И ВОТ МЫ ВСТРЕТИЛИСЬ *
Понятно, что докатить тележку до деревни, где проводился конкурс красоты, стало для меня жутким испытанием. Одежда на мне от мороза стояла колом. Я прям поскрипывал от усердия. Инопланетянка же ходила вокруг меня и тележки и маялась от моего тихоходства. «Быстрее, скорее, шустрее, а-а-а…» — бубнила она и громко представляла ужасы, которые сейчас происходят с ее бедными детьми. Я узнал, что для них опасны чистая вода, белое солнце и каменный дождь.
Я предложил ей отдохнуть от переживаний в тележке, она отказалась. От отдыха отказалась, а от переживаний нет. Она вертела рекламный буклет с Останкинской башней в руках и постоянно вздыхала: а вдруг они потеряли бинкринктон (флажок) и теперь их выкрали инокраки (разбойники). А вдруг Ионофин (старший сын) заболел ингримой (простудой). А вдруг Грия (младшая дочь) видуализировалась в игримию (выиграла в реальной трёхмерной игре) – перевод Инопланетянки.
В конце концов, мне надоело ее слушать, и я решил поговорить с дедом. На любую тему, лишь бы не о страхах Инопланетянки.
— Павел Афанасьевич? — позвал я деда.
— Что такое? — завозился в тележке задремавший дед. — Чего, Василий?
— Вот если выиграете конкурс красоты, что делать будете?
— Не думал, — толкнул Мавру Кирилловну. — Маврушка, что в ответ-то скажем?
— Дед, — я остановил тележку, хотел присесть на край, не получилось. — Давай вернёмся, свой конкурс сделаем?
— Да ты шо! — дед аж приподнялся от такого предложения. — На кой он нам?
— Ну, так, — замялся я. — Прославим наш дачный поселок, загремят «Аушки» на всю страну или на всю вселенную. Я буду в белом фраке.
— Вот еще придумал! — дед отмахнулся, завозился, укладываясь поудобнее. — Ты бы поторопился, целый день трясемся. Инопланетянка мается.
— Ты сам попробуй, — обиделся я.
— Делать больше нечего, — проворчал дед и натянул фуражку на лицо.
Мавра Кирилловна хихикнула, прижалась к деду.
Я позавидовал их идиллии и вновь тронул тележку в путь. Солнце светило в лицо, ветер носил одинокие снежинки, Инопланетянка брела сзади. Дед с бабкой шептались. И только мне не было покоя. Тревожная мысль бродила по мне. Я удержал тележку, чтобы она не попала в яму, потом направил по земляной колее. Хорошо хоть, земля подмерзла, а то бы не пройти. Дорога пошла чуть под уклон, стало немного легче.
В прохладной глубине лесопосадок мирно дремала лесная жизнь и шевелилась лишь, когда слышала шум моей тележки. Сразу начинали скрипеть деревья, снимались птицы. Они, наверное, думали, что идут люди, и, скорее всего, удивлялись, заметив нас – пугал.
«Бу-умс-с-с!» — кто-то с грохотом долбанул меня по голове.
Ошалевшая мышь высунулась наружу.
«Бу-умс-с-с!»
— Прекрати, — приказала мышь сороке.
— Уснул что ли? — Сорока села мне на нос и уставилась мне в глаза.
Прогоняя ее, потряс головой.
— Посмотри туда! — И сорока ухнула клювом по дну моего горшка. Мышь, оглохнув, зажала уши лапами.
— Я, между прочим, болею, — это одновременно сказали воробей и соловей. Когда и зачем соловей вернулся, я не заметил и не понял.
— Туда смотри, — убеждённо повторила сорока.— Продолблю дыру!
— Я тебе продолблю, — пригрозил я сороке, но тележку остановил.
И тут я оторопел, то есть очень удивился. Настолько, что отпустил тележку, а она покатилась дальше. Я растерянно смотрел вперед.
У обочины стояли шесть точных копий Инопланетянки, только разного размера. Самый первый был выше и больше Инопланетянки раза в два, остальные пятеро по нисходящей.
— Оптическая иллюзия? — спросила мышь.
— Очуметь! — это воробей.
— Колдовство? — пропел соловей и закашлялся.
— Нет, — ответила сорока, — это, похоже, действительно ее муж и пятеро детей.
— Чей муж? — спросил я, хотя и так было понятно чей. Я оглянулся назад, где-то там плелась сама Инопланетянка. А она уже стояла и все видела. Она переминалась с ноги на ногу, словно пыталась стартануть и при этом боялась, – как только она тронется с места, образы мужа и детей пропадут.
— Василий, — осторожно позвала меня Инопланетянка, продолжая смотреть на мужа и детей, — что здесь происходит?
— Не знаю, — честно признался я.
Тут Инопланетянин чуть ударил древком флажка о землю. На другом конце флажка появился маленький пузырь. Быстро лопнул. При новом ударе выдулся новый. Сияющий, радужный огромный. Ветер потащил пузырь к Инопланетянке. Она поймала его своим флажком, и ленты на ее флажке сразу распутались, затрепетали. Она заговорила с мужем какими-то странными булькающими сигналами. И тут посыпались пузыри со всех сторон: от детей к ней, от нее к мужу, от мужа к детям.
Когда один из пузырей пошел на мышь, она испугалась, спряталась в моей голове. Пузырь липко лопнул о мою голову, а я все не мог поверить, что Инопланетянка реально инопланетянка. Она говорила, а ей никто не верил. А тут такое! Видимо, сегодня самый неудачный день в моей жизни. Возникло ощущение, что разом пропали все счастливые дни моей жизни. Я расстроился. И все это поняли.
***
СЕМЬЯ *
— Он говорит, что меня не было шесть криутов (дней), поэтому он стал беспокоиться и прилетели на поиски. Мой флажок не работает, они шли по биометрической волнообразующей криптовенограмме, — стала переводить нам Инопланетянка.
Мы все переглянулись. Понятно, что никто ничего не понял. Они, похоже, так заигрались (зачеркнуто) увлеклись.
Если бы я умел дышать, я бы сейчас затаил дыхание и, может быть, задохнулся. Ничего другого в тот момент в голову не пришло. И снова неправда. В голове моей всегда пусто, кроме соловья, мыши и воробья. Но и сейчас они сидела на моей голове и тихо меня успокаивали. Я их не слушал. Я ловил каждое слово Инопланетянки, а она сказала, что им пора возвращаться домой.
В дело вступил сам Инопланетянин. Он сделал пару шагов к детям, отслоил от подола своего серебристого камзола кусок ткани, смял в комок, затем методично растрепал его так, что почти растворил в воздухе. Посмотрел на просвет. Вдоволь налюбовавшись его прозрачностью и лёгкостью, осторожно подбросил. Комок взлетел, взорвался желтым огнем. Выплёскивая длинные дымные всполохи, стал падать. Сваркой трещали металлические нити, тень от мотка росла, разбрасывая причудливые формы. Комок сгорел до металлической горошины. Инопланетянин поймал ее практически у земли, вставил в паз на флажке и ударил о землю.
— Я совсем забыла, как это делается, — выдохнула Инопланетянка.
К великому моему сожалению, я не понял ее. Я просто стоял и вообще ничего не понимал. Как такое возможно?
Инопланетянин, как жутко крутой волшебник, продолжал творить чудеса. Его флажок пошел по кругу, как волшебная палочка мага. После нескольких витков появилось облако из блуждающих точек. Постепенно они росли, объединяясь в мелкие предметы. Проявился контур миниатюрной Останкинской башни. Флажок поднимался выше, башня тянулась следом.
Башня горделиво раскинулась на всю дорогу, через рощу (зачёркнуто) на весь мир. Причудливые очертания окон, тугие изгибы арок, макушка растворилась в небе.
Я смотрел на корабль и во мне зрело желание напроситься в гости. Это была настолько нелепая мысль, что она подавила слабый голос благоразумия. Куда я без своего дачного поселка с прекрасным названием «Аушки».
Инопланетянин осторожно поймал свой флажок, подошел ко мне.
— Спасибо, — сказал он.
— Что случилось? — это конечно не тот ответ, который от меня ждали, но как говориться, что пришло в голову. Не каждый день такое увидишь.
— Это обычный греозг, по-земному принтер, — пояснил Инопланетянин и добавил. — Никакого волшебства.
Ни греозга, ни принтера я не знал. Я посмотрел на Инопланетянку, она кивнула.
— Эта штука что еще может? — я показал на флажок.
— Многое, — ответил Инопланетянин. — Хотите проверить?
— Хотим! – ответили старики.
Я растерялся.
— Давай придумывай, — накинулся на меня Павел Афанасьевич.
И тут я сообразил.
— Сделайте так, чтобы тележка сама катилась.
Как только флажок обогнул тележку по кругу, в ней что-то заурчало. Тележка дернулась, Павел Афанасьевич чуть не вывалился.
— Пульт управления, — протянул Инопланетянин деду пластину с разными стрелками. — F/G/D/A. Извините. Право, лево, вперед, назад. Зарядки на пятьсот земных лет.
Павел Афанасьевич растерянно кивнул, взял пульт. Он и не представлял, что будет так легко. Нажал кнопку, тележка плавно пошла вперед.
— А гитару можете сделать какую-нибудь такую этакую, чтобы не расстраивалась и …в общем, чтобы многострунная и крутяшная. — От удивления правильно-нужные слова забылись.
«Получите, пожалуйста».
Я ахнул от гитары. Какая-то совершенно непонятная, многострунная, многоуровневая…
— А можно… мне белый фрак, ботинки-самоходы? — я смотрел на флажок Инопланетянина, будто разговаривал с ним.
Инопланетянин усмехнулся, когда увидел меня в белом фраке. А я ждал ее реакции. Неужели не оценит мой белый нарядный фрак? Ну же?! Но Инопланетянка совсем на меня не смотрела, она обнимала детей, что-то им щебетала и булькала на своем инопланетном языке.
— Нам пора, — все-таки в какой-то момент сказал муж Инопланетянки.
Я боялся этих слов. Жаль, конечно, расставаться. Эх, если бы они могли остаться. Вместе бы столько могли сделать.
Они развернулись, самый мелкий – впереди, следом по возрастающей, мама с папой последние. Как только они вошли в ближайшую арку, корабль бесследно пропал.
Я остался один. Мышь с птицами спрятались в голове и тихо там перешёптывались. Старики укатили на тележке и, похоже, возвращаться не торопились. Я не знал, что делать. Я опустил голову. Кажется, не было дождя, но мои глаза почему-то промокли, набухли от воды.
— Ты плачешь? — вдруг спросила сорока.
Я помотал головой.
— Я не умею плакать.
— Теперь куда? — заглянула сорока мне в глаза.
— Не люблю, — помотал головой.
— Я все видела. Эта Инопланетянка ужасна…
— Не надо, — попросил я. — Я не представлял, что будет так грустно.
— Почему ты не придумал что-нибудь другое, например…. Впрочем, у тебя и так все есть. Не, ну это надо было догадаться попросить для гитариста гитару, а для Рыболова крючки, которые ловят, но не травмируют рыбу. Что с этим делать будешь?
— Отнесу Рыболову.
— А как же конкурс красоты? Ты отлично выглядишь в этом белом фраке. Не, реально круто. В белых лаковых ботинках, белой шляпе — точно победишь!
— Я свой конкурс провалил. — Не помог ни белый фрак, ни белые ботинки. Хотя, должен признаться, во фраке и ботинках было гораздо удобнее и легче двигаться.
— Ну, как знаешь, — грустно вздохнула сорока. — Деревня за поворотом.