Чеор та Хенвил достаточно хорошо знал брата, но предугадывать его внезапные смены тем и вопросов так и не научился.
– Конечно, спроси.
– А скажи мне… наша… то есть моя… мальканка. Она вообще знает, что ты уедешь?
Спросил так спросил. Шеддерик от души надеялся, что знает. Весь двор знает.
– Я прогуляюсь, – сказал он одновременно и брату и сиану. – Как закончите, сможете найти меня на гранитной набережной.
Рэта Темеришана Итвена
Темери вытянула из груды длинную гвоздастую доску и почувствовала, как из расширившегося отверстия потёк прохладный воздух. Это был всё тот же застоявшийся, сырой воздух подземелья, но что-то его потревожило, сдвинуло. Вероятно, где-то там, дальше, было окно или отдушина.
Коридор был тот самый, который она собиралась обследовать ещё позавчера, но отвлеклась на покои Шеддерика. События этого утра, а особенно – прошлой ночи, заставили её снова вспомнить, что от этих коридоров может зависеть жизнь. А значит, откладывать их исследование ни в коем случае нельзя.
Коридор оказался весьма многообещающим. Несколько выходов в жилые комнаты, потайное отверстие, сквозь которое видно часть большого каминного зала. И вот теперь – это. Здесь была, похоже, самая древняя часть туннелей. Проход выложен огромными блоками, некоторые больше шага в длину. Почти чисто. Этот завал оказался первым на участке в три десятка шагов. Жаль только, что это был узкий ход, приходилось наклоняться и локти то и дело задевали стену.
В этом месте одна часть прохода заканчивалась, путь вёл вверх, и вот с этого самого «верха» что-то осыпалось.
Если бы обвал был глухим, притока воздуха Темери не ощутила бы. Но он ей не показался. А значит, стоило потратить немного времени на расчистку.
На стене нашлось место, куда поставить свечу. Запас был в кармане, и это вселяло надежду, что возвращаться придётся не наощупь. Парадоксально, но эта старая часть системы, кажется, сохранилась намного лучше всех прочих.
Темершана решила время зря не тратить и принялась вынимать пласты мусора и укладывать его вдоль стены прохода так, чтобы потом можно было пройти мимо, не запнувшись.
Досок было немного, около десятка. Но к ним добавлялся песок, каменная крошка, куски давно прогнившей, рассыпающейся прямо в руках ткани. Платье оказалось упачкано и, скорей всего, спасти его уже не удастся – но это было старое платье, дарёное ещё Тильвой. Его никто не вспомнит и не хватится.
Наконец она смогла посветить вверх и увидела грубые ступени из округлых деревянных балок, трухлявых, но настолько толстых, что ступать на них всё ещё можно было без опаски. Ступени вели полого наверх. Да, на них оставались обломки и мусор, но подниматься-то этот мусор не мешал.
Новый участок тоннеля заканчивался знакомой секретной дверью, очень похожей на ту, что вела в её собственную комнату. Темери нашла выступающий у самого пола камень, и уверенно надавила на него ногой. Если знаешь, что делаешь, то не тратишь время на рассуждения. Она лишь убедилась, глянув сквозь потайное оконце, что за дверью совершенная темнота и тишина.
Где-то внутри стены затрещали, напрягаясь, столетние механизмы. Дверь приоткрылась, но не сильно. Впрочем, некрупной Темери пролезть оказалось в самый раз.
Темери подняла свечу, но всё равно не поняла, где находится. Помещение наполнял холодный свежий воздух, единственным источником света оставалась её свеча.
Большое, просторное помещение, захламлённое старой мебелью, кажется так. Забытый склад. Может, кладовая, в которую снесли на время ремонта или реконструкции ненужные вещи.
Некстати вспомнилось, что им с Кинриком жить отдельно друг от друга осталось несколько дней. Как только рабочие закончат ремонт в прежних покоях наместника, ей придётся перебраться туда…
Сердце стукнуло не в лад. Кинрик неплохой, иногда забавный, иногда слишком увлечённый или серьёзный. Но с дня свадьбы она понимала, что никогда не увидит в нём мужа. Друга, брата, кого угодно – только не мужа.
И если бы не любовное зелье, он тоже это понимал бы. Но теперь… кто знает, что будет твориться у него в голове теперь, когда сиан закончит свою работу?
Темери не хотелось его обижать.
Но выхода из сложившейся ситуации она не видела.
Она стояла у секретного входа и слушала тишину… когда вдруг поняла, что тишина не абсолютна. Тишину нарушал далёкий гул прибоя, кажется, можно было разобрать даже крики чаек. А это неминуемо означало, что сейчас она где-то недалеко от моря. Под набережной?
Верхняя гранитная набережная окаймляет высокий берег, с неё открывается прекрасный вид на бухту. Если идти из Цитадели напрямую, не через городские ворота, то на полдороге в парке будет красивый павильон.
Хотя нет. Павильон сгорел во время осады. Там только развалины. А здесь не ощущается даже намёка на запах гари. После вчерашнего Темери бы обязательно заметила и поостереглась сюда входить.
Запах, надо сказать был. Пахло, как везде в коридорах, сыростью и мышами, но ещё здесь присутствовал и запах водорослей. И если можно так сказать, мыши ощущались куда явственней, чем внизу.
– Эй! – полушепотом окликнула она.
Эха не образовалось. Звук растаял, едва успев слететь с губ. Но в ответ вдруг что-то зашуршало, пискнуло, двинулось из тьмы, заставив затрепетать пламя свечи. Темери резко пригнулась. Только потом сообразила, что это могла быть летучая мышь. Пришлось потратить несколько мгновений, чтобы унять дрожь в руках и коленях. Она и сама не ожидала, что так отреагирует на в общем-то тихий звук!
Время шло. Если стоять на месте, ничего не сможешь узнать. Да к тому же от свечки остался совсем небольшой огарок. Как только она догорит, придётся зажигать запасную и начинать осторожный путь назад.
Посветив вокруг, она обнаружила узкий проход-лаз между старым шкафом (или это не шкаф?) и горой сломанных стульев. Стулья все были одинаковы и когда-то вероятно составляли гарнитур, но Темери это не интересовало… до того момента пока она не обнаружила вдруг в свете свечи кусок обивки. Обивка быпоказалась знакомой – такая ткань украшала мебель в отцовской гостиной. А ещё на ней были тёмные, почти чёрные пятна. Она даже не сразу догадалась, что это – кровь. Может быть, кровь кого-то из защитников замка. А может – кровь кого-то из родственников, из знакомых… а может, кого-то из врагов.
Она зажмурилась, прикоснулась пальцами к куску запятнанной ткани.
Это была вещь времён завоевания Побережья. Это была вещь, которая помнила мир до ифленского нашествия. Неудивительно, что эту мебель со всей цитадели собрали и стащили в этот никому ненужный склад. Это было не отремонтировать и не отчистить.
Темери выбралась из завала на небольшую пустую площадку у противоположной стены и совсем не удивилась, обнаружив там плотно прикрытую низенькую деревянную дверь.
Как-то же хозяйственные ифленцы должны были сюда попасть? И не по тайным ходам. Иначе они о них знали бы и активно пользовались.
Здесь, у стены, стояло тёмное и пыльное, треснувшее посередине на несколько кусков зеркало. Оно отражало и усиливало свет свечи, разделив его по числу осколков. Темери огляделась, подхватила с полу какую-то тряпку и осторожно протёрла стекла. Стало значительно светлее. Можно даже оставить свечу на подлокотнике пыльного дивана и оглядеться внимательней.
Неподалёку отыскался кованый напольный канделябр, который она даже помнила – он некогда стоял в парадном зале у камина. За что его отправили в ссылку, было неясно – в некоторых чашечках ещё оставались свечные огарки. Это навело Теменри на идею, и она тут же её воплотила, увеличив количество света так, что хоть читай.
И сразу заметила ещё кое-что – парадные портреты! То есть, она узнала резные дубовые рамы, но что это ещё могло быть?
Надо только откинуть ветошь и чуть развернуть картины изображением к свету.
Первое разрезано наискось, на нём незнакомый седобородый мужчина. Старый, растрескавшийся холст, а судя по костюму, жил этот достойный рэтшар лет сто назад.
Следующий портрет уцелел, и на нём была целая семья. Вот его Темери вспомнила. И вспомнила, как мама показывала на маленькую девочку в центре и говорила – смотри, Шанни, это ведь я! Рядом с мамой-малышкой стояли в красивых платьях её родители. Их Темери не застала, но много слышала о них.
Она торопливо, словно кто-то мог отнять, отставила эту картину в сторону. Потом обязательно, любыми правдами, вернёт её в замок! Даже если больше ничего интересного не сможет отыскать!
Но на этом везение не кончилось. На следующей картине были мать и отец. Художник запечатлел их как будто бы в день свадьбы, в ярких лучах летнего солнца.
Картина словно впитала то давнее солнце и ту их радость. Они ведь любили друг друга. Они, бывало, ссорились, иногда чего-то не понимали, но совершенно точно любили. Мама на картине улыбалась и смотрела в небо. А отец… он не улыбался, но так смотрел на маму, словно она была его небом.
Когда-то эта картина висела у них в спальне.
Темери полюбовалась на неё и тоже отставила. ещё портреты – старинные, с важными правителями и их строгими жёнами. А вот снова знакомое лицо. Верней – лица.
Групповой портрет семьи ретаха Итвена. Оказывается, у Темери была очень большая семья, и многих из этих людей она даже никогда не видела. Конечно, писался он не с натуры, а по другим изображениям. Но художник был мастером, это видно по тому какими живыми кажутся давно мёртвые люди.
Она стала считать. Вот отец. Вот мама. Вот дедушка. Вот ещё знакомое лицо – брат деда. Рядом его сын, мальчик чуть старше десяти. Он был бы дядей Темери, если бы дожил.
Пожилая женщина. Кем она приходилась семье, Темери не знала никогда, все звали её просто Котри. У неё всегда было печенье и вкусные булочки, и она давала их детям без счёта. Здесь, на портрете, она намного моложе, чем Темери её помнила. Здесь у неё ещё чёрные длинные волосы. В воспоминаниях они были уже совсем седые. Ходила Котри медленно, опираясь на кривую тросточку. Нашествие она тоже не пережила. Вот молодой хозяин Каннег… вот красивая девушка, кажется, папина племянница.
Стоп.
Это звучало так искренне, что Темери уже собралась высказать ей слова утешения… как вдруг услышала ехидный голос Ровве над ухом.
– Врёт. Смертельно испугана и тянет время.
Резко передумав её жалеть, Темери спросила:
– Кто вас надоумил подливать Кинрику зелье, вы же знаете, что оно недолговечно, и если не закрепить постоянным контактом, то объект всё равно вернётся в результате к той, кого любит. Сколько зелья он выпил?
– Я не знаю, – поникла «отравительница». – Всё, что было, наверное.
– А сколько было? – переспросил Шеддерик.
– Большая аптекарская склянка…
Столько залпом не выпьет даже исстрадавшийся от жажды путник. Значит, она поила бедного Кинрика несколько дней, и никто этого не замечал…
Кажется, это понял и Шеддерик.
– Вы налили ему в вино. Ещё куда?
– В стакан… здесь, в кабинете. И в графин в маленькой столовой. И остатки – в кувшин для умывания…
– Из графина и я пила, – вслух заметила Темери.
– Вот потому он так и метался между вами. – Шеддерик улыбнулся, найдя решение очередной загадки. Но вдруг устремил на уже облегчённо выдохнувшую Вельву холодный и острый как нож взгляд:
– Вы не ответили рэте. Кто вас надоумил подлить наместнику зелье? И кто придумал заманить её в усадьбу Вастава?
Кажется, бледнеть ей было уже некуда. Вельва прижала руки к горлу и почти шепотом, сквозь слёзы выдавила:
– Это не я! Клянусь Ленной, это не я! Я не хотела…
– Письмо написали вы?
Она сглотнула, и не в силах больше говорить, кивнула.
– Кто диктовал? Сиан? Чеор Лоззерик та Манг?
Снова кивок.
Снова дал знать о себе Ровве:
– Сейчас всё честно. Но она вот-вот упадет в обморок. И она знает ещё что-то, о чём очень хочет, чтобы её не спросили.
Темери налила в стакан воды из графина, рассудив, что это любовное зелье Вельва уже испробовала, так что хуже не будет, и поднесла ей.
– Если ты никому не хотела зла, то тебе ничего и не грозит. Не о чем волноваться…
– Я думала, он хочет мне помочь, – простучала она зубами по стакану. – Лоззе всегда был таким милым. Я думала, что если вас не будет в замке, я смогу…
– Затащить Кинрика в постель, – досказал за неё Шеддерик. – Ну что же. Настало время поговорить с чеором та Мангом. Вы же, пока мы ищем подтверждения вашей невиновности… ни в чём серьёзнее любовного зелья, побудете пока под арестом. В своих покоях.
Шедде выглянул в коридор и отдал распоряжения ожидавшим там гвардейцам.
Когда Вельва оказалась уже в дверях, она вдруг остановилась. Медленно обернулась и упав на колени надрывно запричитала:
– Не верьте ему! Не верьте Лоззе! Он ненавидит меня и сделает всё, чтобы я оказалась в тюрьме. Ведь я люблю не его, а наместника. И всегда буду любить! Слышите? Что бы ни случилось!
Кинрик внезапно вскочил, метнулся к девушке, поднял её за руки, и обнял.
Темери даже показалось, что он шепчет ей что-то ободряющее.
Вслед неспешно подошёл Шедде, положил руку брату на плечо, и как-то очень осторожно оторвал его от уже успешно утопившей лицо в его воротнике Вельвы.
Когда девушку увели, раздавленный Кинрик упал в кресло:
– Поверить не могу. Но может, она и вправду просто слишком… привязалась ко мне? Разве за это казнят? И почему, зная об этом, я всё равно хочу её? Я сошёл с ума?
– Немного, – развёл руками Шеддерик. – Но это поправимо. Сейчас поговорим с сианом, и займёмся. Впрочем, рэта, наместник… – он окинул прищуренным взглядом обоих супругов, – если вы желаете, я могу продолжить допрос и один. Мне даже удобней будет делать это у себя в кабинете, с секретарём и в присутствии Гун-хе.
Рэта видела, что чеор та Хенвил специально даёт им возможность уйти, словно проверяет, насколько они оба заинтересованы в результате разговора с та Мангом.
Никуда уходить она не собиралась. Ещё чего.
А Гун-хе вернулся один.
– Я немного опоздал, – покаянно признался он. – Сиан чеора Эммегила вычислил негодяя почти одновременно с нами и вошёл в его комнату первым. Он испугал чеора та Манга и тот выпрыгнул из окна. Я видел, как всё происходило, так что могу подтвердить – молодой чеор сделал это сам. Падение оказалось смертельным. Мои люди уже несут труп в лабораторию.
– Я могу, – Темери облизнула пересохшие губы, – я могу поговорить с ним, как служительница Ленны. Если он ответит, то не сможет скрыть правду.
Шеддерик кивнул.
– Я думаю, нужно позвать сестёр из храма Ленны – это будет вернее. А мы с вами… и с наместником… поприсутствуем. И попробуем задать правильные вопросы. Кстати, Гун-хе. Охрану чеоры Вельвы надо усилить: если она знает больше, чем нам рассказала, то тоже может внезапно и беспричинно умереть. А мне бы этого не хотелось.
Призрачно всё ещё присутствующий при допросе Ровве зачем-то пояснил:
– Её дед погиб, считай, из-за нас с Шеддериком, сестру убил этхар – тоже потому, что это Шеддерик её связал, и она не смогла убежать. Шедде обещал чеоре та Зелден, что присмотрит за ней, и он честно пытается сдержать слово. А сейчас и вовсе получается, что Вельва последняя в роду.
Темери сразу вспомнила мёртвую чеору со сломанной шеей – в день, когда она познакомилась с Шеддериком. Тогда был единственный раз, когда она увидела лицо самого Ровве. Мёртвое лицо. Тогда они с пресветлой сестрой тоже просили ответа у мертвецов по просьбе ифленца.
Тогда ответы не помогли.
Темери уже собралась встать, чтобы отправиться за посохом-эгу, когда Шедде вдруг озадачил их с наместником ещё одной новостью:
– Этим вечером будьте готовы. Нам с вами, рэта, нужно посетить Нижний город. И Кинрику тоже – он пока не знаком ни с Януром Текаром, ни с хозяином Каннегом. Кинне, идём. Самое время заняться твоим любовным зельем. А пока сиан работает, познакомишься с кое-какими документами.
Старые портреты
Шеддерик та Хенвил
Сиан был тот самый, которого отрекомендовал Эммегил. Старик в тёмной мешковатой одежде держался, словно снизошедший до крестьян император. Подозревать его в том, что это он подтолкнул коллегу та Манга в распахнутое окно, выглядело бы глупостью. Но Шедде всё равно подозревал. Сианы владеют многими силами, неподвластными обычным людям.
У распахнутого окна лежала раскрытая книга, но старик не заглядывал в неё даже для вида. Несколько вешек, украшенных приметной резьбой, были воткнуты по всей комнате, одну Кинне держал в руке, не особо представляя, что с ней делать.
Шедде, который в теории знал, что делает сиан, притворялся, что не обращает на старика внимания. Это того полностью устраивало.
Когда Кинрик – по глазам было видно – перестал страдать от грандиозного предательства Вельвы Конне и начал страдать от безделья, он плюхнул перед ним довольно толстую стопку бумаг.
– Что это?
– Это? Проект изменений налоговой системы в Танеррете. Никто не отменит ежегодную подать в пользу империи. Но кое-что, если мы хотим иметь мирную процветающую провинцию, а не тот кошмар, что устроил на Побережье наш батюшка, сделать нужно прямо сейчас.
– Откуда это?
– Над этим, – задумчиво сказал Шеддерик, – мы работали с казначеем и его помощниками подробно и внимательно последние дней… ну дней десять. И весь предыдущий месяц сочиняли расклад, который и нас в убыток не вгонит, и у метрополии не вызовет вопросов. И позволит хоть немного вздохнуть местным дельцам. Это только предложение, имей в виду. Дорабатывать после обсуждения с городом придётся уже тебе.
– Шедде… я не смогу. – Выставил вперед руки Кинрик, забыв про вешку, – Я вообще ничего в этих цифрах…
Сиан сердито зыркнул на него, но поскольку «инструмент тонкой магической настройки» почти сразу вернулся в прежнее положение, ничего не сказал.
– У тебя умная жена. И очень толковый казначей. Так же неплохо привлечь та Торгила, он у нас привык заниматься исключительно праздниками, а это неправильно. Советник он, или кто?
– А может, всё же, ты…
– За неделю? Сам знаешь, если на Побережье штиль, то значит, в открытом море ветер дует с севера и северо-востока. Это попутный ветер, флот прибудет дня на три раньше, чем мы рассчитывали.
– Но может, ты всё-таки останешься. Ты здесь нужен, император не может этого не понимать.
– Если всё прошло хорошо, у императора этой зимой родился долгожданный сын…
– И?
– И. Как ты думаешь, кто сейчас официальный, признанный наследник императорского престола? И почему?
Кинрик никак не думал. Он всегда принимал решения императора как данность. Император – это стихия. Может солнышком пригреть, а может и молнией осалить. И причины искать бессмысленно.
– Ладно, – нехотя подвинул он к себе папку. – Попробую разобраться.
– Это не всё.
Шедде положил перед носом брата ещё одну папку, лишь чуть меньше предыдущей.
– А это?
– Проект управы порядка в Нижнем городе. Структура, система подчинения, финансирование. ещё сейчас у нас в работе – предложения по реконструкции порта и старых пирсов, а так же ремонт моста через Данву… но это уже потом.
– Шедде, ты спишь вообще?
Вопрос заставил Шеддерика задуматься – Кинрик был вторым человеком, за последние дни, намекнувшим ему, что изредка надо и отдыхать.
«Вообще», он спал. Часа по три-четыре каждые сутки. А в эту ночь – даже шесть.
Но сделать предстояло ещё очень много.
Кинрик вскочил вдруг, подошёл к окну. Поёжился от прохладного весеннего ветра. Сказал:
– Шедде, мне страшно. Если одна плохо соображающая девица смогла подстроить тот пожар, и ей почти удалось уйти от наказания… Что будет, если кто-то более умный попробует устроить что-то подобное? До вчерашнего дня я не знал, насколько мы уязвимы. Насколько врагам легко нас достать!
– Это означает только, что тебе нужны сильные и надёжные друзья. И уж это будет зависеть только от тебя.
Поморщился – звучало это как наставление. Да вообще, многие его речи в последнее время выглядели именно так. Шеддерик внутренним чутьём чуял – открытие навигации добра не принесёт.
– Юноша! – возмутился старый сиан, – Немедленно вернитесь в кресло. Если вам немного полегчало, это ещё не значит, что процедура окончена!
– Да, конечно. Шеддерик, я у тебя ещё кое-что хотел спросить, но не знаю, уместно ли это.
Что он такого придумал?
– Не на многих, а только на тех, кто успел нарушить закон, – возразил Шеддерик, подумав, что про картотеку лучше бы Эммегилу не знать. В ней ведь информация не только на сианов. Верней, в первую очередь – не на сианов. – Конечно, я этим займусь. И Гун-хе выделит людей в помощь: возможно, придётся кое-кого допросить. И в первую очередь надо выяснить, кто из сианов, постоянно живущих в цитадели, этой ночью отсутствовал. Если я не ошибаюсь, описанные виды магии возможны только при личном контроле сиана. Найти бы его вешки…
«Найти и потрогать, – про себя добавил он, – голыми руками!»
– Я могу попросить своего сиана распутать магический след… – задумчиво предложил Эммегил. – если вы, благородные чеоры, согласитесь принять мою помощь!
– Безусловно, – серьёзно кивнул Кинрик. – Я готов сам сопроводить его к руинам.
Он снова потёр лицо ладонями – было видно, что ему трудно даётся разговор.
Эммегил как будто спохватился:
– Похоже, наместник, вам совсем не удалось отдохнуть. Сочувствую вашей утрате. Рэта, я поражён вашим мужеством и силой духа. Прошу простить, я должен немедленно поговорить с моим сианом. Пусть подготовится.
Судя по тому, как поспешно светлейший покинул кабинет наместника, он спешил предупредить не только сиана, но и ещё как минимум – пол Тоненга.
– А теперь признавайтесь, – вздохнул Шеддерик, проводив Эммегила взглядом и убедившись, что он действительно ушёл, а не подслушивает под дверью. – Признавайтесь, зачем вы действительно меня позвали. Всё это можно было сообщить и так. К тому же я тоже подозревал, что без сиана не обошлось.
– Чеор та Хенвил! – звенящим голосом воскликнула Темершана и резво вскочила с кресла. – Вашего брата опоили любовным зельем! И думаю, не один раз!
– Да ерунда! – вскочил уже Кинрик. – Я нормально себя чувствую, просто устал… и да, выпил немного красного вина, вон оно стоит!
Гун-хе тут же коршуном слетел на бутылку и спрятал под полой своего рябого от сажи плаща.
– Не ерунда! – возразила мальканка и наставила на наместника палец, – иначе вы ни за что не полезли бы ко мне целоваться! К тому же я… кое-что подслушала, и знаю, что в замке есть человек, умеющий готовить такое зелье.
– Да про старую ведьму все знают, – возмутился Кинрик. – Я в полном порядке!
– Тогда, – Темери теперь оглянулась к Шеддерику. – Тогда попросите его сказать, что он думает о чеоре Вельве Конне, моей компаньонке!
Шеддерик перевёл взгляд на брата и увидел, как на его лице разгорается удивлённо-мечтательная улыбка.
Сразу стало понятно, что как минимум отчасти мальканка права. И если эта Вельва Конне решила влюбить в себя наместника, не она ли придумала одним пожаром убрать обеих потенциальных конкуренток?
И тогда большая политика здесь совсем не при чём.
Сразу вспомнился поздний вечер, когда он столкнулся с братом и этой самой Вельвой. Кинрик сказал тогда, что просто её провожает, ведь в коридорах темно. А если не просто провожал?
– Кинне? – подтвердил он просьбу.
– О! Вельва – она чудесная! – обрадовался наместник. – У неё такие пушистые шёлковые волосы… а кожа, кожа словно зовёт до неё дотронуться… Я, наверное, в неё влюблён. Ах, как печально, что мы с ней встретились так поздно…
«Вот!» – как бы говорила вся поза мальканки, даже брови и волосы.
Но любовное зелье не такая уж большая проблема. Если найти сиана, который наложил на зелье заклятье, то она решится за несколько минут. А если не найти – то за час-два работы другого опытного сиана.
– А что ты думаешь о своей жене? – вдруг задумчиво спросил Шеддерик. И брат радостно ответил:
– Она невероятно смелая и с ней не скучно! И ещё она почти такая же красивая, как моя Нейтри! Я ей благодарен, и мне очень грустно, что она так холодна ко мне и отталкивает все мои знаки внимания…
Голос Кинрика становился всё более далёким и совершенно счастливым.
– Я бы снова женился на ней! И теперь уж по-настоящему! И на Нейтри я бы женился… Как жаль, что нельзя жениться на всех троих! Какой бы счастливой семьёй мы стали!
Шеддерик бросил взгляд на Гун-хе, потом на Темери. Ему вдруг стало неудержимо весело, стоило лишь представить брата в окружении столь разных прекрасных дам.
Темери тоже улыбнулась, но ей за наместника было всё-таки тревожно, и эту тревогу легко было прочитать по лицу без всякой магии.
А когда Шеддерик отсмеялся, она вдруг вынула из собственной причёски и протянула Кинне подаренный им же к свадьбе резной гребешок.
– Это ведь вы сами сделали для Нейтри, да?
– Да… вам он правда понравился?
– Держите. И пусть всегда будет у вас под рукой. Особенно если вдруг снова захотите поцеловать первую же подвернувшуюся даму!
Шеддерик снова улыбнулся. Но идея была здравой. Гребешок Кинне действительно делал для своей подруги, делал старательно и с любовью. Гребешок обязательно будет напоминать ему Нейтри. А это несколько сгладит влияние зелья.
Кстати, имя сиана может подсказать и сама Вельва Конне. А если хорошенько подумать, то может, и подсказывать не надо.
– Гун-хе, – сказал Шеддерик, – помнишь того сиана, которого ты допрашивал по делу о заговорённом ожерелье? Найди его и выясни, где и с кем он был этой ночью. Но пока не арестовывай. Поговорим сначала с чеорой Вельвой Конне. Всё-таки ей лучше знать, кто именно заговаривал для неё зелье.
– Понял. Могу исполнять?
Стиль придворного секретаря в исполнении южанина выглядел пародией.
– Конечно!
От Шедде не укрылось, что початую бутылку Кинрика Гун-хе прихватил с собой. Отлично! Будет ещё одно доказательство и ещё один жирный аргумент в разговоре с Вельвой.
Рэта Темершана Итвена
Убить Кинрика ей захотелось почти сразу, как они остались в кабинете наедине – и из-за поцелуев, и потому, что он требовал немедленно призвать сюда всех потенциальных врагов, чтобы их можно было допросить лично и прямо сейчас.
Темери едва убедила его успокоиться и сначала позвать Гун-хе и Шеддерика, а потом уж начинать всех карать.
И теперь, когда рядом были другие люди, и Кинрик немного пришёл в себя, она чувствовала невероятное облегчение. Как же хорошо, когда есть кто-то, кто умеет быстро принимать решения и брать ответственность на себя.
Утром всё по-другому. Утром можно вспоминать прошлую ночь, не просто заново переживая тот ужас и панику, а ещё и оценивая собственные решения и поступки.
Упрекнуть себя Темери было не в чем.
Но всё равно, стоило немного отвлечься, перед глазами вставало оранжевое пламя, и казалось, что она снова на мокром карнизе, высоко над землей, и жизнь её зависит только от того, насколько крепко она вцепилась пальцами в скользкий от воды и мха камень…
Да, болели ожоги, болели мышцы, и даже, кажется, кости… но всё это можно терпеть. Бывало и хуже – например, утром после первого, самого длинного перехода по Дороге Долга.
Монахини не используют вьючных животных, не берут в путь денег на ночлег. Всё, что им нужно, они несут на себе. И конечно, усталость к концу дня кажется ещё терпимой, а вот на утро…
Или совсем недавно, в лесу. Когда они с Шеддериком из последних сил брели по едва заметной тропе, только надеясь, что она выведет к человеческому жилью.
– Всё хорошо? – Спросил чеор та Хенвил, заметив, что Темери отвлеклась от беседы.
– Да. Я задумалась о Вельве. О чём она думала, подливая зелье? И вообще, это была её идея? Или ещё чья-нибудь?
– Скоро узнаем.
Кинрик вдруг предложил:
– А давайте я сам с ней поговорю? Один? Всё у неё узнаю. Она мне непременно расскажет, ведь она доверяет мне. Она умная и красивая, и ни в коем случае не стала бы желать мне зла…
Шеддерик устремил взор в потолок, пережидая поток комплиментов, но в результате всё равно был вынужден его прервать.
– Кинрик, не надо. И лучше бы тебе, пока я буду с ней разговаривать, быть тихим и незаметным. Или, если не уверен, что сможешь держать себя в руках, вообще уйди.
Кинрик сжал в пальцах гребешок и покачал головой. Это означало, что он останется. Темери быстро пересела поближе к наместнику – чтобы и впечатление создавалось – они супруги и действуют сообща! – и в случае чего можно было бы незаметно пихнуть Кинрика локтем.
Шеддерик был монументально спокоен, и это невольно внушало спокойствие и ей самой.
Так что, когда гвардейцы привели Вельву, она тоже была почти совсем спокойна.
А Вельва была испугана. Причёска растрепалась, руки мнут платье, глаза мечутся с одного лица на другое. Но всё же она взяла себя в руки и присела в ифленском традиционном приветствии, после чего осталась стоять посреди комнаты, кротко потупив взгляд.
– Вельва Конне. Нам известно, что вы совершили, – холодно начал Шеддерик. – И вы понесёте за свои поступки заслуженное наказание. Но всё же, у вас есть возможность сейчас сказать несколько слов в свою защиту… итак…
Она быстро вскинула взгляд и облизнула губы.
– Чеор та Хенвил! Поверьте! Я не сделала ничего предосудительного! Меня оклеветали!.. Вы же сами, сами позволили мне остаться в замке и предложили эту работу! Вспомните!
– Я обещал, что присмотрю за вами, вашей старшей сестре, Дальсе та Зелден. Но вы нарушили закон. Любовное зелье запрещено к использованию как на Ифленских островах, так и во всех провинциях и колониях. Сейчас бутыль, в которую вы его подлили, изучается сианами тайной управы, и им понадобится крайне мало времени, чтобы найти магический отпечаток основной хозяйки. Вас, чеора. Или вы и сейчас скажете, что это подстроено, и не в вас должен был влюбиться наместник?
Вельва побледнела, прижала руки к груди и отступила на шаг:
– Да! Я налила ему зелье! Но разве это преступление? Я ведь люблю его. Слышите, Кинрик, я люблю вас! И только вас. Но рядом с вами всегда так много женщин… а тут ещё эта свадьба. Вы же не любите мужа, рэта Итвена! Вы его не любите. Так какое вам дело. Просто позвольте мне быть рядом… слышать его голос…
Они сидели рядом – как принято в мальканской традиции. Если бы был принят ифленский канон «семейного завтрака в достойной дворянской семье», супругов разделяла бы вся плоскость стола. И сейчас Темери впервые подумала, что некоторые ифленские традиции не лишены смысла.
– Да что с вами, Кинрик! Вы как будто выпили…
– Немного, – ничуть не смутившись, подтвердил он, – красного вина. Когда вернулся в цитадель. Замёрз в карете и…
– … любовное зелье!..
Но ведь так оно, наверное, и было! Вельва, странно волнующаяся, и рассказывающая о прежних любовницах наместника. Она наверняка хотела вызвать у Темери ревность! И зелье. Ведь это она покупала любовное зелье у старой соттинки, и Темери это видела. А то, что сказала, что цель не наместник – так мало ли, что она могла сказать!
Подлить зелье в вино в кабинете несложно. В отличие от личных покоев, кабинет не охраняется гвардейским караулом, пока наместник туда не войдёт. А если она уже подливала это самое зелье раньше? Если она причастна к пожару?
А вдруг Темери зря думает на Вельву, и это кто-нибудь другой?!
– Что? – Выдохнул Кинрик, стараясь удержать её взгляд.
Если он под влиянием магии, то бесполезно пытаться призвать его вспомнить про здравый смысл.
– Кинне, – очень осторожно сказала она. – Я понимаю, что вы волнуетесь, но нам нужно прямо сейчас поговорить с вашим братом. Кажется, я знаю, кто может быть причастен к пожару…
– Так скажите мне! – встрепенулся он, и, наконец, отпустил её руку. – Мы прямо сейчас прикажем арестовать этого человека! И он нам всё расскажет!!! Кто это?
– Я могу ошибиться. В любом случае, об этом должен узнать и чеор та Хенвил и Гун-хе. Если я правильно поняла, он – главный помощник вашего брата по делам тайной управы?
– Да он… что-то вроде помощника. Хотите пойти прямо сейчас? А что скажут придворные?
Темери вспомнила прошлое утро и то, с какой жадностью эти самые придворные наблюдали за ними. Пожалуй, больше они не дадут молодожёнам возможности укрыться от их пристального внимания.
– Пойдём в ваши покои! – решила Темери быстро. Заодно и бутылку с зельем можно будет поискать. – И вы отправите слугу, чтобы он позвал чеора та Хенвила. И сказал, что это – срочно!
Перспективы наместника обрадовали и развеселили.
– И пусть снова кусают локти, потому что в мой кабинет никто из них не сунется…
– Кинрик, – напомнила Темери. – У вас траур, помните? Ведь Нейтри погибла на пожаре.
Наместник ощутимо вздрогнул. Потёр глаза. Сказал:
– Странно. На миг показалось, что это – правда, и меня как будто холодной водой обдало. Вы правы, конечно. Я постараюсь быть… скорбным. – И снова улыбнулся.
Это будет трудно, поняла Темершана. Но это нужно сделать как можно скорее: судя по всему, зелья наместнику досталась двойная, а то и тройная доза. Обычно по человеку незаметно, когда он находится под чарами какой-то дамы. А сейчас, Темери казалось, что Кинрик находится под чарами как минимум трёх дам – и среди этих дам одна – она сама!
Благородный чеор Шеддерик та Хенвил
– Слуга от наместника, – секретарь доложил об этом с такой интонацией, будто Шедде – минимум император, а маленький кабинет – по меньшей мере парадный зал Ифленского императорского дворца.
– Зови!
Приказ прозвучал настолько в тон, что стало смешно, но у секретаря не дрогнула ни единая мышца лица: это был старый, мудрый секретарь отца, вышколенный при императорском дворе в те прекрасные времена, когда и сам Шедде был там не подозрительным гостем, а честным обитателем.
Слуга был, разумеется, ифленцем, но молодым, атлетично сложенным и с таким хитрым выражением лица, что его сразу хотелось или уволить, или услать куда-нибудь подальше. Шеддерик знал, что парень Кинрику верен и никогда не предаст. Но желание возникало всё равно.
– Наместник Кинрик просит вас навестить его в его кабинете.
– Хорошо, ступай.
– Если мне будет дозволено, то я должен передать следующее: рэта Итвена считает, что знает, кто поджёг усадьбу хозяина Вастава. Разговор срочный.
Этого не хватало, подумал Шеддерик, но нахмурился:
– Благодарю. Передай хозяину, что сейчас буду.
Светлейший Эммегил с интересом выслушал этот диалог. Если бы Шедде умел читать мысли и заранее понял, о чём пойдёт речь, то вышел бы к слуге из кабинета, не переломился. Но сказанного обратно не воротишь.
Светлейший Эммегил был старше Шеддерика лет на десять. Но выглядел моложаво и подтянуто. Многие мужчины к сорока пяти отращивают брюшко, лысеют и теряют интерес к политике и женщинам, но Эммегил за собой следил, был в прекрасной физической форме, а уж сплетнями о его похождениях двор развлекался часами… пока тайная управа не нашла пусть косвенных, но очень серьёзных доказательств его причастности к осеннему заговору и гибели наместника Хеверика. Тогда светлейший благородный чеор постарался сам убраться подальше от скандала.
Сегодня же с самого утра явился высказать почтение и предложение любой помощи в расследовании поджога. «Ведь это практически – покушение на честь рода. В том доме мог находиться сам наместник!».
Эммегил носил старомодную причёску: локоны до плеч, чуть завитые на концах. В руке у него была дорожная шляпа с высокой тульей – такие носили на островах во времена, когда Шедде только собирался в свою первую морскую экспедицию.
Его холодный взгляд внимательно следил за Шеддериком, ни на миг не выпуская его из вида. Услышав сообщение слуги, он приподнял брови:
– Я вижу, ваша мальканская находка приносит некоторую пользу. Вы позволите поприсутствовать при беседе?
Можно было согласиться и попытаться таким образом вызнать планы Эммегила, или хотя бы их часть. Или отказать. Тогда он первым узнает новости и сам решит, как ими распорядиться.
И всё-таки планы были важнее.
– Матес, – обратился он к секретарю, – пожалуйста, предупредите Кинрика, что я приду не один. Итак, светлейший, вы ведь хотели мне ещё что-то сказать. Кажется, что-то связанное с вашей непричастностью к смерти прежнего наместника.
Взгляд Эммегила снова недобро блеснул из-под аккуратной чёлки, и он с поклоном начал отвечать.
Он прекрасно понял, что, отвлекая его беседой, Шеддерик даёт возможность брату подготовиться к разговору.
Но Кинрик – не Шеддерик. Он не умеет хитрить и скрывать хоть что-то. Так что пусть себе готовится, сколько влезет: всё что нужно, Эммигел так или иначе сможет узнать. Не лично, так через слуг-осведомителей. Всегда узнавал.
Кинрик подготовился. Да так, что Шедде готов был вслух похвалить его за это.
В кабинете кроме самого наместника и его бледной супруги находился ещё и Гун-хе. Вероятно, он совсем недавно вернулся с пепелища – от помощника сильно пахло дымом, плащ был испачкан в саже.
Все трое встали навстречу гостям, но Кинрик вдруг еле заметно покачнулся. Шедде заподозрил, что появлением Гун-хе он обязан не брату, а Темершане. А брат просто несколько пьян. Однако же он ошибся.
Вином от Кинрика не пахло, да и приветствовал гостей он безукоризненно.
Поприветствовал, пригласил войти и располагаться.
Светлейший чеор та Эммегил осмотрел всю мебель в кабинете и, наконец, выбрал себе одну из двух удобных козеток, заботливо и словно ненароком придвинутых к столу.
Шедде сел так, чтобы видеть в зеркале на стене лицо гостя, а самому оставаться в тени от шторы.
Кинрик придвинул стул для Темершаны, сам сел последним, Гун-хе остался стоять.
– Так что вам удалось узнать?
Темершана перевела взгляд на мужа, тот кивнул и сам ответил:
– В этом деле точно замешан сиан.
– Откуда такой вывод?
Теперь отвечать пришлось уже Темершане.
– Ночью мне не спалось, я всё пыталась вспомнить, почему проснулась в том доме…
– О! – изумился Эммегил, – Так это было покушение на вашу жизнь?! Сочувствую! И тем более прошу вас, благородные чеоры, всерьёз принять моё предложение помощи и поддержки. Простите, рэта. Я не должен был вас прерывать. Но что случилось, и как вам удалось выбраться?
– Светлейший чеор, никто не знает, что я там была, – просьба Темершаны звучала мягко, но вместе с тем непреклонно. – И я прошу вас никому не рассказывать. Я отправилась туда познакомиться с женщиной, с которой, как всем известно, мой супруг планировал связать свою жизнь. Я не собиралась причинять ей вред. Но если придворные узнают, что я там была…
– Вас мигом заподозрят в попытке убийства! – хищно сощурился светлейший. – Да, это возможно. Обещаю хранить всё в тайне.
Он кивнул в первую очередь Шеддерику, но даже Темери прочитала подтекст «Я обещаю хранить это в тайне. Но сам – не забуду!».
– Так что вы вспомнили? – напомнил Шеддерик.
– Как и откуда распространился пожар. Главный зал готовился к реконструкции, он был совершенно пуст, если не считать стола, который накрыли для гвардейцев моего эскорта. Там нечего было поджигать, кроме стен. А их…
– Магической защиты от огня у дома не было, – как будто подвёл итог за Темершану до того момента молчавший Гун-хе. – Кто-то должен был её снять. И кто-то должен был поддерживать пламя достаточной температуры, и довольно долго, чтобы начали гореть деревянные конструкции и перекрытия. Я согласен с рэтой, без сиана не обошлось.
Темери кивнула. И добавила:
– Двери были завалены камнями. Конечно, в темноте и на бегу мне могло показаться, что они такие уж большие, но вряд ли их простые наёмники смогли бы натаскать своими руками, да ещё так, что в доме никто не заметил. Так что сиан там точно был.
– Мы нашли камни у всех входов в здание, снова подтвердил Гун-хе. – и это были природные валуны, не соответствующие тем, которые использовались при строительстве усадьбы ни по составу, ни по обработке.
Он подумал немного, и пояснил:
– Необработанные куски кварца и серого гранита. Без следов цемента. В окрестностях дома таких нет. Ближе к морю камни встречаются, но там – базальт и красный гранит.
– И что же, – откинулся на спинку дивана чеор та Эммегил, – есть предположения, кто этот сиан?
– Нет, – вздохнул Кинрик. – но я надеялся, Шеддерик поможет его вычислить: у него есть досье на многих сианов Тоненга.
Утром у зеркала ей пришла ещё одна мысль. Ровве! Он-то точно знает, кто что чувствует…
Но Покровитель на зов не пришёл. Словно знал, что его зовут в меркантильных целях. А может, вчерашнее приключение задело и его.
Ведь Темери перестала его слышать в самый разгар пожара…
Но что могло с ним случиться? Сёстры никогда не говорили, что Покровители уязвимы для огня, даже наоборот. С другой стороны, Ровве не похож на других Покровителей. Он каким-то образом продолжает оставаться собой, как будто даже испытывает чувства и страхи, как будто ему не безразличен мир живых!
Темери достала из складок балдахина посох, и повторила зов, уже опираясь на его силу.
Он не хотел приходить… но почему-то пришёл. Остался в тени, в углу за камином, не показываясь на свет.
Заставить его отвечать? Как-то сёстры умудрялись договариваться с душами своих предков… ах, если бы Роверик был душой её предка!
А так он, может быть, просто не хочет её больше видеть, но чувство долга заставляет…
А бывает ли у Покровителей чувство долга? Вроде бы для них естественно помогать и быть рядом с теми, кого они выбрали.
Но будь это сто раз правдой, Темери не хотела принуждать его ни к разговору, ни к помощи – надоела она ему? Да на здоровье. Пусть найдёт себе кого-нибудь ещё. А навязываться она не будет…
Темери поняла, что снова думает о Ровве не как о всезнающем мудром духе-Покровителе, а как о живом человеке.
– Да и всё равно уже! – сказала она вслух. – Покровитель он, не Покровитель… но объяснить-то, что, трудно? Мол, всё, Темершана Итвена, твоё время вышло, я ухожу помогать чеоре та Роа…
– Ещё чего не хватало, – пробурчал Роверик, впервые показав, что он видит и слышит Темершану.
– Значит, я тебе не надоела, и дело в чём-то другом?
– А ты знаешь, – спросил он с тоской в голосе, – в чём разница между призраком и Покровителем?
– Представления не имею. Погоди. Ровве, ты хочешь сказать…
Призрачный ифленец пожал плечами и переместился ближе к свету.
– Это же очевидно. Я похож на самого себя, я всё помню, и я не могу находиться слишком уж далеко от тебя. Но сам я не понимал этого, пока Золотая Ленна не сказала. Я ей благодарен: теперь хоть всё стало понятней. Ну что, в чём разница? Попробуй догадаться!
Она честно вспомнила всё, что слышала от сестёр об общении с Покровителями.
– Покровители – не люди и даже не похожи на людей. Они приходят на помощь сёстрам, когда им трудно. Покровители – это тоже дети Ленны, просто они совсем другие. Им нравится быть рядом и помогать. Но, Ровве, кроме того, что ты всё помнишь и похож на человека, ты же действительно… ты всегда меня спасаешь! Извини, но про призраков я совсем ничего не знаю.
– Призраки остаются в холодном мире, если при жизни не успели исполнить какую-то клятву, которая в момент смерти имела для них самое большое значение. Или если их магически прокляли. В любом случае призраки приносят несчастье. Они не помогают.
– Тогда как случилось, что ты стал моим Покровителем? Ты же сам меня выбрал.
– Я не мог стать Покровителем Шедде, ведь он проклят.
– Ровве. Если ты призрак и тоже проклят, это не должно было стать помехой, разве нет?!
– Но я тогда об этом не знал!
Призрак нахмурился. И нехотя добавил:
– И мне показалось, что тебе это нужно. Мне захотелось быть твоим Покровителем.
– Ну вот! – она улыбнулась. – И ты мне уже столько раз помог. Да мы без тебя из пожара не выбрались бы. Ты как будто знал, что делать!
– Ну, знал. Мы с Шедде один раз попали в переделку. В Коанеррете.
– Расскажешь?
– Когда-нибудь потом.
– Ага, значит, ты раздумал меня бросать!
– А если я проклят? И то, что я рядом, станет причиной твоей смерти?
– Ровве… а если тебя не будет рядом… – спросила Темери осторожно, – и это станет причиной моей смерти? Хочешь, я проверю, нет ли на тебе проклятия? Это ведь легко. И потом… не слишком ли много рядом со мной магически проклятых ифленцев? Я за всю жизнь видела только одно такое проклятье. А тут за одну зиму – сразу два!
Ровве посмотрел на неё со странной смесью недоверия и ожидания.
– Что, прямо сейчас? – И тут-то Темери, наконец, поняла, что именно это беспокоит Ровве больше всего.
Тёплый посох согрел руки. Короткая молитва-обращение помогла ей снова увидеть природу вещей, как тогда, на башне. Она запоздало вспомнила, что ведь Ровве там тоже был. И если бы на нём были заметные следы тёмного колдовства, то Золотая Ленна непременно увидела бы.
Ровве остался собой. Не появилось вокруг него ни особого свечения, ни, чего он сам больше всего опасался, тёмной дымки чужого недоброго слова.
И кажется, он сам по чувствам и мыслям Темершаны понял, что проклятия никакого нет.
Значит, по эту сторону границы миров Ровве держит неисполненное обещание, о котором он думал в момент гибели. А погиб он от меча этхара.
А Этхары – создали саруги, которые медленно, но неуклонно убивают Шеддерика.
Роверик мог вспомнить Шедде. И вспомнить какое-нибудь давнее обещание. Не обязательно, наверное, клятву… просто что-то, что тогда для него показалось важнее собственной жизни.
А может, это работает не так. Но во всём этом есть одна мысль, которая Темери и напугала и встревожила. Она спросила:
– Ровве, а чего хочешь ты сам?
Призрак посмотрел на неё, чуть склонив голову. Как будто сам он об этом раньше никогда не думал. Просто был: рядом с Темери, с Шедде, с Кинриком.
– Шедде обязательно попробует сделать одну глупость… он мне сам об этом говорил, ещё давно. Но тогда до этого было далеко, и мы делали всё, чтобы у него не возникло этой… ну, он считает, необходимости, а я всё ещё уверен, что глупости. Так вот, я должен быть рядом, когда это случится. Я… пообещал себе, что он этого не сделает. Только не спрашивай, ладно? Это не моя тайна.
– Шеддерик и глупость… – скептически произнесла Темери. Нет. Не складывалось. Эти слова друг другу не подходили.
Но Ровве не повёлся на провокацию.
– Грустно понимать, что я умер, и это навсегда.
– Но ты будешь и дальше моим Покровителем? – Темери изобразила самое умоляющее выражение, на какое только была способна.
Оказалось, призраков тоже можно развеселить. Ну, или хотя бы заставить улыбаться.
Увы, тут их душевной беседе пришёл конец – в двери настойчиво застучали.
На пороге оказалась Вельва. Выглядела слегка испуганной. Или даже не слегка.
– Рэта, вы живы! Какое счастье!
– А что со мной могло случиться за ночь? – изумлённо приподняла она брови. Вряд ли кто-то мог знать о её ночном приключении – кроме Дорри.
– Вы не слышали? Дом, в который вы вчера ездили. Там случился пожар!
– В гостинице?
Девушка потупила взгляд:
– Я слышала, как гвардеец докладывал светлейшему наместнику, что вы остались гостить в усадьбе Вастава. И испугалась, что вы погибли на пожаре.
Темери услышала спокойную подсказку Роверика:
– Она говорит неискренне.
Неискренне? Но у неё взгляд такой испуганный. Впрочем, может, «неискренность» заключается в чём-то другом.
– Вот оно что… нет, я попрощалась с хозяйкой, как только гроза немного утихла. Что произошло?
– Большой пожар. Дом обрушился, все погибли. Представляете? Никто не выжил!
– А чеора Росвен? Погоди. Расскажи по порядку, а я пока закончу причёску.
– Никто ещё ничего не знает, ну, кроме того, что был пожар, и что туда отправились люди… – она понизила голос, – из тайной управы.
– Да?
– Говорят, осталась только груда обгоревших камней. Вероятно, наместник будет расстроен.
– Почему? Хотя… я слышала, это был его дом.
Вельва открыла шкатулку, оставленную Темери у зеркала. В ней хранились шпильки и заколки. И подаренный Кинриком гребешок.
Бездумно вытянула одну из шпилек и помогла Темери закрепить непослушный длинный локон.
– А вы не знали? Наместник Кинрик, он… красивый молодой человек, и нравится многим девушкам. А некоторые девушки нравились… если вы понимаете о чём я… – голос её стал мурлыкающий, доверительный, – нравились ему самому.
– Она что-то задумала – прокомментировал Ровве. – Много азарта. И много самоуверенности. Она уверена в успехе больше, чем наполовину.
«Что бы я без тебя делала, Роверик», – подумала Темери, едва заметным кивком подтверждая, что услышала его и поняла.
– О, так у чеоры Росвен… был роман с наместником?
– Не переживайте, рэта, это было давно, до того, как вы прибыли в Тоненг. Ну вот. Отлично получилось! Вам идут высокие причёски!
Темери изобразила озабоченность. И тут же услышала:
– Ей нравится, что ты начала переживать. Темери, будь с ней осторожна.
– Конечно, – ответила она сразу обоим.
Ну, пора! Традиционный завтрак с наместником должен начаться вовремя и опаздывать на него не стоит.
– Вы сделали для меня больше, чем я мог представить. – Кинрик жадно смотрел Темершане в глаза, так что она прекрасно видела и лихорадочный блеск его собственного взгляда, и лёгкий румянец, и непонятный, но жадный интерес.
Вероятно, у него была долгая бессонная ночь, и этой самой ночью чеора Росвен рассказала ему в подробностях, как они вдвоём убегали из пожара.
– Ну, нам было некуда деваться. Или убегать оттуда, или кричать «Помогите!».
Он покачал головой и вдруг схватил её за руку, чуть не опрокинув бокал с водой.
– Нейтри рассказала, вы потратили время, чтобы её спасти, и чуть не пропали сами. Я никогда этого не забуду!
Она попыталась высвободить пальцы, но Кинрик намёка не понял.
– Послушайте. Я должен вам сказать. Когда брат вас привёз в город, я на многое был готов, чтобы избежать этого брака… но вы… вы невероятны.
Наместник поднёс её кисть к губам и поцеловал, несмотря на ощутимое сопротивление.
– Если бы вы знали, какое облегчение… понимать, что рядом не одни только предатели и убийцы. Что есть ещё люди, которым я могу доверять.
Резко расхотелось спорить и возражать. И уж тем более – пытаться отвлечь его от наметившегося плана действий.
– Подождите, я должна сказать. Со мной в усадьбе были ещё гвардейцы из эскорта. Трое. Может, им удалось выбраться, их разместили на первом этаже, там широкие окна. Вот. Теперь спрашивайте.
Шеддерик кивнул.
– Кто знал, что вы собрались ехать именно по этому адресу? И сколько собираетесь там пробыть? И ещё важно, когда вы сами-то решили ехать в усадьбу Вастава?
– Вельва принесла письмо позавчера вечером. Но вскрыла я его только на следующий день утром. Но адрес был другой. Мы приехали в гостиницу и уже там хозяин передал мне новое письмо. Чеора та Росвен его видела. И командир эскорта. Но я не знаю, выжил ли он.
– Так, хорошо. Поговорим о первом письме. Оно до того не вскрывалось. Как оно было написано, на какой бумаге?
– Оба письма – на обычной тёмной бумаге. Монастырь не тратит деньги на тисненые белые листы.
– А почерк вы узнали?
Темери пожала плечами. Хотя писем от сестры Орианы она ранее не получала, росчерк был знаком, да и стиль похож. Но Шеддерик покачал головой, его такой ответ не устроил:
– Над письмом мог поработать сиан…
– А как вы узнали про пожар? – робко вклинила Темери в повисшую паузу мучавший её вопрос.
– Я не знал. Догадался, что что-то может случиться, но не знал.
– Гвардеец передал сообщение о том, что вы остались гостить в усадьбе. А потом один мой агент подтвердил то же самое. На самом деле, почти все кучера на каретном дворе Цитадели получают от тайной управы по нескольку монет за каждую интересную новость, которую им удаётся подслушать. А этот молодой человек ещё и наблюдателен, и сразу признал лакея чеоры та Росвен. Вот только ничего не мог сделать, пока его не отпустили в Цитадель вместе с гвардейцем. Мой агент нашёл меня, как только смог, и передал, что жена наместника гостит у чеоры Нейтри. Ему это тоже показалось весьма необычным.
– Вы испугались за неё? Подумали, я её убью?
– Не знаю. Но мне это совпадение не понравилось. Гун-хе, надо ехать к пожарищу. Осмотрите там всё, особенно дальнюю часть парка. Возможно, остались ещё выжившие. Потом доложишь.
– Я останусь с Нейтри, – глухо сказал Кинрик.
Брат недовольно дёрнул щекой, но кивнул:
– Ладно, пусть так. Главное, вернись к завтраку. Завтра два важных приёма и этот ещё посол из Коанера желает тебя видеть.
– Вернусь.
– Рэта, идёмте. Я вас отвезу.
Шеддерик у крыльца накинул ей на плечи свой плащ, и Темери вдруг вспомнила, что так уже было. В лесу.
Там, в лесу, всё было проще и понятней. Здесь… всё перепуталось. Всё было не таким, как казалось на первый взгляд.
А может теперь, в воспоминаниях, кажется, что тогда было проще?
Эта карета – большой наёмный экипаж – была предназначена для дальних дорог и наверняка к каретному двору Цитадели не относилась. Но кучер с Шеддериком поздоровался, как со старым знакомым, так что Темери предположила, что на тайную управу подрабатывают и многие извозчики в городе.
Было темно, безлюдно. Карета довезла их почти до самой Цитадели: ворота открывались перед Шеддериком, как по волшебству.
В его плаще Темери чувствовала себя защищённой, но понимала, что ощущение это обманчиво, и на самом деле опасность таится всюду. В замке, как она думала, Шедде проводит её поближе к спальне и оставит приводить себя в порядок. Но нет. Вскоре она поняла, что идут они в квадратную башню, в кабинет чеора та Хенвила.
Причём так, чтобы даже гвардейский караул у комнат знатных чеоров их не заметил.
– Сядьте.
Кресло в этом кабинете было не таким удобным как у Кинрика… но ей ли жаловаться.
– Чеор та Хенвил. Я не хотела причинять вред Энайтери. И я вправду не понимаю, как так всё вышло.
– Покажите руки.
– Что?
– У вас ссадины на руках. Надо обработать.
Зажёг свечи, придвинул к ней ближе. Поднёс к свету левую руку. Темери сама словно впервые её увидела: от локтя до запястья тянулся длинный окровавленный след, виднелись волдыри ожогов.
Но боли не было. Почти не было: всё это по-прежнему довольно сильно зудело.
Шеддерик достал из тёмного резного шкафа сумку, похожую на ту, что была у доктора. Вынул из неё какие-то склянки. В комнате запахло маслом и хвоей.
Но ему снова что-то не понравилось.
– Надо промыть. Ещё ссадины есть?
– На ноге.
Темери осторожно отвела ткань сорочки в сторону. На бедре не было ожогов, но ссадины были глубже и всё ещё кровоточили.
Шедде присел рядом с ней на корточки, продолжая удерживать травмированную руку. Было странно смотреть на него сверху вниз, но от этого в груди почему-то потеплело.
– Темери… пожалуйста. Пообещайте мне…
– Что?
– Никогда больше так не делать. Никогда больше так… меня не пугать.
– Я не могла бросить Нейтри. Ну, вы же видели её… вы сами-то бы разве…
Пальцам стало больно, но она не отняла руку. Шеддерик был сегодня не похож на себя. То есть, он был по-прежнему собран и слегка мрачен, но при этом его всегдашняя защита как будто дала трещину.
– Вам бы отдохнуть. – Почти попросила Темери. – Хоть немного.
– Так плохо выгляжу? – усмехнулся Шеддерик. И вдруг вспомнил один из давних разговоров. – Так же, как в той избушке?
– Нет. – Темери постаралась сказать это так, чтобы он не стал возражать или снова изображать легендарного мальканского героя Ланура, не нуждающегося во сне и пище. – Не как в избушке. Почти как в лодочном сарае, когда на нас напала та… то существо из тёплого мира…
Он сквозь прищур посмотрел в её лицо, словно мог разглядеть все мысли и чувства, словно мог отделить правду от вымысла.
– Но сначала мы промоем и перевяжем ваши раны. Я сейчас.
Он легко поднялся и вышел.
Почему Кинрик считает, что его брат непрошибаем, и его трудно разозлить или растрогать?
Шедде вернулся с медным тазиком чистой тёплой воды и губкой.
Когда он впервые дотронулся до ссадины на локте, Темери ойкнула и едва удержалась, чтобы не отдёрнуть руку.
– Ничего. Это всё заживет… даже следов не останется. Вот так…
– Может, не надо перевязывать? Кто-нибудь заметит.
– Ничего. Платье с длинным рукавом прикроет повязку. У вас же есть такое? Вот и славно…
Мазь была тёплой и боль не снимала. А боль, наконец, добралась до неё, казалось, вместе с тёплой водой и губкой. И Темери искусала всю нижнюю губу, пока Шеддерик, надо признать, очень осторожно, промывал и обрабатывал её травмы.
– Теперь ногу.
– Ну, тут-то я сама справлюсь… – смутилась Темери.
– Не стоит мочить только что наложенные повязки. И не спорьте со своим врачом.
– Вы не врач.
– Не спорьте.
Такие же быстрые, ловкие движения – очевидно, он делал это не впервые. Но вот удивительно – каждое лёгкое прикосновение пальцев к коже как будто обжигало.
Темери слишком устала, чтобы разбираться в ощущениях. Но именно потому, что устали они оба, и именно потому, что сейчас Шеддерик та Хенвил более всего походил на того человека, с которым они почти две недели пробирались по холодному зимнему лесу, Темери вдруг поняла, что скучала по нему.
Здесь, в замке, чеор та Хенвил так старательно отошёл в сторону, что они даже случайно в коридорах – и то почти перестали встречаться.
И все встречи оказались связаны с тем, что Темери – живой источник проблем и неприятностей, от которого теперь даже не избавиться.
Когда Шедде закончил, она поспешно встала. Оставалось лишь незаметно вернуться к себе в комнату, и уж потом вызвать Дорри и приказать, чтобы она подготовила тёплую воду.
В цитадели когда-то были тёплые купальни, но сейчас они пустовали. Из-за многочисленных переделок нарушилась система подвода природных термальных вод, когда-то их питавшая. Воду теперь нагревали в огромных чанах.
Не к месту Темери вспомнила, что так и не поблагодарила чеора та Хенвила за спасение. Но когда обернулась от двери, увидела, что он уже спит, уткнувшись лбом в скрещенные на столе руки. По сердцу прокатилась волна нежности, но вместо того чтобы подойти, она вдруг выскочила за дверь и прикрыла её за собой.
Любовное зелье
Рэта Темершана Итвена
Ночью ожоги разболелись, и Темери промаялась до самого утра, то проваливаясь в дрёму, то просыпаясь от каждого неловкого движения. Зато удивительным образом в голове прояснилось.
Шеддерик та Хенвил ей нравился. И нравился сильнее, чем она сама думала всё это время. Нравилось лицо – она легко могла вызвать в памяти каждую чёрточку, каждое выражение. Внимательный прищур, манера улыбаться только уголками губ. Даже его несмешные шутки. Даже та беспощадная честность, которая, кажется, одна и вела его по жизни, хотя, казалось бы, главе тайной управы Ифленского наместничества в Танеррете нужны для успешной работы совсем другие качества. Даже не проходящая упёртость и неумение остановиться…
Она лежала и думала о том, что может думать о ней Шеддерик. Наедине с собой-то можно представить себе что угодно. Даже, например, то, что она ему тоже немного нравится. И тогда понято, почему он так незаметно и убедительно отстранился, позволив им с Кинриком самим учиться быть… ну не семьёй… но хотя бы не ненавидеть друг друга и не бояться.
Но ведь могло быть и наоборот. Может, всё так и есть, как он говорит – в их ситуации куда важней думать о городе и стране. И она ему вовсе не интересна и не нужна. А нужно, чтобы город перестал бунтовать, чтобы танерретцы и ифленцы признали, наконец, его брата наместником.
«Завтра будет новый день», – решила она наконец. – «Завтра всё станет ясно».
Здесь ветер был сильнее. Он нёс то прохладу и дождь, то потоки жара от крыши, которую пламя пробило сразу в нескольких местах.
Неизвестный спаситель уже нёс куда-то Энайтери на руках, и Темери благоразумно решила не ждать, когда за ней вернутся, поспешила следом. А потом вдруг узнала спасителя. По походке, фигуре, чему-то ещё неуловимому, свойственному только одному человеку в мире. Шеддерик та Хенвил.
Один.
Снова её спасает… или верней, на этот раз он спасает чеору та Росвен?
Что их связывает? Как он узнал о пожаре?
Это она выяснит после. Если всё закончится хорошо.
Шеддерик поставил девушку на ноги с другой стороны крыши.
– Рэта, – впервые обратился к Темери, – я спущусь вниз и приму её на руки. А вы помогите сверху.
– Конечно.
Какая бы размолвка между ними ни случилась, сейчас главное – спуститься вниз. Живыми. Все вопросы и разговоры – потом.
Свежий воздух немного взбодрил и Энайтери, она смогла спуститься сама, почти без помощи. Потом Щеддерик помог спрыгнуть и Темери, но придержал лишь чуть-чуть, только чтобы убедиться, что она не упадет.
С крыши пристройки слезть оказалось и ещё легче: у стены были сложены штабелем приготовленные для ремонта усадьбы доски.
Как несколько великанских ступенек.
Внизу Шедде вновь подхватил Энайтери на руки и понёс подальше от стен полыхающего дома. Темери бежала следом, придерживая рукой порвавшуюся почти до промежности ночную сорочку. Холода, как и боли от ожогов, она не чувствовала. Главное было – убраться от пожара как можно дальше.
Потом вдруг, словно по наитию, она оглянулась на фасад. Крыша провалилась внутрь, окна полыхали, как будто в доме праздник, но кое-что выглядело странно. И это заставило Темери сначала сбиться с шага, а потом остановиться.
С того места, где она стояла, были хорошо видны двери главного входа и один из хозяйственных выходов с торца здания. И главный вход, и хозяйственный были завалены камнями и досками. Которых там никак ещё не могло быть. Здание только начало рушиться, и рушилось оно не наружу.
Двери завалили нарочно. Живых в доме остаться не должно было! И если бы она побежала вниз, как советовал Ровве сначала, она не смогла бы выбраться…
А ведь там, внутри, остались люди. Гвардейцы. Фадде, старый лакей. Кухарка – кто-то же готовил ужин и те сдобные которыми Темершану угощала хозяйка. Кто-то приготовил для них комнаты, значит, была хотя бы одна горничная…
Они все погибли. Почему? Сможет ли Шеддерик найти ответ?
Темери отвернулась от пожара. Куда бежать дальше?
Оказалось, у чеора та Хенвила была вполне понятная цель – карета, оставленная у ворот усадьбы. Кажется, это снова была та же самая карета и тот же самый кучер.
– Залезайте, – хрипло велел ей Шеддерик.
Темери подчинилась. Следом забралась Энайтери – уже в теплом плаще, в который чеор та Хенвил успел укутать её по дороге.
Чеора та Росвен что-то для него значила, это понятно, но вот что? Может ли быть, что ребёнок, которого она носит…
Впрочем, Темери совершенно незачем это знать. Тем более, едва оказавшись внутри, Энайтери распахнула плащ и попыталась укутать им свою спасительницу. Отчасти ей это удалось. Темери обняла девушку в ответ – так было теплее обеим.
Чеор та Хенвил захлопнул дверцу и, кажется, запрыгнул на козлы рядом с возницей.
Тёплые живые руки ещё вчера незнакомой девушки, девушки, которую им с Ровве удалось отнять у пожара. Темери шептала что-то ободряющее и тихонько гладила её по спине, стараясь утешить. Говорят, беременным вредны сильные переживания. Да Темери и саму это успокаивало. Не будь рядом чеоры та Росвен, ей было бы намного хуже. Она вспомнила зимний лес, обледенелую ёлку и ощущение абсолютного одиночества, от которого невозможно укрыться, и присутствие ифленца не сглаживало его, а делало только острее и безнадёжней.
Если бы это повторилось с ней наяву…
Да, было бы хуже.
Карета остановилась. Шеддерик открыл дверцу, щурясь, заглянул внутрь.
– Приехали. Чеора та Росвен, сможете идти? Я помогу.
– Где мы? И почему вы… как вы узнали?
– Потом. Выходите. Вы тоже, рэта.
Они выбрались из кареты – как два продрогших и уставших ребёнка, доставленных в приют. Темери сжала пальцы спутницы, стараясь её ободрить, и почувствовала ответное пожатие.
Маленький дом с красной крышей, палисадником и высоким крылечком ей сразу понравился. Таких домов она не видела с тех времен, когда они со Стариком бродили по южным городкам Танеррета: вроде и не городской особняк, и не деревенский дом. Что-то среднее, маленькое и наверняка уютное.
Затем чеор что-то сказал кучеру, и тот умчался.
Шедде сам отворил двери. Взял под руку Энайтери, несмотря на вялое сопротивление, повёл внутрь. Темери, делать нечего, вошла следом.
Действительно, почти деревенский дом: прихожая, дверь в кухню. Из неё – в просторную комнату, которую, тем не менее, было бы неправильно называть залом. За ней – ещё комната. Шеддерик зажёг свечи в подсвечнике, пропустил туда Энайтери.
– Раздевайтесь и ложитесь в постель. Скоро приедет доктор и вас осмотрит. Рэта…
– Чеор та Хенвил, – звенящим голосом сказала вдруг Энайтери, – Я знаю, что вы обо мне думаете, но вы должны меня услышать. Рэта Итвена меня спасла. Слышите? Если бы не она, я бы сгорела заживо!
– Из-за чего возник пожар? – поморщился Шеддерик – Старые печи? Этот дом давно требовал ремонта.
Теперь уже Темери возмутилась:
– Это был поджог! Энайтери связали и ударили по голове. И вы что же, не видели, что двери были завалены снаружи?
Шеддерик резко обернулся, наставил на Темершану палец и грозно спросил:
– А вы? Какие демоны вас вообще загнали в этот дом? Что вы там забыли? И почему не сказали мне?
– Я получила письмо из монастыря. От одной из сёстер. Она написала, что это важно, и оставила адрес для встречи. Я показала письмо наместнику, и была уверена, что чеор Кинрик вам о нём расскажет!
Темери отвечала, а сама думала только о своём разорванном подоле и ещё о том, что это приключение скрыть от общества не удастся.
Она же вся в саже.
И конечно, не успеет выйти к завтраку вместе с Кинриком.
– Он показал…
– Мы отправили гвардейца предупредить, что заночуем в усадьбе. Что ещё я должна была сделать?
– В письме был другой адрес! Темершана, откуда у вас привычка рушить мои планы?
– Я не собиралась попадать в пожар! – Снова возмутилась она. – И была уверена, что вернусь ещё засветло!
– Так почему же не вернулись?!
– Из-за меня! – слабым голосом добила его неловко пытающаяся расшнуровать платье Энайтери. – Я… захотела познакомиться с рэтой поближе и… попросила остаться.
– Вы меня с ума сведёте. Обе. – Признался Шеддерик, но тут в дом ворвался ещё один человек. Крайне встревоженный, если не сказать – испуганный.
Темери поспешно отступила под напором ярости наместника. Но отступать было особенно некуда – комнатка-то крошечная, помещаются кровать да окно.
– Вы! Что вы с ней сделали? – Кинрик схватил Темершану за плечи и сильно встряхнул. – Где Нейтри?
– Нейтри? – растерялась Темершана.
Кинрик закрутил головой, увидел Энайтери и выдохнул с таким облегчением, что в этот момент исчезли всякие сомнения, о ком это он.
Он выпустил Темершану, обернулся к кровати и осторожно заключил Энайтери в объятия.
Темери смотрела, как наместник, наплевав на присутствующих, целует её лицо и волосы, как повторяет какие-то тёплые слова, гладит плечи. Все вставало на места – и странный, как-то мгновенно выросший интерес Энайтери – Нейтри – и к ней самой, и к событиям при дворе наместника. И попытка спрятаться за городом…
Но если хотели убить именно Нейтри… то нужно искать, кому это выгодно. А кому, кроме самой Темершаны? Но это глупость, она же тоже должна была сгореть в этом пожаре…
Нет, мысли путались. Не осталось ни одной связной мысли.
Она попробовала незаметно выскользнуть из спальни мимо Шеддерика – не тут-то было. Он вышел следом и уже без нажима, хмуро, спросил:
– Вы не знали? Когда ехали туда, вы не знали, кто такая Нейтри?
– Нет. – И тут ей пришло в голову кое-что ещё. – Но вы-то знали. И всё равно устроили нашу свадьбу!
– Да, я не самый добрый и романтичный в мире человек и иногда руководствуюсь не зовом сердца, а интересами страны. Что вы там говорили про поджог?
– Её ударили и связали. И оставили в горящем доме. Её нарочно хотели убить.
– А вы?..
– Я даже не слышала, как все началось. Проснулась от жары. Удивительно, как вообще смогла её найти.
– А искали? Впрочем, о чём я спрашиваю. Удивительно, что слуг не помчались спасать…
– Было поздно. Первый этаж уже горел, не спуститься. А заваленные двери я увидела, когда мы бежали к карете. Так что это её хотели убить, а не меня. Скорей всего, даже не знали, что в доме есть гости.
– Понятно. Гун-хе, наконец-то!
Дверь отворилась, впуская троих гвардейцев, южанина и высокого незнакомого Темери мужчину с увесистой кожаной сумкой в руках.
– Доктор, – сразу определил Шеддерик, – следуйте за мной.
Он постучал в дверь, наместник впустил доктора, сам вышел в гостиную. Темери старательно на него не смотрела. А наместник – посмотрел. И увидел то, чего не замечал Шеддерик – и разорванную рубаху, и сажу на лице, и ссадины на руках, которые уже саднили, но пока – терпимо.
– Я прикажу приготовить тёплую воду и платье, – сказал Кинрик. И попрошу кого-нибудь из слуг вам помочь.
Темери кивнула. Тёплая вода — это то, о чём она сейчас не смела и мечтать. Но Шеддерик непреклонно возразил:
– В замке. Вас обоих не должны хватиться, так что сейчас вы вернётесь в замок. Здесь вас ни в коем случае не должны видеть. Рэта, мне нужно задать вам ещё несколько вопросов.
Темери, за невозможностью наблюдать за наместником, скользнула взглядом по лицу чеора та Хенвила. И… узнала и выражение лица, и эту интонацию. И эти коротенькие, словно порезанные на фрагменты фразы.
Проснулась снова оттого, что кто-то как будто издалека звал её по имени.
– Ровве? – Спросила и тут же закашлялась.
Было жарко, почти нестерпимо жарко, хотя во сне она сбросила и одеяло, и простыни. Кожа вспотела, дышать было тяжело.
Так с Темери уже было однажды. В самом начале, в лесу, в доме Старика. Тогда она едва справилась с горячкой – и Старик нехотя признался, что был уже готов к тому, чтобы выкопать за землянкой ещё одну могилу. Но теперь причиной вряд ли была болезнь.
К жаре, к темноте сегодня добавился и ещё густой запах горящего костра – и этот запах Темери совершенно не понравился.
В темноте она села, наощупь дотягиваясь до подсвечника.
– Поспеши, – прошелестел голос Ровве, – иначе не сможешь спуститься вниз…
– Что происходит? Роверик, ты знаешь?
– Нет, я не знаю. Я не всеведущ, как бы мне этого ни хотелось, но тебе действительно стоит спешить.
Темери нащупала спички, зажгла свечу, и сразу поняла, что комната полна дыма, и дым продолжает пробиваться сквозь дверные щели.
Платье… нет, слишком много шнуровок и завязок. А вот сапожки придётся надеть. И шаль накинуть…
– Да быстрее же!
Темери набрала полную грудь воздуха, понимая, что в коридоре всё может быть намного хуже, ведь дым течёт оттуда.
Да, здесь дыма было намного больше, и жар оказался куда ощутимее. Тут его уж не спутаешь с жаром от перетопленной печи.
Она поспешила к центральной лестнице, поторапливаемая короткими репликами Ровве… ровно до того момента, пока не вспомнила про Энайтери. Спаслась ли хозяйка?
Чтобы не передумать, она вслух спросила:
– Ровве, хозяйка дома. Я должна её найти.
– Нет! Темершана, времени почти не осталось!
– Нельзя её бросать. Помоги!
Он не ответил, но словно исчез – если только так можно сказать о голосе, который и звучал-то только у неё в голове.
Темери рассудила, что скорей всего хозяйская спальня где-то неподалёку от той гостиной, где они вчера чаёвничали. Не дожидаясь возвращения Покровителя, она поспешила туда. Свет свечи почти не помогал, дыма возле лестницы стало ещё больше, а на стёклах над ней стали заметны багровые отсветы.
Темери скомкала шаль и прижала к лицу – дышать легче не стало, но кашель вроде утих.
Вдруг она увидела, как темнота впереди всколыхнулась, наполнив собою размытый человеческий силуэт. Ровверик махнул рукой, показывая дорогу.
Почему-то больше он не спорил.
Хозяйка нашлась в «голубом зале», где картина.
Она была в том же самом платье, в котором встречала гостью, только причёску успела распустить. Энайтери лежала на полу… но она не сама упала. Темери ахнула: руки девушки были крепко связаны, на щеке – длинная ссадина, у платья один рукав почти оторван. Что здесь случилось?
На неё напали… но почему Темери этого даже не услышала?
Да, её спальня далеко, а преступник мог действовать тихо…
А возможно, он просто не знал, что у хозяйки гости и давно готовил это убийство. Ведь, когда дом сгорит, вряд ли кто-то станет искать причины.
То есть все эти мысли в голове Темери промелькнули как бы сами собой – за это время она успела потормошить хозяйку и понять, что та жива, но в беспамятстве.
Узел на руках был затянут крепко.
– Нож на столе, – прошелестел Ровве каким-то слишком уж ровным голосом. Темери не придала значения. Сейчас не это было важно.
– Вода, – снова подсказал Ровве. – В кувшине. Намочи платок. Протри ей лицо. И сама дыши через мокрую ткань, немного поможет.
Так она и сделала.
Нож оказался обычным столовым серебряным ножиком, таким сразу трудно разрезать довольно толстую двужильную верёвку. Но Темери справилась.
Когда она несильно хлопнула Энайтери по щекам, та застонала и открыла глаза.
– Встать сможете? – спросила Темершана, вопреки собственным сомнениям помогая ей подняться.
В этот момент внизу что-то гулко загрохотало, заскрипели балки дома. Дом сопротивлялся огню, но он не мог держаться слишком долго.
Под потолком начал клубиться густой серый дым.
– Лестница рухнула, – всё так же отчуждённо произнёс Ровве. – К окну! Это единственный выход!
Второй этаж, вспомнила Темери. Может, они и не разобьются насмерть…
Но тут же перед глазами всплыло виденное из окна – довольно широкий карниз, по которому, если очень постараться, можно пройти до декоративной башенки, у которой крыша почти плоская…
Да, сама она, может, и пройдёт. Но как быть с Энайтери?
– Сюда, – показал дорогу Ровве. Открой это окно, оно ближе к башне.
Темери подчинилась. Снаружи было темно, лил мелкий дождь, но по всей округе, по кустам и деревьям, плясали огненные всполохи. Горел первый этаж, и видимо – уже часть второго этажа тоже.
– Нужна верёвка, – поняла Темери.
Если через раму на карниз она ещё перелезет, то в темноте, в полосах дыма, на мокрой поверхности устоять будет слишком сложно.
– Гардина. Она открывается с помощью шнура.
Ровве был единственным якорем, позволяющим ей не поддаваться панике.
Время действительно кончалось. Каменные стены, может и устоят… но скоро здесь станет слишком жарко для живых.
Верёвку снять оказалось непросто – пришлось догадаться, где она крепится, и отрезать тем же столовым ножом. Ещё потраченная минута.
К сожалению, открытое окно не принесло облегчения – дым и жар из комнаты рванулись наружу, стало темнее. Хорошо ещё, огня пока не было видно.
Темери поискала, к чему можно привязать верёвку. Но ничего не увидела, а изящный комод вряд ли выдержал бы её вес, если она вдруг сорвется.
– Шкаф, – Ровве словно читал мысли. – Ножка шкафа.
Длина верёвки укоротилась почти вдвое, но это должно помочь.
– Энайтри, – почти попросила Темершана, – пожалуйста. Я сейчас перелезу на ту сторону, и помогу тебе. Держись…
– Голова кружится.
– Ничего. – Темери задушила панику и слёзы. – Мы выберемся!
Она перелезла на карниз, стараясь не смотреть вниз. Чёрный дым стелился над головой, жар поднимался и снизу, из окна первого этажа. Где-то близко гудело пламя.
– Давай! Давай же!
Энайтри не спорила, и старалась делать всё, как говорит Темери, но из-за дыма и из-за полученной травмы, двигалась она тяжело и неуклюже, и сразу чуть не сорвалась вниз.
Темери заставила её пропустить верёвку под мышками. А конец обмотала вокруг своей руки. Её было не очень много, верёвки.
– Пошли.
– Да, да, сейчас!
Энайтери переставляла ноги коротенькими шагами. Руки намертво вцепились в створку окна и не желали отпускать. Может, стоило пустить её вперед и поторапливать… но тогда девушка точно упала бы – карниз скользкий, дождь хлещет – гроза, оказывается, ещё не кончилась – вокруг темно и дым. Горький, густой.
Может, Энайтери и не отцепилась бы, если бы огонь, наконец, не проник в гостиную.
Наплевав на верёвку, Темершана схватила девушку за руку и повлекла за собой. Впереди было ещё одно наполненное дымом окно.
Возле него поскользнулась уже она сама, да так, что упала на четвереньки и надолго замерла, осознавая, что была на грани смерти. Хорошо хоть, отпустила руку спутницы…
Дальше двинулась на четвереньках, освобождая ей дорогу… А потом вдруг оказалась на пятачке у самой башенки.
Кстати, в ней окна были всё ещё тёмными, из них даже дым не начал выбиваться. Интересно, может попробовать проникнуть в дом через окно и спуститься по лестнице?..
Сзади ахнули. Темери резко обернулась и едва успела дёрнуть спутницу к себе, защищая плечом от летящего сверху горящего мусора – где-то огонь прорвал крышу.
Плечо обожгло, но удар был слабый.
Нет, возвращаться в горящий дом – это почти верная смерть. А по крыше можно будет перебраться на пристройку. Темери точно помнила, что к башенкам с обеих сторон здания примыкают одноэтажные пристройки. С них слезть будет, наверное, проще…
Энайтери обхватила её за плечи, девушку трясло не то от холода, не то от страха. Темери осторожно погладила её по плечам: чудо, что она не сорвалась и не разбилась. Но это ещё не конец. Надо спешить…
Темери осмотрелась и чуть не вскрикнула от радости: на крышу башенки вела лестница. Узкая строительная лестница, оставленная, видимо, артелью, что занималась ремонтом кровли.
– Я подержу, – мягко вернула она к реальности Энайтери. – Сможешь подняться?
– Смогу. Я должна, – хрипло ответила та, и, придерживаясь за горячую стену руками, добралась до нижних перекладин. Каким образом она держалась на ногах, представить было трудно – девушку шатало, как под ветром. И хотя в этом месте карниз образовывал что-то вроде площадки, это всё равно была очень маленькая площадка. Едва разминуться двум людям.
Лесенка до верха стены не доставала. Взрослые рабочие легко могли там вскарабкаться и на руках, в вот Энайтери не хватило бы на это ни сил, ни роста. Но поняли это девушки слишком поздно.
Забраться сначала самой, а потом втянуть её за руки?
Придётся так. Других вариантов Темершана не видела.
И только хотела сказать об этом, как сверху вдруг крикнули:
– Руки! Давай сюда! Держись!
Энайтери услышала, и о чудо – послушалась! Прижалась всем телом к стене, ахнула, и вскинула руки вверх… и тут же была за них подхвачена и втянута на крышу.
Темери почувствовала огромное облегчение: есть ещё кто-то, кто выжил. Кто им поможет! Кто-то из гвардейцев?
Теперь, когда хозяйка уже наверху, ей самой будет куда легче. Высоты она не боится, дождя тоже, а огонь… огонь остался за спиной.
Темери вцепилась руками в нижнюю ступеньку, и поняла, что они даже не дрожат – трясутся. Пришлось приложить немалые усилия, чтобы заставить себя двинуться вверх.
Выпрямилась, дотянулась до края стены, понимая, что сама здесь не влезет. Но в этот момент кто-то, не сильно заботясь о том, удобно ей или нет, тоже вздёрнул её на крышу.
Темери огляделась, поскольку вдруг поняла, что Ровве снова и след простыл. Она даже не помнила, в какой момент прекратились его полезные советы. Ещё в доме, или уже снаружи?
Впрочем, Покровителям, наверное, пожары не страшны…
– Извольте побыть здесь, я доложу о вас, – сказал он с неподражаемо-домашней интонацией, как будто не информировал, а попросил о маленьком одолжении.
Темери едва сдерживала любопытство, изучая дом изнутри.
Мебель, безусловно, была ифленская. В Танеррете её детства таких лёгких, грациозных линий у шкафа или комода быть просто не могло. Всё было куда монументальней.
Дом недавно ремонтировали, но кое-где остались недоделки. Вот и в этом зале на потолке виднелся свежий рыжий потёк: не выдержала крыша. Ещё бы – эта зима оказалась самой снежной и холодной за последние десять лет, а то и больше.
Комод в каждом доме очень быстро становится обиталищем милых безделушек, но здесь под подсвечником не было даже вышитой салфетки. Тоже пусть не явный, но знак того, что дом долго пустовал, и хозяев обрел совсем недавно: свечку или только сменили, или ещё ни разу не зажигали.
– Ух ты… – зачарованно прошептала Дорри и подошла к дальней, утопающей в тени стене. Темери пригляделась и поняла, что хочет повторить восклицание за служанкой – на стене висела картина, пейзаж. Море, скалы, ветер – а в дальнем далеке, под болезненно жёлтым рассеянным лучом, – город, росчерки белых стен и красных крыш. Художнику как-то удалось добиться ощущения, что прямо от холста в лицо зрителю дует яростный солёный ветер, пропитанный брызгами ледяной воды. Движение воды, пойманное точно и угрожающе узнаваемо, ощущение беды и грозового, буйного веселья…
Картина была не так и велика, но казалось, занимает всю стену, а то и отхватывает часть пространства у соседних комнат…
Слуга прокашлялся за спиной, привлекая к себе внимание.
– Что это? – с улыбкой спросила Темери. – Чудесная картина.
– Автор этого шедевра, к сожалению, не так давно умер. Но мне довелось лично служить мастеру та Росвену. Это одна из поздних его картин, и он не считал её шедевром…
– Очень красиво, – искренне похвалила Дорри. – Просто дух захватывает! Простите, рэта…
Лакей степенно поклонился.
– Хозяйка примет вас в голубом зале. Это близко.
Это действительно было рядом – оказалось, достаточно просто пересечь коридор. Двери распахнулись, и лакей торжественно повторил имя Темершаны для ожидающей хозяйки. Темери грызло любопытство – кто она? И где пресветлая? И зачем вообще эта встреча?
Хозяйка оказалась красивой молодой ифленкой, которая, едва услышав имя гостьи, тут же поднялась навстречу. На её лице была вежливая, но слегка удивлённая улыбка, а в глазах, если Темери только не отказало зрение, таилась нешуточная тревога. А ещё она ждала ребёнка – одежда не скрывала небольшой, но уже заметный живот.
– Простите моё любопытство, рэта Итвена, мы не ждали гостей и я… никак не могла подумать, что вы почтите меня визитом…
Темери, чувствуя себя немного глупо, протянула ей письмо и пояснила:
– Пресветлая Ориана написала мне и попросила о встрече. Я надеялась её застать, но, как вижу, она уже отбыла?
Девушка чуть склонила набок хорошенькую кудрявую голову.
– Да, действительно одна из сестёр Золотой Ленны побывала у нас недавно, но не собиралась задерживаться. У неё просто поломалась карета. Ремонт занял несколько часов, но она не говорила, что кого-то ждёт, и отбыла сразу, как наш мастер всё починил… хотя, мы, конечно, не были бы против, да, Фадде?
– Конечно, хозяйка, – всё с той же мягкой домашней интонацией откликнулся от двери лакей.
– Что же, – растерялась Темери. – Выходит, я зря спешила. И зря вас побеспокоила, чеора…
– Энайтери та Росвен, – поспешно представилась она. – Простите мою невежливость, но мне и в голову не пришло, что вы не знали, кто здесь живёт. Послушайте, вы столько времени потратили. Останьтесь ещё ненадолго, поужинаем вместе. Здесь довольно скучно, но я пока не могу вернуться в Тоненг.
– А давно вы оттуда уехали?
– Второй день. Представляете, только закончила раскладывать вещи, и тут вдруг – Фадде сообщает, что пресветлая сестра просит содействия и помощи…
– Да уж… – растерялась Темери, – выходит, я отвлекаю вас ещё и от переезда.
– Нет, что вы! – оживилась Энайтери. – Терпеть не могу прибираться и с радостью отвлекусь на разговор. Ведь вы же и есть – та самая мальканская невеста, верней, уже жена нашего наместника? Так удивительно видеть вас здесь без свиты, прислуги и всяких там подруг-компаньонок…
– Я ехала на встречу с пресветлой, – напомнила Темери, – судя по письму, дело у неё ко мне было срочное. Может быть, вы не знаете, но долгое время монастырь Золотой Матери был для меня единственным домом. Я не могла не отозваться. К тому же со мной эскорт и служанка.
Темери почему-то сразу понравилась и эта юная красавица, и этот лакей, который, наверное, служит её семье уже много-много лет. И этот большой пустой дом.
Почему-то появилось ощущение давнего хорошего знакомства. А ведь она ифленка. Тоже ифленка, как Шеддерик и Кинрик…
Именно потому Темери и говорила с ней искренне и словно не задумываясь. Упорно хотелось прогнать тревогу из больших светлых глаз собеседницы. И, кажется, потихоньку это удавалось.
– Что же мужа с собой не взяли, – осторожно спросила хозяйка. – Хотя, тогда Фадде, наверное, упал бы в обморок от чувства ответственности. У нас нет подходящего случаю угощения…
– О, светлейший наместник отговорился важными государственными делами. К тому же, как я уже сказала, это дело монастыря и, судя по письму, деликатное дело. А выезд наместника с супругой – это уже не частный визит. Он неминуемо привёл бы к выезду половины двора.
Энайтери Росвен ощутимо вздрогнула. Пожалуй, такая вероятность раньше ей в голову не приходила.
– Я очень давно не была в Цитадели… – печально призналась она. – Расскажите, как там всё? Чеора та Роа по-прежнему устраивает мелкие пакости? Что поделывает его невозмутимость ужасный Гун-хе?
И Темери вдруг поняла, что ей действительно есть что рассказать. Да начать хотя бы с драки двух юных чеор в день её приезда в замок. И про дары, которыми наместник озаботился лишь за ночь до того, как их нужно подарить… и про восстание, которое они с Кинриком смогли подавить собственной свадьбой. Да, если подумать, за это время произошло столько всего, и хорошего, и грустного, что рассказов хватит на несколько вечеров!
Дорри Темери отпустила: зачем заставлять девушку смотреть, как хозяйка пьёт ягодный взвар с печеньем, и глотать слюнки, когда та спокойно может пойти в комнату для прислуги и в более привычной компании попить того же взвара с тем же печеньем?
Энайтери с удовольствием рассказала об отце, который действительно был модным художником на островах, и даже титул и гербовое кольцо получил благодаря своему таланту.
– Но у нас мало осталось его картин, – с сожалением говорила она. – Только те, которые он не смог продать, или которые он считал недоделанными.
– А та, которая в гостиной?
– О, это такая история. Её отец делал на заказ одному знатному чеору. Несколько лет назад. Тот чеор в живописи не понимал ничего, но ему очень хотелось картину Росвена, чтобы было море, закат, и чтобы лично для него, и чтобы посвящение было написано прямо на холсте. Я не шучу. Именно так он и сказал. А отец тогда сильно заболел… и долго не мог закончить работу. А когда закончил, мы с Фадде наняли сиана и с его помощь сделали магическую копию. Заказчик получил настоящую картину, а у нас осталась эта. Отец сказал, что магические копии убивают половину очарования… но мне она всё равно нравится…
О Фадде она тоже рассказала – он раньше служил в доме отцова приятеля, но тот разорился. И художник Росвен, который тогда уже стал довольно известен, приютил старика. Фадде стал для дочери художника и слугой, и другом, и товарищем по её детским проделкам – в общем, чем-то вроде любимого деда.
Единственное, о чём Энайтери не заговаривала – это о своём будущем ребёнке и об его отце. А Темери и не спрашивала. О таких вещах случайным знакомым не рассказывают, особенно если история эта – без счастливого конца.
Темери спохватилась, когда уже начало темнеть.
Но единственный взгляд в окно принёс дурную новость – начиналась гроза. Сильный ветер успел нагнать тучи и из них уже начал поливать дождь.
Хозяйка решительно сказала:
– Я велю приготовить комнаты. Дело к ночи, дорогу сейчас развезёт, и вы можете попасть в беду. Отправим весточку в Цитадель. Не думаю, что ночь в моей компании повредит вашей репутации, а наместник будет предупреждён.
На том и решили.
В цитадель отправили одного из гвардейцев – в карете. Дорри взмолилась отпустить её тоже – боялась ночевать в чужом доме. Гвардейцев разместили внизу, им подали плотный и вкусный ужин, а Темершана и Энайтери остались коротать время за разговором.
Время шло к полуночи, когда Фадде напомнил девушкам, что час поздний, и что для гостьи давно подготовили комнату.
Гостевые комнаты для знатных дворян располагались на том же этаже что и хозяйские, но в соседнем крыле. Прощаться с новой знакомой было жаль, но не исчезнет же она завтра? Темери только попросила лакея разбудить её до рассвета, вместе с гвардейцами. Хотелось бы вернуться в цитадель к завтраку.
Комнатка оказалась небольшой и тёплой – видимо где-то в стене проходила каминная труба. Кровать накрывала свежая постель, шторы не были задвинуты. В окно Темери увидела часть крыши, широкий карниз и пятиугольную пристройку, образующую с основным зданием что-то вроде небольшого двора. Рай для воров и трубочистов, а не дом: почти куда угодно можно подняться без лестницы. Пожалуй, даже в юбке.
Темери представила, как лезет в своих пусть не широких, но всё равно длинных юбках на крышу – чистить огромной щеткой здешние каминные трубы, и прыснула в кулак.
Всё-таки, даже несмотря на то, что пресветлой здесь не оказалось, выбраться из Цитадели стоило. Разговор с Энайтери оказался именно тем, чего ей больше всего не хватало – лучшим видом отдыха – искренним разговором с человеком, которому ты ничего не должен, и который ничего не должен тебе.
Надо будет обязательно позвать Энайтери в Цитадель… – с этой мыслью Темери и заснула.
Вход открылся почти случайно – Темери просто решила проверить, работает ли старинный механизм, потому что со стороны тайного хода он был слегка завален рухнувшим сверху камнем. Она поспешно ногой запинала обратно в грязный проход весь высыпавшийся из него вековой мусор… и похолодела, запоздало сообразив, что если бы мастера, отделывавшие эту комнату под нужды нового хозяина, заштукатурили стену, то ход уже сейчас перестал бы быть тайным. Но – обошлось. Панели за кроватью были облицованы дорогим серебристым дубом, мастера не стали его трогать.
Она с любопытством огляделась.
Спальня всегда несёт на себе отпечаток хозяина. Это место должно быть самым надёжным и самым уютным в доме, ведь именно ему человек вверяет себя, когда беззащитен перед врагами или перед стихией.
Хотя, к Шеддерику та Хенвилу это вряд ли могло относиться в полной мере – он всё время как будто ждёт нападения. Его сложно застать врасплох…
Темери вспомнила лодочный сарай на берегу холодной зимней реки. Да уж, пока есть силы… и ещё немножко после того как силы закончатся.
Тогда ещё всё было по-другому. Тогда она ещё не могла представитиь, что он за человек, и как много он сделает для неё и для её Тоненга…
Мебель вся была старая, времён рэтшара, но содержалась в отменном порядке. Балдахина над кроватью не было. Полки с книгами, много. В основном – старинные фолианты, но стоят они здесь не для красоты. Несколько книг на столе у окна открыты, рядом – чернильный прибор.
Как будто Шеддерик работает не только в кабинете, но и здесь. А ещё – несколько начищенных бронзовых подсвечников. Один – у кровати. Может, он иногда лёжа читает какие-нибудь письма или донесения? Или ему нравится видеть, кого он обнимает, когда его навещает очередная придворная красавица?
Темери поспешно закрыла ход и пообещала себе, что больше никогда сюда не войдёт. Ни без ведома хозяина, ни тем более – с ведома.
Кинрик вернулся только к ужину, о чём и сообщил Темершане, прислав записку с молодым лакеем-ифленцем, которого она уже видела в окружении наместника.
Ужин в честь прибытия Эммегила накрыли опять же в большом церемониальном зале, в том самом, где проходили почти все свадебные торжества.
Темери, как и подобает вежливой хозяйке, стояла возле наместника, принимавшего от светлейшего чеора и его свиты заверения в преданности и готовности служить Ифленской империи.
Шеддерика она увидела только мельком – он присутствовал на торжественной части приветствий, но собственно с ужина куда-то исчез. Темери снова подумала, что возможно, он всё ещё досадует на неё… но не бегать же за главой тайной управы Танеррета только для того, чтобы убедить не обижаться?
А когда праздник закончился, уставшая Темери отправилась отдыхать, но в комнате её уже поджидала Вельва. Разумеется, не просто так, а с поручением: слуги просили её передать супруге наместника письмо из монастыря.
Темери удивилась – она была уверена, что пресветлые сёстры о ней давно забыли. Конверт был из грубой серой бумаги, подписан сестрой Орианой и не имел отметки посыльной управы.
Вельва, отпущенная вроде бы по своим делам, не иначе, движимая неуемным любопытством, остановилась у двери м напомнила:
– Вы бы прочли, чеора. Вдруг там что-то важное?
– Монастырские новости могут подожджать до утра. Ступай, я собираюсь отдохнуть.
Но только она собралась вскрыть конветрт, как слуга сообщил, что её ожидает чеор та Торгил дабы оговорить визит портного и ювелира. Тёплым зимним платьям скоро отправляться в кладовки и сундуки, а на смену должны прийти более лёгкие и светлые одежды.
И конверт так и остался лежать на столике у окна не вскрытым до следующего утра.
В письме не было ничего особенного. Сестра Ориана даже не поделилась монастырскими новостями. Хотя, это как раз на неё похоже: всё исключительно по делу. Там была лишь просьба о личной встрече – дело спешное личное, и не терпящее огласки.
И был указан адрес – гостиница «Старые вязы» на Виссаретской дороге. Темери смутно даже помнила её – гостиница стоит на широкой южной дороге и она пару раз видела её из окна.
Но больше всего расстроило Темери, что пресветлая в Тоненге проездом и ненадолго, так что очень просит поторопиться и прибыть самое позднее – завтра к вечеру.
И это самое «завтра» было как раз сегодня.
Значит, придётся всё-таки рассказать обо всём Кинрику. Ну и Шеддерику. Правда, если он захочет с ней разговаривать.
Завтракать им теперь всегда полагалось с мужем, и это во многом облегчило задачу. Кинрик рассеянно прочитал письмо и согласился:
– Встреча с монахиней дело благое. Я выделю вам гвардейцев в сопровождение. Дела государства не позволят мне отправиться с вами, но вы будете под надёжной охраной.
– Я бы не хотела привлекать много внимания. Ориана пишет, что дело важное и спешное, так что компаньонок брать с собой я не буду – только служанку.
– В цитадели есть быстрые добротные кареты, соответствующие вашему статусу, но не такие… м… как та, свадебная. Я распоряжусь. Когда собираетесь ехать?
– Сестра пишет, что сегодня уже отправится в обратный путь. Думаю, не стоит откладывать.
Усадьба хозяина Вастава
Рэта Темершана Итвена
День был совсем тёплый, весенний, пели птицы. Вдоль дороги уже пробивалась зеленая травка. На душе у Темери было спокойно: она всё сделала правильно и как надо. Наместник знает о цели путешествия, за каретой скачут четыре гвардейца, а напротив сидит радостная Дорри, которой, оказывается, давно хотелось побывать кде-то кроме самой Цитадели и её окрестностей.
Оказалось, наняли её в цитадель совсем недавно, а в Тоненге она и вовсе не успела нигде побывать, так что любую возможность покинуть мрачные залы замка считала за праздник.
Дорри легко и с иронией рассказала, как ей жилось на островах – средней дочери в большой семье, прислуживающей весьма известному и древнему, но, к сожалению, небогатому ифленскому роду. Когда прошлым летом отцу предложили отправить старших детей в услужение семьи в Танеррет, тот почти не раздумывал. Всего у них было девять детей, которых нужно кормить и одевать.
– Мой брат служит у чеора та Дирвила, – похвасталась Дорри, – а второй брат уехал в Сиурх со своим новым хозяином. У них там большое хозяйство, даже две коровки есть, он мне рассказывал.
Дорога за разговором пролетела быстро. В какой-то момент древняя выщербленная мостовая сменилась более мягкой грунтовой дорогой, карету перестало трясти, а ещё через какое-то время, она и вовсе остановилась. Кучер спрыгнул с козел. Командир эскорта распахнул дверцу и откинул железную подножку, а потом галантно помог спуститься сначала Дорри, а потом и хозяйке. Темери вспомнила, что в детстве, когда родители брали её с собой в поездку – это случалось не часто, но бывало – сзади на запятках всегда ехал слуга, и это была его обязанность, помочь дамам покинуть карету.
Весёлый молодой кучер поклонился хозяйке и заозирался, ища, куда отъехать.
– Думаю, мы не станем задерживаться надолго. Обожди здесь! – велела ему Темери, а Дорри уже бежала к дверям гостиницы, предупреждать, что прибыла важная гостья.
Хозяин, полноватый ифленец средних лет с пышными рыжими усами, сам вышел встречать знатную даму из Цитадели. Но на вопрос о монахине сразу развёл руками: Была вчера пресветлая, но уехала по какому-то срочному делу, наказав передать её гостям, буде те появятся, ещё одно письмо.
Темереи встревожилась: что могло заставить Ориану изменить планы и сорваться в дорогу раньше, чем она планировала?
«Благородная рэта Итвена, чеора та Гулле, – официально значилось в письме, – дело касается монастыря, я с почтением обращаюсь за Вашей помощью и содействием! Жду Вас в усадьбе Вастава, что далее по южной дороге не позднее сегодняшнего вечера». Дата. Подпись.
Ох уж эта нелюбовь сестры Орианы к пространным письмам. И что теперь об этом думать? Ехать, несомненно, надо, но…
Она обратилась к командиру эскорта:
– Капитан, вы знаете, где это? Усадьба Вастава? Это далеко?
– Нет, благородная чеора. Это в получасе езды отсюда.
– Что там?
Гвардеец задумался:
– Усадьба, насколько я знаю, долго стояла необитаемой, а принадлежит она, если ничего не изменилось, наместнику…
– Значит, нет ничего дурного, если мы туда съездим?
Темери показала письмо гвардейцу и тот не нашёл причины, чтобы не посетить усадьбу. Кучер слегка удивился новому адресу, но кто он такой, чтобы высказывать своё мнение? Так что всего через полчаса они действительно увидели этот старинный, сложенный из серого камня дом с многоуровневой крышей и башенками. Дом стоял в глубине парка, но к нему вела замощеная дорожка.
Не успела Темершана покинуть карету, как навстречу выбежал полненький немолодой ливрейный слуга.
Он безупречно поклонился, ожидая, когда гостью представят и объяснят цель визита.
– Рэта Темершана Итвена, чеора та Гулле, – быстро и чётко представила её Дорри, скосив лукавый глаз на хозяйку – одобрит ли.
Темери кивнула, подтверждая, и чтобы не было вопросов, протянула лакею письмо.
– Пресветлая просила меня быть по этому адресу.
Лакей с достоинством поклонился:
– Следуйте за мной! А вы, чеоры, – обратился он к гвардейам, – можете обождать в нижней гостиной. Туда подадут морс и печенье. Я позову слугу, он покажет, куда поставить лошадей.
Потом он сделал едва заметный знак кучеру. Тот, или уже бывал здесь, или повидал много подобных усадеб. Кивнул, и лошадки тут же стронули карету.
Несколько потемневших от влаги ступеней, высокая тяжёлая дверь аркой, украшенная сверху цветными стёклами.
Темери раньше тоже видела немало похожих домов, построенных лет тридцать, а то и сорок назад, в равнинном стиле, с изломанной разноуровневой крышей, пристройками и башенками; дом сам по себе казался замком в миниатюре. Но у замков не бывает таких больших окон: замки, напротив, во все времена строители лишними отверстиями старались не дырявить – чтобы было проще защищать.
Просторная нижняя гостиная с неизменным камином пустовала и вообще выглядела необжитой. Правда, невозмутимый слуга раскладывал на столе салфетки. Лакей повёл девушек по парадной лестнице на второй этаж и оставил ждать в небольшом, со вкусом обставленном зале.