Вокруг крошечной поляны, на которой происходит что-то странное, не вписывающееся в каждодневные будни жителей леса, царит незримое движение – тревожно шуршат обитатели мышиной норы, вырытой у корней разлапистого дуба; чья-то острая мордочка высовывается из травы и вновь скрывается; сова пикирует на ветку дерева и издает предупредительное уханье.
Половинчатая выщербленная луна выскальзывает из-за облаков, осветив фигуры двух человек – один медленно будто нехотя работает лопатой, вгрызаясь во влажную почву, второй стоит неподвижно, нацелив на первого дробовик.
Детектив-инспектор Энтони Дж. Кроули прерывает свое занятие, опирается на лопату, утирает пот со лба и невольно морщится, прикоснувшись к ноющим ребрам слева, одно, или два из которых наверняка сломаны. Страшилки о том, что сломанное ребро может проткнуть легкое, если его не зафиксировать, услышанные на курсе оказания первой помощи еще в полицейской школе, не должны нынче его волновать по той простой причине, что в самом скором времени его уже ничто волновать не будет. У мертвых вообще довольно устойчивая нервная система.
Между тем моментом, когда он из-за собственной неосторожности получил удар по затылку, и нынешним прошло около двенадцати часов. Большую часть этого времени Кроули провел в отключке, очнувшись в фургончике-рефрижераторе в компании замороженных мясных туш. Судя по степени дезориентации, к удару по голове добавили какой-то наркотик. Фургончик находился в движении, направляясь явно за пределы Тэдфилда и, поразмыслив, детектив-инспектор решил, что ничего хорошего это ему не сулит. Однако, раз его руки были свободны, значит похититель не ожидал его столь скорого пробуждения, это давало определенные надежды. Рано или поздно они остановятся и дверь откроется, а дальше все зависит от госпожи Удачи и от него самого.
План внезапной атаки провалился – подвели одревеневшие от холода конечности и удар увесистым, покрытым изморосью свиным окороком получился смазанным, он лишь слегка ошеломил похитителя. Последующая короткая потасовка с вооруженным противником, который был вдобавок вдвое крупнее, закончилась для Кроули полным фиаско.
— Если ты надеешься потянуть время, то напрасно, – произносит человек с дробовиком, — мы тут совершенно одни, шансы, что кто-то придет тебе на помощь нулевые. Давай, закругляйся.
Кроули криво усмехается. Почему все всегда так торопятся? Начальство хочет побыстрее закрыть дело, подростки хотят поскорее обзавестись удостоверением личности, чтобы пуститься во все тяжкие, все хотят по-быстрому разобраться с рутинными делами и предаться блаженному безделью. Почему никто не ценит каждый глоток воздуха, каждую минуту жизни? Просто, наверное, мало кому довелось копать свою собственную могилу. Занятие, заставляющее ценить элементарные человеческие радости.
Опираясь локтями о древко, Кроули глядит снизу вверх на Мартина Мэггота, ощущая нешуточную досаду – а он ведь так и не разгадает загадку этого человека. Можно лишь строить предположения пока жив. Больше всего это похоже на раздвоение личности, ибо надо быть по-настоящему великим актером, чтобы так сыграть – безобидный парень с интеллектом и уровнем развития ребенка и человек, нацеливший на Кроули оружие, это, определенно, разные люди. Взгляд, мимика, манеры – все другое. И этот второй, кажется, искренне верит в то, что делает. Скверно. При таком уровне упоротости воздействовать убеждением, внушением, или страхом практически бесполезно.
— Ну, я не то чтобы жду помощи, просто мне смысла торопиться нет, сам понимаешь. И напоследок хочется все же получить ответ на вопрос – зачем ты это делаешь? Бессмысленное жестокое убийство…
Мартин резко дергает уголком рта, потом его лицо каменеет.
— Бессмысленное, вот что ты об этом думаешь. Тебе не понять. Большинство людей слепы, они не видят то, что скрыто под внешней стороной этого мира. Они не видят Зло в чистом виде, как вижу его я. Ричард Пимси был Злом. Если бы я его не уничтожил, то вскоре он проявил бы себя – изнасиловал бы и убил ребенка.
Кроули раздумчиво кивает.
— В твоих словах есть смысл, судя по тому, что мне удалось раскопать на этого типа. Он не из тех жертв, об участи которых сожалеешь. Но, в конце концов, если ты подозреваешь кого-то в склонности к педофилии, можно заявить в полицию, а не потрошить как курицу у церковного алтаря.
Мартин пренебрежительно хмыкает.
— Полиция… Полиция приезжает когда Зло уже свершилось и пытается наказать виновного, чаще всего безуспешно. Я уничтожаю Зло до того, как кто-то пострадает. Тэдфилд под моей защитой. У меня нет никакого желания тебя убивать, но я не могу позволить тебе разрушить все, что я создавал годами. Я сделал это место настолько безопасным, насколько это вообще возможно.
Кроули вздыхает, ерошит свою растрепанную шевелюру. Как он и опасался – убеждение Мэггота в своей правоте сродни религиозному фанатизму. А значит у него нет шансов. Даже его тела не найдут – судя по канистре с бензином, которую захватил с собой Мартин, от него останется закопанная глубоко в землю груда обгоревших костей.
Что там Эзра говорил про надежду? Надежда на загробную жизнь ему бы не помешала. Но увы — детектив-инспектор один из тех людей, которые в трудную минуту предпочитают твердо стоять на ногах, а не падать на колени. И когда просто до чертиков страшно, вот как сейчас, смотреть своим страхам в глаза. Да и нельзя уверовать вот так вот, по щелчку пальцев, даже если бы пастору Феллу удалось обратить его в христианство, он все равно постоянно сомневался бы.
Эзра… Интересно, он будет скучать, или вскоре забудет их внезапную встречу? Для лица духовного все люди будто призраки, а все привязанности нечто эфемерное. Или нет? Отчего он вел себя с момента встречи так, словно ничего между ними не изменилось, словно он пронес некие чувства к своему непутевому соседу по комнате через все эти годы?
Что-то сжимается внутри, комом подкатывает к горлу. У Кроули ведь так и не нашлось за двадцать с лишним лет привязанности достаточно сильной, чтобы вытеснить первую юношескую влюбленность. Было бы здорово увидеть Эзру напоследок, впитать частичку его неистребимого идеализма, его теплоты, может быть капельку веры…
— Добрый вечер, Мартин, инспектор.
Кроули вздрагивает всем телом, едва не выронив из рук лопату; Мэггот резко оборачивается к внезапному визитеру, нацелив оружие уже на него.
Пастор Фелл чуть приподнимает уголки губ, укоризненно качает головой.
— Ты, верно, плохо слушал мою воскресную проповедь, Мартин. Иначе ты бы понял, что насилие невозможно победить насилием. А убийство невинного человека увеличивает концентрацию Зла в мире, а не помогает с ним бороться.
— Черт вас принес, отче, — бормочет Мэггот сквозь зубы, передергивая затвор дробовика. – Вы тут совсем некстати.
Кроули леденеет внутри, поудобнее перехватывает лопату, взмолившись про себя тому, в кого так и не уверовал, чтобы успеть отвлечь чертова психа прежде чем он выстрелит в Эзру.
Пастора же, кажется, ничуть не беспокоит нацеленный ему в грудь ствол, он делает шаг вперед, улыбается шире.
— Ты ошибаешься, Мартин. Это не Сатана направлял меня сюда, а Господь. Иначе как бы я вас нашел? И опусти оружие, будь добр. Все твои попытки замести следы с помощью еще одного убийства смысла не имеют. — Эзра поднимает руку, демонстрируя смартфон с красным огоньком включенной камеры. – Я записал все. Все что ты говорил. И запись уже отправлена в полицию.
На лице Мэггота отражается мучительное колебание, продлившееся несколько секунд, а следом звучит хриплый голос сержанта Шедвелла, показавшийся Кроули самым мелодичным звуком, какой он только слышал.
— Всем стоять, полиция!
Безусловно, для Шедвелла, готовящегося в следующем году подать в отставку в связи с уходом на пенсию, это звездный час — вооруженный Глоком, единственной единицей огнестрельного оружия в участке, он выглядит весьма героически, мадам Трейси бы оценила, вне всякого сомнения.
Пока Ньют Пульцифер надевает наручники на Мэггота, который предпочел-таки бросить дробовик, ноги Кроули внезапно ему отказывают и он опускается на колени прямо на дно ямы. И почти в ту же секунду ощущает руки на своих плечах.
Эзра торопливо ощупывает его, бормоча что-то под нос, потом притягивает ближе, утыкает носом куда-то себе в шею, гладит по спине.
— Боже, как же я перепугался!
Кроули отстраняется, вглядываясь в его лицо. Оно и вправду белее мела, губы дрожат. А ведь еще минуту назад пастор казался образчиком хладнокровия, достойным героев боевика. Стоит отдать должное его умению владеть собой.
Кроули поднимает руку, проводит по щеке Фелла, стирая пятнышко грязи возле уха, произносит с глубокой убежденностью.
— Я не позволил бы причинить тебе вред. Ни за что на свете.
— Дорогой мой, я боялся за тебя! Ты даже не представляешь… Чудо Господне помогло разыскать вас посреди леса, ночью. Я боялся… так боялся что снова тебя потеряю.
Кроули отводит руку от его лица, и та бессильно падает вдоль тела.
— Но тогда… Тогда ты не испугался меня потерять. Когда уехал и не оставил записку.
Он видит, как расширяются глаза напротив.
— Я ведь… Я оставил записку. Попросил мать передать ее тебе, она потом сказала, что передала. Думал, ты не связался со мной потому что пожалел о том, что нас связывало и решил оставить все в прошлом. Неужели…?