21 августа 427 года от н.э.с. Исподний мир (Продолжение)
– Спаска, – раздался шепот Волче, и она поспешно к нему оглянулась. – Это Государь…
Он сердился! Спаска не знала, плакать ей или смеяться: он хотел встать, приветствуя Государя! И теперь сердился на неё – потому что она не проявила должного уважения… Она вздохнула с облегчением: значит, Волче не испугался гостя, значит, опасаться нечего.
– Я надеюсь, Государь не требует, чтобы тяжелобольные исцелялись и вскакивали с постели при его появлении. – Она улыбнулась и покосилась на высокородного Дубравуша.
– Разумеется, нет. – Дубравуш ответил улыбкой на её улыбку и прошел за стол, к креслу. – Красен, лицо этого тяжелобольного кажется мне знакомым…
– Это мой друг и помощник, Волче Жёлтый Линь. Капитан твоей армии, если я не ошибаюсь.
Дубравуш наморщил лоб, задумавшись, и тут же обрадованно воскликнул:
– Вспомнил! Скорпион! Скорпион на ладони! Блестяще! Мой первый легат был восхищён сообразительностью и отвагой. И я рад, что могу поблагодарить верного мне человека лично. Я хотел заплатить за это предупреждение золотом, но мой первый легат сказал, что деньгами не платят за преданность. Надеюсь, мой подарок тебя не разочаровал?
Волче силился ответить, но слова застряли у него в горле от волнения.
– Дубравуш, это был хороший подарок, – ответил за него Красен. – А Волче не стоит волноваться и много говорить. Он в самом деле любит своего Государя и не раз это доказал. Кстати, письмо о покушении возле Соляного Вражища тоже написал он.
– Я ничего не путаю, это благодаря ему девочка смогла уйти из башни Правосудия?
– Да, именно так, – кивнул Красен.
Спаска, уверенная, что её освободил Вечный Бродяга, с тревогой посмотрела на Красена:
– Как… разве…
Красен не обратил внимания на её слова. Она взглянула на Волче, но он смотрел не на неё, а на своего Государя.
– Я не забуду этого, – сказал Дубравуш. – Я нуждаюсь в верных мне людях и ценю их. Но, Красен, правильно ли я понял: этот человек ваш друг и помощник?
– Ты понял правильно, – кивнул Красен, весьма довольный собой. – Но если хочешь, чтобы я оставался влиятельным союзником, а не просто союзником, не надо со свойственной тебе прямотой кричать об этом на каждом углу.
– Скоро на моей земле чудотворы не будут иметь никакого влияния, – усмехнулся в ответ Дубравуш. – Но я ценю союзников независимо от их влиятельности.
– Пока эти времена не наступили, влиятельные союзники тебе гораздо нужней. Но не забывай, я лишь союзник, а не единомышленник. Я желаю добра этой земле, но не считаю, что твоё стремление к войне станет добром для твоих подданных.
– Я сам буду решать, что станет добром для моих подданных, – высокомерно ответил Дубравуш. – Об этом я и пришёл говорить с девочкой… С Тёмной богиней.
Он приподнялся и кивнул Спаске – будто поклонился – и добавил:
– Раз мои враги провозглашают себя Добром и светом, было бы закономерно обратиться к силам тьмы, чтобы их одолеть…
– И о чем же ты намерен говорить с Тёмной богиней? – насмешливо спросил Красен.
– Чистое небо над Хстовом – лучшее свидетельство того, кто на самом деле несет этому миру добро и свет. Если вы бывали в восточной части города, то видели, какое строительство развернуто вокруг Тихорецкой башни. Сегодня оно будет закончено. Теперь Тихорецкая башня – самая высокая в Хстове, выше храма Чудотвора-Спасителя. Я хочу, чтобы девочка колдовала именно там, на глазах всех жителей Хстова. Я приказал существенно расшить верхнюю площадку и обнести её ограждением, дабы искусный стрелок не мог выстрелить в колдунью. Я хочу, чтобы это стало торжественным ритуалом, не менее красивым, чем представления, разыгрываемые в храмах.
Красен вздохнул и взглянул на Дубравуша исподлобья:
– Это будет концом моей карьеры здесь…
– Меня не беспокоит ваша карьера, – усмехнулся Государь. – Пока что я, Дубравуш Хстовский из рода Белого Оленя, правлю этим городом.
– Однако девочка оказалась в моём доме, а не в твоём дворце. Ты, хозяин Хстова, и пальцем не шевельнул, чтобы её освободить. И, заметь, я не сказал «нет», я лишь подумал о последствиях этого шага для меня. Я не готовился к открытому противостоянию с… моим руководством. Меня или отзовут, или убьют.
Спаска подумала, что в этом случае доктор Назван больше не придет к Волче…
– Я не сделаю ничего, что может повредить господину Красену, – тихо сказала она.
Дубравуш посмотрел на неё удивлённо.
– Но ведь это то, чего так хотел твой отец… Или ты не дочь Змея?
– Ещё мой отец хотел, чтобы я изучала естествознание и вышивала шелком. Но я – это не мой отец.
– Ты так благодарна Красену за спасение? – ласково улыбнулся Дубравуш.
– Я благодарна ему за спасение Волче. – Спаска вскинула голову.
– Погоди, Дубравуш. Я не сказал «нет», – снова вздохнул Красен. – Этого хотел не только Живущий в двух мирах. Этого хотел я. Когда я видел вихри над замком Сизого Нетопыря, я уже думал об этом. Помнишь, Волче? Мы с тобой смотрели на закат со Змеючьего гребня?
– Я помню… – ответил тот хрипло. – Я готов рискнуть.
– Нет… – ещё тише сказала Спаска. – Я не хочу, чтобы вы рисковали…
– Но почему? – удивился Красен.
– Подумайте, что станет с Волче, если вас отзовут или убьют… – еле слышно выговорила она.
– За это не беспокойся, – сказал Дубравуш. – О безопасности Волче могу позаботиться и я.
– У вас нет лекаря, который умеет творить чудеса. – Она коротко и зло взглянула на Государя, и Волче заметил этот взгляд.
Он сердился, и Спаске почему-то радостно было это видеть, и смешно немного, будто это негодование свидетельствовало о его выздоровлении, возвращении к привычному образу мыслей. Она иногда с ужасом думала, что от невыносимых страданий люди часто теряют рассудок…
– Я… скажу ей… потом, – обратился Волче к Государю, словно извиняясь за Спаску. – Что так нельзя. Я объясню ей…
– Безродный капитан армии будет учить Тёмную богиню, как надо говорить с Государем? – усмехнулся Дубравуш.
Пожалуй, он вовсе не собирался задеть Волче, просто нашёл это забавным, но Спаска усмотрела в его словах высокомерное презрение. И это в ответ на благоговение Волче, на его преданность и любовь?
– Не смейте никогда говорить с Волче… так… – Она едва не задохнулась гневом.
И напомнила себе курицу-наседку, прикрывающую крыльями цыплёнка, когда присела на колени у его изголовья – защитить, спрятать, оградить… Волче взглянул на неё недовольно и сказал спокойно и тихо, как маленькой:
– Ты говорила, в нашем доме всё будет по-моему… Будь добра, относись к Государю с должным уважением.
Он считал, что так правильно… Фраза оказалась для него непосильно длинной, он прикрыл глаз и несколько раз глубоко вдохнул.
– Не сердитесь, – ответила Спаска. – Я… буду почтительна с Государем, если… вы говорите, что так надо.
– Воистину богиня: она ни во что не ставит власть и богатство, но преклоняет колени перед мужеством и твердостью духа, – улыбнулся Дубравуш, глядя на Спаску.
Она кротко опустила взгляд, раз уж так хотел Волче.
– Красен, я бы хотел поговорить с девочкой без вашего присутствия.
– Ты хочешь, чтобы я вышел? – Господин Красен смерил его взглядом. – Не слишком ли бесцеремонная просьба?
– Нет, не слишком.
– Не будем препираться по пустякам. – Красен поднялся. – Но не забудь, что с моей стороны это лишь любезность, оказанная гостю.
Он вышел и плотно прикрыл дверь, Дубравуш же дождался, когда стихнут его шаги.
– Скажи, ты можешь разрушить храм Чудотвора-Спасителя? – спросил он нетерпеливо.
Спаска подумала.
– Это зависит от моего доброго духа. Я не могу предугадать, сколько силы от него получу. А на это нужно очень много силы.
– Я хочу разрушить все храмы в Хстове. Ты поможешь мне?
– Я… не знаю… – Спаска растерялась. – Я должна быть уверена, что Волче ничто не угрожает…
– О Предвечный… – Дубравуш закатил глаза. – Ну хочешь, я захвачу в плен этого лекаря, который творит чудеса, чтобы он ни на шаг не отходил от твоего Волче?
– Нет. Этого я не хочу. – Спаска снова послушно потупила взгляд, а потом покосилась на Волче.
– Она поможет, – вдруг сказал он Государю.
* * *
Проводив Дубравуша, Крапа вернулся в гостевую комнату мрачней тучи.
Разумеется, он слышал, о чем Государь говорил со Спаской. И конечно, он помнил предупреждение Живущего в двух мирах о катастрофе и предполагал, что рано или поздно она случится, но ему и в голову не пришло, что от него хоть сколько-нибудь будет зависеть срок её наступления.
Крушение храмов Хстова резко уменьшит приток энергии в Обитаемый мир, и эту брешь аккумуляторные подстанции прикроют ненадолго. По сути, крушение храмов Хстова – это или падение свода, или его значительное сужение.
Это конец Обитаемого мира, его процветания и богатства. Вряд ли Дубравуш понимает это, даже если и знаком с энергетической моделью двух миров.
Крапа всегда считал, что разумный компромисс лучше непримиримого конфликта, так же как худой мир лучше доброй ссоры. И целью своей всегда видел поиск компромиссов. Собственно, вставая на сторону Исподнего мира, он искренне считал, что ничем не вредит Обитаемому миру, его людям, разве что идёт против неразумной и разрушительной политики чудотворов.
Выбор, который предстояло сделать, казался ему чудовищным… Надо или немедленно сообщить о планах Государя в Тайничную башню, или… или промолчать – и это уже не предательство интересов клана, это предательство своего мира, его ни в чем не повинных жителей.
Знать о надвигающейся катастрофе и не предупредить? Не сделать ничего для её предотвращения?
Он знал, какой приказ последует за предупреждением: убить девочку-колдунью. Убить Дубравуша. Любой ценой – в этом случае чудотворы за ценой не постоят. Взывать к совести чудотворов смешно – они пятьсот лет плевали на людей Исподнего мира, с чего бы им изменить свою политику? Да еще и в ту минуту, когда от Исподнего мира исходит реальная угроза…
Уговаривать Дубравуша бессмысленно – что ему за дело до людей Верхнего мира, которые обирали его землю пять веков подряд?
Людям Исподнего мира есть за что ненавидеть Верхний мир, есть за что ему мстить. Невинные жертвы одной стороны против невинных жертв другой…
Нет, Крапа был не готов выбирать между ними. Как ни странно, самочувствие Жёлтого Линя заметно улучшилось после появления Государя: как когда-то (всего месяц назад!) тот радостно удивлялся солнечному ожогу, полученному по неосторожности на Змеючьем гребне, так и теперь с восторженной улыбкой объяснял что-то Спаске. Крапа расслышал только последние слова:
– …неужели не привиделось?
– Да нет же, всё так и было. – Спаска тоже улыбалась, и Крапа не мог не чувствовать её радости, не понимать её.
Да и сам, глядя на улыбку Жёлтого Линя, растрогался едва не до слез. Будь парень сейчас здоров, карьера при Государе была бы ему обеспечена, лучшего начала и придумать нельзя… Но Крапа не обольщался: если всё пойдёт хорошо, кости срастутся не раньше, чем через год, и ещё неизвестно, сможет ли Жёлтый Линь ходить и двигать руками.
Если бы он управлял миром, в нём бы не было Храма… Он так сказал… И теперь, когда Государь собирается сделать то, чего ему так хотелось, разве что-нибудь убедит Жёлтого Линя в том, что это неправильно?
Если рухнет свод, что станет с шансонеткой из ресторана в Славлене? Такая простая история любви…
Мелодия снова закружилась в голове – и теперь была окрашена совсем другим смыслом. Да, рано или поздно свод всё равно рухнет, но вдруг это произойдет неожиданно для всех? И Йока Йелен не сможет прорвать границу миров?
Речь не идёт о том, чтобы предотвратить катастрофу, – лишь предупредить о ней.
Впрочем, если Йока Йелен не прорвёт границу миров, предупреждать о ней бессмысленно – Внерубежье убьёт всех. И тогда Исподнему миру тоже придет конец – не сразу, но придёт… Даже если рухнет Храм, останутся Надзирающие, имеющие физиологическую потребность отдавать энергию в Верхний мир.
И тогда Крапа вспомнил: судья Йелен. Неподкупный депутат Верхней палаты, оболганный, униженный, но не отказавшийся от своих принципов. В отличие от Хладана, его заботит будущее простых людей Обитаемого мира.
Поздним вечером, сидя в столовой с книгой за чашкой кофе, Крапа прислушался непроизвольно к тихому голосу девочки, не отходившей от Жёлтого Линя ни на шаг, – дверь в гостевую комнату была приоткрыта, потому что открывать окно Спаска боялась.
– А я вот вам сказку расскажу, раз вам не спится.
– Расскажи, – тихо ответил Жёлтый Линь.
– Только вы не смейтесь. Я про вас сказку расскажу, можно? Я её давно сочинила, ещё в замке.
Наверное, он кивнул, а Крапа подумал вдруг, что Спаска – дочь сказочника и могла унаследовать от отца способности к сочинительству.
Крапа с улыбкой достал из внутреннего кармана самописку и открыл книгу на последних пустых страницах. Он, конечно, знал стенографию, но пожалел, что записывать придется самому, без помощи самого лучшего секретаря Млчаны…