Пробуждение было чудовищным.
Сомкнутое веко грел солнечный луч, Ригальдо даже сквозь сон его чувствовал, но стоило моргнуть и попытаться открыть глаз — и в голове, по ощущению, сдетонировала бомба.
— Ой, мама, — сипло прошептал Ригальдо и задышал, как вытащенная из воды рыба. — Блядь.
Он перевернулся на живот и тяжело встал на четвереньки, пытаясь осознать свое положение в пространстве.
Не с первой попытки, но ему удалось прочитать коды Вселенной. Вселенная утверждала, что он лежит на полу собственного ресторана, укрытый белоснежной скатертью из кладовой. Солнечный луч светил сквозь восточные окна. На наручных часах Ригальдо было почти семь.
— Сука, — пробормотал он, беспомощно озираясь. Его потряхивало, сушняк был неимоверный, а голова казалась чугунной — настолько, что хотелось прислонить ее к ножке стола. Еще он отлежал руку, и у него болела правая ягодица. Противно и тупо ныла, будто замороженная. Через ткань брюк в том месте ощущался какой-то непонятный желвак, хрустящий под пальцами, как полиэтилен.
Ему была нужна вода. Ригальдо, пошатываясь, встал и как зомби двинулся в ресторанную кухню, отмечая по пути незапланированные новшества в интерьере: горы конфетти и серпантина на полу, бутылки из-под вина и мятые, истоптанные цветочные гирлянды, забытое на стуле страусиное боа, туфельку со сломанным каблуком, грязные бокалы. Как будто бы ночью здесь проходил мальчишник со стриптизом. На эту мысль его навели мужские трусы цвета хаки, кокетливо повисшие с края стола. Ригальдо брезгливо ухватил их через салфетку и выбросил в мешок для отходов. Потом огляделся и застонал от головной боли пополам с ужасом.
Кухня была уделана так, словно ночью в ней резвился маньяк. Она, как и зал, носила следы безудержной пьянки. На одном из разделочных столов стояли гигантский бак, судя по открытым бутылкам рядом, с самопальной «отверткой», и кастрюля, дно которой покрывала засохшая травянисто-сиропная масса. В помещении витал крепкий запах конопли.
Временно запретив себе думать, Ригальдо проковылял к мойке. На кран с холодной водой был наколот бумажный лист. На нем красовалось послание, выведенное бисерным почерком Даэ:
«Мистер Сегундо, я настоятельно не рекомендую вам пить воду. Набор химических элементов, которые вы употребили за эту ночь, может непредсказуемо прореагировать с Н20. В большом холодильнике слева вы найдете бодрящий органический йогурт по моему собственному рецепту, который восполнит дегидратацию и временный дефицит в минералах и аминокислотах…»
Разумеется, Ригальдо эти наставления проигнорировал. Он сорвал с крана записку, включил ледяную воду и, постанывая, принялся пить ее и плескать горстями в лицо. И, разумеется, ему немедленно стало плохо. Ригальдо почувствовал, что его снова повело. Он тяжело шагнул в сторону и упал на табурет. Мысли ворочались в голове, мутные и тяжелые. Медленно подступало ощущение отчаяния: он здесь, больной, слабый, не соображающий, а скоро начнет подходить персонал; его найдут в уделанной какими-то пидорасами кухне, а ведь он только-только перестал ссориться с шеф-поваром — им, двум горделивым мудакам, было во всех смыслах тесно друг с другом. Ригальдо нашарил на столе взглядом грязный фирменный нож, принадлежащий Анри, и мученически прикрыл глаза. Нельзя трогать чужие ножи, это все равно что цапнуть за член повара. Этим-то ножом его и прирежут.
Он поднял к лицу мятое послание Даэ и попытался вчитаться в расплывающиеся строки: «…об остальных участниках вечеринки прошу не беспокоиться: все очень довольны и выразили глубокую благодарность и уверения в том, что будут молчать…».
— Все?.. — прохрипел Ригальдо и потер лоб. — Кто это, блядь, «все»?!
«…я взял на себя смелость уничтожить все медиа-файлы. На столе в вашем кабинете вы сможете найти урну с прахом вашего отца. Пингвинов я вернул обратно в зоопарк…»
— А-а-а, — Ригальдо застонал и прижался щекой к холодной стенке холодильника. Пингвины. Урна. Каша из конопли.
Похоже, он хорошо прорастил «дерево свободы» и вволю набунтовался против семейных ценностей Исли.
Господи, Исли!..
Не в силах впустую страдать дальше, он рванул дверь холодильного шкафа. Между упаковками с зеленью скромно притулилась стеклянная банка без этикетки с густой белой массой. У Ригальдо не было ни одного цензурного предположения, что это могло быть. Поймав свой желудок, трепыхнувшийся под самое горло, он дрожащими руками развинтил банку и, зажмурившись, выхлебал через край ее содержимое.
Внутри оказался йогурт. Может, у него и был какой-то слегка химический вкус, Ригальдо не анализировал, обрадовавшись уже тому, что смог удержать подарок Даэ в желудке.
Подействовало почти сразу. Клэр бы сказала, «на конце иглы».
Его перестало штормить, странным образом утихли и дрожь, и ужасный сушняк. В голове сделалось прохладно и словно бы продезинфицированно.
Поистине, Даэ мог бы еще раз чудесным образом обогатиться на своем антипохмельном средстве, как он обогатился на программном обеспечении.
Сквозь эту вновь обретенную прохладу к Ригальдо начали возвращаться воспоминания о прошлой ночи. Он взвыл, как укушенный в задницу кот.
Он помнил заваливающееся в его сторону колесо обозрения, помнил, как хохотал, указывая на него. Помнил, как Рубель по пояс высовывался из окна лимузина и махал шляпой, крича: «Я матерь драконов!». Помнил, как они пили и жрали таблетки под дождем на одном из пирсов; какой-то затесавшийся в их компанию моряк все норовил стащить с Даэ черный тюрбан, а тот вежливо отказывался, указывая себе за спину: «Нет-нет, нельзя, у меня там воображаемый враг». Среди этой вакханалии, как вспышка, пришло воспоминание: блондинки на территории городского колумбария, мокрые, под дождем, старательно пытающиеся не хихикать, а он, сжимая кулаки, орет на урну с Харви Смитом: «Это ты виноват, ты не научил меня отцовской любви!»…
Ригальдо снова потребовалось опуститься на стул.
Пингвинов он не помнил, — может, и к лучшему. У них и без того был очень долгий вояж. Там было что-то, связанное с музыкой. Ригальдо не был уверен, но, кажется, он… танцевал? Ему почему-то представилась холодная металлическая гладкость в ладонях. Он танцевал у пилона?..
Самым чудовищным было то, что он до сих пор чувствовал — он был все это время счастлив, так счастлив, просто в эйфории. Пьяный, орущий, в обнимку с этими фриками, ведомый куда-то белобрысыми стервами — он был самым гнусным образом горд собой и доволен всем миром, как школьник, нажравшийся на выпускном.
Волшебный антидот Даэ был несовершенен — в истории все еще присутствовали тревожащие провалы. Чувствуя настоятельную потребность отлить, Ригальдо поплелся в сортир. И там, озадачившись, наконец, что же его так настойчиво беспокоит, он обнаружил на правой ягодице наколку. Вывернув шею, Ригальдо в ужасе обозревал в зеркале красную, воспаленную кожу под нашлепкой из пищевой пленки, и знак, смутно похожий на скандинавскую руну. У него не было ни малейших сомнений, что его никто к этому не принуждал.
— Пиздец, — глубокомысленно сказал он вслух, и тяжело оперся о стену. Где и когда?! И что теперь делать? Такую херню невозможно скрыть от человека, с которым спишь!
Тут его вдруг бросило в пот от простой и ужасной мысли, настолько чудовищной, что голова закружилась. А что, собственно, Даэ получил от всего этого праздника? Какой у него был профит? Если сегодня Ригальдо с восторгом дал выбить на себе татуировку, что он, обдолбанный, еще мог безропотно дать?..
Зажмурив глаза и ненавидя себя до ужаса, он завел руку за спину и сунул в себя палец. И с облегчением выдохнул. Ни повреждения, ни следа смазки на пальцах.
— Вы все-таки настоящий пидор, мистер Сегундо, — буркнул он, моя руки перед зеркалом. — Нормальный бы человек первым делом проверил свои счета. Хотя, это же Даэ. Что ему ваши скромные сбереженья…
Зеркало отражало королеву драмы. Бледный, вспотевший, мятый, морда небритая. Опухшие веки и красные склеры. Как он теперь посмотрит в глаза Исли?..
Кстати об Исли.
Вернувшись на кухню, он проверил свой телефон. Журнал сообщений и все звонки были тщательно вычищены. Неясно, общались ли они ночью…
Он отыскал на полу смятое послание от Даэ, разгладил и заставил себя дочитать.
«…Роксана и Касси тоже передают вам привет. Отличный ресторан, надо будет зайти сюда трезвым. Надеюсь, вам понравилось быть молодым и свободным. Если захочется повторить — обращайтесь. P.S. После моих коктейлей не рекомендуется управлять транспортным средством двадцать четыре часа».
«Понравилось? — подумал Ригальдо, тупо глядя на разгром перед собой. — О да, понравилось. Хотел бы я повторить?»
Перед глазами само собой всплыло зрелище — голые Рубель и Даэ с симметричными татуировками на полтела, трясущие хуями в ритме румбы на столе, и две блондинки, страстно поющие в микрофон дуэт Призрака и Кристины.
«Я хочу к Исли, — твердо подумал Ригальдо. — И как можно скорее».
Но у него оставалось еще одно важное дело, которое он должен был сделать сам, в знак признания себя разумным и взрослым.
Он включил вытяжку, сходил в санитарную комнату за перчатками и моющим средством и принялся отмывать ресторанную кухню от последствий своей ночной гульбы.
0
0