Правду я начала выкладывать по порядку, начиная первого прихода Алиции ко мне. Не тот маляр майора потряс, хотя и не так сильно, как я опасалась. Все же майор — кремень, его не сокрушила даже фаршированная колбаса (а я и в этом призналась). Он только как-то странно посмотрел на Дьявола, а тот ответил таким же нечитаемым взглядом. Их переглядывания мне активно не нравились.
— С кем в Дании ваша подруга поддерживала наиболее близкие знакомства?
— В вот этого я вам не скажу! Она пробыла там намного дольше меня. Я знаю некоторых ее коллег, жениха, наших благодетелей — то есть то семейство, которое нас пригласило и приютило, — и еще массу знакомых уже из моего круга. Ну и еще кое-кого… Правда, трудно сказать, что я его именно знаю…
Перед моим мысленным взором предстала сцена из недавнего прошлого. Раз уж я решилась рассказать им всю правду…
… Мы сидели в доме на площади Святой Анны на четвертом этаже, а кто-то поднимался по лестнице.
Алиция разбирала старые счета, а я красила ногти фирменным лаком от Элизабет Арден, купленным только вчера и ужасно дорогим. И как раз собиралась сказать, что за такую цену ему стоило бы быть получше. Но тут Алиция подняла голову и приложила палец к губам.
Кто-то поднимался по лестнице. Миновал второй этаж и подходил к нашему. Алиция замерла над своими бумагами, я тоже застыла с кисточкой наперевес, хотя и не понимала: чего мы боимся? Шаги затихли под нашей дверью. Секундой позже в дверь постучали.
Я посмотрела на Алицию, и та отчаянно замотала головой, снова прижимая палец к губам. В дверь снова постучали. Я вернулась к недокрашенному ногтю, трезво рассудив, что шума мое занятие не производит, а лак может и засохнуть. Алиция сделала страшные глаза и погрозила мне кулаком, я в ответ постучала пальцем по лбу, намекая, что она несколько преувеличивает размер опасности. Человек за дверью тут же откликнулся, снова постучав, а потом пальцем по лбу постучала уже Алиция — сама, мол, такая. Так мы все трое и перестукивались попеременно, пока человек за дверью не сдался и не пошел вниз. Когда его шаги затихли на первом этаже, Алиция шепнула мне: «Покарауль!» и метнулась в прачечную, чтобы посмотреть во двор через затемненное окошко. Я же честно сторожила на лестнице, пока она не вернулась.
— Кто это был? — спросила я потом.
— Так, один мерзкий типчик, — бросила она с такой яростью, что сразу стало понятно: дверь она ему не откроет, сколько бы он ни стучал.
— Ну и глупо, — фыркнула я. — У нас свет в окне. Он что, не знает, какое окно наше? Или слепой?
— Я могла забыть выключить свет, когда уходила, — упрямо поджала губы Алиция.
У нас с ней было не принято лезть друг другу в душу, и потому я отступила, признав за Алицией право на личную тайну. Раз не хочет говорить — ее право. Тот тип больше при мне не приходил и ничего про него мне узнать так и не удалось.
Припомнила я и другой случай, тогда не показавшийся мне тревожным, но сейчас… Я тогда целый день названивала Алиции на работу, и там мне отвечали, что ее нет. А я злилась и названивала снова, потому что она была мне нужна позарез и я знала, что она обязана быть на работе. Вернувшись вечером домой, я обнаружила там Алицию и сразу на нее набросилась:
— Где ты пропадала?! Весь день тебе дозвониться не могла! Хотела тебя попросить сигареты купить, а то у меня кончились, а деньги я дома забыла. Придется теперь по автоматам бегать…
— Не придется! — беззаботно отмахнулась Алиция. — Я купила. Так и поняла, что это ты звонила. На работе была, просто на звонки не отвечала.
— На мои?
— Да нет, одного типа.
— На женский голос могла бы и ответить!
— Ну да, а вдруг он попросил позвонить какую-нибудь дамочку и ждет рядом, чтобы перехватить трубку? Тебя в нашей конторе не все знают, тем более по голосу.
Больше она тогда ничего не сказала, и теперь остается только гадать, был ли телефонный тип и тип на лестнице одним и тем же типом.
Я описала майору оба эти случая. Будь это просто какой-нибудь избыточно навязчивый ухажер, Алиция бы таких танцев не устраивала и от меня бы не пряталась А тут… Получалось так, что некоторые знакомые Алиции вдруг резко разонравились и она стала всеми силами их общества избегать.
— А тот синий «опель», что вас преследовал? — поинтересовался майор, выслушав меня с большим интересом. — Он не показался вам знакомым? Может быть, вы его уже видели? Или его хозяина?
— Утверждать не возьмусь, но его профиль показался мне знакомым, причем знакомым именно по Копенгагену. Не знаю, как он выглядит в фас, но его перебитый нос я точно где-то уже видела!
— Где, когда, при каких обстоятельствах? — быстро спросил майор.
— Не помню! — ответила я так же быстро. — Сколько ни пыталась вспомнить, ничего конкретного. Да и вообще начала опасаться, не обозналась ли.
Насчет этого типчика с перебитым носом они точно не услышат от меня ни слова, ибо это как раз тот случай, когда молчание золото. Ну, во всяком случае до тех пор, пока я не получу веских доказательств того, что тот невероятный случай имеет отношение к убийству Алиции и может навести на след ее убийц. А иначе буду молчать. И Михал тоже не проговорится, не в его интересах.
— А как насчет общих знакомых? — спросил майор. — Был ли там в то время кто из Польши?
Наших там тогда было мало, и все — люди исключительно порядочные, а потому я назвала их фамилии без малейших угрызений совести. Майор вздохнул.
— Значит, по вашим словам, во время вашего визита в тот вечер никто к пани Хансен не заходил? Жаль. Это могло бы существенно сузить поиски. Кстати, про ваши наблюдения… Ничего странного в квартире вы более не видели? Только то, о чем уже успели рассказать?
— Только.
— А пришли вы к ней якобы для того, чтобы вернуть словари… Кстати, а куда вы их положили?
— На край письменного стола.
— Странно. А нашли мы их в другом месте. Очень, скажем сразу,странном…
— В каком?
Майор молча смотрел на меня и о чем-то думал. Вот и с чего, скажите, им всем так приспичило интенсивно размышлять в моем присутствии? Раньше я, вроде как, никого на это дело особо не вдохновляла, а тут как ни взглянут на меня, так потом сидят и думают!!
Неуютно даже как-то.
— Они были засунуты под диван.
Сперва я просто удивилась — наверное, по контрасту ко всеобщей философской задумчивости.
— Под диван? Но туда зе ничего не влезает! Там же ножки крохотные!
— В том-то и дело. Мы их еле вытащили, а запихнуть было еще труднее. Пани Хансен, конечно, отличалась оригинальностью мышления, но вряд ли она стала бы там хранить учебные пособия. У вас нет никаких догадок насчет того, зачем она их туда сунула?
Философская задумчивость оказалась заразной штукой, теперь и я, похоже, подхватила эту инфекцию. Зачем Алиция могла сунуть словари под диван? Неужели ей показалось мало завещания на стене и она захотела передать мне что-то дополнительно еще и при их помощи?
— Можно мне на них взглянуть?
Майор нерешительно покосился на Дьявола. Дьявол — на майора.
— Как вы полагаете?
Дьявол пожал плечами:
— Двум смертям не бывать.
— Между прочим, я бы тоже хотела хоть что-то понимать из вашего разговора, — мимоходом заметила я.
— Потом объясним, — буркнул Дьявол. — А пока посмотри, сделай милость. Вдруг действительно чего интересного углядишь.
Словари были толстенные, старые, еще довоенные. Один польско-французский, другой польско-английский и наоборот. Одного формата, с одинаковым расположением статей. Я взяла их в руки и начала перелистывать.
Странности начались на первой же странице. Сверху над «А» карандашом было нацарапано: «англ. равно франц. равно польск.». Когда я отдавала Алиции словари в день убийства, никакой записи здесь не было. Перелистала том до конца, но ничего больше в нем не нашла. Зато в английском на полях некоторых страниц обнаружила надписи, тоже карандашом, по виду старые. Только по виду, потому как две недели назад их тоже не было. Пометки не мои, словари я отдала Алиции в день убийства, значит, она одна могла их сделать, да и то лишь в последний вечер! Разве что у самого убийцы крыша поехала, и он вдруг занялся лексическими изысканиями, но и тогда это, наверное, следствию для чего-нибудь да сгодится. Впрочем, почерк походил на каракули Алиции.
Майор озадачился не меньше моего. Стал листать английский словарь, пытаясь разобрать пометки.
— «Число единственное, род женский, дательный падеж», — пробормотал он. — Впервые слышу, чтобы «магазин» был женского рода. Возможно, она пыталась вам что-то передать при помощи особого шифра — так сказать, грамматического?
— Сомнительно, — пожала я плечами. — грамматика всегда наводила на Алицию ужас. Она вечно удивлялась, как это я могу запоминать все эти штуки.
— Там все пометки выглядят точно так же. «Третье лицо, множественное число, презент». Настоящее время. А вот — «подлежащее». А здесь… сейчас, минутку, не разберу почерк… «единственное число, женский род, предложный падеж». Кажется, эти сокращения везде означают одно и то же? «Ед. ч., ж. р., п. пад.». А слово «неопубликованный».
— Предложный падеж неопубликованного? Нет, там же еще и женский род… «В неопубликованной»… «О неопубликованной». Поставить слово в указанной форме несложно, но от этого смысл понятней не становится.
— «Сухожилие, мускул. Женский род, единственное число, творительный падеж», — прочел майор.
— Сухожилием, мускулом, — машинально выпалила я и остро затосковала по добрым школьным временам. — Но там ведь женский род? Мышцей?
— Не знаю, что там с фру Хансен, но я и на самом деле испытываю ужас перед ее взаимоотношениями с грамматикой, — сказал майор.
— Даже для Алиции такое слишком. Наверняка она писала эту галиматью с какой-то задней мыслью. Ну-ка, что там еще?
— «Существительное, единственное число, именительный падеж». Рядом со словом «сопровождать».
Ну вот что она имела в виду?! Если указания адресованы мне, то Алиция явно переоценила мой уровень интеллекта. Черт возьми, что может означать эта китайская грамота?
— Наши шифровальщики разберутся, — сказал майор. — Если тут есть какой-то смысл, конечно. Хотя для профессионалов такие любительские головоломки — сущее наказание.
— Да подождите вы! — запротестовала я. — Уважайте волю покойной. Шифровка явно адресована мне, и я сама должна сообразить, что она думала насчет того, что буду думать насчет этого я. Дайте сосредоточиться.
И я с головой закопалась в словари.
В английском записи были сделаны только в англо-польской части, польско-английская оставалась нетронутой. Я сочла это еще одним подтверждением того, что шифровка адресована именно мне: Алиция знала, что я всегда пользуюсь лишь первой половиной. Учла она и то, что к английскому словарю я обращаюсь гораздо чаще, чем к французскому. И явно рассчитывала, что я все это замечу, а раз так, то и призадумаюсь над несуразностями в ее записях. Ясно, что это «ж-ж-ж» неспроста, так демонстративно упорствовать в своем грамматическом невежестве можно лишь с каким-то умыслом. «Распространенный» в третьем лице множественного числа настоящего времени… Стоп, если времена, значит, имелся в виду глагол? «Распространяют»?.. «Сопровождать» превращается в «сопровождение», но как сделать «мускул» женского рода? Мышца тут явно не то… Глагол…