-Эх, Вася! Вот не хочу я брать тебя на эту операцию! – Начальник отделения виновато посмотрел на своего собеседника. – Ну, не хочу! Там, может быть, будут стрелять! А ты мне как сын… Да что там мне, всему нашему отделению!
«Я знаю» — лениво подумал Вася. – «И я также знаю, что вам без меня не обойтись. Там ведь будет страшно, может быть, будут стрелять, а я опять сидеть в машине и бояться за всех вас?! Если бы вы взяли меня с собой, я бы всем показал, я бы… » Он опять сосредоточился на словах начальника отделения.
— Это же мафия, Вася, — втолковывал ему начальник, видимо что-то прочитав в его глазах. – И не вздумай соваться под пули! Как в прошлый раз!
«Но ведь я спас тогда операцию» — мрачно подумал Вася, — «Ведь преступнику достаточно было увидеть меня, чтобы побежать в другую сторону, в вашу засаду, а не через проходную! К тому же еще и оплевал меня… А если бы меня там не было? Вы могли бы его упустить, так что нечего теперь ругаться! И, кстати, помните серию краж на мясокомбинате? Разве не я указал вам преступника? А кто еще, так как я, умеет разговорить свидетельницу? Они ведь млеют от одного моего вида. Мне достаточно легкой улыбки, мимолетного прикосновения и она сразу успокаивается и начинает говорить именно то, что надо для следствия… И вообще, я, почитай всю жизнь, отдал службе в милиции, кто еще так родное отделение знает? Мне знакомы каждая дверь, каждый угол… Ежедневные обходы делаю, а к стоящим делам по прежнему не допускают. Хорошо, хоть молоко за вредность дают. И ведь портрет мой весит на стенке почета, так и висим втроем – Шерлок Холмс с Доктором Ватсоном, Мэгрэ с трубкой и я с Виктором Михайловичем! »
— Конечно, Вася, никто не отрицает твоих заслуг. – Смягчился тем временем полковник. – Но ты, пойми, ты же такую пользу отделению приносишь. Твою работу никто из наших и сделать-то не сможет…
Дверь в кабинет приоткрылась, и заглянул один из сотрудников.
— Виктор Михалыч, все готово. Мы Вас ждем.
Вася улыбнулся. Он знал, что никто не в силах устоять против его обаяния…
— Ладно-ладно, пойдем. Но все же, будь осторожен, хорошо? Обещай, что будешь просто сидеть в машине!
«Посмотрим, пока договоримся, что я вмешаюсь только в случае крайней необходимости.»
— Ну, пошли! – Полковник, приглашающе махнул рукой. Огромный черный кот Васька, талисман и любимец всего отделения, спрыгнул с кресла и отправился к машине, где уже ждала готовая к выезду группа.
Вот говорят, гороскопы врут! Предсказания не сбываются! Да не врут они, просто читать их надо правильно.
Вон соседке в гороскопе было написано, что на нее в конце недели свалится крупная недвижимость. И точно, в субботу ее мужа скрутило радикулитом, да так, что он шевельнуться не мог – лежал и матерился. И ведь, правда, недвижимость крупная – килограмм сто!
Одному «стрельцу» предсказали искрометную встречу с «тельцом», оказалось муж любовницы раньше из командировки вернулся! Так на рога и поднял.
А если написано, что у вас могут быть проблемы с «весами», – будьте внимательны в магазине.
Одной даме стало известно, что ее ждет на улице симпатичный «лев». Ну лев действительно встретился ей на улице, и даже наверное симпатичный, а после этой встречи еще и сытый – он из зоопарка сбежал.
Или тоже: удачный день у «рыб». Конечно, удачный день – вон сообщили, что затонул рыбацкий сейнер!
Нашему соседу-прорабу гадалка предсказала групповой секс. Он обрадовался, все выходные прождал и напрасно. Зато в понедельник его встретил начальник вместе с приемной комиссией. Ну и… сами догадываетесь. Он теперь всегда гороскопы читает и если там хоть слово о сексе – берет больничный.
Соседке в гороскопе сюрприз от любимого обещали: мол возможно даже кольцо с брильянтом… И точно, нашла в кармане мужа с надписью «Дорогой Вале от Миши». Миша это он, а вот соседку зовут Лена. А у мужа в тот день в гороскопе были серьезные потрясения. Все правильно предсказали: сковородой по голове такие потрясения, то есть сотрясения можно заработать!
Так что любое предсказание, оно не на пустом месте, главное – правильно его понять!
Зима подкралась как всегда незаметно. Только что за окном капал дождем и хлюпал лужами под ногами прохожих январь и тут же ударили морозы превратив лужи в лед, а метель заботливо присыпала получившийся каток снегом. Врут по телевизору что самый большой каток – на каком-то там стадионе. Самый большой каток – наши московские дороги. Никаких слов не хватает, чтобы их охарактеризовать! А вообще лексикон нашего человека необычайно богат, бодрая перекличка начинается с утра, когда ежась под ледяным ветром водители начинают откапывать своих железных коней.
— Петрович, твою мать, лопату дай!
— Да самому нужна, машину по крышу занесло, растудыть ее в качель! А чего, своей нет?
— Своя — в гараже, а гараж под снегом! Вот, у сына пластмассовый совочек одолжил, только им пока откопаешь, зима кончиться!
Еще один мрачный голос:
— Ей мужики, спички есть? Замок замерз, собака такая!
— Так ты б жидкостью специальной, незамерзающей!
— Она тоже замерзла!
Ну и конечно, я, автор этого творения.
— Мужики, подтолкните жигуль! А то на сугробе сижу, колеса до земли не достают!
— Как ты туда заехала-то?
— Я не заезжала, это за ночь метель намела под машину снега!
Жуткая ругань из-за дома возвестила, что ночью кто-то нам невидимый выставил кастрюлю с супом на балкон, а ее ветром унесло, да в его же машине лобовое стекло и вышибло. Злорадно переглядываемся, не нам одним плохо, кому-то еще хуже. Такие мы гады!
Конечно, собственную машину от собственного супа отмывать, а вернее откалывать, обидно. Но это еще ничего. Вот у соседей во дворе, одному гаду мужички машину изуродовали… У них по случаю холодов канализацию в подвале прорвало, так они не поленились, всю ночь с ведрами из подвала во двор бегали, всем домом – и содержимое ведер на машину врага выливали. Такой монумент получился! А уж запах!!! Мы ругань владельца за два квартала слышали! От его воплей сигнализация у машин во всем районе включилась!
Ну это я так, к слову, вспомнилось…
Наконец, все машины выкопаны, заведены, прогреты, пора и в путь. Хоть и говорят, что в России две беды, дороги и дураки, на как-то забывают упомянуть третью: дураки на дорогах! А вот и упомянутое: бабка с сумками! На красный свет! На перерез камазу. Груженому. Да у него же путь тормозной по такому гололеду будет как отсюда до Киева! Жалко водилу, молодой еще… А нет, разминулись! Парень еще покатается, бабка побегает! Уф!
А вот и любимый поворот! У нас тут низинка, а рядом трубы подтекают – этакий вечный источник. Летом в этом месте озеро, а зимой лед, шикарный, гладкий… такой бы лед детям на каток, а не мне под колеса… Машину как всегда заносит, торможу как всегда задним бампером в сугроб. И судя по состоянию сугроба, я не одна такая умная, вон какой сугробчик примятый и гладкий, только от бамперов выбоина. Одна, большая, на все размеры. А метель такая, что машину с дороги сдувает! А вот и пассажир. Замерз бедняга, поверх всего еще и в одеяло укутался, вылитый Чингачгук из фильма. Впереди машина сворачивает к нему, но не притормозив поспешно уезжает. Ладно, если не пьяный подвезу – мне что, хоть бензинчик оправдать! Останавливаюсь. Мужик прыгает в машину, едва я успеваю открыть дверь. Н-да, оригинальный у моего пассажира прикид: тапочки на босу ногу, семейные трусы по колено, красные в горошек, и одеяло. Люблю калымить, что ни день – приключение!
— Три остановки, братан! Будь человеком! – и сует извлеченный откуда-то из области семейников полтинник. Запасливый черт!
— Я не братан! – Вношу поправку. А ведь интересно! – Что, жена выгнала?
— Хуже, сестренка, — тут же исправляет ошибку он, — представляешь, у моей бабы муж раньше с работы вернулся!!!
Смотрю в верх. Мой «Чингачгук» в крышу машины головой упирается!
— Да ты вроде мужик то не мелкий, — говорю.
— Я не мелкий! Да он – омоновец.
Понятно. Интересно, как его баба будет объяснять мужу появление у них дома полного комплекта чужой мужской одежды?
Эх, жизнь у нас… Сегодня еще раз убедилась в победе зеленого змия над силами разума. Приехала в любимый автосервис, а там день рождения … автосервиса. Два года со дня открытия. Меня радостно пригласили отметить. А в ответ на мои намеки на трезвый образ жизни и пребывание за рулем перешли к более решительному приглашению. И еще раз убедившись, что средней подкаченности женщина все равно слабее средней нетрезвости автомастера, я в позе барана, т. е на плечах этого самого автомастера, была внесена в помещение. Отмечали праздник шумно, с большим количеством спиртного и помпой (во всяком случае по утверждению мужиков именно так называлась та железка на которую меня усадили). Опъянение усилилось, и в результате мне, как единственной даме в компании было продемонстрировано самое лучшее и эффектное – работа станка для надувания колес. Уж не знаю, как он называется, мне пытались сказать, но название не пожелало выговариваться. Под чутким руководством мастеров я сумела управиться со станком и надуть одно из колес. После чего пьянка продолжилась – отмечали мой успех. В итоге нашего отмечания из автосервиса мы выехали только поздно ночью. В темноте. И надо было видеть глаза гаишника, когда из-за поворота показалась колонна машин, около десятка, держась строго в правом ряду, медленно-медленно мы ехали по домам. Надо отдать должное продавцу полосатых палочек. Остановив нас, осознав ситуацию и то, что идти пешком мы, все равно не можем, он поступил как настоящий человек. А может, сыграла мужская солидарность? Он вызвал по рации помощь. И дальше мы представляли зрелище уже совсем не для слабонервных: по улице медленно-медленно движется колонна машин сопровождаемая двумя машинами ГАИ спереди и сзади. Надо отдать должное ГАИ. Нас развезли по домам в лучшем виде. А утром… Как говориться, не думай о похмелье с высока…
Город как город. Грязные узкие улочки, одна площадь — рыночная, она же главная. По освещенным улицам ходит стража. Большая часть домов – деревянные одноэтажные постройки, хотя ближе к ратуше встречаются и каменные. Например, местная школа магов. Я прошел по пыльной утоптанной улице до ворот. Стража бдила, то есть смотрела на проходящих в обе стороны людей относительно трезвыми глазами. Уже все улеглось. Ну, то есть почти все. В городе и за ним мечутся поисковые группы. Ищут убийц, ищут нас.
Три недели назад.
Мы разошлись, даже не прощались. Просто на ближайшем перекрестке пошли в разные стороны. Мне показалось, что Стеклянный Волк метнулся туда, где призывно качались фонари веселого квартала, но точно я сказать не мог. Просто тень в неверном свете луны мелькнула и исчезла.
Стальная Птица посмотрел на меня, чуть склонив голову, я пожал плечами и свернул в ближайший переулок. Он не пошел за мной. Кто знает, как бы сложилась моя жизнь дальше, и была бы она, но… я шел по узенькой кривой улочке, среди деревянных построек, по дороге, которая шла куда-то вниз с ощутимым уклоном.
Он был узким настолько, что лунный свет не мог протиснуться между крышами домов, и идти приходилось на ощупь, а ведь я видел в темноте лучше, чем обычный человек, и не боялся темноты… Это меня и подвело. А еще неопытность. Откуда-то сбоку раздался шорох, и хриплый мужской голос произнес:
— Поделись с добрыми людьми, юный лэйн!
— Что? – я не понял и повернулся на голос. Их было трое, здоровенных подпитых мужиков в безрукавках, крупных, с волосатыми руками. Они окружили меня, перекрыв дорогу. Я растеряно огляделся. Нет, я мог ожидать чего угодно, но вот что меня попробуют ограбить… Я упустил момент.
А потом стало поздно. Один схватил меня за плечо, разворачивая к себе, и где-то на краю зрения мелькнул нож… Боль была совершенно жуткой. Я вскрикнул. Вернее, попытался, потому что не смог издать ни звука. Я увидел землю так близко, будто она была прямо перед глазами… И больше ничего.
… Мальчишка совсем, посмотри… вызывай…
… Дышит… не выживет… крови слишком много…
… Бесполезно… еще жив… странно…
Эти голоса доносились порознь или все одновременно, да и слышал ли я их вообще? Но первое, что я увидел, был кусок тряпки. Обычной серой тряпки. Я некоторое время рассматривал ее, вспоминая, кто я, где, и почему так хочется пить… Разум подсказал поискать, чем можно утолить жажду, и это оказалось ошибкой. Боль разлилась при первом же движении, захлестнула, утащила за собой в темный омут беспамятства…
Опять та же тряпка. Почему я каждый раз смотрю на нее? И жажда… Но мир захлестнула новая волна боли, и я увидел доски – они были надо мной, высоко… Темные, в каких-то разводах… И снова боль и доски. Молодой парень влил в пересохший рот немного воды.
— Очнулся все-таки, — с радостью воскликнул он. — А я думал, ты уже не очнешься, сердце мое! Пей! Все хорошо, мой друг! Теперь все просто замечательно!
— Где я?
— Это городская больница для бедных и безымянных. Ты кто, солнце?
— Кто? – не понял я.
— Ну, у тебя есть имя?
— Имя? Что такое…
— Ну, вот меня зовут Кери. Эй, ты! Не умирай, сердце мое! Не смей!
Я закрыл глаза. У меня есть имя? Какое? Кто я, и как сюда попал?..
Ну, уж попал, так попал. Хуже место сложно было придумать! Сюда сваливали больных и раненых, которых подбирала городская стража в трущобах, и которых никто не
мог опознать. Мы все лежали в большом зале на деревянных, грубо сколоченных кроватях, на несвежих матрасах и белье, которое менялось только в одном случае — оно покидало постель вместе с ее обитателем. И тут уж как повезет, иногда этот самый обитатель поправлялся, но чаще, намного чаще, он просто перемещался в другую часть больницы – на местное кладбище. Обслуживали больных несколько санитаров, безразличных ко всему и вечно нетрезвых. Еще сюда на практику пригоняли целителей. Именно пригоняли, потому что мало кто хотел тут работать по доброй воле. Ни подарков, ни мзды, только скудное жалование и вонь! Кошмарная вонь от гниющих заживо тел!
Парень приходил ко мне часто. Он был очень горд, что я выжил. Похоже, это была целиком его заслуга. А мне становилось легче, когда он был рядом. Кериан мне сказал, что проходит практику. Будь он из богатой семьи, служил бы сейчас помощником у лекаря в богатом доме, или какой-нибудь дорогой больнице, но он сирота. Поэтому и был обречен стирать белье, менять грязные повязки нищим, пока не вернется к учебе. Впрочем, Кери не унывал. Он был убежден, что именно тут, среди умирающих шлюх и бродяг, он научится лучше всего. Поэтому без устали помогал больным, находя для каждого ласковое слово, а в редкие перерывы еще успевал что-то медицинское читать.
Другим персонажем, иногда уделяющим мне внимание, был местный санитар. Высокий, худой, с вислыми усами и постоянно сонным видом. Имени его никто не знал. Он носил на поясе флягу, к которой частенько прикладывался. От него несло дешевой выпивкой так, что местные бродяги даже без сознания начинали принюхиваться, а кто был в сознании, просили закусить. Он с бесконечным отвращением смотрел на больных, лениво сбрасывал умерших на холстину, чтоб куда-то уволочь, и допроситься у него воды или лекарств было сложнее, чем золота у дракона.
Я не нравился санитару, несколько раз я просыпался от его пристального взгляда. Один раз, не выдержав, уточнил, чем обязан такому вниманию. Отхлебнув из своей бездонной фляги, он пробормотал:
— Да я просто поставил на тебя, как быстро ты сдохнешь, а ты мне игру портишь!
Получив сию информацию, я научился просыпаться, как только этот тип заходил в наш барак – тревожила мысль, что он может подправить результаты вручную… А еще меня мучило беспокойство. Его источник я не мог найти, оно жило во мне и слегка утихало, только когда кто-то из целителей находился рядом. Иногда оно разливалось болью в груди, то тихой, как трепет крыльев бабочки, едва заметной, то вздымалось раздирающим пламенем, и тогда я стонал или терял сознание. И я никак не мог
вспомнить, кто же я. Кери часто говорил со мной, он задавал вопросы, стараясь мне помочь, но все было напрасно…
— Мне кажется, ты плохо стараешься, парень! – говорил он мне. – Ты должен вспомнить свое имя, это главное. Потом вспомнишь и остальное! Если вспомнишь свой дом и близких, я тут же сообщу им. Ты не представляешь эту радость, когда за кем-то приходят! Люди плачут от счастья, когда находят родных, которых они считали погибшими! Вот недавно я нашел мужа одной женщины, она догадалась повесить объявление на рыночной площади, где описала его внешность. А вот тебя никто не ищет, хотя ты не бродяга. Я видел, какое у тебя белье, когда тебя принесли. Ты, наверно, сын купца? Может, твой отец в отъезде? Вспомни хоть что-то! Позволь помочь тебе, солнце!
— Не помню, — отвечал я каждый раз, а внутренний голос настойчиво советовал держаться от этих воспоминаний подальше… И от местных врачевателей тоже. Иногда заходила стража. Они что-то спрашивали у местных, и кого-то явно искали. Вроде было совершено какое-то зверское убийство в городе…
Постепенно я начал выздоравливать. Заодно выяснил, что кроме ударов ножом в грудь и живот, я получил еще немало пинков. Видимо, обозленные бедностью жертвы, грабители сорвали злость на умирающем мне, изрядно наставив синяков и сломав три ребра. Я поклялся вернуться к ним и убить, кем бы они ни были. Может, я не помню своего имени, но что я мстительная сволочь, знаю точно. Я пытался вспомнить тех, кто ранил меня. Именно лица врагов, а не какая-то там мифическая семья, постепенно раскручивали цепочку воспоминаний. Иногда всплывали какие-то еще лица, голоса. Лес… Люди, которых я знал и которых ненавидел. Они хотели убить меня. Человек с бородой, который давал мне задания, который учил меня… Кровь на ноже в руке моего… брата? Друга? Врага? Память подкидывала образы, но не пояснения к ним. Это злило.
Злость жила во мне, заставляя выздоравливать быстрее. Несмотря на вонь от немытых тел соседей, духоту, стоны… Люди здесь умирали постоянно, несмотря на старания целителей. Умирали они чаще всего по ночам, в чадящем свете обязательных факелов, которые ставились каждый вечер, и которые я уже мечтал затолкать тому, кто их ставил куда поглубже. На рассвете мертвые тела выволакивали санитары. Мой приятель и спаситель уверял, что я тоже должен был умереть, но я выздоравливал. Но так и не мог вспомнить свое имя или имена родных. Может, их просто не было?
Мимо меня протащили очередной труп. Несчастный бродяга, судя по состоянию тела, умер уже давно, но так и лежал незамеченным, пока не начал раздуваться. Кери
озабоченно смотрел на тело, но с плотно сжатых губ обычно болтливого парня не сорвалось ни звука. Это было странно. Впрочем, как я стал замечать, странным было не только это. В этом месте странным было всё. Заметив мой взгляд, целитель присел рядом.
— Что-то случилось, сердце мое?
— Да вот думаю, чем этот тип болел? Не опасно?
— Ну, что ты! Я точно знаю, что нет, я его осматривал! Обычное ножевое! Боишься?
— Ну, конечно! Мне к потере памяти и переломам только болезни не хватало!
Кери засмеялся, дружески потрепав меня по плечу.
— Ни в коем случае, мой друг! Надеюсь, у судьбы на тебя другие планы! Но, пожалуй, ты прав, я приготовлю тебе укрепляющее! Нет, правда, мне очень нужно, чтобы ты выздоровел, солнышко!
Едва он унесся прочь с кружками для лекарств, как подошел вислоусый, брезгливо оглядел меня с головы до ног и проворчал:
— Ишь, наш шустрик полюбовничка себе присмотрел! Вот ша он тебе заварит… глотнешь, и навсегда тут останешься!
— Пошел ты… — посоветовал я, но он не унялся.
— Не ты первый, придурок! Я пьяный, а не слепой!
— Это не отменяет маршрута, — пожал я плечами, — иди уже, а…
Он постоял, покачиваясь, словно собирался упасть, отхлебнул из своей фляги и ушел, бормоча что-то нецензурное.
Проснулся я в очередной раз уже вечером. Возле головы на деревянной доске стояла кружка. Неугомонный Кери все-таки сварил питье. Я почему-то вспомнил слова санитара, а ведь старый алкаш в этот момент был весьма серьезен, не похоже это было на пьяный бред… Я понюхал кружку… Лэйны небесные! Меня чуть не вырвало, такой мерзкий сладковатый запах был у напитка. Не знаю, при чем тут любовь, в голову полезли ассоциации с несвежим трупом. Я решительно вылил снадобье на земляной пол под кроватью и поставил опустевшую кружку на место. Не знаю, что это за дрянь, но пить не буду.
Утром я проснулся от шума. Принесли очередного бродягу. Начинающего охотника на нечисть порвал какой-то монстр. Его обнаружили возле кладбища. Я лениво наблюдал, как его раздевают, обрабатывают раны… И внезапно понял, что эти раны мне не нравятся, над ними словно витала дымка, я вгляделся пристальнее – она исчезла.
Пришлось отловить пробегающего мимо с кучей бинтов Кери и уточнить, что с охотником. И не мог ли монстр на кладбище чем-то его заразить? Целитель кивнул, и, швырнув повязки своему собрату по ремеслу, склонился над раненым. Возился он так долго, что я не дождался объяснений и уснул…
— Ты был прав! – сообщил он мне вечером во время ужина. — Мы успели обработать раны, зараза блокирована. Похоже, спасем!
— Рад, если так! – ответил я. Хотя теперь дымка клубилась уже над всем охотником, притягивая взгляд…
А ночью, в дрожащем свете факела, я увидел, как охотник, не подававший признаков жизни, поднялся, оглядел лежащих вокруг красновато поблескивающими глазами, и необычайно резво для умирающего, двинулся к одному из них. Я лежал, затаив дыхание, и делал вид, что сплю. Неизвестная тварь на мгновение задержалась у моей кровати, принюхалась, кивнула одобрительно, но двинулась дальше, к выбранной жертве. Я видел, как это существо склонилось над умирающим, донеслись хлюпающие звуки, от которых волосы у меня на голове встали дыбом. Но я не издал ни звука, внезапно осознав, что мне нечего противопоставить этой твари. Я был еще слаб, а она сильна и проворна, а главное, сыта… Сыта… Есть хочу! Почему же этот монстр ко мне не подошел, я бы его… Что-то мне не то лезет в голову!
До рассвета я лежал, боясь шевельнуться, и как ни странно, заснул. А утром меня разбудил негромкий разговор, обсуждали, что один из больных все-таки умер, несмотря на усилия лекарей. Я подозвал Кери и попросил оружие. Любое. Он сперва высмеял меня, но все-таки принес достаточно большой нож с покрытым узором лезвием, удобный и острый.
— Только не порежься! А зачем тебе вдруг понадобилось?
— Неуютно как-то, — соврал я, — понимаешь, раньше у меня, похоже, всегда было оружие.
— Ты вспомнил, кто ты? – обрадовался он. Я отрицательно качнул головой. Он тяжело вздохнул, поправил подушку и сообщил: — Тут часто умирают люди, но я все еще не могу к этому привыкнуть! Каждый раз, когда их отправляют на кладбище, так тяжело. Казалось бы, кто они мне… вот этот нож, который я дал тебе. Его хозяин умер три дня назад, хотя были все признаки улучшения! Или вот сегодня ночью умер мужик, а ведь явно у него дом был, семья, только порезали в кабаке, и он не смог назвать себя, так и умер – безымянным! Эх!
Я вспомнил чмокающий звук, крадущиеся движения твари, и меня передернуло.
— Что с тобой, ты побледнел, сердце мое! – Кери коснулся моего лба. — Что случилось?
— Рана заболела, — пожаловался я. Почему-то не получалось рассказать ему правду. Я просто знал, что об увиденном рассказывать нельзя. Никому. — Иногда почти не чувствую, потом как ударили, боль просто чудовищная! Знаешь, Кери, я все умереть боюсь! Часто тут?..
— Бывает! – он тяжко вздохнул. — Тут отделение такое, нехорошее. Иногда вроде уже на поправку пошел человек, а утром – холодный. И ничего сделать нельзя! Своих бы дней им отдать, чтоб жили! И знаешь, — он наклонился ниже и прошептал, — иногда мне кажется, что эти люди не сами уходят, кто-то помогает им! Но я не могу ничего доказать! Ты, если что увидишь, сразу мне шепни, ладно? Может их кто-то убивает? Только больше никому?
Я не мог его утешить, и даже зная, что он прав, не мог заставить себя говорить. То, что не давало мне вспомнить, заставило и молчать. Жаль было парня. Но перед глазами вставал жуткий ночной гость.
Оружие не давало мне покоя, хотелось чего-то более существенного, чем этот ножик. Он был слишком красивый, слишком хороший для грязной резни, которая, это чувствовалось, предстояла. Предчувствия… Они тревожили меня, пугали, изматывали. Я ощущал себя, словно истрепанная, изгрызенная бродячей собакой кость…
Даже если не принимать во внимание толщину стен, сбежать отсюда невозможно. А еще оковы: проклятые браслеты и ошейник — они блокируют мои способности. К этому делу явно приложил руку кто-то из богов. Ничего, рано или поздно я выйду, вырвусь, и тогда… Пока же они должны думать, что пленник сломлен. Усыпить бдительность. Они смертны, я – нет. Ошейник сковал меня вечностью. Время лечит, время усыпляет. Усыпляет бдительность моих стражей, как бы хороши они ни были. Им, глупцам, кажется, что отняв магию, заперев в этих стенах, они сделали все необходимое, чтобы удержать меня. Но я воин-маг, самое мое страшное оружие не магия, и даже не клинок, самое мое страшное оружие – я сам! Я нашел за эти века дорогу в мир неясными снами, мыслями… Мастера уже куют мой ключ к свободе! И скоро. Ну, что для меня десять, даже сто или даже тысяча лет? Я ее обрету. Но пока я буду охранять свое творение любой ценой.
Алые розы! Они прекрасны… А самое прекрасное – их шипы. Я нежно обнимаю куст, зарываясь в него лицом. Боль незначительна. Кровь бежит по шипам, капает на землю, отзывается… Моя кровь – моя связь с миром. То, о чём не знают мои тюремщики. Стражи, мои верные рабы, услышали меня, отозвались… Мой ключ к свободе будет охранен любой ценой. Сколько из них помнит, кто я? Кто помнит своего создателя и господина? Забыли… Но все равно готовы исполнить приказ. Мои рабы! Мои создания! Вот и молодцы, исполняйте!
— Ты что творишь? – рывок за шиворот вытащил мужчину из розового куста, изранив еще больше. Он поднял на разгневанного собеседника исцарапанное лицо.
— Прошу меня простить, господин, — голос оборотня прозвучал устало, — я соскучился по зелени, по природе, а эти цветы так прекрасны. Они напомнили мне мою юность, когда я еще никому не служил…
— Я сообщу Наставнику, ты будешь наказан!
— Как будет угодно, — пленник безразлично пожал плечами, — я должен идти в свою камеру или могу остаться здесь?
— У тебя прекрасные покои, Кэрат, ты занимаешь несколько комнат, но ведь можешь оказаться и в настоящей камере, если будешь дерзить!
— На все воля Наставника, — ответил оборотень тем же тоном. — Так что я должен делать?
— Можешь пока оставаться здесь, – монах смягчился и протянул ему платок, — вытри кровь, ты испугаешь учеников!
— Прошу прощения, — опять поклонился оборотень.
Монах несколько мгновений смотрел ему в глаза, но в них, как в зеркале, отражался лишь он сам, и ничего больше. Под конец у бравого священнослужителя появилось неприятное чувство, что это существо мертво. Да, оборотень ходит, говорит, он может даже страдать от боли, но на самом деле он мертв и мертв давно…
Капли крови стекали на землю, впитывались. Спящая в отсутствие хозяина сила шевельнулась, словно пробуждающийся монстр… дрогнула… понесла приказ владельца его созданиям…
Пробуждение было мучительным, все тело болело, словно ее избили. Хотя уже много лет ни один человек не смел поднять руку на наложницу Первого Сына. Аринаах с трудом подтянула колени к груди, перевернулась, оттолкнулась руками и приподнялась, оглядываясь. Ее положили на матрас возле кровати, на которой лежал бледный, в цвет белья, Сивирин. Возле него сидела незнакомая девушка, судя по вышитой одежде — лекарка и кандидат в магистры. Дом Крысы и правда предоставил лучшее, на что был способен. Девушка приветливо кивнула рабыне, и, более не замечая, опять склонилась над пациентом. Тсурра немного посидела, пока комната не перестала подозрительно качаться, и поползла к нему, зацепилась за деревянную спинку, подтянулась и замерла, прижав лицо к плечу любимого, вдыхая такой родной, знакомый до боли запах — жив. Остальное не важно. Усталость и боль в измученном теле, синяки и ссадниы, все пустяки, главное — Первый Сын, ее любимый, ее хозяин тут. Живой! Ему помогут, и он вернется домой, с ней. И опять все будет по-прежнему.
— Там на столе бутылка… — начала было лекарка, потом сообразив, что перед ней не просто рабыня, а кукла Жрицы, да еще любимица Сивирина, сама сходила, принесла толстый — синего стекла сосуд, более похожий на кувшинчик, чем на бутылку и помогла отлепиться от мужчины, сесть на пол и поднести напиток к губам. Жидкость оказалась отваром из трав, густая, как сироп и сладкая. Аринаах закашлялась, но Крыса заставила ее выпить все, и только потом подала воду — запить.
— Хорошо, что ты встала… — лекарка явно не знала, как обратится к тсурре. «Девка»? А вдруг жрица опять вселилась в тело. «Госпожа»? Не полагается тсургов господами звать, рабы они и есть.
— Как тебя зовут, дитя? — упростила она решение проблемы.
— Аринаах, госпожа. Так зовет меня мой хозяин, Сивирин!
— Ариннах… — едва слышно, на выдохе. Ресницы на бледном до синевы лице дрогнули, но не поднялись. Слишком тяжелы, но голос Первый Сын узнал и без сознания и откликнулся на него, избавляясь от еще звучащего в ушах зова Поющего. Обе девушки, забыв обо всем, рванулись к пострадавшему: одна с рыданиями счастья, вторая с руганью и амулетом — больной попытался сесть, наплевав на свое состояние и ее старания. Секундное колебание Крысы и команда:
— Аринаах, подними его! Ему нужно пить!
Рабыня поняла, кивнула, придала вертикальное положение судорожно дернувшему телу возлюбленного. Крыса сунула ему чашку к губам.
— Пейте, господин, прошу вас! Это необходимо, у вас обезвоживание!
Сивирин нашел силы взглянуть на нее, сжал губы – чужой дом, чужие правила, чужие интересы, но тут же опять такой знакомый голос зазвучал над ухом, разом сломав сковавший было его панцирь осторожности.
— Мой господин, пейте! Госпожа Эмирина просила Дом Крысы о помощи!
— Аринаах. – Он попытался поднять руку, погладить, не вышло, мышцы не слушались, да и не понадобилось. Тонкие пальцы рабыни сжались на его руке. И она настойчиво повторила:
— Это лекарство, мой господин, пейте! Теперь все будет хорошо! Ваши мечи тут, я их вынесла.
— Ты мой меч, Аринаах!
Ночной Охотник сделал несколько глотков и заснул прямо так, опираясь на ее плечо, не отпуская руки.
— Небо улыбается тебе, женщина, — вздохнула дочь дома Крысы. — Знаешь, что, ложись-ка ты рядом с ним, пусть спит спокойно!
Лекарка достала толстую тетрадь и принялась быстро конспектировать наблюдения — ее новый ранг, ее замечательная выпускная работа магистра спокойно лежала и не пыталась буйствовать, отказываться от лекарств и вообще вела себя на удивление адекватно. Жаль разрезать нельзя, чтоб посмотреть изменения нанесенные организму человека влиянием Поющего, но так – тоже неплохо…
Послушные служанки распахнули дверь, отступили, пропуская внутрь госпожу. Она отсутствовала достаточно долго, съездила навестить семью и подруг. Помещение было таким же, как она оставляла, все ловушки на своих местах, сигнализация не тронута… надо пригласить сестру, как магистр магии смерти она может зачаровать помещение так, что оно действительно станет крепостью. А пока… Жрица бросила короткий взгляд на свои бумаги: вроде бы никто их не трогал, все счета на своем месте, все записи… наивные. Конечно, никакой магической ловушки она не ставила, это отследят, а вот бытовую проверку… рядом с бумагами небрежно брошен гребень, в зубьях которого запутались длинные волосы ее раба. Мало того, что трех из них не хватало, так и остальные, даже те, что «украшали» собой скатерть сдвинулись сквозняком. В ее вещи кто-то залез и трогал документы! Если б этот кто-то видел улыбку красавицы Змеи, он бы сам предпочел уйти из жизни добровольно, но Эмирина была в покоях одна. Или почти одна.
— Рей, подай мне шкатулку, пожалуй, бирюзовую с алыми камнями.
Раб принес требуемое, бросил короткий взгляд на стол:
— Мою госпожу посетил враг-мужчина?
— Шпион точно и полный идиот, если перепутал наши расчески. Не прикасайся только руками к столу, через волосы не подцепишь, они без корней, а вот прямая передача возможна. Пять минут, мой дорогой, пять минут!
Она открыла шкатулку и выбрала из двух десятков пузырьков приглянувшееся проклятье. Жидкость в пузырьке играла всеми цветами радуги, искрилась, просясь на волю.
— Судя по красоте, у госпожи Сайонет было очень плохое настроение. — оценил прощальные подарки магессы тсург.
— У моей сестры не бывает хорошего настроения. — отмахнулась Змея. — Два шага назад, милый, и приготовься, сейчас ты увидишь настоящее волшебство.
Провожая родную сестру в чужой Дом, темная магесса и родная сестра Эмирины снабдила ее всем необходимым. Жидкость растеклась по скатерти, впитала след ауры, вздулась пузырем и рассыпалась брызгами. Каждая капля полыхнула всеми цветами радуги, исчезая и покорная воле Жрицы дотянулась, донесла пожелание до нарушившего покой хозяйки человека.
— Чтоб у тебя всегда стояло, а как дойдет до дела, так падало! – сквозь зубы прошептала разгневанная Змея. И обернулась к терпеливо ожидающему приказа рабу: — Рей, ты пойдешь в Дом Крысы и передашь Атаро мою волю. Но по дороге зайдешь к тем баранам, что тебя завербовали, и поделишься с ними информацией.
— Да, хозяйка.
Она протянула ему деньги и список.
— Здесь достаточно, чтоб на сдачу ты купил себе что-нибудь… нужное. Ступай!
— Да, хозяйка. — Рей выскользнул за дверь. С учетом скопленного, он может купить лекарства и передать повстанцам. Пусть не много, но это больше, чем ничего. А еще информацию. Первый Сын возвращается и беда тому, кто попадет под его клинки. А попадут многие, и может быть и мятежным рабам тоже удастся поймать свою рыбку в мутной водице большой чистки?
— Госпожа Первая Дочь Китлин пожаловала, примете? – служанка склонилась у дверей. Конечно, госпожа не должна отказывать Первой Дочери, но жрица устала, и может быть скажется больной? Не сказалась. Скорчив недовольную физиономию, она пригласила гостью внутрь и только когда служанки, кроме двух доверенных, покинули комнату — распахнула объятия и бросилась подруге на шею!
— Сестра! Как же ты вовремя! Атаро прислал весть?
— Наш господин очнулся! Он в сознании и узнал свою девку! Мы победили!
— Еще нет, — жрица присела на диван, за маленький, уставленный лакомствами столик, потянув за собой Китлин. — его еще надо перевезти сюда так, чтоб все увидели нашего господина у трона Отцов, только тогда он будет неприкосновенен! А по дороге могут быть неприятности.
— Я обеспечу безопасность. — отмахнулась Вышивальщица. — А что делать с Атаро? Крыс хорошо нам послужил, он полезен, но он и опасен.
— Ему нужно подобрать жену, как мы и обещали. Такую, чтоб влюбился, стал ее рабом и слугой. Такую, чтоб привязала его к нам. — Жрица протянула подруге вазу с засахаренными фруктами. — Есть у тебя кандидатура?
— На счет великой любви не гарантирую, но она хороша собой, владеет топором на длинной рукояти и делает странные вещи.
— Талант? — жрица попыталась вспомнить, кто из свиты Вышивальщицы был с топором, не вспомнила и решила, что умение размахивать оружием в браке — не самое главное.
— Я же говорю, она Мастер Странных Вещей. Одна из Третьих дочерей – Илисса.
Атаро и его бойцы принимали всех выживших, сразу же оказывая всю доступную на месте помощь и укладывая на носилки. Потом разберутся, кого в камеру, кого на черный рынок в другой стране, а кого и с поклоном преподнести нанимателю. Сивирина Атаро почтил особым вниманием: не смея коснуться его вещей, только сдвинул разряженные амулеты, и одел поверх них новые — свои. Пусть у Крысиных жрецов репутация не самых лучших, но уж раны и прочие повреждения они умеют заживлять получше других, компенсируя недостаток силы опытом. Тсурра бегала туда-обратно, сбросив его плащ, укрыв им возлюбленного и подоткнув его со всех сторон, защищая от пронизывающего пещерного холода. Самой ей было жарко от этого снования с тяжелым грузом, но даже сбавлять скорость девушка не желала. Какой еще отдых! Некогда! Пот промочил разорванную тунику, девушка приостанавливалась, делала несколько жадных глотков воды, вытирала мокрой тканью лоб и возвращалась за следующим выжившим. Наконец она вернулась с пустыми руками, оглядела стеклянным взглядом носилки, попыталась что-то сказать и тяжело осела на подставленные руки одного из Крыс. Он бережно поднес ее к Атаро, взглядом прося приказа, куда девать. Носилки кончились, и в ход давно пошли плащи. Неудобно, но так лучше, чем бросить на голой земле. Тем более, Первый Сын велел брать всех, даже безнадежных — пусть изучат жрецы и ученые, мало ли, какую силу привнесут в Дом новые знания? Может что-то и откроют, что возвысит хотя бы до среднего уровня?
— Там вроде среди спасенных и девка была, вот их вместе и волоките. — Приказал Первый Сын. — А теперь забирайте всех и ждите… ну скажем… где у нас последнее оборудованное для засады место? Там хорошее укрытие и раненых никто не заметит. Вызовите помощь, а я позову, за добычей!
Чуткие уши ловят каждый звук. В том числе и звук удаляющихся шагов. Никто не остался, не сбился с шага. Отряд выполнит приказ, даже если бойцы будут уверены, что оставляют командира на смерть. Но он еще поживет, сейчас просто очередной бой, и очередная встреча, которую нужно пережить. Встреча с Владетелем. Тварью, ничуть не лучше Поющего, разве что выглядит приятнее… Цепочка соскользнула с пальцев Первого сына, стекла на землю сверкнув серебром, исчезла вспышкой раскрывшегося портала. Но раньше, чем из него кто-то показался, Атаро отвернулся, уставясь в стену. Мягко стукнули подошвы, прошуршала одежда, этого звука тренированному вору хватило, чтоб понять, что делает наниматель: Владетель явился и теперь оглядывается, пытаясь что-то разглядеть в темноте пещер. Желтоглазый видимо в подземелье был первый раз. Вот он шагнул ближе, рука легла на плечо Первого Сына, потянула разворачивая лицом:
— Все равно тебе быть свидетелем битвы, Атаро, можешь смотреть.
— Господин великодушен — отозвался Крыс, не отрывая взгляд от пола. Теперь ему видны были только ноги нанимателя обутые в сапоги из темной украшенной тиснением кожи. Его хозяин повернулся к входу в зал Поющего — слишком резко, и длинные волосы хлестнули Крыса по груди и плечам: — Следуй за мной Атаро. Если придется, ты вступишь в бой по моему приказу. Не бойся, подчинить тебя он не сможет — ты уже принадлежишь мне.
— Для меня счастье послужить вам, мой господин! — Крыс не лгал. Он верил в свои слова в эту минуту, трепеща от благоговения, задыхаясь от любви и преданности, смотрел хозяину в спину. Продумать тактику взаимоотношений он успеет позже, его же не прямо сейчас убьют, время-то еще есть. А сейчас — просто преданность до конца, до смерти одного из них.
Неровный пол пещеры не доставлял проблем этому существу. Желтоглазый двигался так, словно слышал невидимую музыку, танцуя каждым своим шагом. Это завораживало, приковывало взгляд, заставляя следовать за человекоподобным монстром, вверяя ему не только свою жизнь, но и душу. Хотелось упасть на колени перед тварью, разорвать руками грудь и протянуть собственное сердце, захлебываясь от любви и счастья. Атаро с усилием отвел взгляд от стройной фигуры Владетеля, и уставился на ножны его длинного меча, представляя, как это оружие отсечет ему голову. Помогло, хотя и слабо, он по-прежнему согласен был умереть от руки Желтоглазого, но, по крайней мере, перестал видеть в этом свое предназначение и величайшую цель.
Поющий в отношении нового посетителя был солидарен с Первым Сыном дома Крысы — он заткнулся, спрятал выпростанные было щупальца и притворился дохлым. Свечение туши медленно гасло, погружая зал в полную темноту. Владетель даже удивился, попинал монстра, пробормотал «это уже наглость», и даже потыкал мечом. Поющий не реагировал. Когда стало совсем темно, Крыс понятливо зажег потайной фонарь, поставил на пол и сел рядом с ним и чьим-то мертвым телом. Поединок в котором одна из сторон драться не желала, был довольно занимательным.
Владетель обошел вокруг туши, еще немного попинал, и повернулся к Первому Сыну.
—Тебе ведь интересно? Я не буду тебя удалять, ты все увидишь и услышишь. Взгляни на меня!
— Благодарю за оказанную честь, господин! — Крыс поднял голову, скользнув взглядом по красивому лицу владетеля.
Тот едва заметно поморщился, видимо Атаро не оправдал его ожиданий.
— Как видишь, это вполне безопасно для нас обоих! – заявил обитатель летающего замка, убедившись в отсутствии интереса. – Ну что, поможешь победить?
— Господин, я…
— Успокойся, Атаро, я просто хочу похвастаться, ну хоть перед кем-то. Скучно без зрителей! Ты ведь любишь танцы, песенки эти ваши базарные… я сегодня буду их петь, для тебя и… — Желтоглазый кивнул в сторону туши Поющего. – Для него.
Владетель скинул плащ на руки Крысу, поклонился ему, словно и правда ищущий признания актер, и негромко запел шуточную песенку про трех девиц, которым сватья представляет женихов, перечисляя их положительные качества: один поэт, другой художник, а третий музыкант. На куплете, где через двадцать лет три здоровенных бабы тянут из кабака три жирных пьяных тела, с трудом различая, где чей, незаметно влился Поющий… Сперва к мощному голосу Владетеля присоединились подпевкой несколько женских, потом мужские, а потом грянул и остальной хор, вроде не так и громко, только вот Крыса швырнуло, вжало в неровный холодный камень пола. Несколько мгновений казалось, что отражающийся от стен звук разотрет его по камню, размажет тонким слоем, потом все-таки до парня дошло, он вычленил голос господина, вцепился, как тонущий в протянутую руку, сжался в комок, закрыв глаза. Мозг, поглощенный, унесенный в водовороты музыки, рождал безумные, диковинные видения, безумные в своем танце свето-цветные волны, обретающие очертания. Взрыв подводной горы, когда расступается вода, закипая, и пламя, поднимается к небесам, но толща воды остужает ее, смыкаясь обратно, задушив в своей спокойной толще безумную ярость огня. Огромная волна вздымается, несется на берег, снося на своем пути все, ломая деревья, постройки, смывая и унося плодородные земли. Но незыблемо стоит на пути гора, встречая свою мощную подвижную сестру-противницу, разбивая, укрощая… и снова пламя из земли, раскалывает трещинами утес, и казалось теперь ему не устоять, под натиском времени, осыпаясь песком. Но на останках обрушившегося гиганта проросли семена, и вот уже мощный лес встречает следующую волну, трещат вырываемые с корнем деревья, разбиваются в щепки стволы, но и стихия теряет свою ярость, свою силу. Вязнет, стихает, отступает обратно, оставляя следы разрушения, быстро скрываемые молодой порослью. Травой…
— Эй, ты живой?
Лицо обожгло, голова дважды мотнулась, прежде чем Крыс сумел открыть глаза и, толкнувшись дрожащими руками от земли, сесть.
— Господин!
— Понравилось? — шутливо поклонился Владетель. — Дорогие зрители, ожидаем вас на следующем выступлении нашей труппы.
— А можно сдохнуть как-то по-другому? С меньшими потерями для рассудка? — Первый Сын перевернулся на четвереньки, попытался распрямиться. Желтоглазый помог, удержал за плечо, не позволив рухнуть обратно.
— Ой, да ладно, — неожиданно высоким, кокетливым голосом отозвался его хозяин, — рассудок! Да было бы что терять! Ты еще скажи «разум». Зови своих мародеров, пока конкуренты не набежали!
— Простите мою настойчивость, господин! — Крыс сообразил, что перепевка двух монстров продолжалась всего несколько минут, — мне бы хотелось знать, что же вы пели, я немного… не расслышал слов.
— «Подайте нищему горбушку на обед».
— Это же?.. – кабацкая танцевальная песенка никак не вязалась с ужасающим поединком, которому он был свидетелем. Медленно он обернулся, туша Поющего сдулась, растеклась, напоминая большой светящийся блин. Атаро поправился. — Это мало похоже на то, что я ощутил, господин!
— А какая разница, что именно петь? Важно — как? — донесся голос шагающего в распахнутое пространство портала голос Желтоглазого.
Крыс остался один. Подождав, и убедившись в этом факте, Первый Сын сжал амулет призыва. Рифф и еще десяток парней оказались перед ним мгновенно, отчаянно кашляя и матерясь, амулет действовал весьма эффективно, только вот вызываемый ощущал себя, словно его пропустили сквозь мельничный жернов, предварительно запихав в мешок из-под муки. Увидев, куда вызвал их Атаро, они дружно рванулись к выходу, и только его ругань заставила их замереть и обернуться.
— Мертв он. — устало сказал Крыс собратьям. Тело почему-то болело, как после хорошей драки, даже кости ныли. А настроение из терпимого стремительно падало вниз, перейдя уже из плохого в отвратительное. — Соберите тут все, что можно продать или разобрать. Именное оружие и прочие артефакты не трогайте.
— Как прикажешь, господин! — Отозвались хором парни, а сам Атаро предпочел не расслышать, бормотания «поучи свою бабушку тесто месить!» Он уселся на землю, и закрыл глаза. Понадобится — позовут.
Идти по слабо освещенному коридору было и проще и сложнее. Проще, потому что путь знакомый, сложнее — потому что она видела, что ее ждет. Видела тех, кто за ней гнался, и теперь в голове билась только одна мысль: что с Сивирином? Если он не… тсурра мотнула головой. Если любимый мертв — она не вернется в Дом. Сбежит к вольным. Никто кроме них двоих не знал, что ее ошейник — фикция. Что уже давно Первый Сын дал ей свободу, в которой она не нуждалась, и что ее давно удерживало на месте только собственное, принадлежащее ему сердце. И теперь она шла, держа перед собой подаренный Атаро кинжал.
Вот тут она прыгнула через трещину, внизу отчетливо шумит вода, и доносятся странные звуки, будто стонет кто-то. Может, не все рабы Поющего перепрыгнули следом? Вот на этом месте ее чуть не догнали — отсеченная рука так и валялась у стены, с какой силой был нанесен удар, девушка не думала, зато пожалела свою безнадежно испорченную светлую тунику — подарок Сивирина. Вот тут она притормозила и ткнула первого из преследователей кинжалом, чтоб умерить его прыть. Не особо помогло и пришлось прибавить скорость, чтоб добежать до своих раньше, чем схватят. Сивирин бы справился. Если б не их господин, он бы всех рабов порубил и даже не устал. Первый Сын — лучший из воинов дома, Но теперь он там, в пещере и его надо найти. Аринаах зябко дернула плечами и двинулась дальше.
Атаро сидел на земле, перебирая в пальцах браслет. Звенья скользили каплями, друг за другом, как и мысли Крыса. Сколько еще он проживет, как агент Владетелей? Пока — желтоглазые обещают поддержку и помощь, но это пока. Только до тех пор, пока он им нужен. А дальше что? Споют свою поганую песенку и лучший друг сунет нож под ребра уверенный, что это его собственное решение. Твари! Ведь хозяин даже не скрывает свою волю и желание, отдавая приказы поддержать взбунтовавшихся рабов. А почему все? Потому что Вольные создают напряжение, нападая на отряды и караваны, инспектора ловят бунтовщиков, население регулярно обсуждает новости и смотрит казни… все заняты, у всех есть дела. Но если хоть что-то сломается в схеме, и пропадет одна из сторон, то вторая отвлечется от борьбы, отдохнет да и задумается, а так ли нужны им наглые горластые союзнички, забирающие без спроса все, что им нравится и вынуждающие себя кормить…
Следующее звено скользит между пальцев. Все видят — отдыхает Первый Сын, о благе Дома думает, а о чем еще может думать тот, когда наняли за хорошую плату… только об этом. Не тревожат. Хотя нет, один из парней взглянул раз, другой, перевел взгляд в темноту пещеры, куда скрылась Аринаах, и двинулся к нему.
— Господин, — боец присел возле Первого Сына, — младший просит о наставлении!
— Ты про девку? — Атаро отвлекся от нерадостных мыслей, взглянул на парня. Молодой, сильный. Как боец не плох, но главное — выносливый, за что и был выбран в этот поход. — Кларий, ты когда-нибудь сражался с тсургом?
— Нет, господин. — Молодой крыс аж к земле приник, склонил голову, выражая почтение. Первый раз пошел с Атаро в поход. Может и стоило бы промолчать, но не смог — любопытство оказалось сильнее.
— Я один раз сражался. Был в караване, в охране — под Риверхендом. И мы нарвались на Вольных. От стрел мы закрылись, но дальше они полезли в рукопашную и убили почти всю стражу. Недообученные бойцы с плохим оружием, но каждый стоил пятерых нас. Понимаешь? Мы бы легли там все, если б не Владетель. — Атаро проследил, чтоб голос дрогнул от почтения к высшим существам, а не от сомнения, не было ли нападение подстроено обитателями Замков. Хотя нет, мелковата для них цель, вот использовать — это за милую душу. — Он пришел и они отступили. А девка… На этой наложнице можно бревна возить, она и не заметит. Да и Поющего не слышит. Так что, сидим и ждем. Больше ничего мы сделать не можем. Ступай на место, мы потом еще раз все вместе обсудим этот поход.
Аринаах наконец-то выбралась в залу, и огляделась. Или она приспособилась, или монстр стал светиться ярче, девушка так и не решила. Она пошла вперед, стараясь не шуметь и не спотыкаться о мусор, медленно подбираясь к центру, туда, где в окружении своих жертв лежал монстр. Первое попавшееся ей тело было давно мертво, как и три последующих. И каждый раз сердце замирало, проваливаясь куда-то вниз, а потом возвращалось на место — не он. Не Сивирин. Отыскивая своих она подошла к Поющему слишком близко, и не заметила, как по темным камням скользнули такие же темные щупальца, схватив ее за щиколотку. Только ощутив их ледяное прикосновение, Аринаах с визгом рванулась прочь, упала, выронив кинжал, и ее со страшной силой повлекло к мерцающей, воющей туше…
Руки скользили по земле, шаря в поисках чего-то тяжелого или острого. Неровности пола подземного зала царапались, оставляли синяки, и даже любимая туника разорвалась на шикарной груди Ариннах. Спасительная мысль о том, что Поющий вроде свои жертвы не ест, мелькнула и тут же пропала, ее наконец подтащило и больно уронило на пол. Девушка села, рассматривая слабосветящуюся тварь, похожую на огромную личику мухи. Единственным отличием были щупальца, их было шесть — четыре массивных, кольчатых: они сжимались и растягивались вокруг нее, а два… вот эти два ей не понравились — тонкие и длинные они двинулись к ней, покачивая толстыми шарами-бутонами на концах. Один из бутонов коснулся колена девушки, скользнул выше и замер напротив груди, точнее напротив темного кружочка увенчанного ягодкой соска, второй расположился так же, и не успела Аринаах, как следует испугаться, как оба щупальца метнулись к ней и пребольно ущипнули. Этого тсурра не вынесла — с яростным воплем она руками вцепилась в отростки, ногами уперлась с тушу и дернула изо всех сил, распрямляя тело, вложив в этот рывок все силы и всю энергию. Раздался противный чпок и оба бутона остались у нее в руках. Пещера содрогнулась, звук изданный чудовищем более напоминал оперный хор, брошенный в кипящее масло, ну или отправленный на гастроли в глухую провинцию. Не выпуская трофей, Аринаах бросилась прочь, прихватив по дороге и свой кинжал.
При виде полуголой девицы Атаро бросился навстречу, обнял, успокаивая.
— Там был еще кто-то, сестренка?
— Н-нет, он просто… вот! — Всхлипывая и трясясь от страха и ярости, она протянула ему детали монстра. — Он посмел! Меня за грудь этими штуками!
К ее изумлению все парни в отряде, включая Атаро, вдруг закрыли глаза, кто руками, а кто и отвернулся. Крыс плотно зажмурившись, стянул с себя плащ и вручил ей.
— Сестренка, ты, когда закутаешься, скажи, хорошо?
— А что такое? Чего это с вами, господа?
Да, понимаешь, — донесся чей-то нервный смешок, — это не то, что ты подумала, дорогая. Это у него глаза такие. Он тебе на… э… бюст посмотрел! Так что прикройся, ладно?
— Он меня ущипнул! — Возмущенная Аринаах швырнула зрительные отростки к стене, покрутила плащ, который был ей велик и наконец, сумела в него замотаться на манер банной простыни. — Прямо за грудь! Какие же это глаза?
— Если внимательно посмотреть. — Атаро указал мыском сапога в сторону трофеев, то можно заметить, что на концах чешуек, обрамляющих глазные яблоки, находятся маленькие крючья. Он цепляется ими за кожу вокруг глаз жертвы не давая разорвать контакт. Но поскольку монстр все-таки подслеповат, то слегка перепутал, если можно так выразиться.
— Он погибнет? — тсурра обернулась назад, страдающий хор заткнулся, видимо смирившись с командировкой, и теперь из пещеры доносилось многоголосое бормотание — певцы решали, что брать с собой из алкоголя, чтоб не было потом мучительно больно.
— Отрастит новые через несколько дней. — Крыс добыл веревку и подпоясал девушку закрепляя плащ получше. — Тебе надо туда вернуться, сестра!
— Ну, разумеется! — Аринаах передернула плечами, и сердито, и как ей показалось, угрожающе топая, пошагала вниз.
На этот раз чудовище вело себя смирно: оно даже заткнулось при ее приближении, и все оставшиеся щупальца втянуло под брюхо. Во всяком случае, наружу не высунулось ни одно, даже когда расхрабрившаяся девица попинала противную тушу. Побродив среди многочисленных тел, она обнаружила одно с признаками жизни, и решительно взвалив его себе на плечи, побрела к выходу. Свой, чужой… пусть Крысы разбираются. Даже если чужой, главное чтоб твари не достался! Тоже мне, глаза у него там! Да никто из младших членов Дома не видел ее грудь, а тут какой-то опарыш переросток!
Спасенный оказался из Дома Волка, что ничуть не уменьшило радости Крыс. Волки редко нападали на младшие Дома, предпочитая свой уровень, и славились щедростью. Следующим оказался Бык. Здоровенный, Аринаах еле его сдвинула с места, но упорно дотащила до отряда, объяснив парням, что благородная Эмирина таких любит. Крысы вняли, упаковав несчастного по всем правилам, разве что бантик сверху не повязали. Наконец ей повезло, и третьим попался Ночной Охотник. Он был вручен для оказания помощи, и теперь дело пошло быстрее — зная в какой части зала искать тсурра быстро обнаружила возлюбленного — Сивирин лежал лицом вниз, сжимая в руках бесполезные против этого врага клинки. Аринаах задержалась лишь на мгновение: убрать его прославленные мечи в ножны и поцеловать сухие, потрескавшиеся губы. И почти бегом бросилась из пещеры, таща его на плечах — чем скорее окажут Крысы помощь Первому Сыну, тем лучше, а она… да что ей сделается? Потом отдохнет!
Говорят, что эти пещеры создал вымерший когда-то народ. Но Атаро не верил. Потому что они созданы не для жизни — для бегства. И те, кто их пробивал, использовали и иссохшие русла подземных рек, и естественные пустоты, лишь бы минимизировать работу. Стремительно, быстро, эффективно. Никакой красоты — только вперед, только прочь от врага. Узкие переходы и огромные залы, где сплошь и рядом встречаются следы былого. Вот здесь в пещере — была битва, на стенах острые глаза Крыса замечали следы: это отскочил меч, а вот тут оставил след край щита… Иногда идя по этим тоннелям он позволял себе представить — увидеть тени прошлого. Отступающих под атакой превосходящего противника людей. Таких же, как он сам. От кого они закапывались в землю? Может от тсургов? Или был кто-то еще? Первый Сын знал, что если свернуть вправо, там будет тупик, опаленный, словно бил огнем мощный маг. И в самом конце раскрошенный на мелкие осколки череп, все что время, мародеры и грызуны оставили от бойца. Он приходил к нему, говорил, делясь сомнениями. И иногда даже появлялось чувство, что кто-то есть рядом, кто слушает, но не может ответить. Дальше — вниз. Позади остаются истертые множеством ног верхние этажи, а дорога устремляется в узкие, промытые водой и осушенные трещины — проходы. Отряд ступает по темному камню, только мерцают огоньки на стенах, словно приветствуя или указывая путь. Но это тоже обман: они всего лишь дают сигнал своему давно умершему хозяину — здесь чужие. Освещают фигуру, превращая ее в удобную мишень для скрытого в темноте стрелка. Атаро об этих местах знает все, здесь он провел свое детство. Здесь нашел и прочел выбитые на камнях истории и поучения. Здесь он нашел свое оружие, и свою мудрость, обернувшуюся старым изношенным плащом. Но сейчас нет времени на прошлое, только вперед в будущее — во имя Дома. Его задача провести отряд туда, где под низкими сводами доносится пение. Сперва — сливающееся в невнятный гул, потом по мере приближения — разбивающееся на голоса: мужские и женские, низкие и высокие. Если перейти незримую черту, то можно и слова различить. Вот только нельзя ее переходить. Позовут, заманят, повергнут. Поставят на службу чудовищу, а потом, когда тело от истощения умрет и твой голос вольется в этот бесконечный хор. Поющий. Недремлющий страж и охотник Подземелий.
— Дальше мы не пойдем. — Атаро остановил отряд, поклонился рабыне. — Твоя очередь, сестра!
Аринаах на секунду задумалась, уточнила без капли страха в голосе:
— Что меня там ждет? Ты знаешь, господин?
— Его слуги. Часть утрачены навечно, часть же можно спасти. Но пока они все будут пытаться тебя убить. Я могу дать тебе оружие, сестра. — Он специально называл ее так. Пока она всего лишь рабыня, но в любой момент может опять стать воплощением Жрицы и зачем ему быть непочтительным со служительницей богов?
— Дай кинжал. — тсурра задумалась. — Эти слуги, насколько они далеко могут отходить?
— Мне приходилось убивать их и в верхних коридорах, по пути на поверхность. — ответил Крыс и несколько воинов за его спиной кивнули. — Они охотятся для него, добывают пищу, новых рабов.
— Ну, тогда, — девица нервно хихикнула, забирая у Первого Сына оружие и цепляя на пояс: — взводите арбалеты, готовьтесь принимать гостей и главное, не стреляйте в первого бегущего!
Аринаах не боялась. Пение, притягательно-гибельное для оборотней вызывало у нее раздражение и самую банальную головную боль. Какая уж тут привязанность к здоровенной, слабомерцающей, бесформенной туше, валяющейся посреди пещеры? Отпинать бы тварь, чтоб заткнулся! И воет-то до чего мерзко! И главное, не один валяется, рядом люди. Человеческие тела, и судя по запаху, многие из них мертвы и давно. Но ведь если верить Крысу — есть и живые. И где-то, среди этих закутанных во тьму и мертвенный отсвет хозяина, тел — ее возлюбленный. Тсурра постояла немного, убедилась в отсутствии внимания и поняла, что стоять ждать можно долго, а тут холодно, темно и очень противно.
— Эй, есть тут кто? — неубедительно изобразила она испуг. — Я заблудилась, между прочим!
Ответом были стоны и невнятное бормотание. Аринаах немного потопталась, набрала мелкого мусора, камней и решительно запустила свою добычу, куда получилось: в людей и самого монстра. В ответ громкость пения выросла, превратившись в отдаленное подобие военного марша, а ближайшие к ней тела вдруг зашевелились поднимаясь. К сожалению, темнота не позволяла рассмотреть, кто же остался лежать, как и знаки Дома на восставших.
— Ну, вот теперь вижу. Есть. — С удовольствием сказала она, уворачиваясь от первого из слуг Поющего. Скорость с которой будущие покойники вставали и тянули к ней руки девушку не устраивала, как и их задумчивое кучкование. В какой-то момент подчиненные монстром существа собрались толпой, почти вдвое превосходящей крысиный отряд, и пытались ее подозвать, жестами и певучими, но непонятными окликами.
— Достали, придурки! — Аринаах уже недвусмысленно рассердилась. Ей хотелось быстрее выбраться на поверхность, туда, где не будет гула голосов, туда, где она сможет сесть у кровати Сивирина и смотреть на любимое лицо, как она часто делала, ожидая его пробуждения по утрам. Тсурра набрала еще камней и уже прицельно стала их кидать в противных рабов Поющего. Мера возымела действие, толпа двинулась в ее сторону, хотя все равно слишком медленно Аринаах успевала от них убегать легкими шагами, не напрягаясь. В какой-то момент надоедливый гул ослабел, и слуги замерли, словно задумались, а нужна ли им быстроногая добыча.
— Ну, придурки! Иди те же сюда! — Девушка без размышлений приподняла сзади подол туники и выразительно похлопала себя по аппетитной попке. — Давайте, уроды! Кто первый, налетай! Только сперва догоните!
Как расшифровали призыв подчиненные Поющим существа, она не знала, но видела — ее действие помогло. Преследователи рванулись вперед намного быстрее, чем раньше. Аринаах зачем-то показала им язык и понеслась к выходу из пещеры, слыша позади быстрые неровные шаги…
Атаро прислушался. Частично преображенные уши дрогнули, ловя звуки. Легкий топот Аринаах, тяжелый — преследующих ее монстров. А ведь уже близко. Что ж она их так подпустила-то, если на рывке, могут и догнать! Из темноты донесся короткий рев, дикий женский визг, а через несколько мгновений вылетела тсурра, размахивая кинжалом, на лезвии которого что-то темнело.
— Почти схватил, скотина такая! — Возмутилась она, одергивая тунику. — Это не для него, между прочим! Ну, надо же! Ведь монстр, а куда руки… — защелкали тетивы арбалетов, Крысы били противников болтами с широким наконечником — два выстрела и нога подламывается, оставляя телу всего одну возможность — ползти, мешая своим же собратьям. Не все выстрелы попали в цель, часть отбита мечами, часть вонзилась в тела, не нанеся им существенного урона. Во всяком случае, атаковать они не прекратили. И даже подошли слишком близко, покинув зону влияния голоса своего господина. Оборотни бросились в атаку, уворачиваясь от тянущихся к ним мечей и рук. Аринаах постояла секунду, и кинулась за ними, отыскивая среди врагов одного — у которого не хватало руки. Слуги Поющего видимо сохранили какой-то разум, они начали отступать к своему хозяину, пятясь по проходу. И опять защелкали арбалеты Крыс, заставляя упасть последних из них. Не давай укрыться. Вот один из Крыс, добивая противника, заступил невидимую черту — замер, выронив оружие, сделал шаг в глубину пещеры, другой… тсурра бросилась к нему, рубанув на ходу тянущуюся к ней руку. Схватила оцепеневшего парня подмышки, опрокинула на себя и поволокла назад, не обращая внимания на его рывки, которые впрочем, быстро прекратил Атаро, врезав своему бойцу по затылку.
— Брось его там, — крикнул он, махнув рукой куда-то назад. Там — показалось ей понятием растяжимым, и тсурра дотащила тело до места, где до этого стоял отряд — уж туда-то Поющий точно не добивает. Положила парня на камни, погладила по разом потемневшему, осунувшемуся лицу, поцеловала в лоб и бросилась назад — вдруг еще кому-то понадобиться помощь?
Не понадобилась. Крысы уже добили своего превосходящего числом, но не силой противника и теперь обтирали оружие, настороженно вглядываясь в темноту.
— Они могут быть не все. — Предупредил ее Атаро, криво усмехаясь. В неверном свете камней его лицо казалось вырезанным из тени, такое же переменчивое, неверное, страшное. — Но тебе опять спускаться одной.
— Не волнуйся. Если там кто-то остался, я и его сюда приведу. А если не пойдут — справлюсь сама. Мне очень нужно забрать Сивирина.
— Во имя всех девяти богов, сестра, — он поклонился, словно провожал на битву товарища. — Пусть они помогут тебе!
Молодой мужчина сидел у дверей в покои жрицы. Иногда он скользил взглядом по спинам стражи, перекрывшим коридор. Потом опять опускал голову на руки. Ей сражаться — ему сидеть и ждать. Так быть не должно, это его место в бою, место воина Дома. Но он бесполезен, как и все остальные бойцы. Его верность брату ничего не стоит. Как и его умение сражаться, потому что против Поющего — бессильно оружие, и сейчас судьба, нет, не Дома, что Дому-то сделается, судьба их небольшой компании висит на волоске. На той нити любви, что соединяет постельную рабыню Аринаах с ее хозяином и господином — Сивирином. Его не посвятили в детали, но он не дурак, кое-что и сам понял. И теперь сидел и охранял уже свою любовь.
Вилиак помнил тот день, когда пришел говорить с другом и господином. Сивирин позвал его в сад, но не на тренировочную площадку, где обычно совершались убийства под видом ошибок на тренировке. Нет, в самую красивую, центральную часть и там, среди подстриженных кустов и цветущих клумб и произошло их объяснение:
— Не скрою, брат, — Вилиак отодвинул меч назад, так, чтоб и достать его было сложно. Его вина, ему и отвечать. А если бросит ему Сивирин вызов, так тому и быть. При искусстве боя старшего брата, это будет не поединок, а казнь. — Я влюблен в твою невесту. И так же не скрою, что буду ее добиваться, или тебе придется найти способ нас с ней разделить.
— Не знаю, на что ты рассчитываешь, — Сивирин покачался с пяток на мыски, переступил, чтоб рассмотреть свои следы. Похоже, их вид занимал Первого Сына больше, чем мысль о будущих рогах. — Понимаешь, брат, она будет нам изменять. Сможешь ли ты это пережить?
— Нам? — Он даже не сразу понял остальную фразу. — Нам? Изменять?
— Жрицы не способны на верность, они спят с любым приглянувшимся мужчиной. Так заведено. Я знаю, что у нее будет много любовников, и мы уже с ней это обсуждали. Наш брак — сделка во имя усиления Дома. У меня только одна женщина, которой принадлежит мое сердце, и от которой я жду верности, это малышка Аринаах. А Эмирина… Мы с ней всего лишь лошади, запряжённые в одну повозку. И если в эту повозку впряжется кто-то еще, меня это не заденет.
— Благодарю, брат. — Молодому человеку осталось только склонить голову. — Прикажи мне служить тебе лично, брат. Пусть мой меч станет тебе защитой!
Первый Сын не собирался ему препятствовать в поисках любви. Жрицы щедры на нее, хотя не так уж редко их избранники платят за это жизнью. Сивирин, наклонился и сорвал цветок, — синий, как глаза его любимой рабыни, когда она смотрит ему в лицо. Цвет любви. Ему хочется сейчас вернуться в спальню и самолично вплести этот цветок в косы своей звезды Аринаах. А надо разбираться с братом, который хочет то же, что и все, но почему-то решил об этом сообщить. Первый Сын совершенно не ревновал к той, другой, с которой его соединяла воля Отцов Дома. Да, он убивал и за меньшее, только вот не за что тут убивать. Сделка. Не брак. Ему не хочется в постель к Эмирин, как ей не хочется к нему.
— Служи мне не мечом, а кинжалом, Вилиак. И — да сдохнут наши враги. — Сивирин протянул ему для поцелуя свой меч. И юноша поспешно упал перед ним на колени. Верность до конца. До смерти от рук врага или господина.
Кинжал. Тайная стража. Шпион. Господин далеко. Но Третий сын здесь. И будет охранять эту дверь, как верный пес, даже если это и не надо. Но просто на всякий случай.
Золотистая нить пролегла по полу, проскользнула между камнями. Почти невидимая глазу. Тонкая настолько, что с высоты человеческого роста не разглядишь. Не опасность, просто шпион, посланец чужого любопытства. Вилиак обрубил ее кинжалом, зеленоватое лезвие которого покрывали сложные узоры росписи против колдовства. Стражи на него обернулись, но парень мотнул головой. Охраняйте. Я тут, на своем посту. Все в порядке…
Нарядные покои жрицы тоже изменились. Не зря замерла сейчас сплошной стеной у входа стража. Сама хозяйка комнат сейчас беспомощно лежала на походном алтаре. Полностью обнаженное, покрытое вырезанными прямо на коже узорами, поблескивающими живой кровью тело Жрицы размеренно дышало и только это указывало, что она еще жива. Служанки и подруги, полуобращенные, окружали беспомощную госпожу. Если убийца и рискнет напасть сейчас — он должен будет пройти сквозь них, а даже для Шешу это будет нелегко. Смертельно нелегко. Вышивальщица, с ногами на кровати подруги, привычно вцепившаяся в ткань, кладущая стежок за стежком узоры. Сейчас она сама не знает, что творят ее руки. Просто… надо за что-то держаться. Воин за меч, Инспектор за жезл… Первая Дочь за иголку и нитки… она не знает, что это, но знает — кому подарит. Иногда бездумный взгляд Китлин обращается к алтарю. Подле него, совершая очередной ритуал, стоит тот единственный человек, которого барьер пропускает. Рей. Постельная игрушка Госпожи. Ее раб и тот, кому она доверяет полностью. Сейчас Рей вооружен — вопиющее нарушение, но кого это волнует в такую минуту? На поясе раба два коротких меча. Почему-то никого не интересовало, как бывшее бордельное имущество научилось ими пользоваться. Главное — может защитить хозяйку и ладно. Рей поднимает чашу, касается губами, пробуя жидкость, потом погружает в нее кусок ткани и обтирает им тело госпожи. Он делает это каждые полчаса. А потом или бездумно сидит у алтаря или спит прямо на полу, свернувшись клубком у его подножья. Этот ритуал должен быть короток, а когда они длятся неделями? Годами? Хорошо, если поблизости есть храм, где за телом будет надлежащий уход. А если нет? Или если в этот момент нанесет удар враг? Известно — прервётся жизнь тела, прервется связь и застынет кукла, упадет на землю в медленном умирании от голода и жажды, если раньше не станет добычей хищных животных или людей…
Вдруг, в очередной раз задремавший, Рей вскочил, выхватил из кармана покрывавшего алтарь полога белоснежную ткань с серебряными узорами по краю и накрыл им тело. Провел руками, натягивая ткань, прижимая к коже жертвы. Кровавые узоры проступили и растаяли, исчезли, как не бывало. И Жрица села, откинув полотнище. Обвела всех ясным взглядом, сообщила:
— Ритуал начат и закончен. Благодарю вас мои верные дамы. Всех ждут щедрые подарки. Прошу оставить меня наедине с сестрой. — И разворачиваясь к Вышивальщице пояснила: — Мне нужна твоя помощь дорогая, надеюсь, ты сопроводишь меня в купальню?
— Разумеется, милая сестра! — Китлин положила еще несколько стежков, подождала, когда за последней из девушек закроется дверь, вскочила и бросилась к подруге-заговорщице.
— Ну, Рин не тяни! Получилось?
— Надеюсь, Лин! — Жрица попыталась встать, но ноги подломились, не сдержав ослабевшее тело.
Тсург подхватил хозяйку на руки и перенес на кровать. Уложил и укрыл покрывалом, приподняв за плечи, подсунул подушку и принялся кормить легким бульоном, специально сваренным для этой цели. Тсурги умелые и опасные существа, но не этот. Этот кроткий и послушный. Все знают, он предан своей госпоже, и всегда готов ей прислуживать. Рею доверять можно, он же не выдаст ни одного произнесенного в комнате слова. Эмирина попыталась отодвинуть, чашку, но раб не отставал, пока она не сделала несколько глотков. Жрица оттолкнула чашку и с возбуждением заговорила:
— Они достигли цели. Судя по звукам, там здоровенная и старая зверюга. Даже тсурре придется нелегко! Если Атаро не подведет… он попросил себе женщину из нашего Дома, я обещала. Мы сможем выбрать ему невесту?
— Если наш брат вернется, дорогая, — Китлин забрала у тсурга чашку и сама принялась поить подругу с ложечки, с ней подруга спорить не будет, а подкрепиться Эмирине необходимо. — то Крыс получит любую девушку из моей свиты. Выберу самую красивую, умную и обязательно талантливую.
— В чем-то ей повезет. — Жрица хихикнула: — Ей достанется заботливый в постели, чистоплотный мужчина.
— Ты и это проверила, сестрица! — Вышивальщица тоже рассмеялась с облегчением в голосе — подруга жива, с ней все в порядке, вернулась она, а не случайная тварь из Запределья. — А в остальном он как? Какие привычки, манеры?
— Ой, ну ты спросила! — Жрица высвободилась, откинула одеяло, и раб тут же принес ей домашний наряд, помог одеться. — Мне-то откуда знать, наши контакты были ограниченны одной единственной плоскостью. Горизонтальной. Хотя нет, стоя тоже было… и на качелях… короче, не прогадает она. Хороший парень — надо брать!