Двести семьдесят третий этаж почти целиком занимали офисные кубиклы — маленькие клетушки с интерактивными рабочими терминалами, которые, конечно же, давно вышли из строя. Трупов здесь было гораздо больше: видимо, сотрудники до самого конца не могли понять, что нужно скорее бежать отсюда. О лестнице никто из них, конечно же, не знал.
— Почему бы просто не протянуть провод прямо отсюда вниз? — спросил Мортимус. Он стоял, прислонившись к стене, и смотрел, как Профессор возится с распределительным шкафом. Руки чесались отогнать человека и сделать все самому, но не стоило. Хватит и намека. — Там же наверняка есть короб в стене, можно просто сунуть в него провод с грузом и поймать внизу. Зачем поднимать его и крепить к стенке шахты, а потом заводить сюда? Это же неудобно. А если использовать спиральный флуктуатор, можно ускорить процесс…
Профессор пожал плечами, быстро взглянул на Мортимуса и снова отвернулся.
— Наверное, вы правы, но некоторые этажи обитаемы, мы не можем рисковать оборудованием. Если короб вскроют… А шахт выжившие избегают. Ну вот, готово.
Он припаял последний провод и переключил красный рубильник. Ничего не произошло — даже лампочка не мигнула. Впрочем, кажется, Профессор этого и не ждал.
— Пока мы не восстановим головной сервер, связи не будет, — сказал он и осторожно прикрыл дверь шкафа. — Резервный сервер внизу. На нем воздушные и водные генераторы, отопление и отвод лишнего тепла, гравитация. Если и он откажет, Спутник обречен. Раньше всю эту работу выполнял головной сервер на пятисотом этаже, резервный только дублировал систему жизнеобеспечения…
Профессор мог говорить часами, особенно о технике. Про сервера он рассказывал уже раз пятнадцать. Мортимусу надоело слушать об одном и том же, и он прервал этот монолог.
— Почему здесь больше трупов, чем на двести первом?
— Видели бы вы, что творилось внизу, — помрачнев, ответил Профессор. — Пойдемте, поможете мне проверить телекоммуникаторы. У вас же нет чипа? Так удивительно, встретить взрослого, технически грамотного человека, у которого не установлен чип…
Дорогу преграждал очередной мертвый клерк, и Мортимус осторожно, чтобы не задеть труп полами мантии, переступил через него.
— Предпочитаю старую добрую естественность, сын мой, — сказал он. — Тем более, что мне не нужны усилители мозговых функций.
Кроме того, даже если бы он очень хотел поставить себе чип, все равно организм отторг бы его.
Профессор помахал рукой перед дверью, и та открылась. Посреди маленькой комнатки на невысоком постаменте-октагоне стояло кресло, окруженное интерактивными местами напротив граней. Нечто вроде круга информационного обмена — примитивно, но действенно. Люди в этом историческом периоде предпочитали совершенствовать себя, а не свои устройства.
— На верхних этажах никто не мог поверить, что Консорциум бросит их на произвол судьбы. Ждали спасательный корабль, — ответил наконец Профессор, присел возле покрытой пылью передающей станции и начал снимать с нее кожух. — Когда поверили, было поздно… Вон тот монитор видите? Проверьте показатели.
Он забегал пальцами по кнопкам, и давно погасший монитор ожил. Показатели, впрочем, совсем не радовали. Все тесты показывали полный отказ системы. Мортимус с интересом ждал, что же сделает человек. Он бы на его месте подключил бы вон тот переходник…
Профессор безошибочно, не глядя, ткнул нужный переходник в нужное гнездо. Показатели на мониторе тут же изменились. Стены слабо мигнули, будто в них скрывались дополнительные лампы.
— Станция готова к загрузке, — сказал Мортимус, заинтересованно следя за действиями Профессора. Тот спокойно, не колеблясь, подключал новые переходники, клацал тумблерами и, в конце концов, облегченно вздохнув, вернул кожух на место.
— Вы поняли это по показателям? — удивленно спросил он.
Мортимус вспомнил, что собирался изображать безобидного чудака, путешествующего с инопланетянином, но отыгрывать назад было уже поздно. И, в конце концов, Профессор не страдал паранойей, как другие.
— Сто, девяносто семь, двести девять, ОК, зеленый сигнал, — ответил Мортимус и пожал плечами. — Тут и ребенок поймет, что все в норме. Мы сможем протестировать это… кресло?
Во взгляде Профессора заметно прибавилось интереса.
— Мой чип не позволяет транслировать данные в эфир. Из всех нас это может только Пепперминт, она журналист. Но я бы не стал рисковать. Пока не подключен сервер…
— Ясно, ясно, — перебил его Мортимус. Вдалеке что-то металлически хлопнуло — такой неприятный сухой звук… Выстрел?
— Давно хотел спросить вас. — Профессор подошел ближе. — Никак не могу понять. Монах — это, конечно, прозвище, как и у всех нас, священников ни с кем нельзя спутать. Вы не работали на Спутнике, когда все произошло, на наемника тоже не похожи, но к погибшим относитесь очень спокойно. Вы доктор?
— Что? — изумился Мортимус. — Нет! Конечно, нет!
Словно за шиворот вылили ледяной воды. Доктор… надо же придумать! И что это еще такое — не похож на священника? Кто им виноват, что в их время днем с огнем не найти нормальных священников?
— Жаль, — отозвался Профессор. — Нам бы не помешал хороший медик.
Снова послышался сухой металлический хлопок, потом еще один. Мортимус прижал палец к губам и выглянул наружу.
— Что случилось? — спросил Профессор.
— Стреляют.
— А! Не волнуйтесь. Гаутама при мне попросил у наших военных несколько обойм металлокерамики, потренироваться в стрельбе. Вы, кстати, видели, как он модифицировал свой древний пистолет? Настоящий инженерный гений! Так искусно скомпенсировать отдачу…
Так вот почему пистолет выглядел так странно! Что этот… гений с ним сотворил?!
— Это был мой коллекционный Desert Eagle, — сквозь зубы пробормотал Мортимус и вышел. Он бы с удовольствием хлопнул дверью, уходя, но здесь, на Спутнике, двери срабатывали автоматически.
Действительно, на выстрелы никто не реагировал — не бежал, не прятался за невысокими стенками кубиклов, не пытался перехватить стрелявшего. Техники до сих пор копались в проводах возле лифтов: ни одного из них не было здесь, в этом огромном зале. У дверей, ведущих к лифтам, скучал один из охранников — кажется, Семерка. Мортимус помахал ему, и охранник демонстративно отвернулся. Значит, наверняка Семерка — тот до сих пор не мог простить, что ему едва не отшибли руку. Мортимус усмехнулся. Если бы Сек попал, то обижаться бы сейчас было некому.
Выстрелы хлопали мерно, один за другим, с точно выверенными промежутками времени, как будто Сек стрелял, ориентируясь по метроному. Мортимус поправил сбившийся капюшон, спрятал руки в рукава и направился туда, откуда доносились выстрелы. Правда, пистолет уже не было так жалко, злость прошла, но все равно стоило поговорить на эту тему. Коллекцию свою Мортимус ценил довольно высоко, и… Хотя он же сам отдал оружие! Выстрелы звучали уже совсем близко. Мортимус остановился и, скривив губы, покачал головой. Бог с ним, с пистолетом. Он уже собрался развернуться и уйти, как из-за стенки кубикла раздался голос Пеппи:
— У тебя так рука устанет. Твоя пушка для двух рук сделана, держи ее обеими. Да, так. Немного правее… Давай!
Вместо ответа раздался выстрел. Мортимус улыбнулся и осторожно сел на пол, прислонившись к стенке — лучше будет слышно, и его вряд ли заметят.
— Отлично! Давай еще!
Выстрел.
— Ну вот опять. Смотри: ты руку вытягиваешь, а должен оставаться рычаг. Слегка согни ее. Вот… — что-то зашуршало. — Я тебе покажу еще раз. Вот так держи… Хорошо, что у тебя такие большие кисти. Я бы эту пушку даже поднять не смогла.
— Я переделаю рукоять. Мне неудобно стрелять двумя руками, — ответил своим хрипловатым голосом Сек.
Ну конечно, переделает он. Мортимус подавил раздраженный вздох и прислушался. Пеппи, хитрая бестия, что-то замышляла, это наверняка, но только что? По идее, она должна что-нибудь предложить ему.
— Ты раньше никогда не стрелял? — спросила она.
— Стрелял, — ответил Сек после паузы. — Но из другого оружия.
— Заметно, что опыт есть. — Она негромко рассмеялась. — По крайней мере, в стрельбе.
— Я что-то не так сказал?
Пеппи снова рассмеялась — тихо и вкрадчиво. В ее голосе отчетливо слышалась улыбка.
— Ты посмотрел.
— Все равно не понимаю, — растерянно отозвался Сек.
— Я думала, твои щупальца будут липкие, даже противные, а они просто холодные и мокрые, как кошачий нос. Ха! Тебе что, щекотно?
— Нет… Но…
— У вас все такие недогадливые? — Она вздохнула. — Ты поцелуешь меня когда-нибудь или нет? М-м-м… Не так. Вот…
О, нет, это запрещенный прием! Против подобного хода у Мортимуса не было никаких контрмер. Что можно противопоставить такому? Ничего! Эти человеческие женщины… Да и мужчины, прямо говоря, ничем не лучше. Он осторожно поднялся на ноги. Может, стоило спугнуть неожиданную парочку? Нет, все равно это уже завертелось, не остановить. Пусть. Пусть развлекаются, когда еще выпадет случай.
— У вас все как у людей, м?
— Н-нет…
— Не выдумывай, я же чувствую…
Мортимус дернул плечами и, стараясь ступать неслышно, пошел прочь. Остальное было уже неинтересно. Расстановка сил на поле снова изменилась причудливым образом. Иногда только ради таких вот внезапных и неожиданных поворотов стоило взаимодействовать с людьми. Главное теперь — не забыть, зачем он отправился в первое за долгие годы путешествие.
А еще Мортимус совсем немного, но завидовал Секу. Не потому, что ему нравилась Пеппи — вовсе нет. Люди хоть и похожи внешне на галлифрейцев, но все равно такие отношения попахивали ксенофилией, хотя иногда, иногда… Нет. Дело было в новизне ощущений. Мортимус ни за что не отказался бы пережить подобный опыт заново, как в первый раз. Жаль, что это невозможно. Хотя… Новая регенерация все-таки позволяла получить малую толику такой новизны. Но, увы, сейчас не время и не место. И не с кем, если говорить начистоту.
Отойдя подальше, Мортимус устало опустился в кресло посредине одного из кубиклов. Он вытянул ноги и посмотрел расфокусированным взглядом в потолок. Впереди их ожидало два больших подъема — основной группе все равно приходилось карабкаться вверх по шахте, чтобы тянуть провода, пока техники и Профессор шли по лестнице. Но сейчас можно было не ограничиваться сотней этажей. Самым трудным было поднимать оборудование, провизию и мотки сверхтонких проводов — а сейчас это легче легкого. Последних, к тому же, с каждым разом становилось все меньше. Два подъема и конец путешествия.
Пока что его догадки подтверждались одна за другой. Мортимус был практически уверен, чем закончится эта экспедиция, но все равно оставался фактор, учесть который было очень трудно. Человеческий фактор мог повлиять на результат совершенно непредсказуемо.
В этом и заключался весь азарт. Правила игры постоянно менялись.
***
Чем выше они поднимались, тем реже встречались обитаемые этажи, тем жарче становился воздух. Мортимус откровенно скучал по приятной прохладе девяносто девятого. В лифтовой шахте постоянно дул горячий ветер, губы трескались до крови, заживали за полчаса и снова трескались.
Поднимались они теперь намного быстрее, хотя гораздо больше времени приходилось оставаться на этажах. Внизу еще сохранились следы первой, потерянной экспедиции — проложенные кабеля, налаженное оборудование, — но наверху царило страшное запустение, и приходилось гораздо дольше приводить технику в рабочее состояние. Несколько раз они выбирались из шахты передохнуть на час-другой: заброшенные спортзалы, этажи, полные магазинов и фешенебельных ресторанов, в которых подавали натуральную пищу. Та, разумеется, давно испортилась. Чем выше, тем богаче — и тем мертвее.
Мортимус чувствовал себя антропологом, изучающим древнее племя в естественных условиях обитания. Вот аборигены отправляются на охоту, а вот танцуют ритуальный танец. Его давно перестали сторониться — даже Канцлер потихоньку оттаял. А еще на спортивном этаже нашлись работающие душевые — к счастью, потому что никто из невольных спутников Мортимуса клубникой не пах.
Подъем по шахте был одним из ритуалов — четким, выверенным до мелочей и очень рациональным, даже не по-человечески. На этот раз путь прокладывал другой охранник, рыжий Элкер. Послушав совет Мортимуса, он заткнул уши какими-то музыкальными втулками, и теперь, цепляя скобы, постоянно напевал что-то себе под нос. Безудержно фальшивил, конечно, но вместе с завыванием ветра его голос звучал, как пение солиста психоделической группы. В ритме — медленном, но жестком — подъема наверх.
Поэтому, когда Элкер остановился, все остальные автоматически поднялись еще на несколько метров, пока не заметили, что веревка провисла. Канцлер дернул три раза за веревку. Элкер откинулся назад и помахал рукой, указывая на створки лифтовых дверей, возле которых он висел. Мортимус прищурился, пытаясь рассмотреть их в неверном свете налобных фонариков, но было слишком далеко. Канцлер снова дернул за веревку, приказывая подниматься, и Элкер осторожно прикрепил новую магнитную скобу, цепляя за нее страховку. Наверняка очередной обитаемый этаж. Странно, что так высоко еще остались выжившие.
Выходы на четыреста тридцать второй, третий и четвертый оказались намертво заварены. Толстые черные швы сварки почему-то отдаленно напоминали зашитые суровыми нитками рты — очень неприятная ассоциация, Мортимус, несмотря на духоту, передернулся от неожиданного озноба. Подъем продолжился. Дальше шли очень осторожно, но больше ничего подобного на пути не встретилось.
Они выбрались наружу на четыреста сорок девятом. Этаж был необычно чистым — никаких трупов, двери в коридоры распахнуты настежь, и лампы, несмотря на дневное время, горели слишком слабо. Никаких признаков человеческого присутствия: как будто этот этаж пустовал всегда, даже когда Спутник еще нормально работал. Это была последняя стоянка перед финальной целью их путешествия, и энтузиазм в людях разгорелся по новой. Элкер и Мега, переговариваясь и улыбаясь во весь рот, вытаскивали из лифтовой шахты новые и новые мотки проводов, Сек уже копался в распределительном щитке, подключая их, Пеппи рядом с ним настраивала коммуникатор, сияя в полутьме желтым комбинезоном.
— Пойдем, откроем лестницу, — сказал Канцлер, подойдя к Мортимусу. Это тоже был ритуал — разрезать в стене проход импульсной отверткой и впустить техников и Профессора. Те обычно отставали этажей на двадцать-тридцать, приходилось спускаться и помогать им тащить оборудование.
Ритуалы успокаивали нервы. Когда делаешь что-либо по шаблону, монотонно и выверенно, разум входит в нужную колею, страх отступает, приходит уверенность. С другой стороны, возникал огромный соблазн перестать думать, действовать только на автомате, и Мортимуса этот факт очень раздражал. Хотелось изменить установленный раз и навсегда порядок, поступить неправильно — наверное, именно поэтому он давным-давно и бросил престижную и, честно говоря, весьма занимательную работу на Агентство небесного вмешательства и отправился в свободное плавание по времени и пространству. Но сейчас приходилось терпеть, тем более, что осталось не так уж и долго.
Описав дугу лучом по стене, Мортимус уже привычно толкнул ее ногой и вышел на лестничную площадку. Он прислушался: стояла необычная тишина. Ни шума шагов, ни голосов, ничего. Как будто на лестнице никого не было.
— Ну что, где они там? — спросил недовольным голосом Канцлер, который тоже вышел на лестницу, светя налобным фонарем. Мортимус зажег свой и перегнулся через перила, пытаясь в полной темноте разглядеть хоть что-нибудь.
— Ничего не видно, — сказал он, наклоняясь ниже. — Надо спуститься, кажется, они где-то застряли. Или пошли медленнее.
Канцлер глубоко вздохнул.
— Каждый раз, когда ты так делаешь, хочется или взять тебя за ноги и сбросить вниз, или отойти подальше, — сказал он хрипло. — Сумасшедший идиот. Тут же почти километр падать.
— Ты что, высоты боишься? — удивился Мортимус.
— Не люблю, — отрезал Канцлер. — Пошли.
Металлические ступеньки, которые можно было бы назвать ажурными, если бы они не были так утилитарны, поскрипывали под ногами. Лучи фонарей бросали на стены светло-серые пятна, и такой свет даже мешал. Мортимус бы смог спокойно спуститься и без фонарика, освещения ему вполне хватало, но Канцлер бы точно не сумел, приходилось это учитывать. Ниже, еще ниже, и вскоре стало совсем темно: слабый свет из прорезанного на четыреста сорок девятом проема сюда не добирался. Они все спускались и спускались, этаж сменялся этажом, но техники вместе с Профессором как в воду канули. Еще немного, и подниматься обратно будет не легче, чем по шахте.
В конце концов Мортимус остановился.
— Спускаться ниже не имеет смысла, на лестнице никого нет, — сказал он вполголоса. — Я ничего не слышу, а они бы шумели, даже если бы оставались на месте. Здесь отлично резонируют звуки.
И, словно в подтверждение, эхо разнесло по лестничной клетке его последнее слово. Вместо ответа Канцлер вытащил пистолет и кивнул. Мортимус осторожно посветил фонарем на стену, потом снова вниз. Броситься с лестницы все вместе люди не могли, от обвала остались бы следы, значит, где-то есть открытая, не замурованная дверь, которую они, спускаясь, не заметили в темноте. И ее надо было найти. Вряд ли он ошибался — все логично и очевидно.
— Что ты собираешься делать? — прошептал Канцлер, но Мортимус шикнул на него, развернулся и, стараясь идти как можно тише, пошел по ступенькам вверх. Раздраженно проворчав что-то под нос, Канцлер последовал за ним.
Дверь обнаружилась через десяток этажей. Она не была похожа на все остальные двери Спутника — не раздвижная, а обычная, металлическая, с круглым вентилем ручки, как на древних космических кораблях. Тяжелая и крепкая даже на вид. И, конечно, запертая.
— Что теперь? — прошептал одними губами Канцлер.
— Вернемся и что-нибудь придумаем, — ответил Мортимус, отгоняя интересную и до крайности авантюрную идею открыть эту дверь и посмотреть, что там за ней. — Какой это этаж? А, четыреста тридцать третий.
Этаж с заваренными дверями лифтов. Тем более надо было вернуться — хотя бы за подкреплением. Канцлер кивнул.
— Там, где лифты замурованы, — прошептал он. — Это…
— Тихо!
Над головой что-то негромко, почти интимно зажужжало — как пчела, ползущая по оконному стеклу. Мортимус осторожно поднял голову. Прямо ему в лицо смотрел поблескивающий под светом фонаря объектив. Камера. Потом раздалось тихое шипение.
— Свет, быстро! — выкрикнул Мортимус и погасил фонарь, Канцлер вскинул руку с пистолетом — медленно, слишком медленно, почти сонно. Газ! — Не дыши!
Он задержал дыхание, хоть и успел уже вдохнуть достаточно, схватил неуклюжего, неповоротливого Канцлера за рукав и побежал наверх, таща того за собой. Каждый шаг давался с боем, ноги стали ватными, тяжелыми, как бетонные блоки, но пока еще можно было успеть. Пистолет глухо звякнул, покатился по ступенькам.
Мортимус почти добрался до следующего пролета, когда за спиной послышался скрип и негромкий хлопок. Что-то небольно ударило под лопатку: наверняка дурацкий шприц с дурацким транквилизатором, от которого потом будет все чесаться! Черт его дернул полезть сюда… Рукав Канцлера выскользнул из пальцев, а потом неожиданно подогнулись ноги.
Последними до Мортимуса донеслись чьи-то голоса — далекие и зыбкие, словно сквозь толщу воды. А потом все пропало.