15–16 июня 427 года от н.э.с. Исподний мир (Продолжение)
Крапа Красен смотрел на «погребение» Живущего в двух мирах с балкона особняка Явлена. Народу собралось на удивление много, толпа шумела, гвардейское оцепление еле сдерживало её напор.
Любопытство людей было понятно: все своими глазами желали увидеть змеиную сущность покойного. Жёлтый Линь хорошо поработал, для такого быстрого распространения сплетни нужно точно выбирать, кому её рассказывать. Если кто-то и не слышал о неизбежном превращении покойника в змею, то на площади Чудотвора-Спасителя ему об этом сразу же рассказали.
Когда Крапа приложил ухо к груди Живущего в двух мирах, он не услышал биения сердца и едва не поверил в его смерть. Но… падая на воду, тот ушибся щекой – щека оставалась покрасневшей и отекала на глазах. А это значит, что сердце всё ещё толкало кровь по сосудам.
Кроме этого, Крапу привлекла странная выпуклость на боку под широкой рубахой, и достаточно было её слегка ощупать, чтобы понять: это мёртвая гадюка. Зачем Живущему в двух мирах мёртвая гадюка? Вряд ли в этом был какой-то мистический или ритуальный смысл.
А скорей всего, Живущий в двух мирах собирался исчезнуть, оставив вместо своего мёртвого тела дохлую змею.
Знал ли он о принародном сожжении? Наверное, нет. Но, возможно, предусмотрел и такой случай. Если он оборотень и в обличии змеи может пересечь границу миров, сожжение ему не страшно. Главное, чтобы все вокруг поверили, что он не исчез, а именно сгорел.
Так пусть его превращение в змею станет народным поверьем, исток которого Крапа «найдёт» в старинных легендах и укажет чудотворам. И только один человек после этого не поверит в смерть Живущего в двух мирах – Инда Хладан. Но… пусть попробует кого-нибудь убедить в своей правоте.
– С чего они взяли, что непременно увидят змеиную душу этого человека? – спросил Явлен, нетерпеливо постукивая пальцами по широким перилам балкона.
– Наверное, храмовники пустили слух, иначе бы сюда вообще никто не пришел.
Крапа поймал удивленный взгляд Жёлтого Линя, стоявшего рядом. Умён… Гораздо умней, чем Крапа мог предположить вначале. Догадался, что поручение распустить слух исходит не от чудотворов, а от него, Красена, лично.
– Не скажи, – ответил он Явлену. – Я кое-что читал об этом. Правда, довольно давно. В старинных книгах об оборотнях иногда упоминают, что под воздействием огня или кипятка не только живой оборотень перекидывается в своё истинное обличье, но и мёртвый. Это один из способов выяснить, на самом ли деле убит оборотень, или пострадал невиновный.
– По-моему, это сказки, – сказал Явлен. – По мне и оборотничество – сказка. Однако в Тайничной башне моего мнения не разделяют. Вот и Волче говорит, что видел превращение этого человека в змея. – Крапа оглянулся на Жёлтого Линя.
– Да, видел, – угрюмо ответил тот.
– А в его змеиную душу веришь? – спросил Явлен с усмешкой.
– Да, верю, – не менее угрюмо сказал Жёлтый Линь.
Подыграл? А может, и всё понял? Главное, чтобы не рассказал об этом Огненному Соколу.
Однако, когда в огне вместо мёртвого человеческого тела заметалась змея, а Явлен вскочил с места и уставился на погребальный костер, перегнувшись через перила, Жёлтый Линь даже не шевельнулся. И лицо у него осталось равнодушным, будто и такое он тоже видел ежедневно.
Что это? Отсутствие воображения? Сострадания? Эмоций вообще? Или непроницаемая маска, сквозь которую никто не разглядит, что происходит у него внутри? Загадочный парень этот Желтый Линь…
Следовало бы опасаться такого, но Крапа чувствовал к нему необъяснимую симпатию. И всё ещё надеялся когда-нибудь перетянуть его на свою сторону.
– Ну что? Убедился? – Крапа потёр руки, когда смотреть стало не на что – огонь пожрал и хворост, и тело мёртвой гадюки.
– Это… это… – Явлен тряхнул головой. – Неужели я видел это своими глазами?
– И ты, и я, и Волче.
– В таком случае, мы только что уничтожили ценнейший экземпляр: существо, которое могли бы не разгадывать, а изучать… – пробормотал Явлен.
– Я примерно того же мнения, – усмехнулся Крапа. И вдруг заметил, что Жёлтый Линь смотрит вовсе не на догорающий костёр, а чуть в сторону. Смотрит неотрывно, хотя и равнодушно.
Крапа проследил направление его взгляда – Жёлтый Линь наблюдал за юношей (или, скорее, мальчиком), стоявшим возле стены храма. Юноша был богато одет, аристократически прям и хрупок, на лицо его падала тень широкого капюшона, скрывая глаза. Впрочем, ничего удивительного не было ни в капюшоне, ни в просторном плаще – шел дождь.
Трое Надзирающих подошли к костру, долго копошились в нём, пока не выдернули на всеобщее обозрение обгорелую гадюку.
– Сейчас меня стошнит, – кашлянул Явлен. – Я думаю, тут не на что больше смотреть. Пойдёмте обедать, пока мне совсем не испортили аппетит.
Крапа почему-то был уверен, что Жёлтый Линь, уходя с балкона, непременно обернётся на юношу в плаще, но он не обернулся.
Сдержать любопытство было очень трудно, и после обеда, когда они вдвоем направились на Столбовую улицу, Крапа всё же спросил:
– А кого ты рассматривал на площади, с балкона?
– Я разве кого-то рассматривал? – удивился Жёлтый Линь.
– Ну да. Юношу в плаще.
– А, этого… Нет, я просто загадал: если он переступит с ноги на ногу, пока я сосчитаю до ста, то смогу купить домик до следующего Сретения.
– И как? Переступил? – улыбнулся Красен.
– Не-а, – ответил Жёлтый Линь весело. И не было ни малейшего повода считать его слова ложью. Ни одного из невербальных признаков лжи, которые Крапа изучал ещё в университете.
Но Жёлтый Линь лгал, потому что Крапа отлично помнил: юноша переступал с ноги на ногу. И лгал Жёлтый Линь виртуозно. Почему? Зачем? Кто этот юноша?
А может быть, никакой загадки вовсе нет и Жёлтый Линь солгал, опасаясь сглазить удачу?
Крапа не отпускал его до самого заката, а когда позволил уйти, то снова не сдержал любопытства – решил проследить, куда Жёлтый Линь направится. И почему-то снова был уверен: на площадь Чудотвора-Спасителя. На этот раз его предположение подтвердилось.
Это в Славлене июньские ночи светлые и ясные – в пасмурном Хстове на улицах было темно. Масляные фонари, расставленные посреди широкой Столбовой улицы, не горели: расточительно жечь масло в ту пору, когда все спят.
Но на площади Чудотвора-Спасителя брезжил сумеречный свет летней ночи, и на его фоне хорошо был виден силуэт Жёлтого Линя. Он спешил – так идёт человек, привыкший не тратить времени попусту. Однако Красену показалось, что он именно торопится и сдерживает себя, чтобы не бежать.
Крапа перешёл на другую сторону улицы и ускорил шаги.
– Татка, таточка мой! – раздался пронзительный крик со стороны площади, перешедший в придушенные рыдания.
Жёлтый Линь остановился и взялся за рукоять сабли. Красен остерёгся подойти ближе, но увидел, как с площади выезжает телега, запряженная битюгом; правит ею высокий сутулый человек, силуэт которого кажется смутно знакомым, а на краю телеги сидит тот самый юноша в плаще, который так заинтересовал Жёлтого Линя ещё днём. И плечи юноши сотрясают рыдания…
Нет, крик, который далеко разнесся по улицам Хстова, не мог принадлежать юноше. Это… девочка. Теперь, глядя на её силуэт в сумерках, Крапа недоумевал, почему не понял этого раньше.
И высокого сутулого человека Крапе доводилось видеть, и, хотя он бы не дал голову на отсечение, но в глубине души не сомневался – это Чернокнижник. Значит, план Живущего в двух мирах осуществился…
Так вот что разглядел Жёлтый Линь! Понял, догадался, но никому не сказал… Что он сделает теперь? Побежит к Огненному Соколу? Поднимет на ноги какой-нибудь гвардейский дозор? Скорей всего, поищет дозор…
Ведь если вмешается Огненный Сокол, вся слава за поимку девочки-колдуньи достанется ему. У Крапы не было оружия, но чудотвору оно не нужно. И стоило Жёлтому Линю двинуться туда, куда ехала телега, Крапа ударил его в спину.
«Невидимый камень» – это, пожалуй, было сказано очень точно: Жёлтый Линь растянулся на мостовой и долго не мог подняться.
Крапа всё время забывал, что у людей Исподнего мира, какими бы здоровыми они ни казались, кости не так крепки, как у его соотечественников, – недостаток солнца не щадил даже богачей. И он уже испугался, что ударил слишком сильно, что мог повредить парню рёбра или даже позвоночник, но Жёлтый Линь встал на четвереньки и мотнул головой. И, поднимаясь на ноги, держался за поясницу. Нет, не рёбра и не позвоночник – у него же больные почки!
Парень удивлённо озирался, но разглядеть Крапу не мог. Рука его потянулась к поясу, и Крапа ударил снова: полегче, поаккуратней. Жёлтый Линь пошатнулся и не удержался на ногах – повалился на спину.
Мягкие шаги неподкованного коня удалялись неспешно, и надо было выиграть всего несколько минут, чтобы телега затерялась в узких улочках Хстова.
Нет, убить самого лучшего секретаря Млчаны не входило в планы Красена. Просто задержать. Но каков!
На секунду Крапа усомнился в правильности своей догадки – уж больно непохожа эта мальчишеская выходка на поступок предусмотрительного и весьма неглупого Жёлтого Линя. Разве что свой домик до следующего Сретения…
Ведь за девочку-колдунью обещана существенная награда. На домик не хватит, но у парня наверняка есть и другие сбережения. И Крапа ударил ещё раз – на всякий случай.
Когда Жёлтый Линь поднялся на ноги в третий раз, телеги уже не было слышно, а Красен успел отойти на несколько шагов. Начни парень преследовать своего невидимого врага, и можно было бы толкнуть его ещё раз.
Но Жёлтый Линь, снова удивлённо оглядевшись, лишь усмехнулся, постоял немного и направился в сторону Мельничного ручья. На лице его не было даже досады – напротив, Крапе показалось, что он вполне доволен произошедшим. Во всяком случае, улыбка, игравшая на его губах, была удовлетворённой.
А ещё в развороте плеч появилось нечто странное: словно с них свалилась огромная тяжесть. Пожалуй, если внимательно следить за новым секретарём, рано или поздно можно научиться различать то, что он старается скрыть.
Крапа вдруг вспомнил его семнадцатилетним щенком, рубившим дрова на заднем дворе заставы… Восторженным и искренним в своём желании постоять за Добро. Неужели он больше никогда не захочет искать в этом мире добро, как не ищет его прожжённый циник Знатуш? Неужели свой домик в Хстове ему дороже солнца, которое эта девочка несёт миру?
16 июня 427 года от н.э.с.
К частным сыщикам Йера Йелен относился с некоторым презрением, со многими встречался в суде – они иногда выступали свидетелями, особенно часто в бракоразводных процессах или делах о разделе имущества.
Но он понимал, что сам не сможет заниматься расследованием: ни делом Горена-старшего, ни спасением Горена-младшего, ни поиском исчезнувшего Жданы Изветена. А ему очень хотелось добраться до правды… Он навёл справки и остановился на агентстве Враны Пущена, которое занималось в том числе поиском пропавших, а не только уличением супругов в неверности.
Агентство было крупным, имело блестящие рекомендации, но Йеру волновал не только их профессионализм – история с доктором Чаяном многому его научила.
Йера мог без усилий оплатить услуги агентства и некоторое время колебался: выступить от своего имени или от имени думской комиссии? В результате он пришел к компромиссу: прикрыться именем Думы, только если сыщикам потребуются более широкие полномочия, чем даёт им закон, а до той поры действовать неофициально.
Врана Пущен, человек прагматичный и лишённый иллюзий, счёл этот компромисс разумным. Он произвел на Йеру отталкивающее впечатление: и мятым лицом, какое бывает у сильно пьющих людей, и раздражительностью, и немногословностью, которая граничила с бестактностью. Если бы не предупреждение о странностях Пущена, Йера расстался бы с ним сразу.
Зато он понял, почему Пущен никогда сам не принимает клиентов (для Йеры, по настоятельной просьбе, он сделал исключение) и никогда сам не занимается сбором информации. Говорили, что он лишь иногда даёт наставления своим людям и зачастую не интересуется результатами их работы, но в анализе собранных фактов ему нет равных.
В громком деле о пропаже пятилетней девочки именно Пущен смог определить, где найти её тело, и многие, не только обыватели, посчитали это чем-то вроде волшебства, а жёлтые газеты трубили о ясновидении и спиритизме.
Йера знал об этом деле не понаслышке – Пущен лишь сопоставлял собранные его людьми факты, как математик решает уравнение со многими неизвестными.
От дела Грады Горена Пущен сперва отказался и посоветовал Йере обратиться к адвокатам. Он не отрицал, что младший Горен может оказаться в тюрьме вместо клиники, но почему-то считал это маловероятным. И при этом смотрел на Йеру молча и выразительно – так, что спрашивать о чем-либо ещё расхотелось… А вот расследование обстоятельств смерти Горена-старшего заинтересовало желчного сыщика.
– Надеюсь, судья, вы оплатите мою работу независимо от того, понравится вам результат или нет… – проворчал он, листая папку с делом. – Так же как и отсутствие результата…
– Разумеется, – поспешно ответил Йера.
– Вы отдаете себе отчет, во что может вылиться это расследование? – Пущен снова посмотрел на Йеру как на неразумного ребёнка.
– Отчасти.
– Я бы на вашем месте не выбрасывал деньги на поиски дневников Горена, – пробормотал он, закрывая папку.
– Вы считаете, что дневники не помогут пролить свет на это дело?
Йере показалось, что Пущен собрал в кулак всю волю, чтобы ответить и не покрутить при этом пальцем у виска:
– Если дневники имеют отношение к делу, они давно уничтожены.
Загадочное исчезновение магнетизёра вызвало на лице Пущена лишь гримасу отвращения, но от поисков он не отказался. А в заключение разговора сказал, что ежедневные отчеты Йера может получать у секретаря агентства или нарочным, как ему будет удобней.