15 августа 427 года от н.э.с. Исподний мир (Продолжение)
Вряд ли Государь станет сам просматривать разрешения. Подписывать будет один из секретарей. С гнусной ухмылкой спросит, красива ли колдунья. Захочет – подпишет, захочет – откажет. Какие разрешения! Какой Государь!
Надо бежать в подвал, надо ломать двери, надо любой ценой вытащить её оттуда! Это на третью степень нужно разрешение, на первую не нужно. И что с ней сейчас делают дознаватели?
Можно малодушно не думать об этом, оправдывая свое малодушие необходимостью оставаться спокойным, только Спаске от этого легче не станет. Впрочем, ей не станет легче независимо от того, спокоен он или нет, малодушен или отважен.
Мысли путались, не хватало обычного хладнокровия, сосредоточенности. В минуты опасности Волчок, как правило, начинал соображать чётко, размеренно и быстро, легко принимал решения, не колебался и не долго взвешивал за и против. А тут не получалось. На несколько ходов вперед думать не получалось.
Надо дождаться вечера. Сейчас что-то делать бесполезно.
И это разрешение… Если оно будет подписано, до завтра Особый легион ждать не станет. Они побоятся силы Вечного Бродяги, после взрыва на подступах к замку ясно, что стены не удержат Спаску в башне Правосудия. Ещё страшней было думать, что запрет Государя не остановит Огненного Сокола…
Хорошо, что не он распоряжается дознанием и не третий легат. Спокойно, спокойно. Сначала подготовить разрешения. Всего три. На гербовой бумаге. Если в канцелярии Государя разрешение подпишут, можно будет подготовить новое и самому подделать подпись Государя.
Нет. Не так. Надо сразу подготовить отказ, а потом идти во дворец. Руки не слушались. Не так часто приходилось подделывать почерк секретаря и подпись Государя. Волчок испортил три черновика и посадил кляксу на четвёртый. Надо успокоиться. Надо сосчитать до десяти и сделать три глубоких вдоха.
А ночью озверевшие гвардейские ублюдки ходят по камерам, выискивая молодых женщин. И девушек. Им всё равно – девушка или женщина.
Волчок испортил пятый лист бумаги и взялся за шестой, подложив под него ещё три запасных. Надо успокоиться. Надо выпить воды. Вода успокаивает.
«Государь категорически запрещает применять допрос не только третьей, но и первой, и второй степени тяжести ввиду малолетства колдуньи, а также допуская постыдный умысел со стороны дознавателей».
Нет, про первую не поверят. Надо убрать про первую. Волчок обхватил виски руками. Он бы и за первую загрыз любого дознавателя зубами. Но если не убрать про первую степень, никто не поверит.
Надо думать головой, а не сердцем. Иначе ничего не выйдет. Семь испорченных листов бумаги горели долго и сильно дымили – пришлось приоткрыть окно. Волчок сунул поддельное разрешение в ящик стола и запер его на ключ.
Но, подумав, взял бумагу с собой – вдруг секретарь дознавателей встретится по дороге и потребует разрешения немедленно? Да, бумаги, как всегда, подписывали секретари – Государя не было в кабинете, он собирался в Волгород. Какое ему дело до каких-то колдуний?
Да, Государь наверняка знал о такой колдунье, как Спаска, но вряд ли слышал ее имя.
– О, четырнадцать лет. Хорошенькая? – Старший из секретарей сидел, закинув ногу на ногу, и почёсывал пером за ухом.
– Я не знаю, не видел, – ответил Волчок равнодушно.
Убить бы его за эти вопросы… Внутри всё дрожало то ли от злости, то ли от волнения.
– Наверное, в самом деле колдунья, раз третью степень просят, – вздохнул клерк. – Небось дело Особого легиона.
– Может быть, – пожал плечами Волчок. – Ладно, разрешим. А то опять начнутся разговоры, что Государь вставляет палки в колёса Особому легиону.
Перед встречей в Волгороде ему с храмовниками ссориться не с руки, колдуны первыми начали войну… Внутри что-то оборвалось, Волчок едва не скрипнул зубами на всю канцелярию Государя, сжал левый кулак под плащом. Спокойно, нужно оставаться спокойным.
Есть другая бумага, с запретом. Даже если будут разбираться, пройдет время – он успеет вытащить Спаску, успеет.
Может, рассказать о её аресте Красену? Но Красен наверняка уже знает об этом. И если может что-то сделать – сделает. Он не хотел ареста Спаски. Красен уедет через час-другой, если уже не уехал. Ничего, Волчок справится и без него.
Надо только дождаться вечера, сегодня все уйдут со службы пораньше. Подписанное клерком разрешение Волчок сжёг в очаге трактира на площади Совы. Надо дождаться вечера.
Завтра праздник, охрана в подвале наверняка перепьётся. И немного там охраны, ведь никто не может попасть в башню Правосудия просто так. А состряпать бумагу, по которой Волчок пройдёт в подвал, нетрудно. Его там все знают, никто ничего не заподозрит.
Трудней будет выйти вместе со Спаской, но можно и тут что-нибудь придумать. Ещё есть время.
Никакие дела в голову не шли. Волчок передал разрешения в службу дознания и вернулся в канцелярию. Нельзя сейчас идти в подвал, его могут в чем-нибудь заподозрить. Или наоборот? Если охрана увидит его сейчас, то не удивится его приходу вечером?
Никак не получалось сосредоточиться, голова, обычно ясная, отказывалась думать, зато сердце то стучало бешено, то обрывалось, замирало от ужаса. Наверняка охрана что-то знает, что-то слышала. И даже повода спуститься вниз выдумать не получалось, ему совершенно нечего было делать в подвале.
Разве что… Разве что пятый легат нашел ошибку в деле болтливых пособниц колдунов и ему срочно нужен дознаватель, который вёл допрос. Сомнительный повод, с этим можно подождать. Тем более что пятому легату не до того – он уже собрался уходить.
Не пятый легат – ошибку мог найти сам Волчок. Все знают о его дотошности. Нужно только выждать немного, а то никто не поверит, что он так быстро разобрался в деле.
Больше получаса Волчок не выдержал – спустился в службу дознания. Потолкался там немного, выясняя, кто из дознавателей сейчас в подвале, и уже собирался идти вниз, когда на лестнице его окликнул Огненный Сокол.
Волчок остановился и даже поднялся на один пролёт. С Огненным Соколом было трое гвардейцев из Особого легиона, но не из его бригады, Волчок не был с ними знаком.
– Волче Жёлтый Линь? – почему-то спросил Огненный Сокол.
– Ну да… – пожал плечами Волчок.
– Именем Добра… Сдай оружие. Только тихо. Не надо привлекать к нам внимание.
– Что на этот раз? – раздражённо спросил Волчок, уверенный, что речь пойдет об отравленном приговоре Чернокнижнику, – за неделю Огненный Сокол мог разобраться в этом деле. Ну почему именно сегодня, сейчас? Почему не вчера? Не завтра?
– Сдай оружие. Пойдём.
Волчок расстегнул пояс и протянул его одному из гвардейцев. Он не чувствовал ни волнения, ни страха – только досаду. Если Огненный Сокол его подозревает и не отпустит до вечера, как помочь Спаске?
И голова как раз соображала плохо, а говорить с Огненным Соколом надо трезво, надо думать над каждым словом… По дороге в казармы Огненный Сокол не сказал ничего. И в подвал спускался молча. Значит, подозревал Волчка всерьёз, раз не в трактире решил расспросить, а арестовал и привел в комнату допросов.
Лишь на пороге Волчка слегка передёрнуло – вспомнилось, каково оно было – стоять прикованным к стене в полной власти палача. Надо успокоиться. Нельзя ошибиться. Надо сосредоточиться, чтобы выйти отсюда как можно раньше.
Огненный Сокол сел за стол, оставив Волчка стоять напротив.
– Что на этот раз? – спросил Волчок снова.
– А ты не догадываешься?
– Нет.
– Я знаю, что ты хорошо умеешь лгать. Сейчас лгать не следует – это мой тебе дружеский совет. И вопрос у меня к тебе только один. Ответишь на него честно – и ты свободен.
– Какой вопрос?
– Может, сам все расскажешь?
– Что я должен рассказать?
Открылась дверь, и в комнату зашел дознаватель из башни Правосудия. Ему-то что тут надо?
– Ладно. Нет времени, – продолжил Огненный Сокол, скользнув взглядом по дознавателю. – Кто приказал тебе подделать запрет Государя на пытки колдуньи?
– Я не подделывал никакого запрета, – ответил Волчок.
Как они догадались? Когда успели? Неужели спросили секретаря, который подписал разрешение? Но он бы не стал говорить с Особым легионом, их бы и на порог не пустили в канцелярию Государя! Если, конечно, их осведомитель не сработал столь быстро. Или… Если их осведомитель – старший из секретарей, он заранее получил приказ подписать бумагу. И, увидев запрет, Огненный Сокол кинулся рыть землю…
– Ты лжёшь.
– Я не лгу.
– Ты лжешь, Волче. Вот. – Огненный Сокол кинул на стол два чистых листа бумаги. – Посмотри хорошенько.
Волчок нагнулся, но ничего не увидел – чистая бумага. Простая, серая, не гербовая. Какую он обычно использовал для черновиков.
– Что, не видишь? Возьми в руки и наклони к свету. – Огненный Сокол подвинул и подсвечник.
И Волчок всё понял – на бумаге отпечатался его черновик. Это были те два листа, которые остались нетронутыми, их он сжечь не догадался. Дурак! Дурак, и сам во всем виноват! Что теперь? Нет ни секунды на раздумья.
– Ну? – переспросил Огненный Сокол. – Кто приказал тебе это сделать? Не сам же ты это выдумал.
– Я… не буду отвечать.
– С ума сошел? – Огненный Сокол привстал. – Ответ мне нужен сегодня, сейчас. Я тебя живьём зажарю, если ты мне не ответишь.
Значит, всё напрасно? Значит, Спаске поддельный запрет не помог?
– Если запрет поддельный, почему не получить разрешение снова? Зачем мой ответ нужен так срочно?
– Здесь спрашиваю я. Щенок. Потому что дознаватели без бумаги работать не будут. А канцелярия Государя уже закрылась – теперь новую бумагу можно получить только послезавтра.
Вот зачем явился дознаватель! Он не верит Огненному Соколу!
– Ну? Мне нужен ответ, быстро.
– Я… не имею права отвечать.
– Да ну? И кто же тебе запретил? Первый легат? Только первый легат может запретить отвечать на вопросы Особого легиона.
– Не только… – усмехнулся Волчок.
Может, они в самом деле не начнут без бумаги? А если приказ исходит от Красена, дознаватели не посмеют идти против него. Огненный Сокол громко скрипнул зубами.
– Ты считаешь себя умным? Ты думаешь, я в это поверю?
Догадался про Красена. Сразу догадался. И теперь Волчку надо стоять на этом до конца, ни на шаг не уклониться. Тогда, может, Огненный Сокол поверит. А если не поверит – будет сомневаться. Дознаватель будет сомневаться ещё больше. И пока он сомневается, Спаску не тронут.
– Во что? – Волчок вскинул голову. – Я пока ничего не говорил.
– Мне сегодня не до шуток, – рявкнул Огненный Сокол. – Надеешься пройти три круга пыток и получить деньги за молчание? Не выйдет! Никаких трех кругов не будет. Ты лжешь про Красена, потому что знаешь: я не могу этого проверить, пока он не вернётся из Волгорода. А Красен не мог отдать тебе этого приказа. Не мог! Он не знал об аресте девчонки!
Ложь должна быть правдоподобной. Нельзя придумывать много лжи, запутаешься в ней и не сможешь верно отвечать на вопросы.
И можно было сказать, что Волчок сам зашел к Красену и рассказал об аресте Спаски, но это уже большая ложь, из неё можно не выпутаться.
– Я пока ни слова не говорил про Красена.
– Ничего, про Красена ты скажешь – я понимаю твой расчёт. Сейчас ты будешь якобы молчать, при угрозе пыток расскажешь про Красена – чтобы твоя ложь показалась правдоподобной. Только я не поверю! Красен не знал об аресте. И не будет трёх кругов, не будет! Если ты не скажешь правду, я тебя в калеку превращу, никаких денег не захочется. Ты у нас парень молодой и здоровый, из рода Жёлтого Линя, – разрешений на допрос четвёртой степени получать не надо. Ты понял меня?
– Да, – Волчок прикусил губу.
– Ну? Кто это был? Не тяни время, оно дорого.
– Я не имею права отвечать на этот вопрос.
– Послушай, Знатуш… – тихонько зашептал дознаватель. – А может, это в самом деле Красен? Тогда лучше дождаться его приезда.
– Я понимаю, что ты хочешь побыстрей пойти в кабак! Не выйдет. Даже если это Красен, почему он не отдал приказ напрямую тебе? Зачем ему эта катавасия с поддельным запретом?
– Тогда третий легат добился бы отмены приказа через Стоящего Свыше. А сейчас Стоящий Свыше уехал.
– Красен не знал об аресте девчонки!
– Знатуш, надо отложить всё это на послезавтра, – проворчал дознаватель.
– Нет! Волче, ответ мне нужен быстро. Про Красена забудь – это неудачная идея.
Назвался груздем – полезай в кузов. Теперь нельзя придумывать новую ложь, тогда дознаватель перестанет верить в приказ Красена. А главное, чтобы верил дознаватель, – пусть отложит всё это на послезавтра, пусть.
– Я не буду отвечать.
– Волче, я спрашиваю тебя в последний раз. Если ты не отвечаешь, я зову палача. Кто велел тебе подделать подпись Государя?
– Я не имею права отвечать на этот вопрос.
– Не имеешь права, пока дело не дошло до пыток? Или совсем?