Мотор «Марии» заглох, когда они были на другой стороне озера. Лаки немного покопался в нем, потом смущенно плюнул и пообещал, что заберет с собой, разобраться вместе с приятелем. Обратно они с Исли гребли, поочередно сменяясь на веслах. Исли устал, но в целом ему было хорошо. Он все это любил: холодный воздух, гулкую озерную тишину, отражения низких серых облаков и ровный плеск весел, погружающихся в воду. Они с Лаки видели выдру; она деловито плыла, выставив усатую морду из воды. Должно быть, охотилась на уток, которые в марте снова оккупировали озеро. Лаки попытался ее сфотографировать и чуть не вывалился за борт.
— Что? — виновато сказал он, тыкая мокрыми пальцами в телефон. — Зато зацени, какая инсталляция: жопа утки, выдра, весла и твоя голова!
Быстро смеркалось, температура, кажется, падала с каждой минутой. Соседские дома на противоположном берегу стояли сонные, темные и как будто нежилые; по выходным их владельцы всегда уезжали в Сиэтл. Сквозь сосны ярко светился только собственный дом Исли. По мосткам по-хозяйски расхаживал кот.
— Ригальдо сегодня прямо на себя не похож, — прокомментировал Лаки. — Ни разу не позвонил, чтобы спросить: «Ну что, вы еще не утопли?»
«Плохой признак», — подумал Исли, но заговорил о другом:
— Останешься на ужин?
— Не, — Лаки тряхнул головой. — Обещал отпустить няню пораньше. Клэр сегодня на сутках. Я говорил, что она вышла на работу?
Исли кивнул. Клэр решила, что три месяца — более чем достаточно, чтобы Заки можно было оставлять с няней. Лаки признался, что на нее произвели сильное впечатление последствия взрывов в «Сауз Кингдом», да и вообще, не хотелось терять навыки. Лаки ее полностью поддержал, а вот патриархальные родители осуждали.
У Исли были свои соображения по этому поводу.
— Я уважаю желание Клэр скорее вернуться в резидентуру, — медленно начал он, когда они аккуратно швартовались к мосткам. — Она большая молодец. Но Заки, он еще такой хрупкий и маленький…
— Я расскажу тебе смешное, — фыркнул Лаки. — На первом дежурстве Клэр сразу достался придурок, который засунул палец в кухонный измельчитель. Потом бомж с гангреной и беременная с аппендицитом. А ночью она позвонила мне и сказала: «Ох, Лаки, я так отдохнула! Ты как, очень устал?»
— Я понял, — сказал Исли, переварив. — Пожалуйста, не рассказывай это Ригальдо.
— Из-за адопции?
Исли едва не упустил в воду цепь, которую приготовил, чтобы пристегнуть лодку.
Лаки загадочно ухмылялся.
— Только не надо держать меня за идиота, — наконец сжалился он. — У тебя в гостиной лежали буклеты департамента социального обеспечения. Конечно, может быть, это бумаги Джоанны или вашего кота…
— Ригальдо меня убьет, если ты проболтаешься, — капитулируя, поднял руки Исли. — Я обещал ничего не говорить. Для него это…
–…пиздец отважный квест, — Лаки перестал лыбиться, сделался непривычно серьезным. Они помолчали, и он вздохнул: — Не буду к вам заходить, а то, боюсь, он меня спалит. Просто скажи ему, что он очень крут. Пускай не парится. Всех приличных людей когда-то тоже усыновили…
— Это кого?
— Ну, не знаю… Супермена, Моисея, принцессу Лею!
Кот заорал с мостков, заметался, не в силах вынести тот факт, что хозяин мало того, что забрался без него в лодку, так еще не спешит из нее выбираться, стоит и ржет, нахал.
Когда Исли, чувствуя гигантское облегчение, что Лаки отреагировал так просто, протянул к Симбе руки, кот сиганул ему на плечо, заставив пошатнуться, а сам урчал сильнее, чем лодочный мотор.