Тёмный Властелин неловко отступил, запнувшись о ступень трона. Выронил клинок, тяжело осел на пол, сглатывая поднимающуюся по горлу кровь. Рыцари света гордо вскинули мечи, провозгласили нестройным хором:
— Враг повержен!
Большинство клинков блестело не замаранной сталью.
Рыцари деловито разбрелись по залу, отдёргивая гобелены и проверяя, не осталось ли в троне драгоценных камней. Кто-то наклонился подобрать амулет, верёвочку которого перерубили во время боя. Тёмного Властелина пнули в бок так, что он скатился со ступеней, растянулся на истертом полу.
— Ещё не сдох? Живучий!
Он следил сквозь прорези шлема, как старый рыцарь заносит меч. Ждал удара, но того отвлекли.
— Открыли!
Они заторопились в сокровищницу, надеясь разжиться куда большей добычей, чем одна побрякушка. Темный Властелин ухмыльнулся. Рыцарей света ждало жестокое разочарование.
— Господин? — из-за угла высунулся кончик конопатого носа. Убедившись, что опасности нет, верный шут подбежал торопливо, сорвал с головы цветастую шапочку, попытался зажать рану на груди.
— Оставь. Всё равно умру.
— Зачем же вы, — бессильно всхлипнул шут, — их же двадцать было! А вы один. Ну зачем…
— Потому что я Тёмный Властелин, — едва слышный голос сорвался во влажный кашель. — Тащи. Ненавижу умирать от таких ран.
Шут метнулся к стене, сорвал выцветший гобелен, на который мародерствующие рыцари не покусились. Расстелил на полу, перетащил Тёмного Властелина на это подобие носилок. Неуверенно спросил:
— Может, всё-таки подождать?
Господин покачал головой. Ждать не имело смысла, наоборот, лучше исчезнуть сейчас, пока рыцари потрошат без того пустые сундуки. Проверять, что они станут делать после этого, не хотелось.
Долгий путь по потайным лестницам слился в одну непрерывную тряску, выматывающую и беспокоящую раны. Чтобы отвлечься, он пытался вспомнить ошибки, совершенные за прошедшие годы. Так и не нашел ни одной, если не считать выхода против двадцати рыцарей света. Но тут уж он был не властен — он должен был хотя бы попытаться защитить замок. Осознание, что его убили бы в любом случае, помогало терпеть боль.
— Добро всегда побеждает…
— Что вы сказали, господин?
Он только знаком велел не отвлекаться. Шут погрузил его на кухонную телегу, высыпав лежавшие в ней яблоки. Сквозь пыльное, пахнущее прошлым летом сено, которым его заботливо укрыли, Тёмный Властелин видел нервных белых лошадей с алыми плюмажами, подбирающих раскатившееся по двору угощение.
Черный конь Злодей, хрустя отвоеванным яблоком, позволил себя запрячь, и они направились к воротам.
Телегу трясло так, что, когда спустя несколько часов шут с извинениями свернул на совсем уж отвратительный проселок, Тёмный Властелин уже не слышал его. Зло вновь пало.
Но миру нужно зло. Нужно для того же, зачем нужна зима, ночь или тени. Зло не имеет права умирать надолго, и потому он воскрес следующим вечером, когда закат окрасил багрянцем старый алтарь на холме в стороне от дорог.
Человек лежал на холодном камне, щурясь на розовые облака и наслаждаясь отсутствием боли. Небо успело потемнеть на востоке до глубокого фиолетового, прежде чем он наконец сел, позволяя неохотно бьющемуся сердцу разогнать кровь по жилам. Поднял аккуратно сложенную рядом одежду, скользнул ладонью по очередной латке на груди.
— Хватит её зашивать, Пай.
— Так новую же купить не на что, — отозвался сидящий на земле шут. Поднял голову, улыбнулся застенчиво. В руках у него блестела выправленная и начищенная корона. Когда только подобрать успел, слетела же во время боя… Шут попросил, протягивая её: — Возьмите, господин.
Он взял. Повертел, поднял к заходящему солнцу, рассматривая черные зубцы.
— Тёмный Властелин. Опять, — сказал — как сплюнул, скривившись от горечи во рту. Вспомнил пустую сокровищницу, бросил взгляд на рубаху — напротив сердца латка на латке. И с размаха зашвырнул корону в кусты. Пай, ахнув, бросился за ней.
Когда шут вернулся, бережно прижимая к груди сокровище, господин уже заканчивал одеваться. Спросил, не оборачиваясь:
— Ты не помнишь, как меня звали?
— Тёмный Властелин, — недоуменно пожал плечами Пай. — Как же еще?
— А до того?
— Не знаю, господин. Наверное, никак.
— Никак? — он покачал головой, — Нет, вряд ли. Мне нужно имя, Пай.
Шут всплеснул руками, не понимая, чего от него хотят.
— Так коронуйтесь! Будете Тёмным…
— Хватит.
Под холодным взглядом Пай съежился, словно пытаясь спрятаться. Даже зажмурился от страха, но корону обнимал так, будто она была котёнком, которого требовали оставить в лесу. Господин, поморщившись, отвел взгляд. Натянул сапоги, бесцеремонно опираясь на алтарь, накинул на плечи плащ. Брезгливо уронив в траву фибулу в виде зубчатой короны, огляделся, выбирая. Велел:
— Будешь звать меня Закатом.
— Но…
— Или господином, если тебе так привычней. Но для других я — Закат. Не Тёмный Властелин.
И зашагал по едва заметной тропинке вниз с холма, туда, где сквозь деревья виднелись телега и конь.
Решиться было легко, куда сложнее понять, как жить иначе. Всегда он возвращался в разграбленный замок, подсчитывал убытки. Таился, сколько позволяли припасы, затем объезжал ближайшие деревни и всё шло, как предначертано, по одному пути. Сделав первый шаг, короновавшись, он уже не мог свернуть — обычай держал его крепче, чем держит колея телегу, катящуюся с холма.
Сейчас правила были нарушены. Он не стал Тёмным Властелином, оказался в стороне от привычного пути и не знал, кто он теперь. Присвоенное имя болталось в пустоте, не вызывая никаких чувств, кроме, разве что, пустого злорадства оттого, что оно — другое.
— Надо бы остановиться на ночь, господин…
Пай шел позади, след в след, ведя в поводу коня, всё ещё запряженного в телегу. Верный шут не терял надежды, что господин одумается и всё пойдет как должно.
— Хорошо, мы остановимся, — сумерки действительно сгущались, Закат замедлил шаг, оглядываясь. Мир всегда помогал ему первые годы после воскрешения, подсовывал тихие деревушки, покорных людей. Так бросают кость собаке, послушно следующей приказам. Когда-то мир расщедрился на верного шута — после того, как даже кости, оставшиеся от сожженного тела, истолкли в прах, и с алтаря он встал лишь спустя полную луну, слабый, как новорожденный. Но сейчас на глаза не попадалось ни хижины, ни костра дровосеков, ни даже захудалого стога.
Закат на мгновение зло оскалился, но тут же успокоился. Даже улыбнулся. То, что его не собирались награждать, означало, что глупая на первый взгляд выходка сработала.
Пай едва не налетел на внезапно остановившегося Заката.
— Будем ночевать здесь. Распрягай Злодея.
Шут огляделся. Они стояли на краю крохотной полянки, чьим единственным достоинством была разлапистая ель, которая могла с горем пополам защитить от дождя, случись ему начаться. Привыкший к удаче господина Пай ожидал большего, но вопросов задавать не стал. Освобожденный от упряжи конь фыркнул, развернулся, сунув морду в телегу, напоминая людям о том, что на привале нужно не только спать.
— Я припас немного хлеба и яблок, господин. А еще кремень, верёвку, нож… — Первое яблоко, извлеченное из полотняной торбы, тут же ухватил конь, раскусил, сочно хрупая. Пай отмахнулся от наглеца, спасая остальные продукты, Закат только хмыкнул, погладил Злодея по бархатистой шее, забрал сумку.
— Давно готовился?
Шут испуганно помотал головой. Будь на нем колпак с бубенцами — звенели бы на весь лес.
— Что вы, господин, я вовсе не…
— Молодец.
Пай понурился. Конечно, он готовился. Шутка ли — десять лет жили без бед, дольше не бывало! Что-то должно было случиться, не рыцари, так какой-нибудь мальчишка, больной бабкой науськанный, напал бы со спины. Так всегда было, так должно было быть, и от того, что за эти годы господин не провел ни одного кровавого ритуала, не сжёг ни одну деревню, ничего не менялось.
Пай украдкой посматривал на него, уже распотрошившего котомку. Закат почувствовал взгляд, поднял голову, кинул шуту пару яблок, которые тот поймал на лету. Предупредил:
— Не вздумай короновать меня во сне.
— Что вы, я бы никогда… — слишком поспешно возмутился шут.
— Не лги мне, Пай.
Тот оскорблённо вздернул подбородок. Дожевав яблоко, Закат требовательно протянул руку.
— Отдай корону.
Пай опешил, на мгновение его лицо засияло улыбкой, затем сморщилось в гримасе обиды. Все это было так явно и просто, что Закат рассмеялся.
— Отдай. Всё равно не удержишься, сделаешь глупость.
Пай упрямо сидел на месте, не шевелясь, и пришлось самому разыскивать корону в телеге. В сумерках она казалась странным черным пятном, тьмой среди тьмы. Подхватив ненужный символ власти, Закат расстелил плащ на ковре иглицы у корней дерева и вытянулся на нём, подложив под голову изрядно отощавшую котомку.
— Господин, мне больно смотреть, как вы сдаётесь, — в голосе Пая слышалось отчаяние.
Закат удивленно обернулся к нему, переспросил:
— Сдаюсь? — усмехнулся, изучая печальную физиономию шута. — О нет, Пай, я вовсе не сдаюсь. Мне всего лишь надоело умирать.
— Разве это не значит сдаться? — не понял тот.
— Нет. — Закат зевнул, прикрыв рот ладонью. Уже совсем стемнело и тело напоминало, что смерть не заменяет сон. — Я объясню тебе завтра. А пока поверь своему господину. Я не сдаюсь. Но и Тёмным Властелином быть больше не намерен.
***
— Твое последнее слово?
— Тебе не победить, Тёмный!
Смех. Низкий, вибрирующий, от которого верные слуги бледнеют и отворачиваются. Но не он. Израненный мужчина с петлёй на шее смотрит прямо и честно, обещая своему врагу смерть — не озлобленно, не из мести, лишь потому, что считает это справедливым.
Даже когда из-под ног у него выбивают колоду и спустя несколько нескончаемо долгих мгновений безжизненное тело замирает на виселице, он остаётся Героем.
***
На следующий день они вышли к деревне — всего десяток дворов, сбегающие к обмелевшей реке огороды, мельница на холме. В утреннем свете хлеба на окрестных полях переливались зеленью, вилась меж них отходящая от дороги узкая колея, спускалась в низину, к щербатому частоколу и распахнутым воротам.
Закат шагал по ней, не слишком торопясь. Тело ныло, привыкшее спать на чем-то более ровном и тёплом, чем земля, но это казалось меньшим из зол. Множество вопросов, проснувшись на рассвете вместе с ним, толклись в голове. Как отнесутся крестьяне к странным путникам? Не проезжали ли здесь рыцари? Сколько можно выручить за телегу? Что лучше, продать коня или купить седло? И наравне с ними фоном, постоянно зудящей мухой — узнают ли в нем бывшего Тёмного Властелина?
— Господин… А в полях никого.
Задумавшийся Закат поднял голову. И верно, среди высоких колосьев не было видно ни одного человека.
— Празднуют, — хмыкнул он. — Они бы и в разгар страды дела бросили ради такой радости.
Шут открыл было рот переспросить — он не помнил деревенских обычаев, но прикусил язык. Конечно, у местных жителей был повод для праздника. Смерть Тёмного Властелина.
0
0