17–20 августа 427 года от н.э.с.. Продолжение
* * *
Граду Горена Инда представлял себе иначе – экзальтированным юношей с внешностью и манерами кисейной барышни. Нет, тот оказался совсем другим: простой хамоватый парень, похожий скорей на речинских мастеровых. Ничего женственного в нём не было отродясь.
Неверное представление о младшем Горене предполагало немного иную линию поведения, и пришлось перестраиваться на ходу. Действовать силой смысла не имело – Горен, даже если испугается, лишь замкнётся в себе. Инда умел быть обворожительным и обезоруживающе улыбаться – и теперь боялся только переборщить.
– Я иначе представлял себе сына Югры Горена, – сказал он, демонстрируя открытость и искренность – позой, глазами, выражением лица. Как вдруг поймал взгляд невысокого и немолодого человека, сидевшего за столом, – по всей видимости, магнетизёра Изветена. И вспомнил: такие штуки – его семейный промысел.
– Меня зовут Инда Хладан, я куратор службы управления погодой Славленской Тайничной башни.
– Что вам нужно? – довольно холодно спросил Горен. И за этой холодностью стояла не только неприязнь, но и страх.
– Я хотел взглянуть на портрет девочки, которая обрушит свод, – честно ответил Инда.
Честность иногда тоже творит чудеса. Горен посмотрел вдруг на Изветена, будто спрашивая совета, и тот неожиданно кивнул.
– Пойдёмте, – пожал плечами Горен и указал Инде на лестницу в мансарду. Захотелось показать Йелену язык.
Горен с упоением рассказывал о своих снах и видениях, потому что нашел в лице Инды внимательного слушателя. Наверное, мозговед Вотан сумел бы объяснить их поразительное соответствие реальности, Инда же не стал думать о теоретическом обосновании этого феномена.
Повторяющийся сон Горена и сделанный им рисунок не поразили воображение Инды – скорей, подкинули интересную и логичную мысль. Хотя, конечно, стоило бы удивиться: Горен не только довольно похоже изобразил дочь оборотня, он нарисовал храм Чудотвора-Спасителя с теми деталями, которых видеть не мог.
И теперь, имея перед глазами сложенную головоломку, Инда думал только об одном: что делать? Впрочем, первые два шага не вызывали его сомнений: написать требуемый отчёт в Афран и встретиться с Йокой Йеленом (а также профессором и, пожалуй, сказочником).
Да, он не сомневался, что сложил головоломку, и собирался уйти, когда в комнату неожиданно постучал магнетизёр Изветен.
– Господин… Хладан, – вроде бы неуверенно начал он, но Инду эта неуверенность не обманула. – Вряд ли Града серьёзно относится к одной короткой цитате из дневников его отца. Но, мне кажется, вы могли бы оценить её значение. Града, покажи господину чудотвору цитату Войты Воена.
Горен посмотрел на магнетизёра скептически, но достал тетрадь из-под подушки, открыл на нужной странице и протянул Инде.
– Дело в том, что важные записи в дневнике Югры Горена начинались с местоимения «я», – разъяснил Изветен. – Эта запись начинается не с местоимения, но с буквы «я»…
Инда кивнул и заглянул в тетрадь. «Ядрена мышь, как нелепо инодни сущее… Нарушение всеобщего естественного закона преодолено может быть посредством громовых махин, суть собирающих небесное электричество и направляющих сие через межмирие в любое место, кое человеку заблагорассудится…»
Войта Воен по прозвищу Белоглазый оставил после себя не только дифференциальное исчисление и векторный анализ, его труды в области магнитодинамики изучали в самом начале курса прикладного мистицизма; уравнения Воена, описывающие магнитные поля, снились студентам в страшных снах, а историю его жизни знал каждый школьник-чудотвор.
Инда узнал цитату, на самом деле она звучала совсем иначе, ни о каких «громовых махинах» Войта Воен никогда не упоминал. Из учебников была изъята «едрена мышь», написанная Белоглазым через «е», но Инде случалось встречать эту цитату и в академических трудах, где она приводилась полностью:
«Едрена мышь, как нелепо инодни сущее… Нарушение всеобщего естественного закона преодолено может быть лишь посредством использования естественных магнитоэлектрических сил, но препятствие к тому непреодолимое есть: способливость чудотворов к возбуждению магнитного поля».
Эту цитату не пытались изъять из биографий Воена: считалось, что в те времена о законе сохранения энергии знали слишком мало, чтобы делать выводы о его нарушении. Не обращали внимания и на презрительный смысл слова «способливость» вместо «способность» – мало ли что оно значило в стародавние времена?
Инда усмехнулся: до сегодняшнего дня ему не приходило в голову, что Воен раньше сказочника предсказал грядущую катастрофу и сделал это, пользуясь лишь научным знанием, без привлечения того, что называл «метафизикой».
Но «громовыми махинами» Воен не занимался, это знание Югры Горена, и знание, в отличие от «метафизики» с обрушением свода девочкой, полученное в Ковчене. Времена изобретателей-одиночек прошли, да и не был Горен изобретателем.
Инда долго размышлял, делая вид, что листает тетрадь, и с трудом скрывая внутреннюю дрожь. Нет, он рано успокоился, он ещё не сложил мозаику. Возможно, это лишь гипотеза, одно из направлений научного поиска – ведь от стратегии максимального сброса энергии никто не отказывался.
Но Горен его упомянул наряду с новой конфигурацией свода, а значит считал важным. И возможно, собирался говорить с Приором и об этом тоже.
– Града. – Инда поднял глаза, сложив брови домиком. – Мне надо знать содержание того письма, которое ты прочитал в кабинете отца. Это очень важно. Может быть, в этом письме ключ к спасению Обитаемого мира. Может быть, и нет, я не могу утверждать наверняка. Но если есть хоть один шанс, мы должны его использовать, понимаешь?
– Да если бы я помнил, я бы давно рассказал обо всем судье! – фыркнул Горен-младший.
– Я понимаю, что ты этого не помнишь. Более того, я даже знаю человека, который заставил тебя забыть об этом. И я должен его одолеть.
Инда выбрал верный тон и верные слова. Магнетизёр Изветен пытался объяснить, насколько это опасно для душевного здоровья Горена, но в конце концов с досадой махнул рукой и сказал, что чудотворы добиваются своего, не считаясь не только со здоровьем, но и с человеческой жизнью.
Горен же был полон энтузиазма спасти мир ценой собственной жизни, вслед за своим отцом: счастливое свойство молодости – не дорожить собой.
21 августа 427 года от н.э.с. Исподний мир
Спаска не верила в то, что кости можно вправить во сне, и Волче не верил в это тоже. Но доктор Назван на самом деле оказался волшебником, который творит чудеса…
Конечно, после этого Волче сначала стало намного хуже, он кашлял, его рвало, сердце билось слабо и неровно, но всё равно приходилось давать ему маковые слёзы – сутки он пребывал в полусознании, и Спаска не отходила от него больше чем на минуту.
Зато потом ему стало легче: лубки, маковые слёзы и порошки со странным названием «пирамидон» помогли пережить самые тяжёлые дни, и вскоре Волче иногда говорил со Спаской, но очень быстро уставал. Маковые слёзы туманили его сознание, прогоняли страх, горечь, мысли о будущем; он засыпал ненадолго, но просыпался от малейшего звука, как в комнате, так и за окном.
Спаска боялась пошевелиться и слишком громко вздохнуть, если его дыхание становилось спокойным и ровным, но со Столбовой улицы всё равно доносился шум, иногда неожиданный и резкий. Впрочем, его сны из сладких грёз часто сползали в кошмары – Спаска видела его сны.
А однажды к нему вернулось Воспоминание, которое до поры в его мысли не пускали маковые слёзы. И было оно столь невозможным, столь упорно изгоняемым из головы, что Спаска не только увидела его – ощутила. И хотела закричать: «Не надо, я не хочу этого знать, я не смогу с этим жить, не отдавайте мне этого воспоминания!»
Но это было бы нечестно. Этот человек глумился и злорадствовал, он наслаждался криками и мольбой, изливавшийся гнев притуплял его досаду на собственный промах, вершившаяся месть стала суррогатом победы. Он знал, что проиграл. Но он заставил Волче пожалеть о том, что тот победил.
Стук множества копыт по мостовой Спаска услышала издали – и это был не армейский разъезд из десятка всадников, а, наверное, целый легион – так грохотали подковы. И Волче, конечно, проснулся, беспокойно покосился на окно.
– Не бойтесь, – поспешила сказать Спаска. – Сюда никто не войдёт. Ну? Ну что вы… Не бойтесь.
Он отвел взгляд от окна и сказал:
– Я не боюсь.
Спаска улыбнулась ему – он солгал, он боялся, и это было понятно: пережив такое, не имея возможности шевельнуться, всякий боялся бы стука копыт за окном.
А оттуда уже слышался грохот кареты, которую сопровождали верховые. И, к удивлению и испугу Спаски, они остановились перед дверью в дом Красена, в окне замелькали тени всадников, множество коней переступало с ноги на ногу, цокая по брусчатке… Она побоялась приоткрыть окно, чтобы рассмотреть прибывших, но на всякий случай поднялась на ноги: если эти люди явились с недобрыми намерениями, они сюда не войдут…
Колокольчик у входа зашёлся требовательным звоном, старый слуга прошаркал мимо по коридору, но вскоре Спаска услышала голос Красена, спускавшегося по лестнице.
– Я открою сам!
Спаска подалась немного вперёд, стараясь встать между дверью и Волче, послышался стук засова, и Красен без всякой опаски заговорил:
– Здравия тебе, Дубравуш, и долгих лет жизни.
Спаске показалось, что чудотвор то ли глумится над пришедшим, то ли подшучивает над ним. А ведь прибывший был, наверное, очень богат и знатен, если приехал в сопровождении сотни верховых.
– Я бы никогда не переступил порог твоего дома, – раздался сильный, певучий голос гостя. – Но я должен видеть девочку-колдунью.
Спаска постаралась успокоить себя: у нее довольно силы, чтобы уничтожить всю гвардию Храма, а не только сотню всадников.
– Мне лестно принять тебя здесь, – весело ответил Красен. – Но, чтобы не пугать ребёнка, войди, пожалуйста, один. Я даю тебе слово, что в моём доме никто не причинит тебе вреда.
Спаска не поняла, о каком ребёнке идет речь…
– Дорого ли стоят обещания злого духа?
Гость назвал чудотвора злым духом? Спаска совсем растерялась… Но незнакомец всё же зашел – по коридору зазвенели подковки на его сапогах. Если Красен его впустил, значит, опасаться нечего?
– О Предвечный… Мне это снится? – отчетливо шепнул Волче за спиной, и Спаска оглянулась.
Его взгляд метался по сторонам, и Спаска с ужасом поняла, что он пробует встать.
– Нет, Волче, не надо… Не шевелитесь, пожалуйста, не надо! – Она бросилась к его изголовью, положила руки ему на плечи.
Дверь распахнулась: Волче смотрел не на Спаску, а на вошедшего и снова подался вперёд, зажмурившись от боли и бессилия… Гость переступил через порог, и Спаска оглянулась, не зная, как его встретить.
Это был белокурый молодой человек в ослепительно белых одеждах, аристократически тонкий, высокий и красивый. Наверное, она напугала его своим злобным взглядом, потому что гость замер на пороге и покачал головой.
– Что вам здесь нужно? – Спаска почувствовала себя неловко, стоя перед ним на коленях, поднялась, поправляя платье, и прикрыла Волче спиной.
– Я не позволю вам…
Волче глухо застонал, и она осеклась. За спиной гостя показался Красен.
– Что же ты встал, Дубравуш? Проходи…
– Я не так представлял себе дочь Змея, – пробормотал незнакомец и добавил, снова покачав головой:
– Богиня… Даже в этом простом платье – богиня…
Волче застонал снова, Спаска оглянулась и увидела слезу, выкатившуюся на висок из зажмуренного глаза… Гость шагнул вперёд, вслед за ним вошел и Красен.
– Не бойся меня, прелестное дитя, – свысока улыбнулся незнакомец. – Я хорошо знаю и уважаю твоего отца.
– Моего отца многие знают и уважают, – ответила Спаска, продолжая злиться из-за того, что гость потревожил Волче.
– Богиня… – снова восторженно проговорил гость. – С таким достоинством говорить со мной может только богиня.
Наверное, он в самом деле был очень знатен – и повадкой напоминал убитого князя Нравича, который когда-то встречался с отцом в Волгороде.
Спаску это не смутило: Милуш тоже был знатен, но это не мешало отцу относиться к нему запанибрата. Скорей всего и с этим Дубравушем отец не церемонился.