Я помедлил с ответом, раздумывая, что и как рассказать. Любому другому мог наговорить разного, но с Утером шутки плохи. Для любого, кто возвращался с любой встречи, тайной или незаконной, Утер представлял опасность. Не сказать, чтобы мне хотелось защитить Белазиуса, но я был совершенно не обязан давать объяснения кому-либо, кроме Амброзиуса. Во всяком случае, стремление уклониться от гнева Утера выглядело естественно.
Я встретился с ним взглядом, при этом попытался придать своим глазам искреннее выражение.
— У меня захромал пони, сэр. Слуга взялся отвести его домой, а я пересел на его лошадь.
Он хотел что-то сказать, но я опередил его, прикрывшись щитом, так любезно вложенным в мои руки Белазиусом.
— Обычно ваш брат посылает за мной после ужина, и я не захотел его задерживать.
При упоминании имени Амброзиуса он нахмурился, но ограничился лишь вопросом:
— Почему же так поздно и не по дороге?
— Когда Астер повредил себе ногу, мы заехали в лес. На перекрестке мы повернули на восток, на просеку. Там к югу отходила тропинка. Нам показалось, что по ней мы быстрее вернемся.
— Какая тропинка?
— Я плохо знаю лес, сэр. Она ведет к гряде и спускается к броду.
Продолжая хмуриться, он оглядел меня.
— Где ты оставил своего слугу?
— На второй тропинке. Прежде чем отпускать меня одного, он хотел убедиться, что мы на верном пути. Он, должно быть, поднимается сейчас на гряду.
Сбивчиво, но откровенно, я молился про себя, чтобы не встретиться с Кадалом.
Утер все глядел на меня, не обращая никакого внимания на гарцующую под ним лошадь. Впервые я увидел, насколько он походил на брата. Тогда же впервые почувствовал в нем силу, несмотря на молодость, и понял, почему Амброзиус называл его блестящим командиром. Он видел людей насквозь. Я знал, что он, чувствуя ложь, пытается узнать, что у меня за душой. Ему неизвестно, в чем и почему я лгу, но он решительно настроен разобраться во всем.
Видимо, поэтому он изменил тон и довольно приятным голосом, почти нежно, спросил:
— Ты лжешь, не так ли? Почему?
— Сказанное мною правда, господин. Если вы взглянете на моего коня, когда его приведут…
— Ах, да… Это-то правда. Я и не сомневаюсь, что он захромал. Если я пошлю людей на тропу, то они несомненно встретят Кадала, ведущего лошадь. Я же хочу знать…
— Не Кадала — Ульфина, сэр, — быстро вставил я. — Кадал занят. Белазиус послал со мною Ульфина.
— Двоих в одном лице? — вопрос прозвучал презрительно.
— Как это, господин?
Он неожиданно вспылил.
— Не препирайся, наложник. Ты врешь. Я чую ложь за версту.
Он поглядел мимо меня, и его голос изменился.
— Что у тебя в седельной сумке? — он головой указал на нее стоявшему рядом воину. Из нее выглядывал кусок робы Белазиуса.
Тот засунул в сумку руку и вытащил одеяние. На замусоленной и помятой белой ткани отчетливо проступали темные пятна. Запах крови дошел до меня даже сквозь дым горящей факельной смолы.
Почувствовав кровь, зафыркали и заволновались лошади. Люди переглянулись. Факельщики с подозрением поглядели на меня. Стражник выдохнул и что-то пробормотал.
— Клянусь богами, вот в чем дело! — со злостью сказал Утер. — Один из них, о Митра! Я так и знал! Даже здесь от тебя пахнет священным дымом! Ладно, побочный сын. Именем моего брата тебе дарована свобода и его расположение, но посмотрим, что он на это скажет. Теперь, по-моему, тебе нет смысла изворачиваться.
Я поднял голову. Наши глаза находились почти на одном уровне.
— Изворачиваться? Я отрицаю, что преступил закон или совершил деяние, которое не понравится Графу. Лишь эти две вещи могут иметь значение, господин Утер. Я объяснюсь с ним.
— Уж не сомневаюсь. Итак, тебя туда отвел Ульфин?
— Ульфин не имеет к этому никакого отношения, — ответил я резко. — К тому времени мы с ним расстались. Как бы то ни было, он раб и делает, что ему приказывают.
Утер внезапно пришпорил свою лошадь, и она заплясала рядом с моей. Он наклонился и ухватил меня за накидку. Сжав руку, он приподнял меня в седле. Его наколенник больно придавил мне ногу, зажатую между боками беспокойно переминающихся лошадей. Утер приблизил ко мне свое лицо.
— А ты делаешь, как прикажу тебе я. Кем бы ты ни приходился моему брату, ты подчиняешься и мне.
Он сжал руку еще сильнее.
— Понял, Мерлин Эмрис?
Я кивнул. Он поцарапался о мою брошь-застежку, выругался и отпустил меня. У него на руке выступила кровь. Я заметил, как он смотрит на брошь. Утер щелкнул пальцами факельщику. Тот приблизился, подняв факел.
— Это он дал тебе ее? Красного дракона? — Утер не договорил. Его глаза остановились на моем лице и расширились. Их ярко-голубой цвет стал невыносимым. Серый жеребец пошел под ним в сторону, он резко одернул его, так, что брызнула пена.
— Мерлин Эмрис, — едва слышно проговорил он. Потом неожиданно рассмеялся, задорно и громко. Таким я его еще не видел.
Страница 57 из 141
— Что же, Мерлин Эмрис. Тебе все же придется рассказать, где ты был сегодня ночью. — Он развернул лошадь и бросил через плечо воинам:
— Возьмите его с собой, да смотрите, чтобы не упал. Похоже, он дорог моему брату.
Серый жеребец взвился под ударом шпор, и отряд быстро тронулся вслед за Утером. Мои охранники, не отпуская поводьев гнедой, поехали сзади. В грязи осталась лежать жреческая роба, скомканная и истоптанная конскими копытами. Интересно, найдет ли ее Белазиус? Будет ли осторожен?
Вскоре я забыл о нем. Мне предстоял разговор с Амброзиусом.
Кадал находился в моей комнате.
— Спасибо богам, что ты не вернулся за мной, — проронил я с облегчением. — Меня подобрали люди Утера, а он сошел с ума от злобы, узнав, где я был.
— Знаю, — угрюмо ответил Кадал. — Я видел.
— Что это значит?
— Я все-таки вернулся за тобой. Решил проверить, хватило ли у тебя ума отправиться домой, после того как раздался этот… шум, и поехал следом. Не увидев на дороге следов, подумал, что ты слишком лихо погнал кобылу… Я и сам припустил так, что подо мной задымилась земля. Потом…
— Ты догадался, что происходит и где был Белазиус?
— Да, — он повернул голову, собираясь плюнуть на пол, но вспомнил, где находится, и ограничился знаком против нечистой силы.
— Когда я приехал сюда и не нашел тебя, то понял, что ты — своевольный дурачок — отправился смотреть, что там делается. Тебя могли убить, если бы ты попался этим друзьям.
— И тебя тоже. Но ты вернулся.
— Что мне оставалось делать? Ты мог бы и услышать, как я тебя зову. По меньшей мере ты поступил необдуманно. Я увидел отряд, когда до города оставалось меньше мили. Тогда съехал с дороги и дал им проехать. Знаешь тот старый разрушенный пост? Я спрятался там и видел, как они проезжали мимо. Тебя везли сзади под охраной. Я понял, что Утер догадался, и поехал следом, держась по возможности близко. В городе боковыми улицами я пробрался сюда первым. Получается, он все знает?
Я кивнул и начал расстегивать накидку.
— Придется дорого заплатить, уж точно, — заметил Кадал. — Как он узнал?
— Белазиус засунул свою робу в мою седельную сумку, а они ее нашли. — Я улыбнулся. — Если бы они примерили ее на меня, то им бы пришлось заново ломать голову. Но они не додумались. Лишь бросили ее в грязь.
— Тоже хороши. — Он опустился на колено, чтобы помочь мне расстегнуть сандалии. Сняв один, он задержался. — Выходит, Белазиус видел тебя? Говорил с тобой?
— Да. Я дождался его, и мы вместе вернулись к лошадям. Кстати, Ульфин должен привести Астера.
Сильно побледнев, он уставился на меня.
— Утер не видел Белазиуса, — сказал я. — Белазиус вовремя смылся. Он понял, что услышали ржанье лишь одной лошади, и послал меня вперед. Иначе, они нашли бы нас вдвоем. Должно быть, он забыл свое одеяние или понадеялся, что его не найдут. Если бы не Утер, то никто бы и не додумался.
— Тебе не следовало бы подходить к Белазиусу. Дела обстоят гораздо хуже. Подожди, дай сделаю я. У тебя холодные руки. — Он расстегнул застежку с драконом и снял накидку.
— Хочешь в этом убедиться — убедишься. Он опасный человек, и все они такие, но он самый опасный.
— Ты знаешь о нем?
— Не скажу, что много. Но догадываюсь. Главное — с этим народом опасно связываться.
— Он главный жрец-друид, по меньшей мере, глава секты. Поэтому он не совершит необдуманных поступков. Перестань так беспокоиться, Кадал. Он вряд ли способен причинить мне зло или позволить сделать это другим.
— Он угрожал тебе?
— Да, проклятием, — я рассмеялся.
— Говорят, подобные вещи действуют. Рассказывают, что друиды способны послать за тобой летящий нож. Он будет преследовать цель на протяжении многих дней; перед тем как нож попадет в человека, тот услышит сзади в воздухе свистящий звук.
— Много чего рассказывают, Кадал. Дай мне, пожалуйста, другую тунику, поприличнее. Вернул ли шерстянщик мою самую лучшую? Я хочу принять ванну, прежде чем отправиться к Графу.
Он искоса поглядел на меня, доставая из сундука новую тунику.
— К нему с дороги отправился Утер. Знаешь об этом?
— Конечно. И предупреждаю — я расскажу Амброзиусу правду, — рассмеялся я.
— Все без утайки?
— Все.
— Наверное, оно и к лучшему, — сказал он. — Если кто и может защитить тебя от них…
— Не в этом дело. Он просто должен знать. У него есть на это право. А кроме того, зачем мне от него скрывать?
— Я имею в виду проклятие, — медленно проговорил Кадал. — Даже Амброзиус не спасет.
— Катись оно… — я сопроводил свои слова жестом, редко встречающимся среди аристократов. — Забудь о нем. Мы поступили верно. Лгать Амброзиусу нельзя.
— Однажды тебе, Мерлин, придется побояться.
— Возможно.
— Разве ты не боялся Белазиуса?
— Почему я должен его бояться? — поинтересовался я. — Он не причинит мне зла. — Я снял пояс с туники и бросил его на кровать. — А ты бы испугался, Кадал, если бы узнал, как умрешь?
— Конечно, клянусь собакой! А ты?
— Иногда я вижу что-то, и это наполняет меня страхом.
Он, не двигаясь, глядел на меня. На его лице был написан испуг.
Страница 58 из 141
— Что тебя ждет?
— Пещера. Хрустальный грот. Иногда мне кажется, что это смерть, иногда — рождение, источник прозрения. Я не могу сказать точно. Но когда-нибудь узнаю. А пока мне не слишком страшно. В конце концов я приду в пещеру, равно как и ты… — Я запнулся.
— Что я? — быстро спросил он. — Куда приду я?
— Я хотел сказать «как и ты найдешь свою старость».
— Это ложь, — грубо парировал он. — Я видел твои глаза. Когда ты начинаешь предвидеть, твои глаза становятся необычными: зрачки расширяются и затуманиваются, будто ты мечтаешь. Но взгляд не мягчает. Твои глаза холодны, как металл, ты не замечаешь, или не хочешь замечать, что происходит вокруг. Тебя нет, будто ты перенесся куда-то. А остался один голос. Как рог, в который дуют и который издает звук. Конечно, я видел тебя таким всего пару раз, но зрелище сверхъестественное, пугающее.
— Это пугает и меня, Кадал. — Зеленая туника соскользнула с меня на пол. Он подал серое одеяние, которое я носил как пижаму.
— Я тоже боюсь, — задумчиво, как бы обращаясь к самому себе, сказал я. — Ты прав в отношении ощущения. Я чувствую себя пустой раковиной, которой что-то движет. Говорю, вижу и думаю о вещах до сей поры мне незнакомых. Но неправильно полагать, что я ничего не чувствую. Мне больно. Возможно, потому, что не могу распоряжаться тем, что говорит во мне. Не могу пока руководить. Но буду. Научусь. В этом заключается настоящая сила. Буду различать в своих предсказаниях человеческое предчувствие и божье провидение.
— Ты заговорил о моей смерти. Какова она будет?
Я взглянул на него. Странно, но Кадалу было труднее солгать, нежели Утеру.
— Но я не видел твоей смерти, Кадал. Не видел ничьей смерти, кроме своей собственной. Я собирался сказать «равно как и ты найдешь себе могилу в чужой земле» — мне известно, что для британца это хуже чем смерть. Но мне кажется, что тебя ждет именно это, если ты останешься моим слугой.
Его взгляд просветлел, и он улыбнулся. В этом и заключается сила, подумал я, если мое слово способно испугать таких людей, как он.
— Без проблем, — ответил Кадал. — Даже если меня не попросят, я останусь с тобой. Тебе легко и приятно служить.
— Неужели? Я думал, ты считаешь меня своевольным дурачком и занудой.
— В этом весь ты. Я не говорил подобных вещей никому из твоего сословия. Ты же, услышав их, рассмеялся. Ты ведешь себя вдвойне по-королевски.
— Вдвойне по-королевски? Не могут же мой дед и… — я остановился, увидев выражение его лица. Он сказал необдуманные слова и теперь, раскрыв рот, пытался поймать их и проглотить обратно.
Кадал молчал, стоя, где стоял, с грязной туникой в руках. Я медленно поднялся, забытая пижама сползла на пол. В его словах не было надобности. Как я не догадался об этом раньше, когда стоял перед Амброзиусом в зимнем поле, освещаемый светом факелов. Он узнал. Сотни людей догадывались. Мне вспомнились косые взгляды, бормотание командиров, почтение слуг, которое принял за уважение к приказам Амброзиуса. Теперь же я понял, что это являлось проявлением почтения к его сыну.
Комната по-прежнему напоминала пещеру. Пламя за решеткой мигало, его свет тонул в бронзовом зеркале. Я посмотрел в него. Освещенная огнем бронза отражала мое обнаженное тело, похожее на невесомую тень. Лицо, однако, в игре света и тени было различимо. Я увидел его лицо таким, какое оно было, когда он сидел у камина и ждал. Ждал, чтобы расспросить меня о Ниниане.
В этом месте Провидение вновь изменило мне. Я открыл для себя, что люди, обладающие божьим провидением, зачастую слепы как простые смертные.
— И все знают? — спросил я Кадала.
Он кивнул, даже не спросив, что я имел в виду.
— Просто ходят слухи. Иногда ты очень похож На него.
— Утер, наверное, догадался. Разве он не знал?
— Нет. Он уехал, прежде чем распространилась молва. Но он взъелся на тебя не поэтому.
— Рад слышать. Почему же? Из-за происшедшего в загоне у стоячего камня?
— Из-за этого и многого другого.
— Из-за чего же?
— Он думал, что ты являешься наложником Графа, — прямо ответил он. — Амброзиус не увлекается женщинами, равно как и мальчиками. Но Утер не может себе представить человека, который не побывал с кем-нибудь в постели семь раз на неделе. Когда его брат проявил к тебе такое внимание, поместил тебя в своем доме и приставил слугу, Утер сделал однозначный вывод.
— Понятно. Он сегодня сказал что-то об этом. Но я подумал, что он просто вспылил.
— Если бы он пригляделся к тебе или послушал, что говорит народ, то понял бы, в чем дело.
— Теперь он понял, — уверенно сказал я. — Он понял это на дороге, увидев подаренную мне Графом брошь с драконом. Конечно же, до него дошло, что Граф не подарит своему наложнику королевский вензель. Утер попросил даже поднести факел и всмотрелся в меня. — Здесь меня осенила еще одна мысль. — И Белазиус, наверное, знает.
— А, да, — ответил Кадал, — знает. Но почему?
— Судя по его поведению. Будто он знал, что не может меня коснуться. Возможно, поэтому он и попытался запугать меня проклятием. Он очень хладнокровен, правда? Должно быть, ему пришлось крепко подумать. Белазиус не мог просто убрать меня с дороги за святотатство, но ему было надо, чтобы я молчал. Отсюда и взялось проклятие. И… — я остановился.
Страница 59 из 141
— И что еще?
— Не удивляйся. Еще один залог того, что я буду держать язык за зубами.
— Бога ради, скажи, что?
Я передернул плечами, вспомнив, что до сих пор стою голый, и потянулся за пижамой.
— Он сказал, что возьмет меня с собой в святилище. По-моему, он хочет сделать из меня жреца.
— Он так и сказал? — к уловкам Кадала против нечистой силы мне не привыкать. — Как же ты поступишь?
— Отправлюсь с ним. Схожу разок. И не смотри так, Кадал. Сто против одного, что мне не захочется появляться там во второй раз. — Я прямо взглянул на него. — В этом мире не существует ничего, к чему бы я не был готов, даже бога, к которому я не могу приблизиться. Если мне нужно прибегнуть к его помощи, я должен познать его. Понимаешь?
— Откуда? О каком боге ты говоришь?
— Думаю, существует только один бог. Конечно, есть разные боги, они живут везде: в полых холмах, с ветрами, в море, в траве, по которой мы ходим, в воздухе, которым мы дышим, в тени, где их ждут люди, подобные Белазиусу. Но я верю, что существует только один настоящий бог, подобным бескрайнему морю. В конце концов все мы — маленькие боги, и люди, подобно грекам, стекаются к нему. Ванна готова?
Через двадцать минут я закрепил голубую тунику на плече брошью с драконом и отправился к своему отцу.