Двери конюшни оказались слишком узкими.
Или же это Двуединым снова вздумалось подшутить, но с Дюбрайном Роне столкнулся в этих шисовых дверях буквально грудь в грудь, вплотную. И когда только светлый ублюдок спешиться успел? И зачем замешкался, если так рвался быть первым? И что он ответит, если Роне вот сейчас выскажет ему все, что жжется на кончике языка?..
Спасла положение Нинья. Потрясающая все-таки умница, вот что значит химера истинного ученого-аналитика: почувствовала критическое состояние своего человека, все поняла правильно, мгновенно просчитала ситуацию, сделала верный вывод на основе полученных данных, приняла надлежащее решение.
И подыграла.
Устроила красивую показательную драку двух магических созданий. Причем вроде как не сама устроила, умница в квадрате. Спровоцировала Шутника на попытку цапнуть, чтобы вроде как не она первая начала все это безобразие, оскорбленно плюнула в ответ какой-то дрянью, дождалась ответной попытки лягнуть и только после этого затеяла полноценную свару. И все это вроде как бы со звериной серьезностью (хотя где ире — и где серьезность?).
Но главное было в том, что своей цели она достигла — полностью завладела вниманием светлого и дала Роне время взять себя в руки и даже вернуть на место защитную улыбку. И даже голос почти выровнять. И затолкать поглубже и подальше то колючее и едко-откровенное, жалко-беспомощное, что рвалось с языка.
— Надеюсь, мой темный шер, ваша тварь не подпалит здесь все?
— Ну что вы, мой светлый шер! Без приказа — никогда. Нинья приличная девочка.
«В отличие от некоторых белых безрогих бандитов» было не сказано так громко и отчетливо, что Дайм почти хмыкнул. Ну или просто резко выдохнул через нос. И снова поморщился.
Кажется, там был еще конюх. Кажется, Роне даже удалось отпустить по его поводу какую-то шутку довольно мрачного или сомнительного содержания (во всяком случае, Дайм в ответ на нее опять скривился).
Дайм.
Мрачный, злой, как некормленный мантикор. Зыркающий исподлобья. Цедящий слова сквозь зубы и словно бы через силу. Отгородившийся кучей непрошибаемых защитных щитов, ощетинившийся кинжально острыми стихийными протуберанцами… Но все-таки не поехавший в Суард, кто бы его там ни ждал.
Мог бы добраться часа за три, а то и раньше, видел Роне, на что способен Шутник, если его не сдерживать. Мог бы. Но не поехал. Предпочел свернуть сюда. А ведь сначала не хотел. Но свернул. После того, как свернул Роне. Вслед. Вместе. И это значит…
Нет.
Ничего это не значит.
Светлый просто устал после целого дня в седле. Просто устал и хочет выспаться, вот и все. И не надо выдумывать глупости.
Оказалось — действительно глупости: в таверне Дайм, все так же морщась при каждом слове и не глядя на Роне, снял им две комнаты. И сразу же поднялся в свою: отдохнуть перед ужином. Сразу все ясно и понятно, куда уж доходчивее.
Роне торопиться не стал. Прихватил со стойки бутыль крепчайшего гномьего самогона, настоянного на можжевеловых ягодах, и уселся в общем зале за длинным столом, рассчитанным на хорошую большую компанию. Большая или небольшая, но компания за тем столом, собственно, как раз и сидела. Пока Роне не присел на лавку рядом и им всем не улыбнулся.
Было их человек пять. Или шесть. И один шер. Темный, почти условный: третья нижняя категория, если натягивать за уши. Сильно натягивать, от души, и за очень длинные уши. Как те, которые рисуют газетчики некоему полковнику Магбезопасности, например…
Темный шер был молодой, морду имел наглую и обиженную, любо дорого.
На этого шера Роне особенно рассчитывал: обиженный юнец наверняка захочет почесать кулаки о приезжего выскочку… Зря рассчитывал: провинциальный шер оказался умнее. Зыркнул на Роне, сощурился и тут же отвел взгляд. Поднялся первым, поклонился даже, растянув губы в ответной улыбке. И уволок приятелей от греха, соблазняя бутылочкой сашмирского… И унес с собой возможность битья посуды и морд.
Жаль.
Подраться сейчас было бы самое то. Исключительно на кулаках, без магии, только сила и адреналин. Только расплескивать кровь, свою и чужую, по стенам и лавкам, только глотать свою и чужую боль вперемешку, такую вкусную, такую сладкую, такую пряную… и ни о чем не думать.
Роне с широкой ухмылкой развалился на лавке и, придерживая бутылку самогона рукой, порывом ветра сбросив со стола все остальное, что на нем еще оставалось. Кто-то из посетителей вздрогнул, обернулся на грохот. Хозяйка заведения даже бровью не повела. Умная женщина.
Роне сковырнул с бутылки пробку, понюхал. Поморщился. Напиваться ему хотелось куда меньше, чем драться. Во всяком случае, напиваться в одиночку… Только если не останется другого выхода. Поэтому пока он просто сидел, лаская бутыль в ладони жестом почти непристойным, и обводил общий зал таверны медленным тягучим взглядом. И улыбался — так широко, многозубо и намекающе, что немногочисленные посетители из местных как-то вдруг резко поскучнели и заотводили глаза. И засобирались, вспомнив о неотложных делах, поджидающих их внимания на противоположном конце деревни.
Роне сидел за столом, продолжая улыбаться.
Нет, ну в принципе все было понятно. Этими двумя комнатами Дайм очень доходчиво расставил все нужные точки, окончательно и недвусмысленно. Каникулы оказались короткими. Бывает.
Расставил точки, это да. Но…
Но оставил лазейку, сказав про ужин.
Значит, что-то может еще измениться. Во время этого самого ужина. Ну или в самом худшем случае останется этот самый ужин, ладно. Просто ужин. Главное, не прозевать тот момент, когда Дайм спустится… Он ведь должен спуститься, да? Значит, подниматься наверх в свою комнату глупо. Лучше просто подождать. Не делая лишних телодвижений.
Как там говорят старики из Хмирны? Мудрец никуда не торопится, он сидит на берегу и ждет, пока мимо него не проплывет труп врага.
Вот и Роне такой же. Будет сидеть и ждать, как тот мудрец. Собственно, уже сидит. И ждет.
Пока мимо него не проплыла хозяйка таверны с целым подносом трупов… то есть свежезажаренных речных рыбешек… Наверное, их можно было считать трупами, ведь они точно не были живыми. Еще на подносе была пара лепешек. И, кажется, пиво.
И стало понятно, что Роне, конечно, мудрец. Только вот ждать ему тут больше нечего.