– А сейчас что изменилось?
– Сейчас? Императрица должна была родить этой зимой. И нет причин считать, что что-то пошло не так. Зная императора, он обязательно должен озаботиться тем, чтобы не умереть раньше меня. Хотя я всё-таки надеюсь, что он просто заинтересовался саругами. Ну что, вы идёте?
Забраться на лошадь оказалось той ещё задачей. И ехали они потом удручающе медленно. Шедде не отрывал взгляда от Цитадели – над её башнями дым уже почти развеялся, значит, так или иначе, там тоже всё закончилось.
Близилось утро, и близилась победа.
Ифленский флот
Хозяин Каннег
Когда-то давным-давно и далеко-далеко отсюда один маленький мальканский мальчик мечтал о дальнем путешествии в далёкие чудесные края. Таком, чтобы можно было потом, вечерами, у камина рассказывать друзьям и родне о причудливых растениях, неведомых животных, странных народах и обычаях. Мальчик был уверен, что так и будет: ведь его семья была богата, а родители крайне редко возражали его желаниям. Но однажды всё заканчивается, даже время беспечных мечтаний.
Для Каннега это время наступило в пятнадцать лет. Тогда ему сказали: твоя судьба – стать хозяином всего немаленького родового владения, включающего усадьбу, несколько деревень и обширные щедрые виноградники. Он должен был учиться управлять всем этим хозяйством, разбираться в виноделии и торговле. Хорошая, спокойная судьба.
В то время он горько сожалел, что согласился на неё. Хотя потом почти убедил себя, что некоторым детским мечтам лучше оставаться мечтами.
Ифленец, что ехал сейчас рядом с ним, примерно в том же возрасте узнал, что вся его жизнь нужна их Императору только для того, чтобы сохранить жизнь его собственному, тогда ещё не родившемуся, ребёнку.
Что должен был чувствовать мальчишка, которому сказали, что его предка кто-то когда-то проклял, и теперь ему осталось жить от силы лет шесть?
Что бы сделал сам Каннег, если бы вдруг эта новость оказалась адресована ему? Покорно смирился бы, принял бы это как данность?
Чеор та Хенвил умудрился сделать, чтобы его запомнили не как подставного наследника шлема со звездой, а как путешественника, первооткрывателя новых земель и как успешного посла в Коанеррете. Он за жалких полгода стал хорошо известен в Тоненге, причём, с его именем многие связывают надежды на изменение жизни к лучшему. Да, чеор та Хенвил – личность выдающаяся…
Выдающаяся личность покачивалась в седле, иногда придерживая повреждённую руку и поглядывая на дым над Цитаделью. Он сказал – наместник погиб. Значит, за эти два-три дня, что остались до прибытия ифленского флота, ему предстоит ещё и похоронить брата.
Парень обречён. Но держится так, словно у него впереди как минимум пять жизней.
Кажется, многое становится понятным. Все эти разговоры, что он холоден к женщинам и руководствуется только доводами разума. Что он – ловкий политик, и что ради достижения цели может пойти на любые жертвы. Да, всё это объяснимо, если учесть, что он с юных лет учил себя не чувствовать и не следовать душевным порывам…
Никогда Каннег не думал, что станет сочувствовать кому-то из ифленцев, да ещё из их правящих семей. И если б ещё два месяца назад кто-то сказал ему, что он среди ночи будет собирать людей только потому, что один ифленский высокородный дворянин решил надрать задницу другому такому же высокородному – в жизни бы не поверил.
Но когда почти в полночь к нему прибежал старший ребёнок шкипера Янура Текара, и взволнованно рассказал, что Хенвил в одиночку отправился убивать Эммегила…
У Каннега к светлейшему чеору Эммегилу тоже накопилось немало вопросов. Жаль, задать не успел…
Небольшой дом на окраине верхнего города был ярко освещён факелами. Все окна тоже были освещены, и Каннег понял, что именно туда-то они и держат путь. Ифленец даже прибавил скорости, увидев такое дело.
У ворот их остановил хмурый гвардеец, но узнав Шеддерика, сразу пропустил. На крыльце, под охраной ещё одного гвардейца сидел связанный пленник. До их появления пленник выглядел безучастным ко всему, но, когда узнал Хенвила, вскинулся и проводил его взглядом, полным ненависти, а потом ещё и плюнул вслед. Хозяин Каннег постарался побыстрее его миновать.
Из дома слышались приглушенные голоса. Там было много света. У самого выхода на деревянных носилках лежала молодая женщина, рядом с ней суетились две служительницы Ленны.
На хлопок двери повернулся усатый гвардейский сержант.
– Жива? – хрипло спросил чеор та Хенвил. – Ребёнок тоже жив?
– Все живы, хвала Повелителям. Бабы говорят, что нужен покой, но пока нет признаков, что ребёнок пострадал.
– Хорошо.
Взгляд его метнулся по комнате, словно разыскивая что-то и не находя.
– Я не вижу тела наместника… – отрывисто обратился он к сержанту.
– Светлейший… – смутился тот, – но ваш брат ещё слишком плох. Лекари решили его пока не беспокоить… и крови он много потерял…
Кажется, до Шеддерика дошло не сразу. Он вдруг перестал обшаривать комнату взглядом, сосредоточившись на сержанте.
– Рана была смертельной, – не давая себе шанса на надежду, заметил он, – я видел.
– У чеоры Росвен тоже. Но они оба живы… идёмте, я покажу.
Да собственно, идти-то недалеко. Распахнулась дверь в маленькую спальню. Там было свежо из-за выбитого окна, и казалось, что людно. Просто потому, что в крошечном помещении находилось сразу четыре человека, да потом ещё они вдвоём зашли.
От постели, на которой лежал бледный Кинрик, поднялся худой высокий врач. Каннег определил, что это врач, по медной трубке, которую он держал в руке. Да и кем он ещё мог быть? У окна расположился пожилой сиан с букетом вешек в руке. А в углу, в кресле, забравшись в него с ногами, сидела рэта Итвена, сжимая двумя руками кружку с каким-то питьём.
В окружении крупных мужчин она казалась совсем юной и маленькой.
Шеддерик, забыв о собственных ранениях, метнулся к брату. Жив! Кинрик действительно был жив, несмотря на серую даже в свете свечей кожу и лихорадочно блестящие глаза.
Шедде, едва поверив, нашарил на одеяле руку брата и осторожно сжал её – убедиться, что это не сон и не обман, что чудеса иногда случаются, а проклятие – не всесильно.
Губы Кинрика тронула едва заметная улыбка. Говорить пока он был не в силах, но – он точно узнал брата.
У хозяина Каннега у самого словно камень с души свалился.
– Как хорошо, – выпрямляясь, сказал Шеддерик, – что сиан успел вовремя.
Он повернулся к старику с вешками:
– Это вам я обязан тем, что мой брат жив?
Но старик покачал головой.
– Нет. Когда я пришёл, всё уже было сделано.
– С вашего позволения, – сказал сержант, – это она, рэта. Она как-то его спасла. Их обоих…
Каннег видел, что с чеором та Хенвилом творится что-то странное. Но до последнего не мог понять, что.
Шеддерик выпустил руку брата, обернулся к креслу.
Темершана, неотрывно следящая за ним взглядом, словно заколдованная встала навстречу.
Застыли оба, на долгие-долгие мгновения. Глаза в глаза – два человека, которые не должны были встретиться. Не должны были даже узнать друг о друге…
Темери вдруг всхлипнула и сделав последний короткий шаг, прижалась к Шеддерику, обхватила его руками, спрятала лицо в складках его плаща.
Хенвил, помедлив, тоже обнял её – наплевав на всех, кто в тот момент мог их видеть. Так осторожно, нежно, крепко – как можно обнимать только кого-то бесконечно дорогого…
У Каннега словно пелена с глаз спала. Он покачал головой — и быстро и тихо вышёл из комнаты, не сомневаясь, что остальные – все, кроме раненого, – сделают то же самое.
Он её любит. Проклятый ифленец любит Темершану Итвену… и он сделал всё, чтобы она была в безопасности после его отъезда на их проклятые острова. Но беда не в этом – беда в том, что Темери тоже его любит.
Каннег с силой ударил ладонью по дверному косяку. Все, кто присутствовал в комнате, обернулись на неожиданно громкий звук.
Сейчас несостоявшийся лидер мальканского мятежа отдал бы всё на свете, чтобы разорвать императорское проклятье на куски – или хотя бы просто не знать, не видеть всего того что он увидел и узнал за последние несколько часов.
Он поднял руку в знак того, что всё нормально, и каждый может заниматься тем, чем занимался.
Впрочем, кое-что он всё-таки может сделать. Хотя бы – продолжить работы по благоустройству Тоненга, которые они успели запланировать…
И довести до ума структуру будущей городской стражи: сегодняшнее выступление его людей хоть и было ярким и неожиданным, на самом деле являлось почти экспромтом, больше воплощением мечты, чем реальностью. Оружие всё ещё хранилось в доме самого Каннега, а в роли доблестной стражи выступали его давние друзья и сподвижники из рыбацкой артели…
Благородный чеор Шеддерик та Хенвил
Раненых всего было четверо – кроме Кинрика и Нейтри ещё два гвардейца. Но их раны не столь серьёзны. Медики, которых к утру собралось в дом уже человек пять, не считая повитухи с помощницей, настрого запретили куда-либо их переносить хотя бы два дня. И особенно – Нейтри. Гвардейцы, включая сержанта, были оставлены для охраны дома, сиан – на всякий случай. На самом деле он-то как раз вызвался сам, – у Шеддерика с давних времён к сианам было сложное отношение – сказал, что ему интересно понаблюдать за восстановлением этих пациентов из-за весьма нетрадиционного способа лечения. Он порывался ещё и рэту расспросить, но Шеддерик не дал. Потом когда-нибудь, может быть. Сейчас она слишком устала.
Хозяин Каннег попрощался с ним за руку и быстро умчался. Над городом уже поднимался рассвет.
Темершана… эта удивительная женщина как будто и не заметила, что благодаря ей мир опять не рухнул. И есть надежда, что устоит и дальше. Удивительная, чудесная, смертельно уставшая, любимая… Ладони запомнили тепло там, где касались её талии и спины. Ткань платья прекрасно позволяла представить, что под ней… и это ощущение впечаталось в его собственную кожу.
Спрашивать, каким образом она вернула жизнь Кинрику, Шедде не стал по той же причине, по которой не давал другим приставать к ней с расспросами. Темершане Итвене нужен был отдых. Нормальный спокойный сон в своей постели. В тишине и в стороне от всяческих катаклизмов. А подробности завтра же по кабакам разнесут видевшие всё своими глазами гвардейцы. И станет в Тоненге одной легендой больше. И пусть это будет легенда со счастливым концом…
Клинки встретились, зазвенели. Шедде пришлось отступить на несколько шагов… но тут удачно подвернулся стол. С силой толкнув его на противника, Шедде успел отбить неумелую, но яростную атаку другого матроса. В просторной капитанской каюте стало тесновато.
Бородач не смог увернуться от стола, но это не отвлекло его надолго.
Опрокинув кресло, он оказался снова напротив Шеддерика. Остальная публика пока осталась по ту сторону стола и кресла.
– Поиграем? – ухмыльнулся Шедде, которому повреждённая рука всё-таки мешала полноценно драться, так что пришлось временно перекинуть клинок в левую руку.
Противник не стал отвечать, молча кинулся в атаку. Отступать было уже некуда, так что пришлось невольно сосредоточиться на обороне. Сколько он продержится, минуту?
Второй солдат из личной охраны Эммегила, видно, решил, что его товарищ несправедливо отнимает у него его долю славы. Он вдруг перепрыгнул через стол и оказался рядом с первым, частично перегородив ему поле обзора. Шедде воспользовался этим, проведя единственную пока успешную атаку. Ему удалось зацепить бедро этого нового бойца. Молодой солдат дёрнулся от боли и отступил, открывая товарища.
Тот, демонстративно поиграв клинком, вновь ринулся вперёд.
Тем временем матросы успели похватать со стен оружие и ждали очереди отличиться: им, кажется, уже надоело, что их товарищ возится так долго.
Ничего. Подождут. Но. Если продолжать тянуть время, силы уйдут, и враги получат прекрасную возможность сплясать на твоих костях, Шеддерик та Хенвил.
Так есть ли смысл тянуть, а, слепая охотница? Не этого ли момента ты так долго ждала?
К жуфам морским осторожность, старое семейное проклятье по-прежнему будет беречь его от случайностей для того единственного варианта смерти, который оно предполагает.
Шеддерик всё с той же застывшей улыбкой тоже пошёл навстречу противнику, вернув кутласс в правую руку. После серии ложных выпадов, отвёл саблю солдата вверх и влево, и завершил движение скользящим ударом по рёбрам. Здесь противник ещё смог защититься, отступив, но Шедде развил атаку, и через два удара увидел, как из разрезанного горла врага фонтаном брызнула кровь.
Больше – на стену и на зрителей, но и на самого попало.
– Ну! – крикнул он, – кто следующий?
Следующий нашёлся.
На самом деле, все видели, что бой был равным. А кое-кому на борту бородач успел насолить: он был задирист и не любил прощать ошибки. Так что о нём не жалели, а показать боевую удаль и силу на хоть и потрёпанном, но достойном противнике, которому, к тому же некуда деться – хотелось многим даже среди матросов. И то сказать, не все из них и не всегда ходили мирными матросами. Кто-то служил в военном флоте, а кто-то и на пиратских судах некогда хаживал…
…следующие нашлись быстро, и быстро поняли, что как бы плохо их противник ни выглядел, а справиться будет трудно. На этот раз врагов было трое, они вынудили Шедде защищаться у одной из переборок, чтобы не дать никому зайти со спины… а меж тем в каюту проникли ещё бойцы.
Шеддерик получил несколько поверхностных ран, но пока держался. И может, с полминуты ещё расклад оставался бы таким же, но бой прервали выстрелы. Два ружейных выстрела в воздух.
– Всем стоять на месте! Городская стража Тоненга. Кто дёрнется – труп.
Хозяин Каннег в сопровождении нескольких прекрасно экипированных бойцов быстро – двуствольные ифленские ружья последней модели творят чудеса! – расставили зрителей и участников боя вдоль переборок и окон.
– Долго вы, – поморщился Шеддерик, зажимая пальцами самый болезненный из порезов – тот, от пули, на предплечье.
– Пришлось прибраться на палубе. – Пожал плечами Каннег. – Идёмте. Мои люди тут закончат. А вам нужна помощь лекаря.
Тильва, конечно, разохалась. Янне же спросил только, жива ли Темери. Получив утвердительный ответ, кивнул и послал сына за лекарем, благо тот живёт через дом.
Лекарь оказался мальканом и весьма удивился, что Янне, известный на весь квартал своим отношением к ифленцам, позвал его штопать именно что островитянина.
Он был немолод, толстоват и разговорчив. Впрочем, по мнению Шеддерика, ифленские доктора тоже не отличались добродетелью молчаливости. Словно все они считают, что постоянные словесные излияния так же хорошо врачуют душу пациента, как игла и нить – штопают телесные раны. Что же, не первый раз его латают. Было и хуже.
Эммегил мёртв, мальканка – жива. Это хорошие новости. Что же до плохих… время, чтобы оплакать брата, у него будет. До прибытия ифленского флота ещё целых два дня.
Янур лично принёс и поставил на стол перед ним какую-то еду – но от вида и запаха съестного Шеддерика замутило, он отказался.
Зашивать пришлось лишь одну рану, остальные оказалось достаточно перевязать.
– Вы невероятно везучи, – удивлялся лекарь. – Янне говорит, вам пришлось держаться одному против целой толпы! Это достойно уважения. Но неужели нельзя было решить дело миром? Я, конечно, всегда готов оказать помощь достойным людям, но куда больше меня радуют дни, в которые в мой кабинет никто не приходит с разбитыми головами и истыканными телами. Пули, кстати, извлекать я не люблю особенно сильно: пока вытащишь, можешь нанести куда больше повреждений. Так что моё мнение, если она не засела в каком-нибудь жизненно важном органе, так и пусть её остаётся в теле…
Монолог доктора не предполагал ответов. Доктор бубнил, Шеддерик тихонько уплывал. Мысли путались, слова теряли значение.
Впрочем, спать пока было рано: он не поговорил с Каннегом. С хозяином Каннегом в свете прибытия ифленского флота обязательно надо поговорить. И лучше – прямо сейчас.
– Ну вот, замечательно! Вы прекрасный пациент, спокойный и тихий. Все бы так. Дело сделано, благородный чеор. Надеюсь, у вас в Цитадели найдётся достойный врачеватель, который сможет завтра сменить эти повязки на свежие. А нет, так хозяин Янур знает, где меня найти. Уверен, всё заживёт прекрасно и последствия этих травм не будут вас в будущем беспокоить. А сейчас, прошу меня простить. Час поздний, я должен возвернуться домой, к моей дорогой и любимой супруге…
Лекарь ушёл. Шеддерик шипя, когда неловкие движения тревожили свежеперевязанные порезы, осторожно натянул сорочку. Хорошая была, но пострадала ровно в тех же местах, что и шкура самого Шедде. Теперь – только выбросить.
Каннег ждал его в кухне. Один – хозяева из тактичности удалились. В руке у него была большая кружка ягодного компота.
Шеддерик тяжело опустился на стул напротив.
– Благодарю, что пришли на помощь. Вы не были должны…
– Отчего же? Вы первый ифленец, который решился на реформы и готов учитывать желания и чаяния города. Было бы жаль вас потерять.
– Я говорил, что должен уехать. Ситуация поменялась… наместник, вероятно, погиб… и сейчас – рэта Итвена его единственная наследница. Но ифленская знать вряд ли сочтёт, что она вправе распоряжаться в Цитадели, она не их крови. Поэтому я прошу вас присмотреть за ней… если вдруг всё пойдёт в акулью пасть.
– Понимаю. Почему вы считаете, что обязаны уехать?
– Есть причины. Отвечу… если вы мне скажете, кем на самом деле приходитесь рэте Итвене. Вы же – родня?
– Как догадались? Только не говорите про фамильное сходство.
Шедде усмехнулся:
– Конечно, не буду. Она узнала вас на старом семейном портрете. Не в обиду, но за последние двадцать лет вы мало изменились…
– А, старые портреты… я думал, ифленцы их сожгли.
– Не все. Так кем же вы ей приходитесь, хозяин Каннег? М?
– У рэтшара был старший брат, а у него – большая семья и обширные владения в южных долинах. Когда он удачно женился на Танерретской наследнице, то перевёз в столицу почти всю семью. Включая брата, его жену и дочерей. Я же остался управляющим поместьем, потому-то мы с ней раньше никогда и не встречались. Любопытно было познакомиться. Так что выходит, я рэте Итвене двоюродный брат. Хоть и старше почти вдвое.
– И верно, иногда ответы лежат на поверхности.
– Где она, кстати? Там опасно?
Опасно ли? Когда Шедде покинул дом в Верхнем городе, там было полно очень расстроенных своим опозданием гвардейцев.
– Не думаю. Там сейчас, наверное, людно. Но зная Темершану… стоит проверить.
Он поднялся, внезапно подумав, что мысль-то здравая. Что надумает Темери, когда поймет, что Кинрика не спасти, так же, как и Нейтри? Что она сделает?
– Погодите! – Хозяин Каннег тоже поднялся, отставив в сторону кружку. – Вы ещё не ответили на мой вопрос.
– А, это…
Отвечать не хотелось, но врать Каннегу, когда он только что спас тебе жизнь – было бы неправильно.
– Вы слышали про семейное проклятие Ифленских Императоров?
– Да, конечно.
– А знаете, как семья императора в результате решает проблемы престолонаследия?
Каннег, замер, нахмурился, перебирая в уме варианты, к чему бы та Хенвил вдруг перевёл разговор на эту подозрительно отвлечённую тему. И неизбежно пришёл к правильному выводу.
– Вы – подставной наследник.
Осталось только подтвердить кивком.
Каннег вздохнул:
– Бедная девочка. Конечно, после вашего отъезда я присмотрю тут… по мере сил.
– Благодарю.
– Что же, многое становится понятно. Кроме одного: вам не двадцать лет, и вы не кажетесь калекой, который чудом выжил после пыток…
Хозяину Каннегу было не чуждо любопытство. Но рассказывать ему о родовом проклятии императорской семьи и его последствиях было куда проще, чем тому же мирному горожанину Роверику. Каннег воин, лидер мальканского сопротивления. Он не станет попусту тебя жалеть и не изменит своё отношение, даже услышав неприятную правду – потому что, как и сам Шедде, привык судить о людях по их делам, а не по чужим сплетням.
– Лет с четырнадцати я знал, что меня ждёт. Некоторое время даже гордился тем, что я – защитник будущего императора. А в двадцать вдруг понял, что хочу жить. У меня даже был друг, который пообещал мне, что умирать я буду не в императорских покоях среди причитающих баб, а на нашей с ним лодке.
– Достойное решение.
– Ради бастарда другого решения никто искать не стал бы. Кроме нас с тем другом. Мы… многое смогли узнать. Но однозначного ответа не было. И тогда я решил искать помощи у этхаров. Их магия чужда магии сиан, снять проклятие они не могли, но вживили мне в левую руку саруги. Камни делают меня невидимым для проклятия, но… как мне потом уже объяснили, оно всё равно витает где-то около. Так что достаётся всем, к кому я успел привязаться. Вот и выходит – дальние путешествия, посольства в чужих странах – мой выбор.
Гун-хе был прав: среди прибывших было крайне мало женщин. Своих женщин они оставили в городе.
И всё же… всё же.
К возвращению Шеддерика часть замка была захвачена, а одна из угловых башен даже горела – сквозь слуховые окна и бойницы пробивался дым.
Шедде увидел его издалека, и передумал входить в Цитадель. В замке Гун-хе. Есть, кому решить всё вопросы. И Торгил – есть, кому принимать рапорты и отдавать приказы.
А вот Эммегила там, скорей всего, нет. Уже нет.
Светлейший должен был понять, что попытка провалилась, как только обнаружил, что ни рэты, ни наместника нет в их покоях. Иначе – не сходится. Смысл продолжать бой за крепость, когда власть в Тоненге — это не каменные стены, уже однажды, кстати, подведшие своего хозяина. Власть в городе – это люди. И официально признанный наместник. И непризнанные городские старейшины. И если бы было доказано, что одни убили других, тогда, может, Эммегил и смог бы довольно безболезненно для себя получить то, чего добивался. Ифленское посольство не будет искать правых и виноватых, оно отдаст власть в стране удобным и лояльным – а Эммегил сможет некоторое время побыть удобным и лояльным претендентом. Но коль скоро план сработал лишь частично, выжили свидетели и бой за Цитадель практически проигран, остается ему только одно. Пока сторонники прикрывают отступление, он попытается покинуть город.
И кстати, именно по этой причине ему вряд ли стоит расчитывать на помощь тех дворян, что тоже участвовали в заговоре: им выгодней сейчас отказаться от такого опасного знакомства.
Он ифленец, значит, ему и в голову не придёт скрываться в глубине материка. Нет, он будет уходить морем. И в порту не так много судов, которые прямо сейчас готовы к долгому переходу, пусть даже каботажному, разница невелика.
Их два – свадебный корабль, которым официально командует Янне, и на который Эммегила никто не пустит. И небольшой, на десять пушек, довольно старый двухмачтовый корабль, который тоже принадлежал в прошлом наместнику Хеверику.
Корабль этот прошлой осенью продали, но новый владелец оплатил сухой док и ремонт, а с неделю тому судно было вновь спущено на воду.
Есть ещё рыбачьи лодки, но вряд ли светлейший чеор соблазнится хоть одной из них. А немногие торговые суда, зимовавшие в дельте Данвы, ещё не окончили подготовку к навигации, к дальним морским путешествиям.
Значит, искать его надо на старом корабле Хеверика.
А если повезёт, то не искать, а ждать – выбрав удобную позицию и тщательно проверив пистолет, чтобы не подвёл в самый нужный момент.
В Тоненге лишь три причала приспособлены для швартовки морских судов. Когда-то здесь действительно грузились тяжёлые иноземные корабли самыми разными товарами, да и местным торговцам хватало места, но пирсы пришли в упадок, а старые деревянные настилы провалились и разрушились. Для нынешнего положения дел хватало и трех оборудованных причалов. И один как раз был занят «Рассветным скитальцем», по виду – полностью готовым к отплытию.
Шедде сразу решил, что не ошибся. Если Эммегил ещё не здесь, то скоро здесь будет. И Шеддерик руку бы на отсечение отдал, левую, особенную, что светлейший занял капитанскую каюту.
Где расположена на этом судне самая роскошная каюта, Шедде прекрасно знал. Сложно ли будет до неё добраться? И что, если он вдруг ошибся?
Он оставил лошадь на дворе у Янне – благо, было по дороге, а встревоженный слухами о заварушке в замке, хозяин «Каракатицы» не спал. Так что за неё можно было не волноваться.
Судно продолжало неспешно готовиться к отплытию. Погрузка закончилась, сейчас на борт поднимали последний оставшийся груз – клетки с живыми курами. Работали грузчики споро и тихо, только испуганные пеструшки квохтали издалека, да начальник поторапливал, чтобы не копались.
Шедде с минуту выждал за горой старых бочек, пока последний из грузчиков поднимется наверх, окинул набережную внимательным взглядом, никого не обнаружил – и со всей возможной уверенностью направился к сходням, на всякий случай, надвинув шляпу на глаза.
Дежурный вяло поинтересовался, кто он таков. Но ответ, что он – посланник из Цитадели с сообщением для светлейшего, горе-караульного вполне устроил.
Дальше было просто – пробежать по шканцам (проклятые куры снова зашумели), спуститься палубой ниже. Спросить у матроса, топающего в сторону расположенного на носу камбуза, на месте ли чеор та Эммегил. Получить утвердительный кивок.
Всё он правильно понял и правильно рассчитал. Осталось немного.
Главное, самому не подставиться раньше времени…
– Войдите! – голос светлейшего чеора звучал хрипло и резко.
Шедде криво улыбнулся, представив, как эта сцена будет выглядеть: как в постановке площадного театра. Но с этим всё равно нужно заканчивать. И чем быстрей, тем лучше.
– Не хочу желать вам здоровья, Эммегил, – сказал он, входя, и кинул шляпу на дорогой дорожный сундук, оставленный у входа. Светлейший чеор не успел здесь обжиться. – Но рад, что не ошибся в вас.
Эммегил резко выпрямился. Какого-то подвоха он ждал, потому что в обеих его руках было по пистолету.
– А вы быстро, – он даже притворно обрадовался встрече. – Как вам мой подарок к прибытию посольства? Впечатлил?
– Вы о двух десятках ваших убитых сторонников?
Эммегил поморщился:
– Вы сюда явились один, с одноствольным пистолетом, без подручных… на что вы рассчитываете? Что я растрогаюсь от такой бескорыстной жертвы и сам сдамся в плен? Чеор та Хенвил. Вы проиграли. Ваш брат мёртв, его девка – тоже. С минуты на минуту мне доложат, что и эта ваша мальканская шлюха отправилась прямиком туда, куда ей и дорога.
– Может быть. – Значит, Темери ещё не нашли. Она где-то в городе, а Каннег и Янне не дадут ей пропасть, как бы события дальше ни пошли. – Только вам до этого уже не должно быть дела. Вы умрёте, Эммегил. И вам, гарантирую. Умирать. Не понравится.
Вместо ответа Эммегил вдруг вскинул правую руку и выстрелил – почти в упор. С шести шагов никто бы не промахнулся. А уж из прекрасного ифленского пистолета, сделанного в одной из лучших мастерских Рутвере, да по неподвижной мишени – не промахнулся бы и слепой.
Эммегил промазал. Он это сразу понял. Даже не потому, что чеор та Хенвил остался стоять. По выражению лица, по изменившейся, ставшей ещё более уверенной позе. Дескать – ну что? Попробуем повторить? Или время моего выстрела?
– Зачем вам это нужно, Эммегил? Разве оно того стоит? – спросил Шедде, медленно, со вкусом беря в прицел левый глаз Эммегила. А потом меняя его на правый.
На шум выстрела сейчас кто-то прибежит. Так что надо решить всё быстро. Но вопрос уже задан. Значит, придётся дождаться ответа. Эммегил и ответил:
– Стоит. Конечно, стоит. Если бы Хеверик не вызвал тебя так спешно в Тоненг, никто даже не заметил бы, как вся эта земля стала бы моей. Но нет, старый негодяй что-то почуял… Кстати, это ты отчасти виновен в смерти Кинрика – не притащи ты мальканку, не понадобилось бы его убивать… подписал бы отречение, и дело с концом. Город не стал бы вмешиваться. Так что, чеор та Хенвыил, да, вы мне мешали. И продолжаете мешать.
В дверь постучали. Кто-то желал убедиться, что с хозяином всё в порядке.
Кем-кем, а трусом Эммегил не был. Он, только поняв, что помощь прибыла, даже слегка расслабился. Да и чего ему бояться – на борту полно его людей, сейчас все будут здесь. Может, он именно так и рассуждает, продолжая дразнить противника. Может, он надеется на ошибку, которую Шедде вполне может совершить, слишком увлекшись местью.
Нажать на спуск и покончить с гнидой.
А потом с боем прорываться к сходням. Хороший план! Самоубийственный, но хороший.
Кинрик мёртв. Чеора Росвен тоже. Ради кого продолжать сражаться?
Рэту город спрячет так, что ни одна сволочь не вынюхает, где её искать. Так что остаётся забрать с собой побольше врагов, и тихо сгинуть на дне. Оставив ни с чем заодно уж и самого императора. Хотя этот, пожалуй, будет только рад.
– Светлейший! – крикнули из-за двери, – у вас всё хорошо?
Эммегил, не обратив на этот оклик никакого внимания, сморщил аристократичный нос и развил мысль.
– Ты выродок, который не должен был родиться. И ты проклят. – Голос его вдруг сорвался на хрип. – А проклятым нет места в этом мире. Ты должен был сдохнуть, как последний провинившийся раб. То, что ты ещё жив – попущение Повелителей Бурь. Сдохни!
Они выстрелили одновременно.
И одновременно с этим в дверь ударили чем-то тяжёлым и крепким, она затрещала, выламываясь.
Нельзя надеяться на защиту проклятья: расстояние небольшое, а Эммегил был хорошим стрелком. Так что вторая пуля всё-таки чиркнула по предплечью вытянутой вперед правой руки с пистолетом, и оставила длинный кровавый след.
А вот светлейшего чеора Эммегила не хранили ни проклятия, ни благословения. Он упал, словно куль, тяжело и неудобно, задел подвешенный к потолку тяжёлый стол, а потом скрылся под ним. Шедде казалось, что, даже слегка оглохнув от двойного выстрела, он слышит неприятный булькающий хрип.
Но наблюдать за агонией Эммегила было некогда: в каюту уже вломились вооружённые кто чем матросы и солдаты личной охраны светлейшего.
Шеддерик отбросил ненужный пистолет. Своей сабли у него уже не было, та, что он прихватил у гвардейцев, осталась в трупе одного из сторонников Эммегила ещё в городе, а был только взятый у Янне рыбацкий широкий нож. Но зато в каюте Эммегила на стенах было полно самого разнообразного железа – на любой вкус. От пиратского кутласса, до древнего полуторного меча для конного боя.
Всё старинное, подлинное, изукрашенное драгоценностями: светлейшему чеору хватило времени развесить по стенам каюты любимую коллекцию. Это сундуки разобрать он не успел…
Кутласс висел ближе всего к Шеддерику, и только по этой причине оказался у него в руках. Дверь распахнулась. Даже не задержавшись у входа, вперёд выскочил один из солдат – в правой руке абордажная сабля, на левой – наруч со стальными бляхами и шипами. Крупный бородатый ифленец был опытным бойцом и сразу бросился в атаку. В некоторых случаях физическая сила и мышечная масса помогают. Главное – прижать противника, добиться близкого контакта, и тогда даже сабля будет не нужна, можно сломать шею одним, правильно направленным ударом. Шеддерик не собирался давать противнику такого шанса. Кутласс – не привычная абордажная сабля, он короче, к тому же, это прямое оружие с другим балансом. Но опытному солдату не нужно много времени, чтобы приноровиться к новому оружию.
Выстрел они услышали ещё за квартал. И потом – второй, когда уже влетали во двор знакомого дома. Навстречу выскочил высокий мужчина в чём-то чёрном, но сержант с первого раза прострелил ему ногу, а спрыгнувший на землю гвардеец сорвал с лица маску.
– Ифленец, – удивился он.
Темери уже взбежала на крыльцо, но сержант в последний момент оттащил её себе за спину:
– Жить надоело? Давай назад!
Ну да, мало ли, кто там поджидает…
Что-то внутри грохнуло, хлопнуло. Стеклянно зазвенела посуда… или окно.
Снова распахнулась входная дверь, и на пороге на этот раз показался… ещё один гвардеец, явно знакомый сержанту.
– Скеррик та Марен!
– Сержант, наместник ранен, один из нападавших убит. Если кто-то ещё был, выскочил в окно. Заходите!
– Ты откуда здесь?
– Наместник днём встретил наш разъезд в городе и приказал покараулить этот дом. Я и не думал, что опасность такая серьёзная. Мы дежурили снаружи.
Он говорил уже на ходу, распахивая перед командиром двери.
В гостиной было сумеречно, горела всего одна свечка. Но Темери сразу увидела наместника и метнулась к нему. Из-под одежды Кинне медленно растекалась тёмная лужа.
– Вы ранены? Что случилось?
– Они пришли за Нейтри. А я не успел помешать…
Дышал он сипло. Темери ощупала его куртку, и сразу обнаружила ещё кровь, слева, пониже ребер. Такие раны смертельно опасны – Старик когда-то говорил, что людям редко удаётся пережить ранение в живот. Там слишком много жизненно важных органов…
– Сержант, нужен врач и перевязка!
– Нейтри… она жива?
Темери уступила гвардейцам место рядом с раненым наместником.
– Надо прижать рану… перевязать чем-то.
Встретивший их гвардеец кивнул и быстро вышел в кухню.
Заходить в соседнюю комнату было страшно. И всё-таки она вошла.
В разбитое окно влетал ветер, свет луны выхватывал пятно на полу, в котором валялась скомканная окровавленная простыня.
Нейтри лежала ничком на кровати, оттуда не доносилось ни звука.
– Шанни, она едва дышит! Я не смогу держать её долго! – вдруг услышала она.
– Ровве?
– Да помоги же! Быстрее!
Темери послушно перевернула девушку. По шее и ниже, по ребрам, шёл глубокий косой разрез. На щеке ссадина, но это ещё с пожара…
Темери зажала рану, чувствуя, как между пальцами течёт живая горячая кровь. Так она не справится, порез слишком длинный, крови слишком много. Даже если сейчас придёт врач и сошьёт края, может, будет уже поздно. Нет же, нет! Так не должно быть…
– Нейтри, не умирай… нет-нет-нет… Золотая Мать Ленна, если ты только слышишь меня, пожалуйста… прошу, спаси её. Забери что хочешь… моя жизнь ничего не стоит, но забери и её тоже… Ты же всегда на стороне тех, кто любит… прошу тебя… сейчас, не оставь нас…
Темери зажимала рану обеими руками, и видела бледное, отрешенное лицо Нейтри, и понимала всю безнадёжность своей молитвы… когда вдруг услышала тихое, на грани слуха:
– Мы пришли. Мы поможем!..
Она обернулась. Навернувшиеся на глаза слёзы мешали смотреть, но не мешали видеть. Рядом, вокруг, колыхались тени. Их было много: куда больше чем она могла себе представить, и чем могло бы вместиться в эту комнатку, если бы у теней была плоть.
Зачем они здесь, чего хотят, почему…
Между пальцев утекала жизнь Нейтри, и Темери была готова принять любую помощь.
– Что мне делать? Я не знаю, что делать! Кто вы?
– Покровители, – был ответ. – Мы Покровители… мы поможем. Держи её так, как держала. Возьми нашу силу.
– Как?
Тени приблизились. Да, они не были похожи на Ровве… верней, Ровве не был похож на них. Просто колебания света и теней – и ещё ощущение присутствия. Словно за плечами – кто-то сильный, мудрый и всезнающий. Кто-то, кто не оставит в беде.
Значит, так должно ощущаться присутствие Покровителей? Об этом говорили сёстры?
Не важно. Всё не важно, пока Нейтри в беде… а ведь наместник тоже… тоже в беде. Ему тоже нужна помощь…
Не думать и об этом. Просто держать Нейтри. Просто говорить с ней, умолять её не умирать, потерпеть хоть немного. И не думать…
– Я его подержу, – скользнул по краю слуха голос Роверика, – я смогу!
Темери даже не кивнула.
Сущее застыло в странном равновесии. Все семь слоев её Эа, её природной, глубинной сути, как будто стали прозрачны и научились пропускать свет из неведомых доселе глубин… или она сама придумала этот свет, просто чтобы объяснить себе, как и что происходит?
Самой Темершаны уже и не было вовсе, не было ни памяти, ни мыслей, ничего – просто много чужого, тёплого, живого света, который нужно направить в умирающую женщину. Этот свет ей нужен – он залатает дыры в её Эа, он позволит ей удержаться на краю и может быть, поможет залечить страшную рану…
Сколько прошло времени? Темери не знала. Кто-то входил, скрипела дверь. Но это её не касалось – она продолжала молча уговаривать Нейтри остаться ещё ненадолго в холодном мире – хотя бы ради нерождённого малыша…
Но даже силы Покровителей – не бесконечны. Прошло время, свет стал постепенно затухать. И всё же, Темери вдруг обнаружила, что он не ушёл совсем – и что, даже перестав видеть тени, она продолжает видеть этот свет и направлять его.
Вдруг стало ясно – под пальцами больше не пульсирует вытекающая кровь, а дыхание Нейтри стало ровнее.
Темери вновь ощущала себя не коконом из прозрачных слоев сущего, а человеком с руками и ногами, и что важно – с головой.
Рана кровила – но слабо. Это уже просто порез, он затянется. Главное сейчас – перевязать и, может, зашить, чтобы рана снова не разошлась. Второй раз так она уже не сможет…
А ведь это, не иначе, сама Золотая Мать Ленна откликнулась на её молитву. Это она позволила Покровителям Нейтри прийти на помощь…
Надо позвать лекаря. И… как там Кинрик? Живой? Ровве обещал помочь… но Ровве – всего лишь призрак. Сможет ли он хоть что-то…
Темери распрямилась, поразившись, как тяжело ей двигаться, как болит каждая мышца, и какими ватными, непослушными стали ноги. Это совсем не та усталость, как после долгого дня в дороге или в мастерской. Даже взгляд сосредоточить на чём-то одном, и то трудно. Но Кинрик… он может умереть. Дело ещё не закончено. Может быть, получится повторить это всё – хоть немного. Хоть до того момента, как появится врач…
Постояла, двумя руками вцепившись в деревянную стойку кровати. Догадались ли гвардейцы позвать врача? Должны были. Кажется, она их просила…
Темери вышла в соседнюю комнату, только надеясь, что у неё достаточно уверенная походка и взгляд. И удивилась, с каким почтением два остававшихся в комнате парня пропустили её вперед. Только потом, с запозданием, поняла, – наверное, они заглядывали в комнату. И тоже видели тот свет. Что они могли о ней подумать? Впрочем, это тоже пока не имело значения. Кинрик. Где он, что с ним?
Оказалось, гвардейцы тоже не теряли времени. На пол они постелили свои плащи и найденное где-то пёстрое покрывало, и поверх этого всего уложили наместника. А вот перевязали плохо – повязки успели набрякнуть кровью.
– Ровве, – одними губами позвала Темери, – как он?
– Я его держу.
Голос призрака был спокоен, но Темери чутьём поняла – плохо. Роверику, конечно, нечего терять… но, когда ресурс его и без того слабого Эа закончится, Кинрик погибнет.
– Да где же врач! – с тоской спросила она у окружающей темноты, и упала на колени возле наместника. Получится ли вызвать в себе то же странное, одновременно воодушевляющее и выматывающее чувство? Получится ли снова заставить появиться свет, что удержал на краю Нейтри?
Получилось. Правда, похоже это было на слабое мерцание, не на прежние сияющие лучи. Но Темери была рада и ему.
– Рана сквозная? – спросила она у одного из гвардейцев, того, что стоял ближе к ней.
Гвардеец лишь покачал головой. Он не знал.
Возможно, лекарям потом придётся вынимать пулю. Темери этого не умела. Пусть так, но она будет стараться удержать Кинрика, как только что удерживала Нейтри.
– Приходил Шеддерик, – порадовал её призрак. Он тоже продолжал удерживать Кинрика на границе миров. От этого было чуть легче. На душе.
Слова проходили сквозь неё, не задерживаясь. Темери снова становилась прозрачно-безучастной ко всему. Но пока ещё некоторые фразы имели значение. Шеддерик… был здесь? Но почему не подошёл? Он ей был так нужен…
– Он… считает, что Кинрик умирает, а Нейтри – мертва. Он видел тебя рядом с ней и оценил серьёзность раны. Он не знал, что ты так можешь…
– Это не я, – едва заметным шепотом ответила она. – Это Покровители. У Нейтри много Покровителей.
– И сейчас – не ты?
– Не знаю. Что он сделал?
Роверик погрустнел – хотя и без того был мрачен и сосредоточен. А может это Темершана научилась допридумывать призраку настроения. По намёкам, следам интонаций, даже паузам между словами можно о многом догадаться…
– Я не мог за ним присматривать. Но надеюсь, он сейчас не отрубает себе руку.
– Что?
– Он считает, что, если дать проклятию исполниться, то все, кто ему дорог, наконец, будут в безопасности. Безусловно, это так и есть, но руку-то зачем? Никогда себе не прощу, если всё так и будет…
Благородный чеор Шеддерик та Хенвил
Ровве ошибся. Чеор та Хенвил занимался совсем другим, но не менее самоубийственным делом. Он шёл по следу светлейшего благородного чеора Эммегила. И не собирался его упускать.
Эммегил не успел как следует подготовиться к перевороту. Хотя и того, что сделал, могло хватить. Но поднятая чуть раньше стража помешала проникшим в замок убийцам причинить по-настоящему серьёзный вред. К тому же их сбила с толку уловка Темери. Наёмники решили, что она покинула комнату через окно, по карнизу и соседним крышам, и долго искали след на открытых площадках и во внутренних двориках цитадели. Наёмники должны были убить членов семьи наместника и их приближённых, а дальше включились бы вассалы Эммегила и других сочувствующих ему дворян, прибывшие в Цитадель в его свите.
У Императора была семья – супруга-Императрица, три дочери и сын. И вот решили враги захватить столицу Империи, посадить на трон своего ставленника, и устроить всюду свои порядки. Захватить новые земли, а самого Императора и всю его семью убить, чтоб не осталось никого, кто мог бы унаследовать шлем со звездой.
Они подкупили наёмных убийц и шпионов, и в один ужасный день те напали на мирно отдыхавшую императорскую семью. Дело было на корабле. Никто толком не знает, что там происходило, но судно загорелось. Императрицу и её сына спасли матросы. А дочери, считается, погибли в огне и дыме.
Император, который в тот вечер почему-то ночевал в городе, так разгневался, что приказал поймать и казнить всех, кто был причастен к поджогу.
Среди пойманных был один юноша, сын колдуньи. На него указывало несколько улик, но доказательств всё-таки не хватало. А Император решил, что юноша всё расскажет под пыткой, и сам лично приходил на каждый допрос.
Юношу запытали насмерть, и его мать-колдунья, убитая горем, произнесла магическое проклятье, по которому каждый императорский наследник будет умирать той же самой смертью, что её сын, до тех пор, пока существует Ифленская империя.
Позже нашли и настоящих убийц, и саму колдунью, кажется, тоже казнили. И вроде бы всё успокоилось. Но когда единственному сыну императора, любимому наследнику, исполнился двадцать один год, проклятье сбылось в точности. Он умирал ровно столько, сколько умирал сын колдуньи, на его теле появлялись те же раны.
Император тогда приказал построить самый лучший боевой флот. Он собрался отправиться в чужие земли, завоевать себе новый остров и там начать всё с начала. Вскоре его хватил удар, и власть перешла к его племяннику. Теперь уж сын этого племянника был под угрозой, но тогда-то новый Император и придумал просить помощи у Золотой Матери. А потом и у сианов. Когда стало понятно, что это не поможет, он признал наследником одного из своих бастардов. Это оказалось решением многих проблем, ведь официально императорский род вымирать перестал. А Шеддерик у нас – первый из таких вот «подставных» наследников, который пережил свой двадцать первый год. Но – благодаря помощи чернокрылых, а не сианов. Знаешь, я часто ему гадал на плашках – и всегда выпадало три смерти. Это в какой-то мере нас даже успокаивало. Я больше испугался бы, выпади что-нибудь другое.
– А что говорят сианы?
– Что одно из двух. Или империя должна рухнуть… или нужно найти подтверждение вины того юноши, которого запытали. Сианы именно его и ищут. А пресветлые сёстры пытались убедить тень колдуньи, что мстить больше некому, и все, кто причастен к смерти её сына, давно получили по заслугам.
Темери покачала головой: да, именно так и снимают обычно магические проклятия. Или устраняя причину, или, если это невозможно, убеждают тень проклявшего простить того, кого он проклял. Чаще всего теням уже безразличны дела холодного мира, и они уступают просьбам сёстер – особенно если в дело вмешивается сама Золотая Мать. Но тут, похоже, всё иначе.
– Ровве, – тихо спросила Темершана. – На что он надеется?
– Да в том то и дело, что ни на что. Он же в юности, когда только узнал о своём предназначении, тоже… много всего попробовал.
– Я помню. Ты говорил, он с кем-то стрелялся.
– И это тоже. Но чернокрылые… – это была самая странная и самая страшная его задумка. То, что она сработала, удивило нас обоих. Они не смогли снять проклятье, но смогли его, я бы сказал, развеять. Отразить. Оно всё равно есть, но сейчас влияет больше на тех людей, что рядом с Шедде, не на него самого. Он считает, что я тоже умер из-за этого проклятья.
Да уж.
Темери устроилась на кровати, поджав под себя ноги, положила посох на колени. Больше всего хотелось начать действовать немедленно – но так нельзя. Мало того, что потревоженные семь слоев её Эа ещё не успокоились. Нужно было узнать как-то, каких результатов добились предшественники. Чего ей ждать от тени той колдуньи? От её сына? А может, придётся призвать тени четырёх поколений Ифленских императоров?
– Люди, когда им плохо, плачут, – грустно напомнил Роверик. – хочешь, я не буду тебя беспокоить?
Не дождался ответа и ушёл.
Темери упала лицом в подушку и разрыдалась. Кажется, в первый раз с того дня, как оказалась в Тоненге…
Самое мерзкое сочетание – когда хочешь что-то исправить немедленно и понимаешь, что ты бессилен, и ничего исправить уже нельзя.
Раньше днём она засыпала редко. А тут, наплакавшись, заснула. Ей снился Шеддерик, и он снова её обнимал, и дело было в холодном зимнем лесу, но во сне ей хотелось, чтобы он её не отпускал, потому что, стоит разомкнуть руки, и они снова потеряют друг друга. Только на этот раз уже не найдутся среди метели.
Когда проснулась, за окнами было темно, на желудке – голодно.
Но была ещё одна навязчивая потребность. Потребность увидеть Шеддерика та Хенвила прямо сейчас. Даже не поговорить с ним – просто увидеть, убедиться, что он жив и здоров.
Пожалуй, эти два желания можно было довольно легко совместить: подземным ходом добраться до спальни в квадратной башне. А потом немного вернуться, спуститься уровнем ниже и добраться до кухни. Там-то наверняка найдётся для неё какая-нибудь еда.
А ещё можно было бы позвать Шиону.
Но компаньонка, возможно, спит. Зачем её будить, если всё уже решила?
Темери привычно уложила постель так, чтобы казалось, будто в ней кто-то есть. Распахнула окно. Можно было давно перестать так делать, но ей почему-то нравилось повторять во взрослой жизни этот детский ритуал. Окинула взглядом карниз и соседние крыши. Привязала обрывок верёвки. Вот и достаточно. Всё равно же никто не оценит!
Нашла свечки – нужно будет попросить Дорри, чтобы ещё принесла. Быстро они кончаются…
Путь до квадратной башни занял считаные минуты. Темери только у потайной двери, ведущей в спальню Шедде, заставила себя остановиться. Сердце бешено колотилось, горели щеки. Спрашивать себя «что я делаю?» и «зачем я здесь?» было уже поздно. Пришла. Хотела и пришла! Сейчас убедится, что Шеддерик спокойно спит, и пойдёт дальше.
Шеддерик спал, скинув простыни с груди, одетым. Тайное окошко располагалось близко к кровати, света лампы у входа хватало, чтобы хорошо его разглядеть.
Почти. Часть вида перекрывала чья-то спина. То есть, Темери даже не сразу поняла, что это спина – просто что-то тёмное, заслонившее свет от лампы. А потом сверкнул нож… и рассуждать стало некогда. Темери пнула секретный замок. Механизм сработал как надо, каменная створка открылась, традиционно впуская в комнату и Темери и грязь из прохода. Темери – какое счастье, что успела хорошо запомнить, где в этой комнате что! – схватила прикроватный подсвечник и от души приложила им едва начавшего оборачиваться к ней убийцу. Тяжёлый подсвечник на три свечи, высотой почти до бедра Темершаны, надёжно уложил его на пол. И только когда он упал, она догадалась крикнуть:
– Чеор та Хенвил! Проснитесь! Скорее!
Шеддерик на самом деле проснулся в тот момент, когда открылась тайная дверь. Но всё происходило так быстро, что осмысливать приходилось, уже вскакивая с кровати и выхватывая из-под подушки заряженный пистолет.
В дверном проходе показалась ещё чья-то фигура – насколько увидела Темери, тоже вооружённая пистолетом.
Шеддерик не раздумывая выстрелил. Грохот поучился такой, что она на миг оглохла, но всё равно крикнула:
– Сюда!
Чеор та Хенвил выругался незнакомым словом, сунул разряженный пистолет за пояс и, не задавая лишних вопросов, проник в тайный ход следом за Темери.
Она сразу же закрыла его.
Шеддерик стоял с ней рядом – босой, с развязанной на груди сорочкой, в тех же штанах, в которых проходил весь день. Его взгляд метнулся по низкому своду, во тьму, в которую не проникал луч свечи. Да уж, ему здесь будет тесно… особенно если придётся лезть в самую старую часть ходов…
Но зачем убивать Шеддерика, и оставлять в живых наместника и его молодую супругу?
– Кинрик! – крикнули они вместе. И замерли оба.
Шедде первым стряхнул оцепенение:
– Этими ходами можно попасть в комнаты наместника?
– Нет, они в новой части, там всё перестроено. Но есть много пустующих комнат, которые ближе к перестроенному крылу!
– Тогда пошли!
– Можно ещё в караулку – робко предложила она.
Шеддерик сам днём увеличил число дежурных гвардейцев.
Если их предупредить, то переворот, может, и не состоится.
– Далеко?
– Рядом.
Больше они не разговаривали. В караулку по ходам не попадёшь – но пустующая комната напротив – тоже хороший вариант.
Когда они ворвались, недремлющие гвардейцы повскакивали со своих мест.
Двое из них играли за столом в кости, остальные просто отдыхали по лавкам, только что сменившись.
Шеддерик отдал несколько отрывистых приказов. Сунул ноги в одолженные сапоги, подхватил саблю со стойки и пистолет – со стола. Хозяин пистолета не стал возражать.
– Трое – со мной. Остальные – охранять рэту!
И умчался.
И только в этот момент Темери вспомнила, что Кинрик, наверное, не у себя в апартаментах. Он в городе, у Нейтри. А значит, предупредить его будет не так-то просто. А может, уже и поздно – если убийцы знали, где его найти.
И если убить хотели всё-таки не одного только Шеддерика.
Она вскочила и метнулась к двери, но путь ей тут же преградили:
– Чеор та Хенвил велел вас охранять! – пояснил гвардейский сержант, со всей вежливостью оттесняя её обратно к лавкам.
– Конечно. Но если вы отпустите со мной двоих человек, то выполните приказ! Наместник Кинрик в городе, он не в замке. Если на него нападут там…
– Чеор та Хенвил знает? – подобрался сержант.
– Нет. Я не сразу вспомнила. Адрес я не знаю, но помню дорогу.
«Вроде бы».
– Гарре! Предупреди тайную управу. Остальные, за мной! Ведите, рэта!
– Каретный двор…
Сержант поморщился:
– Верхом ездить умеете?
– Да.
Юбки её платья были достаточно широкими, чтобы вспрыгнуть в седло. Хотя, конечно, лучше бы это был костюм всадницы с разрезами по верхней юбке спереди и сзади. А так платье задерётся почти до колен…
Но Темери думала об этом лишь мельком, больше беспокоясь, правильно ли запомнила дорогу.
Она кивнула с такой готовностью, что Шеддерик бездумно шагнул вперёд и притянул девушку к себе, наполовину уверенный, что встретит отпор, а то и, может, звонкую пощёчину. Он ошибся.
Под тонкой тканью – живая, тёплая, бесконечно желанная и невероятно далёкая… Шеддерик уткнулся губами в её висок. Услышал близко-близко стук сердца… Она сама шагнула к нему, прижимаясь теснее. Не отвечала на его быстрые поцелуи, но принимала их, и не пыталась отстраниться. Ей нравилось быть с ним рядом! Она хотела этого…
Шедде должен был остановиться. И не хотел, но может, виной усталость? Всё равно продолжал обнимать её, осторожно гладить шею, лицо, целовать волосы, глаза, сухие мягкие губы… Он как будто слышал, как сгорают под его пальцами все многочисленные «нельзя». Нельзя, потому что она – жена его брата, сгорело первым. Нельзя, потому что он скоро навсегда покинет Побережье, – продержалось лишь немногим дольше. Нельзя, потому что она ненавидит ифленцев и этому есть причина – опалило крылья в камине, когда Темери сама поцеловала его – куда смогла дотянуться – в ткань сорочки напротив сердца. Нельзя, потому что он проклят и скоро умрёт – продержалось дольше всех. Но и оно исчезло… исчезло почти совсем.
Именно в тот момент у камина появился ещё один гость. Он тоже пришёл без приглашения, но ни Темери, ни Шедде не заметили его приближения.
– Вот как, благородный чеор? – насмешливо сказал он. – А если ваш брат узнает, с кем проводит время его супруга, когда никто не видит? Впрочем, чего ещё ждать от мальканки…
Светлейший чеор Эммегил стоял по другую сторону камина и довольно улыбался. Шедде ободряюще обнял Темери и закрыл от взгляда Эммегила, просто развернувшись к нему. Он слишком устал, чтобы вступать в словесную баталию. В этот момент он готов был просто и обыденно убить светлейшего чеора, но тот этого не видел и не понимал.
Рэта Темершана Итвена
Треск камина. Полутьма. Собственная усталость. Но куда больше – разговор с наместником, который показался Темери каким-то прощальным. Всё это настроило её, что она быстро расскажет Шеддерику о последнем ответе та Манга и уйдёт, позволив и себе, и ему небольшой отдых.
Если бы она знала, к чему это приведёт, может и вовсе не решилась бы зайти в каминный зал. И в очередной раз история страны пошла бы совершенно другим путем. А, казалось, – всего одна несостоявшаяся встреча, одно несказанное вовремя слово для истории никакой роли играть не могут и не должны…
Глаза Шеддерика та Хенвила словно тоже прощались с ней. Он встал навстречу, что-то говорил, спрашивал. Темери отвечала. Сейчас она ответила бы на любой вопрос, о чём бы он только ни спросил… и хорошо, что он об этом не знал: не все тайны когда-нибудь должны быть озвучены. Большинству стоит оставаться тайнами до смерти и после неё.
И когда Шеддерик вдруг её обнял, Темери, вместо того чтобы отступить или остановить его, лишь прислушалась к себе, полностью отдавшись огромной тёплой волне нежности, которая её захлестнула в тот момент. Забыв, как дышать, перестав что-либо слышать и замечать, Темери кропотливо сохраняла в памяти каждое мгновение этих неожиданных объятий, каждый стук сердца, каждое прикосновение губ и рук. Раньше её никто никогда не целовал… так.
Никто до этого не вызывал у неё ответного желания. Темери удивляясь себе, сама прижалась губами к груди Шедде, туда, где часто и гулко билось сердце…
А потом вдруг рядом появился чеор Эммегил. Его голос разбил повисшую тишину, заставив Темери первой разомкнуть объятия.
– …кстати, а сами-то вы хотя бы проверили её прошлое? Ах, да. Я вспомнил. Вы запугали Ланнерика та Дирвила, убили адмирала та Нурена – и считаете, что тем самым защитили доброе имя вашего брата?
«Даже если это блеф, – поняла Темери, – Не важно, что именно и кто ему рассказал. На островах его враньё могут воспринять благосклонно, и тогда Кинрик окажется в серьёзной беде…»
Но тут она услышала настороженный голос Ровве:
– Он не боится Шеддерика. Он считает, что защищён, демонстрирует силу. Но кое-чего здесь он всё-таки боится!
– Чего? – шепнула Темери, окидывая взглядом помещение. Чего может здесь бояться светлейший чеор? Который, если их с Шеддериком и Кинриком догадки верны, причастен уже к двум попыткам незаметно её убить – или же выставить в дурном свете.
– Твой посох, Шанни.
Темери перехватила взгляд Эммегила в сторону камина и поняла, что Ровве, верней всего, прав. Посох она оставила у стойки с дровами, в шаге от кресла, в котором сидел Шеддерик. Светлейшему чеору Эммегилу до него не добраться, но он всё время поглядывает туда. Словно знает о притаившейся в дровах змее.
Темери, стараясь сохранять каменное спокойствие, протянула руку и взяла посох.
А потом вежливо попросила:
– Чеор та Хенвил. Позвольте, я отвечу светлейшему благородному чеору?
Брови Шеддерика чуть приподнялись, но он позволил ей выйти из тени и ответить.
– Светлейший чеор, ваши слова кажутся мне обидными, потому прошу вас немедленно уйти отсюда. И держать ваше новое тайное знание при себе – иначе рискуете выглядеть глупо.
– О, вы решили поучить меня манерам, благородная чеора. Или не чеора? И не благородная?..
Темери словно невзначай приподняла посох и направила резной наконечник в сторону чеора Эммегила.
– Ещё одно слово. И прокляну. – Уверенно сообщила она. С той же интонацией, с какой старая соттинка учила когда-то уму-разуму нагрубившую ей Вельву Конне.
Так спокойно, что поверил, кажется, даже Шеддерик.
– А вы не такая дурочка, какой кажетесь, – наметил улыбку Эммегил. – Хорошо. Я ухожу. Счастливого вам дня, благородная чеора!
Когда дверь за ним закрылась, Темери показалось, что она слышит негромкие аплодисменты Ровве.
– Браво! Сейчас он больше испуган, чем разозлён. Но теперь он и тебя будет ненавидеть так же сильно, как Шедде…
Темери заметила, как Шеддерик вдруг резко схватился за спинку кресла, удерживая равновесие.
– Почему вы никогда не принимаете помощь?
Тут она вспомнила, что похожий разговор однажды уже состоялся. Но тогда спрашивали у неё. Может это имел в виду Кинрик, говоря, что они похожи?
– Спорим, он не ответит? – предположил Ровве.
– Темери. Ничего страшного не случилось. Да, на меня колебания сущего действуют сильнее, чем на других людей. Но это объяснимо, это из-за саруг. Магия сианов им противостоит. Так что я обычно готов к тому, что придётся немножко больше отдохнуть, вот и всё.
– Тогда… позвольте мне… хотя бы попробовать снять это ваше проклятье. Меня этому учили. И раньше у меня получалось.
Он долго молчал, уставившись в камин. Потом ответил всё-таки. Очень мягко и с толикой вины в голосе. Но непреклонно:
– Не надо. Я не хочу, чтобы вы знали о нём больше, чем знаете сейчас. Тем более, я действительно должен буду уехать на острова вместе с первыми кораблями отсюда. И, к сожалению, вряд ли когда-нибудь вернусь.
– Боится, – безжалостно перевёл Роверик, – что ты станешь его жалеть.
Уже не стану, поняла Темери. Уже хватит.
– Тогда, – упрямо сказала она, – я не стану спрашивать разрешения. И Кинрик мне поможет. Потому, что вы ему тоже дороги, и он сегодня всерьёз испугался за вас.
Шеддерик долго смотрел в камин, словно перебирая в уме ответные аргументы или вовсе забыв о теме разговора. Но когда Темери уже перестала ждать, ответил:
– Действительно, что это я. Четыре поколения сианов работали над этой проблемой, сёстры Золотой Матери, даже, вон, этхары. Только вы ещё не пробовали. Попросите у Кинрика «Историю рода Императоров Ифленских», там всё подробнейше описано. Или вы по-ифленски не читаете? Ну, попросите, чтобы кто-то перевёл. Там немного.
Кажется, ей снова удалось разозлить чеора та Хенвила. Но теперь хотя бы ясно, где начинать искать ответы…
А губы предательски помнили его поцелуи. И уходя Темери думала, что может быть, злость не помешает ему хоть раз, хоть перед самым отъездом, её обнять?
Проклятье императора
Рэта Темершана Итвена
На полдороге к комнатам Кинрика Темери вспомнила, что скорей всего не застанет наместника. Сама же почти благословила его навестить Нейтри. А значит, урок чтения на ифленском на некоторое время откладывается. Впрочем, у неё под рукой оставался ещё один источник знаний – Ровве. Он ведь всё слышал. А значит, можно считать, получил разрешение на сплетню.
Но призрак первым делом спросил:
– Ты с ним целовалась, потому что он тебе нравится? Или просто терпела?
– Я бы не стала терпеть, – удивилась она. – Ровве, я сама не знаю, что со мной, не спрашивай.
– Но тебе понравилось?
– Совру, если скажу, что нет. Но я раньше ни с кем не целовалась, так что не с чем сравнивать…
– Шанни, если бы ты видела то же, что вижу я, ты бы тоже заволновалась. Я не шучу. Нельзя столько всего чувствовать сразу. Хотя, наверное, он тебе всё-таки нравится!
Темери набрала побольше воздуха, но вдруг резко передумала ругать призрака. Наоборот даже.
– Ровве. А знаешь, что мне ещё понравилось?
– Что?
– Если бы была возможность, я бы тебя сейчас обняла.
Он посерьёзнел. Едва заметный облик на миг стал ярче:
– Потом. Когда встретимся на тропах тёплого мира.
– Да, знаю. Так что там с проклятьем? И почему его не снять?
– Потому, что тот, кто его наложил, был прав… Хорошо, я расскажу. Но это надолго. Лет триста назад на островах правила та же династия, что и сейчас. Император был человеком серьёзным, о завоевательных войнах не помышлял, а конфликты предпочитал решать миром. Но Империя тогда была маленькой, состояла всего из нескольких островов, а другие властители, на соседних островах, тоже мнили себя Императорами и считали, что справедливей будет, если власть на всем архипелаге перейдёт к ним…
– Вас-то за что?
– Не перебивайте! Прошу. Есть причина. Я мог ему возразить. Мог придумать другой выход. Но я счёл, что Шеддерику виднее.
Темери поняла, что разговор этот – только вступление. Что поговорить Кинрик хотел о чём-то другом. Это было странно, ведь Кинне – не из тех, кто долго терзается сомнениями и подбирает слова.
А ещё дней десять назад она могла поклясться — Кинрик и не стал бы: десять дней назад они были друг для друга меньше, чем просто случайными знакомыми.
– Пожар. – Наконец решился он. – Вы спасли Нейтри… и я у вас в долгу, который никогда невозможно будет оплатить. Но тогда вы не знали, кто она для меня и не знали, что ребёнок, которого она носит – мой.
«А если бы знала, – додумала Темери за Кинрика, – не подумала бы ей помогать?»
Всё-таки общение с тенью та Манга и на неё наложило серьёзный отпечаток. Иначе, может быть, она хоть попыталась бы придумать достойный ответ.
Но навалившаяся как-то разом усталость и та особая опустошенность, которая всегда приходит после большого душевного усилия, позволили ей лишь покачать головой и, отвернувшись от наместника, застывшего в ожидании, медленно пойти к выходу.
Только у самой двери она услышала покаянное:
– Рэта… Темершана, я не то хотел…
В два шага Кинрик её догнал и даже поймал за руку, но тут же отпустил.
– Прости, я не хотел сказать ничего обидного. Я не знаю, как быть: Темершана, я люблю Нейтри. Но это не честно по отношению к вам… к тебе… а расстаться с ней… это слишком тяжело для нас обоих.
– Так что же вы хотите от меня? – прозвучало слишком холодно, и Темери постаралась сгладить эффект улыбкой.
– Не знаю, – он потёр лицо руками. – Глупо вышло, да? Я всё время боюсь подвести брата. Теперь ещё – и вас подвести боюсь… и каждую минуту боюсь за Нейтри. Особенно после пожара. Меня там не было, но он мне снится. И это сводит с ума.
Темери взяла себя в руки. Кинрик не виноват ни в её состоянии, ни в её сомнениях и бедах. Если задуматься, ему не легче.
– Я не желаю зла ни вам, ни Нейтри. Но я могу лишь пообещать, что никогда не причиню ей вреда.
Кинрик выдохнул, словно у него от сердца отлегло.
Темери догадалась:
– Вы хотели её навестить. Но не знали, как мне сказать, и придумали самый глупый из возможных способов.
– Да! – с ещё большим облегчением выдохнул он. Потом в сомнении покачал головой. – Всё-таки вы с Шедде невероятно похожи. Я даже не мог представить, насколько!
Какое между ними с чеором та Хенвилом Кинрик сумел углядеть сходство, Темери даже представить боялась. Но упоминание о нём заставило вспомнить и о том срочном деле, ради которого она искала братьев. Темери, сама себе удивляясь, ободряюще провела ладонью по плечу Кинрика: «Всё будет хорошо!». А вслух сказала:
– Монахини не услышали. Но уходя та Манг подтвердил, что за идеей пожара и за планом с ожерельем кто-то стоял. Будьте осторожней и… может, стоит придумать для Нейтри какую-то более солидную охрану.
Кинрик зажмурился, так постоял несколько мгновений, а потом вдруг поймал руку Темери и церемонно поцеловал. Без всякого подтекста, просто в знак благодарности за предостережение.
– Шанни, – Когда Темери наконец оказалась в одиночестве, рядом появился Ровве. – Ты его поразила до самой печени. Кажется, Кинне теперь считает тебя чем-то вроде пресветлой всеблагой младшей сестры Золотой Матери Ленны.
– Он сказал, что мы с чеором та Хенвилом похожи.
– Ну, это смотря в чём. Вот ты, например, намного его терпеливей.
– Что?
– Ну, он, когда я начинал говорить всякие глупости, обычно сразу пресекал. Угрожал и злился. А ты терпишь.
– А чем я тебе могу угрожать? – почему-то болтать с Ровве было легко и просто. Совсем не то, что с Кинриком, от которого всё время приходится ждать подвоха. И уж конечно, не то, что с Шеддериком. – Разве что как кошке – тапкой!
– Представляю, как удивятся уважаемые обитатели крепости, увидев, как супруга наместника гоняет обувью привидение!
– Ровве!
– Ну вот. Оживилась! А то с этими вашими играми с Эа, сама ходила, как привидение.
– Молитва Ленне, это не…
– А посохами своими вы не помогаете себе погрузиться в глубинные слои Эа, а так, мух гоняете!
Так, шепотом препираясь с Ровериком, Темери дошла до дверей в большой каминный зал. Ну вот, сейчас она расскажет чеору та Хенвилу о том, что скорей всего нужно ждать очередной пакости от светлейшего чеора Эммегила, и можно будет тоже, наконец, отдохнуть…
Благородный чеор Шеддерик та Хенвил
От камина привычно тянуло жаром. Вопросы, на которые ответы были получены и те, которые только ждали своей очереди, толклись где-то снаружи Шеддериковой головы, которая сама по себе оставалась пустой и гулкой. Так было всякий раз, когда он сталкивался со странной магией служительниц Ленны.
А в этот раз всё было даже хуже. В этот раз казалось, что тени, которые неизменно сопутствуют монахиням, обретают черты и лица. Они словно пытаются говорить, но не с людьми и не друг с другом, а просто в пустоту. Но стоило лишь вглядеться внимательней, и тени таяли, то сливаясь с силуэтами на стенах, то просто терялись за спинами живых.
И в этот раз был сиан. Вроде бы ничего плохого он не делал, даже помогал. А всё равно чувство такое, словно его присутствие только мешало.
«Привести дела в порядок» – та ещё задача, когда точно знаешь, что в запасе не больше недели. И приходится выбирать, что важней – раскрыть поджог и нападение на жену наместника, что на самом-то деле и есть его прямая обязанность, или же быстро договориться с городом об экономической политике, хотя бы на ближайшую навигацию, что вообще-то обязанность наместника, если бы он ещё об этом помнил…
Или вместе с Гун-хе потихоньку усиливать охрану внутри крепости и по разговорам, по едва заметным намёкам выяснять, когда Эммегил начнёт действовать открыто. Чтобы к этому моменту быть готовым. Что светлый лород что-то затевает – ясно, и что всё случится до прибытия флота – тоже ясно. Но скорей всего, не сегодня и не завтра… потому что…
Потому что он слишком яро показывает свою лояльность. Помогает. Он ещё не готов…
Возможно, не готов. Хорошо, если не готов.
Шеддерик смотрел на пламя, и в мыслях составлял письмо ифленскому Императору об изменении в структуре управления Танерретской колонии. Начиналось письмо со слов: «Какого морского жуфа, дядя, вы хотите от территорий, которые грабили десять лет…»
Он даже представлял выражение лица Императора, когда ему это послание принесут, и он начнёт его читать. Выражение Шедде нравилось.
Жаль, этим мечтам суждено было остаться только мечтами: скорей всего, корабли ифленского флота привезут обратно на острова не корреспонденцию Шеддерика, а его самого.
Если вообще озаботятся довезти.
Но Каннег обещал, что если наместник не станет поддерживать дальнейшее разграбление Танеррета, то вполне может рассчитывать на поддержку города.
Конечно, тайная власть Тоненга к ним с братом продолжала относиться с подозрением, но это как раз закономерно. С этим предстоит справляться уже Кинрику, его советнику та Торгилу, рэте. Другим людям. Им будет трудно, но, если они справятся, малькане будут поддерживать их и дальше… хотелось бы верить.
От медленно плавившихся в камине мыслей Шеддерика отвлёк скрип отворяемой двери и лёгкие шаги. Он даже сразу, ещё не взглянув, определил – мальканка.
И именно поэтому не стал торопиться. Медленно расправил плечи, спокойно поднялся навстречу, когда до камина ей оставалось шагов пять.
– Темери. Рад видеть, что вы в порядке. Что-то случилось? Я могу помочь?
Вздохнула. Постояла мгновение, то ли вглядываясь во что-то за спиной Шеддерика, то ли к чему-то прислушиваясь.
– Не знаю, – улыбнулась она. – Не знаю, может ли это подождать: даже старшим сёстрам разговор с тенью даётся тяжело, так что может быть, стоило дать вам и Кинрику отдохнуть. Но дело в том… та Манг ответил на ваш последний вопрос. Сёстры были заняты и не услышали. Но он ответил утвердительно. Кто-то ещё стоит и за пожаром, и за… – она непроизвольно коснулась шеи, – и за тем ожерельем.
– Я скажу Гун-хе. – хмуро кивнул он. – Проверим. Всё равно будем усиливать охрану в крепости, и усиливать ночные патрули.
Думать хотелось не о словах мёртвого сиана, а о том, какие у Темершаны Итвены огромные печальные глаза. И что совершенно невозможно смотреть в них, любоваться ими и помнить о таких глупостях, как фамильное проклятие или скорая разлука со всем, к чему – и к кому – он успел привыкнуть на Побережье.
Та юная компаньонка рэты была права. Если годами держать сердце в клетке, запрещая ему не то что любить, даже просто испытывать привязанность, оно, в конце концов, поверит, что это ему и нужно.
Что это действительно решение. И выход.
Темери набрала побольше воздуха и продолжила делиться неожиданно полезной информацией.
– Я была на маяке. Мне сказали, что старые вещи из комнат моего отца унесли туда, на нижний этаж. Когда я была маленькой, там тоже хранили старые вещи.
– Зачем?
Она пожала плечами. Словно и сама не понимала – зачем. А может, цель была, но она не хотела сейчас об этом говорить. В некоторых вопросах Темершана была скрытней, чем Гун-хе.
– Там стоят старые картины, недалеко, у входа. Я… они висели раньше в этом зале. А часть висела наверху, в новой части замка.
– Вы хотели бы их забрать? Они сохранились?
– Хотела бы, – быстро согласилась она, – Я сначала не собиралась вам говорить, но вдруг вы знаете больше и это важно. На старом семейном портрете… на парадном портрете семьи рэтшара, есть хозяин Каннег. Конечно, он там моложе, но я не могла перепутать! Я не знаю, как объяснить. И клянусь вам, я никогда его не видела раньше, до нашей встречи у шкипера Янура. Да, я помню этот портрет, но, наверное, никогда к нему не приглядывалась…
– Надо взглянуть. Покажете?
– Конечно!
– Откат прилетит Шеддерику, – сказал призрак так неожиданно, что Темери вздрогнула. – Это он просил о процедуре. Его просьба – его сила.
– Надо было мне, – пробормотала она себе под нос. – Было бы естественно, если бы в храм пошла я.
– Да уж. Наш друг не спрашивает чужого мнения, – улыбнулся Ровве. – не переживай. Ты бы всё равно не успела его опередить. Он воспользовался услугами сиана, чтобы попасть в храм.
Значит и вправду спешил. В цитадели, Темери это теперь уже хорошо знала, обитают человек десять опытных ифленских сианов. И ни в одном из них братья до конца не были уверены. На чьей они стороне, кому служат? Сианы будут востребованы при любой власти. И монеты могут получать от кого угодно. От Эммегила тоже.
Шиона недавно рассказала, что слуги светлейшего чеора сетовали на изменение хозяйских планов из-за слишком скорой свадьбы наместника. Да она и сама слышала подобные разговоры, так что ей не нужно было напоминать держаться от Эммегила подальше.
Слова молитвы Ленне она повторяла за сёстрами, едва шевеля губами. Мёртвый сиан лежал на специально для этого сколоченном столе посреди просторного пустого помещения.
Семь слоев Эа незримо колыхались, дозволяя взгляду привычно обратиться к внутреннему чувству гармонии и силы. Оказалось, достичь его не так и сложно – главное, помнить, что ответы этого мёртвого сиана действительно важны для всех, кто тут собрался. Эта необходимость, может быть, станет главной причиной, по которой чеор та Манг решит отозваться монахиням…
Комната, в которой всё происходило, находится в холодной части крепости, зимой здесь никто не бывает, да в последние годы и летом тоже. Помещение требовало ремонта, большие окна от времени рассохлись и пропускали сквозняки. Когда-то стены его были расписаны виноградными лозами и танцовщицами в лёгких платьях, но даже во времена рэтшара эти картинки были уже тусклыми и затёртыми. Сейчас можно было различить лишь часть силуэтов.
Зато в окна лилось много солнечного света и всех присутствующих Темери могла разглядеть в подробностях… хотя взгляд всё время возвращался к братьям.
Кинрик заметно переживал и время от времени бросал взгляды то на покойника, то на дверь.
Шеддерик выглядел спокойным и отстранённым.
В прошлый раз присутствие при подобном действе далось ему весьма тяжело. Но сейчас чеор та Хенвил как-то подготовился. Вопросов к мёртвому у него было три. Первый – причастен ли он к пожару в усадьбе Вастава. Исполнители, пойманные Гун-хе, под пыткой признались, что деньги им дал сиан из крепости. Но имени они не знали, а лица не видели. Хотя и знали, что он во время пожара был где-то рядом: рассованные по первому этажу вешки кто-то должен был активировать.
Второй – как он участвовал в истории с ожерельем. Он явно как-то помогал Вельве – но вот как?
И третий. Были ли это их собственные планы, или же кто-то их надоумил? Был ли кто-то, кто хотел уничтожить обеих женщин наместника так же сильно, как этого желала Вельва Конне?
Служители Ленны могут лишь призвать тень из тёплого мира. Захочет ли она отвечать? И станет ли отвечать именно на те вопросы, которые ей зададут? В своё время Ровве предпочёл ответить на совершенно другой вопрос.
Именно для этого здесь и присутствовал сиан. Сиан не мог слышать ответы. Но мог вынудить тень отвечать хотя бы честно…
Старый сиан оперся о посох и смотрел только на покойника.
Голос вернувшегося всё равно прозвучал неожиданно. Темери уже привыкла слышать голос Ровве, но также мысленно привыкла ассоциировать его пусть с незримым, но присутствием призрака где-то неподалёку. И совсем забыла, как это бывает, когда слои Эа тревожит кто-то из тёплого мира.
– Да. – Очень спокойно, как о пустяке, ответил та Манг. – Мои были вешки.
Темери ощутила тяжесть, словно ответы мёртвому сиану давались большим трудом. Ровве подтвердил:
– Ему мешают отвечать. Старик мешает. Но лучше пусть так, чем совсем без сиана. Без сиана он уйдёт.
– Да. Моя подруга хотела окрутить наместника. Я рассчитывал получить деньги и власть.
Ахнув, вдруг выронила посох и отступила одна из сёстер. Из носа её бежала чёрная кровь, но она даже не пыталась вытереть. Помощница-оречённая отвела пресветлую к лавке и помогла сесть. Оставшиеся две сестры словно и не заметили убыли. Но Темери знала, что теперь им может понадобиться помощь. Свой посох она держала наготове. Каким же незавершённым и грубым он выглядел по сравнению с теми, которыми пользовались сёстры!
Даже искусная резьба не исправила ни природной кривизны, ни слишком блёклого рисунка «бросовой» лесной древесины.
Но лишь бы помог!..
Темери перевела взгляд на наместника. С ним всё было в порядке – смотрел во все глаза на труп и кажется, старательно прислушивался, пытаясь уловить ведомые только пресветлым сёстрам и их помощницам ответ.
А вот Шеддерик… внешне всё с ним тоже было в порядке. Но старшему из братьев словно прилетело не меньше, чем пострадавшей монахине.
Слишком прямая спина. Слишком бледное лицо. Челюсти сжаты. Правая рука мёртвой хваткой сжимает левую, ту, которая всегда в чёрной перчатке.
Так же было и прошлой осенью. Но прошлой осенью и вопрос был один, и по тропам тёплого мира возвращался не посторонний сиан, убийца и поджигатель, а старый товарищ, от которого не нужно было ждать подвоха. Прошлой осенью… прошлой осенью она была бы рада, если бы он умер.
Сейчас молилась Ленне со всей искренностью, чтобы жил.
Нет, Шеддерик та Хенвил не умрёт по такой идиотской причине. Он всегда рассчитывает свои силы и возможности. Просто он снова загоняет себя до предела, и Темери не понимала, зачем.
Из-за скорого отъезда на острова? О котором он почему-то так и не сказал ей прямо, но ведь он и не должен был.
Или из-за своего проклятия, о котором не хотят рассказывать ни Ровве, ни Кинрик, и из-за этого она так и не решилась спросить у него самого?
Да какая разница. Лишь бы ничего не случилось!
На третий вопрос Манг тоже ответил «Да!». Но тихо и невнятно. Словно издалека. А потом вдруг стало тихо. До звона. Так, что собственное дыхание, казалось, порождало эхо: тень чеора та Манга вернулась в тёплый мир. Слои Эа колыхнулись и заровняли прореху.
Старшая из монахинь, ссутулившись, подошла к Шеддерику и хриплым надтреснутым голосом повторила все ответы. Кроме последнего:
– Он ушёл, не ответив. И без того ему было тяжело отвечать. Тени на тропах тёплого мира свободны. Исполнять приказы людей для них противоестественно, – добавила она от себя, пытаясь объяснить собственное бессилье. Конечно, может она и права – да только Темери была убеждена в другом. Это сиан Эммегила ему мешал. Он одновременно и заставлял его отвечать… и не давал.
– Я бы тоже сбежал, – подтвердил её догадку Ровве, снова читая мысли.
Шеддерик кивнул, приняв эти объяснения. Перевёл взгляд на старика.
Тот важно покивал:
– Возможно, пресветлая права. Тропы тёплого мира не изучены, те, кто долгое время путешествует по ним, уже не может считаться прежним человеком. Но я подтверждаю – обмана в словах тени не было.
«Потому, что он почти ничего не сказал, – с досадой подумала Темери. – Это всё мы и так знали. Кроме последнего ответа. Но его, похоже, никто услышал!».
Наместник коротко распорядился о похоронах. Сиан, тяжело опираясь на посох, удалился. Как он ушёл на своих ногах, для Темери осталось загадкой: всё-таки она никогда не слышала о том, чтобы сиану удавалось так вот удерживать под властью уже полностью принадлежащую тёплому миру тень.
– Шанни, – Вернул её внимание к себе Роверик, – Поговори с Шедде. Ведь ты услышала немного больше, чем сёстры, да?
– Ты снова читаешь мысли, – шепнула она.
– Я рассказывал. Помнишь? Это не совсем мысли… просто ты уверена, что знаешь больше других. Как-то так.
Но ей пояснения призрака нужны не были. Темери уже торопилась вслед уходящим братьям. Их не задерживали. Все в той или иной мере почувствовали колыхания Эа. Всем было не по себе. А некоторым из присутствующих так и вовсе подурнело ничуть не меньше, чем чеору та Хенвилу.
Возможно, стоило к этим нескольким людям присмотреться внимательней. Но, к сожалению, все мысли Темершаны были заняты Шеддериком и необходимостью рассказать ему про то, самое последнее услышанное ею «да».
Но первым она встретила Кинрика. На вопрос, где она может найти чеора та Хенвила, наместник озабоченно покачал головой:
– Он отдыхает в парадном зале у камина. Не стоит его беспокоить.
Темери кивнула, но подумала, что её новости достаточно важны, чтобы на минуту прервать отдых. Она легко присела в традиционном ифленском поклоне, давая понять, что собирается продолжить путь, но Кинрик, нахмурившись, вдруг обратился к ней так серьёзно и официально, что сердце сбилось с ритма, предполагая очередные неприятности.
– Рэта Темершана Итвена, чеора та Гулле, я прошу вас уделить мне немного внимания.
Вокруг никого не было, и Темери никак не могла списать этот тон на то, что их кто-то может услышать. Что-то здесь было другое.
– Конечно.
– Пойдёмте ко мне в кабинет.
Кинрик прикрыл дверь, затеплил свечи. Немного поспешно пригласил её сесть, но Темери видела, что его что-то тревожит и покачала головой: пусть уж сначала скажет.
Кинрик кивнул. Начинать разговор ему, по всему видно, было тяжело.
– Рэта. Я хочу попросить у вас прощения. Понимаю, это странно и может быть, несколько несвоевременно. Позвольте мне объяснить. Мой брат – хороший человек, но он чаще руководствуется велением долга и государственной необходимостью, чем велениями собственного сердца. И мы с вами оказались под влиянием его умения убеждать: ведь вы тоже согласились на эту свадьбу лишь потому, что он вам сказал – иначе бунта в городе не избежать. Надо признать, я тоже… тоже в это поверил.
– И не зря, – напомнила Темери. – Бунта не было.
– Да, верно. Но может, его не случилось бы и так? Или может быть, было другое решение? Мы не знаем. Но эта идея… она лишила меня возможности жениться на Нейтри. А вы – оказались среди чужих, настроенных против вас людей. В городе, который наверняка вызывает у вас дурные воспоминания. И поэтому я прошу вас простить нас с братом.
Шеддерик прохаживался по холодной верхней галерее, накинув на голову капюшон от ветра. Кроме него здесь никого не было, да и час слишком ранний, все спят. Но в какой-то момент вдруг услышал подозрительный тихий звук. Словно кто-то едва сдерживает слёзы, пережидая, когда же любитель утренних прогулок убредёт подальше.
Он даже вспомнил, что слышит этот звук не впервые. Мимо этого места он проходил уже раза три – галерея не такая уж длинная.
Шеддерик огляделся и увидел, наконец, источник звука. Источник сидел, забравшись с ногами на белую летнюю скамейку, присыпанную редкой прошлогодней листвой. Подол длинного коричневого платья складкой спускался до земли, а руки обхватывали колени. Шеддерик её узнал – Шиона, компаньонка рэты.
Первая мысль, заставившая даже замедлить шаг, была – что-то случилось с Темершаной, но вчера они втроём вернулись из города почти в полночь, и с ней всё было нормально. Значит – другое.
– Позволите вам помочь? – спросил он, подойдя к скамье и дождавшись, пока девушка, наконец, обнаружит, что её уединение нарушено.
Но та вдруг охнула, и вся сжалась, как будто хотела стать ещё меньше, хотя – куда уж. И так – словно воробей, нахохлившийся на веточке.
«Ну вот, – подумал Шеддерик. – Уже и юные девицы стали меня бояться».
– Я вас напугал? Извините. Не смею нарушать ваше уединение.
Поклонился и отступил. Зачем ещё больше-то её пугать?
Ясно же, что она тут на рассвете оказалась не просто так. Но захотела бы – рассказала.
Он уже почти ушёл, как вдруг девушка передумала молчать.
– Постойте, благородный чеор.
Обернулся. Она уже стояла, глядя в землю и сцепив пальцы в кружевных перчатках. Почему-то эти перчатки первыми бросились в глаза.
– Скажите… меня тоже арестуют? И посадят в тюрьму?
Шеддерик склонил голову набок, и не подумав, спросил:
– А есть за что?
Из красивых глаз юной мальканки тут же потекли слёзы. И она несколько раз медленно кивнула.
– Я ведь тоже…
Она тоже участвовала в поджоге и в истории с зельем? Но Гун-хе проверил всех приближённых рэты, всех её недоброжелателей и даже некоторых из тех, кто просто имел счастье с ней разговаривать. Совершенно точно Шиона была ни при чём.
– Рассказывайте же!
– Мне тоже… очень нравится… нравился… наместник. Я даже написала ему письмо! И я молилась Ленне, чтобы он обратил на меня внимание! А все знают уже, что Вельва… что Вельву арестовали, потому что она его любит.
– Вельву арестовали, потому что она, возможно, причастна к поджогу усадьбы Вастава и ещё потому, что она подлила Кинрику столько любовного зелья, что он чуть ума не лишился. Вы тоже подливали моему брату любовное снадобье?
– Нет! И Вельва не подливала. Она не могла, я её знаю. А если и подливала, то её нельзя так уж винить. Ведь это из-за любви!
С такой точки зрения Шеддериик на этот вопрос не смотрел. Он почему-то сразу был уверен, что дело не в романтических чувствах, если они и были. Скорей – в жажде власти и денег. А гибель сиана та Манга косвенно доказывала его правоту. Если сиан причастен к афере с монастырским письмом, то скорей всего каким-то образом он связан и с другим важным кусочком мазаики – с заговорённым колье. Хотя заклятье накладывал другой сиан, этот тоже был замешан.
– Девочка, – сказал Шедде мягко, – ну какая же это любовь, когда один травит другого, чтобы лишить его права выбора и навсегда привязать к себе? Мне кажется, это называется как-то по-другому.
– Я думаю, – глаза у Шионы высохли, она шмыгнула носом и предположила, – всё равно. Вельва просто не могла рассуждать здраво. Так бывает, если очень кого-то любишь…
– Не буду спорить. Если очень кого-то любишь, здравомыслие часто отправляется отдыхать, пуская на своё место безрассудство. Но если любишь, то желаешь человеку только хорошего, ведь так? Чтобы тот, кого тебе выпало любить, был счастлив?
– Одиночество не приносит счастья, благородный чеор. Ей просто хотелось, чтобы её заметили. Я её хорошо понимаю, ведь раньше тоже этого хотела. Ей хотелось, чтобы он с ней разговаривал, а не просто здоровался при встрече, и чтобы были свидания. Зачем я вам это говорю? Пожалуйста, не слушайте меня!..
«Ей хотелось, – Шеддерик сказал бы это вслух, если бы перед ним стояла не заплаканная юная компаньонка рэты, а кто-то повзрослее и посильнее, – забраться в постель к Кинрику и потихоньку тянуть из него подарки и деньги на праздники и приёмы. А потом, может, убрать конкуренток и самой стать супругой наместника».
Но ответил он иначе.
– Ничего дурного вы не сказали. Кинрик хорош собой и нравится многим девушкам.
– Даже слишком многим, – впервые улыбнулась она. – Я решила, что больше не буду искать его внимания, когда поняла, что стану третьей или четвёртой в очереди. И что те, кто всё-таки своего добился, всё равно не станут его законными жёнами. И я оказалась права!
За одним исключением. Нейтри. Нейтри брат действительно любит.
Ещё летом Шеддерик не поверил бы, что Кинрик может остепениться и выбрать одну из десятка всегда сопровождавших его девиц. Да, пожалуй, потому он без всяких сомнений и настаивал на свадьбе с мальканкой, что был уверен – Нейтри тоже ненадолго, что вскоре появится кто-то ещё, а потом ещё кто-то.
Ночь после пожара приоткрыла ему, чем на самом деле живёт брат. И хотя раскаянья он не чувствовал, но понимать Кинрика ему стало немного легче.
– Не волнуйтесь, – вздохнул Шеддерик. – Вам точно ничего не грозит. Ну, если только вы не решите убить Кинрика или рэту.
– А если я знаю кого-то, кто был бы не прочь их убить?
Шиона вновь потупила взгляд и даже прикусила губу, словно бы уже жалела о выскочившем признании. Этим она трогательно напомнила Темершану – рэта тоже частенько в минуты волнения обкусывала губы.
– Скажете мне?
– Но… это только догадка. Я слышала от слуги чеора Эммегила, что эта свадьба… свадьба наместника и рэты, мешает каким-то его планам.
Ну, это не новость – Эммегил лишь ждёт момента, чтобы укрепить позиции. Но вот что это за момент и чем могла помешать свадьба?
Ах, конечно! Оружие в город хозяину Каннегу продал через подставное лицо именно он. Значит, он надеялся, что город его поддержит в случае гибели наместника. А вот гибель рэты вызовет обратный эффект. А сейчас, после свадьбы, устроить переворот, избавившись от кого-то одного, стало невозможно.
Шеддерик снова мысленно похвалил себя, что вчера взял с собой и Кинрика и Темершану. Теперь Эммегилу будет ещё сложнее настроить Тоненг против них.
– Он сказал что-то конкретное?
– Нет. Но… я могу спросить. Я ему, кажется, немного нравлюсь.
Этого не хватало. Девочка не умеет притворяться, а если будет задавать слишком много вопросов, то тоже рискует выпасть из окна. «Как неосторожно! Нужно было попросить слуг починить рамы!».
– С этим лучше справится тайная управа. Но к вам у меня тоже будет одна просьба.
– Какая?
– У рэты мало подруг. А наместник не может всё время быть рядом. И я тем более не могу. Приглядите, чтобы ей чего-нибудь не подсыпали тоже… от большой любви.
– Хорошо. Но знаете, благородный чеор…
– Что?
– Любовь всё-таки существует. А то, что у вас сердце старика, и вы сами не можете её испытывать, не значит, что все люди такие.
Шеддерик усмехнулся, и галантно предложил даме руку. Кажется, за время этого разговора она окончательно перестала его бояться.
А он действительно почувствовал себе старым-старым дедом. Который, может, и знал раньше, что такое эта их любовь, да только прочно запамятовал.
Всё-таки, мальканка права. Спать иногда нужно. Даже если снятся преимущественно подвалы и палачи.
Спать нужно. Но уже не сегодня.
Планы светлейшего чеора Эммегила
Рэта Темершана Итвена
День, когда сианы объявили о том, что могут связаться с флагманом ифленского флота, был одним из целой череды прохладных ясных дней, привычных для этого времени года на Побережье. Всё это время облака показывались лишь изредка, у самого горизонта. Море казалось спокойным и пустынным, особенно по утрам. По утрам гладь морская превращалась в зеркало, и отражённое солнце слепило почти так же, как настоящее.
Она думала, что пожар что-то изменил в ней самой или в мире, но постепенно и неуклонно всё возвращалось на круги своя. А может, она сама хотела забыть ту страшную ночь. Так хотела, что успех превысил все ожидания.
Память возвращала какие-то урывки, куски, мгновения. Словно кто-то нарочно прятал самое страшное. Если бы всегда было так!
В то утро Гун-хе нашёл и арестовал поджигателей, а сёстры собрались, чтобы расспросить мёртвого сиана. Темери не позвали – она вышла из-под покровов Великой Матери, – но возражать её присутствию не стали. Хотя могли.
Были так же и Шеддерик, и южанин, и даже наместник. И уж чего никак она не ожидала – сиан светлейшего чеора Эммегила.
Еще был Ровве. Призрак-Покровитель как будто принял решение неотступно всюду следовать за Темери и помогать, если только понадобится хоть какая-то помощь. Однажды она спросила:
– Почему ты ни разу не попробовал поговорить с чеором та Хенвилом? Теперь-то ты знаешь, что он вполне тебя может видеть.
– Как-то, – ответил он, – являться людям в образе Покровителя, приносящего благо и вообще, почти святого, проще, что ли. Чем в образе какого-то привидения.
– Ты что же, стесняешься?
Привидением Ровве оказался больше похож на человека. Он словно вспоминал себя прежнего. Таким он Темери нравился куда сильней… но всё время щемило в груди от понимания, что этот всегда ироничный, немного печальный молодой человек – безвозвратно умер. Мёртвые ведь не возвращаются, что бы по этому поводу ни говорили сианы.
– Нет, Шанни. Просто не хочу его расстраивать. Он считает, что я упокоен по всем правилам. И пусть так будет.
Сейчас Ровве не был виден даже Темершане, но сёстры всё равно встревоженно обсуждали, что их посохи ощущают колебания в слоях Эа.
В конце концов, они всё-таки решили не обращать на эти колебания внимания: слишком незначительны.
Темери даже зажмурилась, и простояла так, посчитав до десяти. Открыла глаза. Схватила свечку, поднесла её к портрету.
Нет, сомнений быть не могло – на неё действительно с картины смотрел молодой хозяин Каннег.
Странно, удивительно, непонятно – кто он? Как остался жив, почему она помнит многих других обитателей замка, даже случайных знакомых, а его – нет? Он родственник? Наверное, да, ведь на парадном семейном портрете могут быть только родственники. Но тогда он имеет не меньше прав на власть в Танеррете, что и она. Ах, да… Танеррет же – Ифленская колония. Здесь нет, и не будет другой власти.
И, наверное, он – один из тех, кто планировал восстание и переворот, кто хотел смерти ифленцам.
Но передумал.
Из-за неё?
Темери перевернула холст, в надежде, что сзади есть подпись или хоть какое-то указание, кто здесь изображён. Но нет. Не было никаких подписей или дополнительных бумаг.
Всё-таки. Кто же он. Кто же он.
Дрожащими руками она составила картины обратно, даже ветошь повесила почти как было. Бежать назад? Рассказать чеору та Хенвилу? Или пока не рассказывать?
Что сделают ифленцы, узнав, что хозяин Каннег – не тот, кем его принято считать?
Что сделает сам Каннег?
Одни вопросы.
Темери подошла к невысокой дверце у зеркала, и почти без надежды, что она откроется, толкнула от себя.
Дверь отворилась со страшным скрежетом. Её и на самом деле не смазывали последние десять лет. И не открывали.
Темери думала, за дверью окажется улица: какие-нибудь прибрежные скалы, или ещё что-то подобное. Но нет.
Там оказалась винтовая лестница, убегающая и вверх, и вниз.
Подумав, Темери решила пойти сначала вниз. Если тайный ход за пределы замка и существует, то наверняка где-то там.
Выход нашёлся через два пролёта. Наполовину заваленный давним обвалом, со снесённой камнями дверью, это всё-таки был выход, и даже понятно, куда он вёл. Сквозь оставшееся свободным пространство, сквозь голые ветки прибрежного кустарника была прекрасно видна и бухта, и дельта Данвы, и немногочисленные корабли на рейде.
Да отсюда можно и осторожно пробраться вдоль береговых скал в верхний город, а можно ещё спрятать лодку в одном из многочисленных гротов, и, если будет нужда, – на ней пересечь бухту и оказаться в порту. Можно ещё попробовать обогнуть цитадель и выйти в поля южнее крепостной стены.
Столько замечательных возможностей!
И, кажется, она знает, что наверху! Сторожевая башня.
Самая древняя часть крепости. С неё всё начиналось. Сейчас её переоборудовали в маяк, и наверху есть огромное зеркало, возле которого дежурный смотритель в туманную или просто бурную ночь зажигает огонь, чтобы корабли видели, где расположен мыс и стороной обходили гряду подводных скал неподалёку.
Сейчас на маяке никого не должно быть и можно туда подняться — и увидеть всю бухту и весь город целиком. Так же, как тогда, когда она встретилась с Золотой матерью Ленной. Но на этот раз днём. И смотреть не волшебным зрением служительницы, а своими человеческими глазами!
Темери так и поступила.
Двери действительно были всё открыты. Помещения маяка не казались обжитыми, но присутствие людей в них ощущалось. Это и свежие факелы в стойке у основного входа, и скатерка на столе в сторожке. Большая масляная лампа возле зеркала.
Темери подошла к перильцам и взглянула на город.
Тоненг казался золотым в дневных лучах. Красные крыши, белые и жёлтые стены; пока безлистые, бурые деревья…
Город был прекрасен. Хотелось сделать всё, чтобы он никогда-никогда больше не столкнулся с кровавым завоеванием.
Она повернулась в другую сторону. Цитадель… Серая стена, нагромождение башен, ворот, укреплений. Дом. Почти настоящий дом. Нет, она мечтала, может быть о другом доме. Не таком огромном, но уютном, в котором были бы живы все родные и друзья.
Она перевела взгляд на верхнюю гранитную набережную. Её отсюда тоже было хорошо видно. Прямая, пустынная, она тянулась далеко вперед. Над ней скрещивал ветви парк.
Сверху было забавно смотреть и видеть, какие люди там внизу маленькие. Что они могут?
Впрочем, человек на набережной был только один.
Он медленно шёл, ссутулившись, вдоль парапета, в сторону маяка. Темери почему-то сразу поняла, кто это. Но всё равно продолжала смотреть, даже понимая, что он не обрадовался бы, узнай о случайном свидетеле этой прогулки.
А потом он вдруг легко расправил плечи и легким движением вспрыгнул на парапет. Море далеко внизу было спокойным, ветра тоже не было, но от бездны его отделял один шаг, да не шаг даже, одно неловкое движение. Но разве Шеддерик та Хенвил думает об осторожности?
Он, легко балансируя на узкой кромке, постоял, подставив лицо солнцу, а потом пошёл обратно, как по тропинке.
Темери проводила взглядом его спину. До того момента, пока он не спрыгнул обратно на землю. И только после этого вспомнила, что надо дышать.
Ей тоже настала пора возвращаться. И лучше бы через подземелье – чтобы избежать вопросов о том, где она умудрилась так испачкать платье, руки и лицо.
Шеддерик та Хенвил
Шеддерик заметил, что слишком часто поглядывает на бухту. Но ждать прибытия ифленского флота было рано. Даже при попутном ветре у него есть ещё минимум три дня.
Можно, конечно, передумать и спешно отправиться с посольством в Коанер или вовсе – в Тильсе, через пролив. Но от судьбы нельзя бегать до бесконечности.
Как показала практика, с родовым проклятием вполне можно жить, надо только делать это так, чтобы рядом не оказывалось кровных родственников и близких друзей.
Но в хрупком равновесии между собственной жизнью и интересами государства появилась – должна была появиться! – ещё одна гирька, новорожденный ребёнок императора. И на какую чашу весов эта гирька упадет, Шеддерик не сомневался.
С того самого дня, как Хеверик та Гулле за что-то понравился сестре Ифленского императора, этих самых гирек накопилось уже немало: интересы империи превыше всего. Хеверик был особо приближен к императору, в молодости был обаятельным офицером, решительным и пользовавшимся популярностью у женщин. Его дружба с императором могла бы затянуться ещё на годы, если бы не внезапный и тайный роман с принцессой, результатом которого, как нетрудно догадаться, стал очередной бастард императорской крови, который ещё и родиться успел раньше, чем законный наследник.
Император, конечно, отправил Хеверика подальше, а сестре позволил оставить мальчишку при себе. С некоторых пор в императорской семье бастардов держали под рукой и вели строгий учёт всех, в ком есть хоть капля крови ифленских властителей…
Всё детство Шедде провёл при дворе, получил очень неплохое домашнее образование, но счастливая жизнь в одночасье кончилась. В тот осенний день умерла мама, а император признал его единственным наследником. Хеверика же официально простил и приказал не спускать с мальчишки глаз. Разве что ко двору не вернул. Тогда Хеверик уже был командиром одного из военных кораблей, воюющих в Северном Тильсе.
Хеверик, надо отдать должное, быстро придумал, что делать и отправил внезапно обретенного сына в Рутвере, в офицерскую школу флота. К тому времени у него самого как раз родился законный наследник… наследник, которому из-за опалы нечего было наследовать.
В Рутвере Шедде нравилось – как нравилось представлять себя путешественником или солдатом или капитаном в одной из больших экспедиций. И всё складывалось очень даже неплохо, и карьера, и планы – пока в один из дней ему не рассказали о фамильном проклятии и о том, что защититься от него невозможно.
Шедде не очень любил вспоминать то время.
В то время у императора тоже появился первенец. Он не прожил и нескольких дней, был слишком слаб, но эти дни рядом с Шеддериком неотлучно находились два охранника из особой императорской гвардии. Императрица умерла вторыми родами. С тех пор император долго не женился. И, кажется, был рад узнать, что его незаконнорожденный племянник умудрился пережить свой двадцать первый день рождения…
И когда Хеверик та Гулле собирал флот для войны в Танеррете, Шедде осуществлял давнюю мечту – отправиться на поиски новой земли, о которой писали мореплаватели прошлого, что она есть где-то к юго-востоку от Тильского пролива.
Блестящий выпускник Рутвере, прекрасно показавший себя во время нескольких коротких компаний против пиратов, он оказался одним из двух капитанов, которых император утвердил в ту экспедицию. Тогда уже Шеддерик обзавёлся и этхарскими саругами, и дружбой Роверика, и пониманием того, что ифленский двор, каким он его помнил – совсем не тот, что есть на самом деле, а мир в целом – несправедлив и жесток.
Прохладный ветер с моря навевал дурные мысли, но небо было ясным и безмятежным.
Ведь есть надежда, что императору просто интересны саруги как способ защиты от проклятия. Но при любом раскладе, шансов остаться на Побережье у Шеддерика было мало. Это было в письмах и докладах, которые сианы морской цепочкой передали с островов до закрытия прошлой навигации.
Вот и нужно успеть привести дела в порядок. Так, чтобы у Кинне было хоть немного времени во всём разобраться и собрать рядом с собой достаточно толковых и верных людей.
У него-то нет родового проклятия, даже наоборот. Кажется, всё семейное обаяние досталось именно ему.
Правильно Шедде взял его сегодня с собой на встречу с мальканами. Кажется, хозяину Каннегу он понравился, да и Янне убедился, что вреда рэте он не причинял и не собирается.
А сама рэта весь вечер думала о чём-то отвлечённом. Хмурилась, словно споря с кем-то у себя в голове. Шеддерик нет-нет да посматривал в её сторону – что скажет? Как отнесётся к новостям?
Себе-то можно признаться, что было неправильно сообщить ей о своём вынужденном отъезде именно так. В присутствии Янне, Каннега, брата, других людей – представителей города и цитадели. Это было неправильно, даже если она уже знала.
Впрочем, время ещё есть – можно поговорить, например, сегодня днём, после того как сёстры Золотой Матери призовут тень мёртвого сиана к ответу.
Да, так будет лучше всего.