16 июля 427 года от н.э.с. Исподний мир (Продолжение)
Красен начал с самых богатых ювелирных лавок. Нет, денег Волчку было не жалко, но Спаске бы не понравилось ничего из того, что они видели. И… в самом деле, это напоминало выбор подарка для девки с заставы, только дороже.
Только в четвёртой по счёту лавке Красен вдруг ткнул пальцем в выставленные на обозрение самоцветы. Лавочник, дертский купец, залебезил вокруг, начал расспрашивать, что ищут богатые гости. И Красен очень быстро выбрал заколку с веткой красной смородины из камня.
Работа была тонкая, внутри каждой ягодки сквозь тонюсенькие прожилки просвечивали семечки – словно это была живая, настоящая красная смородина. Хотя сами по себе камни не были дорогими, вещица стоила немало.
– Я думаю, самое то, – довольно сказал Красен. – Со вкусом, но без кричащей роскоши. И ни к чему не обяжет.
После покупки Красена лавочник взбодрился и залился соловьём, рассказывая Волчку, какими полезными свойствами обладают самоцветы, от каких болезней лечат, в каких делах помогают, что означают.
– Вот. Кольцо с сапфиром – сапфир защищает целомудрие и скромность, предохраняет от беспочвенной ревности, это хороший подарок невесте, особенно если у неё синие глаза.
– Я не хочу кольцо… – проворчал Волчок.
– Вот, подвеска с сапфиром. В форме сердечка, в знак любви. Оправа из белого золота.
Волчок поморщился.
– Или изумруд. Тоже полезен для сбережения целомудрия, но больше подойдет к зелёным глазам. Тут золотая оправа.
– А это что? – Волчок показал на подвеску со странным сине-зелёным камнем. Он тоже был сделан в форме сердца, только настоящего, человеческого сердца. И оправлен в золотой ромб – будто распят.
– Это… – Лавочник помедлил. – Камень разлучённых. Он родственник кошачьему глазу, вот, посмотрите, характерный блик – будто смотришь в кошачий зрачок. Но этот камень намного дороже кошачьего глаза, потому что обладает свойством предупреждать об опасности. Его дарят перед разлукой, и если цвет его остаётся синим или зелёным, то с возлюбленным всё хорошо. Но если в его глубине появляется красный отлив, значит возлюбленному грозит опасность. Оправа почти не касается камня, чтобы видна была его глубина. Замечу, оправа тоже хорошей работы…
– В самом деле, оправа необычная и камень красивый, – сказал Красен.
– Я его куплю, – кивнул Волчок.
– Это дорогой камень… – скромно потупился лавочник.
– Мне всё равно.
Подвеска притягивала Волчка, ему непременно захотелось подарить её Спаске. Он не верил, что камни могут менять цвет, а потому надеялся, что Спаска перестанет за него бояться.
Но кроме этого в камне было что-то манящее, какой-то тайный смысл, который Волчок никак не мог разгадать. Он стоил не меньше, чем рубашка, присланная Спаской, а может и немного больше.
Волчок не считал возможным одалживать деньги у Красена, а потому сбегал домой и сам расплатился за подвеску.
За обедом Красен оставался весел, радовался приобретению Волчка, говорил о девушках, однако с каждой минутой его веселье всё сильней казалось наигранным. Иногда он замолкал задумчиво, словно просчитывал что-то в голове, и после этого продолжал разговор невпопад.
– Ладно, – мрачно сказал он, поднимаясь из-за стола. – Хватит. Пора за работу.
И Волчок понял, почему Красен тянул время и не хотел приниматься за письма: по-видимому, он получил приказ, который не очень-то стремился выполнить.
Даже после того как Красен вывез из Хстова Змая со Спаской и её добрым духом, Волчок не вполне ему доверял, да и Змай говорил, что полностью доверять чудотвору не стоит, но тот однозначно действует вразрез со стратегией своих начальников в Верхнем мире.
Диктуя письма, Красен запинался на каждом слове, требовал то вычеркнуть что-нибудь, то вставить, ходил по кабинету и надолго замолкал. Чудотворы требовали любой ценой вытащить Спаску из замка, а это означало, что Змай благополучно добрался до Верхнего мира, успел заявить о том, что он жив-здоров и мешает чудотворам.
Торопить храмовников с началом войны против замка Сизого Нетопыря не требовалось, но Красен писал третьему легату и об этом: требовал отчёта о продвижении дел и о том, что́ Храм предпринял в ответ на строительство оборонительной стены в замке, почему не предотвратил заранее помощь Государя Чернокнижнику.
Письмо Огненному Соколу он продиктовал быстрей: требовал обеспечить круглосуточные гвардейские дозоры вокруг замка. А также предлагал подумать, как выманить оттуда Спаску. Требовал отчёта, что о ней известно Особому легиону, чтобы человек чудотворов мог этим воспользоваться.
Волчок усмехался, когда писал это письмо, так что Красен даже спросил, что он находит в нём смешного.
– Если я правильно вас понял, письмо нарочно написано столь вызывающе, чтобы вывести Огненного Сокола из себя. Чтобы он ни в коем случае не поделился тем, что знает, а захотел обойтись без помощи вашего человека и присвоить все заслуги себе.
– Это бросается в глаза? – с тревогой осведомился Красен.
– Не очень. Я хорошо знаю капитана Знатуша, да со стороны и видней, а сам он этого не заметит.
– Может, немного смягчить?
– Не надо. Если, конечно, вы добиваетесь именно того, что я сказал.
– Я уже говорил, ты далеко пойдёшь… А с письмом третьему легату тоже все ясно?
– Нет. Тут я не очень хорошо понял, чего вы добивались. И… было бы интересно это узнать.
– Меньше знаешь – крепче спишь, – проворчал Красен. – Но если ты в теоретическом смысле, как приём добиться своего… Третий легат только и ждёт, как бы ускорить начало войны, а это не пойдёт на пользу храмовникам. Они начнут рубить с плеча, поссорятся с Государем до того, как смогут ответить ему силой оружия… Впрочем, это очень мало и… слишком зыбко. Но большего я пока сделать не могу. Мы напишем и третье письмо. Государю.
– Опять? – Волчок поднял глаза.
– Нет. Я напишу его от своего имени, не беспокойся. Должен же я возмутиться тем, что Государь помогает колдунам, а заодно припугнуть его гневом Храма… Может, это заставит его быть осторожней и пресечь лишние проповеди хстовичам, а главное – армейцам.
Когда Волчок распахнул двери в «Пескарь и Ёрш», сразу же увидел Огненного Сокола за ужином.
– Мамонька, это я! – крикнул Волчок, придержав рукой колокольчик.
– А тебя давно ждет капитан Знатуш. – Она улыбнулась Огненному Соколу, выйдя из кухни.
Ага, уже капитан Знатуш, а не господин гвардеец… И, судя по скучающей физиономии капитана, тот получил, что хотел.
– Я вижу, – угрюмо ответил Волчок, расстегивая булавку на плаще.
– Посмотрите, капитан, какую рубашку ему вышила моя племянница, не правда ли, её не стыдно надеть и Государю?
Огненный Сокол равнодушно глянул на Волчка и кивнул.
– Мастерица! Рукодельница! – продолжала мамонька, и чем больше она щебетала о тонкой работе и качестве арутского шёлка, тем кислей делалось лицо капитана.
И Волчок подумал вдруг, что мамонька не хуже Красена умеет настроить собеседника на нужный ей лад, ведь теперь Огненный Сокол ничего не спросит о рубашке, даже думать о ней больше не станет.
– Садись, чего встал? – усмехнулся капитан.
Он хотел знать, что говорил Красен, когда диктовал письмо Государю, – Волчок приврал немного, они с Красеном обсудили это заранее. Ещё Огненный Сокол требовал, чтобы Волчок непременно рассмотрел человека Красена из замка, и приуныл, когда Волчок рассказал о том, как стучал по засову.
Он спрашивал, что Красену известно о девочке-колдунье, есть ли у Красена план замка, знает ли он, где она ночует и как её охраняют. Говорил ли Красен об искусственном камне, что это такое и что нужно для его изготовления.
– Постарайся все это выяснить. Только осторожней. Мне показалось, вы подружились? – Огненный Сокол хлебнул вина напоследок.
– Господин Красен благоволит и своей прислуге. Я не питаю иллюзий на этот счёт, но он в самом деле иногда говорит со мной на отвлечённые темы. Мне кажется, ему просто скучновато здесь, а секретарь ему не очень нужен.
– Пятый легат не согласен отдать тебя ни за какие деньги, – усмехнулся капитан. – Но, мне кажется, Красен добьётся своего, заберёт тебя к себе. Может быть, для этого тебе придётся уйти из гвардии.
– И что бы вы мне посоветовали?
– Конечно, иди к Красену.
– Я не хочу до старости быть секретарем, даже самым лучшим в Млчане.
– Если ты будешь верен Красену, у тебя будет больше власти и денег, чем у третьего легата. Ему в самом деле не очень нужен секретарь – скорей, помощник.
– Я подумаю, – пожал плечами Волчок.
Доклад в замок оказался длинным, Волчок закончил его писать далеко за полночь, Зорича пришлось будить – дверь в «Семь козлов» была заперта.
Волчок побоялся отправить подвеску с голубем, запечатал в конверт вместе с запиской и попросил Зорича передать в замок с оказией.
– Прибарахлился, я смотрю, – зевая, сказал Зорич. – Хорошо живёт гвардия Храма, мне бы так.
– Рубаху мне подарили, – проворчал Волчок.
– А, так вот что тебе прислали из замка! А я-то думал, что-нибудь полезное… Милуш со своего плеча пожаловал?
– Нет. Какая тебе разница?
– Ба, да тут, никак, замешана женщина? Погоди, я угадаю…
Значит, Змай не говорил о Спаске с Зоричем. Ну и хорошо. Зорич не долго угадывал и тут же пробормотал:
– Ах ты сукин сын… А Змай знает?
– Да.
– Я бы тебя убил на его месте. Она ж невинное дитя! На улице Фонарей тебе девок мало?
– Я на ней женюсь.
– Да Змай её не отдаст, не надейся. Получше тебя женихи найдутся.
– Посмотрим… – пожал плечами Волчок.
– Вскружил ребёнку голову, подлец. Это всё твой плащ гвардейский, сапоги с подковками, кокарда белая. Девушки любят военных… Приди вот ко мне в «Семь козлов» вечерком, весь кабак заставлю над тобой смеяться.
– Давай, давай, – улыбнулся Волчок.
Зорич только прикидывался возмущенным, на самом же деле понимал Волчка как никто другой. И хлебного вина наливал вовремя, и утешить мог, и поддержать.
А что любил пошутить над «господином гвардейцем» – так это для пользы дела, чтобы никто не заподозрил, что Волчок ходит в «Семь козлов» не только выпить.