28 ОКТЯБРЯ *
ДОРОГА ДОМОЙ *
На конкурс края соты я опоздал. Старики успели и взяли приз в номинации «Самая великолепная пара».
Старики остались, а я возвращался домой. Мышь, воробей, соловей сидели на верхотуре белой шляпы и без умолку обсуждали мое опоздание на конкурс красоты. Они говорили до тех пор, пока не увидели лису.
На опушке леса, аккурат за глухим бурьяном, торчала ее морда. Лиса жила в березовой роще, в норе под корнями поваленного дерева. Самое хитрое место себе нашла. В норе еще было три выхода: одно на берегу реки, практически под водой, второй – у мусорной свалки, а третьего, кроме лисы, никто не знал. Когда я впервые ее увидел, она показалась мне черной тенью, и лишь потом я заметил рыжий отблеск яркой луны на ее густой плотной шерсти. Пронырливая и осторожная до безобразия особа. Дед Пантелей сколько раз на нее капкан ставил. Чует за версту. Острую морду – кверху, темноту на запах проверит, хвост поднимет – и в курятник.
В поселке было два курятника: один у деда Пантелея, другой у семьи в доме с синей крышей. Так лиса именно в курятник деда Пантелея пристрастилась. И так настырно. Как стемнеет, так она туда непрошеным гостем. В курятнике сразу приключался переполох. Оглушительное квохтанье, перепархивание с насеста на насест.
Петух лису всегда ждал у окна. Но лиса приходила по разному маршруту. И только морду в курятник – петух начинал оглушительно оповещать о беде. Голодная лиса, не обращая внимания на вопли, цепляла взглядом самую удобную жертву. Короткий бросок, в воздухе плыли пух и перья. Теряя галоши, к курятнику бежал дед, иногда успевал, иногда нет.
— Да что ж ты за зараза такая! — дед в ярости бросал ей вслед галошу, а потом все утро искал то в зарослях малины, то смородины. Часто галошу находил в капусте.
Эта лиса никого, кроме меня, не боялась. Как меня увидит, так и вздрогнет от ужаса. На задние лапы встанет, ощерится клыками. Эта стойка для меня была одной из загадок, которую я разгадал только совсем недавно.
Почему так долго говорю о лисе – потому что лиса объявила мне войну. Ни больше, ни меньше. Но давайте все по порядку.
Я возвращался домой, по пути зашел к Рыболову, отдал ему крючки.
— Гадость какая, — сказал он. Хотел выкинуть крючки в воду, но потом передумал, сунул под корень ивы и вновь передумал, переложил в карман.
То же самое сказал Гитарист, когда я ему взамен его фанерной гитары предложил гитару Инопланетянки. Я хотел обидеться: старался, тащил, а они «гадость какая», вот и делай после этого добро. Впрочем, не обиделся – не умею.
Я жаловался мышке, соловью и воробью, а они сидели у меня на плечах, слушали и молчали.
— Хоть бы слово сказали, — упрекнул я их.
Тишина.
— Я что, здесь один? — Привлекая внимания друзей, постучал себя по затылку.
Тишина.
«Не, это вообще нормально?»
— Отвечайте. А то щас нырну головой в воду, — пригрозил я.
— Там лиса, — предупредила мышь.
Я оглянулся. Удивился. Лиса была непривычно рядом. Увидел суровый взгляд, багровый шрам от глаза к уху.
— Пых! — замахнулся я на лису. Она чуть отбежала, но не от страха, а скорее инстинктивно. — Пых.
Лиса оскалилась жёлтыми клыками.
— Это она за нами, — закручинилась мышь, соловей и воробей.
— Что происходит? — Не понимал я. Может, в белом фраке я ей не страшен. — Пых!
Лиса осторожно шла за нами вдоль длинных рядов акации, быстро и точно перепрыгивала мелкие ямы, упавшие деревья. Мышь в моей голове бурчала проклятия всему роду лис, соловей с воробьем жались к ней и не особо усердно успокаивали. Я методично следовал по заброшенной старой дороге.
Полдня, пока я топал домой, показались вечностью. Вдали уже виднелся наш дачный поселок. Лиса тоже увидела и сразу пошла на штурм. Неожиданно легко заскочила мне на грудь, потянулась лапой к расщелине горшка. Мышь запищала, суетно забегала, прижалась к противоположной от расщелины стороне. Оставляя грязные следы на моей белоснежной груди, Лиса цеплялась когтями за ткань. Она тянулась вперед, пыталась просунуть лапу в горшок.
— Совсем нюх потеряла? — возмутился я и в счастливом неведении пошел навстречу собственной гибели.
Я с силой хлопнул лису по спине. Лиса мигом слетела, но не успокоилась. Отступила на пару шагов, жестко сверкнула глазами. Следующий ее заход был с тыла, мне на спину. Сбросить сейчас оказалось не так-то просто. Я хлопал себя по бокам, по спине, громко ругался, а лиса спокойно бултыхалась сзади и ловила лапой расщелину.
И тут я пошел на хитрость. У ближайшего дерева я так сильно развернулся, что лиса со свистом пронеслась у меня над головой и размашисто приложилась к стволу. От боли она отпустила хватку, рухнула на землю.
На соседнем дереве громко закаркала синяя ворона.
— Ах ты, хулиган какой! — упрекнула она меня.
— Приехали! — удивился я. — Лети отсюда, или я с тобой тоже поговорю.
— Хулиган, хулиган, хулиган, — и синяя ворона, пролетая мимо меня, очень метко нагадила на левое плечо неровными звездами.
Шумно захлопали крылья, со всех деревьев снялись птицы и черным шарфом потянулись за синей вороной, которая хищно уносила мою белую шляпу.
Я шел по дороге и возмущался, а мышь сырой травой протирала следы синей вороны. В итоге размазали только.
***
ПТЕНЕЦ СИНЕЙ ВОРОНЫ *
С каждым шагом из-за пригорка неспешно появлялся дачный поселок «Аушки». За то время, пока меня не было, он сильно изменился: все занесло снегом. Белые крыши, белые огороды, серое небо. Поселок словно уснул в белоснежной постели.
Я прибавил шагу. Замороженная трава тихо хрустела под моими лаковыми ботинками. Поскользнулся, с трудом удержался, сшиб замороженную головку желтой розы. Лепестки вяло просыпались, а я удивился ее присутствию здесь. Справа в лесу неспокойно заголосила сойка. Из-под куста шиповника выбежал перепуганный еж, стремительно бросился через тропинку на другую сторону леса. Видимо спросонья не заметив замороженную лужу, коготками заскользил по ледяному узору. В середине лужи лед хрустнул, сначала у ежа провалилась лапа, затем зад. Уцепившись за травинку, еж выкарабкался, фыркая, отряхнулся, шмыгнул под нижнюю ветвь елки.
В лесу суматошно загалдели птицы, загремел дятел.
Вылупив глаза, пронеслась сова.
— Беда, беда, — ухала она.
Я заторопился по бугристой земле к роще. Ломая переплетенье узловатых ветвей, вышел на снежную поляну. Ну и картина! Оставляя темно- грязные следы на припорошённой снегом поляне, кругами вокруг березы ходила лиса. На нее с высоты пикировала синяя ворона, и не только она. Птицы, птицы, еще птицы. Иногда по одной, иногда несколько. Лиса привычно огрызалась, скалилась, вяло от них отмахивалась. Сейчас ее интересовал только один птенец – под березой. Крупный, сильный, но с переломанным правым крылом. Взъерошенный и напуганный, он жался к дереву и, не отрываясь, смотрел на ее пылающий язык. Птенец уже чуял плывущий в холодном воздухе острый запах лисьего меха. От ужаса он уже не мог пищать и дрожать.
Самое неприятное в этой картине было то, что птенец был вороньим. Ну, помилуйте, ради кого напрягаться?
Что-то надо было делать, нельзя же было просто так стоять. Я хотел уже вернуться, вдруг птенец пискнул «помогите», и я отчётливо понял, что если я не спасу этого птенца, я просто не смогу спокойно жить на своем шесте в огороде.
Сам себе не верю, что это делаю. Я подобрал ближайшую ветку, размахнулся, кинул в лису. Она вздрогнула, обернулась на меня пылающим взором, а потом одним прыжком обрушилась на меня всем телом. Дальше я ничего не помню.
***
РАССКАЗ МЫШИ *
Ты упал. А потом случилось страшное. Лиса цепкими челюстями схватила тебя за шиворот, потащила по земле, как сломанную куклу. Ты звал на помощь, цеплялся за кусты, колотил руками по воздуху, но лиса стремительно тащила тебя к реке. Это было ее ошибкой, потому что у реки тебя услышал Рыболов. Сначала он не обратил на это внимание, но когда лиса волокла тебя по мосту, в воду упал твой лаковый ботинок. От него еще шли круги, а Рыболов уже взбирался на крутой берег. Он цеплялся за старую траву, скользил по сырой опавшей листве. Камешки градом летели вниз, сыпались в воду. Не такое-то это простое дело залезть наверх, да еще с удочкой в руках…
Лиса стояла на высоком берегу, продолжая цепко держать тебя за шиворот. Но что-то с ней явно творилось неладное. Лапы растопырены, мех дыбом, во всей ее стойке чувствовался ужас.
— Ишь, зараза вымахала! — разозлился Рыболов, раскрутил леску и закинул на лису, словно пытался словить ее как рыбину. Леска со свистом ударила ее по спине. Лиса даже этого не заметила. Рыболов тихо выругался. Какой толк от пустой лески без крючка. Пока воробей помогал Рыболову привязать крючок к удочке, раздался такой оглушительный звук, что лиса извернувшись ужом, отскочила в сторону. Этот звук просто невозможно выдержать.
«Не знаю, как лиса, но у меня лично чуть не лопнула голова», – пожаловалась мышь. Похоже, этот звук лишил лису ориентира. Она закрутилась волчком, продолжая цепко держать тебя в зубах.
Из леса вышел Гитарист с новой гитарой. На его плече сидел соловей, прикрыв уши крыльями.
— Бамс! Бамс! Бамс! — Рвал струны, уши, сердца Гитарист.
Рыболов с воробьем судорожно вязали крючок с грузилом к леске, а Гитарист с в бешенстве рвал струны.
Готово. Рыболов взмахнул удочкой и аппп… поймал лису за хвост. Потянул к себе. Лиса оглянулась, потащила Рыболова за собой. Гитарист наступал следом и оглушительно бил по струнам странной многоуровневой гитары. Гитаристу с Рыболовом хорошо, у них нет ушей, которые принимали бы эти ужасные, тяжелые звуки, а мы все чуть не оглохли. Особенно Лиса, потому что Гитарист был так близко, что от каждого удара по струнам Лиса то сжималась, то разжималась, то горбилась. Она бы давно уже сбежала, но Рыболов держал, тянул хвост. Лиса лаяла, кувыркалась.
Наконец, она сообразила, разжала челюсти, перекусила леску и умчалась в лес.
К сожалению, к тому моменту от тебя практически ничего не осталось: половинка разбитого горшка и порванный в клочья белый фрак.
Собирали тебя по всему свету. Павел Афанасьевич и Мавра Кирилловна привезли на механической тележке твой старый пиджак и брюки, вторую половинку горшка нашли вороны. Синяя ворона собрала твои пальцы по прутикам. Правда, ботинки тебе раздобыли новые. Один ботинок остался, второй уплыл по реке. Найти второй белый лаковый ботинок на земле невозможно. Как-то не совсем прилично жить в разных ботинках, поэтому мы решили подарить тебе новые обычные ботинки с рынка. Мы с соловьем и воробьем склеили твой горшок так, что теперь у нас появились персональные входы и запасные выходы. Надеюсь, ты не против?
Я не против. Теперь в моей голове иногда случался сквозняк, который уносил грустные воспоминания об Инопланетянке.
Еще говорят, что пугало Иван поймал лису и побрил ее налысо. Так что, если увидите лису в большой черной шляпе – это наша из поселка «Аушки». Ветер сказал, что теперь она участвует во всех лисьих конкурсах красоты и везде побеждает.
***
ПОСЛЕСЛОВИЕ *
Дед Пантелей ходил по огороду и в тележку собирал разбросанные вещи, сломанные ветки. Гремели пустые ведра, хрустело разбитое стекло. Ураган прошелся на славу. Пострадали все. У соседнего дома снесло синюю крышу, маленький покосившийся домик с плоской крышей из шифера рухнул, кругом валялись пучки васильковой, ромашковой, зверобойной, крапивной травы. У дома с желтой крышей яблоня упала на провода. Теперь поселок остался без электричества. У деда Пантелея ураган унес курятник вместе с курами. Пришлось пригнать трактор, чтобы вернуть хозяйство на место.
Дед подошел к пугалу Василию, поправил на его горшке черную шляпу.
— Надо же, устоял после такого урагана, — одновременно удивлялся и радовался дед. У всех соседей пугала разнесло в пух и прах, а мой устоял. Одиноко теперь тебе будет. Потерпи до весны.
Следующей весной дед Пантелей соорудил на своём огороде Гитариста, Рыболова, Мавру Кирилловну, Павла Афанасьевича, Инопланетянку и пятерых деток с флажками в руках.
— Вот теперь тебе не будет скучно, — сказал дед Пантелей, и насыпал на плечо Василия зерна для мышки, воробья и соловья. Уж больно красиво в предутренней заре поет этот соловей. Слушать — не переслушать.