша, и любого, кто пришел сюда с миром. Сегодня она спасла вашу жизнь. Так помогите сделать так, чтобы больше никто не прилетал сюда убивать. Расскажите там, на Земле, обо всем, что увидели и услышали. Передайте, что мы щедро поделимся своей силой с теми, кто придет к нам с открытой душой. Это будет вашей платой за спасение.
– А вы? — спросил сержант. — Разве вы не хотите вернуться?
Робин грустно улыбнулся.
– Мое место здесь. На Земле слишком много любителей легкой наживы. Мы должны быть готовы встретить их. Скоро всю планету покроют дороги, и мы сможем быстро собираться там, где есть опасность. Об этом вы тоже расскажете дома. А сейчас пора в путь.
Первым до него дозвонился Лаки — уже когда Исли общался со спасателями, точнее, отбивался от попыток упаковать его в «скорую». Убитых и раненых было много. Исли с содроганием думал, сколько людей могло быть в торговом центре — на втором и третьем этажах с пострадавшей стороны находились фуд-корт, игровая зона и несколько крупных магазинов. Над головой гудел вертолет. В здании тушили пожар и вынимали людей из-под завалов. У Исли мелькнула мысль, что надо бы идти туда, помогать, но не смог — ноги вдруг разом стали как ватные. И тут у него зазвонил телефон.
— Исли! — было слышно, что Лаки тяжело дышит, как будто только что пробежал кросс. — О господи, ты живой! Блядь!
Исли закрыл глаза и привалился затылком к «скорой». И понял, что улыбается. Кажется, Лаки одновременно ругался и плакал. Исли слушал его трубное сморкание, как райскую музыку. А Лаки твердил не умолкая: он так виноват, так виноват, что опоздал, теперь вот его не пускают за периметр, он хотел поднырнуть под ограждение, но его едва не арестовали…
— Мальчик мой, — пробормотал Исли. — Какое счастье, что ты так и не научился приходить вовремя!..
— Слушай, позвони Ригальдо, если ты еще не, — неожиданно твердо потребовал Лаки. — Все ленты транслируют какой-то ужас. Мне кажется, у него там сейчас инфаркт будет.
Исли пришлось напрячь мозг, чтобы понять, о чем он говорит. Он кинул взгляд на экран и обнаружил вызов на второй линии.
Ригальдо исправно долбил его звонками. Он знал, что они должны были встретиться в «Сауз Кингдом».
— О господи, — Исли утер лицо. — Лаки, минуту.
Он переключился и долгое время не мог ничего расслышать за потрескиванием и шипением. На заднем плане впустую звонил офисный телефон.
— Ригальдо? — рискнул Исли. В ответ молчали. Исли не очень хорошо понимал, что нужно говорить. — Привет…
— Привет?! — прохрипел Ригальдо. — Привет, блядь?!..
Исли показалось, что тот сейчас бросит трубку, но Ригальдо оставался на связи, и он заговорил, быстро и неловко. С ним все хорошо. Да, с Лаки тоже, им повезло чудом. Да, созвонились. Да, он поедет домой, как только, так сразу…
— Может, лучше в больницу? — совсем другим голосом перебил его Ригальдо. — Ты не ранен? Тебя осмотрели?
Исли коснулся засохшей крови под волосами. Плечо и так странно дергало болью, и спину перекосило, а после того, как он потаскал девочку…
Девочка.
— Со мной все хорошо, не переживай. Я позвоню тебе, — пробормотал он и отключился. Говорить вообще не было сил.
— Сэр, это ваш ребенок?..
Он завертел головой.
Девчонка сидела в карете «скорой помощи», завернутая в плед по самые уши. Снизу из складок высовывалась нога в порванном носке. Медсестра мазала ей спиртовой салфеткой руку.
— Нет, это мы тут с охранником… — он не договорил, ясно припомнив развалившуюся, как арбуз, голову того мужика. Пустой желудок снова сделал кульбит. Исли пришлось опереться на дверцу «скорой», потому что перед глазами все потемнело. Девочка напряглась, глядя ему в лицо, и выдернула руку у медсестры.
«Что за дела, — подумал он, цепляясь за дверцу. — Как я такой сяду за руль?..»
Он даже не мог вспомнить, где припарковал машину. У него уже несколько месяцев был новый «Мерседес Брабус». Исли не оставил пристрастия к большим внедорожникам, как и к тому, чтобы раскатывать без водителя. Теперь вот снова придется ехать на такси.
Он чувствовал себя как-то странно. Вроде соображал, но мысли шли с какой-то задержкой, как неисправный телеграф.
— Сэр, — вынырнула откуда-то из-под его локтя парамедик, — сядьте. У вас шок и могут быть скрытые травмы. Мы отправляемся в Харборвью, там вас осмотрят.
Исли помотал головой и открыл было рот, чтобы донести, что шок тут вообще-то у всех, а с ним все в порядке, раз ноги и руки на месте и даже сердце не болит, но встретился взглядом с девочкой и захлопнул пасть. Она смотрела на него, как несчастный воробей, а ее глаза медленно наполнялись слезами. В салон внесли какого-то стонущего бедолагу на носилках. Губы у девочки задрожали.
— Я не хочу в больницу, — сказала она шепотом. — Не надо, мистер.
И Исли решился.
— Я тоже поеду. Видишь, тут есть еще одно свободное место.
Стоило ему это произнести, как его упаковали в салон и пристегнули, как будто он не мог справиться без чужой помощи. Девочку посадили в детское кресло по диагонали от него. Двери захлопнулись. И перед тем, как машина тронулась, девочка протянула к нему руки. Исли послушно качнулся вперед, и она обхватила его за шею.
«Черт возьми, — наконец выкристаллизовалась в его голове четкая мысль. — А ведь ее наверняка ищут обезумевшие родители; никто не знает, что я унес ее от торгового центра. Но не могла же она остаться там среди трупов!.. Что же с ней будет?.. Какой-то сплошной пиздец».
НАТ. – У КОСТРА — НОЧЬ
ИГОРЬ
Если заранее знать, что твои приятели не выполнили обещание…
ПРИЗРАК
Я до сих пор гадаю, что пошло не так? Может, они сбились с дороги? Но там негде. Может, как-то вышло, что не смогли вовремя сообщить…
Я не знаю.
ИГОРЬ
Никто не узнавал?
ПРИЗРАК
Это же несчастный случай в горах. Это бывает. Знаете,
Я пойду, наверное. Пора.
ВАРЯ
Сбегаешь?
ПРИЗРАК
Нет, но мне надо идти, скоро рассвет. Вы завтра не спешите утром. Возможно, на траверзе Еловой будет обвал, камни долетят до нижней тропы.
ИГОРЬ
(На ухо Варе)
Он тебе понравился.
ВАРЯ
(в ответ, шепотом)
Сам дурак!
ИГОРЬ
(призраку)
Еще увидимся? У меня мало знакомых призраков, так что было бы неплохо…
ПРИЗРАК
(с усмешкой)
Если меня зовут, я обычно прихожу. Но вдали от этой поляны вы меня, скорей всего, не сможете видеть.
ИГОРЬ
Удобно. Значит, здесь и встретимся!
ВАРЯ
(Глядя в упор на призрака)
Когда меня зовут, я тоже всегда прихожу.
Несколько мгновений они смотрят в глаза друг другу.
ПРИЗРАК
Благодарю за свитер… я сейчас.
ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ
Оставь себе.
Призрак быстро кивает, уходит в темноту. Остальные его провожают взглядом.
НАТ. – СТАРАЯ БЕТОНКА – ДЕНЬ
Впереди идет мрачный Миха, шагах в десяти от Вари и Игоря.
ВАРЯ
Долго нам по дороге пилить?
ИГОРЬ
Ну как сказать. Километров шесть. Мы сейчас петлю закладываем. По склону прошли бы быстрее. Но я согласен с Волковым — после ливня будет чудом, если там чего-нибудь куда-нибудь не обвалится.
ВАРЯ
Ты что, поверил, что он призрак?
ИГОРЬ
Не знаю. Но как-то мне странно, когда кто-то ныряет ночью, при ноле, с головой в ледяную реку, и все ради банальной мистификации.
ВАРЯ
Миха что-то его испугался. Я вот думаю…
Варя замолкает, как будто забыв о том, что не закончила фразу.
ИГОРЬ
М?
ВАРЯ
Плохо ему было по-настоящему. Ну, нельзя так притворяться. И не из-за мокрой одежды.
ИГОРЬ
Так он тебе все-таки понравился.
ВАРЯ
Не знаю. Глупо как-то все это выглядит при дневном свете. Вспоминаю вот, и кажется, говорила какие-то глупости.
ИГОРЬ
Ладно, давай Миху догонять. А то он припустил от нас, как от чумных.
НАТ. – У РОДНИКА – ДЕНЬ
Зеленая полянка у родника. Игорь набирает воду в пластиковую бутылку, Миха мрачно жует бутерброд. Варя вертит в руках камушек, смотрит в пространство.
ИГОРЬ
Ладно, Мих. День почти закончился, с нами ничего не случилось.
МИХА
День, а не сутки. Да норм, глупости все это. Просто жутковато у него вышло. Мы когда чайников разыгрываем, хоть вскрываемся в конце. А этот парень прямо артист. Надо было посмотреть, куда он пошел.
ИГОРЬ
Варь, а ты чего задумалась? Бутерброд хочешь?
ВАРЯ
Я тут. Не, не хочу.
ИГОРЬ
Ау! Вернись к нам! Что с тобой сегодня?
ВАРЯ
Да так… думаю. Вот прикинь, мы бы с вами разделились. Не знаю как, ну вот вы бы дальше ушли, а мне, например, пришлось бы вас догонять. Вы бы меня дождались?
МИХА
Сто пудов. Только Гоха бы еще раньше узвонился и уэсэмэсился.
ВАРЯ
У них тогда не было телефонов. Эти люди, когда узнали, что Волков погиб, наверное, с ума сошли. Но как можно было не дождаться человека?
ИГОРЬ
Мы же не знаем всех обстоятельств. Как они договорились? Маршрут-то детский, фактически, топаешь по тропке, не сворачивая. А за Волкова могли сильно и не переживать, считали, что он тут каждый камень знает.
МИХА
Ну, он, говорят, такой был. Мог спокойно уйти один, потом присоединиться к какой-нибудь группе, или уйти, если какие-то терки.
С другой стороны, он не врал, и если отвечал за кого-то, то до конца уж. Я слышал, ему даже детские группы доверяли. Не знаю.
ИГОРЬ
По глупости и безответственности вообще-то люди обычно и пропадают.
ВАРЯ
Но его должны были ждать! Понимаешь? Как бы он сам ни сглупил, его должны были ждать. А такое чувство, что на него махнули рукой и пошли дальше.
Игорь на миг кладет руку Варе на плечо, успокаивает. Миха как по команде надевает рюкзак.
НАТ. — ДОРОГА В ГОРАХ — ВЕЧЕР
Трое продолжают пылить по дороге. Сменяется несколько пейзажей, они приближаются к границе лесной зоны. Деревья становятся тонкими и невысокими. Солнце скользит по их макушкам, тени удлиняются и темнеют.
ИГОРЬ
Ну что, еще пару километров, или ближе к ночевке? Сегодня нагнали график, если что.
МИХА
Да можно бы уже бы и причалить.
Варя продолжает идти вперед.
ИГОРЬ
Что-то не нравишься ты мне, сеструх. Не заболела часом?
ВАРЯ
Я в порядке. Игорех, смотри! Меня глючит, или впереди кто-то есть?
ИГОРЬ
Где?
ВАРЯ
Да вон, слева, у поворота.
ИГОРЬ
Не знаю… Глючит. Точно глючит. Вижу только тень от деревьев. Но после вчерашних приключений не удивлюсь.
МИХА
О, сейчас налево будет шикарное место. С черничником и озером. Вид – потрясный. Предупреждаю, вода ледяная, но мы в прошлый раз купались.
ВАРЯ
Я – пас. Может, пройдем еще немного?
ИГОРЬ
Следующее удобное место – километра через три. Там сейчас обрывы начнутся по правой стороне. По темноте там шарахаться не стоит. К тому же нам еще лагерь ставить.
МИХА
Два за, один – против!
ВАРЯ
О, мальчики сдулись! Ладно, давайте здесь…
Если я был бы маленький-маленький гном,
Я б умывался каплей одной дождя,
Я бы на божьей коровке ездил верхом,
Удочку прятал в дырочку от гвоздя.
Маленькая фигурка вдохновенно повествовала, энергично размахивая руками. Девочка добросовестно отрабатывала доверие старших, и учитель из нее получался, по крайней мере, старательный. Янка не просто изображала маленького гнома, для доходчивости она показывала процесс умывания, поездку верхом, удочку. Правда, опознать эти действия могли только очень наблюдательные люди с хорошо развитым воображением.
Шесть драконов и восемь людей – те Земные, которые были отобраны из желающих поучаствовать в строительстве драконьей «Линии жизни» (туннеля), фантазией как раз не блистали. Поэтому они молча, серьезно и очень прилежно пронаблюдали весь процесс чтения стихов, ни разу даже не улыбнувшись. И не пошевелились после того, как девочка закончила.
Юная преподавательница, не усмотрев никакой реакции на свое пламенное выступление о подвигах выдуманного гномика, несколько озадачилась. Потянулась к косичке и одернула себя: несолидно же учительнице косичку дергать, ну не маленькая уже!
— Представили?
— Нет.
Янка все-таки дернула себя за косичку и растерянно оглянулась на «жениха». Тот развел крылышками – кажется, тоже не очень понял. Восседавший у него на коронке Штуша оживленно чирикнул и показательно прикрыл мордочку крылом. Янка уловила подсказку:
— А если глаза закрыть?
Ученики – и крылатые, и не очень – добросовестно закрыли и минуты три пробыли в состоянии статуй. За оградой полигона стали останавливаться прохожие.
— Получилось? – терпение юного педагога было закалено еще дома, к тому же своих учеников она искренне жалела – как можно так вот жить, когда не можешь даже подумать про что-то невсамделишное, она не понимала!
— А что должно было получиться? – спросил дракончик поменьше, Зир, кажется.
— Ну, вы должны были увидеть гномика. И божью коровку. Ну и другое тоже.
— С закрытыми глазами? – изумился Зир.
— Ну не по-настоящему. Просто представить, какое оно! Понятно?
— Нет, — ученики, кроме добросовестности, отличались еще и честностью.
Янка обиженно нахмурилась. Ну, она же старалась…
— А… а тогда спрашивайте же! Что непонятно, надо же спрашивать! – нашлась она.
— Можно спросить? – робко уточнил самый крупный дракончик, возвышавшийся над учительницей, как «тридцатьчетверка» над танкистом.
— Да! – обрадовалась девочка. — Рассказать, кто такой гном?
— Да!
— Нет! – влезла еще одна драконочка. – Расскажите, как они летают, коровы? У них же нет крыльев!
— И почему они божьи?
И группа учащихся дружно воззрилась на небо, то ли надеясь увидеть там богов с прирученными ими коровами, то ли опасаясь увидеть.
Девочка вздохнула. Еще раз дернула себя за косички. И решительно взяла себя в руки. Коровы так коровы, чертик с ним, с ним, с гномиком. Главное, чтоб «увидели».
— А давайте попробуем представить, какие они. Вот закройте глаза и представьте, какие же у них должны быть крылья, чтобы такое тело поднять? Вот постарайтесь увидеть!
Теперь «статуи» старательно смотрели на небо (с закрытыми глазами) и поводили кто руками, кто крыльями, вживаясь в представляемый образ.
Прохожих за оградой прибавилось.
— Широкие… — наконец нерешительно проговорил голос первого «представившего».
— Перепончатые! – вступил второй.
— Такие… ну, как у орла, только без перьев, наверное.
— Голые? – помогла «учительница»
— Ну, можно шерстяные… — не согласился изобретатель коровье-орлиных крыльев…- Здоровенные такие.
Четвертый изобретатель первой в этом мире летающей коровы внес ценное уточнение:
— А тогда копыта надо с когтями? Ну, на простых копытах приземляться, наверное, неудобно…
Янка старательно зажала рот обеими руками. Когти на копытах? Кажется, эта самая фантазия у ее учеников уже проснулась. Причем активная. Пусть, главное не мешать. Когда другие мешают, все воображение не туда уходит!
— И хвост немножко не такой, наверное? Надо чуть пошире, чтоб рулить.
Новый вид «корова перелетная» стремительно обрастал деталями.
— Удобная порода, может сама с пастбища на пастбище перелетать.
— И рога…
— Ой, а если она перекушает? Вот полетит сейчас над нами, и каааак…
— А-а-а! – молодая драконочка, первой заговорившая про корову, видно, представила угрозу даже слишком ярко. Вскинула крылья, закрывая себя подобием зонтика, и ломанулась под навес.
Пример оказался заразительным – еще три самых нервных (наверное, самых способных) фантазера вскинули хвосты и помчались искать укрытие. Самый ответственный из них прихватил учительницу и ее «семью».
Ошалевшие прохожие, ставшие свидетелями чего-то непонятного, но явно опасного, торопливо озирались по сторонам и на всякий случай пробовали, как там со Знаками щитов…
Урок явно удался.
Ирина, позволившая себе несколько минут на отдых и наблюдение за внучкой, улыбнулась и закрыла окно.
— Так, что у нас там дальше?
— Послезавтра прибывает караван. Наши прислали. Завтра должны прибыть на блокпост.
Ирина отогнала всплывшее видение, включавшее вереницу величественных верблюдов и почему-то пальмы, и вопросительно посмотрела на Миусса.
— Люди в основном. Наши собратья по вере, бежавшие из столицы.
— Бежали? Вы же говорили, что…
— Хм… кое-кто подал столичным интересную идею, что Нойта-вельхо нужно скомпрометировать в глазах простяков и перессорить в их собственных. Идею начали реализовывать, воспользовавшись Жар-ночью…
— Ах, вот как…
— Мой источник сообщил, что относительно пункта «перессорить» тоже предпринят ряд шагов… но теперь несколько задействованных лиц, а также их родственников, нуждаются в убежище. Есть и несколько простых людей, не участвующих ни в чем, в основном семьи наших погибших. Общее число пока сорок два человека.
— Сорок два? – ожил Сауссли и быстро сделал несколько пометок на листке. – Разместим. Не маги?
— Нет.
— Ну, это пока… — оптимистично заявил Пилле Рубин. Остальные вельхо Руки, которым хлопот с новыми магами в свое время хватило по маковку и выше, встретили заявление коллеги с каменными лицами.
— Маги там тоже есть, — поправил Миусс. – Полтора десятка несостоявшихся ссыльных, которые должны были отправиться в Горькую пустыню. Из-за устроенного нами погрома в том «приюте» отправка задержалась, и один из наших братьев выкупил их из тюрьмы. Вида, я прошу вас присмотреть за ними. Они пока – вельхо. Не понимают, за что их схватили, но наставникам, боюсь, верят. И для них мы все тут отступники и преступившие.
— Принято, — Вида ничего записывать не стал. Но его взгляд сразу стал чуть более отстраненным, словно параллельно с восприятием дальнейшего хода совета маг уже прикидывал будущую систему безопасности…
— И еще, Ерина Архиповна, к нам едут трое поселенцев из какой-то Москвы, ваши внуки прислали.
— Да, я в курсе. Макс очень просил за ними присмотреть.
— Хотите поселить их у себя?
— Да, пожалуй. Один, кстати, строитель. Можно посоветоваться с ним по вопросам прокладки туннеля.
Им бы еще геолога, химика, инженеров… хотя кого им только не нужно!
— А что там советоваться? Проложили – и все.
— Там в двух местах горные породы, если верить Огненным. А вот здесь, почти у самой Альты – почвенные воды. Могут быть сложности.
— А магия на что?
— Магия – это отлично. Но страховка не помешает. У нас пока четыре варианта прокладки, давайте рассмотрим преимущества каждого…
Стою на краешке тротуара у самого парапета, а тротуар, как я уже упоминал, инкрустирован металлическими дисками размером с блюдце. Мама обязательно бы спросила, что это такое. Крышечки крохотных люков? Нет, мама, не крышечки. Это, видишь ли, приёмные устройства, в просторечии — блямбы.
Каждой из них присвоен код. Достаёт гражданин свой телепортатор (гаджет такой — с виду помесь айфона с планшетом), набирает номер — пых! — и оказывается на нужной ему блямбе, сколь бы далеко она от него ни отстояла. Поэтому во время прогулок лучше держаться от этих железяк подальше. Хожу теперь, как по минному полю.
Страшно вспомнить, что творилось поначалу. Народ обнаглел мгновенно: полтора квартала до места службы — пройди пешком… Нет, телепортирует. Сеть, естественно, перегружена. Набирай номер, не набирай — вечно занято.
Решили увеличить количество блямб. Но это легко сказать! Сколько их нужно наляпать — хотя бы в пределах города? Тысячу? Две тысячи? Сто тысяч? Сколько-то там наляпали… Увеличили вдобавок мощность каждого приёмного устройства, расширили финишную зону метров до двух в диаметре, а саму её разбили на отдельные топы — этакие пятачки, каждому из которых был опять-таки присвоен свой номер. Предполагалось, что уж теперь-то давки не возникнет.
У нас — да чтоб не возникла?
Дело вот в чём: финишируя прямиком на блямбу, притираешься к ней подошвами идеально. А если рядом, то тут ещё как повезёт. Вокруг-то асфальт, бетон, паркет, то есть пространства, в смысле гладкости далеко не совершенные. Естественно, между подмёткой и поверхностью периферийного топа иногда остаётся зазор, так что лучше особо не расслабляться — ощущение, полагаю, не из приятных, когда обрываешься хотя бы и с миллиметровой высоты. Хуже, если каблуки оказываются чуть глубже уровня. Клиенты жаловались: бьёт по пяткам, причём очень даже чувствительно.
Ну и, понятное дело, все норовят попасть в серёдку, что отнюдь не каждый раз удаётся. Вот, скажем, набрали двое один и тот же код. Приёмное устройство, распределяя кого куда, отдаст предпочтение более продвинутому телику… Ах, да! Мама! Забыл тебе сказать: теликами теперь называют телепортаторы, а телевизор окончательно стал ящиком, хотя давно уже не ящик.
***
Нежное чмоки-чмоки автомобильной дверцы — и вскоре из-за глянцево-чёрной колёсной глыбы выглядывает краешек физии. Владелец. Опасливо озирает тротуар. По случаю раннего утра нигде никого. Успокаивается, затем видит меня. Заискивающая улыбка.
— Вот, — произносит он как бы в оправдание. Обходит капот, неловко его оглаживая и похлопывая. — По старинке, знаете…
Переступает парапет и оказывается на тротуаре.
Судя по облику и прикиду, один из тех, кто всю жизнь ездил чёрт знает на чём и мечтал о крутой тачке, как вдруг настали иные времена: богатенькие кинулись распродавать автотранспорт — ну и купил по дешёвке, а теперь вот не знает, что с этой роскошью делать.
— Хорошая машина, — сочувственно говорю я.
Глаза автолюбителя вспыхивают радостью — встретил родную душу. Оно и понятно: так легко принять товарища по несчастью за единомышленника!
— Очень хорошая! — истово подтверждает он. Тут же спохватывается, тушуется. — Нет, хлопот, конечно, много, но… — Голос его обретает прежнюю уверенность, а то и воинственность. — А вот на природу, скажем? — с вызовом вопрошает он. — Кинул в багажник мангал, палатку, харч… А с теликами вашими… — испуганно моргает, но, видя, что я понимающе киваю, воодушевляется вновь: — Что туда с теликом прихватишь? Один рюкзачок?..
В целом замечание верное. Сосед рассказывал, у них в дачном посёлке всего две блямбы: одна — возле колодца, да ещё одна грузовая — на околице. Хотя, говорит, в последнее время с доставкой получше стало: прибывает курьер, шлёпает финишную переноску прямо на участке, принимает что ты там заказал — и до свидания.
А водитель совсем осмелел.
— Задолбали портачи! — рубит он напрямик правду-матку. — Уже приткнуться некуда! Вчера, например… — Фраза остаётся незавершённой. На миг нас легонько толкает воздухом — и в паре шагов (точнёхонько на одном из металлических дисков) возникает востроносая костяная старушенция.
И я снова представляю себе, как бы на подобное диво отреагировала моя покойная мама.
В руках у бабуси громоздкий кнопочный телик чуть ли не первого выпуска. Раритет, однако. Знаю я эту модель — работает только в черте города. Редкое барахло. Мы уже такими и не торгуем.
— Ишь, понаставили… — скрежещет прибывшая, завидев джип. — Когда ж вас всех наконец в утиль сдадут?..
Автолюбитель робеет, не знает, как поступить: то ли спрятаться в скорлупу своего транспортного средства, то ли прикинуться простым прохожим вроде меня. Но тут, на его счастье, бабку отбрасывает на полметра, а на том месте, где она только что стояла, материализуется интеллигентного вида сутулый долговязый старикан с такой же примерно рухлядью в руках.
— Да куда ж вас несёт? — вопит старушенция. — Интервал кто соблюдать будет?
Старикан смущён и озадачен.
— А что интервал?.. — оправдывается он сипловатой скороговоркой. — Интервал — пять секунд. Если меньше — ничего бы и не сработало…
— А подождать?
— Так сколько вас ждать? Странная вы какая-то…
На мгновение склока прерывается появлением постового.
— Ну? — со скукой осведомляется он. — И кто кого подрезал?
У этого телик покруче — служебный, относительно продвинутый. Такими мы тоже не торгуем, но совсем по иной причине. Не имеем права.
Утро, должно быть, выпало скучное, без нарушений, раз уж полицейского привлекло столь мелкое происшествие. Обычно подобного рода столкновения фиксируются компьютером и непосредственного вмешательства властей не требуют.
Автовладелец от греха подальше снова перешагивает через парапет и, оказавшись в родной своей резервации, как бы невзначай начинает продвигаться к передней дверце джипа.
Неподалёку на одной из блямб вырастает не по сезону тепло одетый афроамериканец (только его тут не хватало!) и некоторое время лупит зенки на происходящее. Чистый Отелло.
— На машине вам ездить, а не телепортировать!.. — дребезжит старикан.
— А вы — дохлятина старая! — с блеском отбривает его бабуля. И ликующе скандирует по слогам: — До-хля-ти-на!
Не слишком ли много старых дохлятин для одного тротуара?
Полицейский пытается призвать обоих к порядку.
— Раша крэйзи… — ошалело бормочет интурист — и вспыхивает. Точнее, даже не вспыхивает — обращается на долю секунды в подобие хрустальной статуи, наполненной бледно-золотистым сиянием. Так, мама, выглядит со стороны момент старта. Ещё его называют — пых. Был негритос — и нету. В Америку небось свою ненаглядную подался, оставив на сетчатке моих глаз тёмный отпечаток. Теперь, куда ни повернись, везде его силуэт.
Джип тем временем издаёт прощальное чмоки-чмоки, потихоньку отчаливает от парапета и, огибая выбоины, тоже покидает место происшествия.
— А вы свидетель? — оборачивается ко мне блюститель порядка.
— Никакой я не свидетель, — открещиваюсь я.
— Но вы же рядом стояли!
— Спиной стоял.
— Так, — говорит полицейский. — Номер ваш сообщите.
— Нету, — ухмыляюсь я в ответ.
— Как нету?
— Так, нету. Ни телика, ни номера.
— А как же вы…
— Пешком.
— А… если куда-нибудь далеко?
— А некуда. Вполне доволен своим районом.
— А на работу?
— До работы полтора квартала.
— Ну а на ярмарку там… в супермаркет…
— Маршруткой.
— Да сколько их осталось, маршруток? Раз-два — и обчёлся!
— Ну вот тем не менее…
Полицейский заинтригован.
— Иеговист, что ли? — догадывается он, понизив голос.
— Православный.
— Так патриарх же заявил публично, что нет греха в телепортации!
— Н-ну… нет — значит нет.
— А что ж вы тогда?
— Да вот так как-то, знаете…
Внезапно шагах в двадцати от нас с воплями, визгом и руганью образуется на тротуаре куча-мала. Из ничего, вопреки Ломоносову и прочим Лавуазье. Что-то вроде развалившейся регбийной схватки. Всё понятно: золотая молодёжь конается с утра пораньше, у кого телик круче. На спор набирают номер одной и той же блямбы, а та уже раскидывает, кого в центр, кого на периферию.
Полицейский, мгновенно забыв о престарелой паре нарушителей, спешит туда со всех ног.
Да, мама… Такая вот теперь у твоего сына жизнь.
Знающие люди относят московскую традицию встреч на конспиративных квартирах ко временам наполеоновской оккупации города, когда лучшие люди министра Фуше спасали таким образом барские хоромы от несанкционированных мародерских покушений Великой армии, а саму Великую армию – от идеологического разложения.
Патриотически же настроенные знатоки выводят эту традицию от времен царя Иоанна Грозного. Именно тогда дворянская мелюзга, вроде всяких там Вяземских и прочих Толстых с Юсуповыми, хоронилась по столичным задворкам от ярого гнева старых, рюриковской крови, родов.
Вот этими самыми встречами на конспиративных квартирах, хлебосольными и неторопливыми, и полюбились полковнику поездки в Москву. Полюбились во времена былинные, стародавние. Когда под железной пяткой госбезовского сержанта плющились пальцы всемирно известных ученых и деятелей культуры, когда каменные лица эмгэбэшных следователей безучастно наблюдали глубины человеческого падения, в которые, как в омуты, проваливались известные военачальники, парторганизаторы и простые советские люди. Одним словом – полюбились они в ту пору прекрасную, когда в стране царил полный порядок, впрочем, и еще кое-кто…
В ожидании ленинградский гость в который уже раз плотоядно осматривал шикарно сервированный и обильно уставленный яствами стол. Красоты казенного хлебосольства следовали незыблемому микояновскому канону, сочетая незатейливость даров всесоюзных житниц и здравниц с кулинарными изысками, унаследованными рабоче-крестьянской властью от поваров великокняжеского семейства и мастеров третьего разбора, потчевавших большевистских заговорщиков по купеческим трактирам на Москве и кухмистерским в Санкт-Петербурге.
Здесь были: традиционно полезные для здоровья и пищеварения государевых людей три вида икры, включая черную ястычную; воронежский разварной окорок, напластанный кусками полусантиметровой толщины; острое, даже на вид, куриное чахохбили в сложном соусе из южных овощей и горских приправ; само собой – белорыбица и красная ее родственница в заливном, разварном, сыро- и горячекопченом состоянии. Также на столе присутствовали многочисленные колбасы и сыры, эффектно уложенные в стиле «ассорти», причем крупнозернистая сырокопченость соседствовала со слезливыми дырчатыми ломтиками сыров, что придавало веренице этих блюд отдельную эстетическую приятность. Малое количество дичины оправдывалось летним, «неохотничьим», временем, но компенсировалось розовой шинкой, смуглым карбонатом, фиолетовой бастурмой и белоснежными, тончайше нарезанными кусочками шпига с золотистым, как у академических томов, обрезом.
На приставном столике мерцали традиционные звезды коньячных генералов, строго соблюдая табель о рангах, имеющую место и в кругах высшего офицерства. «Двин», «Юбилейный» и «Россия» занимали наиболее почетные места, а уже за ними следовали «Арарат», «Ахтамар», «Дербент» и прочие. Отдельную группу составлял прозрачный, как слезы девственницы, излюбленный напиток российских тружеников, правда, в более скромном ассортиментном представлении. Марочные и столовые вина нисколько не заинтересовали полковника Белоногова, а вот изюмно-сладкий «Кюрдамюр» всколыхнул в суровой душе ветерана воспоминания о далекой юности, когда, стройный и бесшабашный, он гонял по среднеазиатским солончакам и барханам феодально-байские пережитки из состава басмаческих банд. Глаза полковника подернулись дымкой воспоминаний, но тут послышались звуки открываемых дверей и сдержанные голоса вошедших.
– Здравствуй, здравствуй, друг прекрасный! О чем задумался? – вошедший громкоголосый исполин был хорошо известен не одному поколению советских людей. Не столько по своим делам или речам, сколько по многочисленным фотографиям на стендах, в газетах и прочих коллективных явлениях Политбюро ЦК КПСС своему народу методом высокой печати.
– Да так, о своем, о стариковском. – Полковник придал голосу самые бравурные нотки, на какие был способен.
– Ну уж, брат, ты и сказанул, «стариковском»! Какой же ты старик? Мы с тобой еще ого-го-го! Многим молодым фору дать сможем. Да и куда они без нас? Вот, кстати, познакомься, мой внучек, теперь в вашем ведомстве служит трудовому народу. Ивлев твой, между прочим, его непосредственный подчиненный.
Полковник крепко поручкался с молодой сменой, и в недолгом времени вся троица, удобно устроившись за столом, утоляла нагуленный в трудностях государственной службы здоровый мужской аппетит.
– Ну, заморили червячка, и будет. Давайте, товарищи, перейдем к делу и, как водится, послушаем наименьших годами и опытом.
Вызванный к докладу внук аккуратно отложил приборы и, промокнув губы салфеткой, глуховатым голосом приступил к изложению.
– Вместе с полученными от англичан перстнями мы теперь имеем тринадцать ключей, следовательно, не хватает только одного.
– Знать бы, где искать, – мрачно проговорился сановный дед. – Мне вот, например, не верится, что, кроме нас троих, ни одна живая душа ни сном, ни духом не ведает про эти самые коридоры времени. Вон, – он вилкой указал на полковника, – приятель его из Кунсткамеры наверняка в курсе.
– Сомнительно, – полковник тут же приготовился защищать свою точку зрения, но хозяин перебил его:
– Потом расскажешь. Сейчас давай с англичанами и ключами разберемся. Ты уверен, – обратился дед к внуку, – что и англичане, и Ивлев твой ни о чем не подозревают?
– Практически да.
– А почему «практически»? Что, есть какие-нибудь основания для сомнений?
– Как тебе сказать, товарищ дед… Этот американец меня смущает…
Полковник вопросительно посмотрел на хозяина. Тот ухмыльнулся.
– Расскажи ему про американца, а то он не в курсе.
– Дэннис Роберт Болтон – отец той англичанки, которая столько шума у вас в Ленинграде наделала. Сволочь изрядная: цэрэушник, наркоман, гомосексуалист и двурушник. Сдал собственную дочь из желания наложить лапу на ее состояние, которое она унаследовала за дедом и матерью.
– А при чем тут он и ключи?
– Так этот гомосек заокеанский первым про них и рассказал, – державный дед коротко хохотнул и продолжил: – Вот ему, – он указал вилкой на внука, – когда сей молодец по партийному заданию с ним гашиш курил в Порт-Саиде. Так что, полковник, сдается мне – не одни мы про это знаем. И если твой Бертран тоже в курсе, то хреновая картина вырисовывается.
– С американцем, я думаю, вопрос просто объясняется. – Полковник отметил внезапный интерес, проявившийся у обоих собеседников. – Они же, барахольщики, за нами гитлеровские крохи подчищали и крысиные тропы для недобитков устраивали. А фашисты, особенно главный, шибко интересовались не только мистикой да волшебствами разными, но и деятельностью нашего ленинградского института, даже диверсантов засылали, ну да об этом я уже рассказывал. Так что раскопал он где-нибудь в архивах некий доклад, вот и получайте его американскую осведомленность.
– Логично… Что скажешь, товарищ внук?
– Перепроверить бы на деле.
– А что, получится?
– Если аккуратно…
– Как эти, с психическим? – дед мрачно уставился на тарелку. – Твой черед разъяснять, старый товарищ, каким образом этот Марков во времени шастать начал, без всяких ключей и коридоров.
– Феномен! – Вспомнились сложности с организацией автокатастроф для работавших с Марковым людей. Неприятно засосало под ложечкой, и где-то в глубине души возникло смутное беспокойство. – Из долгих нудных объяснений следует только одно: возможен и спонтанный, неподготовленный переход. Это как-то связано с геологической морфологией приневской низменности и неизвестными возможностями человеческого сознания.
– Это ты в бумагах у Ланской вычитал или твои алхимики убиенные насочиняли?
– У Ланской.
– Добре. Ты, кстати, документики эти прихватил с собой, как договаривались?
– В дипломате.
– Ну и славно. Так вот, я опять об ученом вашем беспокоюсь. Он же, как я помню, с этой Ланской знаком был, не так ли?
– Не с ней, а с мужем ее. Да и было это когда…
– Когда-никогда, а англичанке удалось у вас под носом столько времени бесконтрольно шляться. Душу из Ивлева выньте, но дознайтесь, где хоронилась! Тебе, товарищ внук, с этим делом разбираться. А мы, по-стариковски, – он коротко хохотнул. – Твое словцо на ум пришло! Нам с тобой в бумажках покопаться придется. Где они у тебя?
Полковник поднялся из-за стола и вышел в коридор.
Сановный дед взглядом указал внуку на коньячную бутылку. Тот аккуратно взял за горлышко пузатый сосуд с «Россией», но дед недовольно буркнул. Бывший дипломат оперативно подхватил с приставного столика благородный «Двин» и распечатал бутылку.
– Давай перед началом славного дела по старинному обычаю чарочку пропустим! – отец нации с полупоклоном принял у внука наполненную рюмку и в ожидании приглашенного замер. – Итак, товарищи, впереди у нас много работы, и пусть сопутствуют нам крепкое здоровье и заслуженная удача!
Вдохновленные тостом, все разом, по-солдатски, опрокинули рюмки. Дедушка и внучек, поставив свои рюмки на стол, выжидательно наблюдали за гостем. В какое-то кратчайшее мгновение он понял, что смутная его тревога была не напрасна, но дальше все в голове спуталось, мысли стали вязкими, словно мозг заменили на густой гороховый кисель, и в отрывочных картинках, пока агонизирующее тело рефлекторно сводило в предсмертных конвульсиях конечности, последним впечатлением полковника в земной жизни стало видение здоровенного узбека, целящегося в него из ручного пулемета системы «Кольт» в далеком тысяча девятьсот тридцать третьем году, у кишлака Кюрюкесен…
– Ты вызывай кого у вас там положено, пусть зачистят. – Дед обошел стол и брезгливо посмотрел на мертвое тело бывшего соратника. – Хороший был мужик, но помягчал с годами. Ладно, внучек, созвонимся и по старшему Маркову в другой раз все решим. – Подхватив дипломат, стоявший подле стула убитого, он еще раз, на несколько прощальных секунд, замер над телом и, тряхнув седой лобастой головой, словно отгоняя некий морок, вышел из комнаты.
Перед тем, как улечься спать, мы приказали чЕЛОВЕКУ перекрыть паутиной Василенко [22]коридор и тем обезопасить себя от чьего-либо неожиданного посещения. Я лег на ту кровать, что ближе к двери, положив рядом с собой плазменный меч. Ночь прошла спокойно, по крайней мере для меня. Что касается Чекрыгина, то утром он пожаловался, что спал не очень хорошо.
— Два раза просыпался из-за вашего победоносного храпа, — сказал он, кивнув в сторону Павла. — Вот уж не думал!.. Несладко вам (он поглядел в мою сторону) с таким однокаютником!
— Я не замечал за Белобрысовым подобного свойства; очевидно, это временное явление, — заявил я, идя на умышленную ложь и тем самым нарушая Устав воистов. Но, Уважаемый Читатель, в Уставе есть и такой пункт: «Товарища защищай даже в тех случаях, когда это связано с моральным ущербом для тебя».
Через час мы отправились на поиски библиотеки.
Когда я прорезал плазмечом проход в паутине и мы вышли из коридора, нам бросилось в глаза, что на слое пыли, покрывавшей пандус, рядом со вчерашними отпечатками наших вечсапданов появились новые, чужие следы. Отдаленно они напоминали оттиски голой человеческой ступни — только были шире, грубее, размытее.
— Какая-то помесь медведя с гориллой хотела с нами познакомиться, — сказал Павел. — Хорошо, паутина помешала.
— Но почему сигнализатор охраны не сработал?! — с тревогой в голосе произнес Чекрыгин. — Может быть, это ты виноват? — обратился он к чЕЛОВЕКУ.
— Напитал энергией прибор, проверил его заранее я, — стал оправдываться «Коля».
— Может, на этот раз «Николашка» и не виноват, — принял внезапно Белобрысов сторону чЕЛОВЕКА. — Может, эту животину, что ночью приходила, никакая радиотехника не расчухает.
Чудес вокруг — хоть пруд пруди,
И нам от них не худо, —
Но может вдруг произойти
Чудовищное чудо.
Мы вышли на улицу.
За ночь погода изменилась. Ветер гнал на материк тяжелые тучи. Издалека слышались удары валов, обрушивавшихся на берег; на Ялмезе нет приливов, но шторма там бывают очень сильные. Ветер завывал в оконных проемах, отрывал от стен пласты отслоившейся штукатурки.
Мы шагали по городу, разглядывая здания, порой заходили внутрь. Время разрушило строения изнутри, наружная облицовка местами отвалилась, — и все-таки они поражали прочностью, добротностью, обилием архитектурных украшений, порой весьма громоздких. На окраинных улицах дома выглядели скромнее, но и в них ощущался немалый запас прочности. Что касается лестниц, то их не имелось даже в многоэтажных зданиях. В большинстве случаев их заменяли пандусы, причем чем богаче был дом, тем меньше был наклон у пандуса, чем беднее — тем круче и неудобнее. В самых же бедных (но самых малоэтажных!) зданиях и пандусы отсутствовали; вместо них жильцы пользовались вертикальными шахтами, из стен которых торчали металлические скобы. В дальнейшем мы убедились, что ступени и ступенчатые архитектурные системы ялмезианским зодчим были неведомы.
Во многих жилых и общественных зданиях мы находили книги. Но все они были в таком плачевном состоянии, что для чтения не годились: сырость, пыль, грызуны и насекомые — да и само время — сделали свое дело. Лучше всего сохранилась ялмезианская письменность на вывесках, и Лексинен все время вглядывался в них, бормоча что-то себе под нос. К полудню он заявил, что мы имеем дело с языком системы «Д» агглютинативной группы Р-14. Несколько позже он сообщил, что ему, кажется, известен аналог этого языка. Но, чтобы проверить догадку, необходимы словари.
Возле входа в одно монументальное двухэтажное строение за чудом уцелевшим стеклом витрины висела выцветшая афиша. На ней с трудом можно было разглядеть изображение парусного судна.
— Здесь кино, — уверенно сказал Павел. —
Шпион гуляет по стене
На вертикальной простыне.
К концу сеанса будет он
Развенчан и разоблачен!
— Нато сюта зайти, фтрук найтем киноленты, — предложил Лексинен.
Мы вошли в фойе. Со стен свисали какие-то лохмотья, пахло сыростью и кошачьими испражнениями. Несколько ушастых кошек, вынырнув из-под осевшего дивана, стали тереться о наши ноги. В будке киномеханика мы ничего не нашли. В зрительном зале ушастиков оказалось еще больше, чем в фойе. Весь пол был испещрен их следочками. Но имелись там и иные следы! Широкие дверные проемы выходили и на ту улицу, с которой мы вошли, и на параллельную ей, — и в проходах между креслами мы обнаружили многочисленные отпечатки, аналогичные тем, которые видели утром в гостинице. Однако здесь они имели разную давность: одни казались совсем свежими, другие уже запорошились пылью.
— Чудища через этот зал ходят, а ушастики их, видать, не боятся, живут в полном уюте. Чудищам добыча покрупнее нужна, — резюмировал Белобрысов.
Наконец, уже незадолго до наступления сумерек, мы отыскали библиотеку. Она помещалась в массивном здании с пилястрами и фронтоном, на котором белела мраморная доска с изображением раскрытой книги. К сожалению, строение оказалось изрядно разрушившимся: ни единого уцелевшего стекла, кровля просела. Когда мы вошли в нижний этаж, нас огорчило царившее там запустение. Пол длинного двухсветного читального зала находился несколько ниже уровня тротуара, и поэтому там стояла мутная, густая вода, в которой росли водоросли и кишели какие-то мелкие, похожие на пиявок, твари. Столы и стулья давно сгнили, остатки их лежали в воде. По размерам одной, чудом сохранившейся, стеллажной доски Лексинен определил, что когда-то здесь лежали подшивки газет. Нашли мы и одну подшивку — вернее, то, что от нее осталось: студенистый пласт, обесцвеченный водой, весь изъеденный и усеянный дырами и, как констатировал астролингвист, совершенно невосстановимый.
Когда мы по осклизлому пандусу поднялись на второй этаж, в книгохранилище, — оттуда с тонкими жалобными криками ринулась в оконные проемы стая рыжеватых птиц. Здесь, среди обрушившихся книжных полок, среди бумажных холмиков, было их гнездовье. Мы стали рыться в этом хаосе, стараясь не разрушать гнезд. Многие тома давно превратились в труху, пропитанную едким птичьим пометом. Лексинен отобрал пять мало-мальски сохранившихся книг; среди них, сказал он, есть два словаря. Едва мы ступили на пандус, чтобы идти вниз, птицы сразу же влетели в окна.
В гостиницу свою мы вернулись перед наступлением темноты, и Чекрыгин, перед тем как дать очередную сводку на «Тетю Лиру», спросил, есть ли у кого-либо из нас особые замечания по поводу недавнего осмотра города.
— У меня есть, — произнес я. — В Безымянске совершенно отсутствуют казармы и сооружения фортификационного назначения. Среди увиденных предметов — полное отсутствие оружия не только огнестрельного, но и холодного.
— А у меня такое замечание, — продолжил Павел. — Мы видали три роддома, там на каждом фасаде эдакий толстый младенец изображен; потом, по остаткам инструментов, два зубоврачебных кабинета опознали; потом четыре травматологических пункта обнаружили, там у входов такие дядечки на костылях нарисованы… Но ни одной больницы настоящей нам по пути не попалось. Не болели они, что ли?.. Загадочная картина.