— Айвен? Ты откуда тут взялся? Тебя же давно уже… — Бай остановился на пороге кабинета, словно налетев на стену, но двое плечистых охранников сопровождения аккуратно вдавили его внутрь и так же аккуратно прикрыли дверь, отрезая возможность побега.
— Ах, Бай, ну мы же с тобой как иголка с ниткой! Куда ты — туда и я, и никак иначе! — легкомысленно чирикнул Айвен, выдал самую безмятежную из своих улыбок и помахал в воздухе аудиторской печатью. За печатью, позвякивая, тянулась и не менее аудиторская цепь, словно иллюстрируя сказанное. — Или ты бы предпочел, чтобы я называл нас неразлучниками? Знаешь, есть такие птички…
— Айвен, придурок!
— Я тоже тебя люблю.
Бай яростно засопел и, игнорируя Айвена, уставился на майора Фордыбасова, хозяина данного кабинета и жизни (ну во всяком случае, именно так эсбешный майор считал каких-то десять минут назад). Процедил раздельно, сквозь зубы:
— Я на это не подписывался!
— Можно подумать, я подписывался… — буркнул в усы Фордыбасов, старательно отводя взгляд. Тихо так буркнул, даже сидящий в соседнем кресле Айвен расслышал едва: Грегор бывает чертовски убедителен, и десяти минут ему, как правило, более чем достаточно для того, чтобы в полной мере напомнить любому из его подданных, кто же на самом деле настоящий хозяин всего и вся на всех трех планетах Барраярской Империи.
Бай попытался развернуться к двери — бледный, встрепанный, злой, с лихорадочно блестящими глазами и красными пятнами на скулах. И обнаружил, что между ним и выходом в коридор стоят два шкафа — невозмутимых таких, человекообразных и даже в форме. Но вполне себе шкафа: ни подвинуть, ни обойти. Дернулся, обернулся к хозяину кабинета, по-прежнему игнорируя Айвена, ощерился:
— Такие допросы для внештатников — дело добровольное! А у меня нет этой доброй воли, ясно?! Я не буду… при нем. И вообще не буду! Я ухожу, ясно?! Я…
Он задохнулся на полуслове, шарахнувшись в сторону от незаметно подкравшегося сзади медика. Но было уже поздно: тот успел всадить ему полную дозу прямо через рубашку, не дожидаясь, пока закусивший удила Бай наговорит себе если не на тюремный срок, то как минимум на выговор с занесением. Медик, хоть и эсбешный, по-своему тоже был человеком незлым, пожилым и все понимающим.
— Вот и ладушки! — удовлетворенно выдохнул он, убирая безыгольный инъектор обратно в медицинскую сумку, и забубнил в наручный комм: — Местное время девятнадцать часов сорок три минуты. Проведена подкожная инъекция фастпентотала натрия в объеме 0,5 миллилитров в типичную зону, — покосился на тяжело дышащего и сжимающего кулаки Бая, добавил чуть менее уверенно: — Процедура прошла без особенностей.
— Я не хочу… — сказал Бай вяло и невнятно. И пошатнулся.
Один из охранников (тот, что был слева) ловко подставил ему стул, практически подхватил этим стулом, толкнув под коленки. Бай рухнул на сиденье, уронив руки вдоль тела. Откинулся на спинку, запрокинул голову. На его лицо медленно выползла дебильная фастпентотальная улыбка. Он еще раз вздохнул-всхлипнул и окончательно расслабился, только пятна на скулах проступили ярче. На Айвена он не смотрел.
Айвен бы тоже с удовольствием не смотрел, как уродует тонкое, умное, ехидное любимое лицо искусственно наведенная эйфория, но не мог себе этого позволить. И потому улыбался. И сжимал аудиторскую печать так, что немели пальцы. Временный аудитор Айвен Форпатрил — это и была та самая пресловутая майлзовская «идея получше». Прелесть временного аудитора в том, что для его назначения не обязательно собирать всех остальных голосов императора и проводить обсуждения новой кандидатуры. Временного аудитора может назначить и сам император — в конце концов, это ведь его голос. Назначить на какое-то определенное время или ради какого-то конкретного дела. Например — для наблюдения за проведением одного единственного допроса. Бред? Конечно же, бред, и надо быть Майлзом, чтобы считать такую идею действительно лучшей. И если бы речь не шла о Бае…
Ну вот и кто тут придурок, спрашивается? Уселся он, понимаешь! Руки он уронил! Без косынки! А мышцы, между прочим, расслаблены, и значит, вся нагрузка идет на связки. И мог бы ведь на колени положить травмированную и до конца так и не зажившую левую, так нет же — бросил свободно висеть, словно ненужную, типа пусть мне же потом хуже будет. И до свидания, результаты двухмесячной реабилитации, и здравствуй, привычный вывих плеча! Как есть придурок.
Айвен вздохнул. Встал и шагнул к Баю под настороженными взглядами всех присутствующих, на ходу доставая из кармана кителя шейный платок с розовыми и лиловыми разводами.
Майор наверняка решит, что со стороны Айвена это такая дополнительная издевка. Что Айвен типа специально, назло, лишний раз продемонстрировать неуважение в рамках дозволенного и все такое. А ну и пусть его решает, что хочет. Зато у этого чертова пижонистого придурка, у которого вечно все не как у людей, не будут перенапрягаться поврежденные связки.
— Вы сами будете вести допрос? — поинтересовался для проформы Фордыбасов, когда Айвен укрепил баевскую руку, как ей и было предписано доктором, и вернулся обратно в кресло.
— Конечно. — Улыбка Айвена стала еще шире и безмятежней (ну во всяком случае, скулы заныли сильнее). — Надеюсь, вы ничего не имеете против?
— Да нет, что вы, конечно же, не имею! — Сарказм в голосе Фордыбасова не расслышал бы разве что только человек, напрочь лишенный слуха, ну или охранники с их избирательной глухотой. Медик втянул голову в плечи и постарался прикинуться мебелью. Айвен никак реагировать не стал: это был покорный сарказм, последнее прибежище смирившегося и сдавшегося. Лает тот, кто укусить уже не осмеливается. Впрочем, еще и не факт, что именно Фордыбасов и есть тот самый забеспокоившийся: в допросе изначально собирались принять участие еще двое, но моментально отказались от своих намерений, когда увидели аудиторскую печать. Айвен запомнил их фамилии.
Начало допроса стандартное: имя, фамилия, возраст, род занятий, имущественное и семейное положение… Введение в ритм, настройка допрашиваемого на голос ведущего допрос и оттягивание времени, необходимого для того, чтобы препарат подействовал в полную силу. Рутина. Обычно ее сокращают, как только следящий за состоянием допрашиваемого медик дает отмашку, но Айвену некуда торопиться.
Майор вздыхает, но не вмешивается: он уступил инициативу и уверен, что не услышит ничего интересного. Действительно: зачем же еще может присутствовать в качестве практически всевластного контролера на допросе тот, под которого на этом допросе как раз и собирались копать? Понятно же, что для того, чтобы пресечь эти археологические раскопки на самом корню и не дать никому задать неудобные вопросы.
Что ж, удивляться полезно даже майорам.
— Как долго Айвен Форпатрил является вашим сексуальным партнером?
Доктор икнул, выпучивая глаза. Майор перестал дышать. Лица охранников остались невозмутимы.
— Спасибо, достаточно. Как часто вы с ним занимаетесь сексом? Когда был последний раз? Сегодня утром? Как интересно… Опишите, пожалуйста, подробно, в деталях, как это происходило.
Спокойно, размеренно, мягко и с вежливым добродушным интересом. Тем же тоном, которым ранее уточнял дату и место рождения. Охранники продолжали стоять с невозмутимыми лицами. Айвен видел их краем глаза, но смотрел только на Бая. И улыбался, и кивал доброжелательно, выслушивая торопливый и сбивчивый ответ под запись. Только один раз вскинув руку, резким повелительным жестом усаживая на место дернувшегося было майора. Но головы в его сторону не повернул, продолжая удерживать Бая взглядом, словно в этом действительно был какой-то смысл.
— Какую позу предпочитаете вы? А ваш партнер Айвен какую позу предпочитает? Есть ли что-то, что ему особенно нравится? А вам?
Медик икал уже непрерывно. Остающееся невозмутимым лицо одного из охранников (того, что стоял слева) приобрело патриотичный красно-синий оттенок.
— Стоп, я спрашиваю об Айвене, нас не интересуют никакие другие ваши воспоминания. Только ваш сексуальный партнер Айвен Форпатрил… и его супруга Акути Тежасуини Джиоти гем Эстиф Арква леди Форпатрил.
Вот она, самая мякотка. Вы ведь этого больше всего хотели узнать, правда, майор? Ах, уже не хотите? Поздно.
— Как леди Форпатрил относится к тому, что вы занимаетесь сексом с ее мужем? Что леди Форпатрил делает, когда вы занимаетесь сексом с ее мужем в ее присутствии? Как именно и как часто она это делает?
Размеренно, спокойно, доброжелательно. Вопросы Айвен тщательно продумал заранее. И перебесился заранее тоже. Сразу, как только понял, что иначе никак не получится, кто-то должен быть выпотрошен, пусть и фигурально. Вот и прекрасно. Вот и получайте. Хотели грязных секретиков? Да пожалуйста! Только что вы с ними делать будете, если больше они вовсе даже и не секреты? Если ни сам лорд Форпатрил, ни его леди нисколько не стыдятся того, что считается нормой на большинстве цивилизованных планет, а напоказ не выставляли этот аспект своей личной жизни лишь исключительно из благородства и нежелания тревожить душевное спокойствие зашоренных и убогих дикарей. Хотели правды, майор или кто там еще? Голой правды? получайте, самую что ни на есть голую.
Невозможно сдернуть штаны с нудиста, глупо даже пытаться. Глупее разве что этим ему угрожать.
— Будет ли леди Форпатрил шокирована, если о подробностях ее интимной жизни станет широко известно? Какие слова она сама говорила по этому поводу… допустим, вчера вечером? Можете повторить точно? Какие-какие барраярцы? Спасибо. Куда они могут идти? Благодарю вас, достаточно. Поддерживал ли это мнение леди Форпатрил ее супруг Айвен Форпатрил? А какими словами он его поддерживал?.. Ох, Бай… Я не думал, что ты запомнишь <i>настолько </i>дословно… но, наверное, так даже лучше. Майор! Вам достаточно — или хотите спросить о чем-то еще?
— Да… То есть нет… То есть… кончайте этот фарс, ради бога!
На майора было жалко смотреть. Айвен и не стал. Кивнул безуспешно пытавшемуся слиться со стенной панелью медику:
— Введите нейтрализатор, будьте так добры. Допрос окончен.
— Запись вы, конечно, изымете.
Майор не спрашивал, майор констатировал. Выщелкнул чип памяти диктофона на так и не заполненный до конца протокол допроса, скрестил руки на груди жестом окончательного отстранения. Он явно и демонстративно не хотел иметь со всем происходящим ничего общего. Айвен поднял брови:
— Зачем? Она остается в полном вашем распоряжении.
— И что я должен с ней делать? — Снова напрягшийся майор смотрел на чип так, словно тот был ядовитым пауком. Или гранатой с сорванной чекой. Впрочем, майор был не так уж и не прав.
— Да что хотите! — оскалился Айвен, вставая: за этими упражнениями во взаимной вежливости с майором Фордыбасовым он чуть было не пропустил тот момент, когда Бай начал приходить в себя, а это был вовсе не тот момент, который следовало пропускать. Главное — не дать ему успеть опомниться окончательно и психануть, а то лови его потом, чтобы извиниться…
— Ох, Бай! Я же тебе всегда говорил, что честность лучшая политика, а ты не верил! А я таки оказался прав, вот рассказали все честно, <i>предельно честно,</i> и вот видишь, как все хорошо… — Шагнуть вплотную, подхватить под здоровую руку, поднимая и разворачивая, пока он еще нетвердо стоит на ногах, но уже стоит, наливаясь краской и бешенством. И говорить, говорить, легкомысленно, беззаботно, весело, не переставая, не давая вставить ни слова, ни звука: — Но знаешь, что я тебе скажу: после всего того, что ты тут наговорил, ты, как человек честный и порядочный, просто-таки обязан на мне жениться!
И уволочь за дверь, и дальше по коридору, и дальше, пусть он взрывается и срывается на улице или во флаере, там, где безопасно, где никто не увидит. И успеть еще услышать брошенное им вслед майором Фордыбасовым:
— Вы два придурка, которые стоят друг друга!
И слегка удивиться, уловив в голосе майора, кроме вполне понятного облегчения, еще и нечто странное, больше всего напоминавшее зависть.
***
— Хм… Забавная штука, Бай, — у меня стойкое ощущение, что это уже было: ты снова в моем флаере, дрожащий и злой, снова кутаешься в мой плед…
— Неправда! Я не дрожу!
— Да ладно тебе, после фастпенты всех трясет, это нормально. Но, похоже, у меня входит в привычку заворачивать тебя в плед и тащить к себе домой.
— Скверные привычки… прилипчивы.
— Ну не такие уж и скверные. К тому же теперь я точно знаю, что с тобой надо делать дальше.
— Ты… уверен?
— Бай! Не провоцируй. А то…
— А то — что?
— А то я начну это прямо здесь, не добравшись до дома.
— Пытаешься меня напугать… или соблазнить?
***
— Бай… а почему ты не сказал, что тебе больше нравится, когда… хм… ну…
— Айвен! Имей совесть!
— Нет, ну правда!
— В конце концов, это нечестно. Я тебя, между прочим, под сывороткой не допрашивал о том, что<i> тебе </i>нравится!
— Да ты и так знаешь. А тут…
— Айвен!
— А что такого? Думаю, Теж была бы только рада…
— Вот только посмей ей сказать! Только посмей! И я…
— М-м-м? И что ты сделаешь?
— Вопрос не в том, что я сделаю, Айвен. Вопрос в том, чего я больше<i> не сделаю.</i> Никогда. И… я не шучу.
— М? И чего же именно?
— Вот того самого.
— О. Что, правда, что ли?
— Да.
— Ты меня что… шантажируешь?
— Да.
— В моем флаере? В моем пледе? По дороге ко мне домой?
— Да.
— И тебе не стыдно?
— Нет.
— Это, хм, аргумент… убедительный.
***
Конечно же, они ничего не стали начинать по дороге к дому. В конце концов, это было бы просто нечестно по отношению к Теж.
***
— Пора бы уже и задуматься о квартирке побольше, — пробормотал Айвен сонно тем же вечером, но несколько позже, пытаясь отвоевать себе на семейной кровати пространство, достаточное для спокойного сна без риска запутаться в чьих-то руках и ногах.
— Обязательно, — тут же согласилась Теж и благодарно потерлась макушкой об айвеновское плечо, придавив зажатого между ними Бая. Тот возмущенно пискнул, но Айвен внимания не обратил: он уже научился правильно считывать уровень искренности не только в голосах своих детей. Искренность возмущения Бая сейчас не дотягивала и до единички по десятибалльной шкале. — А то здесь действительно не развернуться, и детская маловата даже для двоих, а новую кроватку там вообще некуда поставить, даже одну! А я бы снова хотела двойняшек, с ресничками! Бай, ты кого больше хочешь: сына или дочку? Или сразу и сына и дочку? Или лучше двух мальчиков, чтобы были как вы? Ты не возражаешь?
И Бай, мерзавец, хихикнул в том смысле, что нет, он совсем не возражает против парочки таких мальчиков.
Айвен распахнул глаза, в которых больше не было сна. Ну вот совсем. Уточнил растерянно:
— Я вообще-то имел в виду всего лишь спальню побольше… дорогая… и дорогой…