Вечер пятницы Ригальдо встречал, надираясь после работы в баре на Двенадцатой авеню. Снаружи шел дождь, накрывший, как колпаком, улицы. Ригальдо вылез из такси слишком рано, до тошноты устав толкаться по пробкам, и за пять минут пути пешком безобразно промок. Теперь черная пятничная водолазка противно липла к шее и между лопаток. Ригальдо оттягивал ворот, крутил головой. Все раздражало: и улыбчивый бармен, и томные взгляды немолодой девушки на соседнем месте у стойки, и слишком громкий звук «плазмы» в углу. А больше всего — понимание, что он в ловушке, и этот скучный пьяный вечер — всего лишь вялая попытка сохранить лицо.
Прошло уже два дня после ссоры у озера, а они с Исли так и не помирились, хотя Ригальдо, затолкав поглубже свою гордость, сразу же извинился в сообщении. Ответа он не получил. Исли вернулся домой к полуночи, молча разделся в темноте и вытянулся на своей половине кровати, и через некоторое время сонно задышал. Ригальдо лежал, варясь в коктейле вины и обиды, к которым примешивались злость и страх, и еще возбуждение — от близости Исли как-то вдруг разом вспомнилось, что у него были другие планы на ночь. Хер моментально встал до потолка. Ригальдо помаялся и сжал себя, со стыдом и злорадством представляя, что это рука Исли. Ему хватило всего нескольких движений. Он содрогнулся всем телом, вытер ладонь о край простыни и с облегчением заснул. Наутро в спальне отчетливо пахло спермой. Исли выразительно косился, но молчал. Пока он одевался, Ригальдо ушел в гостиную, упал на диван — и обнаружил у себя под задницей айфон. Похоже, Исли просто забыл его, и он пролежал здесь всю ночь, рядом с котом. Вечернее сообщение значилось непрочитанным. Поколебавшись, Ригальдо просто его удалил.
Все эти дни он постоянно мысленно разговаривал с Исли. Дошло уже до того, что он расселил их на разные половины дома. На одной жил он сам с котом, на другой — Исли с гипотетической девочкой, которую Ригальдо представлял, как дремлющую личинку Чужого, из которой вот-вот вылупится лицехват.
— Я не хочу брать на себя ответственность за ребенка, — пожаловался он стакану и прижал его холодную гладкую поверхность к щеке. Бармен расстарался: джин пах дымком и «Эрл Греем». — Это как ураган Катрина. По-моему, безопаснее крокодила завести…
— И совершенно верно! — хихикнули справа. — Я тоже считаю, что человеку с потребностью к размножению стоило бы жениться на прекрасной Терезе Лафлер. И мир бы обрушился, не выдержав совокупной красоты их потомков!
Ригальдо остолбенел, а затем обернулся, готовясь выплеснуть остатки джина в чужую рожу.
В приглушенном барном свете блеснули стекла очков.
— Рубель!
— Боже, зачем делать такое трагическое лицо, — вполголоса сказал Блэкмэн-младший. — Я уже вижу себя на дне бухты Эллиот в черных полиэтиленовых мешках. Кусками, — Рубель заерзал на стуле, отклячив тощую задницу в черных джинсах. — Это была шутка, если что.
— Проваливай, — посоветовал Ригальдо, сжимая стакан. Было чертовски неловко, что его застали в момент слабости, и кто — Рубель Блэкмэн, у которого язык как помело. Ригальдо не видел его уже очень давно и не горел желанием встречаться еще столько же, особенно таким образом.
— Мой юный друг иногда бывает не очень тактичен, — каркнул над ухом у Ригальдо другой голос. Он оглянулся посмотреть, кто и с какого укура может называть тридцатишестилетнего лысого Рубеля юным, и уперся взглядом в сияющую безобразную физиономию Даэ. Тот подмигнул ему поверх бокала с коктейлем. — Мы совершенно не хотели вас уязвить.
Ригальдо едва не вздрогнул: Даэ подкрался абсолютно беззвучно. Теперь они с Рубелем зажимали его с двух сторон. Даэ растянул губы в ухмылке, вывалил длинный язык и, как хамелеон, втянул в рот оливку. Подсматривающая за их троицей тетка пискнула и, подхватив клатч, испарилась. Ригальдо цинично подумал, что та упустила шанс обаять мультимиллиардера. Для своего возраста Даэ выглядел подозрительно свежо — если, конечно, так можно сказать о чуваке с рубцовым месивом вместо половины лица.
Даэ поймал его взгляд и с шумом всосал коктейль через трубочку. Рубель довольно пялился, потирая впалые щеки.
Ригальдо внезапно подумал о том, что, возможно, они любовники. Все его чувство прекрасного немедленно в ужасе съебалось на задворки сознания. Он постарался, чтобы лицо ничем не выдало его.
— Отличное самообладание, юноша, — хихикнул Даэ, и Ригальдо все-таки пролил остатки джина на стойку. Пока бармен наводил порядок, Даэ ухватил Ригальдо под локоть своей тонкой, но неожиданно твердой лапкой, и задушевно сказал:
— А пойдемте-ка в кулуары. У нас там паровой коктейль.
Ригальдо не хотел в кулуары. Ригальдо не хотел никуда с Даэ. Но слать самого перспективного из партнеров, на проекты которого они с Исли ставили, как на призовую лошадь, было недальновидно, поэтому он выкрутил локоть из его руки:
— Прошу меня извинить, но сегодня я предпочел бы провести вечер в одиночестве.
Рубель гаденько заулыбался, а Даэ, глядя на Ригальдо одним совершенно трезвым и другим совершенно кривым оком, невозмутимо выдал:
— В одиночестве, мой друг, вечером в пятницу только дрочить хорошо.
Ригальдо порадовался, что уже ничего не пьет. Его заворожила мысль, что он бы наверняка захлебнулся, и Даэ по широте душевной принялся бы оказывать ему реанимационные мероприятия.
В баре стало душно, или это просто Ригальдо вспотел. Он дернул ворот и сказал:
— Не думаю, что альтернатива так уж хороша. Не ожидал встретить вас в таком простом месте. А где верблюды, наложницы и мраморные вазы с коноплей?
Полоумный инвестор наблюдал за ним со странной ухмылкой, а потом доверительно пробормотал:
— Помню, как в 2008, когда рынок ценных бумаг лопнул, этот бар был полон пьяных, нервных брокеров, ожидающих закрытия иностранных рынков. Казалось, весь деловой Сиэтл приперся сюда, пьет и истерит; каждый из них оставил в офисе одного-двух наблюдателей, и все ждали звонков с биржи, словно новостей с фронта. Я тоже был здесь, — Даэ мотнул подбородком в сторону «кабинетов». — Вскоре после комы. Сидел вон там, весь в бинтах. Мне нельзя было алкоголь из-за препаратов, но я пил все, что мог всосать через трубочку. Смотрел на весь этот финансовый апокалипсис и смеялся, смеялся, смеялся. Так что это место мне в некотором смысле дорого. Здесь я наблюдал, как гибнет американская экономика, в то время как я сам должен был сдохнуть — но жил.
Ригальдо вежливо поднял брови.
— Мистер Даэ, вы фаталист или оптимист?
— Нет, мистер Сегундо, — Даэ радостно сверкнул фарфоровыми коронками. — Я программист. Холистический. Я считаю, Вселенная сама приводит нас в точки наибольшей информационной вероятности наилучшего развития того или иного события. Надо только правильно прочитать ее код.
Ригальдо ощутил безбрежное раздражение в адрес Исли. Сидит дома перед камином, гладит кота. Если бы он не поехал кукушкой в своем желании играть в «Энн из Зеленых крыш», этот дождливый вечер мог бы пройти по-другому. Ригальдо сейчас жарил бы стейки, готовился смотреть какую-нибудь бодрую страхоту. А вовсе не слушал бы бредни свихнувшегося Даэ.
— И что код Вселенной пишет прямо сейчас? — спросил он, опираясь локтем на стойку.
— Что прямо передо мной сидит молодой человек в приступе меланхолии, — победно сказал Даэ. — Которая в данном случае есть не что иное, как неслучившийся бунт. Вы бунтовали в пубертате, мистер Сегундо?
Черт знает как, но в руке у Ригальдо сам собой появился высокий дымящийся бокал. Ригальдо посмотрел на него с некоторым сомнением.
Бунтовал ли он? Нет. Ему было некогда. В старшей школе Ригальдо просто ненавидел весь мир, кроме тетки, искал работу и готовился поступать. А потом только въебывал, как в каменоломне. Он был типичным яппи, ориентированным на карьеру. Он пробовал бунтовать против Исли в начале их отношений, но тот очень быстро стал занимать слишком много места в его жизни и иногда ощущался необходимым, как воздух.
А теперь этот человек тащил в их жизнь маленького ребенка.
При мысли об этом Ригальдо испытывал даже не гнев — тоску.
— Проблема молодых людей вашего круга, — проворковал Даэ, глядя поочередно то на Ригальдо, то на Рубеля, который внимал, кивая, как заведенный, — в том, что вы сразу вылупляетесь слишком взрослыми. Циничными, прагматичными, аполитичными, стерильными, как лабораторное стекло. Обычно мне импонирует этот подход, но сегодня ваш код Вселенной пишет, что вам прямо-таки необходимо отпустить своих внутренних демонов. Как насчет того, чтобы ненадолго почувствовать себя безответственной молодежью?.. Открыть чакры, выкопать себя из дерьма золотой лопатой, впустить немного свободы?
— Мне кажется, я и раньше вел себя достаточно безответственно, когда чередовал «спиды» с шампанским, а субутекс с субоксоном, — хихикнул Рубель.
— Как долбоёб ты себя вел, отрок, — ласково произнес Даэ. — Глупая вакуоль.
Ригальдо закатил глаза. За кого эти психи его принимают?
— Я сожалею, но нет, мистер Даэ, — сказал он, поглядывая на стелящийся по стойке дым. — Мне тридцать пять лет, а не пятнадцать, я не желаю искать внутри себя ни антихриста, ни Иисуса, а в планах на завтра у меня — бухгалтерия ресторана. К тому же я видел слишком много фильмов ужасов, которые начинались вот так.
— Тогда хотя бы выпейте на дорожку. Один бокал, — Даэ радостно поморгал.
Ригальдо было лень с ним дискутировать. Он решил, что пора прощаться с этими обкуренными последователями YOLO и ехать искать другой бар. Поэтому он бросил на стойку витую трубочку для коктейля и, запрокинув голову, в два глотка прикончил опалесцирующую жидкость.
Мир расцветился сумасшедше-яркими красками и стал кристально-ясным — так, что заболели глаза.
Ригальдо тряхнул головой, как выбравшаяся из пруда собака, и одурело подышал:
— Ого!
— Вот так-то лучше! — подмигнул Даэ. — Я слышу чпоканье открывающихся чакр. Знаете что? А давайте лучше продолжим в моем лимузине!
Ригальдо не нашел причин протестовать. Не чувствуя ног — тело вдруг стало воздушно-легким — он вышел на крыльцо, и голова у него закружилась от густого влажного воздуха, пропитанного запахами смога, воды и жареных хот-догов. Сиэтл обрушился всей своей дождливой темнотой, стуком капель по навесу, гудением автомобилей, яркими вспышками огней. Ригальдо вдохнул его полной грудью, чему-то обрадовался и подумал: «Надо еще выпить».
Подъехал, шурша шинами, длинный лимузин. Ригальдо смотрел на него в каком-то радостном отупении. Но когда из салона выпорхнули две блондинки и с одинаковыми холодными улыбками вытянули вперед руки, держа гавайские гирлянды, в его сознании в последний раз мигнула лампочка осторожности, и он шарахнулся в сторону:
— Орхидеи?..
— Нет, плюмерии, — ухмыльнулся Даэ и подтолкнул его в спину. — Намасте!
Тяжелая, сладко пахнущая лея опустилась Ригальдо на шею. Блондинка многозначительно подмигнула и распахнула перед ним дверь.
— Красную или синюю таблетку? — хихикнул Рубель. Ригальдо успел показать ему средний палец, прежде чем нырнуть вслед за Даэ в пахнущее натуральной кожей и кальяном лимузиновое нутро.
Вечер пятницы Ригальдо встречал, надираясь после работы в баре на Двенадцатой авеню. Снаружи шел дождь, накрывший, как колпаком, улицы. Ригальдо вылез из такси слишком рано, до тошноты устав толкаться по пробкам, и за пять минут пути пешком безобразно промок. Теперь черная пятничная водолазка противно липла к шее и между лопаток. Ригальдо оттягивал ворот, крутил головой. Все раздражало: и улыбчивый бармен, и томные взгляды немолодой девушки на соседнем месте у стойки, и слишком громкий звук «плазмы» в углу. А больше всего — понимание, что он в ловушке, и этот скучный пьяный вечер — всего лишь вялая попытка сохранить лицо.
Прошло уже два дня после ссоры у озера, а они с Исли так и не помирились, хотя Ригальдо, затолкав поглубже свою гордость, сразу же извинился в сообщении. Ответа он не получил. Исли вернулся домой к полуночи, молча разделся в темноте и вытянулся на своей половине кровати, и через некоторое время сонно задышал. Ригальдо лежал, варясь в коктейле вины и обиды, к которым примешивались злость и страх, и еще возбуждение — от близости Исли как-то вдруг разом вспомнилось, что у него были другие планы на ночь. Хер моментально встал до потолка. Ригальдо помаялся и сжал себя, со стыдом и злорадством представляя, что это рука Исли. Ему хватило всего нескольких движений. Он содрогнулся всем телом, вытер ладонь о край простыни и с облегчением заснул. Наутро в спальне отчетливо пахло спермой. Исли выразительно косился, но молчал. Пока он одевался, Ригальдо ушел в гостиную, упал на диван — и обнаружил у себя под задницей айфон. Похоже, Исли просто забыл его, и он пролежал здесь всю ночь, рядом с котом. Вечернее сообщение значилось непрочитанным. Поколебавшись, Ригальдо просто его удалил.
Все эти дни он постоянно мысленно разговаривал с Исли. Дошло уже до того, что он расселил их на разные половины дома. На одной жил он сам с котом, на другой — Исли с гипотетической девочкой, которую Ригальдо представлял, как дремлющую личинку Чужого, из которой вот-вот вылупится лицехват.
— Я не хочу брать на себя ответственность за ребенка, — пожаловался он стакану и прижал его холодную гладкую поверхность к щеке. Бармен расстарался: джин пах дымком и «Эрл Греем». — Это как ураган Катрина. По-моему, безопаснее крокодила завести…
— И совершенно верно! — хихикнули справа. — Я тоже считаю, что человеку с потребностью к размножению стоило бы жениться на прекрасной Терезе Лафлер. И мир бы обрушился, не выдержав совокупной красоты их потомков!
Ригальдо остолбенел, а затем обернулся, готовясь выплеснуть остатки джина в чужую рожу.
В приглушенном барном свете блеснули стекла очков.
— Рубель!
— Боже, зачем делать такое трагическое лицо, — вполголоса сказал Блэкмэн-младший. — Я уже вижу себя на дне бухты Эллиот в черных полиэтиленовых мешках. Кусками, — Рубель заерзал на стуле, отклячив тощую задницу в черных джинсах. — Это была шутка, если что.
— Проваливай, — посоветовал Ригальдо, сжимая стакан. Было чертовски неловко, что его застали в момент слабости, и кто — Рубель Блэкмэн, у которого язык как помело. Ригальдо не видел его уже очень давно и не горел желанием встречаться еще столько же, особенно таким образом.
— Мой юный друг иногда бывает не очень тактичен, — каркнул над ухом у Ригальдо другой голос. Он оглянулся посмотреть, кто и с какого укура может называть тридцатишестилетнего лысого Рубеля юным, и уперся взглядом в сияющую безобразную физиономию Даэ. Тот подмигнул ему поверх бокала с коктейлем. — Мы совершенно не хотели вас уязвить.
Ригальдо едва не вздрогнул: Даэ подкрался абсолютно беззвучно. Теперь они с Рубелем зажимали его с двух сторон. Даэ растянул губы в ухмылке, вывалил длинный язык и, как хамелеон, втянул в рот оливку. Подсматривающая за их троицей тетка пискнула и, подхватив клатч, испарилась. Ригальдо цинично подумал, что та упустила шанс обаять мультимиллиардера. Для своего возраста Даэ выглядел подозрительно свежо — если, конечно, так можно сказать о чуваке с рубцовым месивом вместо половины лица.
Даэ поймал его взгляд и с шумом всосал коктейль через трубочку. Рубель довольно пялился, потирая впалые щеки.
Ригальдо внезапно подумал о том, что, возможно, они любовники. Все его чувство прекрасного немедленно в ужасе съебалось на задворки сознания. Он постарался, чтобы лицо ничем не выдало его.
— Отличное самообладание, юноша, — хихикнул Даэ, и Ригальдо все-таки пролил остатки джина на стойку. Пока бармен наводил порядок, Даэ ухватил Ригальдо под локоть своей тонкой, но неожиданно твердой лапкой, и задушевно сказал:
— А пойдемте-ка в кулуары. У нас там паровой коктейль.
Ригальдо не хотел в кулуары. Ригальдо не хотел никуда с Даэ. Но слать самого перспективного из партнеров, на проекты которого они с Исли ставили, как на призовую лошадь, было недальновидно, поэтому он выкрутил локоть из его руки:
— Прошу меня извинить, но сегодня я предпочел бы провести вечер в одиночестве.
Рубель гаденько заулыбался, а Даэ, глядя на Ригальдо одним совершенно трезвым и другим совершенно кривым оком, невозмутимо выдал:
— В одиночестве, мой друг, вечером в пятницу только дрочить хорошо.
Ригальдо порадовался, что уже ничего не пьет. Его заворожила мысль, что он бы наверняка захлебнулся, и Даэ по широте душевной принялся бы оказывать ему реанимационные мероприятия.
В баре стало душно, или это просто Ригальдо вспотел. Он дернул ворот и сказал:
— Не думаю, что альтернатива так уж хороша. Не ожидал встретить вас в таком простом месте. А где верблюды, наложницы и мраморные вазы с коноплей?
Полоумный инвестор наблюдал за ним со странной ухмылкой, а потом доверительно пробормотал:
— Помню, как в 2008, когда рынок ценных бумаг лопнул, этот бар был полон пьяных, нервных брокеров, ожидающих закрытия иностранных рынков. Казалось, весь деловой Сиэтл приперся сюда, пьет и истерит; каждый из них оставил в офисе одного-двух наблюдателей, и все ждали звонков с биржи, словно новостей с фронта. Я тоже был здесь, — Даэ мотнул подбородком в сторону «кабинетов». — Вскоре после комы. Сидел вон там, весь в бинтах. Мне нельзя было алкоголь из-за препаратов, но я пил все, что мог всосать через трубочку. Смотрел на весь этот финансовый апокалипсис и смеялся, смеялся, смеялся. Так что это место мне в некотором смысле дорого. Здесь я наблюдал, как гибнет американская экономика, в то время как я сам должен был сдохнуть — но жил.
Ригальдо вежливо поднял брови.
— Мистер Даэ, вы фаталист или оптимист?
— Нет, мистер Сегундо, — Даэ радостно сверкнул фарфоровыми коронками. — Я программист. Холистический. Я считаю, Вселенная сама приводит нас в точки наибольшей информационной вероятности наилучшего развития того или иного события. Надо только правильно прочитать ее код.
Ригальдо ощутил безбрежное раздражение в адрес Исли. Сидит дома перед камином, гладит кота. Если бы он не поехал кукушкой в своем желании играть в «Энн из Зеленых крыш», этот дождливый вечер мог бы пройти по-другому. Ригальдо сейчас жарил бы стейки, готовился смотреть какую-нибудь бодрую страхоту. А вовсе не слушал бы бредни свихнувшегося Даэ.
— И что код Вселенной пишет прямо сейчас? — спросил он, опираясь локтем на стойку.
— Что прямо передо мной сидит молодой человек в приступе меланхолии, — победно сказал Даэ. — Которая в данном случае есть не что иное, как неслучившийся бунт. Вы бунтовали в пубертате, мистер Сегундо?
Черт знает как, но в руке у Ригальдо сам собой появился высокий дымящийся бокал. Ригальдо посмотрел на него с некоторым сомнением.
Бунтовал ли он? Нет. Ему было некогда. В старшей школе Ригальдо просто ненавидел весь мир, кроме тетки, искал работу и готовился поступать. А потом только въебывал, как в каменоломне. Он был типичным яппи, ориентированным на карьеру. Он пробовал бунтовать против Исли в начале их отношений, но тот очень быстро стал занимать слишком много места в его жизни и иногда ощущался необходимым, как воздух.
А теперь этот человек тащил в их жизнь маленького ребенка.
При мысли об этом Ригальдо испытывал даже не гнев — тоску.
— Проблема молодых людей вашего круга, — проворковал Даэ, глядя поочередно то на Ригальдо, то на Рубеля, который внимал, кивая, как заведенный, — в том, что вы сразу вылупляетесь слишком взрослыми. Циничными, прагматичными, аполитичными, стерильными, как лабораторное стекло. Обычно мне импонирует этот подход, но сегодня ваш код Вселенной пишет, что вам прямо-таки необходимо отпустить своих внутренних демонов. Как насчет того, чтобы ненадолго почувствовать себя безответственной молодежью?.. Открыть чакры, выкопать себя из дерьма золотой лопатой, впустить немного свободы?
— Мне кажется, я и раньше вел себя достаточно безответственно, когда чередовал «спиды» с шампанским, а субутекс с субоксоном, — хихикнул Рубель.
— Как долбоёб ты себя вел, отрок, — ласково произнес Даэ. — Глупая вакуоль.
Ригальдо закатил глаза. За кого эти психи его принимают?
— Я сожалею, но нет, мистер Даэ, — сказал он, поглядывая на стелящийся по стойке дым. — Мне тридцать пять лет, а не пятнадцать, я не желаю искать внутри себя ни антихриста, ни Иисуса, а в планах на завтра у меня — бухгалтерия ресторана. К тому же я видел слишком много фильмов ужасов, которые начинались вот так.
— Тогда хотя бы выпейте на дорожку. Один бокал, — Даэ радостно поморгал.
Ригальдо было лень с ним дискутировать. Он решил, что пора прощаться с этими обкуренными последователями YOLO и ехать искать другой бар. Поэтому он бросил на стойку витую трубочку для коктейля и, запрокинув голову, в два глотка прикончил опалесцирующую жидкость.
Мир расцветился сумасшедше-яркими красками и стал кристально-ясным — так, что заболели глаза.
Ригальдо тряхнул головой, как выбравшаяся из пруда собака, и одурело подышал:
— Ого!
— Вот так-то лучше! — подмигнул Даэ. — Я слышу чпоканье открывающихся чакр. Знаете что? А давайте лучше продолжим в моем лимузине!
Ригальдо не нашел причин протестовать. Не чувствуя ног — тело вдруг стало воздушно-легким — он вышел на крыльцо, и голова у него закружилась от густого влажного воздуха, пропитанного запахами смога, воды и жареных хот-догов. Сиэтл обрушился всей своей дождливой темнотой, стуком капель по навесу, гудением автомобилей, яркими вспышками огней. Ригальдо вдохнул его полной грудью, чему-то обрадовался и подумал: «Надо еще выпить».
Подъехал, шурша шинами, длинный лимузин. Ригальдо смотрел на него в каком-то радостном отупении. Но когда из салона выпорхнули две блондинки и с одинаковыми холодными улыбками вытянули вперед руки, держа гавайские гирлянды, в его сознании в последний раз мигнула лампочка осторожности, и он шарахнулся в сторону:
— Орхидеи?..
— Нет, плюмерии, — ухмыльнулся Даэ и подтолкнул его в спину. — Намасте!
Тяжелая, сладко пахнущая лея опустилась Ригальдо на шею. Блондинка многозначительно подмигнула и распахнула перед ним дверь.
— Красную или синюю таблетку? — хихикнул Рубель. Ригальдо успел показать ему средний палец, прежде чем нырнуть вслед за Даэ в пахнущее натуральной кожей и кальяном лимузиновое нутро.
0
0