Входы в Управу из подвалов, на которые надеялся Джанкарло, оказались перекрыты. Там, где вошёл Луиджи, и в том месте, о котором Луиджи не знал, висела над головой перламутровая плёнка силового поля. Один боец из новых, не воевавших всерьёз, сунулся в люк — и кубарем полетел назад, шипя от боли!
– Ещё раз!.. Без моего приказа!.. – зарычал на него Джанкарло. – Лично расстреляю!
На миг ему стало стыдно: парень ни в чём не виноват, он не встречался с полем, ему не объяснили… Джанкарло приказал себе заткнуться. Цель близка, не время миндальничать. Потом, после победы, он угостит мальчишку самогоном и поговорит по душам, сейчас это всего лишь солдат, сунувший свой нос туда, куда не следует. Одна надежда, что серые, занятые войной с Ивасем и Луиджи, не заметят новый сигнал, не до этого им, но, всё равно, здесь делать нечего!
– Возвращаемся! – приказал он и первым зашагал прочь.
Все ближние лазы и проходы, указанные на древней схеме, были или завалены, или заварены, или залиты бетоном. Джанкарло не подавал виду, шёл, твёрдо сжав губы, но внутри у него всё кипело! Куда смотрели разведчики? Чем занимался Луиджи? Что, в конце концов, делал Ивась в своей Управе и на немалом посту?!
Наверх поднялись лишь в десятке кварталов от Управы, по вентиляционной шахте.
Вокруг лежал старый парк. Древние липы, перекрученные пальцы-сучья яблонь, живая изгородь из шиповника, за которыми слышались детские голоса.
Ветви шиповника зашевелились, раздвинулись, оттуда вылез молодой парень в сером комбинезоне с одинокой звёздочкой на шевроне. В руках он тащил ящик с инструментами, на плече — моток кабеля. Монтёр поднял взгляд, брови его поползли вверх:
– Вы что здесь делаете? Здесь не положено…
Коротко зашипело, во лбу у парня расцвел красный цветок, оттуда плеснула кровь. Парень без звука упал на траву.
– Убрать! Коммуникатор уничтожить, – приказал Джанкарло. – И торопитесь, пока его не хватились!..
Двигались без происшествий и встреч, Ивась надеялся, что так будет и впредь. Несколько раз останавливались, снимали со стен панели, врезались в линии связи. Ивась посылал в сеть успокоительные сигналы: всё хорошо, работа движется, нет поводов для беспокойства.
Коридоры были пусты, нечего здесь делать посторонним, только однажды им попался серый, с озабоченным видом тащивший какой-то контейнер. Ивась обменялся с ним парой фраз, серый пожал плечами и свернул в один из узких боковых проходов.
– Что он хотел? – спросил Луиджи. – Что ты сказал ему?
– Ничего не хотел, – удивился Ивась. – Он здесь просто работает. И я ему ничего не сказал, нет у него права что-то у меня спрашивать.
– Да, – пробормотал Луиджи, – я и забыл, какая ты большая шишка.
Вышли в лифтовый зал.
– Мы почти на месте, – объявил Ивась. – Идти осторожно, строго по моим следам.
Здесь их планы покатились ко всем попечителям! Свет в коридоре погас, в лифтовой шахте загудело.
– К бою! – закричал Луиджи. Он первым понял, что к чему: везение кончилось, дальше придётся прорываться!
Секунды побежали вскачь! Кабины лифтов шумели, подтормаживая; бойцы потрошили баулы. За считанные мгновения они собрали два металлических шара на подставках, утыканные острыми и длинными как спицы шипами.
– Сработает? – бросил Ивась.
– Проверим, – так же коротко ответил Луиджи.
Нейтрализаторы поля, – так называл их Джанкарло, – не успели опробовать в деле. Надежды на них было мало, Ивась добыл только крохи информации об устройстве полевых гранат, но это было больше, чем ничего.
Двери лифтов разошлись. Группы серых под прикрытием силовых щитов рванули наружу, невзирая на плотный огонь, который открыли партизаны. Завизжали пули, отражаясь от щитов, стен, пола, потолка, застонали первые раненые. Один из серых, извернувшись, швырнул в сторону партизан гранату — и сразу упал, поймав сразу две пули с разных сторон. Граната разорвалась, вспух мутный силовой пузырь и тут же лопнул, наткнувшись на шипастый защитный шар. Единое поле разрушилось, разлетелось роем жгучих ос-клочьев. Один из партизан, в которого попал призрачный клочок, с криком сложился пополам и упал; на губах пузырилась розовая пена… Свет в зале мигнул, по потолку пробежали тревожные огни.
…В воздухе висело напряжение; Варя забыла про душ, забыла про праздник, да и сам виновник, попечитель Бранч, пропал куда-то. Люди в зале сбились в группы, нервно переговаривались, не обращая внимания на музыку и угощения. Пилот Ференц покусывал губы, словно пытался, но не мог принять важное решение.
За окнами зашумело. Створки крыши над террасой, что полукругом охватывала зал приёмов, раздвинулись. Из темнеющего неба упали два винтокрыла, втиснулись на бетонный козырёк.
По залу пронеслось движение и шепоток: прошла молодая женщина с восемью звёздами на шевроне, рядом с ней — сыскарь шестого ранга с простоватым лицом и седой головой.
– Кто это? – спросила Варя.
– Алёна, новый директор, – сказал Ференц. – Умница, говорят.
И красавица, оценила Варя, ощутив укол ревности. Молодая и красивая, разгневанные попечители! Вот что значит городская…
Директор со спутником встали в центре зала, вокруг них сразу образовалось пустое пространство.
– Господа управленцы!
Голос директора в наступившей тишине показался Варе необычайно резким, почти визгливым.
– Друзья!.. – уже тише сказала Алёна. – Нужна ваша помощь. Понимаю, вы прибыли на праздник…
– Короче! – крикнули из зала. – Всё мы понимаем, что делать-то?
– Спасибо, – сказала директор. – Господин управленец шестого ранга объяснит, а меня простите, побегу. Командуй, дядя Федя…
– Значит, полезли к нам из-под земли разные личности, – начал дядя Федя. – Недобитки всякие. Под стенами Управы бой, людей не хватает. Кто готов помочь, прошу к винтокрылам, – движением головы он показал на террасу. – Хлысты, гранаты, сало, эээ… силовые щиты, то есть, всё там…
В полумраке резиденции Бранч слушал Управу. Здание дышало, его полнили звуки, токи и напряжения полей, о которых условно-разумные даже не подозревали. Маленькая интрига, которой он позволил развиваться, приближалась к кульминации, и Бранч не хотел её пропустить.
С улицы слышались выстрелы и хлопки разрывов. Там уже воевали, но это было не важно, это было простым дополнением к событиям, которые вот-вот случатся здесь, в здании, в его сердце, на минус третьем.
Исчезающе-малая вибрация пронзила Управу, коснулась нервных окончаний совершенного. Началось!
– Слезай, Ники, – сказал Бранч.
– Да, совершенный.
Его грелка завозилась, размыкая руки, ёрзая по телу. Медленно, чудовищно медленно! Реакция условно-разумных никуда не годится, как он мог забыть?
– Сейчас же! – прорычал Бранч, уходя в инфразвук. – Иначе расстанешься с гениталиями!
Ники сдуло. Бранч удивился: он разнежился здесь, среди забавных зверьков, он повторяет два раза, он даже грозит. И кому, грелке? Пора, пора возвращаться на родину, но сначала…
Окно не успело распахнуться, зазвенело, вниз посыпались осколки стекла. Бранч падал за ними, догонял, разворачиваясь к стене; свистел в ушах воздух. Скорость лифтов учитывала хрупкость человеческих тел, он так и не нашёл времени настроить хотя бы один лифт под себя. Впрочем, так интереснее.
Бранч выстрелил передними лапами, вбил когти в стену. Связки болезненно напряглись, внутри тела произошла мгновенная перестройка, мышцы и жир создали эластичную люльку, защищая внутренности от перегрузки. Закричал раздираемый бетон, на высоте роста или двух от земли Бранч остановился. Рядом было окно, он вошёл внутрь здания, ломая усиленные переплёты. Лопнула за его спиной плёнка поля, ударила по нервам. Поле не камень и не стекло, он забыл, что объявлена тревога. Ладно…
Люди в комнате шарахнулись в стороны, один не успел убраться, заверещал, отброшенный к стене.
Бранч выскочил в коридор, широкими скачками добежал до лифта, разжал створки и прыгнул вниз, в темноту.
На минус третьем пахло кровью и дымом, яростью и страхом. Бранч облизал глаза и тайными коридорами побежал в диспетчерскую, обходя бой стороной. Смешной Жан-Ивась обязательно прорвётся туда, а если не сможет… значит, картина приобретёт иной вид.