— Макс?! – самообладание Славки едва не дало трещину. Все, на что его хватило – это не заорать в голос, а задать вопрос едва слышным шепотом. – Как?!
— Мощь Темной стороны Силы велика… — замогильным голосом поведали ему в ответ. И совершенно бессовестно заржали, пока ошалевший от поворота событий парень пытался сообразить, что это ему такое сейчас сказали, как сюда попал Макс, где он есть в этой тесной комнатке и при чем тут, черт побери, ситхи?! – Жаль, я твоего лица сейчас не вижу… Как ты?
— Зараза! — с чувством выразился Славка в адрес вредного побратима. Он уже понял, что напарника здесь нет, зато каким-то неведомым способом появилась связь. Связь. Просто так. Без шкатулок и Единения. Кто бы сомневался. Если Максу что-то нужно, то это что-то появится. Проверено. Макс, ты крут. Действительно.
— Серьезно? – «удивленно» переспросил голос. – Надо же, а был таким правильным тихоней. Тогда поздравляю, растешь! Что значит подходящая компания… Ладно, хватит лирики. Эти жучки стабильную связь не дают, по крайней мере долго. А этот еще и исползал, по ощущениям, половину московского метро! В следующий раз посажу в передачку не трех, а полтора десятка! Ты как?
Славка невольно улыбнулся. Судя по всему, с побратимом все было хорошо, а может, даже замечательно: даже не видя его лица, можно было определить: Макс счастлив! Причем настолько, будто случилось нечто прекрасное: заначка, к примеру, внезапно подросла до размера сундука с золотом, Королевская Звезда пожелала закупить пуговицы в массовом порядке… Или отыскалась наконец его любимая. Портить такое настроение не хотелось, да и про загадочных жучков хотелось узнать побольше. Так что вопрос напарника пришлось аккуратно обойти:
— Жучки?
— Такие шестиногие летучие насекомые с зелеными светящимися крылышками, — уточнил побратим. — Судя по тому, что ты меня слышишь, один из них сидит где-то недалеко от тебя!
Славка повел взглядом – шестиногое насекомое размером с ноготь мизинца слабо светилось на стене у подушки-валика.
— Но откуда?
Жуку внимание человека не понравилось, и он собрался дать деру, так что пришлось его ловить и закрыть в «коробочку» из ладоней.
— Зеленые постарались, — донеслось из ладони.
— Зеленые? Так это все-таки был не сон?
— Какой сон?! Стоп… — Макс на том конце «провода» явно нахмурился. – Судя по тому, что ты уже два раза пропустил мимо ушей мой вопрос… зубы заговариваешь, значит…Слав, что не так? Тебя избили? Эта сволочь все-таки тебя тронула?! Я ж ему столько всего перетаскал!..
— Я ногу сломал.
— Сам? – подозрительно переспросил напарник.
Жук был решительно против ограничения своей свободы и сердито копошился, добавляя в беседу новых красок шуршаньем лапок и крыльев.
— Ящиком придавило, — вздохнул Славка. – Лучше скажи о наших. Как бабушка, Янка, Миусс, Ритха, Урху…
— Чего уж там мелочиться? Весь город и вся наша оригинальная семья, включая новообретенных сестрицу и братика, в порядке. Новые члены семьи – тоже. И очень, просто очень хотят тебя видеть! Так что хорош мне мозги пудрить, говори, что там и как. Пора тебя вытащить тебя из этого неуютного местечка, пока там тебе еще чего-нибудь не сломали!
— Макс… понимаешь…
— Так. Уже страшноватое начало. Дай догадаюсь: ты не хочешь уходить один, верно?
— Верно, — Славка невольно улыбнулся.
— Слав, мы с бабушкой уже неплохо тебя знаем, так что были практически уверены: за то время, что ты там сидишь, ты стопроцентно должен был с кем-то скорешиться. Без проблем, прихватим и его. Или ее.
— Их.
Макс сдавленно фыркнул.
— Кто бы сомневался. Сколько — их?
— Примерно тысячу человек.
На этот раз побратим замолк — и молчал секунд пять.
— Макс?
— Я очень по тебе скучал, Славка, — наконец отозвался напарник, у которого что-то случилось с голосом и настроением. – Ты всегда знаешь, как сделать мою жизнь максимально полной и, главное, незабываемой. А твоя вера в наши способности… приятно, конечно. Богом меня никогда раньше не считали…
— Макс…
— Тыща человек! – темпераментно начал Макс, и умолк. Вздохнул-выдохнул. Жук нервно дернулся и, кажется, вознамерился уползти куда-то подальше от беспокойных человеков. Пришлось перехватывать его поплотней.
— Макс, прости.
— Ни слова больше! – побратим вздохнул как-то жалобно. — Слав, ну правда. Я все уяснил. Только… извини, но тогда придется тебе посидеть там еще пару дней. Наверное, пару. Нет, мы понимали, что… в смысле, мы понимали, что одного тебя выдернуть неправильно и нечестно, тем более, с твоим характером такое не срастется. Но наши самые смелые планы включали человек пятьдесят-сто. Придется перекраивать весь план, и… короче, давай-ка ты мне все-таки расскажешь, что знаешь – как там в этих чертовых Подвалах что устроено и как это правильно поломать.
-.. Я уже прикидывал, если с применением Шага, то вложимся в полчаса. Ну, максимум час.
— А вся эта кодла вельхо будет в это время изображать слепоглухонемых и умственно отсталых, не интересующихся, что это такое происходит в вотчине «дорогого друга» Понтеймо и какого черного дракона он тут вытворяет? Нет, надо еще живее. Так что глушим всех без разбора и волокем на точку. Спящие отбрыкиваться и качать права не станут, а значит, управимся побыстрей.
— Макс, правда не злишься?
Пауза.
— Друг ты мой Слав! – патетично возглашает побратим, и Славка почти видит, как он прижимает к груди руку. – День, когда ты перестанешь рваться кого-то спасать или кому-то помогать, меня напугает до заикания. Это значит, что в нашем мире сдохло все крупное разом!
— Драконы?
— И драконы, и синие киты, и даже медведи! И вообще всё зверье крупнее хомячков. Так что ты уж, будь добр, оставайся собой.
Славке стало смешно.
— Обещаю.
— Вот и ладненько. Знаешь, дружба – это когда ты кого-то принимаешь целиком, со всеми его закидонами и заморочками. Твои тараканы, конечно, в чем-то поядреней моих… но зато они так классно могут придавить мою внутреннюю жабу!
Жук человечьего языка не знал. Даже в интонациях не разбирался. А белесые громадины обладали всего двумя лапками и дивного языка шестиногих не могли постичь даже в перспективе. Однако тихий шепот этих двоих, которые зачем-то его поочередно то хватали, то отпускали, то вот опять взяли в оборот, даже крохотный жучиный умишко заставили уразуметь: его не выпустят, пока не наговорятся вдоволь. И будет это нескоро. Но громадина не сжимала и не давила, она была теплой, а воздух к вечеру похолодал. И порядочные насекомые ночью вроде спят? Жук последний раз поцарапал лапками неподатливый насест и уселся баиньки. Он потом сбежит. Наверное…
Он так и заснул под немолчное:
— Ты представляешь, сколько понадобится, чтобы усыпить всех?
— Ты лучше подумай, как их всех охватить. Нам надо, чтоб задрыхли массово, даже охрана. А там посмотрим.
— Идеально – если снотворное в еде да плюс что-то сонное в виде газа или чар.
— Вернусь – поспрошаю Пало и Рита. Может, тут что-то такое водится. Надзирателей, надеюсь, спасать, не собираешься? Они у нас всю ветчину сожрут.
— Пусть их хозяева кормят…
— А этих?..
— Не надо…
— Но если…
— …возьмут на себя драконоверы.
— … потом?
— …я тебе глюшь-траву передам…
— …совсем?!
— … увидишь… вельхо с ума …
Столица. Макс
Жук разрядился через пятнадцать минут. Нормально. Нам почти хватило. Когда голос Славки затих, я очень осторожно посадил жучиную «даму» в специальную коробочку и подошел к окну. С усилием дернул раму, жадно глотнул ночной воздух…
Трактир Ритовой вдовушки шумел внизу, перед глазами расстилалась тонувшая в темноте городская улица… Но я ничего не видел и не слышал.
Тысяча человек!
Приятно, когда тебя считают богом. Что и говорить – приятно. Но хлопот…
Ну что, Макс, за работу?
Маги. Сколько понадобится магов, чтобы уволочь примерно количественный состав одной средней школы?
Драконоверы. Придется срочно менять им цель. Вместо приюта на пятьдесят-сто человек предстоит отыскать место (или места), куда поместится тысяча. Какая головная боль нас ждет при попытках их куда-то распихать-пристроить – даже представлять не хочу. В Тахко всех тащить? Через мой труп. У магов есть возможность читать мысли? Не помню… а как бы пригодилась!
Парнишкам тоже надо сказать, что морочить голову Нойта-вельхо им придется немного дольше. Надо посоветоваться.
Зеленых попросить о новых жучках. Придется правда запихивать в корзину десяток, чтобы хоть один попал куда надо. А то возле «дамы»-передатчика пришлось больше суток проторчать, пока жучок не встретился с объектом. Зеленые, кстати, прелесть, и со Славкой, думаю, поладят, как соль с водичкой. Те тоже… едва три дня прошло, еле оклемались, только-только с постелей посползали – и уже кто где. И что где. Цветы во всех мыслимых и немыслимых местах, теплицы, выросшие, кажется, вместе с буйно-зеленым содержимым, и попытки лечить всех, до кого дотянутся. Сам видел: стоит один Зеленый (реально зеленый причем, интересного такого салатового оттенка!) и пытается вылечить котенка, упавшего в канаву. И оба выглядят так, что наш старенький лекарь, узрев эту парочку, не знал, кого первым спасать! И яйца эти… Огненные сразу уволокли их в Гнездо, в самую защищенную часть, расконсервировали и сейчас обустраивают будущим малышам ясельки. Зеленые, обретя цель, бодро рванули на поправку и уже напоминали нормальных призраков, а не привидений из Бухенвальда. Может, скоро отъедятся до принятия драконьего вида. Особенно если сработает идея о мелких кураторах. Дорвавшиеся до любимого дела и ощущения собственной свободы бывшие узники островов могли сутками сидеть у своих обожаемых садов-цветников, напрочь игнорируя призывы на обед и ужин. Голодными они сидеть привыкли, мол, ничего страшного, а вот возможность контактировать с жизнью… Рычать на них не хватало совести, уговаривать было бесполезно, а когда они увидели искреннее восхищение горожан их творениями, увлеченность Зеленых стала маниакальной! Я так понимаю, узников острова никто никогда не хвалил – не изобьют лишний раз и на том спасибо. Так что их реакция на доброе слово была…
Словом, нам пришлось мобилизовать Янку со товарищи. Бабушка присвоила им звание «тимуровцев» и прикрепила к каждому Зеленому мини-команду из этих энерджайзеров. Детишек Зеленые любили всех, независимо от вида, цвета и количества ног с крыльями, так что не пойти за дитем, когда оно о чем-то просит, попросту не могли. Ну, хоть так. Потом , думаю, это выправится, Иррей, к примеру, реагирует на зелень и лечение куда спокойней, без фанатизма. Ну, Иррей всегда бунтарка была. Иррей…
Мысли что-то разбежались.
Не о том думаю.
Славка темнит. Ящиком ногу сломало, ага. Верю-верю. И про порядки подвальные рассказывал очень обтекаемо. Нет, спланировал он все грамотно, мозги у него варят по-прежнему классно, но вот врать убедительно так и не выучился. Или это просто я его хорошо знаю? В Подвалах же он как-то продержался?
Черт, тысяча человек! Это еще минимум пять дней на подготовку!
Ладно. Разберемся.
Главное – начать.
УМРУН
Уж вы зомби родные, расейские!
Мысли ваши излишне житейские:
Разве должен мертвец
Умереть наконец?
Нет – дела надо делать злодейские.
ДРАУГ
Долго спорят покойники хищные,
Разрешая проблемы жилищные.
А какой-то бандит
Упырей все плодит,
Городит разногласья кладбищные.
1.ПИКСИ
Препротивные твари летучие
Индивида ученого мучили –
Куролесили год,
Своротили комод
И на глобус сову нахлобучили.
Келпи
Келпи вылез из озера Рица.
Если хочешь на нем прокатиться –
Ловко прыгай верхом,
Погоняй кулаком…
И утонешь ты в озере Рица
Келпи – враждебный людям низший водяной дух из екельтской (шотландской) мифологии. Живет в воде.. Выходя на сушу, принимает обличие коня с очень длинной шеей. Привлекает наездников и уносит их с собой вод воду.
БАНШИ
Банши воет у дома уныло:
— Ах, зачем покидаешь нас, милый?!
Ну зачем всюду лез,
Шилопопый балбес?!
А теперь твоя доля – могила.
БАНШИ фигура ирландского фольклора. Фея, которая является у дома обреченного на смерть человека и своими стонами и рыданиями оповещает, что час его кончины близок.
ГИАНА
Голос дивный у девы гианы,
И фигурой стройна, как лиана…
Аккуратней, постой!
Не пленись красотой:
Адски зла и опасна гиана
ГИАНЫ – в итальянской мифологии духи, живущие в пещерах или лесах. Своими дивными песнями приманивают людей. Высасывают у них кровь и убивают. Почти все выглядят как прекрасные юные девы, превосходные вышивальщицы и портнихи.
ДЕМОН
Демон изгнан из смертного тела…
Если что – прилетело за дело.
Мыслит: так же нельзя!
Осмеют все друзья…
Но он рад, что избавлен от тела
Демон – в др. греческой мифологии – собирательное название сверхъестественных существ, полубогов или духов, занимающих промежуточное положение между людьми и богами. В христианской мифологии – злой дух
УМРУН
Упырь вылез на нашем кладбИще
Может, зрелищ и кровушки ищет.
Раритетную тварь
Упокоим, как встарь!
Нет теперь упырей на кладбище.
Умрун, он же упырь – мертвец, умерший нехорошей смертью, по ночам вылезающий из могилы и сосущий кровь людей.
МАВКА
Милый, встречу тебя у водицы
Артистичной прекрасной девицей.
В глубину утяну,
К каменистому дну,
А потом обернусь черной птицей.
Описания очень разнятся, существует несколько видов. Украинская злая нежить, спереди выглядит как прекрасная и очень бледная девушка, сзади – разложившийся труп. Может оборачиваться черной птицей.
ПИКСИ
— Повиси-ка. Голубчик, на ветке! –
Издевались крылатые детки.
— Как же нам без затей?
Скуку нашу развей!
Интересно, как спустишься с ветки?
Пикси – мелкая разновидность эльфов или феечек. Общим свойством, упоминаемым в разных источниках, является их поведение: от невинных шалостей до смертельно опасных проказ. Любимое занятие – сбивать путников с дороги.Впрочем. Пикси довольно дружелюбны.
ПУТИС
Путис твой! Пусть завидуют люди:
У тебя теперь золото будет!
Тяжелеет мошна,
И душа не нужна =-
С золотишком и счастье прибудет!
Путис (мужского рода) и Путиене (женского) – в латышской мифологии многоглавый огнедышащий дракон. Обитает в воде или поблизости от водоемов. Будучи прирученным человеком, приносит в дом (крадет у соседей) деньги и съестные припасы. Приносит их своему хозяину в хвосте-мешке. Сам часто выглядит как летящее пламя. Одомашненный Путис живет в хозяйственных постройках. Хозяева хуторов покупают путиса или заполучают его, продав черту или самому путису свою душу или души близких.. Путиса нужно подкармливать кровью и периодически приносить ему в жертву людей.
ИГОША
Извини меня. Милая детка!
Глянь. Сюда положу я конфетку.
Отдавай. Не тяни,
Шарф. И серьги верни.
А за это получишь пинетки.
Игоша – мертворожденный или умерший некрещеным ребенок, уродец без рук и ног. Похож на домового. Если не получает подношений. Начинает проказничать. Проказы у него в основном безобидные: разбивает что-то или прячет нужную вещь.
БРОША
Бойся встретиться с призрачной птицей!
Растерзает тебя, чтоб напиться.
Обернись и замри,
Шелест крыльев лови,
А еще не забудь помолиться.
Броша (брукса)- португальский вампир. Исключительно женского пола. В него после смерти превращается любая колдунья или женщина, занимавшаяся при жизни колдовством. При этом днем она продолжает оставаться обычной женой или даже матерью, ночью же превращается в призрачную птицу, нападает на людей и высасывает из них кровь. Убить невозможно, спастись можно только осторожностью и молитвой.
ГРЮЛА
Грязь развел. Обещанье нарушив!
Раз не хочешь родителей слушать,
Юный друг, ты чудак…
Ладно, пусть будет так.
А ведь грюле захочется кушать…
Грюла (гирла) – в фольклоре Ирландии и Фарерских островов – гигантская людоедша с многочисленными хвостами, которая спускается с гор и поедает непослушных детей.
ШРАТЦ
Шире станьте, мохнатые ели!
Развеселые пойте свирели!
А теперь будем пить,
Танцевать и шалить,
Целоваться под лапами ели!
Шратц – в германском фольклоре косматый и веселый лесной дух, схожий с греческим фавном или римским сатиром.
ДРАУГ
Друг и брат, я вернулся, поверь!
Рад тому, что открыл ты мне дверь.
А сейчас, как родня,
Угости же меня!
Голод мой выше дружбы теперь.
Драуг – в скандинавской мифологии оживший мертвец, по собственной воле вернувшийся в мир живых после насильственной смерти. Иногда сохраняет душу. Близок к вампирам.
АБААС
Абаас – знает каждый якут,
Боли, грязи и злобы сосуд.
Ах. Ошибка природы!
Ах, какие уроды!
Страх, страданья и смерть принесут.
Абаас – злобные духи нижнего, среднего и верхнего миров, живущие своими племенами и подчиняющиеся великому богу Улу-тойону, который вместе с ними сумел заложить в человеке злое начало. Имеют облик человека размером с лиственницу. Иногда представют в виде одноглазых.Одноногих и одноруких чудовищ из камня с железными зубами. Подбивают людей на плохие поступки.
ЗОМБИ
Зомби – очень забавные твари!
Открываем большое сафари!
Молодец-удалец –
Больше ты не жилец,
И удачно вполне переварен
ИНКУБ
И в инкуба возможно влюбиться.
Но беда, коль такое случится:
Кавалер очень рад
Ублажать всех подряд…
Было б лучше в другого влюбиться!
ГИДРА
Гидра. Как все змеюки. Сурова,
И всегдазащититься готова.
Драться лезут, причем
Рубят бошки мечом!
А она легко вырастит снова.
СМЕРТЬ
Смерть однажды придет за тобой.
Мертвым станет в итоге любой.
Если веришь – молись,
Развевымолишь жиз0нь?
Так что помни: придет за тобой
Ь
АПОКАЛИПСИС
н\еакро
Апокалипсис близок, ребята!
Это очень серьезная датаЁ!
Надо срочно решить
Что и где будем пить!
И продукты купить для салата.
Инструкция по борьбе с нечистью
Без молитвы пока не спасался никто.
Серебро и железо бери, если что.
Кол осиновый. Ткнешь –
Ну, убить не убьешь…
Но здоровье уж будет не то!
Переплет чувствовал себя немного странно. Он решил судьбу человека одним движением… даже не руки, а мысли. Рука только подняла телефонную трубку и набрала номер. «Вот она, сладость власти, наслаждайся ею, – шептал внутренний голос, – пока есть время!»
Все оказалось очень просто. Так просто, что поневоле приходила мысль, что и с ним в свою очередь могли бы разделаться подобным образом – но у него были защитники по обе стороны бытия.
Он стоял у гранитного парапета, внизу темнела невская вода, в лучах заходящего солнца были видны нити водорослей возле самого берега. На другом берегу призывно золотился купол Исакия. Переплету казалось, что чувства его приобрели новое качество, что он различает вещи, недоступные остальным. Вода в Неве не просто текла, она струилась, подобно крови в сосудах города, он прислушивался к ее шуму и угадывал за ним биение сердца – где-то там, глубоко. В бездне.
Жаль, нельзя уничтожить следы своего вмешательства. Нельзя убить всех, кто, так или иначе, оказался причастен к его преступлению. Впрочем, преступлению ли?! Разве не преступление отдать любимую женщину человеку нелепому, смешному, который рано или поздно все равно бы оступился.
«Тем и отличаются сильные мира сего, – подумал Переплет, закуривая на ветру, – они сами устанавливают правила и законы». И он заставит их жить по своим законам – Альбину, Олега, Дину с ее отродьем, всех… Только сейчас он по-настоящему почувствовал – что значит власть. Да, ради этого стоило пойти на все. Даже душу дьяволу продать!
Пришлось спрятать пламя в кулак, оно лизнуло кожу, но он не отдернул руку. Боль возвратила его к реальности – иначе он, наверное, так и простоял бы здесь, размышляя. А это было чревато простудой – ветер крепчал. Ветер прогнал с реки птиц. Александру почудилось в бешено несущихся над городом облаках чье-то ухмыляющееся лицо. И снова мелькнуло вдруг перед глазами видение – уже почти забытое им за чередой дней. Горящее судно. Оно возникло на мгновение перед его внутренним взором. Только на мгновение, но теперь он успел разглядеть его лучше – это была небольшая яхта, и ее единственная мачта клонилась к воде…
«Перенапрягся», – подумал он и, швырнув окурок в воду, поспешил к машине.
На этот раз он обошелся без предварительных звонков. Ситуация позволяла забыть о церемониях. Да и предлог был более чем благовидный.
Альбина открыла дверь не сразу. Очевидно, в такой момент ей никого не хотелось видеть, но Переплет знал, что она дома – свет горел в ее окнах, и он не собирался отступать.
Только на мгновение, когда он увидел ее лицо, сердце его дрогнуло. Последние сутки она провела без сна. Оставалась дома – ателье в настоящий момент не работало. Акентьев заверил ее с порога, что сделает все, чтобы арест Олега не отразился на делах.
– Проходи! – тихо сказала Альбина.
Она двигалась, как во сне. Сказывалась усталость и нервное напряжение. Акентьев повесил шляпу на вешалку и, остановившись у зеркала, пригладил волосы. Все было на месте – отражение и тень за спиной. Никаких инфернальных штучек. Он обычный человек, который борется за свое счастье.
– Ты знаешь, что папа умер? – спросила она, все так же тихо.
– Как умер?! – не понял Переплет.
– Мина, – сказала она, указывая куда-то вглубь квартиры, где, очевидно, лежала похоронка. – Машина взорвалась на мине.
Они ехали по дороге, дорога считалась безопасной. В «уазике» с Марленом Вихоревым было еще два человека, они тоже погибли.
Переплет выругался про себя. Марлен очень некстати подгадал со своей героической гибелью. Альбина уже повесила снимок отца в кухне – там он был еще молодой и подтянутый. Акентьев хорошо помнил Вихорева по последней встрече в ресторане – с годами тот обзавелся небольшим брюшком. Он не понимал, зачем это нужно – бередить рану. Разве она станет меньше любить его, помнить о нем, если перед глазами не будет маячить эта фотокарточка? Но Альбина, видимо, считала иначе.
– Когда привезут тело? – спросил Переплет.
– Не знаю… – она разливала чай. – Они не сообщали еще. Наверное, это закрытая информация.
Он не знал, что сказать. Все будет выглядеть фальшиво. Его родители живы и здоровы. Оба. Альбина встала у окна. Акентьев поднялся и подошел к ней. Так близко, что услышал ее дыхание. Это волновало, он ощутил возбуждение сродни тому, что испытывает кошка, когда слышит, как в нескольких сантиметрах от нее, за стеной, бьется мышиное сердечко.
Прикоснулся к ее щеке. Ласково, насколько мог.
– Саша, не надо… – она попыталась обратить все в шутку, уже чувствуя, что Переплет настроен серьезно.
– Я помогу тебе! – он шептал, все громче и громче. – Ты и я. Мы должны быть вместе, Альбина. Должны спасти друг друга. Неужели ты не понимаешь…
Он обхватил ее за плечи, развернул к себе. Альбина вскрикнула.
– Оставь меня, ради бога!
– Я не могу, пойми! Я не могу!
Попытался поцеловать ее в губы.
– Саша, убери руки! Прекрати! – Она оттолкнула его. – Саша, прошу, отстань!
– Альбина, Альбина… – Переплет не сдавался, зная хорошо по собственному опыту, что иногда достаточно сломить это первое сопротивление.
Альбина продолжала отталкивать его. Переплет прижал ее к столу, втиснул колено между сведенных ног. Она вскрикнула от боли и попыталась вцепиться ему в лицо. Акентьев перехватил ее руки в запястьях и сжал, словно клещами. Казалось, вот-вот хрустнут кости. Альбина испустила дикий вопль. Переплет опешил и поспешил зажать ей рот ладонью. Так и застыл, держа ее руки и рот. Сцена становилась комичной. Чашка слетела на пол и разбилась. Альбина не то всхлипнула, не то хихикнула.
– Успокойся! – Акентьев хотел убрать руку, но Альбина вцепилась в нее зубами. – Черт! Мать твою… Что ты делаешь!
Он схватил ее за шею. Такая тонкая, красивая шея, но достаточно было одного точного движения, чтобы сломать позвонки. Акентьев вдруг понял, что действительно может это сделать, и выпустил ее. Испугался.
– Убирайся! – Альбина тяжело дышала, в глазах ее стояли слезы.
Александр вышел в прихожую, нервно подергал перед зеркалом проклятый галстук – словно сам себя собирался задушить. Хорошо, что промахнулась, а то в исполкоме не поймут, явись он с кошачьими царапинами на лице. Впрочем, можно было, в самом деле, свалить все на кошку, на дикую кошку.
– Ты еще об этом пожалеешь, – спокойно сказал он, минуту спустя заглядывая в кухню. – Пойми, Альбина, мир этот делится на слуг и хозяев. Так всегда было. И я… Я хозяин. Скоро ты это поймешь!
И добавил, уже стоя на пороге то, что уже сказал недавно:
– Я не прощаюсь.
– Пошел вон!
Александр вышел на лестницу и потер укус на руке. Вот сучка – остался кровоподтек. Тем не менее, Переплет нисколько не жалел о случившемся. Все, что ни делается, к лучшему. Правда, на Олега Швецова эта истина не распространялась.
Альбина едва ли не с ненавистью взглянула на фотографию отца и сбила ее на пол, чтобы через секунду поднять и прижать к груди. Она не могла больше сдерживаться и разрыдалась. Папа, папа! Если бы не твой интернациональный долг, пропади он пропадом, ты был бы рядом, и ничего этого никогда бы не случилось. Никогда!
Последующие дни она провела в каком-то оцепенении, дожидаясь исполнения угроз Акентьева. Словно кролик, застывший в страхе перед гремучей змеей. И никуда не убежишь, не спрячешься – у нее двое детей. Ателье, вопреки всем обещаниям Переплета, у нее отобрали. Впрочем, было бы странно рассчитывать на то, что он сдержит эти обещания после того, как поклялся отомстить. Или не поклялся? Альбина не могла точно вспомнить его слова, да и все случившееся порой казалось ей совершенно нереальным. Несмотря ни на что она не могла поверить, что заполучила еще одного врага. Такого страшного врага.
Поначалу он никак не напоминал о себе. В конце концов, успокаивала себя Альбина, у него слишком много дел. И почему, почему он так к ней привязался? В любовь Переплета она не верила, любовь, она другая. Любовь может быть такой, как у Невского, без оглядки, до последнего вздоха, может быть спокойной и старомодной, как у Олега. Но только не такой! Переплет напоминал ей зверя. Страшно оказаться во власти такого человека, и она очень надеялась, что власть эта на деле не столь огромна, как он пытался показать.
И все-таки люди не меняются, и значит, отец был совершенно прав, когда после того вечера в ресторане сказал дома Альбине:
– Держитесь-ка вы с Олегом от него подальше! Такие люди, как этот ваш Акентьев ничего просто так не делают – иначе он не сидел бы на своем месте. Держитесь подальше!
Если бы можно было повернуть время вспять и последовать его совету!..
И только малыши оставались спокойными и невозмутимыми. Еще перед заседанием суда Альбина по совету адвоката перебросила кое-что из имущества на квартиры знакомым – на случай конфискации. Мера оказалась оправданной – самый гуманный суд в мире оставил Альбину Вихореву с необходимым для проживания минимумом. За имуществом пришли на другой день после суда. Альбине казалось, что все это происходит в дурном сне. Впрочем, теперь вся жизнь ее напоминала дурной сон. Близнецы сначала испуганно притихли, заслышав чужие голоса, а потом подняли дружный рев. Альбина едва успокоила их, милиционеры недовольно переглядывались.
– Вы бы, мамаша, детей лучше успокоили, чем так нервничать! – сказал один из них. – Чего не нужно, не заберем, не беспокойтесь!
Стали составлять опись, деловито переговариваясь между собой.
Споры вызвал старый проигрыватель, тот самый, который так часто любила слушать Эльжбета Стефановна. Один из милиционеров объяснил Альбине, что если ей удастся доказать, что проигрыватель приобретен до ее брака со Швецовым, то его вернут. Альбина посмотрела на него с усталым безразличием. Проигрыватель все же оставили, равно как и все старые вещи. Альбина заперла дверь за страшными гостями и устало привалилась к ней спиной – ей казалось, что этому кошмару не будет конца.
Нужно было собраться с силами. Олег, наверняка, ждал встречи, свидания, а она не знала, куда пойти, как это организовать… Она не должна сдаваться – может, скоро будет амнистия, адвокат сказал, что это вполне возможно. Сейчас, когда общество начинает трясти, амнистия для власти будет средством смягчить настроения.
Что-то такое он говорил и главное – Олег непременно попадет под нее, он ведь не убийца. Она так вдохновилась, словно воображаемую амнистию уже объявили. Нужно было успокоиться, принять что-нибудь. В доме не было ничего, кроме валерьянки. «Сапожник без сапог, – бормотала она – отец медик, а в доме ничего успокаивающего…» Марлен Вихорев не мог предвидеть, что оно может очень понадобиться его дочери. Даже димедрола нет – уснуть, как следует.
Уснуть и умереть, и видеть сны… Нет, она не сдастся. Никогда.
На свидании, состоявшемся через несколько дней, Альбина была спокойна и даже улыбалась. Олег, казалось, уже смирился с тем, что случилось, спросил о детях. И о Переплете. Само собой, Альбина ничего ему не рассказала. Зачем?!
– Он куда-то уехал, – солгала она, просто потому что в голову больше ничего не приходило. – Не знаю, когда вернется.
Лицо Олега потускнело – было заметно, что он все-таки надеялся на его помощь, несмотря на все, что сказал адвокат. Может быть, думал, что Акентьев организует ему побег по дороге в лагерь?
– Вот что, – сказал Швецов, – тебе сейчас будет сложно. Если Александр не поможет, позвони Славе, он найдет, кому сдать квартиру.
Славой звали одного из его старых компаньонов-фарцовщиков.
– А мы куда?! – спросила она растерянно.
– Снимите однокомнатную где-нибудь на окраине, подешевле, – рассудительно сказал Олег. – Сейчас тебе трудно будет сразу подыскать работу.
Альбина согласилась. Других вариантов не было.
Расставалась с ним, и казалось, что это навсегда.
По крайней мере, в том, что касалось съема, Слава не подкачал. Деньги у Альбины еще оставались, и можно было не торопясь выбрать. Она не стала привередничать и остановилась на хрущевке в районе «Новочеркасской». Улица Гранитная. Тишина, зеленые дворы. Не так уж и плохо.
Переезд не занял много времени. Слава обещал найти постояльцев на квартиру Вихоревых. По его словам, имелась на примете какая-то семья, которая вот-вот должна была приехать в Питер. Старался не за «спасибо», но комиссионные выплачивали клиенты, так что Альбину это не волновало.
Хуже было то, что работу ей по-прежнему найти не удавалось. Она была уверена, что с ее опытом проблем в этом плане не будет. Но одно ее имя вызывало гримасу на лицах у предполагаемых работодателей. Создавалось впечатление, что все они получили из какой-то очень высокой инстанции соответствующую директиву насчет Альбины, и она догадывалась, в чем тут дело. Пыталась дозвониться до Переплета, скармливала автомату двушку за двушкой – в съемной квартире телефона не было. Но трубку поднимала секретарша, неизменно сообщавшая, что товарищ Акентьев занят.
– Сволочь, – шептала Альбина, ломая пальцы. – Вот сволочь!
Через несколько дней позвонила Славе, как договаривались. Его замечательные клиенты должны были уже прибыть, он предложил Альбине подъехать на квартиру, чтобы посмотреть на жильцов.
– Им все нравится!
Ехала на метро – «жигуленок» Олега спасти не получилось. Да и в любом случае – водительских прав у нее не было. На квартире Вихоревых Слава представил ей некоего Арсена, главу большой армянской семьи, которая, с благословения посредника, несколько преждевременного, по мнению Альбины, уже начала процесс заселения.
Арсен был черен, как ворон, говорлив и обращался с ней, как со старой знакомой. Почему-то это не обижало. К тому же здесь были дети, много детей. Теперь Альбина просто не могла отказать этим людям. Маленькая девочка смотрела на нее, раскрыв рот, словно голодный птенец. Арсен перечислял по именам всех домочадцев, отсутствующих и имевшихся в наличии – напрасный труд, ибо Альбина их тут же забыла. Да и голова у нее была занята другим.
– Так что там с деньгами? – спросила она у Славы, когда Арсен отвернулся, чтобы вытащить одного из отпрысков из духовки – разговор шел на кухне.
Он затряс руками в воздухе, словно пытаясь ее загипнотизировать.
– Деньги будут на днях! Железно. Сейчас не могут – они же только что приехали, сама видишь, нужно все купить, у тебя ведь даже лишней кровати нет.
Альбина согласно кивнула. Хотелось верить в лучшее. Несмотря ни на что.
– На жизнь хватает? – спросил он.
– А ты готов помочь?! – поинтересовалась она в ответ, сдерживая ехидную ухмылку.
Слава замялся. Разумеется, он не готов. Он мог рассказывать про какие-то грандиозные аферы, к которым он, по его словам, был причастен, про совместные предприятия с огромными прибылями, во главе которых он не сегодня-завтра встанет, но никогда у него в кармане не было лишней копейки. И домой он поедет даже не на такси, а на метро. Словом, это был самый настоящий трепач. Но, пожалуй, самый безобидный трепач из всех дружков Олега.
– Как он там? – Славик поспешил сменить тему.
Альбина пожала плечами.
– Ты… Это! – он вдруг подмигнул ей. – Мы на шашлычки выбираемся в выходные. Может, присоединишься?
Альбина хмыкнула и покачала головой.
– Ты все не так поняла! – сказал он и засопел, как ребенок.
На Гранитной возле парадной стояла черная «волга». Ждала ее.
Когда Альбина поравнялась с машиной, дверца раскрылась.
– Альбина Швецова?
Она застыла на месте, словно ожидая выстрела. В последнее время по фамилии к ней обращались только представители органов, а от них она ничего хорошего не ждала.
Из машины выбрался человек в костюме. Протянул ей запечатанный конверт, не дожидаясь ответа, сел назад и уехал. Альбина, не обращая внимания на старух, уставившихся на нее со своей скамейки, разорвала конверт. Письмо было от Акентьева. Несколько сбивчивых строчек с извинениями и приглашение на вечер в Доме композиторов. Альбина сжала губы. Что за человек?! Ему все мало.
Белый флаг она выбрасывать не собиралась.
Марлена Вихорева хоронили без помпы. Альбине казалось, что должен быть какой-то салют. Салюта не было. Был человек из военкомата с каменным лицом, который отдал ей честь и вручил нужные бумаги. Кроме военкоматчика, пришли коллеги отца – некоторые учились с ним еще в военно-медицинской академии. Всего шесть человек, под серым небом, которое пыталось выдавить из себя слезу, но не смогло, как не смогла заплакать и сама Альбина – все слезы были уже выплаканы.
Поминки в тесной съемной квартире произвели на коллег отца, похоже, еще более тяжкое впечатление, чем сами похороны. О делах не спрашивали – дела в это время у всех шли неважно, но на прощание один из офицеров отдал ей с виноватым видом конверт. «Вот, мы собрали для вас!»
Она поблагодарила – эти деньги нужны были ее детям.
И нужно было срочно подыскивать работу. Несколько вечеров Альбина посвятила обзвону старых знакомых, способных помочь. Она уже смирилась с тем, что в частном секторе и по профессии ей никто не предоставит нормального места. Но, в конце концов, свет не сошелся клином на кройке и шитье. А контролировать целый город Акентьев не в состоянии.
Например, можно пойти в торговлю. «А почему бы и нет?» – подбадривала себя Альбина, которой вообще-то трудно было представить себя за прилавком. В конце концов, заработает на нормальную жизнь, а там, глядишь, подвернется что-нибудь поприличнее.
Тем не менее, она чувствовала, что к такой работе не приспособлена, и когда кто-то из знакомых упомянул фабрику «Большевичка», с радостью ухватилась за это предложение. Гигант отечественной «легонькой» промышленности, как, вслед за персонажем Мягкова, выражался Олег Швецов, оказался не подвластен Акентьеву или, может, он решил все-таки сжалиться над ней, несчастной?
Только радость Альбины оказалась преждевременной – разряд у нее отсутствовал, а опыт работы в ателье в данном случае никакой роли не играл. Все, что светило ей в «Большевичке» – статус ученицы с соответствующей зарплатой. Рядом с теми деньгами, что они с Олегом, пусть и недолго, зарабатывали в своем кооперативе, это были просто копейки.
Толстая дама в отделе кадров, разглядывала Альбину, словно какое-то редкостное существо.
– А что вы хотели?! – спросила она, возвращая ей документы. – У нас государственное предприятие, а не частная лавочка. А у вас разряда нет. Сказать всякий может о себе, что захочет. А кто его знает, чем вы там на самом деле занимались?!
Кровь бросилась Альбине в лицо, но она сдержалась. Если не хочешь остаться безработной, нужно подальше запрятать свою гордость и помалкивать. Подумала, что о прежней работе, наверное, не следовало совсем упоминать. Она уже начинала понимать, что на многих людей слово «кооперация» действует как красная тряпка на быка. Само собой, все кооператоры – жулики, и Альбина одна из них. То, что она лишилась своего положения, вызывало у таких людей только радость.
– У нас есть ясли, – сказала дама.
Взгляд ее несколько смягчился, когда она узнала о детях, но повысить статус Альбины на этом предприятии наличие двух малышей никак не могло. Швецова вздохнула. Большого выбора не было – либо идти на рынок торговать, либо начинать все сначала. С нуля. Альбина мобилизовала оставшийся оптимизм и выбрала второе.
И потянулись тоскливые одинаковые будни.
Вокруг теперь были люди, к которым она не могла никак привыкнуть и которые, видя в ее отчужденности высокомерие, платили откровенной неприязнью. После работы отправлялась в ясли за малышами и возвращалась в свою крошечную квартирку на Гранитной.
И внутренний голос с упорством глупой подружки шептал ей о том, что стоило уступить Переплету, и все было бы по-другому. В самом деле, сколько женщин живет двойной жизнью, а в ее случае ей даже не пришлось бы изворачиваться. Муж далеко и вернется не скоро.
Ничего, мы выстоим. И никаких Переплетов не нужно – если он ждал, что Альбина пойдет на поклон, то напрасно. Кажется, он и сам это понял, потому что больше о себе не напоминал. И Дина, наверное, скоро вернется из Швейцарии, думала Альбина – ну, сколько она может там находиться? Упустил Александр Акентьев момент.
Шанхай
Стеклянный лифт полз вверх вдоль отвесной стены здания компании «Иком», и перед Эдди и Софией открывался все более захватывающий вид на Шанхай. Мэй припарковала такси на стоянке внизу и ждала их в машине. Чтобы подняться на верхний этаж, нужно было миновать пост охраны, но двое дежурных при виде Софии вытянулись по струнке и провели ее внутрь.
«Иком» предоставляла интернет-услуги, и работа в офисе шла двадцать четыре часа в сутки. В лифте ехал один из рядовых сотрудников, туповатого вида юноша-китаец в футболке с надписью «Я — качок». Очевидно, компьютерщики, равно как и золотая молодежь, во всем мире выглядят одинаково. Молодой человек только что получил у разносчика на мопеде пакет с вкусно пахнущим фастфудом и теперь возвращался на рабочее место. Он тоже узнал Софию и всю дорогу застенчиво улыбался, так и не осмелившись взглянуть на нее прямо.
Китаец вышел на двадцатом этаже.
— Похоже, у тебя тут свой фан-клуб, — съязвил Чейз, как только двери за ним закрылись и лифт продолжил подъем.
— Ричард любит выставлять меня напоказ, — ответила София. — Пару раз мы с ним специально проходили по всему зданию.
— Ну да. Готов поспорить, ботаники вроде этого потом не прочь были взломать с тобой программку-другую.
— Эдди! — возмутилась София. — Ты просто отвратителен!
Чейз усмехнулся:
— Ну, ты меня знаешь.
— Слишком хорошо. Хотя раньше ты не был таким вульгарным.
— Учти, я не горел желанием сюда приезжать, — ответил Эдди, поднимая руку, словно собираясь остановить лифт. — Могу поехать домой, если хочешь.
— Извини. Я… не могла разобраться со своими чувствами, когда снова увидела тебя. Особенно после твоей выходки на яхте Корву. Если честно, не разобралась до сих пор. — София искоса взглянула на него. — И должна сказать, что еще есть некоторые сомнения. Понимаешь, Эдди…
— Ты попросила помощи, и я приехал, — сухо ответил Чейз, не желая развивать тему. — Тем более что дело касается АМН. — Ему на ум пришел один вопрос. — Кстати, как ты узнала, что я там работаю? Ты явно написала записку заранее; выходит, знала, что я буду на приеме.
— У Ричарда есть досье на тебя, — объяснила София. — И на твою… э-э… девушку. На доктора Уайлд.
— На Нину?! — воскликнул Эдди, неожиданно почувствовав тревогу.
— Я не знаю, зачем вы ему нужны, но я нашла ваши файлы среди тех, которые, как мне кажется, он украл в АМН. — Женщина повернулась к двери. — Приехали.
У Чейза на языке вертелись новые вопросы, однако с ними пришлось повременить, потому что прозвучал мягкий колокольчик и двери лифта раскрылись. Стуча каблучками, София вышла в холл со стенами, отделанными черным мрамором. Чейз последовал за ней.
За большим полукруглым столом сидел охранник в форме. Увидев Софию, он расплылся в улыбке, но когда за ее спиной возник Чейз, насторожился.
— Добрый вечер, леди София, — произнес охранник с сильным акцентом, приподнимаясь и склоняя голову в полупоклоне.
— Добрый вечер, Дэн, — ответила София. Она обогнула стол, рукой приказывая Чейзу остаться там, где стоял. — Как дела?
— Замечательно, леди София, — сообщил Дэн, и дыхание его участилось.
Чейз не смог определить, то ли он нервничает, то ли настолько возбудился. Все стало понятно несколько секунд спустя, когда София подошла к китайцу вплотную и что-то прошептала на ухо на мандаринском. Брови китайца вскинулись вверх в таком восторге, какой может быть только у человека, не верящего в свое счастье. Заикаясь, он пролепетал что-то в ответ. София прильнула к охраннику вплотную и чмокнула в щеку, оставив след от губной помады. Чейз отвел глаза.
Страница 26 из 133
Дэн поправил галстук, еще раз поклонился и поспешно вышел через боковую дверь в уборную.
— И что сие означает? — потребовал Чейз.
— У меня с Дэном договоренность, — ответила София.
— Я заметил!
В глазах Софии вспыхнул огонек раздражения.
— Это не то, что ты подумал Я сказала, чтобы он приготовился и ждал меня в туалете. Я была к нему добра, делала небольшие подарки, и в ответ он оказывал мне некоторые услуги. Например, притворялся, что не видел меня, когда мне нужно было побыть одной в кабинете мужа.
Чейз бросил взгляд на дверь.
— Значит, он готов поразвлекаться с тобой, да?
— Эдди, у нас нет времени. Пойдем! — София направилась к двойной двери прямо за столом.
— Ступай, — ответил Чейз. — Я приду через минутку.
— Эдди!
Он подошел к туалету и тихонько постучал. Из-за двери раздался страстный голос Дэна. Чейз медленно приоткрыл дверцу и был вознагражден видом стоящего к нему спиной китайца, стягивающего через голову рубашку. Дэн продолжал что-то лепетать, полный возбуждения. Обернуться он не успел — отлетел к стене напротив и мгновенно съехал на пол.
— Эротичных снов тебе, ублюдок, — кинул Чейз обмякшему телу. Когда он вышел в холл София ждала, скрестив в нетерпении руки. — Что? — невинно спросил Чейз. — Ты ведь не думаешь, что я мог просто так отпустить этого маленького противного извращенца?
— Хорошо, теперь пошли. — София нетерпеливо распахнула дверь в кабинет.
Кабинет состоял из нескольких богато украшенных помещений. В центральной комнате доминировали несколько больших, выкрашенных под бронзу металлических пластин, свисающих с потолка, словно рекламные щиты.
— Что это за ерунда? — спросил Чейз.
Пластины казались потертыми, побитыми временем, с длинными, свернувшимися в кольца металлическими полосами других цветов, свисавшими по их поверхности в произвольном порядке.
— Новейшее приобретение Ричарда. Он меняет их каждый месяц-два, — сказала София, подталкивая Эдди мимо щитов к дальней комнате, в которой находилось рабочее место ее мужа. — Произведение немецкого художника Клауса Клема. Все вместе стоит около восьми миллионов долларов.
— Восемь миллионов?! — воскликнул Чейз. — Я бы не дал за них и восемь пенсов!
София вздохнула:
— Ты никогда не разбирался в искусстве…
Она подошла к стене и отодвинула в сторону авангардную картину, которая тоже, наверное, стоила миллионов восемь. За этой мазней скрывалась дверца небольшого сейфа.
На дверце висела маленькая электронная клавиатура.
— Ты знаешь код?
София хитро улыбнулась:
— Немного шампанского, широкая кровать, и я могу узнать все на свете.
— Да, для тебя это никогда не было проблемой, насколько я помню.
Чейз отвернулся, чтобы не слушать ответ, и посмотрел в огромное, от пола до потолка, окно, расположенное за немыслимых размеров столом Юэня. Внизу виднелась нижняя часть задней стены здания «Иком», изгибающаяся длинной дугой. Прямо у фундамента начиналось декоративное озеро, в котором били фонтаны, подсвечиваемые со дна медленно пульсирующими цветными огнями.
Раздался гудок, Эдди обернулся и увидел, что София уже открыла сейф. Она вытащила коричневый британский паспорт, потом достала еще пару каких-то предметов и подошла к столу. Нажатием кнопок на клавиатуре, встроенной в стол, быстро оживила компьютер, и из черных мраморных отверстий мгновенно выползли вверх три плоских монитора. Чейз заметил, что список папок в окошке на центральном мониторе расположен в алфавитном порядке и содержит имена известных политиков, среди которых был даже Виктор Далтон. Потом его внимание переключилось на маленький белый предмет в руках Софии.
— Что это у тебя?
— Флэшка. Я уверена, что файлы, которые я видела, Ричард держит на ней. Но нужно убедиться. — Она протянула руку под стол и вставила флэшку в слот. — Пароль, который я знаю, позволяет только читать файлы. Я не смогу ничего скопировать или передать по электронной почте.
— А говорила, что можешь узнать все на свете.
Пока компьютер загружал информацию, София наградила Чейза тяжелым, но вместе с тем умоляющим взглядом.
— Эдди, пожалуйста, давай на время отложим в сторону наши с тобой проблемы. Я знаю, что тебе трудно удержаться от колкостей в мой адрес по любому поводу, но постарайся. Это очень важно.
— Хорошо, я попробую, — пообещал Чейз, почувствовав себя неловко.
На экране появилась новая директория. София быстро пробежала взглядом по списку файлов.
— Да, именно это я и видела. А вот кое-что про тебя. — Она ткнула красным накрашенным ногтем на имя одного из документов:
Чейз, Эдвард Дж.
Эдди более встревожил файл на строку ниже:
Уайлд, Нина П.
Затем его внимание привлекла картинка на другом мониторе, поступающая с камеры слежения: в мраморный холл осторожно вошли четверо вооруженных человек в форме. Видимо, один из охранников заглянул в туалет, увидел валяющегося без сознания Дэна и поднял тревогу.
— Ого!
— Что такое?
— Компания не дремлет. Пора сматываться.
Страница 27 из 133
София вытащила флэшку и бросила в сумочку вместе с паспортом.
— Полагаю, пройти мимо них с невинным видом теперь не получится, — заметил Эдди. — Запасного выхода нет?
София покачала головой:
— Только лифт и пожарная лестница. Можно подняться на вертолетную площадку, там вертолет Ричарда.
— Ты умеешь пилотировать?
— Нет.
— Я тоже.
София растерялась.
— Я была уверена, что ты умеешь!
— Запишусь на курсы первым делом, как приеду из Китая, — фыркнул Чейз. Охранники вышли из зоны охвата камеры. В дальнем конце кабинета открылись двери. — Ты все еще жена их босса, они не будут стрелять.
— Еще как будут! Вдруг им уже сообщили, что произошло в опере? И что я помогла тебе сбежать?
— Поверь мне, когда они увидят тебя в этой одежде, то будут думать о других «пистолетах». Просто выиграй мне пару секунд. Давай! — Он пригнулся и побежал в соседнюю комнату.
— Леди София! — раздалось из передней комнаты кабинета. — Мы знаем, что вы здесь. Пожалуйста, выходите. Господин Юэнь просил привезти вас к нему.
София вышла, огибая один из висевших металлических «шедевров», и увидела четверых мужчин, ждущих ее появления. Они держали оружие в руках, но не целились в нее. София шла медленно, изящно, выставляя одну ножку на длинном каблуке перед другой и покачивая бедрами в облегающем красном шелковом платье. Ее дефиле привлекло внимание по крайней мере троих охранников.
Четвертый оказался более профессиональным и внимательно вглядывался в соседние комнаты.
— Где мужчина?
— Какой мужчина?
— Вы пришли сюда с мужчиной. Где он?
— Я не знаю.
Это была правда. София совершенно выпустила из виду Чейза.
Охранник обогнул конструкцию из щитов и подошел к ней. Второй последовал за ним в нескольких шагах позади и с другой стороны произведения германского авангарда.
— Мы не хотим причинять вам вреда, но господин Юэнь велел применить силу, если вы не подчинитесь. Где…
Шум сбоку…
Охранники обернулись на вылетающего из соседней комнаты Чейза, который прыгнул со стола и взмыл под потолок. Вытянутые вперед руки схватились за перекладину, на которой висели модернистские картины, а ноги стукнули по металлическому щиту.
Раздался звон, похожий на гонг, пластина под весом Чейза взлетела вверх, сметая двоих охранников на пол. Один из них попутно ударился головой о другую «картину», сбив ее с кронштейнов. Щит упал со страшным шумом, накрывая собой охранника. Второй охранник так врезался в стену, что чуть не проломил ее, но застрял в гипсокартоне, который скрывался под дорогими обоями.
Чейз спрыгнул на пол и кувырком откатился в сторону, чтобы металлическая пластина не сбила его на обратном пути. Зато на том месте оказался третий охранник — и тут же, с криком отлетев в сторону, упал на спину. Чейз навис над ним и, словно кувалдой, нанес удар в лицо. Охранник вырубился.
Единственный оставшийся на ногах китаец прицелился в Эдди.
София задрала подол платья и врезала охраннику между ног. Тяжелый носок туфли вонзился прямо в пах. Охранник издал тонкий пронзительный стон, его лицо исказилось от боли, после чего он рухнул на пол и свернулся в клубок.
— Я смотрю, ты еще помнишь, как постоять за себя, — усмехнулся Чейз, ногой отшвыривая валяющееся оружие.
София подобрала пистолет корчащегося мужчины.
— В Шанхае не забудешь!..
— Пошли.
Эдди подхватил ее за локоть и потащил за собой к лифту. София подчинилась, умудряясь сохранять осанку.
Не успели они пробежать и нескольких шагов, как в холле зазвучала сирена и загорелись предупреждающие красные огни. На мониторах возле лифта вспыхнули иероглифы.
— Лифт заблокирован! — перевела София.
— Они уже поднимаются по лестнице, — угрюмо предположил Чейз.
Их загнали в угол, и единственное место, куда можно было уйти, — это крыша с вертолетом, которым никто не умел управлять…
Эдди развернулся и побежал обратно в кабинет.
— Нам оттуда не выбраться! — запротестовала София.
— Значит, мне придется превратиться в Супермена.
Эдди остановился у металлического щита, согнувшегося при падении под тупым углом, посмотрел туда, где стоял стол Юэня, оценил, насколько покат склон стены…
— Дай руку! — приказал он, подхватывая погнутый железный лист и волоча его за собой.
София в смятении подчинилась.
Они пробежали мимо охранника, с которым разделалась София. Тот понемногу приходил в себя, и женщина вонзила шпильку туфли в то же место. Бедняга свернулся еще сильнее, из глаз полились слезы.
— Хватит наслаждаться своим коварством! — крикнул ей Эдди. Они втащили щит в кабинет. — И сними наконец туфли!
— Что ты собрался делать? — спросила София, скидывая с ног обувь. — Отсюда нет выхода!
Чейз выхватил у нее из рук пистолет и несколько раз пальнул в окно. Стекло разлетелось вдребезги.
— Теперь есть!
— И как… — Догадка озарила ее лицо. Мгновение спустя понимание сменил неподдельный ужас. — О Боже! Ты с ума сошел?
— Не исключено.
Эдди подтащил щит к окну. Холодный ветер дул через раму. София не двигалась.
Страница 28 из 133
— Мы можем попробовать на вертолете! Можно притвориться, что ты взял меня в заложницы, и потребовать пилота.
— Они знают, что я приехал спасти тебя, а не похитить.
Чейз высунул голову в окно, посмотрел вниз. Стена шла под уклоном не менее семидесяти градусов, однако ближе к земле закруглялась почти до горизонтальной плоскости.
София не скрывала страха.
— Эдди, мы погибнем!
— Я тебя когда-нибудь подводил?
— Нет, но…
— И на этот раз не подведу. — Чейз протянул руку. — Поверь мне.
София, поколебавшись, взяла ее.
— Держись за меня покрепче и, что бы ни случилось, не отпускай. Он толкнул ногой «сани», под которыми раздался хруст стекла. Сзади распахнулись двери, из холла вбежали новые охранники. Чейз взошел на щит и стал на колени. София нехотя проделала то же самое и прижалась к мужской спине. Чейз схватился за изогнутый край и наклонился вперед раскачивая «сани». Затем повернул голову к Софии. Их щеки соприкоснулись.
— Тебе не приходилось летать на ковре-самолете?
Охрана вбежала в комнату.
— Не двигаться! — крикнул кто-то.
Еще одно раскачивание…
«Сани» перевалили через край стены и понеслись вниз.
Плавание в ледяной воде на Исли никак не отразилось — с утра тот был здоров, как конь, и не подавал виду, что ночь прошла как-то необычно. Бекки тоже прекрасно перенесла свое дневное купание в океане.
Ригальдо проснулся сопливым, осипшим и с температурой. Ночное бдение в окне не прошло ему даром.
— Папа, почему у тебя такое красное лицо? — удивилась Бекки, прыгая у него на животе.
— Исли, забери ее, — только и смог прохрипеть он.
Пришел Исли, глянул, сдвинув брови, сказал: «Ой-ой» — и куда-то увел девочку.
Ригальдо сомкнул глаза, как ему показалось, на секунду, а когда с большим трудом приоткрыл, оказалось, что прошло два часа. Постель была залита ярким солнцем. Из коридора доносился детский смех. За окном, будто издеваясь, безмятежно чирикали лесные птицы.
Башка раскалывалась, нос был заложен, а в горло словно насыпали перца. Глаза чесались и текли. Вспомнив в подробностях ночевку, он сел в кровати и обнаружил, что Исли сидит рядом и пристально смотрит.
Ригальдо настороженно уставился в ответ.
Исли его изучал — спокойно и серьезно. Рот был сжат, щеки светлели несбритой щетиной. Ригальдо внезапно подумал, что за эти полгода у Исли стало больше глубоких морщин на лбу и в складках губ. После бессонной ночи он осунулся, но взгляд у него был внимательный и острый. Сейчас Исли выглядел, как человек, принявший какое-то решение, и Ригальдо покрылся испариной, представив варианты, каким оно может быть.
— Я сейчас, — прохрипел он на всякий случай, и, свесившись с кровати, попытался нащупать на полу свою обувь. — У нас там еще какие-то водопады…
Исли покачал головой:
— Я думаю, уикенд закончился. Ты себя видел? Надо скорее везти тебя обратно в Сиэтл.
— Дерьмо… — просипел Ригальдо, озираясь в поисках салфеток. Сопли текли неудержимо. — Может, вы с деткой без меня догуляете…
И тут Исли, глядя ему в глаза, сказал:
— Ригальдо, так дальше не может продолжаться.
И Ригальдо с мгновенной вспышкой паники понял, что речь идет вовсе не о поездке, и ему отчаянно захотелось сказать: да, да, я знаю; прости. За эту болезнь, за испоганенный уикенд, за мою слабость, за недоеб, за игру в молчанку, за эту жуткую ночь и за ту драку тоже. И, кстати, еще раз за недоеб.
Исли смотрел на него, выжидая.
Ригальдо плотно сжал челюсти, чтобы ни звука не вырвалось, сморгнул «песок» в слезящихся глазах и наконец извлек из себя совершенно другое:
— Мне надо оклематься до завтра. Я обещал сам отвести Бекки в школу.
Во взгляде Исли что-то полыхнуло. Он резким движением опрокинул Ригальдо обратно в подушки. Тот зажмурился, подумав, что Исли вполне может сейчас засветить ему в глаз.
А потом Исли положил ему на лоб свою сухую руку:
— Я принесу аспирин.
Он начал вставать, но Ригальдо ему не дал: перехватил за запястье, стиснул и потерся щекой. Закрыл глаза и замер, как бы говоря: ну что ты от меня хочешь.
— Ах ты упрямая деревяшка, — с непередаваемой интонацией сказал Исли и легонько погладил его по виску. — Долго ты еще будешь покрываться корой?
Ригальдо вспыхнул — такое его и бесило, и смущало.
— Давай-ка так, — Исли отошел от кровати и тут же вернулся с ноутбуком в руках. — Я принесу тебе чай, аспирин и виски, ты все это будешь творчески чередовать. Мы с Бекки уйдем гулять, пока она не раскатала гостиницу по бревнышку. А ты, когда отоспишься, посмотри пару сайтов. Я тут оставил закладки. По-моему, нам это может помочь.
Ригальдо, как бы хуево он себя не чувствовал, не смог не почувствовать, что настроение Исли изменилось. Он сел и послушно заглянул через плечо. Глаза слезились, но заголовки он разобрал.
— «Шумоизоляция в вашем доме»?.. «Тихо равно комфортно»? «Лучшие цены на лучшие материалы»?..
— Про лучшую цену — это, конечно, пиздеж, — уверенно сказал Исли. — Но это тебе наши маркетологи расскажут. Это так, для ознакомительного просмотра…
— Исли, скажи мне, это то, что я думаю? — перебил его Ригальдо, вцепившись в ноутбук.
— Зависит от того, что ты думаешь. Но… да. Я подумал, что, может быть, звукоизоляция спальни нас выручит. Если, конечно, дело в шуме, а не в том, что я тебе опротивел. Я же не могу поверить, что ты действительно меня проучить хочешь. Типа, вот что бывает, когда два мужика заводят ребенка, соси теперь во имя социальной ответственности…
Он произнес это так небрежно, что Ригальдо мгновенно понял — вот из-за чего Исли злится на самом деле.
— Да нет, конечно, нет! — шепотом возопил он. Вышло гнусаво. — У меня просто все падает от мысли, что она может что-то услышать! Ну… фигурально падает…
Он беспомощно развел руками и снова ухватился за ноутбук, пристроил его на животе, как будто Исли мог отобрать у него этот шанс на перемирие.
— О господи, — вздохнул Исли. — Я тебя люблю, но ты такой дуб. Давай заведем тебе чурбак, будешь носить его, как Леди-с-поленом, и пусть он транслирует все, что ты не можешь сказать ртом.
Ригальдо подумал, что подберет достойный ответ в другой раз.
— Так что давай сделаем тебе тишину и комфорт в доме, — невозмутимо добавил Исли. И Ригальдо решил, что хер с ним, с его деревянным юмором.
— Ты думаешь, все получится? — осторожно спросил он.
Его головная боль словно бы притупилась. Он чувствовал неловкое облегчение из-за того, что Исли взял на себя ответственность за их примирение, позволив ему сохранить лицо. И дикую радость, что тот перестал изображать ебаный айсберг.
— Исли, слушай, я… Исли, ты…
— Я, — вздохнул Исли и поднялся на ноги. — Я, скажу тебе честно, собирался из принципа ждать, пока земля не треснет. Но ты вынуждаешь меня чувствовать себя кем-то, у кого… дупло зарастает. А с заросшим дуплом, дорогой, жить невесело, я же не ты, чтобы воздерживаться по двадцать семь лет…
— Пошел нахуй! — взревел Ригальдо. Шепотом, потому что горло саднило. И кинул в Исли подушкой.
Исли смеясь уклонился и кинул ее назад.
***
Недели через полторы Ригальдо укрепился во мнении, что с заключительным примирением Исли его наебал.
Сентябрь летел, как бешеный: «Нордвуд» проворачивал громадный проект по поставке ламинированной фанеры в Аргентину. Аргентина считалась «сложной» с точки зрения выхода на местный рынок и проблемной в плане регистрации иностранных компаний. Начало поставок стало возможным только после получения специального сертификата, выданного Аргентинским институтом. Исли жаждал этого гребаного сертификата всем сердцем, сильнее, чем конкистадор — знамения от Девы Марии, и наконец с честью двинулся на завоевание Нового Света. Ригальдо помогал ему в этом, как мог, зашиваясь по всем фронтам: у него один за другим сыпались сезонные свадебные заказы в ресторане, а у Бекки начались занятия в «нулевом классе».
Каким-то образом Ригальдо оказался включен в списки РУA — родительско-учительской ассоциации школы. Он был слегка травмирован этой новостью, в которой видел козни отца Клэр, и честно высказал Исли все, что думает об организациях такого рода — много глупых людей, много шума, много пустопорожних обсуждений, унылое утверждение внеклассных мероприятий, споры из-за объема благотворительности и обязательный родительский чат, порождение зла. На этом его передернуло. «Вся эта чудовищная доброжелательная социальность, — уныло говорил Ригальдо за завтраком, грея руки о чашку с кофе. — Эти безумные родители и их дети. Это же просто квинтэссенция всего, что я не люблю в жизни!»
Исли отнесся к его страданиям легкомысленно. «Ну может, ты все же сходишь на первое собрание, проконтролируешь все, что может как-то влиять на Бекки, — сказал он, облизывая ложку из-под джема. — Или, хочешь, я туда съезжу — думаю, дамы из ассоциации будут рады!»
Ригальдо недобро посмотрел на него и немедленно подтвердил по имейлу, что придет на собрание сам.
Вечером он вернулся оттуда задумчивый, долго отбрыкивался от просьб Исли поделиться новостями, и только когда по мессенджеру одни за другими пошли сообщения, раскололся. «Ты знаешь, это полный пиздец, — сказал он, сконфуженно глядя в окно. — Взрослые, блядь, семейные люди, а вели себя, как гагары. Если бы я их там не построил, они бы до ночи галдели. Пришлось, сука, всем раздать задания и обязать по ним отчитаться. Ничуть не труднее, чем в «Нордвуде». «Ты записался в помощники председателя?» — спросил его Исли с веселым ужасом в глазах.
«Нет, блядь, я и есть председатель, — сконфуженно признался Ригальдо, разведя руками. — Убей меня, я не знаю, как так вышло. Но, может, теперь там все будет решаться по школьному уставу».
Исли смеялся, как ненормальный, валяясь на диване и задрав ноги к потолку, так, что на шум прибежали и кот, и ребенок.
И посреди всей этой круговерти Ригальдо был внезапно поражен осознанием: они с Исли до сих пор спят порознь. Исли не только упорно продолжал уходить в комнату для гостей — он там еще и аккуратно закрывался. И если вначале Ригальдо все списывал на простуду — он ведь и правда несколько дней захлебывался соплями, чувствуя, что у него не нос, а слоновий хобот; кто захочет всю ночь слушать его кашель и храп — то продолжающаяся и после его выздоровления добровольная изоляция Исли стала для него неприятным сюрпризом. Он не стал ломать голову и в рамках программы «не быть бревном» решил для разнообразия прямо спросить, как это понимать. Бекки как раз не было рядом — она вертелась на кухне, мешая Джоанне, которая вышла из отпуска, так что Ригальдо счел это подходящим моментом.
Исли, читавший в гостиной, вскинул на него невинный взгляд.
— Мне так удобно.
— А мне не очень, — Ригальдо упер руки в бока. — Я чувствую себя странно из-за того, что ты запираешься. И меня бесит, что, если я хочу поговорить с тобой вечером, мне приходится звонить в соседнюю комнату!
— Переберусь, как только закончим с ремонтом, — сообщил Исли и снова уставился в книгу.
Ригальдо раздул ноздри. Такой ответ его не устраивал. Ему хотелось, чтобы все скорее стало, как раньше.
— Какое отношение ремонт имеет к месту ночевки? — сердито спросил он, поглядывая в сторону кухни. — Я хочу сказать… в смысле, это же не подразумевает, что непременно надо вести себя громко. В смысле, что должен быть секс. Громкий секс. В смысле… блядь.
Исли закрыл книгу, заложив страницу пальцем, с любопытством посмотрел ему в лицо. Ригальдо же вдруг загляделся на его пальцы, как будто увидел их в первый раз.
«Блядь», — повторил он уже про себя, чувствуя щекотание в брюхе.
Исли по-прежнему любовался на него с улыбкой Джоконды. И наконец сказал:
— Я не уверен.
— В чем? — резко спросил Ригальдо.
— В себе, — терпеливо ответил Исли. И так откровенно мазнул по Ригальдо взглядом, сверху вниз, от макушки до носков туфель, что Ригальдо почувствовал себя куском пирога. — Видишь ли, дорогой, я не уверен, что у меня хватит сил не покушаться на твою честь.
«Ну охуеть», — подумал Ригальдо. А Исли добавил, видимо, чтобы его добить:
— Хотя, конечно, мне не хватает возможности спать с тобой рядом. И тоже бесит необходимость звонить в соседнюю комнату, когда нужно поговорить. Но я, в отличие от некоторых, не железный. И не могу каждый раз бегать в озеро охлаждать пылающий член.
Наверное, если бы Ригальдо был героем комикса, на этом месте он подумал бы восклицательный знак. И, сука, следом три вопросительных. В голове стало пусто. Щеки горели.
— Джоанна не очень довольна, что теперь ей приходится убирать не одну, а две спальни, — пробурчал он наконец, чтобы прервать тяжелую паузу.
— Джоанне придется смириться — или искать другую работу, — отрезал Исли. И по тому, как это прозвучало, Ригальдо понял, что разговор окончен. Он насупился и затоптался на месте. А Исли вздохнул, протянул руку и ласково перебрал его пальцы.
Щекотание в животе превратилось в конкретное ощущение наливающегося теплом хуя. Приток крови к паху почти покалывал иглами возбуждения.
— Я перееду, как только звукоизоляция будет доделана, — твердо сказал Исли и отпустил его кисть. Расположился на диване с прежним удобством и снова уткнулся в книгу. Ригальдо не успел выдать в ответ ничего искрометного. Бекки вбежала в гостиную и повисла на его шее, болтая ногами.
— Джоанна подарила мне куклу-хранителя, чтобы я больше не просыпалась мокрая! А еще она сказала мне не пить перед сном молоко и каждый вечер есть кусочек соленого хлеба! А еще — что раз я уже хожу в школу, то не должна забираться к вам с папой в постель, потому что это только для маленьких бебе! А я уже большая сеньорита, потому что бебе нельзя играть в доме на дереве!
— Да, — раздался строгий голос Джоанны, и она обвела их суровым взглядом. — Ужас, до чего вы, сеньоры, разбаловали хорошую девочку! Дети не должны приходить к родителям в спальню, кроме как перед сном и утром в воскресенье!
Она снова ушла на кухню, покачивая головой и повторяя, что вырастила троих детей и восемь внуков, и никто из них не глотал лекарства, никого из них никогда не водили к психологу.
— Она такая строгая, — шепнула Бекки в ухо Ригальдо. — Ты ее не боишься, папа? Если тебе будет ночью страшно, приходи ночевать ко мне в детскую.
— Беру свои слова назад, — подал голос с дивана Исли. — Я никуда и никогда не отпущу Джоанну.
Ригальдо решил, что ему лучше немедленно вернуться к вопросам звукоизоляции, пока он с ума не сошел в этом доме, в котором только кот не высказывал соображений, как, где и с кем он должен спать.
https://author.today/u/ann_iv
Месяц Летних костров, Пиррей, 986 ЭС
Аррано — золотой орел парил в небе над ущельем Аниск, образованным хребтами Сьерра-Тосирол и Сьерра-Ордеса. От нагретых солнцем скал поднимались потоки теплого воздуха и аррано чутко ловил их расправленными крыльями. Он был молод и голоден. Уже второй день охота была неудачной, и сейчас птица не побрезговала бы и падалью.
Далеко внизу, по узкой тропе, опоясывающей подножие Сьерра-Торсирол ехал всадник. Ни человек, ни конь не годились в качестве добычи — по крайней мере пока не ослабли или не нашли смерть на острых камнях, но аррано качнул крыльями, закладывая вираж, и последовал за всадником.
Еще во время плавания Брикасс раздумывал, в какой из портов Ибера направиться. Иной судьбы, кроме как связанной с морем, он для себя не видел. Арно уповал на свой опыт, а прежде всего — на штурманские навыки. И здесь ему следовало бы благодарить адмирала Кювилье. После окончания войны адмирал, получивший в распоряжение порты и верфи Ноорна, принялся бурно развивать флот, уделяя особое внимание обучению офицеров.
Антадер, на севере, был ближе Барадоса, однако после страшных землетрясений эпохи Тьмы, разрушивших города и сделавших непригодными для стоянки больших кораблей гавани, северное побережье Ибера пришло в упадок. Арно казалась более привлекательным юг. Три года назад ему довелось провести более шести месяцев в тех местах: король Гаспар устремил свой взгляд на Ибер и Этррури и направил пышное посольство в столицу Ибера, Алькарас, и далее — в вольные города Джинеру и Амальфи. Эскадра три месяца стояла в Барадосе, ожидая окончания неспешных переговоров; чтобы занять маявшихся от безделья людей, адмирал Кювилье и вице-адмирал Родригес устроили совместные маневры, и Брикасс получил возможность познакомиться с капризным характером Срединного моря.
Значит, Барадос, пусть даже путь сопряжен с риском заплутать в горах или нарваться на разбойников. Поступившись гордостью, Арно надеялся наняться на иберийский или этррурский торговый — а если Нима продолжит одаривать его своими милостями — военный корабль. К тому же, у него успели сложиться дружественные отношения с несколькими иберийскими офицерами.
Из Кап-Феррета он направился на юго-запад, к перевалу Бильез, и за седмицу пересек почти весь Ветанг. Дорога петляла по предгорьям Пиррея; барышник не сжульничал, и Дорадо* оказался достойным своего имени — послушным и выносливым.
Арно сразу понял, сколь неумелой была попытка выдавать себя за торговца. Судя по мелькавшему скепсису в глазах трактирщиков и оброненным словам, его скорее принимали за наемника, по неведомой причине пустившегося в бега. Впрочем, разглядывая в одном из встретившихся на пути озерцов свое отражение — осунувшееся лицо, заросшее темной щетиной, с глубокой складкой меж бровей и незнакомо жестким выражением в глазах, он признавал справедливость подобных предположений. И хотя Арно беспокоила проницательность ветангцев, те, помятуя пословицу, что слишком болтливые языки укорачиваются вместе с головой, следовали неписанному правилу: гости могут рядиться хоть жрецами, главное, чтобы платили. Подозрение в принадлежности к гильдии Черного плаща** даже сыграло ему на руку, когда на одном из постоялых дворов хозяин отвел его в сторону и предложил подзаработать, сопровождая настоящего торговца, мэтра Тортю, чей телохранитель спьяну ввязался в драку и получил удар ножом в бок.
Что заставило Тортю доверится незнакомому вояке, знал лишь Странник, но выглядел купец напуганным. Во дворе ждала повозка, груженная тюками холста и сукна. Возможно, в тюках находилось что-то еще, вплоть до Лунной травы***, возможно страх почтенного происходил из природной трусости. Арно оглядел тщедушного бледного Тортю и заставил замолкнуть внутренний голос, заявивший о недостойности сего занятия. Деньги и провизия у него заканчивались, а городок, куда направлялся Тортю, лежал всего лишь в трех лигах к югу от Бильеза. В благодарность, помимо щедрой платы, Тортю позволил скопировать карту, на которой был отмечен путь от Бильеза до Эскалона, приграничного иберского поселения. Арно спросил торговца о пиррейских кланах.
«Особые за Бильезом земли. Обычно не нападают, договоренность есть, чтобы пропускали, — ответил Тортю: — Торговать-то и пиррам надо. Если встретишь на дороге — не пялься. Они этого не любят. А так — на все воля Странника. Держи направление на Монте-Ерридж, Королевскую гору. Пройдешь долиной Ордеса, вверх по течению Нисы, потом за рекой свернешь в ущелье. Дорога там не шибко хороша, и караваны в обход, долиной идут, но ты налегке, проедешь. Зато ущелье тебя выведет прямиком к Эскалону. Стражи помогут не сбиться с дороги, — заметив недоумение Арно, торговец пояснил: — Идолы дикарские. Отмечают рубежи. Если еще куда сунешься — пеняй на себя».
«За каждым идолом пирр с кинжалом сидит?» — недоверчиво хмыкнул Арно.
«Сидит — не сидит, не нашего ума дела. Слыхал, поди, про колдунов? Заморочат и сгинешь».
«Так уж и сгину?»
Торговец покосился на него и пробормотал:
«Иди уже, добрый человек, Странника ради. Ты здесь чужак, не веришь — делай, как пожелаешь…»
Достигнув перевала, Арно остановил Дорадо и огляделся. Ветанг лежал туманно-зеленой чашей позади, а впереди, на юго-западе, вонзаясь в самое небо, сверкала вечными снегами сердце Пиррея, Монте-Ерридж. На седловине он обратил внимание на большеголовые приземистые скульптуры с плоскими лицами и раззявленными ртами, высотой в полтуаза, установленные по обеим сторонам дороги. Судя по всему, это и были «Стражи». Из почти мальчишеского любопытства Арно заставил Дорадо взобраться выше и поехал по тропинке, идущей по склону. Через лигу тропинка сворачивала на север. Никаких пирров с кинжалами так и не обнаружилось, и шаманы не спешили разить его молниями. Подивившись суевериям ветангцев, он вернулся на дорогу.
На то, чтобы одолеть долину Ордеса, потребовалось три дня. Плутать не приходилось, наезженная дорога шла по берегу Нисы. «Стражи», расставленные на возвышениях то тут, то там, таращились на него выпученными глазами. На ночлег Арно останавливался под раскидистыми каштанами, благо, что ночи были теплыми. Дорадо вполне довольствовался травой, не успевшей потерять свою сочность, а воду им давала река. Земли и вправду были особенными, или, скорее, общими для всех — и пирров, и «людей долин», как те называли жителей Ибера и Галеи. Время от времени Арно видел пастухов с отарами овец на склонах гор, на дороге встречались караваны иберийских и галейских купцов. Попадались ему и пирры верхом или в небольших повозках, запряженных мулами.
Презрев совет Тартю, он бросал любопытные взгляды на их украшенную сложными и разнообразными вышивками одежду. Все вокруг казалось слишком мирным, будто он перенесся в одну из тех чудесных историй, которые ему нравились в детстве, и отчаяние впервые с того мига, когда он узнал о гибели родных, немного отступило, притупилось.
На четвертый день, следуя за изгибом русла Нисы, он свернул в ущелье. Дорога и в самом деле превратилась в тропу и вела по узкому скальному карнизу. Внизу ярилась и плевалась белой пеной зажатая в утесах река. Арно придерживал Дорадо, двигаясь шагом: если конь оступится, то путешествие завершится за Пределом.
В небе описывал круги орел. Арно поначалу не обратил на него внимания, но поскольку птица продолжала следовала за ним, хмыкнул, подумав, что он и Дорадо представляют для короля воздуха гастрономический интерес, и немудрено.
Впереди дорога огибала скальный выступ; вдруг с пронзительным «Кьяаак!» орел спикировал вниз. Повернув за скалу, Арно понял, что привлекло птицу: на огромных речных валунах лежала конская туша. Орел, вцепившись когтями в круп, уже рвал клювом багровую плоть. Надо же, вот и готово хищнику пиршество. Это был самый опасный участок, далее ущелье расширялось, тропа вновь становилась похожей на дорогу и начинался пологий спуск к реке. Всадника не было видно, вероятно, бурная Ниса унесла тело. Тем не менее, Арно спешился и осторожно заглянул за край выступающего над рекой карниза. Каково же было его удивление, когда под карнизом обнаружился уступ, на котором скорчился мужчина средних лет, судя по одежде — пирр.
— Эй!
Пирр не отозвался.
«Не повезло бедолаге — а ведь почти прошел…»
Брикасс уже поворачивался, чтобы отойти, когда краем глаза уловил движение. Пирр шевельнулся, пытаясь приподняться.
— Встать сможешь? — спросил Арно, не особо надеясь, что его поймут.
— Рад бы встать, добрый сьер… да ноги, — ответил мужчина на общем и указал на неестественно вывернутую ступню левой и потемневшую от крови штанину правой ноги.
— Все-таки попытайся. А я попытаюсь тебя вытащить.
После нескольких попыток пирру удалось встать сначала на колени, затем, цепляясь за скалу, он выпрямился.
Тем временем Арно соорудил подобие веревки из скатанного плаща и перевязи шпаги. До уступа было около туаза, должно хватить. Один конец он прикрепил к седлу, а другой, с пряжкой, кинул пирру, затем взял Дорадо под уздцы и присвистнул. Конь подал вперед, импровизированная веревка натянулась. Арно, следя за тем, чтобы ремень перевязи не перетерся о камни, заставил Дорадо сделать несколько шагов. Над краем карниза показалась голова пирра. С посеревшего лица градом катился пот. Еще один рывок, и, неразборчиво ругаясь сквозь зубы, незадачливый путник выбрался на тропу и откатился от края.
— Да пошлют тебе удачу Ост и Наргин, — тяжело дыша, пробормотал он.
— Удача мне пригодится, пусть и от чужих богов, — ответил Арно, раздумывая, что ему делать. Его не слишком вдохновляла мысль задерживаться в горах, но не оставлять же спасенного посреди дороги.
Отдышавшись, пирр сел, привалившись спиной к скале.
— Все мы дети Оста, пусть некоторые и блуждают впотьмах… Наши воины сражались бок о бок с людьми долин против выползышей Сугаара в Эпоху Тьмы.
— Что произошло?
— Глупый конь испугался гадюки и сорвался с тропы.
— Я еду в Эскалон, и если нам по пути, помогу тебе добраться до своих…
Однако пирр спокойно проговорил:
— Жаль, что земли моего клана лежат в другой стороне, — он прикрыл глаза. — Оставь меня здесь.
«Вот те раз!» — опешил Арно.
— Оставался бы внизу! Или здесь камни мягче?
— Дорога. Кто-нибудь проедет, как и ты, — пояснил пирр.
— А если нет?
— Пусть Илларга решает.
По всему выходило, что спасенный вовсе не нуждался в спасении, и обозленный Арно резко сказал:
— Я не за тем тебя вытащил, чтобы тобой поужинали волки или вон тот орел. Впрочем, как пожелаешь.
Он надел перевязь и пристегнул шпагу. Пирр покосился на него, задержал взгляд на эфесе и вдруг сказал:
— Сдается мне, Илларга уже решила, послав мне тебя. Мое имя Астигар из клана Фальго****.
Арно удивленно приподнял бровь. Однако, проследив его взгляд, начал догадываться, почему настроение пирра изменилось.
— Арно… из рода Брикассов.
— Твой пращур был одной крови с моим, — торжественно кивнул Астигар, — А ты будь моим гостем, Арно из рода Брикассов.
___________________________________________________
* (ибер) золотой, в данном случае — «Золотце»
** в ироничном смысле, по традиционному цвету плаща наемной охраны
*** сырье для производства опиатов
**** (пирр) сокол
«… Как сообщили нашему специальному
корреспонденту эксперты из Магбезопасности,
наблюдаемое над северо-западными провинциями
Валанты необычное атмосферное явление локализовано
и на данный момент нет никаких оснований опасаться его
распространения на другие области и районы Империи.
Данная стихийная аномалия носит явно магический
характер с эпицентром локализации источника в районе
Тавоссы или ближайших окрестностей, где наблюдался
наиболее плотный грозовой фронт, а также периодически
возникали спонтанные смерчи, к счастью, быстро
рассеивающиеся. Жертвы среди мирного населения
отсутствуют, разрушения незначительны.
Император отказался комментировать возможность
наличия связи между этой погодной аномалией и
недавней победой нашего доблестного генерала
Альбарра в стычке на границе с зургами, в которой,
по неподтвержденным данным анонимного информатора,
неким косвенным образом могла быть задействована
и некая особа королевской крови…»
специальный корреспондент Ревертес бие Перейра
для «Вестника Суарда»,
вечерний выпуск, 16 день пыльника, 631 год.
»…Жуткая гроза, буквально растерзавшая
северо-западные провинции Валанты к западу от
Кардалоны и сопровождавшаяся невероятной силы
ураганом с порывами ветра до полутора сотен локтей
в секунду, наконец-то закончилась! Несчастные фермеры
могут вернуться к своим разоренным жилищам и полям, на
которые за последние четыре дня выпало осадков чуть ли не
больше, чем за предыдущие десять лет, а горожане — к ремонту
снесенных крыш и разрушенных стен. Стоит ли валантийцам
благодарить за это одного из императорских сыновей, инкогнито
побывавшего с однодневным визитом в Суарде как раз в последний
день бедствия? И если да — то которого из сыновей?
Оставайтесь с нами, и вы узнаете шокирующую правду из очередных
экстренных выпусков!
Как всегда с вами ваша Р.Скитье, независимый корреспондент,
специально для экстренного утреннего выпуска «Столичного Рупора»
631 год, 17 день пыльника
Наверное, Дюбрайн тогда просто запаниковал, это Рональд уже потом понял. Для светлого подобное удовольствие не могло быть чем-то привычным, он же все-таки светлый. Вряд ли он вообще подозревал, что ему может такое понравиться, это же только презренным темным может нравиться боль, как своя, так и чужая, они ею питаются. А светлые не такие, им не может быть по нраву подобная гадость, они выше, светлее и чище самой Райны!
И тут вдруг то, что ты всю жизнь считал гадостью и грязью, достойной лишь порицания и презрения — дарит высочайшее удовольствие…
Да, такое не могло его не испугать. Тем более что удовольствие оказалось настолько острым и сильным — уж кому-кому, а Рональду было с чем сравнивать!
Вот светлый и запаниковал. Потому и ударил подло, чтобы уж точно и наверняка, по давно сломанному и так и не сросшемуся правильно плечу. И Рональда снова скрутило длинной судорогой боли и наслаждения, пряной, сочной, вкусной до обморока и насквозь пронизанной живым перламутром…
Пришел в себя он уже на полу, ничком, чуть ли не носом в половицы. С ощущением странной пустоты внутри, жестких досок под грудью и навалившегося сверху горячего тела, буквально размазавшего его не столько даже физической тяжестью, сколько неудержимой стихийной силой (вторая категория? Ха! Да тут первая в полный рост, дери его семь екаев!). Рука Рональда была заломлена — та самая, неправильно сросшаяся, и при таком заломе должна была причинять сильную боль… однако не причиняла.
Боли вообще почти не было — так, самая малость, легкими всплесками, сразу же исчезающими… куда?
Да ясно же куда, шисов дысс! Сумрачная трапезничать изволит, выгребает всю боль без остатка, маленькая жадная прожора. Спит, зараза, улеглась грудью на стол и спит, словно принцессам так и положено. И пьет все подряд — удовольствие, боль, чужие силы, — переплавляя в желание большего и радостно делясь уже этим, переплавленным.
Плохо, что она спит — ее никто не обучал этике и гигиене ментальных контактов, для нее это просто сон, а у сна свои правила и своя территория, где можно все… Во всяком случае, бездарные или условные шеры именно так и считают. И очень трудно переубедить кого-то на территории его собственного сна… вернее, на той территории, которую этот кто-то полагает просто сном. Ведь во сне можно все. Во сне не нужно стесняться и соблюдать приличия и рамки. И не важно, что ты кого-то случайно убьешь или сведешь с ума, или сам свихнешься или даже умрешь — утром ты просто проснешься и все будет в порядке, ведь это же только сон…
Шис!
Они ведь действительно в это верят, идиоты наивные! И она верит…
Хорошо, что сосредоточилась она только на них с Дюбрайном, иначе могла бы высосать досуха жизненные силы и у посторонних, случайно подвернувшихся под шаловливые ручки. А это уже точно обернулось бы последующим безумием, все ж таки частично светлая, хоть и на две десятых. Хорошо, что тянет уже имеющуюся боль, так меньше искушение начать причинять ее самой, просто потому что очень вкусно. Хорошо…
Плохо.
Для Рональда плохо, вот в чем насмешка Двуединых. Боль, даже собственная, могла бы дать ему силы, а они бы сейчас ой как пригодились. Для вытаскивания этой же идиотки бы и пригодились! А так… Слишком близко слишком горячее тело, слишком сильно давит светлая сила, распластывая и окончательно лишая возможности сопротивляться, да что там сопротивляться, шевелиться и то лишая возможности, и любое шевеление чревато мгновенной разрядкой в неудержимой наслажденческой судороге, и чужое колено, воткнутое между бедер, твердое, горячее, слишком тесно прижатое… Шис!
— Роне, ты там сдох, что ли, шис тебя дери?! Помогай!
Легко тебе говорить, светлый шер, ты победил, пусть и нечестно, тебя не размазывают в болотную слизь твои собственные тайные желания, которым лучше бы так и остаться тайными. И — маленькая радость с привкусом горечи: светлый шер так до сих пор ничего и не понял. Он все еще считает, что Роне способен помочь. Что Роне вообще сейчас хоть на что-то способен…
Что ж. Пусть и дальше так считает. Главное — замереть. Не шевелиться. Тогда, может быть, он и дальше ничего не заметит.
И сумеет в одиночку справиться с необученной малолеткой, уходящей все дальше и дальше в штормовой сон, пронизанный молниями…
— Роне! Я один ее не удержу!
— Ты… играл нечестно. С какой радости мне тебе помогать?
Держать. Хотя бы марку. Хотя бы голосом.
Замереть. Притвориться мертвым. Все равно ты не сможешь ничего, только вконец опозориться, попытавшись. Вот и не рыпайся. Пусть аномалия и этот светлый сцепятся вдвоем, пусть измотают друг друга, тебе же потом будет проще справиться. С ними. Обоими. Тебе же потом самому будет…
— Не время играть, Роне!
Роне…
Как он это произносит, шисов дысс! До мурашек.
— Я побежден.
Вот так. Пряча под ехидством абсолютную правду.
Закрыть глаза. И не обращать внимания, что тело светлого не просто горячее — оно раскаленное. Неправильное состояние для обладателя водно-воздушного дара, неправильное и опасное, это ты, как маг огня, мог бы быть настолько горячим, но не он, он прохлада и свежесть, запах сосен и моря, он не должен быть таким обжигающим! И таким напряженным, словно перетянутая до звона пружина.
Пружина, которая, еще чуть-чуть, и…
— Роне, ты победил, шисов ты дысс! Помоги!
Боль.
Чужая боль, помноженная на свою, отраженная многократно, усиленная… Сладкая, вкусная до дрожи, редкая и драгоценная — боль светлого, причем сильного светлого. Лиловая мгла, выметнувшись из сумрачного смерча, успела откусить почти половину, но Роне тоже не зевал и остального упускать был не намерен. Лиловая мгла обойдется! Это — его. Он слишком долго ждал, чтобы вот сейчас так глупо упустить, слишком долго был уверен, что никогда…
А лиловая мгла оказалась слишком неосторожна и подошла слишком близко, словно забыв, что любопытство сгубило не только кошку.
Лиловая мгла попалась.