7 июля 427 года от н.э.с. Исподний мир. Продолжение
Разгуливая по резиденции вдали от кабинета, он страха не чувствовал, но тут подумал, что ещё не рассказал Змаю о Синицынской лавре. И если его тут застанут, то, возможно, рассказывать об этом никому и никогда не придётся. Только Огненному Соколу или третьему легату – в комнате для допросов.
Конечно, кабинет был заперт. Но Волчок подошел к столу секретаря и выдвинул правый верхний ящик – в тишине его шорох показался оглушительным. Он сам клал ключ от кабинета пятого легата в правый верхний ящик стола, под бумаги, – чтобы быстро доставать.
Секретарь Стоящего Свыше делал точно так же. Волчок сжал ключ в руке – на лбу выступил пот. Это не башня Правосудия, где по коридорам расставлена охрана, здесь Стоящий Свыше живёт… Сюда не пускают случайных людей, поэтому нет смысла проверять, нет ли посторонних в кабинете.
Волчок облизнул пересохшие вдруг губы. Другой возможности не будет, поэтому надо пользоваться счастливой случайностью.
Он сунул ключ в замочную скважину – замок щёлкнул на всю резиденцию, и вместо того чтобы быстро проскользнуть в кабинет, Волчок стоял и прислушивался, не явится ли кто-нибудь на звук. Никто не явился, только сердце, провалившееся в пятки, стучало громче, чем щелчок замка.
Бумага лежала на столе – чистая бумага, два листка. Складывалось впечатление, что Стоящий Свыше бывает в кабинете не чаще, чем раз в год. И сегодня заходил сюда, досадуя на неприятную обязанность одобрить новый порядок изготовления бездымного пороха.
Волчок, оглядываясь на дверь, зажёг свечу, непозволительно громко щелкая огнивом: по кабинету потянулся запах жжёной тряпки и воска… Он не ошибся: это была слепая карта, но Волчок без труда узнал и Хстов, и Южный тракт, и Волгород, и замок Сизого Нетопыря, проявившиеся на нагретой бумаге. Прерывистыми линиями обозначались пути перемещения от лавры к лавре.
Что́ собирались перемещать, Волчок с ходу не разобрал, но с минуту смотрел на карту, запоминая каждый штрих. На втором листе бумаги сообщалось о мерах предосторожности, которые намеревались соблюсти гвардейцы, чтобы взрывы больше не повторялись.
Ради этого стоило рискнуть. И теперь нужно было во что бы то ни стало выйти отсюда живым и невредимым. Волчок постоял перед дверью, прислушиваясь, и только потом осторожно её приоткрыл. Нет, поблизости никого не было. Он запер кабинет – замок снова оглушительно щёлкнул.
Выдвинул ящик стола, положил ключ на место и в эту минуту услышал приближающиеся шаги по анфиладе. Не могло же всё пройти гладко от начала до конца – такого везения не бывает. Волчок присел, спрятавшись за широким столом секретаря, – больше деваться было некуда.
И если бы кто-то подошёл к дверям кабинета, то, несомненно, увидел бы Волчка, и тогда придумать сколько-нибудь правдоподобную ложь было бы невозможно.
7 июля 427 года от н.э.с. Исподний мир. Продолжение
Шаги не дошли до приёмной, замерли где-то в книгохранилище. А потом раздались голоса: Свехнадзирающего и третьего легата.
До Волчка долетали только отдельные слова, их разговор явно не предназначался для чужих ушей. Сверхнадзирающий вполголоса распекал третьего легата, и Волчок слышал: «старик», «слабое сердце», «волкобой», «слепому видно».
Разговор длился недолго, сначала, звеня подковками на сапогах, книгохранилище покинул третий легат, а потом потихоньку (как кот на мягких лапах) ушел и Сверхнадзирающий. Волчок постоял ещё минут пять – чтобы выровнялось дыхание и перестало так сильно биться сердце, – и направился к лестнице, снова стараясь незаметно проскальзывать через распахнутые настежь двери анфилады.
И перед тем как выйти на лестницу, тоже немного подождал, но голоса раздавались выше, и шагов по ступеням не было слышно. Он шагнул на мраморную площадку перед обеденным залом и тут же нос к носу столкнулся с первым легатом гвардии. Откуда тот взялся? Как подкрался к дверям? Зачем?
– Ты что там делал? – загрохотал первый легат на всю резиденцию, и на каменной лестнице его зычный голос прозвучал особенно гулко и устрашающе. Вообще-то он любил поорать.
– Я? – Волчок слегка растерялся.
– Смирно стоять! Распустился! Я не пятый легат и не потерплю вольностей! Отвечай чётко, как положено, и нечего мне мямлить!
– Я смотрел книги в книгохранилище, – ответил Волчок, вытянувшись.
– Кто тебе разрешил там появляться?
– Я ждал господина Красена, и мне нечем было себя занять.
– Ах, тебе заняться было нечем? Так я быстро найду тебе занятие! Как тебе пришло в голову разгуливать по резиденции Стоящего Свыше? Как ты посмел без разрешения выйти из обеденного зала? Ты кем себя вообразил? Что себе позволяешь? Привык, что тебя выгораживают?
Волчок немного опустил голову, изображая раскаянье, но на этом заработал лишь оплеуху.
– Я сказал, стоять смирно! – рявкнул первый легат. – И глаза свои наглые не прячь! На меня смотри!
Ну нравилось ему, чтобы перед ним стояли навытяжку и дрожали от страха. Волчок, как ни старался, страха изобразить не мог. После допроса у третьего легата шумный гнев первого казался несерьёзным, смешным даже, и, наверное, усмешка промелькнула в глазах Волчка, потому что он тут же получил вторую оплеуху.
– Что надо ответить?
А разве надо отвечать? Волчок подумал секунду, а потом сообразил.
– Во имя Добра! – отчеканил он бодро. Бодрость в голосе первому легату тоже не понравилась.
– Десять горячих и две недели в бригаде штрафников! – гаркнул он, и тут на лестнице, пролётом выше, появился Красен со странно одетым чудотвором.
– Во имя Добра! – не менее бодро ответил Волчок.
– Завтра к шести утра явиться в казармы, я сам проверю! Чтобы в другой раз неповадно было! Да как такое в голову могло прийти! Это же уму непостижимо: разгуливать здесь от нечего делать!
Первый легат успел сказать ещё несколько слов, прежде чем Красен подошел к нему сзади и тронул за плечо:
– Ещё две недели в бригаде штрафников – очень удачно. Тем более что по твоему приказу Жёлтый Линь отбывает наказание в моём распоряжении. А десять горячих я отменяю.
– По какому праву? – оглянулся первый легат.
– Мой приказ может оспорить только Стоящий Свыше, – ответил Красен. – Не будем тревожить больного человека по пустякам. И в чем, собственно, дело? Почему ты орёшь на моего секретаря? Бьёшь по лицу?
– Он шатался тут без дела, я застал его в книгохранилище! – прорычал первый легат.
– И только-то? – усмехнулся Красен. – Волче, пойдём. Проводим господина Названа до портала.
Лишь усевшись в карету и наглухо закрыв двери, Красен поглядел на Волчка и процедил сквозь зубы:
– Ты с ума сошел? Шататься по резиденции Стоящего Свыше? Да ещё в тот день, когда кто-то пытался его отравить? Ты представляешь себе, что это за место? Да тебя на куски порвут, если что.
– Если что́? – угрюмо спросил Волчок.
– Хоть бы изобразил искреннее раскаянье… – проворчал Красен мирно. – Что тебе не сиделось на месте?
Волчок пожал плечами:
– Все ушли. Я стоял на лестнице, заглянул в дверь – а там книги. Посмотрел немного.
– И всё?
– Ну… А тут как раз третий легат и Сверхнадзирающий пришли поговорить без посторонних…
– Хорошо, что об этом не знал первый легат, а третий уже уехал. Иначе бы ты двумя пощечинами не отделался. Впрочем, всем, кроме Стоящего Свыше, ясно, что отравление – дело рук третьего легата. Это не тайна за семью печатями. Потом расскажешь мне, о чем они говорили, ладно?
– Ладно, – ответил Волчок.
Вблизи наряд незнакомого чудотвора – господина Названа – казался еще необычней и смешней.
* * *
– Мамонька, это я, – раздался голос из-за двери, и Спаска кинулась отодвигать засов.
Волче не успел войти, как она тут же утонула в его объятьях, вдохнула знакомый запах, потерлась щекой о плечо – колокольчик над ними звенел и звенел. И не хотелось думать о том, что завтра она уедет в замок, что осталась только одна ночь – ведь эта ночь ещё даже не началась, зачем же думать о том, что она закончится?
Спаска не сразу заметила, что одной рукой Волче задвигает засов, – она бы и не вспомнила об открытых дверях… Он всегда думает о ней, он надёжный, с ним безопасно.
– Извини, маленькая моя… Мне надо срочно поговорить с твоим отцом.
– А поужинать? – спросила Спаска.
– А потом поужинать, – он улыбнулся.
Спаска осталась внизу: вздыхать и ждать, когда Волче вернётся. Ей очень нравилось самой подавать ему еду, будто они уже были мужем и женой. Ах, если бы не надо было уезжать в замок, если бы она могла каждый день встречать его со службы! Какое это было бы счастье…
Но вниз Волче спустился вместе с отцом, который ещё на лестнице закричал мамоньке:
– Любица, накрывай на стол, доставай вино.
– Ты ведь ужинал! – отозвалась та.
– Ну и что. Ещё раз поужинаю. Мне хочется выпить.
– Тебе всегда хочется выпить, – проворчала мамонька.
Вслед за отцом в трактире показался и зевавший Йока Йелен.
– Само собой, но сейчас у меня есть повод, – ответил отец.
– Что, может, праздник какой случился? – Мамонька высунулась из кухни.
– Ну, праздник не праздник, но повод выпить есть. Кроха, можешь поцеловать Волче – поцелуй царевны он сегодня заслужил точно.
Спаска даже удивилась, почему отец не старается с Волче поссориться – ведь в последнее время только и делал, что придирался к нему. Но всё равно обрадовалась: может, отец всё понял? Передумал?
– Сейчас я вам ужин принесу, – приподнявшись на цыпочки, шепнула Спаска Волче в ухо. Он кивнул.
Мамонька, не ожидавшая ещё одной трапезы нынче вечером, ворча направилась в погреб за балыками и вином, а Спаска достала из печки горшок с томившимся рассольником – она сама его заправляла, мамонька только сварила утку.
Снаружи печь почти остыла, но внутри ещё сохранилось немного жара, и Спаска положила в неё горбушку белого хлеба, который с утра успел зачерстветь. Это мамонька её научила: если хлеб совсем немного погреть, он снова будет пышным и пахучим.
– Ты неси, неси Волче ужин, – сказала мамонька, выбираясь из погреба. – Он-то небось голодный, не то что твой отец.
Когда Спаска вышла из кухни, все уже сидели за столом.
– Вот так, значит? – Отец посмотрел на неё исподлобья, когда она поставила горшочек с рассольником перед Волче. – А мы с Йокой Йеленом от голода умирай?
– Татка, мы же ели два часа назад! – засмеялась Спаска. – Сейчас мамонька вино принесет. И балык порежет.
– Я же говорю: кому-то сухомяткой давиться, а кому-то рассольник хлебать…
Волче кашлянул и отодвинул от себя горшочек.
– Тьфу ты, пропасть… – проворчал отец. – Я же пошутил. Пошутил я. Ешь, герой. Кроха, я не знаю, как ты собираешься с ним жить. Он даже шуток не понимает. То не скажи, это не скажи… Помяни моё слово, ты всегда будешь в чём-нибудь виновата, но он даже не объяснит тебе, в чём.
– Ничего, я как-нибудь сама разберусь, – вздохнула Спаска и пошла обратно на кухню.
– Ты видишь, Йока Йелен? Меня и здесь никто не уважает… – услышала она.
Но когда стол был уже накрыт, а Спаска сидела рядом с Волче, отец позвал за стол и мамоньку, а потом начал говорить стоя:
– Я хочу сказать… ну, чтобы все это слышали и знали… И без шуток: Волче такой молодец, такой умница. Поэтому я хочу за него выпить.
– А ты только сегодня догадался? – фыркнула мамонька. – Да он всегда был молодец и умница.
– Я догадывался, – ответил отец. – Но сегодня он молодец и умница вдвойне. И, если честно, я не знаю, как его отблагодарить.
Волче, не поднимая глаз, усмехнулся:
– Отдай за меня дочь.