(летняя экспедиция 2894)
Вторая часть
На следующий день Саша сидел в «Северине» и пытался заставить себя хоть что-нибудь сделать. Цифры без стеснения играли в чехарду, перепрыгивая в соседние ячейки, а самые озорные – в соседние таблицы. В конце концов скомкал лист и швырнул его под кресло.
«Чёрт, зачем я всем этим занимаюсь? Единственный в мире специалист по ураганам, которые возникают на площади пятнадцать квадратов в глухой тайге, за сотни километров до ближайшего поселения. Кому это нужно? И дёрнул же меня чёрт побежать… – он вздохнул. – А ну, без истерик, надо дальше работать».
Саша вытащил скомканный листок, расправил его и продолжил расчёты. Когда закончил, посмотрел на цифры и припомнил одну из песен, которую Клим пел в первый день.
«Как же там было… Вот, кажется:
Я знаю, прелестная леди-картограф,
Профессия Ваша отчасти скучна,
На карте становятся плоскими горы,
На карте не видно, что скоро весна,
На карте мертвы путеводные глади,
На карте равны Брахмапутра и Рим,
Пусть многие карты висят у кровати,
Печально без дела висят у кровати,
Зато по истёртой рисованной карте
Дорогу сумеет найти пилигрим.
Прав был этот Тим Скоренко: никто, на эти цифири глядя, и примерно не представит, что такое лемех во всей красе. Что такое проносящиеся над головой сосны, как это, когда твоего друга швыряет между деревьями, потом придавливает стволом и протыкает обломившейся веткой», – память подкинула момент, когда сук вышел из пропитанного кровью кителя, Сашу затошнило. Он помотал головой и посмотрел на часы, до двух оставалось всего ничего.
Когда пыльца осела, пошёл искать Иминай, на ходу затягиваясь сигаретой. Около улья наткнулся на странную картину: два васпы стояли, как изваяния, и смотрели невидящим взглядом перед собой. В первую секунду он хотел подойти, помахать руками около их лиц, но вместо этого потёр ссадины, оставшиеся после вчерашней встречи со стенкой, и пошёл дальше. Шаманки нигде не было, он потоптался около входа в подземелье, потом решил, что надо спуститься, найти какого-нибудь васпу и просить, где Иминай.
В коридоре никого не было, Саша вздохнул и пошёл в сторону лаборатории. В подземелье было пусто, он дошёл до нужной двери, помедлил, но всё же решился постучать.
– Входи, – послышался голос Иминай.
Он открыл дверь, засунул голову в проём и спросил:
– Можно?
Девушка в белом халате сидела за пустым столом, перед ней лежала раскрытая книга:
– Конечно, можно.
Он вошёл:
– Я, это… Пришёл спросить, можно ли навестить Кира.
– Можно-то можно, только поговорить с ним не получится.
– Всё так плохо? Он в себя не пришёл?
– Не совсем, – она встала и, положив плетёную закладку, закрыла книгу.
Саша посмотрел на обложку. «Туманность Андромеды, – прочёл он и подумал: – А издание какое-то совсем древнее, кажется, такой стиль оформления был популярен лет сорок назад». Девушка улыбнулась, заметив, что он рассматривает её любимую книгу.
– Это подарок отца, я её всегда вожу с собой. На севере, где я родилась, такие вещи-талисманы называют «хотсас нэпек».
Саша посмотрел на неё с недоверием, в историю, которую она рассказывала: о крошечном поселении на берегу озера, о своём отце, единственном педагоге на многие километры от их поселения, о том, что она отправилась по стопам отца учиться в большой мир – он не верил категорически, но молчал.
– Всякий раз, когда приходят тяжёлые времена, перечитываю её и будто с отцом советуюсь.
Что-то такое скользнуло в её голосе, искреннее, болезненное, что Саша подумал: «А может в этой биографии и правдивые места есть». Иминай повернулась к нему спиной, и только тут он заметил, что волосы её, против обыкновения, собраны в плотный пучок на затылке.
– Саш, ты там целую вечность стоять будешь?
Парень, смущаясь, подошёл ближе.
– Вот, собственно, Кир.
Она указала на аквариум, стоящий за немыслимой паучьей установкой. Там в желто-зеленоватой мути было нечто напоминающее гнездо паука: тонкие беловатые нити одним концом, казалось, были приклеены к стеклу, вторым — уходили в глубину волокнистого пучка, заполняющего весь центр аквариума.
– Это… что?
– Саш, ты чего побледнел? Ну-ка, садись. Может, нашатырку дать?
– Не…
Он вытащил из-под стола табурет и сел, глядя на резервуар так, будто из него в следующую секунду выскочит какой-нибудь монстр. Девушка рассмеялась:
– Ты что, испугался?
– Я? Не… Нет. Это вообще что?
– Помнишь, в газетах писали, что васпов выводили в коконах, где обыкновенные мальчишки подвергались действию экстракта Королевы?
– Ага. А потом их пытали, чтобы из них всё человеческое выбить.
– Молодец. Собственно, это один способ получать генные гибриды. Его разрабатывали в Шурани, а теперь и в Эгере. Да не смотри ты на меня круглыми глазами, человечество нашло рецепт идеальных солдат – и ты думаешь, эту технологию погребут? Так вот, в коконе происходит трансформация тела, но сухой кокон ничего не может поделать с тем, что человек остаётся человеком в голове, по крайней мере, первое время. Поэтому нужна посткоконная доводка: с случае с васпами, или веспами, как их у нас называли, это пытки, чтобы сломить дух и дать возможность инстинктам осы взять верх над сознанием. Васпа не может не подчиняться, ему это нужно, как человеку — продолжение рода, а подчиниться он способен только Королеве. Поэтому они и не смогли влиться в человеческое общество: инстинкты не дали. Понял про сухой кокон?
– Ага, перестраивает тело, но не психику.
– А вот у нас, за Хамарами, велись исследования в другом направлении: мы разрабатывали идеальных строителей. Только брать геном агрессивных ос не стали, а переключили внимание на род Xylocopa – это пчёлы-плотники, насекомые-индивидуалы с мирным характером. И к технологии перерождения подошли с другой стороны. То, что ты видишь — это жидкостный кокон Лютенвальда. По сравнению с сухим за сравнительно небольшое время он даёт полное перерождение. В кокон помещают хомо сапиенс, а через месяц выходит полноценный хомо ксилокопа, которому надо только объяснить, кто он такой. Весь аппарат инстинктов работает на полную, никаких доводок не требуется.
Саша сидел белее перистых облаков, потом спросил подрагивающим голосом:
– А кого засовывали в коконы там, у вас?
Иминай ответила ровным голосом:
– Беспризорников, отловленных по помойкам и окраинам.
Он представил, как фигуры в чёрных масках крадутся по переулкам в Час Быка, руки в кожаных перчатках сжимают шприц-пистолеты со снотворным. Они охотятся на детей.
– Это бесчеловечно, – пролепетал он.
– Значит общество, которое оставило их голодать, поступило человечно? Мы собирали их, откармливали, лечили, потом было перерождение. А дальше они шли в нашу школу, где учились, как самые обыкновенные дети. Наставники отслеживали их наклонности, исходя из этого, им давались рекомендации по дальнейшему обучению. Каждый из них получал профессию и место работы: у нас или в Эгере. Ответь, что лучше: быть полунасекомым с обеспеченной сытой жизнью, или человеческим ребёнком, обречённым на воровство или проституцию, или алкоголизм, наркоманию, или на всё это сразу?
Саша молчал, мироздание поворачивалось таким боком, что на волосы ложился пепел.
– Ты — нечеловек и весь твой институт — тоже.
– Ну, насчёт меня ты прав, а вот с институтом погорячился.
Парень посмотрел на неё — девушка была спокойна, как будто он не нанёс ей оскорбления.
– Так кто же ты, Иминай?
– Извини, но об этом я разговаривать не хочу. Я, как я, появилась в институте Лютенвальда за Хаммарской грядой. И на этом – точка. Ты Кира проведать пришёл? Ну, вот он — Кир, лежит в коконе.
– Не понимаю, так что же с ним произошло? То есть произойдёт?
– Не знаю. Мы запустили перерождение по типу ксилокопы, потому что у меня с собой нет ничего более подходящего. Нахождение в коконе омолаживает организм за счёт того, что каждая клетка тела на разных стадиях соприкасается с протовеществом, так называемым «первородным элексиром». По сути, это узконаправленный мутаген, который вызывает раскручивание спирали ДНК и побуждает организм реструктурировать те участки, которые подверглись… Стоп, я так понимаю, что для тебя генетика — тёмный лес?
– Ну, не то чтобы тёмный…
– Сказку про живую воду и воду мёртвую помнишь?
– Да.
– Так вот, это и есть живая вода. В Шурани додумались до того, как использовать «код смерти» и создавать идеальных убийц, а Лютенвальд придумал способ получать «живую воду», чтобы ваять кого угодно. Поэтому ксилокопы получаются полноценными личностями с адекватной, для насекомого, эмоциональной сферой. К тому же, у них нет централизованного подчинения, они вполне способны влюбиться, например. Очень интересные создания. Прекрасно адаптируются среди людей, не особенно общительны, но зато отменные работники. В одном беда — ни хомо веспа, ни хомо ксилокопа нельзя подвергать действию «живой воды» второй раз: начинается следующая стадия мутации, вытесняющая гены человека. Поэтому сейчас он перерождается в ксилокопу, и что из этого выйдет — я не знаю.
Саша слушал, одни колёсики в его мозгу скрипели, не желая верить в то, что происходит в его родном и казалось бы таком знакомом мире; другие, наоборот, вращались с бешеной скоростью, сопоставляя и анализируя. Догадка была подобна трёхсотвольтовому разряду.
– Так ты никакая не шаманка, а просто ввела порцию «живой воды» Грасе!
Иминай захлопала в ладоши:
– Пять Вам в зачётку, профессор Тормозиус! Ладно, Саша, шёл бы ты, отдохнул, а то мозг выкипит.
– Постой-постой, у меня два вопроса. Первый. Откуда здесь взялось такое количество оборудования?
– У нас есть дружественный институт в Эгере. Мы летели туда, но самолёт подбили, и он рухнул в тайгу. Попроси Василика, он сводит тебя туда, сам посмотришь. В этом рейсе на борту было много всяких интересностей, мы их сюда перетащили. Давай второй вопрос.
Он рассказал про васпов, которые стояли, как неживые.
– Это редкое зрелище называется «васпа-вселенски-удивлённый». Мои чувства открыты им, они увидели, что если бы на месте Кира оказался кто-то другой — это ничего не изменило бы. За годы среди людей они успели усвоить, что хоть все и говорят, что жизнь каждого ценна, на проверку всем на тебя плевать. Вот они и пытаются это осознать, что каждый из них для меня важен, как живое существо. А теперь, Саша, иди, мне работать надо.
В следующем месяце он каждый день ходил проведать Кира. Никаких видимых изменений не происходило. Просить Иминай объяснить, что именно сейчас происходит, он перестал довольно быстро, так как в ответ получал поток терминов и непонятных определений. Зато из наблюдений за тем, как работают Иминай с Иланой, Саша понял, почему дочери снегов за два года удалось освоить три курса — в знаниях и умениях она не только не отставала от Иланы, магистра ИНМ, а в моментах, касающихся ксенобиологических перобразований генома, была куда компетентнее. Теперь про себя они именовал её не иначе, как «девушка-сюрприз».
Как-то он попросил Василика сводить его к упавшему самолёту. Тот согласился, и на следующий день они отправилась на «экскурсию», которая заняла у них целый день. Более всего Сашу удивило, что самолёт действительно существовал. Правда, топать до него пришлось километров двадцать по натоптанной широкой тропинке. Тропинка привела на длинную заросшую просеку, в конце которой лежали останки самолёта, больше всего напоминавшие труп млекопитающего после набега муравьёв. Свартмель рассказал, что просека в лохматом прошлом была аэродромом, на неё-то три с небольшим года назад и приземлился подбитый лайнер. За время подземного строительства васпы сняли, спилили, скрутили с него почти всё. Парень подумал, что ещё немного, и они унесут и остатки скелета.
К середине июля лагерем завладело беспокойство, в лаборатории происходило что-то непонятное. В расчётный срок кокон не изверг новое существо на свет. Саша, как только заканчивал работу на метеоплощадке (благо горе-травка уже отцвела) — бежал в подземелье с надеждой, что сможет оказаться там хоть чем-то полезным. Девушки почти всё время проводили около аквариума: брали пробы, проводили анализы, что-то экстрагировали из этих проб и исследовали полученные экстракты. Ситуацию подогревало ещё и то, что сейчас было время главного взятка – Иминай разрывалась между пасекой и подземельем. В лаборатории организовали круглосуточное дежурство, а большую часть работы с пчёлами взяли на себя васпы. А когда все падали спать, вахту несла Кяти. Девушка-сюрприз рассказала, что эта кошка, а точнее, её зародыш в колбе, был подарком для ксенобиологов в Эгере. После авиакатастрофы потребовалось запустить процесс её рождения. Зверюга обладала нехилым интеллектом: считать логарифмы она не могла, но с заданиями типа: найди или наблюдай и, если что-нибудь изменится, беги ко мне – справлялась на пять. Оказалось, что паукообразный аппарат — это биоактиватор, предназначенный «и для этой работы тоже». Парень гадал, что же ещё можно сотворить, владея этой штукой, но ни его знаний в области биологии, ни его воображения для просматривания перспектив, по счастью, не хватило.
Дальше были дни, до предела насыщенные работой и, что хуже любой беды, тягостным ожиданием, поскольку Саша ровным счётом ничего не понимал в разговорах о коконе. Клим и Василик в этой ксенобиологической галиматье тоже ничего не смыслили, поэтому объяснить ничего не могли, а отвлекать Иминай и Илану ему было страшно. Васпы ходили нервные, огрызались на всякое слово, даже Виолетта перестала ко всем приставать. Через пять дней девушки вынесли вердикт: Кир жив, остаётся ждать.
Три недели неизвестность скручивала нервы в жгуты и со смаком вытягивала их наружу. Василик всё время был около своей жены, периодически на руках вынося её из подземелья, не обращая внимания на её протесты – уговорить Иминай выйти из лаборатории было сложно. Свартмель с Климом собирали для девушек малину, княженику и морошку. Саше, глядя на то, как его соратники заботятся о своих возлюбленных, становилось не по себе. Он силился припомнить, а когда последний раз Грасе цветы дарил. И дал сам себе слово мужика, что как приедет – исправится.
В начале четвёртой недели кокон наконец-то перешёл в финальную стадию работы. Саша ничего не заметил, но Илана и Иминай чуть ли не танцевали с колбами, в которых были пробы.
– Теперь ещё дней семь-восемь и будем встречать Кира, – тут она перестала улыбаться и добавила: – Если это существо вообще будет на него похоже.
На седьмой день, когда все завтракали, в столовую забежала Кяти. Иминай вскочила, взяла кошку на руки, посмотрела в глаза. Помедлила и сказала:
– Кокон раскрывается!
Никто даже слова не произнёс. Немую сцену прервал Клим воодушевлённым:
– УРА!
Васпы посмотрели на него, как на придурка.
– Иланочка, пойдём. Все остальные идите наверх.
Иминай пошла к выходу и вдруг остановилась, оглянулась и посмотрела на трио в коричневых кителях. Первый раз Саша видел, как выглядит спор с Королевой. Воздух дрожал, казалось, ещё секунда – и табуреты, вилки, кастрюли — всё взлетит и начнёт закручиваться смерчем вокруг неё. Всё утихло так же внезапно, как началось. Иминай вышла, за ней трио, а следом Илана и Гор.
– Что это было? – спросил Саша, в общем-то, ни к кому не обращаясь.
– Командиры и Гор настояли, чтобы Она взяла их с собой. Опасаются, что Кир может броситься на неё, – ответил Як. – Давайте наверх все.
Около трёх часов, прошедший с явления Кяти в столовую, каждый занимал себя в меру своих способностей. Васпам было проще – по расписанию было изучение литературы по пчёлам. Они разобрали учебники, сели на землю ровными рядами и углубились в чтение. Саша подумал: «А если бы она им сказала теорию интегральных систем учить, стали бы? – и сам себе ответил: – Стали бы, скорее всего». Вацлав, конечно, торчал около «Северина». Саша пошёл снимать показания на ближнюю метеостанцию. Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы сосредоточиться на работе. Когда же он с горем пополам закончил и пошёл к вертолёту, оказалось, что ребята уже там. Клим сидел на трапе с гитарой и что-то наигрывал. Василик – на травке, погружённый в расчёты: в отличие от Саши с его лемехами, у него до сих пор не было ни одной твёрдой гипотезы о происхождении курорта. Вдруг Вацлав вылез из салона и пошёл к улью. Клим с Василиком переглянулись, Штрудофф убрал гитару, и они двинулись следом. Последним семенил Саша.
Вапсы построились у входа в две шеренги. Через две минуты, Иминай, Илана и компания показались из-под земли. Поднялся Кир, задрапированный большим куском белой ткани. Васпы смотрели на него с недоверием, принюхиваясь и поглядывая на Королеву. Кир на первый взгляд не изменился, разве что шрамы стали не такими глубокими, да лицо порозовело. Он кивнул учёным, а после процессия удалилась обратно в подземелье.
Несколько дней Кира никто не видел, Иминай сказала, что у него реабилитационный период. Сама девушка-сюрприз как-то странно улыбалась и на вопросы Саши о том, как чувствует себя его друг, отвечала уклончиво.
На утро пятого дня он вышел из «Северина» и увидел, что какой-то васпа сидит на корточках около метеоплощадки. «Интересно, – подумал Саша, – и что там такое?» Когда подошёл ближе, то увидел, что это Кир, только не в своём коричневом кителе (память опять услужливо показала окровавленную ткань), а в сером рабочем комбинезоне.
– Привет, Кир! – воскликнул Саша. – Я будто тысячу лет тебя не видел!
Кир встал и обернулся.
– Привет! – он улыбнулся, но к улыбке васпы парень уже попривык. – Королева разрешила мне погулять часок, я вот разминаюсь тут.
Он показал рукой на траву. Единственное, что смог сказать Саша:
– Ты себя нормально чувствуешь?
– Отлично, – ответил Кир.
Около границы метеоплощадки со стороны ручья росли какие-то эндемичные одуванчики, которые и в середине августа не думали переставать цвести. Сейчас по обе стороны от тропинки были и жёлтые цветки-солнышки, и большие белые шары. Все цветы вдоль тропинки теперь были заключены в надёжные квадратные крепости, стены которых были вырезаны из досок. Саша присел, чтобы рассмотреть это чудо поближе.
– Да за такую крепость я б лет в десять все свои игрушки отдал, – присвистнул он.
Круглые башни с зубчатыми коронами соединялись стенами с такими же зубцами наверху, на поверхности стен и башен была высечена кладка. Не хватало только миниатюрных солдат с луками и арбалетами. Высота этого чуда была сантиметров двенадцать. Всего крепостей было десять штук.
– А зачем? – спросил парень.
– Во-первых, заняться чем-нибудь хотелось, во-вторых, чтобы цветы никто не затоптал. Красиво получилось, правда?
– Правда, – выдавил Саша.
Ему было жутко – васпа говорил, улыбаясь. «Ну, всё, поехала крыша», – подумал он, огляделся и заметил, что за ними всё это время наблюдали трио в кителях и Гор. Кир тоже оглянулся, потом пошёл к васпам. Саша в трансе смотрел на его покачивающуюся спину, мысли в его голове на скорую руку сообразили соревнования по скоростному удалению от мозга. Потом, скорее поддавшись зову инстинкта, чем руководствуясь каким-то продуктом мышления, побежал искать Иминай.
В лаборатории её не было, тогда он пошёл вниз по течению ручья, туда, где травяных джунглях изгиб русла превратился в купаленку. Его, конечно же, услышали задолго до того, как показался берег.
– Саш, это ты там шебуршишь? – послышался густой баритон Василика.
– Ага. Не помешал?
Серебряным колокольчиком зазвенел смех Иминай.
– Выходи давай.
Он пробрался через заросли и вышел на берег. Василик восседал на поваленной иве, опустив ноги в воду. У него на коленях, обвив руками шею, сидела Иминай, ей крошечные ступни едва касались поверхности, волосы цвета горького шоколада укрывали спину, казалось, что по ним пробегают золотые искры. На девушке был раздельный купальник телесного цвета, который её муж в шутку называл «честнее-чтоб-не-было». Саша опустил глаза, подумав, что если он не перестанет разглядывать её, то Свартмель организует ему практику по замеру давления медвежьих объятий.
– Что случилось? — спросил Василик.
Саша сел и рассказал про встречу с Киром. Супруги заулыбались.
– А я всё гадала, – поделилась Иминай, – зачем он их выстругивает. Представляешь, Саша, он только обсох после кокона, инструменты попросил принести: ну, болгарку, стамески и кое-что ещё, и засел за эти крепости. Получается, три с половиной дня их делал.
– Ну, всё, – усмехнулся Василик, – теперь цветочкам никакие враги не страшны.
– Ребята, он что… того? – парень повертел пальцем у виска.
– Нет, – ответила Иминай, – по идее, это нормальное поведение ксилокопы. Они — строители, с деревом особенно любят работать. Только, Саш, скажу честно, я совершенно не знаю, что сейчас делать. В Загорье их сразу после кокона отправляли учиться, чтобы избыток энергии не наделал бед, а тут… Что здесь ксилокопа появится, я и подумать не могла.
Саша покраснел и промямлил:
– Я… это… с ним позаниматься могу. Я… это… на досуге солдатиков вырезаю.
Своего увлечения он стеснялся страшно, а то, что получалось, показывал только Грасе. Однажды тёща, когда была в гостях, увидела его творения и с тех пор не упускала возможности подколоть зятя. К его огромному удивлению, оба Свартмэль стали с интересом расспрашивать, что он умеет. В конце концов Иминай сказала:
– Отлично! Пусть учится. И ещё, – она вздохнула, – будь с ним осторожен. Я больше не контролирую его. Точнее, связь осталась, но её хватает только на то, чтобы определить, где он и что чувствует.
– И? – не понял Саша.
– Если ты его разозлишь и он решит задать тебе трёпку, – пояснил Василик, – Ими остановить его не сможет.
– Ах, вот как… – парню стало не по себе.
– Сами по себе ксилокопы — существа мирные, чтобы довести их – постараться надо, – сказала Иминай. – Но как в Кире перемешались наклонности осы и пчелы-плотника — неизвестно. Я не идеализирую васпов, у их жестокости и агрессивности нет прочных ограничителей, в Ульях постарались. За время, которое они прожили среди людей, какое-то подобие компенсационных механизмов они в себе выработали, кто-то больше, кто-то меньше. Но когда появилась я, они, как один, с радостью от них отказались. Ты не видишь, что на самом деле скрывается за картинкой мирных васпиков, ухаживающих за пчёлками. Единственное, что сдерживает их разрушительную силу — мои собственные моральные принципы и хорошее настроение. Королева так считает — значит, это единственно верные мысли. Для васпов — это Мэри Сью, совершенная и правильная, что бы она ни приказывала. Старая Королева приказывала забирать детей и выжигать деревни — это было жутко, но никто не сомневался в правильности этого. Королевы не стало, люди предложили перейти к ним, тогда васпы посмотрели на свою прежнюю жизнь с другой стороны и многие осудили её. Но! Никто не выяснил, а осудил ли кто-нибудь из них Королеву? А каково им, существам, которые генетически должны жить в социуме с коллективным разумом, существовать среди тех, у кого в каждой отдельной голове — отдельное сознание?
Саша сидел и пытался уложить эти мысли, вот за это он и не любил фантастику — она заставляла задумываться о чересчур непривычных вещах. Он помотал головой.
– Так что мне делать?
– Он тебе друг?
Тот кивнул.
– Ну так веди себя с ним, как с другом. Ладно, ребята, пойдёмте, завтрак скоро будет.
Середина августа — время осенних лемехов и падающих звёзд. Саша думал, пуская дым к небу, подобному чёрному ониксу, расчерченному штрихами звездопада:
«Лемехи никогда не возникают ночью. Вот ещё одно подтверждение моей теории. Эх, как там Грася и Маришка… – в груди свернулся тёплый комок. – Осеннюю штормовую полосу отсниму, Иминай своих пчёл на зиму устроит, и домой полетим».
Как всегда, под конец экспедиции в его душе сталкивались противоречивые чувства: хотелось домой, к уютной милой Грасе, прочь от походных неурядиц, к той, рядом с которой он — защитник и добытчик. Их квартира — воплощение реальности, в которой нет людей-насекомых и суперменов. С другой стороны, мальчишка, который с восторгом смотрел на закручиваемые лемехом верхние ветра, грустнел: там, в этой стабильной жизни нет места ни приключениям, ни романтике. Саша вздохнул и ободряюще похлопал пацана по плечу: убежать от жизни не получится, Грася может таскать холодильники, и то, что она принципиально не поднимает пакет больше трёх килограммов весом — ничего не меняет. Память выпустила из своих глубин призрака, из сигаретного дыма проступило лицо Иззмелия, который ухмылялся и подмигивал ему. Парню стало зябко. За время, прошедшее с весны, он ни разу не вспомнил об этом разговоре. А теперь вопрос встал ребром: Иззмелий, а точнее те, кто копают под Иминай, позвонят, никуда не денутся. Что же им сказать? Он потушил окурок и залез в «Северин». Вацлав, как обычно, храпел. Саша лёг, уснуть он и не надеялся, нужно было всё обдумать и что-то решить. Он вертел эту шараду и пытался представить, что из этого выйдет. Обещанная награда ничуть его не прельщала, он понимал, что тот, кого используют, всё равно останется в дураках. Ответить отказом — они найдут другого кандидата или, что вероятнее, возьмутся за Грасю и Маришку. Согласиться, влезть в эту кашу… Если васпы останутся без Королевы, они пойдут мстить, и не надо быть великим стратегом, чтобы понять, кого кинут на растерзание первым. Ему стало страшно. Он выскочил из «Северина», едва не растянувшись, и побежал к подземелью, со всех ног, без оглядки, потому что знал, если не сделать этого сейчас, протянуть до прилёта домой, потом он не сможет, просто струсит. Он надеялся, что топот разбудит васпов, но его никто не остановил. Саша, прыгая через ступеньку, спустился под землю, тарелки под потолком горели через одну. Он, не особо думая, побежал по коридору туда, где по его преставлению, должны были быть комнаты. За поворотом он запнулся обо что-то мягкое, оступился, и выкрикнув то, что джентльмен преобразовал бы в слово «кошка», грохнулся на земляной пол. Кяти с недовольными возгласами скрылась, зато васпы выросли будто из-под земли. Открылась дверь чуть дальше по коридору, оттуда вышел Клим, сонный, с взъерошенной шевелюрой. Он посмотрел на Сашу, пытающегося встать на четвереньки, в окружении нависающих над ним васпов в одном белье, и расхохотался. Из другой двери высунулся Свартмель, уставился на это шоу. В конце концов выглянула Илана, оглядела эту компанию в трусах и хихикнула:
– Ну, ладно, мальчики, не буду вас друг от друга отвлекать.
– Саш, ты чего здесь делаешь? – спросил Василик.
– Я… это… поговорить пришёл.
– С кем?
– С Иминай и всеми вами. Мне правда срочно надо.
Клим хмыкнул, а Свартмель сказал:
– Ну, ладно, – потом обратился к васпам: – Парни, всё нормально, извините, что подняли вас.
– Ага, извините, – пробормотал Саша, – я не хотел, просто кошка под ноги попала.
– Так и надо было орать, что кошка, – пробурчал Як.
Когда васпы разошлись, Саша зашёл к Василику и Иминай. Оказалось, что супруги Свартмель обитают в большой шестиугольной комнате. Как и в лаборатории, стены и потолок тут были набраны из пластиковых панелей, только бежевых, а не белых, а пол — из досок. Под потолком горели три тарелки. Напротив двери стоял топчан с резными спинками на витых ножках, на котором, завернувшись в большое одеяло персикового цвета, сидели в обнимку Василик и Иминай. Справа от топчана стоял шкаф-пенал, а слева лежал ковёр, на нём стоял низенький столик, оформленный под шахматную доску, а вокруг куча небольших подушечек. Саша потёр глаза, а потом спросил:
– Ну, что мы ковёр в «Северин» затаскивали, когда в прошлую экспедицию собирались, я помню. А мебель-то здесь откуда?
– Васпы постарались.
– Я тоже участвовал в создании, – напомнил Василик.
Иминай погладила его по щеке:
– Конечно, я помню. И придумал это тоже ты.
Тот довольно заулыбался и поцеловал её волосы. Саша покачал головой, он бы тоже хотел сидеть сейчас под тёплым одеялом и обнимать… «Грасю, – сказал он себе, – Грасю».
Зашли Клим и Илана. Девушка была в длинном плюшевом халате цвета неба. Клим успел натянуть штаны и футболку, а свой полосатый халат принёс с собой и протянул его Саше:
– Заворачивайся, а то задрыгнешь, как цуцик. Здесь не холодно, восемнадцать, но в одних трусах стоять не стоит.
В халат парень именно завернулся, ибо в ширине плеч уступал Иланиному избраннику на несколько размеров. Ребята сняли тапки и пошли на ковёр, Саша последовал их примеру. Сел, огляделся и сказал:
– Да, из таких хором можно вообще никуда не улетать, а круглый год тут жить.
– Спасибо, – улыбнулась Иминай. – Это ты ещё в комнате у Клима и Иланочки не был.
– Так, – сказал Василик, – что ты сказать хотел?
Саша вздохнул и рассказал о разговоре с Иззмелием. Ребята слушали молча, когда он закончил, Иминай первой нарушила молчание:
– Спасибо, Саш, никогда в тебе не сомневалась. И что ты делать думаешь?
– Не знаю, потому и пришёл.
Клим потёр подбородок:
– А знаешь, не надо ни от чего отказываться. Скажи Змею Горынычу, что ничего необычного не происходило, фотки покажи, я для такого дела часть отснятого материала дам «выкрасть».
– Хорошая мысль, – сказал Василик, – только кажется мне, что сотрудничать с Змеем придётся ещё очень долго.
– Надо выяснить, что за друзья у этого сморщенного ящера завелись, – добавила Илана.
– Ладно, ребята, проблемы надо решать по мере их поступления, – Иминай подумала и добавила: – Давайте поступим, как Клим предложил, а там посмотрим, кто с нами в шпионов и разведчиков поиграть хочет.
На этом закончили и отправились спать. Когда Саша шёл к «Северину», на сердце было легко, а в череп будто залетел пчелиный рой: он думал о том, что с ним будет и сколько ещё сюрпризов хранит осиное подземелье.
Август подходил к концу; стало прохладнее, в пределах курорта температура днём колебалась в районе восемнадцати-двадцати градусов по Цельсию, а в окружающей тайге даже на солнце было не выше восьми. Жизнь в лагере после всех летних потрясений вошла в нормальное русло: васпы с Иминай готовили пчёл к зиме, Саша не вылезал с метеостанций, а по вечерам они с Киром вырезали модельки вертолётов, ибо деревянное войско разрослось до неприличия. Василик с Климом проводили малопонятные геоизмерения, Илана собирала осенние образцы эндемиков, типа весёлой плакун-травы.
Вопреки опасениям, васпы относились к Киру ровно. Этому помогло и то, что Королева не выделяла его среди остальных, и то, что на тренировках он расшвыривал собратьев, как котят (ещё бы, после кокона его организм биологически стал моложе, а опыт остался прежним). К его страсти что-нибудь строить они относились, как к побочному эффекту лечения, забавному, но безвредному, но, самое главное, они воспринимали его по-прежнему, как васпу.
После возвращения Кира в строй эмоциональный фон гнезда стал ровным, и Виолетта продолжила свои любовные похождения. Королева похвалила её физическое состояние и перевела в бригаду копателей. В их же обязанности входило перетаскивать к лагерю необходимые для укрепления туннелей части фюзеляжа упавшего самолёта. На тренировках Виолетта теперь была на равных правах со всеми, только вот военной подготовки у неё было никакой. Когда Саша несмело высказался, что даме таких нагрузок многовато, то Иминай улыбнулась и пояснила, что рабочая особь — это рабочая особь, если у неё энергии через край, надо из этого извлекать максимальную пользу.
Неумолимо приближался отлёт. Васпы хмурились, Саша тоже. Теперь он чувствовал, что тут, в осином гнезде посреди тайги, его не достанут даже три Змея Горыныча. А ещё у него есть друг, странный пере-васпа недо-ксилокопа, не умеющий кривить душой и обожающий деревянных солдатов. Иногда он думал, что в случае опасности можно будет привести сюда жену и дочку. Опасности, подсказывала печёнка, ещё впереди, а потому надо сохранить этот островок, чтобы в случае чего было где спрятаться. «Этот мир безумен, – думал он. – Людей лучше сторониться, и защищать от них поселение генных гибридов. Если б мне кто-нибудь сказал, что со мной такое приключится — в лицо бы рассмеялся. А вот. И не вылезти мне из этого никогда. Пожалуй, теперь я правда защитник для своей семьи. Только очень надеюсь, они об этом никогда не узнают».
Настал последний день лета. Васпы в две шеренги стояли на одном колене и провожали Королеву. «Северин» набирал высоту над разноцветной осенней тайгой.