Исли сидел на сосновом пне, дул на пальцы. Ригальдо стоял в шаге от него. Никто из них не предлагал пойти в дом, как будто было что-то правильное в том, что они завели этот разговор здесь, в сырой лесной темноте, пронизанной запахом талого снега, влажной сосновой коры и земли.
— Мужчина скончался на месте, а женщина умерла в «скорой», до реанимации не доехала.
— Где ты нарыл эту информацию? — проскрипел Ригальдо. — Такое разве рассказывают кому попало?
— Но я не кто попало, — отрезал Исли. — И могу быть очень убедительным. И у меня есть средства, чтобы получить информацию.
— Ты в курсе, что это подкуп должностного лица?
— Что ж, значит, сегодня я сбил с пути чертову прорву народу. Ты даже не представляешь, сколько всего интересного я узнал, — голос Исли снова звучал неестественно спокойно. Ригальдо смотрел сверху вниз на пробор в белых волосах, светящихся в густых сумерках, и ему хотелось взять Исли за уши, дернуть и сказать: «Господи, да перестань уже!»
Но вместо этого он только глубже забил руки в карманы. У Исли явно было, что еще ему рассказать. Не зря же он тут торчал, как клен на ветру… готовился к разговору.
Поэтому Ригальдо вдохнул поглубже и сказал:
— Давай, удиви меня.
И Исли прорвало.
— Ты знаешь, всех поражает, как это она уцелела, тут впору поверить во что угодно — в судьбу, в божьего ангела, в тотемного покровителя индейцев суквомишей, резервация которых раньше была на том месте. Эти фостеры ее потеряли — катались в прозрачном лифте внутри торгового центра, потом они вышли, двери закрылись, а она осталась внутри. И, видимо, они этого не заметили, потому что встали за распродажей, там их потом и накрыло, в очереди. А она гуляла по галереям, а потом решила поискать их машину на стоянке. Так и ходила там со своим, мать его, шариком, а ее могли зацепить бампером, или проехать по ней при развороте, или заманить в любую машину… Хотя вряд ли бы она тихо села. У нее чудесная манера в случае опасности забиваться в норы, а в критической фазе реветь, как сирена. Она мне сама рассказала в больнице. «Больше всего я люблю играть в прятки».
Ригальдо раздувал ноздри и молчал.
— Ее зовут Ребекка, ей четыре года восемь месяцев. Биологических родителей нет. Про отца ничего не известно, мать прилетела из Австралии, планировались партнерские роды и усыновление ребенка сорокалетней бездетной парой. И вдруг та женщина беременеет сама. Они с мужем счастливы, как Сара и Авраам, и разрывают договор. Девчонка из Австралии рожает — и умирает от эмболии, не спрашивай, я не понял, почему. И дальше, как выразилась ее куратор Наоми, для Бекки пошла полоса удивительной непрухи. Весь первый год она кочевала между больницами и системой «домашних приютов», потому что у нее были проблемы с дыханием из-за того, что она родилась недоношенной. Потом ее попытались удочерить, но она съела в новом доме банку лекарств, и это было расценено как халатность, и новым родителям не удалось отстоять ее в суде. Потом снова были патронажные семьи. Ну вот такая вот непруха. И этот взрыв… Знаешь, когда она вылезла из-под машины прямо ко мне в руки, мне показалось, мир изменился. Я ни у кого не видел таких ясных глаз.
— Остановись, — с трудом сказал Ригальдо. — Я все понял. Ни слова больше.
Исли заткнулся, не споря. Выпрямил спину, вытянул вперед ноги, задев носком ботинка туфли Ригальдо.
Тот сделал шаг назад.
Ему не понадобилось долго собираться с мыслями. Все, о чем он запрещал себе думать весь этот долгий день, наконец обрело суть, и в этой сути, как в клубке, сплелись все его тщательно подавляемые страхи. Вот чего он ждал в течение нескольких лет и чего боялся.
— Я разделяю твое желание помочь этой девочке, — Ригальдо прочистил горло. — Даже без всей этой предыстории о сиротстве. Не представляю, что ты пережил, прикрывая ее там, на парковке, понятно, что тебе кажется, что теперь вы вроде как связаны. Я про такое читал, это ПТС в чистом виде. Поэтому завтра мы съездим к юристам и выясним, чем можем помочь. Должны быть какие-то фонды или личный банковский счет, а если нет, мы создадим его сами. Надо будет только узнать, как все оформить, чтобы он был только для нее, и решить, с какого возраста она сможет им воспользоваться, и чтобы на него не наложили лапу опекуны или приемные родители…
— Ригальдо.
— Нет, блядь, пожалуйста, ни слова о девочкиных глазах.
— Ригальдо, давай мы сейчас на этом остановимся. А завтра съездим к ней, и ты на нее посмотришь. И после этого попробуешь повторить про посттравматический стресс.
— Да ты спятил, — тоскливо сказал Ригальдо, делая еще шаг назад. Он наступил в темноте на мокрую моховую кочку, сочно чвякнувшую под ногами.
Исли вскочил со своего пня, тряхнул шевелюрой. Его мнимое спокойствие подошло к концу.
— Да почему же «спятил», — жарко заговорил он. — Мне кажется, это тот самый единственный верный шанс. Я должен был сдохнуть в секции игрушек, Бекки могло размазать по первому этажу. Но вот я жив, и она жива, ты подумай — ребенок, не инвалид, без тяжелых болезней, совсем один, у которого категорически не складывается с поисками семьи. Ты знаешь, многих таких детей не могут пристроить, потому что у них есть матери, которые в будущем могут потребовать их обратно. У этой девочки матери нет. Я за нее в ответе, Ригальдо, я не могу повернуться к ней жопой. Такие дела.
— Да я смотрю, ты опять все продумал, — сквозь зубы сказал Ригальдо. — Уже все за всех решил, так ведь, Исли?..
— Нет, — в гулкой лесной тишине произнес Исли. — Не в этом случае, ты же знаешь, сейчас я не могу ничего решить без тебя. Наверное, о таком надо было просить в другой обстановке, но чего уж. Я опустился бы на одно колено, но тут мокро, а я замерз. Поэтому я скажу по-простому: мистер Сегундо, мы с вами взрослые люди, наш с вами годовой доход исчисляется страшной цифрой, у нас нет алиментов и судимостей, мы вовремя платим налоги и с легкостью можем пройти психиатрический тест. Так неужели мы не сможем сделать хорошо одному маленькому ребенку?..
— Да нет, не маленькому ребенку, — резко перебил Ригальдо. — А человеку! Человеку, Исли! Из куколки, которую тебе захотелось посадить в кукольный домик, вырастет целый человек, со своими привычками, характером, недостатками! Ты, блядь, готов взять на себя ответственность за его воспитание?!
— Готов, — быстро ответил Исли. — И уже очень давно.
Ригальдо коротко выдохнул. Ну, вот оно и прорвало.
— Хорошо, — он прошелся по берегу озера. Мелькнула и тут же ушла мысль, что охрана, приглядывающая за всей территорией через камеры с «ночным визором», должно быть, изрядно озадачена этим их прохладным пикничком. — Я напомню тебе об одной детали, которую ты, кажется, несколько упускаешь. Ты, дорогой мой, педик. Кто отдаст девочку педику?..
В ночи было слышно, как Исли громко вздохнул.
— Твои представления о законах, душа моя, устарели лет на десять. Ты бы почитывал иногда новости местного ЛГБТ-сообщества.
— Меня не интересуют их радужные кулстори, — Ригальдо понимал, что за этими шутками Исли уходит от главного, от невозможности, нереальности этого разговора, и злился, чувствуя, что не может найти аргумента, который поможет выбить у того почву из-под ног. — Тогда подумай об этом с другой стороны. Хочет ли девочка жить в доме у каких-то странных мужиков? Или ей, как всем детям, просто нужна мама?! Может, она каждый год просит маму у Санты!
На это Исли не сразу нашелся, что сказать. Ригальдо слышал, как он зло дышит, и попытался закрепить успех:
— Послушай, я не осуждаю тебя за это желание. Я не слепой, знаю, что ты обожаешь детей. Они тоже ползут к тебе, как будто рядом медом намазано — и ты играешь с ними везде, и на пляже в Дубае, и под кабинетом кардиолога, и даже червяк Заки спит у тебя на руках, в то время как на руках у всех остальных он орет! Но взять ребенка в дом — это не кота завести!
Исли прошелся вдоль берега в темноте. Ригальдо прямо-таки чувствовал его готовность взорваться и заторопился, чтобы успеть до того, как ебанет:
— Заметь, я не говорю: «Мы так не договаривались», хотя мы, блядь, не договаривались, больше того, мы все обсудили еще сто лет назад. Надо было вписать это в брачный контракт?
— А ты просил у Санты новую маму?
Ригальдо захлопнул рот. Вопрос Исли просто выбил у него дух.
— Может быть, и просил, — спустя некоторое время выдавил он. — Потом перестал, потому что…
— Тебя воспитала тетка. Ты знал, что она не твоя мать. Ты плохо себя вел, был «проблемный». Но все твое детство ты был накормлен, умыт, с чистым носом — и очень любим. Скажи мне, мой дорогой педик с брачным контрактом, что бы ты предпочел в детстве — Маргарет или приют?..
— Ты передергиваешь, — сипло сказал Ригальдо. — Осторожнее. Я ведь могу и врезать.
— Я просто показываю ситуацию с разных сторон. Ригальдо, я не хочу ссориться. Я только прошу, чтобы ты не посылал меня сходу. Давай поговорим об этом завтра, на трезвую голову.
— Давай я лучше куплю тебе лошадь. Что?.. Ты ведь любишь лошадей!
— Очень смешно.
— Да нет, блядь, мне совсем не смешно! Исли, мы с тобой не учительницы из Айовы. Нас нет дома по многу часов, мы летаем в другие штаты… У тебя не будет времени на ребенка.
— Это все решаемо. Наймем еще одну горничную в помощь Джоанне. Няню, повара, репетитора — всех, кого ты одобришь… Я обещаю, что возьму на себя все самое сложное. Ты забываешь, что у меня уже есть кое-какой опыт. Я был опекуном Лаки, он жил у меня, пока не закончил школу. И я учту все свои прошлые проколы, я клянусь…
— О да! — Ригальдо упер руки в бока. Он очень замерз, устал, был голоден, ему до чертиков надоел этот разговор. — На Департамент помощи детям безусловно повлияет тот факт, что ты уже воспитал двоих — придурка, который не взорвался лишь потому, что так и не научился приходить вовремя, и чокнутую убийцу!
Его слова гулко разнеслись над водой. И когда замер отзвук последнего эха и между деревьями повисла ошеломленная тишина, Исли сказал в темноте:
— Спасибо. Я услышал.
Ригальдо медленно поднес руку ко рту.
— Вот блядь.
Он попытался поймать Исли за плечо, но оступился и въехал ногой между кочек, в яму, заполненную ледяной водой. Исли воспользовался этим, чтобы вырвать у него из пальцев край плаща, и быстрыми шагами ушел с берега.
Ригальдо тащился за ним с желанием извиниться, но не успел: когда он добрался до дома, «Брабус», разрезая темноту фарами, уже выезжал со двора.
0
0