«В прошедшем и даже почти настоящем,
В постелях чужих и в чужие года
Меня очень многие видели спящим.
Но сонным не видел никто никогда!»
из рукописной копии «Аморальных баллад» за авторством
Рональда т.ш. Бастерхази из рода Огненных Ястребов
датируется началом второй половины первого века после Мертвой войны
Нельзя же так, светлый!
Ну просто нельзя, и все. Неужели Его Светлейшество, твой трижды нюханный ширхабом учитель, не научил тебя самому главному аспекту выживания?
Нельзя раскрываться!
Никогда. Ни перед кем. Нельзя становиться настолько уязвимым, и к тому же эту уязвимость еще и не скрывать! Может быть, перед светлыми еще и можно, кто их знает, этих светлых… но не перед темными точно!
Хотя… Люкресс вон тоже вроде бы светлый (хотя какой там свет? шисовы слезки! Третью категорию натянули со скрипом, почитай что из уважения к императорскому роду), и много ли с того радости? Раскрывать собственную уязвимость перед ним Роне посоветовал бы разве что злейшему врагу. Тому же Файербаху, например, чтоб ему вечно остаться в Ургаше! Достойная могла бы получиться парочка, союз бешеного мантикора с едкозубым шипокрылом. Даже удивительно, что они не нашли друг друга… тогда, давно. Когда Роне еще не убил эту подколодную мразь и не припечатал огненным терцангом, получив тем самым полное и безоговорочное одобрение Хисса. Потому что иногда кончается терпение даже у Темного Брата.
А ведь Люкресс, пожалуй, поопаснее будет. Не потому, что кронпринц и императорский наследник, а потому что умнее. Файербах, несмотря на всю свою силу и выучку, был придурком с насквозь продутым чердаком. Маньяком, целиком и полностью зацикленным на собственных довольно экзотических удовольствиях, его и овладение стихиями интересовали лишь постольку, поскольку добавляло к этим удовольствиям новые грани или позволяло безнаказанно подчинять и присваивать чужой дар. По праву сильного шера.
Люкресс намного слабее как шер… и сильнее как противник. Уже одно то, как он ловко подставил вместо себя Дайма под возможный удар нестабильной сумрачной Аномалии, говорит о многом. И продолжает подставлять… И Роне даже думать не хочется о том, каким способом (и насколько незаконным будет этот способ) Люкресс в финале собирается выдать себя за себя… ну то есть за того себя, роль которого сейчас исполняет Дайм. Кронпринц умен и вряд ли надеется обмануть сильную менталистку при помощи одного только внешнего сходства, хотя они с Даймом и похожи словно близнецы, даром что сводные… Но это ведь только если на внешность смотреть. совершенно игнорируя ауры! Это сработает разве что для бездарных…
Файербах бы мог понадеяться. Ну так потому Файербах и в Ургаше. А Люкресс умен. Значит, у него в запасе еще какие-о пакости, наверняка заранее озаботился. Сообразил. Как и сообразил, что сам охмурить невесту не сможет: слишком ее боится. Она бы почувствовала этот страх, не смогла бы не почувствовать. А может, к страху и еще чего намешалось, типа той же зависти. Видел Роне, как он на ауру того же, например, Дайма смотрел… какими глазами. Особенно когда думал, что никто внимания не обращает.
Знает Роне такие взгляды. Жадные, липкие, навсеготовые. Если бы кронпринц знал способ отобрать дар у сводного брата и присвоить себе — ни на секунду бы не задумался. И плевать ему было бы и на цену, и на незаконность, и на последствия. А Дайм улыбался ему устало и снисходительно, но по-братски так улыбался, словно и не замечал ничего… А может, и действительно не замечал, наивный и светлый.
Вот как сейчас, например…
Светлый шер просто уснул. В объятиях темного, на минуточку! Не позаботившись выставить даже элементарной защиты, заходи кто хочешь, бери что хочешь! Ломай как хочешь… Ладно, это Роне такой придурок, что не станет… И даже не в благодарность за избавление от старых травм… просто не станет, и все! А попадись на его месте кто другой?!
Роне вздохнул, быстро и коротко. Думать о таком не хотелось. Ну вот совсем не хотелось думать о ком-то другом на его месте, чтобы вот так же в обнимку, и чтобы руки Дайма, сонные и тяжелые, вот так же замком на спине, словно даже во сне он не хотел случайно разжать пальцы.
И ни одного щита внешней защиты! Вообще ни единого!
Если бы Роне был таким же романтиком (ну и, если честно, обладал бы таким же талантом), как и его знаменитый предок-тезка Рональд Бастерхази (тот самый Рональд Бастерхази, которого называли чуть ли не лучшим другом Ману Одноглазого), он бы обязательно написал трогательно-иронический сонет на тему доверчивости светлых. Но ни поэтом, ни тем более романтиком Роне не был. И потому просто злился.
Ну как так можно?!
Чему он тебя вообще учил, этот дыссов Светлейший Парьен? И как ты вообще дожил до своих лет, открываясь вот так беззастенчиво и беззаветно, отдаваясь целиком и полностью, не скрывая собственных желаний и понимая «должок» именно как что-то, что следует непременно отдать, не пытаясь при этом сжульничать или схитрить себе на пользу, просто отдать, и все… Вот так, просто отдать то, чем можно было бы долго и со вкусом шантажировать потенциального противника, постепенно подталкивая его стать пусть и вынужденным, но союзником!
И доверчиво засыпать потом в объятьях того, кому сам же совсем недавно напоминал: «Мы с тобою враги, не забывай об этом»…
Первым засыпая!
Словно это так и надо. Словно это в порядке вещей. Словно ты на сто процентов уверен, что тот, кого ты сам называл врагом, не ударит в спину. Словно ты и понятия не имеешь, что свою беззащитность и истинные желания нельзя показывать не только врагам.
Хорошо, что тебя учил Светлейший, пусть даже ничему толковому он тебя, похоже, так и не научил. У Паука ты бы просто не выжил. Паук бы, возможно, с тобой сам даже пачкаться не стал бы, предоставив это грязное дело доверенным ученичкам. Надежным. Опытным…
Ничего никому нельзя показывать, этому у Паука учишься быстро. А особенно собственные желания определенного рода. Тут Паук всегда очень радовался и наказывал особенно жестоко. Не своими руками, конечно. Зачем, если для этого можно позвать Файербаха и остальных старших? Лучшие, проверенные и отзывчивые, они, конечно же, помогут безымянному новичку по кличке Дубина разрешить его маленькую проблемку.
И они… помогали.
А потом приходилось долго восстанавливаться. Во всех смыслах слова, на всех уровнях, не только физически. Но и физически тоже. Они были очень изобретательны, Файербах и компания, изобретательны и неутомимы. Очень… находчивы.
Какое-то время Роне их ненавидел — пронзительно, до дрожи. Пока не убил. С их смертью ненависть должна была умереть. И она вроде бы как и умерла.
Только вот легче от этого не стало.
А вот острая благодарность до сих пор пугала его до трясучки, та самая благодарность, которую он испытывал в такие моменты к Пауку. За помощь — пусть искореженную, переломанную, темную, словно гоблинами навороженную, но все-таки помощь. За то, что тот взял на себя ответственность наказать и дать разрядку, не заставил терпеть до последнего, когда пришлось бы самому умолять о том же самом, ведь все равно пришлось бы. Это остальным давали увольнительные в том числе и для посещения борделей, а безымянного ученика по кличке Дубина Паук держал при себе неотлучно, круглые сутки в непрестанной готовности — подать шляпу, посох, фолиант, мензурку или какой ингредиент, ну или просто подставить спину под очередной удар. Но всегда чтобы рядом, неотлучно. Словно забыв о потребностях истинных шеров, от которых иногда было впору на стенку лезть, лишь бы позволили в эту стенку втрахаться.
А потом — словно бы вспоминая.
И тем самым давая возможность сопротивляться, шипеть и делать вид, что вроде бы совсем не хотел… И знать, что сопротивление неминуемо сломят. И испытывать болезненную благодарность и за это тоже.
Потом можно было уползти и забиться в какую-нибудь щель, давиться беззвучными сухими рыданиями и мечтать, мечтать, мечтать, как убьешь их всех. Медленно. Мучительно. Долго и тщательно. И чтобы каждую секунду помнили и понимали — за что. И чтобы сотни раз пожалели, что сами не сдохли раньше.
Собственно, они потом и пожалели….
Убивать легко. Гораздо легче, чем пытаться губами разгладить морщинку между чужими насупленными бровями. Что же тебе. светлый, снится такое, заставляя хмуриться? Какие проблемы вообще могут быть у светлого сильного шера, императорского сына, да к тому же полковника Магбезопасности? И почему ты, светлый, так глупо подставился? Заснул на руках у того, кого сам же считаешь врагом…
Или уже не считаешь?
И остается только надеяться, что ты знаешь что делаешь, мой глупый враг, светлый шер Дюбрайн, мой светлый Дайм… мой свет… и никогда не подставишься так никакому другому темному. Или не темному. Неважно.
Потому что не все эти шеры, что темные, что светлые, такие же доверчивые наивные идиоты, как Рональд темный шер, мать его темную, Бастерхази!