Ничего не меняется в мире. Как и пикейные жилеты, описанные Ильфом и Петровым в своем знаменитом романе. Конечно, выглядят они сейчас совсем иначе, но суть их разговоров изменилась незначительно, сменились только фамилии политических деятелей и обстановка в мире. Не изменились лишь люди. Не изменились и их интересы.
Самым популярным и известным парком столицы является Крещатый парк. Парк этот находится близ Верховной Рады, в пяти минутах ходьбы от Майдана Независимости. В нем приятно проводить обеденный перерыв или просто побродить влюбленным.
Именно этот парк облюбовали странные смешные люди. Обломки прошлого и настоящего собирались здесь, чтобы поговорить о политике и обсудить новости.
Когда-то они приходили сюда, чтобы купить или продать валюту, но кому она сейчас нужна, если гривна выросла в цене по отношению к доллару, а пенсии стремительно упали.
— Смотрели выступление в ООН господина Обамы?
— Барак, — словно речь шла о его хорошем знакомом, отвечал второй постоянный посетитель тусовки. – Барак – это голова! А с речью Путина вы знакомы?
— Путін, звичайно, голова, — отвечал собеседник. – Інша справа, що це не наша голова. Скажіть, ну навіщо він вторгся на Україну? Навіщо відняв у нас Крим?
— Ясное дело, — вступал в разговор третий собеседник. – Воспользовался неразберихой. Конечно, Крым это цимес! Помню, я там прекрасно отдыхал в советские времена. До сих пор вспоминаю с удовольствием. Я бы тоже забрал Крым. А кто бы не забрал? Слушайте, Вальцман, вам нужен Крым? А что вы думаете о Путине?
— Я скажу Вам откровенно, — тут же отозвался тучный старик в сером джемпере и летних брюках. – Путину палец в рот не клади. Я лично свой палец не положил бы! Но Путин негодяй, в этом можете не сомневаться. Почитайте в Интернете, что про него говорят. Это ведь исчадие ада! Я даже рад, что Меркель поняла всю его сущность. Меркель – голова!
— Даже не сомневайтесь! – влез в разговор тощий старик с выпученными от базедовой болезни глазами и огромным кадыком. – Олланд тоже голова! Я думаю, что они с Меркель еще преподнесут сюрприз этому наглецу.
— Турецкий Эрдоган тоже голова, — сказал старик в джемпере. – Я думаю, он не простит Путину наглой выходки. Крым всегда считался турецким! Поинтересуйтесь хотя бы у Джамилева. Он, конечно, не голова и у Турции с русскими хорошие отношения, но всякого можно ожидать!
— Британский премьер Камерон за Украину, — воскликнул тот, кого называли Вальцманом. – Он сказал, что Украина должна точно войти в ЕС и стать ее жемчужиной!
Старики заволновались. Всем хотелось стать жемчужиной ЕС. Вот войдем в Европейский Союз, тогда они у нас и почешутся – в стране сорок два миллиона человек населения, это сколько по квотам будет депутатов от Украины в ЕС? Хорошо, что европейцы по быстроте мышления лишь немного превосходят эстонцев и латышей, пока они поймут, что к чему, мы уже все комитеты возглавим!
И наступит счастье!
— Да, Камерон это голова. Как он срезал Путина на Совете Безопасности Европы!
— Да… Я бы Камерону палец в рот не положил бы. Он шантажирует союз выходом Великобритании и не соглашается ввести на Британских островах евро!
— Хиллари тоже голова!
— Ах, отстаньте от меня с мисс Клинтон. Небезызвестная Моника, пользуясь только ртом, наставила ей такие рога! Лоси в карпатских горах умирают от зависти! Голова! К этой голове с таким мужем надо иметь… Ну, вы меня понимаете!
— До речі, про Закарпаття. Ярош це голова! Україна має бути українською!
— А що ви скажете за поляків?
— Тихо господа, милиция идет!
Поблескивая глазами и пенсне, старики подождали, пока мимо пройдет полиция, организованная новым министром Арсеном Аваковым вместо прежней милиции. Что говорить, дубинка у любой власти больно бьет по спине!
Остап задумчиво шел сквозь толпу, а когда очнулся, то увидел, что его крепко держит за руку пожилой человек в синем залоснившемся костюме, когда-то сшитом у отличного портного.
— Ну, — нетерпеливо сказал Остап. – И долго вы собираетесь пожимать мне руку?
— Вы торгуете краской, — сказал бывший человек в бывшем шикарном костюме. – Я имею вам что-то сказать.
Бендер посмотрел на собеседника и понял, что тот может говорить долго и смачно, так смачно, что его придется слушать бесконечно.
— Хорошо, — согласился он. – Только не на улице. Пройдемте в контору!
В конторе человек, задумчиво шевеля губами, пересчитал взглядом бочки с краской, задумался, потом спросил:
— Склады есть?
Выслушал ответ и кивнул.
— Очень хорошо! Моя фамилия Логарифмер. Мне восемьдесят лет.
— Очень рад, — сказал Остап. – Вы прожили хорошую жизнь. Рад за вас.
— Моя фамилия Логарифмер, — повторил старик и принялся смотреть в окно.
— И что? – нахмурился Бендер, начиная терять терпение.
— У вас контора, — наконец сказал старик.- Если мои глаза что-то видят, у вас действительно контора!
— Да, да, контора, — подбадривал Остап. — Дальше, дальше. Гони мысль, старина, у тебя неплохо получается!
Но старик только поглаживал себя рукой по колену.
— Вы видите на мне этот костюм? Это праздничный костюм. Теперь я ношу его каждый день.
— Это видно, — нетерпеливо сказал Остап. – Дальше, старина, дальше!
Петро Ангел посмотрел на командора и шлепнул старика по спине, чтобы слова не задерживались в его организме. Ожидаемого ускорения не произошло, похоже, организм старика рождал слова по мере его тягучей старческой мысли.
— Вам не нужен президент компании? — спросил Логарифмер. – Я согласен и на директора.
— Президент? – Остап захохотал.
Смешной был старикан, очень смешной.
— Официальный. Одним словом, глава учреждения.
— Я сам глава.
— Вы честно платите налоги? У вас нет заморочек с поставщиками? Есть? Значит, вы собираетесь отсиживать сами? Так бы сразу сказали. Зачем же вы морочите мне голову уже полчаса? Я всю жизнь сидел за других. Такая моя профессия — страдать за других. Я всегда сидел. Юрий Андропов собирался меня законопатить надолго, но очень вовремя умер. Выпустили прямо из следственного изолятора. При Горбачеве, — на выцветшем лице старика вспыхнула мечтательная улыбка, при нем я тоже сидел. И позже, уже в Украине, — старик принялся загибать пальцы. – При Кравчуке я сидел, при Кучме, при Ющенко, даже при Януковиче отсидел немного…
Как я сидел при Горбачеве! Как я сидел! Это были лучшие годы моей жизни! За семь лет я пробыл на свободе восемь месяцев. Выдал замуж трех внучек, купил квартиру в Москве, а потом разменялся на Киев, с хорошей доплатой… Я жил! Понимаете, жил, если вы что-нибудь понимаете в этом слове!
Он безнадежно махнул рукой.
— А теперь каждый хочет сидеть сам, не тратить заработанную потом копейку. Не понимают простой истины: меньше сидишь, больше зарабатываешь. Так вы будете брать меня на работу или мне забыть вас навсегда?!
— Можете не сомневаться, вы приняты! – улыбнулся Остап. – Я просто не понял вас. Ведь вы подставное лицо, да?! В наше время обычно пользуются чужими документами. Но вы нам подходите!
— Тогда я имею задать парочку вопросов, — улыбнулся и старик. – Люблю вести дела с умными людьми.
— Конечно, мы стеснены в средствах…
Логарифмер величественно махнул рукой.
— А вот этого не надо. Не надо выжимать из меня слезы, крупные как яйца Вити Януковича! Мои уши не хотят даже слушать об этом! Шоб вы так жили, как прибедняетесь!
— Я же сказал, вы приняты. Детали обсудим за обедом. Кстати, уже обед!
— Ой, не надо меня уговаривать, я и так соглашусь!
На улице Ангел, отстав от старика, шепнул побратиму:
— Командор, навіщо нам цей мухомор? Гроши на нього витрачати!
Старикан услышал.
— Я так вам так скажу, молодой человек, у вас умный начальник. Бесцельно тратить юные годы в тюрьме, значит разбазаривать молодость. Он это понимает. Я сам пришел к этому заработку в пятьдесят лет!
Петро Ангел был мрачен и задумчив. Тому была веская причина.
Знакомый рассказал Петру о страшной кончине Сашка Скрипки. Ускользнул Сашко от пули москальской в чеченской стороне, а в родной Батькивщине не уберегся – покончил жизнь отчаянным самоубийством посредством сразу десяти пистолетов, даже то, что в наручниках был, не спасло. А вот не надо было прокуроров за галстуки хватать! Молодые прокуроры самый обидчивый народ. Ты его с любовью и полным уважением за галстук, а он тебе статью, да что там статью, на дуэль может вызвать, только не сам придет, а побратимов из спецслужб пригласит, чтобы вразумили любителя затягивать галстуки на прокурорской шее. Кохаешь, кохаешь свободу, равенство и братство, а придет к тебе последний час и зрозумишь, что прожита жизнь за чуждые идеалы, и ничего с этим поделать нельзя. Что поделаешь, если смерть к тебе приглядывается черным шалым зрачком «Макарова»! Руки бы в недоумении развести, да бессильны сильные руки, скованные стальными наручниками.