– Кто пустил в казарму скорпикору? – недовольно вопрошал у подчиненных военный, уверенный в том, что бойцы с животным справятся на ура, но раздраженный самоуправством.
– Я пустил. – седовласый возник за его спиной и примиряюще похлопал по плечу. – Неплохое начало практики, верно?
И неожиданно он подмигнул своим ассистентам. Военный язвительно спросил:
– Бронированная ядовитая тварь в помещении, полном спящих людей, по-вашему, отличная идея? Я не намерен терять парней до того, как они начнут хотя бы просыпаться.
– Такова жизнь, – философски пожал плечами седовласый, который прекрасно знал о вживленной под броню твари капсуле со снотворным, в отличие от остальных. – Тайвин, обратите, пожалуйста, внимание на новый набор, а особенно – вот на этих субъектов.
Он ткнул стилусом в голограмму, транслирующую вид на казарму, увеличивая изображение, и последовательно отметил девушку, близнецов, еще нескольких парней и Честера.
– Что я там не видел, – буркнул молодой человек в прямоугольных очках за соседним столом, уставленным аппаратурой и устланным бумагами с графиками и расчетами. – Опять привезли кулаки да мышцы.
– О, вы их сильно недооцениваете. Это смешанный набор, Тайвин, и, поверьте, в этот раз голова у ребят на месте не только для того, чтобы в нее есть, а извилин поболее, чем для поддержки фуражки.
– М-да? – задумчиво протянул ученый. – Посмотрим. А они у вас все сразу проснутся?
– Нет, что вы, зачем панику создавать на пустом месте. Сначала самые перспективные, для них дозу анабиотика с другим таймером пробуждения рассчитали.
***
Кажется, просыпаться от нехорошего предчувствия у меня начало входить в привычку. Как я год назад впервые проснулся от фееричного Романова посещения, так до сих пор каждое утро чутье говорит мне – вставай, нас ждет новый день, полный опасных неприятностей, это же так весело.
Я открыл глаза и, не спеша вставать, повернул голову, чтобы понять, что вокруг меня происходит. Последнее, что я помнил – наша красавица-планета, вид извне, и даже не на картинке, а воочию, в жизни бы не подумал.
Вокруг меня стояли койки со все еще спящими попутчиками, а моя кроватка обреталась почти у выхода из помещения, удивительно напоминающего наш давешний шаттл, только в сильно увеличенном формате. Справа от меня что-то неприятно цокало, шуршало и пощелкивало по металлическому полу, словно кто-то запустил в казарму птицу размером с хорошего такого пса.
Скосив глаза, я увидел сначала пушистую кисточку хвоста, затем в поле зрения появился он сам, сегментированный и бронированный, а затем уже вся красотка-скорпикора в своем инсектоидном величии. Я выругался – разумеется, про себя, и принялся наблюдать.
Насколько я видел, просыпаться пока, кроме меня, никто не спешил – или просто не хотели связываться с животным, и я понял, что разбираться придется самому, а то ведь она может дел натворить, панику посеет, прибьют в суматохе, а жалко. Скорпикора была изумительно прекрасна – черно-красная лакированная окраска головогрудных пластин рассказывала окружающим об исключительной ядовитости, в ярко-красной опушке кончика хвоста чуть поблескивало антрацитом жало, коготки беспокойно перебирали по полу, а красные усы беспрестанно шевелились – скорпикора явно чувствовала себя не в своей тарелке, нервничала и принюхивалась, щурясь фасетчатыми глазами.
Я вспомнил, что писал Салливан, точнее, я, а еще точнее – мы с ним: ядовита, пулями не возьмешь, иглометом тоже, бегает быстрее гепарда, при малейшем признаке опасности для себя старается первым делом ужалить, но первая на более крупное зверье не нападает, сначала предупредит.
Единственный выход – не тревожить, осторожно пройти мимо, желательно в тяжелой экзоброне и с гранатометом наперевес, так, на всякий случай. Ни того, ни другого я у себя не наблюдал, но интуиция не давала мне покоя, что-то со скорпикорой было не так.
Инсектоиды Шестого мира, как я понял из посыпавшихся после работы Салливана градом статей, существа, в чем-то по поведению схожие с нашими скорпионами или пауками. Те тоже не будут нападать просто так, но если их напугать или разозлить – мы получим мечущееся во все стороны со скоростью взбесившейся молекулы многоногое ядовитое создание, которое будет жалить все вокруг до последней капли яда, пока не успокоится. Перспектива так себе, понял я, и тут скорпикора меня удивила. Она моргнула! Моргнула? Членистоногое?
Внимательнее приглядевшись, я понял, что вижу самую грандиозную аферу от матушки – дикой природы: передо мной во всей красе стояла не скорпикора Салливана, а самая что ни на есть моя, ложная скорпикора! Животное явно было теплокровным, костяные пластины только имитировали хитиновую кремниевую броню настоящего хищника, фасетчатые глаза оказались радужной окраской шерсти вокруг настоящих, встревоженных донельзя, бока вздымались в неравномерном дыхании.
Судорожно порывшись в памяти, я воскресил подробности, которые сочинил про нее, посмотрел на себя – в шаттле засыпал я в легкомысленной оранжевой футболке и любимых черных штанах с кучей карманов, в них же и проснулся – и решился на крайние меры. Скатившись с кровати, я, как мог, сгруппировался, подражая позе скорпикоры, и тихонько мяукнул, чувствуя себя полным идиотом.
***
– Вам надо, как бы выразиться, более тщательно подбирать протеже, – с сочувствием глядя на седовласого, сказал военный. Тот недоуменно следил за развитием событий, явно не понимая, что Честер задумал на этот раз. А вот Тайвин с любопытством подался к экрану.
– Интересно, как он понял?
– Понял что? – в один голос спросили военный и седовласый
– Царь ненастоящий. В смысле скорпикора ложная.
– А вы как поняли? – уточнил у ученого седовласый, которому о необычной природе твари, разумеется, сообщили.
– Описание и поведение как на той записи, где некий молодой человек рассказывал про ложную скорпикору, – ответил Тайвин и спросил: – Кстати, это ли часом не он сам?
– Он, – подтвердил седовласый.
– Да, должен признать, на этот раз вы меня точно удивили. Но что настоящая скорпикора, что ложная – опасные создания, не представляю, как он будет с ней справляться.
– Да что там справляться, иглометом ее, раз она без брони, – пробурчал военный, теряя интерес к ситуации.
– Все бы вам игломет, гранаты да бластеры, – укоризненно покачал головой ученый. – Во-первых, она не менее защищена, чем скорпикора Салливана, во-вторых, она на порядок умнее, у нее сложная нервная система, в-третьих, ее яд хоть и не смертельно опасен, но обширный химический ожог гарантирован. И потом, как вы себе представляете метание гранат или стрельбу в замкнутом помещении?
Военный кивнул, признавая правоту молодого человека, и все трое с интересом приникли к трансляции – скорпикора наконец отмерла от легкого шока и начала действовать.
***
Поскольку я свалился к своей красавице практически под передние лапы, далеко ей прыгать не пришлось. Немного подумав, она с интересом протянула вперед усатую морду и, смешно фыркая мне в лицо, начала обнюхивать, щекоча вибриссами.
Оказалось, что обрубленная бронированная головогрудь – тоже маскировка из шерсти и костяных пластин, в них пряталась похожая на кошачью любопытная мордашка.
Выглядел я, судя по всему, в ее понимании как странный, несколько долбанутый на голову детеныш. Примерно на такой эффект я и рассчитывал – у ложных скорпикор гиперразвитое чувство ответственности за потомство. Каждое оранжево-черное существо размером чуть меньше ее самой скорпикора потащит к себе в гнездо и будет пытаться обихаживать, любить, кормить и растить, это помогает виду выживать в сложных условиях.
Скорпикора нежно обвила меня хвостом и принялась быстро-быстро что-то щебечуще намурлыкивать – пыталась и меня успокоить, и сама успокоиться. Я умилился – моя ты лапочка. Теперь моей задачей было, никого не перебудив, вывести ее из казармы и отправить домой в здешние джунгли, желательно чтобы ее и меня на улице тоже никто не пристрелил.
На соседней кровати шевельнулся Роман – открыл глаза, кашлянул – и напуганная скорпикора со всей дури отпрыгнула от источника звука, врезавшись бронированными пластинами мне в бок. Я упал, и надо мной во все свои шесть лап – четыре настоящих и две ложных – стояла сердитая и испуганная ложная скорпикора в позе атаки.
Хвост наизготовку, пластины сдвинуты, шерсть дыбом. Жало на хвосте влажно блеснуло, и я понял, что раз уж тренированная первая ласточка встретила утро нового дня, то и остальные скоро начнут просыпаться и чистить перышки. Я еще раз тихо мяукнул, привлекая внимание и зверя, и Романа.
Тот, увидевший скорпикору, замер, понимая, что не может ничего противопоставить хищнику, и лишь вопросительно посмотрел на меня. Я выразительно скосил глаза на дверь, и Роман, чуть заметно кивнув, осторожно потянулся к тумбочке рядом с кроватью – на ней лежал код-ключ, открывающий выход наружу.
Пока астродесантник, аки партизан в кустах, старался, не провоцируя нападения скорпикоры, дотянуться до него, я принялся отвлекать ее внимание. Аккуратно, медленно, чуть дыша, чтобы она не напала, я привстал и, как заправский кошак, мягко потерся о бок животного головой.
Это был риск на грани фола – не факт, что психология скорпикоры хоть на пару процентов схожа с поведением и жестами земных кошек, но мне казалось, что так будет правильно. Скорпикора скосила на меня дикий глаз, я постарался максимально дружелюбно мурлыкнуть.
Она переступила лапами и дала мне подняться на четвереньки, затем злобно зашипела в сторону схватившего наконец ключ Романа, снова обвила меня хвостом и лизнула. По моей щеке словно прошлись крупной теркой, но я был искренне рад, что животное удалось чуть успокоить и отвлечь.
Я глянул на астродесантника, тот покачал в пальцах ключом и показал едва намеченным жестом бросок в мою сторону. Я не оценил, и отрицательно качнул головой, затем еще раз посмотрел на дверь. Роман понял – если он кинет ключ мне, скорпикора, скорее всего, кинется. На него или на меня, а, может, еще на кого, а вот если кинуть ключ в сторону двери, то при точном броске она откроется – код-ключ действовал на всю область замка, – и мы получим с этой славной кисой путь на свободу.
Прицелившись, Роман метнул ключ, попав точно в пластину замка. В результате я не сомневался – других в астродесантники не берут. И я, кончиками пальцев аккуратно почесывая дернувшуюся от резкого движения скорпикору за правым ушком, обнаружившимся за головной костяной нашлепкой, медленно повлек ее к выходу, по-прежнему чувствуя себя полным придурком – босиком, в футболке и штанах, ползущим на четвереньках в обнимку с одним из опаснейших зверей Шестого мира. Только бы никто больше не проснулся!
Выползая из казармы на улицу, я молился всем известным и неизвестным сущностям, чтобы это была просто обычная площадка учебной части, без всякой охраны и толп людей. К моему счастью, на улице не было никого, рядом с казармой разместили спортплощадку для разминки, а за ними проходил высокий забор. Как могла скорпикора перескочить через почти четыре метра забора, я так и не понял. И тем более у меня не было идей, как вернуть ее обратно.
***
– Полнейший гамадрил, – с явным удовольствием сказал Тайвин. – Но мне нравится.
– Я рад, – и седовласый действительно был рад, внимания Тайвина, молодого гения, на его памяти не удостаивался из предыдущих наборов практически никто, разве что Роман.
– Увеличьте картинку. – Изображение подалось вперед, и вскоре ученый внимательно разглядывал заинтриговавшего его до исследовательской щекотки (разобрать и изучить!) Честера. Ничего особенно выдающегося, просто правильный овал лица, классические греческие пропорции черт, чуть вздернутый нос, немного восточный разрез глаз… на самих глазах Тайвин застрял на полминуты. – Интересный случай. Пожалуй, мы можем сработаться.
***
Дверь в казарму немного приоткрылась, и оттуда выглянул настороженный Роман с иглометом, а из-под его руки две любопытствующие рыжие головы – кто б сомневался! Я меж тем судорожно пытался сообразить, что делать дальше.
Вдруг со стороны соседнего строения донесся какой-то невнятный шум, а затем вопль: «Скорпикора! Гранату неси!», и скорпикора рванулась вперед. Подхватив ее поперек пуза, я понесся к спортплощадке, осыпаемый ударами хвоста – такой подлости она от меня не ожидала и рефлекторно среагировала – и, хорошенько размахнувшись, метнул ее, навскидку просчитав траекторию, аккурат в центр стоявшего рядом с забором батута. Глазомер в кои-то веки меня не подвел, миг – и ошарашенная скорпикора висит на передних когтях на краю забора, стараясь подтянуться, перелезть и забыть про это место, как про самый страшный кошмар.
Я не знал, чем ей помочь, но искренне переживал за животное, пока вдруг со стороны казармы ей в основание хвоста не прилетел тяжелый армейский ботинок. Чувствительный пинок в нужную точку произвел должный эффект: скорпикора коротко взревела, раскрыла радужные крылья, которыми оказалась вторая ложная пара лап, мгновенно перебросила тело через забор и канула в дебрях леса.
Мне оставалось только выдохнуть. Обернувшись, я увидел босого Романа с иглометом наизготовку и оруженосцев – рыжих близнецов, вцепившихся во второй ботинок.
– Ты кидал? – восхищенно спросил я. Роман ошарашенно кивнул. – Ну ты берц!
Рыжеволосые хихикнули. Я осмотрелся – вся футболка и штаны были залиты химически пахнущей ярко-желтой жидкостью, но в ткань она не впитывалась, а вот на левой руке вздулась шишка – все-таки один раз дотянулась куда надо. Да, лечиться придется долго, сейчас адреналин отпустит, и проявится эффект от укуса.
Я покачал головой и увидел, как со стороны соседнего здания быстрым шагом к нашей компании подходит целая делегация. Подтянутый военный в возрасте, по лычкам – полковник, давний знакомый – седовласый Воланд, и тонкий как струна, и по виду столь же острый на движения – и, скорее всего, на язык, подумалось мне, молодой человек в прямоугольных очках, за ними – люди в форме и несколько субъектов в белых халатах.
– Честер, вы понимаете, что могли ошибиться и даже шагу не ступить по вашей вожделенной хтонической земле? – поинтересовался седовласый.
– Кто, я? Зато свою ложную скорпикору увидел. – Я даже зажмурился от удовольствия.
– Руку дайте, – непререкаемым тоном заявил очкастый, и я без возражений протянул не правую ладонь для приветствия – вот еще, обойдется – а левое ужаленное предплечье.
– Молодец, хороший котик, – и пока я возмущенно проглатывал ругательства в адрес такого фамильярства, к месту укуса был приставлен портативный вакуумный экстрактор, который мгновенно всосал в свои недра большую часть яда.
– Остальное поболит несколько дней. Повернитесь. – Я беспрекословно повернулся, и с меня срезали сначала футболку, затем любимые мои штаны, залитые ярко-желтым ядом ложной скорпикоры. Если за пару минут до этого я чувствовал себя полным дебилом, шатающимся с ней на карачках, который потом кидается незнакомыми зверями в батут, то сейчас я был полным дебилом в трусах на всеобщем обозрении. Из казармы высыпал остальной проснувшийся народ, и я почувствовал, что еще пара минут – и мне по гроб жизни от позора не отмыться. Поэтому я невозмутимо кивнул, приветствуя ребят, и произнес:
– Профосмотр. Я смелый, первый пошел, мне положена конфетка. Кто за мной?
Очкарик столь же невозмутимо запустил руку в карман халата и, вытащив маленький леденец в яркой обертке, протянул мне. Я с достоинством кивнул, забрал его, развернулся и, пока население казармы не поняло, что происходит, ушел в казарму – отмываться и переодеваться. Близнецы, рассудив, что такой профосмотр им и даром не нужен, даже за конфетку, тоже увязались следом.
Глава 5
О чем может мечтать человек в тот момент, когда его поманили гипотетической конфеткой, при этом тут же ее изо рта изъяв самым что ни на есть наглым образом? Разумеется, я честно мечтал оказаться поближе к вожделенной нанитовой перчатке.
Нет, ну каков поганец! Заинтриговал, значит, перспективной разработкой и смылся незатейливым образом в кусты вместе со своим роялем наперевес.
Я ж теперь не то что спать не смогу, я не смогу спокойно бутерброд себе сварганить и съесть, буду бояться подавиться в мечтах заиметь такую роскошь. Зажмурившись, я представил себе, скольких проблем мы могли бы избежать, изобрети Тайвин свою чудо-броню хотя бы на год раньше. А лучше на два. Или вообще с самого начала бы с такой бегать. Но лучше поздно, чем без нее, честное слово. А вот я молодец, я выбил под шумок грант для Эйнара. Таких тетушек, как у него, бесспорно, надо направлять в правильное конструктивное русло, в том числе с помощью финансовой мотивации.
Так что я немножко попереживал, что не могу прямо сейчас вернуть из загребущих лапок ученого хоть одну перчатку – старую-то он, получается, тоже стибрил! Но быстро утешился удовольствием лицезреть воочию чувство знатного удивления на лице Алана, наблюдавшего сцену отбирания перчатки. Славно, а то я уж было начал думать о том, что его в принципе пошатнуть невозможно ни с какой стороны – настолько монументально он умудрялся выглядеть практически при любом раскладе.
– Алан, доброе утро, – поприветствовал я руководителя промышленников. – Готовы к геологическим свершениям?
– Не вполне, – задумчиво отозвался апостолец. – А вы случайно не в курсе, как складывается судьба изобретений Тайвина?
– В смысле? – переспросил я. – Вы имеете в виду, когда его разработки выйдут на общеупотребимый уровень? Это вы у «Авангарда» интересуйтесь, не ко мне вопрос.
На самом деле я слегка кривил душой. Все я прекрасно знал, но делиться с апостольцами тернистыми путями утекания наших первопроходческих тайн совершенно не спешил.
Официально все, что мы находили, будь то новая неведома зверушка, растительность или минерал, подробнейшим образом фиксировалось в системе учета информации – ее обеспечивали дроны связи. В каждую экспедицию мы были обязаны брать с собой эти небольшие летучие многофункциональные станции. Они мониторили наши передвижения вне жилых модуль-блоков, отслеживали предпринимаемые нами и нашими подопечными действия, а по любому моему чиху подлетали с суборбитальной траектории для дополнительных записей и мгновенной передачи во все забитые в их контакт-лист инстанции.
Прелесть использования дронов связи я оценил отнюдь не сразу. Первое время меня несколько угнетала необходимость постоянно находиться под наблюдением беспристрастного электронного ока. Не Большой Брат, и вокруг не реальность антиутопии «1984», конечно, но приятного мало. Но потом я смирился, поняв, что пользы от такого присмотра намного больше, чем иллюзорного вреда для моей свободолюбивой натуры.
Потом, после записи отчета, данные сразу уходили в разные научные подразделения – дроны сами фильтровали по ключевым словам рапорты, и информация попадала прямо в нужные цепкие руки биологов, физиков, геологов и прочей ученой братии. А при малейшем намеке на вред первопроходцам подключалась помощь колониальной полиции во главе с Энтони – эдаким шкафчиком два на два в кубическом эквиваленте воплощения старательной справедливости. Я никогда еще не встречал более упертых и вместе с тем более честных и прямых образчиков человеческой породы.
А уж если нас пытались совсем обидеть, в дело вступал «Авангард» – молодчики из военного подразделения, служащего в Шестой колонии местным напоминанием ее жителям о существовании такой бесспорно полезной штуки, как Межмировое правительство. Вон ту находку на место положите, пожалуйста, не ваша юрисдикция. И руками попросим первопроходцев не трогать, а то придет астродесантный укомплектованный ай-яй-яй и покажет раков зимой.
Так и существовали – мы контролировали туристов и колонистов, делились полезными сведениями с учеными и сразу получали от них отклик – или почти сразу, зависело от находки – а нас самих курировал «Авангард».
И, конечно, все Тайвиновы придумки сначала проходили обкатку у нас, потом торжественно вручались военным – и, соответственно, правительству, потом при их одобрении передавались ученым, а вот в какой момент происходила утечка на черные рынки, история стыдливо умалчивала. Впрочем, вот этот вопрос точно был не в моей компетенции, и я не особо интересовался успехами поиска и поимки технологических воров.
А вот кто, что и когда у нас из-под носа изящно перехватывали в обход «Авангарда», мы прекрасно видели. Тот же «Апостол», будь он неладен, уже трижды лично мной в колонии палился на использовании нанопротекторной технологии защиты грузов и оборудования, хотя официально Тайвин свою обожаемую драгоценность военным от сердца оторвал едва ли полгода назад, все хотел до ума довести для начала.
Для меня оставалось загадкой, каким образом ушлые промышленники увели алгоритм воспроизводства нанитов, и я ожидаемо не стремился общаться с их представителем сверх предполагаемой нормы.
Алан невозмутимо пожал плечами, показывая, что ему в сущности все равно, он может и подождать, во что я ни капельки не поверил. И принялся выяснять обстоятельства, волей апостольской приведшие нас в самый эпицентр жизненной силы Шестого мира.
– Просветите меня, пожалуйста, что мы делаем на экваторе? – как ни в чем не бывало, спросил я. – Вы причины так и не назвали до отлета, хотя по-хорошему мы имели право знать заранее.
Алан снова чуть пожал плечами – интересно, а в его арсенале жестов кроме небрежного еле уловимого плечепожатия еще какие-то позы имеются? – и ответствовал слегка оторопевшему мне.
– Что вы знаете о нерукотворных ликах Христовых, Честер?
– Разрешите взглянуть?
В руках у апостольца я заметил распечатки с изображениями. Промышленник протянул их мне, и я был вынужден констатировать тот факт, что сочетание светотеней действительно напоминало лицо. Но с весьма специфическим саркастичным выражением – будто предполагаемый лик активно пытался не рассмеяться в голос, и отнюдь не от смешной шутки. Я повернул изображение одним боком, другим, вверх ногами. Иллюзия мгновенно растворилась – передо мной по-прежнему был вполне привычный спутниковый снимок местности.
– Не знаю, что вы хотите от меня услышать, но в нерукотворные лики я верю намного меньше, чем в парейдолию.
– Простите? – вежливо поинтересовался у меня Алан, и я охотно пояснил.
– Видите ли, когда-то я увлекался изучением биологии и загадок человеческого мозга, и знаю о его склонности стараться обобщить все, что человек воспринимает, найти систематичность даже в полном хаосе. И мне кажется, что ваши лики – лишь следствие чьей-то повышенной способности к ассоциативно-образному мышлению. Или в ваших рядах есть фанатики, – неловко пошутил я. – Неужели вы в экзотические экваториальные тигули только за призрачным ликом поехали?
– Нет, конечно, – мне показалось, или человек-невозмутимость позволил себе едва заметную ухмылку? – Это было бы… нецелевое расходование средств.
Я подавил облегченный вздох – только с отбитыми на религиозные чувства мне работать не приходилось – и продолжал расспросы.
– А скажите, зачем вообще «Апостолу» нужна вся эта… мишура? – я неопределенно повертел пальцами. – Я имею в виду приверженность теории креационизма, символика эта, лики опять же… Это же просто промышленная корпорация, да, крупная, конечно, но я не понимаю, зачем дополнительные навороты?
Алан снисходительно хмыкнул, заложил руки за спину и принялся как заправский лектор вдоль трибуны расхаживать передо мной и вещать менторским тоном.
– Как вы знаете, доказательств бытия Бога существует ровно пять. Если не считать доказательство Канта. Фома Аквинский был человеком редкого ума, и привел аргументы в пользу существования Бога через движение, через производящую причину, через необходимость, через целевую причину и от степеней бытия. Тот факт, что помимо Земли в необъятной Вселенной существуют эволюционно схожие миры, лишь иллюстрирует их – при прочих относительно равных условиях при наличии единой первопричины, за которую мы с вами аксиоматично примем Бога, развитие жизни идет схожими путями и со схожей скоростью. Существование настолько отличного от Земли и пяти колонизированных экзопланет мира должно нести в себе либо опровержение, либо подтверждение доказательствам Аквинского. Более того, наши специалисты надеются обнаружить здесь материальное подтверждение и онтологическому с теологическим аргументам в критике Канта и его понимания существования Бога, выраженном в категорическом императиве. Но я в первую очередь экономист, не теолог, возможно, я в чем-то вас дезинформировал.
– Так, ладно. Это я примерно понял. Но корпорации-то это зачем?
– Не корпорации, синдикату, – поправил меня Алан. – А вы как полагаете?
– А есть разница между корпорациями и синдикатами? – удивился я. – Я вижу только одну причину – люди охотно жертвуют деньги на благотворительность, а лучшая цель почувствовать себя благородным – это помочь детям, старикам, животным или неизлечимо больным. Зачем жертвовать в пользу религии, для меня одна из неразрешимых загадок. И тем более я не пойму, зачем синдикату столько денег. Их у вас мало, что ли?
– Человеческая душа – потемки, – нравоучительно произнес Алан. – И все же религиозный человек жертвует во благо своей веры не деньги, как вы в атеистическом своем сознании полагаете, а эквивалент своей работы. Раньше человек приносил в жертву плоды трудов своих напрямую – вино, часть урожая, выращенный скот…
– Угу, церковная десятина. И человеческие жертвоприношения случались, – поддакнул я и уточнил: – Я не атеист, я по природе пантеист с идеалистическими замашками.
– Человек духом слаб, – Алан посмотрел на меня так, словно хотел пристыдить неразумного отрока. Я, разумеется, не внял. – И часто путает веления собственного сердца с провидением Божиим.
– То есть вы хотите сказать, что, жертвуя богам или конкретному богу, например, слуг или рабов в Древнем мире, человек думал, что так будет правильно и уместно, а богам или богу было все равно?
– Нет. – Алан все еще старался меня просветить, но уже явно начинал приходить к мысли о том, что ехидная моя натура всерьез его лекции никак не хочет воспринимать. – Богу никогда не все равно, а вот человек может заблуждаться, и довольно часто это делает. Но мы отвлеклись. Так вот, принося храму деньги или жертвуя в исследовательский теологический фонд, как у нас, человек прикладывает результат своего труда в пользу саморазвития и личностного самосовершенствования. Ведь, вложив часть себя, своих усилий в общее дело, в общую веру, он сам становится ближе к Богу.
– А я думал, пожертвование – это пропуск в рай и замаливание грехов, – протянул я. – Так неинтересно.
– Зря вы ерничаете, – огорченно сказал Алан. – Для многих людей вера – единственное утешение в жизни, а пожертвование – один из способов укрепления связи с самим собой через Бога. А что касается денег – это лишь ресурс, помогающий двигаться вперед к саморазвитию. Как видите, – он обвел рукой лагерь, – его порой бывает недостаточно для полноценного воплощения задуманного.
Я задумчиво проследил за его движением, понимая, что он имеет в виду: всех свободных денег «Апостола», включая актив их теологического фонда, не хватило для найма Корпуса первопроходцев целиком. Мне захотелось немножко возгордиться – какие мы востребованные и высокооплачиваемые!
– И все равно я не понимаю, зачем промышленному синдикату искать доказательства бытия насквозь теоретического понятия. И все же просветите меня, что вас так заинтересовало в экваториальной местности?
– Причуды руководства, не мне судить. – снова пожал плечами Алан и ответил: – Вы не поверите, банальная геомагнитная аномалия. Дело в том, что ровно в области предполагаемого лика найдены очаги сверхмассивного излучения непонятной природы.
– А, вы аэрогамма-спектрометрию использовали? – блеснул познаниями я. Больше из геологии я ничего не знал.
– Нет, – снисходительно ответил Алан. – У нас свои методы.
– С геологами поделитесь, пожалуйста, им будет чрезвычайно интересно.
– Результатами?
– И результатами, и методами, – я чувствовал, что апостолец что-то недоговаривает. – Вы же знаете о презумпции научной истины?
Алан скептически приподнял одну бровь.
– А ваши ученые знают о понятии коммерческой тайны?
– В данном случае, – назидательно произнес я, – вы намеренно скрыли от научной общественности интересную находку, которая может несколько разъяснить природу происхождения и развития этой экзопланеты. Вы, конечно, принципиально пока ничего не нарушили, но вы же понимаете, что лично для меня сей факт – лишний повод взять вас на карандаш?
Алан снова чуть пожал плечами, отчего я начал слегка беситься.
– А какие еще провинности вынуждают вас как главу корпуса первопроходцев наблюдать за деятельностью «Апостола»? – поинтересовался он.
Я мгновение подумал и решил все-таки более детально объясниться.
– На прошлой неделе на основной посадочной площадке космопорта я видел шаттл с вашей маркировкой. Из него выгружали ящики, и, мне кажется, один из них я впоследствии видел, совсем недавно, – жирненько намекнул я на оставленный на наше попечение сундучок со смертоносными сказками. – Так вот, весьма специфично он светился, скажу я вам. А военные и не в курсе.
– Вот не знаю, – задумчиво произнес Алан, – мне вас похвалить за наблюдательность или поругать за мнительность? Это стандартный «хамелеон», но в интерпретации маскировочного режима на неодушевленные объекты. Не запрещено?
– Не запрещено, – согласился я. – Но я бы вас призвал склонить чашу весов в сторону наблюдательности. Нанопротекторный механизм Тайвина отличается от «хамелеона» примерно так же, как кошки Земли от кошек с Пятой колонии. Впрочем, не пойман – не вор?
Я весело подмигнул Алану, оставив его явно в несколько смешанных чувствах, и пошел следить за ходом распаковки апостольского добра. Ссора раньше времени мне была не нужна – нам еще две недели вместе работать, предъявить я ему ничего не мог, но приоритеты постарался обозначить.
***
Иногда в любой работе наступает перерыв, когда все вокруг заняты делом, а ты внезапно оказываешься в том времени и месте, когда тебе абсолютно нечего делать. Обнаружив себя ближе к концу дня именно в таком моменте, я решил расслабиться и немедленно плашмя возлег на каменистую почву пятой точкой кверху: давно хотел за местной пародией на муравьиного льва понаблюдать, да все случая не было.
Усатая цилиндрообразная живность, усеянная хаотично, на первый взгляд, расположенными по телу ножками, клацая жвалами, торчащими по всему кругу рта, подъедала полупрозрачный зеленоватый мох с характерным хрустом и неизбежно приближалась к воронке с хищником. Положение усов давало мне возможность определить у этой несуразицы краниальный и дистальный концы, попросту говоря, где рот, а где… не он – редкая редкость для Шестого, надо сказать.
Из воронки тоже торчали усы – с десяток разной величины антенн, улавливающих запахи, колебания почвы и едва заметный шелест осыпающейся с края воронки земли. Я подпер голову локтем и с видом откровенно скучающего создания, не желающего мешать насекомой возне, ожидал закономерного результата встречи.
Внезапно травоядное перестало смачно пережевывать хрусткие ризоиды мха, а антенны в воронке резко втянулись куда-то вовнутрь – и я сам до того, как понял, что их спугнуло, почувствовал вибрацию поверхности всем телом – шел кто-то крупный, кто-то по размеру, как я. Меня фауна бояться перестала, пока я притворялся ветошью, а вот другого человека игнорировать не могла, вдруг сожрут. Или раздавят. В чем-то я их понимал, хотя было обидно – опять кино не досмотрел. Не особо торопясь, я поднялся с земли и отряхнул налипшие кристаллики растительности.
– Честер, – ко мне приближался Тайвин в крайней степени задумчивого удивления, о чем мне точно говорило положение его очков. Ученый на моей памяти никогда не сдвигал их на макушку на манер солнцезащитных или визора, потому что без них мало что видел, а линзы принципиально носить не хотел, уж не знаю почему. – Мне нужно с вами посоветоваться.
– Да, я вижу, – степенно кивнул я. – Очки поправьте.
Тайвин нащупал дужку, снял очки и принялся вертеть их в руках, будто впервые столкнулся со столь полезным изобретением человечества. Видя, что он никак не может собраться с мыслями, я решил его переключить – иногда перерыв на пару минут от занозистой мыслишки или нерешаемой дилеммы отлично помогает взглянуть на ситуацию по-новому. Не желая терять возможность, я спросил:
– А почему вы линзы не носите? Очки… архаизм вот уже пару веков как. – Тайвин от неожиданности чуть не выронил упомянутый архаизм прямо на камень под ногами, но я рефлекторно подхватил блеснувшее в падении стекло и протянул ему обратно.
– Спасибо, – штатный гений надел очки, куда им и положено, и ответил. – Вы знаете, не могу точно сказать. Когда был несмышленым пацаном, хотел окружающим казаться умнее, чем есть на самом деле. Потом привык. И пальцами в глаза лазить не люблю.
Я понимающе кивнул, я тоже как-то пробовал по дурости линзы. Хотел, идиота кусок, с голубыми глазищами в компанию прийти, всех поразить, а поразил только опухлостью морды лица и слезоразливом.
– Так вот, о чем это я… – Тайвин замолк, собираясь с мыслями. – Вам никогда не предлагали взятку?
Я взял с ученого пример и глубоко задумался, вспоминая.
– Да, были попытки, когда колония начала активно расти. Всегда были экземпляры, которым хотелось побыстрее и понадежнее с нами поохотиться и просто полюбопытствовать. Нашли себе живой щит, – презрительно фыркнул я. – Первое время я зверствовал, признаюсь. Выгонял с Шестого, штрафы накладывал, обращение к праву вето использовал. Потом мне нагоняй дали, что из туристов треть в бешенстве возвращается. Ну, я и приспособился намеков не замечать. И привык. А в последнее время никто и не предлагал, кстати. А что? – заинтересованно склонил я голову набок.
Тайвин секунду мялся, затем потер висок быстрым смущенным движением и, наконец, высказался:
– Мне было предложено подумать о том, каковы перспективы моего карьерного роста в колонии. И не хочу ли я стать частью более крупной компании, работающей на благо человечества, с соответствующим ценником, разумеется.
Я еще больше заинтересовался.
– И каков был ваш ответ? Вы что, впервые сталкиваетесь с «заманчивыми» предложениями? – я улыбнулся, показав условные кавычки пальцами.
– Не смешно, – буркнул Тайвин. – Впервые, да. А как вы думаете, – ответил он вопросом на вопрос, – пришел бы я к вам за советом, если бы решил воспользоваться этой сомнительной щедростью?
– Понятно. – Я заложил руки за спину, качнулся с пятки на носок, и принялся размышлять вслух. – Смотрите, у вас два варианта.
Я сделал небольшую театральную паузу, а ученый недовольно нахмурился, ожидая продолжения.
– Во-первых, вы можете сыграть в шпионские игры и двойного агента. Разве не было бы интересно? Но я не уверен, что ваши гамадрилы обеспечат нам достойный уровень научного сопровождения, пока вы будете заняты. – Тайвин уже собрался мне то ли возразить, то ли добавить что-то не в пользу своих лаборантов, но передумал и лишь спросил:
– А второй?
– Второй вариант – отказаться. Тогда урегулированием вопроса займусь уже я. Есть, конечно, и вариант согласиться, но вы уже ко мне пришли, значит, это не вариант? – я вопросительно глянул на гения, тот только раздраженно дернул плечом, не желая тратить время на обсуждение уже отброшенной перспективы.
Однако апостольцы исключительно шустрыми ребятами оказались, и суток не прошло. Надо будет к рыжим аналитикам наведаться: эти проныры точно должны иметь план действий на такой случай, не может быть, чтоб они не предвидели подобного развития событий.