Ника вышла с пляжа, не зная, что ей думать. Как ни странно, разговор с плотником больше успокоил ее, чем заставил нервничать. Если те существа, которых она видела, не плод ее больного воображения, значит, ей не нужно больше сомневаться и искать объяснений их существованию. Может быть, это проще, чем пытаться притянуть за уши версию со спектаклем, которая лопается по всем швам после истории с пожаром. И легче принять все как есть и что-то делать, чем напрасно ломать голову.
Интересно, эти твари всерьез хотят ее уничтожить или пытаются напугать, чтобы выжить отсюда? Пока еще ни одна из них не причинила ей серьезного вреда, что бы ни говорил об этом плотник. Даже если нечистая сила и вправду существует, должны найтись способы борьбы с ней.
Вечером приедет Алексей, и она расскажет ему все как есть. Кто, как не муж, должен защитить ее от кошмарных тварей, населивших Долину? Пока ее спасает только плотник. Напрасно она говорила с ним про эту тетрадку. Зачем она пыталась уязвить его? Выставила себя в дурном свете, только и всего. Хорошо, что он не стал держать на нее зла… Иначе Ника и вправду сейчас покоилась бы на дне реки, в гареме водяного.
Она вдруг вспомнила женщину-призрака, внезапно показавшуюся ей прекрасной и грозной царицей. Мара. Плотник сказал, что ее зовут Мара. От слова «кошмар»? Он говорил о ней, как о своей доброй знакомой, одной из подружек. И это неземное существо, облеченное властью, говорит о плотнике с уважением и благодарностью? Как она его назвала? Хозяин, точно, она назвала его хозяином! Ничего себе хозяин! Может, Ника недооценила его? Может быть, он совсем не тот, за кого себя выдает?
А водяной? Как к нему обратился водяной? Он ведь тоже назвал его хозяином. Плотник еще ответил, что Ника ему самому нравится (что не ускользнуло от ее внимания). И водяной безропотно уступил плотнику свою добычу!
Может быть, и чудовище, оставившее следы на стене, тоже считает плотника своим хозяином? Кто же он тогда такой, если эти твари смиренно ему подчиняются? Злой колдун, наделенный силой и властью? Но тогда зачем он полез за ней в воду, если ему достаточно щелкнуть пальцем, чтобы водяной сам вынес Нику на берег?
Да только одна цель могла быть у плотника при этом — снять с себя подозрения! Притвориться чудаком, милым собеседником, не имеющим ко всему этому отношения. Чтобы Ника не догадалась, что в нем таится корень зла. Только его собственные слуги выдали его, называя хозяином.
Что же ей делать? Как бороться с тем, кто легко управляется с нечистой силой? Стоило только поверить в ее существование, и все события последних полутора месяцев тут же обрели логичное объяснение. И падение балки, и кошмарные сны, и поведение покупателей! Если этот человек — злой колдун, ему не надо опаивать ее зельем, чтобы заставить всю ночь мучиться кошмаром. Ему не надо распускать сплетни среди состоятельных людей в городе, ему достаточно внушить им, что участки покупать не следует, и этого будет вполне достаточно! Что уж говорить о бедном Фродо, раздавленном бревном!
А поджог избушки? Не успела она вспыхнуть, как на Долину обрушился такой сильный дождь, что пожар потух. Неужели он может управлять и погодой? Или это была случайность? Нет, на случайность не похоже. Чересчур много совпадений и случайностей, чтобы в них верить.
Надо рассказать об этом Алексею: если все так страшно, как ей представляется, он должен что-нибудь придумать! И тут Ника вспомнила, как Алексей избегал разговоров о плотнике, как прятал глаза и пытался убедить ее в том, что тот не причастен к событиям в Долине…
Неужели? Неужели он знал? Или только догадывался? Вот почему он не стал разбираться с плотником, хотя ему это ничего не стоило. И как Алексей требовал по телефону, чтобы люди не пострадали при пожаре? Значит, он лишь делал вид, что хочет сжечь избушку, а на самом деле знал, что у него ничего не выйдет! Он делал это исключительно для отвода глаз! Он нарочно велел поджигателям позвонить именно в то время, когда находился рядом с ней!
Ника остановилась. Этого не может быть. Она и вправду сошла с ума, у нее паранойя! Она всех подозревает в заговоре, даже собственных детей! Вечером приедет Алексей, и она все выяснит. А может… может, вовсе не для нее Алексей разыгрывает спектакль с плотником? Может быть, он знает о его могуществе, но не хочет ее пугать, а действия предпринимает, чтобы инвесторы не поняли, что проект провалился? Это куда более логично.
Алексей, выслушав ее, смеялся. Прижимал к себе, целовал в шею и все равно смеялся. Его не убедили ни следы когтей на стене, ни пожар в спальне, ни рассказ о том, как она чуть не утонула.
— Милая моя девочка! — сладко говорил он. — У тебя расшатаны нервы! Хочешь, я пришлю тебе самого лучшего в городе врача? Тебе попросту снятся кошмары, они так утомили тебя, что ты не можешь отличить снов от реальности.
— Ты считаешь, что я сошла с ума? — Ника высвободилась из его объятий.
— Нет, разумеется нет! Я думаю, ты устала. Столько всего на тебя свалилось, а тут еще выдумки Надежды Васильевны, детские фантазии, кошмары, да еще и пожар! Есть от чего испытать шок! Тебе надо отдохнуть, просто отдохнуть от всего этого!
— Но не могла же моя спальня загореться сама по себе?
— Конечно не могла. Я нисколько не сомневаюсь, что это был поджог. Я думаю, кто-то пробрался в дом, когда ты спала. А эти ужасные царапины на бревнах могла оставить обычная огородная сапка. Хорошо, что ты проснулась, иначе вы с девочками могли задохнуться! И, уверяю тебя, я этого так не оставлю! Ничего не бойся и не смей даже думать, что я мог испугаться какого-то плотника! Я довольно с ним церемонился, обещаю, он больше не будет тебе мешать. Но, прости, дорогая, я очень сомневаюсь в том, что он злой волшебник! — Алексей снова рассмеялся. — И, надеюсь, ты в этом скоро сама убедишься.
— Но, Алеша, кто-то пугает нас, кто-то поджег спальню, кто-то хотел меня утопить, наконец!
— С поджогом я разберусь, тем более что подозревать мне, кроме плотника, некого. А для того, чтобы защитить тебя от него, не нужно нанимать охрану, уверяю, все гораздо проще. Так что ничего не бойся, через два-три дня он перестанет тебя тревожить.
— Что ты собираешься с ним сделать? — Ника, конечно, засомневалась в собственных выводах, но убедить ее в том, что все происходящее — плод ее воспаленного воображения, Алексею не удалось.
— Даже не хочу этого обсуждать. Во всяком случае, сначала попробую обставить все так, чтобы на нас с тобой не упало подозрение. Ну, а если это не поможет, придется действовать грубо и напрямую. Надеюсь, хоть чуть-чуть здравого смысла в его голове еще осталось…
— А я так не думаю, — Ника сжала губы: опять Алексей осторожничает, опять хочет отделаться какой-то полумерой, вроде поджога избушки с условием, что поджигатели выведут из нее всех людей. Определенно, он чего-то боится и что-то скрывает от нее!
Хорошо хоть он быстро решил вопрос с последствиями пожара! Завтра приедет бригада и за два дня устранит безобразие, учиненное не столько огнем, сколько водой. Во всяком случае, к приезду Петухова дом будет готов к тому, чтобы показать его серьезному человеку.
За четыре дня Илья вычистил и отшлифовал все стены избушки — получилось очень красиво, на солнце она и вправду казалась серебряной. Жара стояла удушающая, они с Сережкой ходили купаться несколько раз в день, но Веронику больше не встречали. Зато водяной полюбил Сережку и радостно приветствовал его и Илью, как только они появлялись на пляже. Не показывался лишь тогда, когда вместе с ними приходил Мишка.
Таскаться по жаре в магазин никому не хотелось, поэтому холодильник быстро опустел. И, как назло, именно в жару и именно в субботу вечером привезли лес на баню! В воскресенье Мишке пришлось корить бревна, поэтому Илья сжалился над ним и, оценив, что на завтрак Сережке ну совсем ничего не осталось, пошел в магазин сам.
Сережке попалась интересная книжка, да и время было позднее, поэтому ничего не стоило уговорить его остаться дома.
После душного дня Илья наслаждался прохладой — жара спадала к девяти вечера, но ночи стояли теплые. Он быстро купил в магазине все, что хотел, и зашагал домой, вдыхая головокружительные запахи лета.
Вечер воскресенья обычно бывал самым тихим в поселке. Дачники, нагулявшиеся за выходные, либо уезжали в город, либо отдыхали от разгульного веселья. Дорога к Долине, вчера в это время шумная и многолюдная, сегодня оставалась пустынной. Илья прошел мимо общего пляжа, где накануне стояло с десяток машин, жарились шашлыки, играла музыка и вокруг костров собралось множество людей, — сейчас там не было никого.
Сумерки и не собирались становиться ночью. Нет, напрасно он не взял с собой Сережку! Ради того, чтобы полюбоваться этой ночью, можно лечь попозже.
За поворотом стояла одинокая припаркованная «пятерка», из которой доносилась музыка, впрочем, негромкая и ненавязчивая. Хоть кто-то сегодня продолжает развлекаться! А то Илья решил, что поселок вымер и он один любуется здешними ночными пейзажами.
Передняя дверца желтой машины приоткрылась:
— Эй, — услышал Илья, — не скажешь, который час?
Он остановился и вытащил мобильник из кармана. Чего, своих телефонов нет, что ли?
— Тридцать пять первого, — ответил Илья и хотел идти дальше.
— Эй, погоди! — крикнул водитель и вышел из машины. Молодой совсем парень, из тех, кто по ночам на даче на отцовских машинах девчонок катает.
Илья снова остановился:
— Ну что?
— Разговор к тебе есть, — парень сделал несколько шагов в его направлении. Из машины вслед за ним вышли трое ребят. И вид их не предвещал ничего хорошего. Илья осмотрелся по сторонам — никого. Ну что, мобильник и деньги? Телефон у него был не новый, дороже чем за полтыщи они его не продадут. Да и денег всего ничего, рублей триста осталось. И вот ради двух сотен на нос ребятишки готовы идти под статью «грабеж»? Дураки непуганые. Илья поставил сумку на землю и незаметно опустил в нее телефон. Бежать, конечно, было бы самым правильным выходом из сложившейся ситуации. Но как-то не хотелось убегать. А еще у них машина. Догонят.
— Ну? — спросил Илья, сузив глаза и приготовившись отразить первый удар. — Давай, разговаривай.
Они обошли его с трех сторон, отрезав путь к отступлению. Черт возьми, у него нет ни единого шанса — один против четверых здоровых парней не выстоит, это понятно. Ребята и вправду были здоровые. Все как на подбор. Илья закусил губу — что-то вроде страха шевельнулось внизу живота. Мелькнула мысль: а не отдать ли им телефон просто так? Все равно отберут.
— Ну что, страшно? — развязно спросил парень, вышедший из машины первым.
Илья медленно покачал головой.
— А напрасно, — усмехнулся парень. Первого удара Илья ждал конкретно от него, но ударили сбоку, в левый висок. Он заметил движение слева и поставил блок, но у него было только две руки — сразу успел пропустить три увесистых удара в лицо, но и сам вломил кому-то из них не так уж слабо — один из нападавших отлетел в сторону, держась за разбитый нос. Если каждого из них можно вывести из игры одним метким ударом, то не все еще потеряно! Он обольщался.
Ребята метили в голову и даже не пытались держать его за руки, надеясь на численное превосходство. От каждого удара ориентация в пространстве становилась все хуже, движения теряли точность и замедлялись, земля плыла под ногами. От удара в подбородок снизу вверх рот наполнился кровью и перед глазами качнулось небо. Илья чудом устоял и ответил из последних сил. Не промахнулся. Но справа ударили в висок: дорога, деревья, лица нападавших побежали вокруг в дергающемся хороводе. Илья начал оседать вперед, но еще один хук в подбородок откинул его назад. Все. Теперь он уже не знал, где верх, а где низ, стоит он на ногах или лежит на дороге. Мелькнула мысль, что надо прикрыть голову, иначе его, чего доброго, убьют. Сопротивляться в этом положении было бессмысленно, оставалось ждать, когда ребята вволю натешатся.
Ну что же им надо? Забирайте телефон, деньги, все же ясно! Зачем же так-то? Сколько же можно?
Неожиданно он почувствовал, что его отрывают от земли и отводят руки от лица за спину. Через секунду он оказался стоящим на коленях, кто-то держал его руки, а кто-то за волосы поднимал его голову вверх. Илья никак не мог сфокусировать взгляд — склонившееся над ним лицо расплывалось и подергивалось в сторону.
— Ну что, тебе все понятно? — спросило расплывавшееся лицо.
Илья долго думал, чего от него хотят, а потом искренне ответил заплетающимся языком:
— Не, наверное, еще не совсем…
Кулак влетел ему в нос неожиданно. Из глаз брызнули слезы, кровь тут же полилась в глотку, Илья захрипел и закашлялся, пытаясь нагнуть голову вперед, но держали его крепко.
— А теперь? — услышал он и только через несколько секунд сообразил, что это спрашивают его и надо бы что-нибудь ответить.
— Что «теперь»? — переспросил он, сглотнув кровь.
— Теперь тебе понятно?
Наверное, надо ответить «да», и тогда от него отстанут. Но что же им все-таки нужно?
— Чего вы хотите? — выдавил Илья.
— Нам сказали, ты лезешь не в свои дела и не хочешь принимать выгодные предложения.
Ах вот оно что! Илья хотел рассмеяться, но не смог.
— Не хочу. Принимать предложения.
— Значит, еще не понял.
Его руки отпустили, завалили на землю и продолжили бить ногами. Илья обхватил голову и прижал колени к животу, прикрывая ребра. Ну что же это такое! Да как же им не надоест? Ну что ему стоило сказать «да»? Ведь это ничего не меняет!
Кричать? Умолять? Да не дождетесь… Илья сильней стиснул зубы, без успеха пытаясь сдерживать стоны, которые становились все жалобней и громче, срываясь на крик.
Он не заметил, когда его перестали пинать и снова оторвали руки от лица, на этот раз не пытаясь поднять с дороги.
— Ты меня слышишь? — к его глазам приблизилось лицо. Илья никак не мог разглядеть его целиком: то он видел губы, то нос, то глаза, но в единую картинку это не складывалось.
— Алло! — кто-то взял его за подбородок.
— Я слышу, — прошипел Илья.
— У тебя есть три дня на решение всех проблем, ты понял? Через три дня мы будем мочить тебя монтировками, а не ногами, ты понял?
Губы перед глазами Ильи поехали назад, закружились, как и все вокруг. Он опустил веки, не в силах уследить за мелькающим пространством, но темнота кружилась еще сильней. Вереница золотых и серебряных огней бежала каруселью, набирая обороты, и когда превратилась в светящийся вихрь, тошнота подкатила к горлу.
Сколько времени Илья валялся на дороге, пережидая боль и головокружение, он с точностью сказать не мог. Ну что ж, не так уж и страшно… Могли бы не предупреждать, а сразу начать с монтировок. Четверо юнцов — это лучше, чем пара профессиональных костоломов. Впрочем, похоже, все еще впереди. Что ж, Залесский и так долго терпел, странно, что этого не случилось раньше. Видимо, долго не мог решиться.
— Ой! — услышал он женский голос. — Человек лежит!
— Да он пьяный, — брезгливо ответил второй, — пошли быстрей.
Ну да, кто еще может валяться на дороге в своей блевотине, как не пьяница? Над головой кружились комары и противно зудели в ушах. Илья попробовал шевельнуться — это было больно. Ну не лежать же здесь всю ночь, пугая загулявших девчонок? Он оперся на руку и попробовал сесть. Не получилось. Пришлось повернуться на живот и встать на четвереньки. Руки тряслись, и начали стучать зубы. Стоять на разбитых коленках показалось очень неудобным. К тому же снова закружилась голова и затошнило. Да, долго ему придется добираться до избушки! Он поискал глазами сумку — она валялась шагах в десяти от его головы, на обочине. Он встал на колени и постоял немного, привыкая к вертикальному положению. По крайней мере, голова кружилась не настолько сильно, чтобы потерять равновесие.
Илья поднялся на ноги и шагнул к сумке. Получилось неплохо, он сделал еще два шага, шатаясь из стороны в сторону. Ноги ломило нещадно. До сумки, пожалуй, он доковыляет, а дальше — вряд ли. Разве что на четырех костях. И ведь как назло именно эти четыре кости пострадали сильней всего!
Он опустился на траву рядом с сумкой и поискал в боковом кармашке мобильник. Хорошо, что он не оставил телефон в брюках, его бы наверняка разбили вдребезги.
Мишка долго не снимал трубку, и Илья начал беспокоиться, что звонок разбудит Сережку. Наконец Мишка ответил:
— Ну чего тебе среди ночи надо?
— Я, конечно, прошу прощения, — усмехнулся Илья. Голос его был хриплым и дрожащим.
Мишка немедленно просек, что дело нечисто:
— Илюха, что-то случилось?
— Да тут, понимаешь… это… меня долго и больно пинали ногами… И мне не дойти до дома.
— Ты где? — Мишка окончательно проснулся.
— Я около пляжа, на повороте.
— Я сейчас иду! Погоди, я бегом! Я через десять минут буду!
— Да не беги, я не спешу.
Илья нажал отбой и уронил руку с телефоном в траву. А чего он ждал? Что хозяева Долины соберут манатки, плюнут на свои деньги, поблагодарят его за предупреждение и уберутся прочь? Так ведь не ждал же. Даже наоборот, давно был готов к такому повороту. Тогда чего злиться? А злость с каждой минутой сжимала ему кулаки все сильней. Черт возьми, до чего же гнусно!
Интересно, Вероника знала об этом? Почему-то Илья нисколько не сомневался в том, что она обо всем прекрасно знала. И, безусловно, считала это правильным. Теперь она будет радостно смотреть из окна, как он хромает по Долине, и думать при этом, что он примерно наказан за свое поведение. А хромать, похоже, придется не меньше недели. Да и рожу разбитую не спрячешь.
Пусть думает, что хочет. Три дня, значит? Посмотрим, что будет через три дня.
Он издали услышал знакомый шум мотора, а потом разглядел и погрузчик, мчавшийся по дороге на всех парах. Ну Мишка и учудил! Надо ж было догадаться!
— Мишка, да ты охренел! — рассмеялся он, когда тот остановился около него и вывалился из кабины.
— А чё? Нормально. Ты как, жив?
— Почти.
Мишка сосредоточенно осмотрел Илью со всех сторон и присвистнул:
— Ничего себе… Это кто ж тебя так?
— Да малолетки.
— Не больно ли круто для малолеток? Ну дали по башке, ну деньги отобрали, но так-то зачем?
— Ладно, проехали.
Мишка нагнулся, подставляя плечо, и Илья со стоном зацепился ему за шею.
— Тебя что, рвало? — спросил Мишка, оглядываясь.
— Было дело.
— А сознания не терял?
— Нет вроде. Голова кружилась сильно, но все помню.
— Сотрясение у тебя, как минимум. Сейчас до дома доедем, я посмотрю как следует. Сотрясения — это по моей части. Давай потихоньку, не спеши. Ноги сильно разбили?
— Да всё разбили.
— Ну суки! Ты хоть рожи-то их запомнил?
— Я даже номер машины запомнил, — Илья присел от боли, случайно споткнувшись о Мишкин сапог.
Мишка подсадил его в кабину и помог устроиться на полу около единственного кресла — никто не рассчитывал на то, что погрузчик будут использовать в качестве сантранспорта.
— Надо бы в травму съездить, пусть справку дадут. Заяву написать, и мало этим щенкам не покажется.
— Да иди ты к черту, не буду я заяву писать, вот оно мне надо — потом полгода по ментовкам бегать и права качать. И в травму не поеду.
Мишка тронул погрузчик с места.
— Ну давай их тогда по одному переловим и вломим как следует!
— Только не сейчас, хорошо? — поморщился Илья. Вот уж меньше всего он думал о мести. Хотя ребята, если подумать, в этой истории были самой малопривлекательной стороной. Сорвали денег по-легкому.
— Сколько их было-то? — спросил Мишка.
Погрузчик зарывался колесами в каждую ямку грунтовой дороги, нырял и выныривал, так что Мишку болтало в кресле во все стороны, а Илья судорожно вцепился в кузов, чтобы не ездить по полу или не вылететь случайно в давно выломанную дверь.
— Четверо.
Впереди мелькнула желтая машинка, и Илья приподнялся, стараясь ее разглядеть.
— Нет, ты посмотри! Мишка, это они, между прочим.
— Что, серьезно? Так они только что в Долину приезжали, к нашей Веронике.
Ничего себе! Да она не только все знает, она, можно сказать, принимает в операции самое непосредственное участие!
— Отчитались о проделанной работе, не иначе… — проворчал Илья, сплюнув.
— Поднять их на рога, что ли? — захохотал Мишка.
— Ты с ума сошел? На лебедке бревна поднимать хочешь все лето, пока Володька не приедет?
Илья высунулся из кабины и весело помахал желтой машинке рукой. Заметив Илью, ребята и вправду испугались, что погрузчик поднимет их на рога, плотно прижались вправо и чудом не оказались в канаве. Мишка нарочно сделал вираж в их сторону, и Илья успел заметить, как вытянулось лицо у того, кто сидел за рулем. Ну точно, папина машина.
— Так это… — до Мишки вдруг дошло, — так это Вероника их наняла, что ли? Ну сучка!
— Или она, или муж ее, — пожал плечами Илья.
— Мужа ее здесь и не бывает почти, и сегодня я его не видел.
Что ж, значит, и вправду ей отчитывались… Илья сжал губы и опустил голову.
В навигаторской было тесновато: Лорд Джастин, генерис, четыре чужих капитана и один «свой», с «Короны». И в такой обстановке нам придется выполнять не самый простой маневр.
– Ано, за пульт сядешь? – спросил я тихо.
Парень кивнул. Он был возбужден, но не от количества людей вокруг, а оттого, что с нами вообще случилось.
Я подошел к навигаторскому пульту, вызвал Келли. Но объяснять ничего не стал. Чисто официально попросил перекинуть расчеты, откорректировав по координатам «Короны».
Он тоже ответил что-то уставное. Видел, сколько людей у меня за спиной.
– Капитан Келли, возвращаемся тем же путем, – сказал я ему. Следуйте за нами. Запаздывание – сорок секунд.
– Есть запаздывание сорок секунд.
Еще я хотел посмотреть на здешних пилотов. Включил оба боковых экрана. Посмотрел…
Задачу им, видимо, уже поставили. Один совсем с лица спал, и зрачки слишком расширены.
– Сержант Неджел, – сказал я. – Вон того парня, справа, смените. И дублеру его скажите что-нибудь хорошее. Не как в туалете, ясно?
Ано кивнул.
– Навигатор, ведущий пилот справа, – сказал я. – Зовут – сержант Неджел. Запомнили? Двигатели – по схеме три. Потом четыре. Разгон.
Я сел рядом с навигатором. Тот оглянулся на капитана «Короны». На капитана было больно смотреть, но он молчал. И мы начали разгоняться.
По лицам присутствующих читалось, что идти на большой скорости в сторону черной дыры – это даже не самоубийство, а что-то более изощренное.
Через полчаса мы миновали коридор ограничения, и скорость стала нарастать циклично: сначала по одной кривой, потом резко перескочила на другую.
Если мы не достигнем заданной скорости или поменяем полярность двигателей не в той точке, нас затянет. Ну, так на то и руки. И, к сожалению, я свои чувствовал плохо.
Первая пара пилотов пока вела себя адекватно. Неджел был немного взвинчен, но и только. А вот ведущий второй пары начал работать с запаздыванием. Сейчас в этом нет ничего страшного, но ведь будет и точка разворота. Я посмотрел на часы – 45 минут с секундами. Скорость выросла так, что мы ее уже чувствовали, несмотря на все противоперегрузочные системы. Тело начинало как бы проваливаться в вату. Мозги пока не реагировали, но потом начнут «проваливаться» и они.
– Самоубийство, – сказал кто-то тихо в той стороне, где стояли капитаны.
– Попытку убийства вы сегодня уже пытались предпринять, – констатировал лорд Джастин и, не ожидая ответа, отправился отдыхать в предоставленную ему каюту. Действительно, чего над душой стоять.
Я поднялся к пилотам. Голову постепенно забивало чем-то мутным и тягучим. Скорость мы развивали теперь неравномерно (из-за притяжения черной дыры). Приборы ее уже и не отражали правильно, скорость эту. Шли мы по параметрам астроматематики, учитывая полдесятка разных временных и скоростных модов относительно друг друга.
Минут за пятнадцать до переполяризации я понял, что все. Вторая пара у меня уже, в общем-то, не работает. И менять ее поздно.
– Ано, переключи второй пульт в режим дубля, – тихо сказал я.
Неджел кивнул и активировал панель, отвечающую за двигатели слева.
Я постарался внимания на этом не заострять, но вокруг были те, кто и без меня прекрасно видел, что происходит. (Капитаны постепенно опять сползлись в навигаторскую, хотя в общем зале экраны не хуже.)
Думаю, гости «Короны» испытали в этот день много неприятных эмоций. Конечно, все это были люди, привычные к боевым действиям. Но не к изощренному психологическому насилию, методами которого так хорошо владел лорд Джастин. Жаль, я не слышал, о чем он с ними говорил. Может, получил бы садистское удовольствие.
Приходилось следить и за вторым пилотом моего сержанта. Как бы чего не выдал интересного. Вышвырнуть его, пока не поздно, из-за пульта и сесть самому? Руки болели, но то, что он делал, я бы точно смог. Или не смог? Пошевелил пальцами. Если встречу бандака, который придумал эти наручники…
Неджел, чувствуя, что второй пилот «засыпает», начал с ним разговаривать. Я понял, что мешаю, и ушел в навигаторскую. Ано что-то тихо говорил парню. Что именно, я не слышал, но по выражению лиц понимал: с ситуацией он справляется.
«Развернулись» мы нормально. Корабль сменил полярность и понесся «задницей» вперед на максимально возможной скорости. Притяжение черной дыры эту скорость постепенно гасило, и «выскочить» мы должны были уже в расчетных пределах.
Через полчаса я предложил Ано сменить его, но он сказал, что не устал и нормально выведет на расчетную. Его второй пилот просто сиял от счастья.
Лорд Джастин из каюты так и не появился. И правильно сделал. По мозгам все эти переполяризации бьют прилично, а ему голову надо беречь.
– Келли, у нас наручники новые где-нибудь есть?
– Должны быть.
– Выкинь к Хэду, чтобы никому в голову не пришло ими пользоваться!
Я стянул рубашку, которую мне дали на «Короне». Келли посмотрел на мои руки и стал набирать медкод.
– Лучше Дарама набери.
Дарам – наш экзекутор. Не было у меня сроду должности такой на корабле, но вот взял. Лорд Джастин посоветовал, если не сказать – заставил.
Гостили мы с ним с месяц назад на «Пале»… Я тогда только принимал свой новый корабль. Ну и много приходилось решать всяких проблем – экипаж подбирали, регулировали системы жизнедеятельности, двигатели проверяли. А тут еще инспектор меня чуть что – с собой тащил. В общем, голова в те дни капитально пухла. Я и внимания особого не обратил, ну поздоровался он с кем-то в коридоре, заговорил… Тем более что знакомый его носил обычную повседневную форму без знаков различия.
«Пал» – корабль старой серии. Я отвлекся, рассматривая распланированную совсем иначе, чем у нас оранжерею, которая выходила прямо в центральный коридор.
А потом лорд Джастин позвал меня: подойди, мол, познакомься.
Мужчина, с которым он разговаривал, внешне мне понравился. Возраст, правда, терялся за омоложениями, я даже примерно не смог определить, сколько ему лет. Потом оказалось – 185.
– Это Дарам, человек очень редкой профессии, – представил мужчину лорд Джастин. – Экзекутор.
Я удивился, но виду не показал. Приучил меня инспектор не спешить на его слова реагировать.
– Хочу к тебе переманить, как думаешь?
Попал я, что называется. Вслух сказал осторожно:
– Да не сторонник я, в общем-то, физических наказаний…
– Потому что не умеешь, – отрезал инспектор. – Половину команды распустил, другую – запугал. А новых наберешь сейчас – что делать будешь?
– Справлюсь как-нибудь, – возразил я.
– И со штрафниками справишься? А если – не один десяток пришлют, и не два?
Может, он и прав был, но не любил я все это… Однако лорд Джастин настаивал. И спорить с ним я не решился.
– Ладно, – загнал я эмоции поглубже, – можно, мы с ним сами это обсудим, на его рабочем месте?
Инспектор кивнул, валите, мол.
Дарам провел меня боковым коридором прямо к карцеру. Его рабочая комната оказалась дверь в дверь. Мы вошли. Обстановки – ноль, одна кушетка. В стенном шкафу за раздвижной дверью – всякие милые инструменты. Узнал я примерно половину, и это меня удивило. Ну, чем он мог пользоваться, собственно? Электробич, ну, «импульсный», хотя и это уже слишком. Но у Дарама по полкам было разложено одних разночастотных бичей дюжины две. Коллекция? А еще я успел заметить что-то совсем странное, похожее на куски кожаной веревки с ручкой. Спрашивать пока не стал. Не хотел проявлять лишнего любопытства. Я же искал повод, чтобы отказаться от Дарама.
Нашел. На мне был парадный китель, а под ним – только тонкая рубашка. Я расстегнул китель и снял.
– Бейте, – сказал я ему. – Как я иначе разберусь? Работы вашей не знаю…
Думал, он растеряется, но Дарам кивнул мне, словно чего-то такого и ожидал.
– Снимите рубашку. Кожу я вам не испорчу.
И взял с полки эту самую странную штуку… (Потом я узнал, что это и есть просто бич, дедушка наших электробичей.)
Отступать было поздно. Я разделся. Шрамов на мне предостаточно, так что дорожить уже особо не чем.
– Ложитесь.
Играть так играть. Я лег, положив лоб на скрещенные руки.
– Не так, – сказал Дарам. – Руки вдоль тела. Плечи нужно расслабить. Вдох. И выдох.
И он ударил. Но боли я не почувствовал. Я ощущал, как спина постепенно становится горячей, по мышцам побежало что-то вроде электрического тока. В общем-то, приятно. Закрыл глаза. Ощущения напомнили мне механический массаж, только тепло проникало глубже. Даже пожалел, когда все кончилось.
– Здорово, – сказал я совершенно искренне. – Это приспособление для массажа? – я кивнул на бич в его руке.
Дарам рассмеялся.
– Ладно, – сказал он. – Только не держите на меня зла, хорошо?
Как я не вскрикнул? Боль обожгла резко и неожиданно. На плече сразу вздулась багровая полоса.
– Ни хрена себе, напросился, – сказал я весело. – Вот, что значит, мастер. А лечить вы не пробовали?
– Умею и лечить, если нужно, – пожал плечами Дарам. – Только руками. Сейчас так не лечат.
Да, сейчас совсем другие методы. Запихают человека в диагностическую машину…
– Хорошо, Дарам. Я не знаю, как у нас на корабле будет с работой, надеюсь, лорд Джастин сильно преувеличил. Но я вас возьму. Такого мастера просто грех не взять.
Дарам, действительно, здорово облегчал мне жизнь. Я теперь практиковал только один вид наказания: «отправить вместе с приказом к Дараму». Или самое садистское – отправить без приказа, чтобы боец сам объяснял, что именно натворил. Я знал, что Дарам совсем не обязательно будет бить, а может наложить любое дисциплинарное взыскание. Он был очень добрым человеком, но, при необходимости, мало никому не казалось.
С молодыми Дарам тоже много возился на пару с Гарманом. Удивительно, но все бойцы называли его просто по имени. И если побаивались, то как-то очень умеренно. Больше смотрели в рот. Дарам хорошо знал все планеты сектора, на многих из них жил. И очень много знал о том, как устроен человек. Нервы, мышцы, кости, и, как ни странно, мозги тоже.
– Наручники эти новые? – спросил он с пониманием, прощупывая отечные места. Когда я видел, что делают, а не засовывал руку в пасть «меддиагноста», терпелось как-то легче. – Лимфоток нарушили. Самое простое – два прокола сделать, вот тут повыше. Опухоль спадет. А ранки сами по себе не очень серьезные. Завтра уже и незаметно почти будет. Поехали?
Дарам, в отличие от медика, всегда объяснял и спрашивал.
Я сжал и разжал пальцы.
– Еще повинуется плохо.
– Сейчас сделаю прокол и все поставлю на место. Нужно, чтобы опухоль спала.
Когда Дарам перевязывал меня, уже не так болело – скорее всего, просто подействовало само его присутствие.
– Теперь нужно поспать, – сказал он, закончив.
Келли удовлетворенно кивнул и вышел. И мы сразу перешли на «ты».
– Да не усну я, неспокойно на душе как-то, – вырвалось у меня.
– Само собой, неспокойно, – согласился мой невольный лекарь. – Один этот «генерис» чего стоит. Не смогли использовать тебя, будут пытаться убить.
– Ну почему именно меня? Что во мне такого особенного?
– Да ты ложись, ложись, – он помог мне лечь. – Молод ты очень. А дел натворить можешь не по возрасту. Если случается такое с мальчишкой, взрослый рядом находиться должен. Мастера учеников ни на шаг от себя не отпускают. Иначе…
– Но я же сдержался на «Короне»!
– В подобных ситуациях ты и раньше бывал. Человека непросто вывести из себя, если все ему знакомо. Тем более, ты знал, что лорд Джастин вытащит. Есть понятие о субординации. Он не мог допустить, чтобы кто-то распоряжался жизнью ЕГО капитана. Потом мог и наказать, но вытащить бы – вытащил. Ты это понимал. А вот случись что-то действительно неожиданное – неизвестно, как бы ты себя повел. И оставлять тебя одного пока очень опасно.
Опасно оставлять одного? А что, если лорд Джастин совсем не случайно настоял, чтобы я взял Дарама? Я даже приподнялся.
– Лежи, Агжей, не нужно вставать, – он положил руку мне на грудь, удерживая.
– Дарам, – спросил я напрямую. – Тебя лорд Джастин уговорил, чтобы ты присматривал за мной?
– Ну, не то чтобы присматривал, не так много я в этом понимаю. Но Адам слишком занят. Он попросил, чтобы я хотя бы был рядом.
Адам? Лорда Джастина зовут Адам? Джа… Адам? Беспамятные боги, какой я дурак! Я же видел инициалы в приказе. Это его тогда имел в виду Мерис!
– Ты бы ударил меня чем-нибудь, что ли? Может, поумнею? Что ж я тупой-то такой?
– Табуреткой? – усмехнулся Дарам.
– А это что?
– Стул без спинки. Ну-ка, перевернись на живот, – он похлопал меня по плечу. – Давай.
Я повернулся. Знал, что бить он меня не будет, но мышцы отреагировали.
Дарам прошелся руками по моей окаменевшей спине.
– Какой я все-таки дурак, – пробормотал я в подушку.
– Поумнеешь в свое время. А тот, кто дураком себя не ощущал – умным не станет. Тебе сейчас нужнее всего выспаться.
– Да не могу я… Столько капитанов стояло рядом, и ни один ничего не сказал! Ведь знали же, что теоретически можно. Что я им сделал плохого?
– Каждый по своим причинам молчал. Кто-то испугался, кто-то был введен в заблуждение. Кто-то не сообразил вовремя, чем может грозить такое поведение всем остальным. Если капитаны не будут стоять друг за друга… Думаю, раздражал ты их поначалу. Когда они уже капитанами были, твоя мать не знала, какого цвета пеленки покупать. А потом – отступать было поздно. Генерис – тоже не первогодка. Он полагал, что в любом случае в накладе не останется – или вышвырнет тебя в космос, или продемонстрирует всем, что ты за зверь. Однако просчитался. И ты сдержался, и у него права судить тебя не оказалось.
Дарам с силой массировал мне спину, и, чтобы избежать неприятных ощущений, приходилось «отдавать» мышцы. И начало отпускать.
– Дарам, а почему Влана меня не встретила?
– Она улетела на «Пфрай». Капитан попросил. Ты еще не вернулся, да и побоялся бы он с тобой говорить.
– Подожди, так «Выплеск» же Хэд знает где?
– «Выплеск» здесь. Прошел вслед за вами с каким-то небольшим запаздыванием.
– Но капитан же был на «Короне»?
– А что ему мешало оттуда связаться?
– Значит, хотя бы один капитан мне поверил?
– Выходит, что так. И тебе, и бывшему навигатору своему. Так что, если извиняться прилетит…
– Да я вообще зла ни на кого не держу. Хэд с ними со всеми…
Движения Дарама становились все мягче, и я расслабился. И уснул.
Млад проснулся ближе к полудню и был уверен, что еще спит: из сеней раздавалось отчетливое и громкое блеянье козы. Сначала он не мог встать – все тело ломало, любое движение отзывалось острой болью, плечо распухло и ныло, на затылке прощупывалась огромная шишка, и нестерпимо хотелось есть. Но стоило подняться, умыться и расходиться немного, все оказалось не таким уж страшным.
В тесных сенях действительно стояла коза, загораживая проход.
– Добробой, ты решил обзаводиться хозяйством? – спросил Млад, усаживаясь за стол.
– Не, это Ширяй из Сычёвки притащил. Ему на один день дали. Без козы как же колядовать?
– Несчастная скотина…
– Зато у нас молоко козье есть. Хочешь?
– Давай. И щей давай, и каши, – Млад потер руки. – А где Дана Глебовна?
– Она к Родомил Малычу пошла.
Млад потемнел и тут же вспомнил, какую нес околесицу перед тем, как пойти спать. Есть сразу расхотелось.
– Ширяй тоже к Родомил Малычу пошел. Доктора Велезара сторожит, – сказал Добробой, – еще раз хочет с ним встретиться, говорит, доктор очень умный.
– Надоедает занятому человеку, – проворчал Млад.
– Вот и я о том же! Только он не слушает ничего. Он сказал, что доктору с ним было нескучно. Только я что-то в это не верю.
– Доктор Велезар – учтивый человек. А от Ширяя не так просто отвязаться, – Млад улыбнулся.
Он еще не успел поесть, когда вернулась Дана – озабоченная и какая-то виноватая. Млад решил, что она чувствует неловкость из-за того, что ходила к Родомилу, и от этого стало еще противней на душе.
– Чудушко, – она подсела к нему поближе, – если бы я судила о тебе только по твоим собственным словам…
– То что? – спросил Млад.
– Ничего… – она вздохнула и усмехнулась. – Лошадь на него наступила!
Млад смутился и уставился в горшок со щами.
– Ты слышал, Добробой? Ты знаешь, что с ним было на самом деле? – Дана покачала головой. – Градята сбил его конем и пытался растоптать. Твой учитель сначала проехал семьдесят верст, потом под ним пала лошадь, и он почти тридцать верст прошел пешком!
– Кто тебе это рассказал? – Млад продолжал смотреть в щи.
– Твою лошадь видели всего в версте от ямского двора на Шелони. У Родомила сейчас сидят два гонца, которые тебя нашли, судебные приставы и дознаватели. Все ждут, когда он придет в себя. Не считая Ширяя, конечно.
– А Родомил? – спросил Млад.
– Говорят, в горячке… У него доктор Велезар. Ширяй хочет зазвать доктора к нам, чтобы он посмотрел на твое плечо.
– Зачем? – Млад опустил ложку.
– Я думаю, доктор не откажет. А там коза в сенях… – Дана едва не рассмеялась.
– Не надо ничего смотреть. Тем более доктору Велезару, – Млад скрипнул зубами. – Ширяю голову оторву.
– Как же! Оторвешь ты ему голову, – Дана посмотрела на него с сомнением. – Распустил ученика.
– Он хочет утвердиться в этом мире, – Млад пожал плечами, – и нет ничего зазорного в том, что он старается мыслить самостоятельно.
– Я и говорю – распустил… – улыбнулась Дана. – Грей мед, Добробой, вдруг действительно доктор Велезар придет.
И доктор Велезар действительно пришел. Его голос был слышен еще перед крыльцом: доктор что-то с жаром объяснял Ширяю.
– Может, козу в спальне спрятать? – неуверенно спросил Добробой, посматривая на дверь.
– Еще чего придумаешь! – фыркнула Дана. – В постель ее положи!
Но дверь в сени уже открылась, и оттуда раздалось:
– Смотри-ка ты! Это что за зверь у вас?
– Да так… – замялся Ширяй, – это мы колядовать… как без козы колядовать?
– Да уж, – рассмеялся доктор. – Как без козы колядовать?
Ширяй долго пытался отодвинуть скотину в сторону – руки у него еще болели, а она блеяла, оскальзывалась и стучала копытцами по полу. Парень ругался, и смеялся доктор Велезар, и Добробой наконец догадался выйти в сени и помочь товарищу.
– Здравствуйте, хозяева, – доктор прошел в дом, – меня к больному позвали. Я думал, он без движения в постели лежит, а он за столом ест и пьет!
– Здравствуй, Велезар Светич, – Млад поднялся. – Просто в гости заходи, не все ж тебе с больными… Меду выпьешь?
– Ну, если просто в гости – чего ж не выпить? Считай, праздник уже начинается, завтра солнце народится. Смотрю, твои уже подготовились… Поросенка жарить собираетесь?
– А как же! – обрадованно ответил Добробой, помогая доктору снять шубу. – У нас все как у людей! И на пироги тесто стоит, и кутья преет.
Млад подивился расторопности ученика: про поросенка он не подумал, а ведь к ним наверняка придут ряженые, и не один раз – надо же их чем-то угощать? Студентов много, и каждый рад пожелать своему наставнику благополучия, а заодно и разжиться снедью для праздничного стола. Большинство, конечно, пойдет колядовать в Новгород, меряться силами с городскими парнями и сманивать их девушек, но и на наставников ряженых хватит.
– Раз праздник начинается, может, тогда чего покрепче выпьем? – предложил Млад.
– Нет-нет, – тут же покачал головой доктор, – у всех праздник, а у меня – бессонная ночь. Сегодня жди голов проломленных, а завтра – рук-ног отмороженных.
– Как Родомил? – спросил Млад.
– Неважно, – покачал головой доктор. – Конечно, умереть от пустячных ран я ему не дам, но дело очень, очень серьезное… Если начинается горячка – это всегда опасно для жизни. Я подозреваю, что один из ножей, которым его ранили, был отравлен. И яд этот мне неизвестен. Бывает же… Накануне праздника… Неспокойное время.
– Как же Новгород будет Коляду встречать, когда Смеян Тушич… – начал удивленно Млад, но доктор его остановил.
– Князь решил не объявлять о смерти посадника. До завтра. Незачем людям портить праздник. Слухи, конечно, ходят, но это только слухи. Никто им верить сегодня не хочет, – доктор сел за стол напротив Млада. – Расскажи-ка лучше, как тебя угораздило ночью оказаться на Шелони? Чай не ближний свет.
– Да по глупости, – усмехнулся Млад. – Хотел князя догнать, поговорить.
– А тебе очень надо? – удивился Велезар.
– Было бы не очень – не помчался бы на ночь глядя.
– Если надо – я князю обязательно об этом скажу, как только он вернется. Думаю, вам давно пора сойтись поближе. Ты князя впечатлил – и на гадании, и на вече, и на суде.
– Вообще-то меня к нему посылал Вернигора. Сам бы я, наверное, поехать не решился. Вернигора считает, что ополчение не должно покидать Новгород, а мои видения это подтверждают. И я думаю, князю нужно об этом знать.
– Ты не преувеличиваешь опасность? Вернигора – человек горячий, склонный полностью отдаваться своему мнению. В некоторых делах это хорошо, но иногда… А князь совсем дитя; очень умный и сильный, но все же – еще мальчик. Ему недостает опыта и уверенности в себе.
– Я не столь уверен, как Вернигора. – Спокойные слова доктора немного отрезвили Млада, и вчерашняя убежденность поколебалась, – но князю нужно знать и то, что думает его главный дознаватель, и то, что видел я. Иначе он примет неверное решение.
– Нет-нет, я не убеждаю тебя в том, что тебе не нужно с ним говорить! Я хотел сказать совсем другое: не позволяй Родомилу довлеть над твоими сомнениями. Думаю, он, как истинный громопоклонник, считает тебя человеком нерешительным и избегающим ответственности.
Удивительно проницательным был доктор; Млад понимал, почему Ширяй искал его общества и гордился таким обществом. Может, парню нужен был именно такой учитель? Мудрый, спокойный, насквозь видящий подноготную окружающих его людей? Впрочем, в шаманских делах доктор бы Ширяю помочь не сумел.
– А между тем, Вернигора неправ, – продолжал Велезар. – Сомнения плохи в бою, перед лицом опасности, но в жизни – это не самая вредная вещь. Если бы я не сомневался, а всегда действовал напролом, пользуясь первой попавшейся мыслью, которая пришла мне в голову, – я бы вылечивал не больше четверти тех, кого вылечиваю сейчас.
– Вернигора считает, что это война… – пожал плечами Млад.
– Да ну? – доктор поднял брови. – Я думаю, вся его жизнь – война.
– Я тоже видел войну… – сказал Млад, помолчав, и вскинул лицо.
– Это не удивительно. Наша дружина дошла до Нижнего Новгорода, наши пушки уходят в Москву, собирается ополчение. Не думаю, что татары развернутся и уйдут обратно в Крым, только увидев войско новгородское.
– Я вижу другую войну. Большую войну. Татары всегда нападали на нас только для грабежа и вымогательства, мы привыкли откупаться от них, когда не можем отбиться. Я вижу войну, которая идет с Запада.
– Ты в этом уверен? Я знаю, волхование – дело тонкое, не всегда верное…
– Я видел тяжелых коней.
– И только на этом основании ты делаешь вывод о большой войне, идущей с Запада? – доктор посмотрел на него, как на дитя. – Впрочем, извини, это не мое дело… Я понимаю, волхв часто не может объяснить, почему будущее представляется ему так, а не иначе. Но не ты ли говорил, что будущего не знают даже боги?
– Не надо быть богом, чтобы предвидеть такое будущее. Как одно из нескольких. Собственно, об этом я и хочу говорить с князем.
– Ну что ж, я думаю, князь с удовольствием поговорит с тобой. Он думающий мальчик, а ты привык иметь дело с молодыми. Знаешь, он очень страдает из-за смерти Белояра. Белояр в чем-то был его наставником, одним из немногих людей, которым князь доверял. Может быть, тебе стоит подумать о том, чтобы приблизиться к Волоту.
– Нет, извини, – Млад выставил ладонь вперед, – я не ищу дружбы с князьями. Мое дело – хлеб. Ну, еще лён…
– Ладно, ладно… Никто не знает, как сложится жизнь. Даже боги, – доктор улыбнулся. – Давай я все же посмотрю тебя. Удар копытом – не шутка.
– Не надо. Я знаю, доктора Велезара не занимают ушибы, он лечит серьезные болезни, – подмигнул ему Млад.
– Ну, ушиб ушибу рознь. И потом, я все равно здесь, и мне это вовсе не трудно.
Млад согласился только из почтительности, да и Дана толкала его локтем в бок. Невероятно, но Ширяй не проронил ни слова, пока они говорили с Велезаром Светичем.
У доктора были удивительные руки. Наверное, у него внутри прятались способности волхва-целителя, потому что Млад чувствовал, как его окутывает теплое облако – такое же, какое он ощущал от прикосновений отца. А впрочем, многие врачи, не будучи волхвами, умели прикосновением и словом успокаивать боль и страх, внушать доверие. Доктор же был великим врачом. В этом облаке хотелось раствориться, довериться волшебным рукам, перестать быть собой.
– Ты никогда не думал, что обладаешь способностями волхва? – спросил Млад.
Доктор отнял руки от его плеча, и наваждение исчезло.
– Я думаю, это твое собственное расположение к врачам, – ответил он, – что-то сродни способности брать в руки горящие угли. Зная, кто твой знаменитый отец… У тебя с детства складывалось доверие к тому, кто тебя лечит. У меня нет способностей к волхованию, это подтверждали многие знающие люди. Будучи студентом, я мечтал обладать хотя бы каплей этих способностей и искал их в себе. Но – увы!
Он снова начал мять плечо Млада, словно прислушиваясь к ощущениям в кончиках пальцев, и это тоже было похоже на то, как определял тяжесть и причину болезни отец.
– Ну что я скажу, – наконец вынес решение доктор, – действительно, сильный ушиб. Никаких переломов нет, суставная сумка цела, возможно, растянуты жилы…
– Это я упал на локоть, – пояснил Млад, поражаясь способностям доктора: его пальцы словно просвечивали тело насквозь.
– А, вижу, – Велезар повернул его руку локтем к себе. – Так что – согревающие припарки, и через неделю-другую ты об этом даже не вспомнишь.
Ровно в полночь огромное колесо, охваченное пламенем, покатилось с берега Волхова на лед и положило начало веселью, знаменуя приход нового солнечного года, день рожденья солнца. А Млад смотрел, как оно набирает обороты, как языки огня петушиным хвостом отлетают назад, как оно подпрыгивает на ухабах, но не опрокидывается, и видел другое колесо – светлый лик Хорса, сброшенный с крыши капища. И заснеженная круча казалась ему зеленым валом вокруг детинца, и копоть факелов – черным дымом пожарищ. Наваждение это было столь ясным, столь отчетливым, что Млад перестал слышать звуки вокруг, кроме рева огня и потрескивания факелов.
Резвые студенты с радостными криками бежали вслед за колесом, особенно смелые направляли его движение и не давали упасть.
Огонь, зажженный на двенадцать дней в честь прихода Коляды, принесли с капища Хорса в детинце. И если неугасимый огонь в Перыни зажгла молния, то этот огонь зажигало солнце в день летнего солнцестояния, в день своего наивысшего подъема.
– Младик, – Дана тронула его за руку, – что с тобой? Что-то случилось?
– Нет, ничего, – он тряхнул головой, прогоняя видение. Шум праздника неожиданно ударил в уши: музыканты уже старались вовсю, песня, пока еще неслаженная, постепенно звучала все громче, еще не смолкли радостные крики, появились первые хороводы, и самые ярые плясуны университета, скинув полушубки, заводили народ.
– Тебе надо выпить, – решительно сказала Дана и потянула Млада к бочке с медом. – Сдается мне, что ты еще не проснулся.
– Я проснулся, – ответил он, пожав плечами.
Ночь была ясной и безветренной, высокий огонь костров летел в небо, освещая все вокруг ровным рыжим светом: расчищенный и утоптанный снег, молодые разгоряченные лица, изваяния богов, снисходительно взирающих на людское веселье.
Вокруг бочки толкались студенты, ковши с медом ходили по рукам, возвращались к виночерпиям и снова уходили в толпу. Студенты сменяли друг друга и, выпив горячего меда, бежали к хороводам.
– Млад Мстиславич! – вдруг окликнули его. – Выпей с нами!
Ребята с третьей ступени.
– Эй! Налейте Млад Мстиславичу!
– Кружку сюда!
– Не хлебай по дороге! Сюда передавай!
– До дна!
Они встали в круг и оттеснили от него Дану.
– С Млад Мстиславичем – до дна!
Десяток кружек с глухим стуком столкнулись в середине круга, расплескивая мед на снег – в жертву богам. Млад пил горячий мед, но не ощущал ни его вкуса, ни веселья, ни радости. Праздник казался ему сном, видением, наваждением. А явь, скрывавшаяся за ним, была слишком страшна, чтобы на нее смотреть.
– Млад Мстиславич, а с нами? Слабо?
Четвертая ступень.
И он пил. Пил до дна. С подготовительной ступенью, и с первой, и со второй… Пил и не чувствовал хмеля.
– Младик, я не имела в виду – напиться. Я говорила – выпить, – Дана наконец вытащила его из круга студентов.
Хороводы кружились все быстрей, песни гремели все громче, гусляры рвали струны, жалейки заходились от задорного свиста, бойко стучали ложки, звенели бубны.
Горящие стрелы впивались в крыши домов…
В середине одного из хороводов Млад увидел Ширяя – тот в одной рубахе, без шапки отплясывал вприсядку перед той самой девочкой, которая кружилась так быстро, что ее расстегнутый полушубок летал вокруг нее широким кругом. Хоровод, в котором уже смешались парни и девушки, бежал вокруг них, и Млад не поспевал за ними глазами.
Крепостные стены обваливались под ударами пушек, погребая под собой тех, кто не успел отбежать в сторону…
– Здоро́во, Мстиславич! – перед ним появился румяный, запыхавшийся Пифагор Пифагорыч. – Чего не весел?
– Я? Я весел, – ответил Млад и улыбнулся.
– А чего не в хороводе? Я и то тряхнул стариной! Может, выпьем понемногу?
И он выпил с Пифагорычем.
Остроконечные алебарды разрубали кольчужные доспехи, и кровь лилась на их короткие рукояти…
Музыка не смолкала ни на миг, Млад смотрел на знакомые лица и вдруг ясно увидел, как один из студентов падает на колени: тяжелая стрела вошла ему в солнечное сплетение и вышла с противоположной стороны, чуть в стороне от позвоночника. Он видел, как струйка крови потекла из угла рта на подбородок, видел, как побелело удивленное лицо и пальцы судорожно сжали воздух…
Млад тряхнул головой – парень, подхватив под руки двух сычёвских девчонок, отстукивал каблуками чечетку. Будущего не знают даже боги…
Тяжелая конница топтала копытами жалкий пеший строй, ломая выставленные навстречу ей копья…
Явь проступала сквозь наваждение праздника, и сквозь разухабистую, горячую песню слышались предсмертные стоны и бряцанье оружия. Явь мокрой тряпкой стирала нарисованное цветным грифелем веселье, обнажаясь перед Младом, словно бесстыжая девка.
– Млад Мстиславич! Иди к нам в хоровод! Чего стоишь-то? – крикнул студент с третьей ступени, а Млад видел перед собой безногого калеку, рыдающего и царапающего лицо.
Будущего не знают даже боги…
Он смотрел и видел мертвецов, сотни мертвецов вокруг… Пляшущих, обнимающих девушек, поющих и пьющих мед. Они были счастливы, жизнь била из них ключом, жизнь искрилась в свете костров, плескалась на дне кружек и проливалась на снег, жизнь цвела на их щеках ярче макового цвета.
Огонь, зажженный самим Хорсом, жег Младу глаза. Будущего не знают даже боги… Сомнения, конечно, не самая вредная вещь, но на войне нет места сомнениям. И ополчение не должно уйти из Новгорода. Любой ценой. Всеми правдами и неправдами. Родомил прав.
– Мстиславич, чего стоишь? – Пифагорыч подтолкнул его в спину. – Иди! Покажи недорослям, как в наше время умели плясать!
Огонь, зажженный Хорсом, слизывал остатки наваждения, и вместо костров горящие идолы простирали руки к небу. Сотни мертвецов смотрели на Млада с надеждой и без надежды, сотни мертвецов вокруг уже не пели и не обнимали девушек – он шел меж ними, а они вглядывались в его лицо, словно искали на нем ответ на вопрос: почему?
Песня замерла на миг и полилась дальше медленно и тягуче. Хоровод мертвецов и их подружек сомкнулся вкруг него. Млад медленно стащил с головы треух, словно прощаясь с ними, словно отдавая последний долг, а потом с горечью швырнул шапку на снег.
– Давай, Мстиславич, покажи им! – крикнул Пифагорыч из-за спины.
Млад сделал шаг, потом еще один, расстегивая полушубок. А потом песня грянула над ним, как последнее, что осталось от наваждения, и взяла за душу – в последний раз. Он перестукнул каблуками по натоптанному снегу – вместо горечи злость стиснула ему кулаки, и скрипнули зубы. Хоровод пошел в противоположную сторону, кружа голову. Млад раскинул руки и поднял лицо к небу, цепляясь за разгорающийся жар песни – все, что оставалось ему от этого мира, который рушился с грохотом пушек и проседающих горящих крыш. Он хлопнул в ладоши и зацепил пальцами голенище сапога.
– Давай, Мстиславич!
И он, наконец, дал, отбросив полушубок на снег. Он плясал так, словно от этого зависело будущее, которого никто не знал. Он отбивал ногами частый шаг, он шел вприсядку, он стучал ладонями по коленям и сапогам, заглушая песню, он кружился и ходил колесом, и снова бил каблуками по снегу, закидывая руки за голову, и снова шел вприсядку. Это была веселая песня…
Перед глазами мелькали лица мертвецов. И ничто не помогало сделать их живыми. Млад плясал из последних сил, выдавливая из себя задор, хватаясь за ускользающее настоящее, которое перестало быть явью. А будущее огненным заревом сжигало его, поглощало, накатывало волной и мяло, как тяжелая конница сминает копейный строй…
В середине стола громоздилось блюдо с зажаренным поросенком, горками лежали нарезанные пироги, сладкая кутья в глиняном горшке исходила горячим паром, меды в расписных кувшинах и вина в глиняных бутылках возвышались над яствами. Когда Добробой все успел?
Шаманята одевались в приготовленные наряды – медведя и журавля. Постарались они на славу: голову медведя выдолбили из деревянной колоды и обклеили мехом, журавль щеголял настоящими перьями и берестяным клювом и чем-то напоминал человека-птицу.
Млад старался не смотреть в их сторону. Он ни на кого не хотел смотреть. Он боялся, что все начнется сначала.
– Ты умница, – похвалила Дана Добробоя, – ты все приготовил просто замечательно.
И Млад, пряча глаза, тоже кивнул ему и похлопал по плечу.
– Да чего там… – расплылся в улыбке Добробой. – Общий же праздник.
За ночь двор не оставался пустым ни на миг: ряженые шли и шли, пели колядки, играли на дудочках, плясали. Дана приглашала их за стол, наливала, складывала в подставленные горшки куски поросенка, заворачивала в полотенца пироги, угощала кутьей.
Млад пил вместе со всеми и не хмелел, делал вид, что весел, слушал их непочтительные шутки, позволенные в этот день, и смеялся вместе с ними. Говорил, что припомнит им сегодняшнее безобразие, что и под личинами узнал каждого, а они смеялись над ним, прекрасно зная, что этого не будет.
Он любил их. Он любил их молодость и беспечность, их голоса, их горячность, их наивную уверенность в собственной правоте. Он любил спорить с ними на равных и не всегда в этих спорах побеждать. Он любил университетские праздники с их молодецким задором и тихие вечера в коллежском тереме за кружкой меда.
Он просил ответа у Перуна, а ответил ему Хорс. Ополчение не должно выйти из Новгорода – любыми средствами, любой ценой, всеми правдами и неправдами. Млад готов был сам звонить в вечный колокол и говорить со степени, поднимая в себе ту силу, которая заставляла людей смотреть ему в рот и идти за ним даже на смерть. Он готов был лечь костьми на пути войска, он был согласен на смерть и бесчестие, только бы ополчение не покидало Новгорода.
Ударивший ночью мороз выбелил инеем лес, университетские терема, дома наставничьей слободы, затянул стекла блестящим узором и еле слышно звенел в хрустальном воздухе. Новорожденное солнце медленно выползало из-под снега, трогая розовыми лучами полупрозрачную белизну застывшего мира, морозную дымку небосклона, блеклое голубое небо над головой.
Каждый год в этот день, с раннего детства, Млад боялся, что солнце не взойдет. И каждый раз, когда оно все же поднималось, являя миру свет, слезы радости наворачивались ему на глаза – наивной, детской радости, первобытной, простодушной веры в незыблемость сущего. Он смотрел вокруг и видел, как слезы бегут по щекам тех, кто стоит рядом: люди встречали вновь родившееся солнце, затаив дыхание от восторга.
– Слава! – раздался наконец чей-то придушенный слезами крик.
– Слава! – ответил ему чуть уверенней другой.
– Слава Солнцу! Слава!
– Слава богам!
Студенты обнимались, смеялись и вытирали слезы. «Слава!» – гремело в тишине зимнего рассвета, «Слава!» – отвечали голоса из Сычёвки. Новый солнечный год вместе с крепнувшими лучами света отсчитывал первые шаги по земле.
Туша рядом все никак не заткнется – вопит и вопит – но это к лучшему. Крик не дает «уплыть», мешает…
А внутри будто смерч раскручивается. Подстегнутая бешенством, магия мечется, натыкаясь на границы, бьется, пробуя их на прочность.
Не-на-ви-жу…
Нет, стой. Стой…
Тело по-прежнему чужое и непослушное – что бы ни было в тех препаратах, работают они на совесть, язык и то еле шевелится.
Ненавижу. Защищали вас… столько времени… а вы до сих пор никак не выберете, где место мага – на костре или на цепи, на задних лапках. Люди. Бездарные. Вырвусь. Посчитаемся.
Что-то рычит, зло, бешено, клокочет в горле, и вдруг — словно лопнула одна и незримых цепей – выход, где-то выход! Где?
Держись, не смей! Не-смей-не-смей-не…больно как…
Сверху сыплется что-то, какие-то обломки пластика… ах вот что. На потолке черных кристаллов нет?! И это не пещера. Выход… нет… только для магии.
Поплатитесь… вы поплатитесь…
Нельзя. Стой. Контроль, проклятье! Что ж вы наделали, придурки чертовы…
Релаксант действует, но только на Вадима, на его тело. Тут «гостеприимные» хозяева не ошиблись, Дим сейчас и пальцем не шевельнет! А вот холодок… холодок свободен. Почти…
Надсадно воет сирена. Потолок трясет. Пол тоже. Что-то рушится с диким шумом, взрывается – в зале, за границей. Едкий дым рвет горло кашлем, слепит глаза. Судорожно дергаются тела в путах телекинеза. И вопли, вопли.
— Не-эт, не-э-э-эт, не надо!
— Помогиииииииите!
Дим не хохочет только потому, что заходится в кашле. Это правда смешно, ждать сейчас помощи от кого бы то было. Кто может придти на помощь тем, для кого дороже всего деньги? Друзья? Смешно…
Так повеселимся! Новый вихрь рвется из рук, и клокочет воздух, когда комнату охватывает огненное плетение. Молнии, молнии…
Экран. Дымный взрыв, дикий грохот, стеклянный дождь осколков.
Галерея. Телекинез рвет ее пополам и издевательски медленно впечатывает в стену.
Пол. По декоративной плитке, по бетону змеятся трещины, больше, еще, еще… н-н-на! Будто в невесомости, с раскрошенного пола поднимаются осколки. Красиво плывут в воздухе, неторопливо заворачиваясь в подобие смерча…
— А-а-а-а-а!
Чей-то вопль, захлебывающийся от страха, автоматная очередь – и новый вопль, когда пули, покрутившись в воздухе, возвращаются к стрелявшему. Не убивают, нет, не ранят – просто вьются рядом, как игривая стайка мошек, смешно и жутко, и стрелок бежит от них, бежит, пока, оступившись, не пропадает где-то в этой дикой мешанине.
А холодок веселится дальше – и несколько каменно-стеклянных вихрей через проломы в стенах уже рвутся в другие залы, в другие комнаты…
Прекрати! Стой! Не смей! Что же вы наделали, люди…
— Не делаем ли мы ошибки?
— Вот Йоргос и проверит…
— Я до сих пор думаю, что доверять нашего гостя Йоргосу – не лучшая идея.
— Людям нужен страх. Кнут и пряник – стратегия старая, но эффективности до сих пор не потеряла.
— Он не человек. Он маг.
— На него действуют наши препараты, значит, он человек. Он ест и спит… и все остальное тоже. И боли боится, как все, хоть и строит из себя неведомо что.
— Он не строит.
— Георг…
— Погодите. Лично я верю интуиции Георга, но в данном случае нам не стоит бояться последствий. Что бы там не вытворял сейчас Йоргос, это его частная инициатива, и мы не имеем к ней ни малейшего отношения.
— А у нас будет возможность это объяснить?
— Да, я, знаете ли, тоже чувствую себя несколько… некомфортно. Магия, дай-имоны эти… непривычно.
— Все-таки стоило подождать наших отсутствующих коллег. Константин точно не одобрил бы. Да и Эйке…
— Вернутся – разберемся. Да что вы, в самом деле? Испугались этого мальчишку? Да нас даже демоны побаиваются! Ну-ну… ничего такого с нашим гостем не случится… порезвится Йоргос часок, и мы явимся избавителями. С Йоргосом, правда, придется что-то решать…
— Жаль, он по-своему полезен.
— Но не настолько, как маги?
— Да.. Что такое?
Завыла сирена…
Крики стихли, а может, просто не были слышны из-за грохота.
Хотя какая разница…
Душно. В разгромленном зале отключились свет и вентиляция.
Было темно. Дымно. Пыльно. Холодно – воздух остывал. И, кажется, безнадежно. Все, что Вадим мог – не давать холодку убивать людей… впрямую. Не давать выпивать заживо.
Но сколько погибло от рухнувших перекрытий, от провалившегося под ногами пола, от обрушенных стен?
Что же вы наделали, люди…
Не смог убедить. Перетянуть… на свою сторону… плохо как…
Громыхнуло.
Дим зажмурил запорошенные пылью ресницы, чувствуя, что сейчас…
ГРОХОТ! Тяжкий удар где-то над головой, дикий, невообразимый грохот, скрежет. Пол бьет в лицо, из груди будто вышибают остатки дымного воздуха…
И наступает тишина. И темнота.
Откуда-то Вадим знает, что больше в здании – базе? подземном убежище? – больше нет никого живого.
А кристаллы уцелели… и релаксант до сих пор в силе. Не шевельнуться. Так что и тебе недолго осталось, Дим…
Отряд за спиной рос. Все-таки среди людей есть такие, которые в любой ситуации остаются людьми. Нормальные люди. И даже если на улице локальный конец света, они выбегают на эту самую улицу, чтобы кого-то спасти… а не прячутся в квартире, глуша чужие крики модной музычкой.
Люди. Все не безнадежно. Пусть в его рейд-группе уже треть раненых, но все не безнадежно.
До расчетной точки – две минуты. Получится, интересно? Должно. Ведь не зря продумывал почти пять лет… или сколько? В барьере нечем было заняться, кроме разговоров и воспоминаний. И прикидок: что было бы, если бы… Жаль, этому Диму «барьерная» память не пошла. Хотя в Нерсебре он и так справился. Но вот этот способ, новый, получится ли?
Узел связи в очередной раз изменил порядок оповещения. Вместо инструкции по выживанию при нападении кто-то умный стал рассказывать, кто такие дай-имоны, откуда они появились и сколько их еще прибудет в перспективе. Последствия неведомый диктор не описывал, предоставляя слушателям додуматься самим. Получилось… леденяще.
Секретные сведения Свода Небес. Правильно, что объявляют. Горожане запомнят, журналистам расскажут…
Стоп. Вот и наши незваные гости.
Таак… Людей побросали, сгруппировались. Готовятся к встрече более «питательной» закуски — магов. Люди все-таки слишком бедный рацион, как сырая рыба. А у нас тут гурманы подобрались…
Ну, приятного вам аппетита!
Расчетное время. Первая группа – проверка готовности.
— Норма.
— Вторая группа.
— На месте, милорд.
— Тре…
— Готовы, милорд!
Вадим поднял голову…
Заискрило.
Лженебо, черно-фиолетовое, безлунное и беззвездное, замерцало искрами. Искры разворачивались золотистыми вспышками, все гуще и гуще, пока все не заполыхало багряно-оранжевым пламенем.
Купол, все это время накачиваемый энергией, был готов к работе.
И за спиной послышался сдавленный вскрик. Зрелище и впрямь было апокалиптическое. Люди словно находились под исполинской перевернутой чашей. Ее дно стены горели. Полыхали, выстреливая внутрь гигантские огненные языки, клокотали алым жаром. Кажется, разом стало нечем дышать.
Начали!
Импульс прошел по направляющим легко, в один миг объединив усилия четырех групп, и над городом понесся вой.
У-ооооо-нннн…
Низкий гул, зародившийся, казалось, где-то под землей, он поплыл по воздуху, тягуче и гулко, страшно. Казалось, это кричало исполинское животное, хищник или подавал сигнал марсианский треножник.
У-ооооо-нннн…
А потом огненная стена сдвинулась — колыхнулся огонь, взлетели тучи искр – и медленно, упорно, неотвратимо поползла вперед. На город.
На секунду замолчали все голоса и переговоры – остался ревущий треск. Под этот треск стена пламени приблизилась к темной башне высотного дома в оранжевых отблесках пожара. Приблизилась — на миг показалось, что там распахнулось окно – а потом полыхнуло багровым, и башня истаяла.
У-ооооо-нннн…
Многоголосый крик рванулся в обманчиво горячий воздух.
— Спокойно! – Вадим обернулся к своему отряду, – Спокойно. Это не повредит людям. Спокойно.
И полузабытое чувство тепла, оттого что тебе верят…
Верят, несмотря на то, что творится такое.
Кипящее пламя пожирало дом за домом, улицу за улицей. Там, за огненной границей дома оказываются под самым обычным звездным небом…Люди наверняка растерянно оглядываются и пытаются понять, что же это такое было. Хватаются за телефоны, за лекарства… обнимают друзей и родных… удивленно рассматривают дымные следы на асфальте.
Это все там, за чертой. А здесь пока – рев огня и серые убийцы.
— Приготовились… сейчас они пойдут на нас.
— Господин Алекс? – Дензил возник, как призрак в старинном английском замке – бесстрастный и застегнутый на все пуговицы.
— Леш, пожалуйста.
Вот нервы у Леша… залюбуешься. У самой Лины при виде вежливого демона возникали два совершенно противоположных желания: встать по стойке смирно, притворившись чем-то вроде статуи в парадном зале и наоборот, сделать парочку игривых па из латиноамериканских танцев – просто чтоб посмотреть, как чопорный Дензил на это среагирует. Хотя для дела, конечно, можно и поговорить.
— Хм.. хорошо, господин Леш. Милорд убыл по делам, оставив указания на ваш счет и команду. Он почему-то был убежден, что вы вернетесь с переговоров раньше… — Дензил сделал паузу, но молодой Страж в нее вклиниваться не спешил. Просто спросил:
— Какие указания?
— Вот список объектов, принадлежащих некоему Эйке Камеросу, миллиардеру, ныне проживающему в Европе. Возможно, на одном из них содержится ваш… э-э… родственник. Наибольшая активность сейчас вот здесь… позвольте, я отмечу на карте… здесь и здесь. В помощь придается группа Бэзила, она смешанного состава. Они уже в готовности, ждут только вас.
И уматывайте пожалуйста, не до вас – мысленно закончила Лина. Любопытно, что такое тут творится? Она не эмпат, но сгустившееся в воздухе напряжение можно было буквально потрогать.
— Дензил, а что происходит?
— Я не компетентен обсуждать этот вопрос, — безмятежно отозвался тот. – Но усиленно рекомендовал бы заняться поисками сейчас. Как раз благоприятное время… Кстати, вас очень хотели видеть Координаторы. И ясновидец…
Два взгляда скрестились над небольшим кристаллом с «объектами» — пристальный, с примесью удивления и злости – и спокойно-холодный.
Наконец Леш протянул руку и взял кристалл.
— Пойдем, Лина…
— Ух ты…
— Что? Ой.
— Вот именно – ой. Разве мы тут уже были?
— А что, все должно взрываться только там, где мы были? – опомнилась наконец Марина. – Мало ли от чего оно могла взорваться. Бывают же взрывы и просто так. В смысле – без нас.
Игорь удивленно осмотрел развалины, еще кое-где курившиеся дымом.
— Пусто как. А где эти?
— Кто?
— Ну МЧС или что там…
— Нужны они тебе? Пошли лучше посмотрим, что там.
Вблизи развалины пугали уже всерьез. Не обломками, угрожающе зависшими на перекореженным входом, не дымом… чем-то иным.
Здесь было темно, только сыпали искрами разорванные провода. Тихо. Ни голоса, ни шума работающей техники. Абсолютная тишина, только потрескивание огня, неторопливо доедающего выбитые двери.
И бесстрашной Марине чуть ли не в первый раз захотелось позвать папу или братьев.
— Полезем внутрь?
— Сюда? Ой… смотрите, это что, человек?
Близнецы дружно присели у распластанной на асфальте фигуры в дорогом костюме. Наверное, он бежал к вертолету, но не успел – обломки вертолета еще можно было узнать по винтам.
— Он неживой.
— Смотрите, там еще один. И вон…
— Что у них тут случилось?
— Что вы здесь делаете? – послышался голос из-за спины.
Пошли. Они пошли.
Мятущиеся алые сполохи превращали город в филиал ада, здорово затрудняя обзор. Но опытный глаз легко ловит движение… а движение – вот оно. Как пляска теней у лесного костра. Как вирусы в крови…
То одна, то другая группа, не выдержав надвигающегося ужаса, выбиралась из укрытий и перебегала по багрово-коричневым улицам в поисках нового убежища. Муравьи. Смертельно ядовитые муравьи. Сколько миров вы уже уничтожили, плесень?
Мой не получите.
— Приготовились… — выждать момент, выхватить его из времени, единственный, нужный, выцелить серое скопище, черное в багровом свете… — Огонь.
Файеры бьют в живую черноту.
— Вторая очередь – огонь. Третья…
Чтобы сразу, чтобы не успели увернуться и уйти. Чтобы не выдержала их сволочная энергозащита, чтоб и следа не осталось!
Спокойней.
— Третья очередь – огонь.
А пока по горящему асфальту развеивается пепел, перевести взгляд дальше, дальше… к стене купола – она все ближе. Навскидку – полчаса времени, не больше. Выдержим…
Очень мешают люди, сколько ни твердит узел связи «неопасно», сколько ни просит-требует оставаться в домах, некоторые все равно рвутся бежать, словно это спасет. Инстинкты… У серых хватило ума сообразить, что заряды магии не бьют туда, где люди. И кое-кто уже прикрывается ими. Они не понимают желания спасти своих, у них это не в обычае, но пользоваться выучились быстро.
А это что? Вон там, на дальней улице, за пределом видимости? Если б не купол, не увидел бы.
Отряд серых. Движется вплотную к куполу, заходит в тыл тройке.
Самые отчаявшиеся? Или самые умные? Там наверняка серые шаманы. И если они выпьют магии…
— Третья группа – готовность! Принять энергию!
— Принято, милорд. Наши действия? – голос Бэзила, охрипший от дыма, но узнаваемый, кипел энергией.
— К вам движется отряд серых. Видите?
— Да, ми…
— Наперехват. Активировать дополнительную защиту. Не подпускать к себе!
— Есть, милорд!
А в воздухе все светлей и светлей от фаейров.
Движется пламя…
Очистительное пламя. Дай-имонам не место в нашем мире. Они – инфекция. Мы -прививка…
Еще немного. Виски… ломит.
Рядом грохот, и кто-то кричит от боли, и кто-то падает, закрыв его собой от… голова… м-м-м… Почему пробой защиты, ведь ставил на полную?
— Серый на балконе, милорд, слева, слева!
А-а, пробой щита сбоку. Преодолевая зеленую муть перед глазами, Вадим наклоняется над человеком, который прикрыл его собой.
— Беатриса?..
Частое-частое дыхание. Запрокинутая в муке голова. И взгляд черных глаз, отчаянный, пламенный…
— Беатриса…
— …не камень… — она пытается сжать кулаки, пытается что-то сказать, и бессильно хватает воздух, но слышно только: — … хоть статуей…
Расталкивая всех, рядом падает на колени девушка, рвет с лица темные очки, и запрокинутое лицо Беатрисы застывает мрамором. Скорая помощь по-василисски. Правильно. Потом разберемся и вытащим, обязательно вытащим ее. Потом…
Все ближе пламенные стены. Ближе направляющие группы. Все тесней мятущиеся толпы. Оскаленные серые лица. Расчет правильный – смыкающиеся стены постепенно оттесняют всех на площадь. Ближе. Ближе… Крики, давка, чье-то тело под ногами бегущих… Да что ж вам не сиделось на месте, люди!
Живой щит. Щит, который надо спасти.
— Передайте по цепочке: срочно нужно сонное.
— Милорд?
— Зелье, газ, чары – все равно. Чтобы подействовало на людей.
Надо вывести их из-под удара…
У-онннннн… Все ближе гудение огня. Ближе огненные вихри.
Вот растаяла в пламени церковь… какая-то статуя, вроде ангел, но в этом свете сойдет разве что за карающего… окуталась дождем искр и пропала группа высоких пальм… Теперь – только площадь. Ад на земле…
— Стоять! – рявкнул он молоденького Стража, когда тот не выдержал и попытался перенестись туда, на помощь.. — Держать барьер!
Нельзя нам туда, нельзя, как ни рвет душу, нельзя.
Запомнился мужчина в длинном одеянии до пят – рясе? – что выбежал из собора и поднял руки к небесам. Он молился, глядя в бушующее пламя, а потом на него из темноты выскочила группка из трех женщин и ребенка, за которыми гнался серый, скорей всего ссои-ша… Священник пропустил женщин в храм и загородил дорогу дай-имону.
Они разные, люди. Очень разные.
Парень, бросивший упавшую подругу, и незнакомый человек, метнувшийся ей на помощь…
Крупная женщина в цветастом платье, выхватывающая из толпы детей и по одному передававшая их куда-то в разбитую витрину с зычным воплем: «Вася, держи-и!»
Пьяный парень, швыряющий в серых убийц какие-то дымные бомбочки. Фейрверки…
Старик, дрожащими руками нащупывающий на земле очки и книги.
Молодая женщина с ребенком на руках в кольце дай-имонов. Она отчаянно озирается, напрасно ища выход. Но выхода нет. И она отчаянно прижимает к себе малыша, закрывает ему глаза рукой… и бросается в огонь.
Качок в татуировках, падающий на колени перед ссои-ша… Безумные глаза женщины в блестящем платье… перекошенное лицо мужчины в прорезиненном переднике… невозмутимо застывшая старуха с библией в руках…
Мужчина в деловом костюме – даже галстук уцелел – с хладнокровной методичностью расстреливающий головы «серых» из самого обычного спортивного лука… Или необычного? Ведь те и правда падают.
Люди, люди…
Восемнадцать минут. Виски ломит все сильней. Энергия иссякает. Ничего, продержимся. Еще группа рвется сквозь кольцо! Н-н-на!
— Милорд… вот… — трое запыхавшихся парней держат какие-то баллоны. Хм, знакомая маркировка.
— Годится. Запускаем.
А теперь держитесь, ребята.
Кажется, все было не так ужасно, как ему представлялось. Исли вел себя спокойно и благодушно. Не комментировал вчерашнее, за колено не хватал. Должно быть, был настроен завершить все мирно, как это принято между свободными взрослыми людьми. Ригальдо сел за стол и посолил тосты сверху. Что ж, он действительно дико хотел есть.
– Однако, – добавил Исли тем же ровным голосом, – не могу не спросить. Как же это так получилось?
– Что?.. – насторожился Ригальдо.
– Ну, с тобой, – Исли пожал плечами. – Если я все понял правильно.
Ригальдо замер. Исли деловито резал бекон у себя в тарелке.
– Если что, я не нарываюсь на удар в глаз, – продолжил Исли. На Ригальдо он при этом не смотрел. – Я вообще-то польщен доверием и все такое. Потому и хочу знать, как же оно вышло?..
Ригальдо почувствовал, что душно, неудержимо краснеет. Господи, что он там понял? И как?!
– Не знаю, о чем ты, – деревянно произнес он.
Исли взглянул на него – как показалось, с сожалением.
– Как скажешь.
Некоторое время они благовоспитанно завтракали. Ригальдо ел медленно, чувствуя, что голоден, как волк. Его не оставляла мысль, что он попал, как кот в центрифугу. Его засасывало в Исли Фёрста все больше и больше.
Потом Исли встал, подошел к холодильнику и, разливая им апельсиновый сок, сказал:
– Даэ будет ждать меня ровно в девять. Предлагаю тебе ехать со мной.
Ригальдо окончательно растерялся.
– Я?! – недоверчиво спросил он. – К нему? Но зачем?!
– Ну, во-первых, присутствие поддержки придаст мне весомости, – Исли забрал у него пустую тарелку и поставил в мойку. – Во-вторых, тебе такое знакомство будет очень полезно. Я уже говорил, что Даэ в каком-то смысле лицо этого города… правда, довольно специфическое лицо. В-третьих… да это просто прикольно, он феерически веселый сукин сын. Обещаю, что скучно не будет.
– Я не знаю, – пробормотал Ригальдо. Он лихорадочно пытался собраться с мыслями. Быть представленным одному из влиятельных людей города, и вот так, в неформальной обстановке… – Суббота же, – спохватившись, напомнил он.
Уголок губ Исли насмешливо дрогнул.
– Можно оформить как сверхурочную работу.
Ригальдо уткнулся в стакан с соком, надеясь, что со стороны не очень заметно, как яростно в нем борются карьерист и обесчещенная принцесса.
– И что там будет?
– Ну, я думаю, мы очень подробно обсудим основное направление нашего сотрудничества, – серьезно сказал Исли. – А юристы подготовят документы к понедельнику.
Он провел пальцем по кругу высокого стакана для сока, вызвав тонкий звон, и сказал все так же буднично:
– А потом можно будет куда-нибудь сходить. Сегодня выставка Цай Го Цяна в галерее искусств. Ты можешь представить себе автомобили, подвешенные на огромной высоте, из которых сыплются искры?
Глаза Ригальдо медленно сфокусировались на его лице. Он отставил стакан и тщательно вытер губы. И сказал, сам не веря, что произносит это вслух:
– Я не понял. Ты что, приглашаешь меня на свидание?..
Исли снова улыбнулся, раздражающе-безмятежно.
– Да. Если ты не заметил, вчера у нас уже одно было.
– Вчера я приехал по работе! – запротестовал Ригальдо. И прикусил язык.
Исли засмеялся:
– Боишься повторения вчерашней схемы?..
«Съебывай, – рявкнул внутри Ригальдо собственный голос. – Откажи ему, прямо сейчас».
– Прежде чем ты соберешься послать меня на хуй, – сказал Исли, засунув руки в карманы, – подумай вот о чем. Я обещаю, что твоей основной работе все это не повредит. Даже наоборот. Проект может быть интересным, прибыльным и необычным. Нам все равно придется много общаться. Так почему бы не сделать это общение приятным?
Ригальдо молчал. Исли завел руки за голову, грациозно потянулся и сказал, терпеливо и с мягкой насмешкой:
– Это всего лишь один поход на выставку. Сделай мне одолжение.
Глядя на Исли Фёрста, стоящего на залитой солнцем кухне с задравшейся на животе футболкой «я люблю Хэмпфест», Ригальдо ощутил, как позорнейшим образом проигрывает с первой подачи.
– Я не одет для встречи с инвестором, – сказал он, уцепившись за последнюю возможность откосить.
В ответ Исли оглядел его так откровенно, что Ригальдо почувствовал себя голым.
– А по-моему, нормально ты одет, – просто сказал Исли. – В конце концов, встреча планируется у него дома, и я не уверен, что Даэ не встретит нас на тренажере или в пижаме. Хватит и того, что я буду в костюме. Я пошел переодеваться.
Когда Исли ушел в спальню, дверь осталась открытой. Ригальдо потрогал слегка взмокший лоб, чтобы убедиться, что у него нет жара, раз он позволяет себя во все это вовлечь, и не удержался – подойдя к косяку, спросил, разглядывая скандинавскую мебель:
– Как тебе удалось всех убедить, что тебе нравятся девушки?
Было слышно, как Исли открывает шкаф-купе и шуршит одеждой.
– Потому что они мне действительно нравятся, – спокойно ответил Исли. – В этом смысле я играю за обе команды, еще с колледжа. У тебя не так?..
Ригальдо отошел от двери, не отвечая.
Некоторым людям просто неприлично везло по жизни во всем.
***
То, что Исли отнюдь не сгущал краски, описывая их бизнес-ангела, Ригальдо понял сразу. Мистер Даэ встретил их не на тренажере и не в спальне.
– Приветствую, мистер Фёрст! – рявкнул он из бассейна, лежа на спине и едва заметно шевеля в воде раскинутыми руками. На груди у него, вопреки девяти утра, стоял бокал для мартини. Ригальдо украдкой огляделся, стараясь не таращиться слишком явно: огромный бассейн на крыше пентхауса был полностью стеклянным, и сквозь прозрачный пол просматривалась обстановка нижнего этажа. Как хорошо, что им не пришло в голову посмотреть вверх, когда они поднимались по лестнице – возможно, вид голых кривых ног и бледного лягушачьего брюха мистера Даэ, проплывающего над головами, не позволил бы им с Исли сохранить должную невозмутимость.
– Спасибо, что согласились подъехать так рано! – проорал гостеприимный хозяин и помахал им из воды. – Расписание убийственно плотное. В одиннадцать у меня медитация, а потом тайские проститутки. Ну, а до этого я весь ваш, мальчики!
Ригальдо покосился на босса и с удивлением обнаружил, что тот широко улыбается наглому старому херу. Исли неторопливо ослабил галстук, стянул пиджак и, перекинув его через руку, встал на самом краю бассейна. Волосы, собранные в свободную косу, вольно легли поверх рубашки. Ригальдо покачал головой, оттянув в сторону ворот свитера. В теплом и влажном помещении он мгновенно вспотел и затосковал. Как, блядь, его угораздило здесь очутиться? Ночь, проведенная на чужом диване, а также оригинальные физические упражнения перед ней тоже давали о себе знать. У него, сука, болела поясница, чем больше он ходил, тем сильнее болела. Ригальдо с завистью посмотрел на один из разложенных по краю шезлонгов и моргнул – там, заложив руки за голову, растянулась кудрявая блондинка в микроскопическом купальнике.
– Мистер Даэ, мне кажется, нам будет неудобно перекрикиваться через ползала, – громко сказал Исли, уперев руки в бока. Сказал не просто так – дорогой хозяин удалялся от них ленивыми гребками.
– Желаете присоединиться? – немедленно отозвался Даэ с середины бассейна. – Роксаночка принесет полотенца. Ну что же вы, полезайте!
Исли засмеялся и медленно покачал головой. А потом – Ригальдо глазам не поверил – уселся на край бассейна, стащил носки и ботинки и опустил ноги вниз, болтая стопами в кажущейся ярко-синей воде.
– Мы открыты для ваших предложений, мистер Даэ, – крикнул Исли. – Но готовы сотрудничать только на наших условиях.
Даэ исчез из виду. Только что его голова в черной купальной шапочке буйком торчала над поверхностью воды, и вот он, нырнув, как рыбка, пронесся под водой и вынырнул возле самого бортика.
– Хорошо сказано! – скрипуче засмеялся он и, подтянувшись, поставил на край бассейна опустевший бокал. – Мне говорили, что вы креативно мыслите, мистер Фёрст!
Исли улыбнулся. Сам же Ригальдо с трудом проглотил мат. Вблизи стало видно, как чудовищно Даэ страшен: вся левая половина его лица была как бы стянута на одну сторону и представляла собой мешанину спаек и рубцов. Обнажившиеся зубы влажно поблескивали в дыре рта, но хуже всего была глазница без век, из которой выпирал глаз.
– Не обращайте внимания – поранился, когда строил свою собственную Звезду Смерти! – весело крикнул Даэ, жадно шаря взглядом по их с Исли лицам. – Мне предлагали пересадить кожу с задницы, но я всецело за естественность!
– Что может быть естественней задницы, – безмятежно сказал Исли. Даэ, засмеявшись, выкарабкался из бассейна. Блондинка поднялась с шезлонга и принялась обтирать его полотенцем.
Ригальдо утомленно прикрыл глаза, чувствуя себя Алисой на безумном чаепитии. Поэтому он пропустил начало речи Даэ, а когда спохватился, тот вовсю нес какую-то хуйню:
– …так, проведя полжизни среди компьютеров, я понял, чего я действительно хочу. Я хочу быть как дерево! У меня крепкие корни, но мне этого мало – я хочу зеленеть и делиться на ветви, я хочу, чтобы мое имя тесно связывали с самим понятием дерева, я хочу вскормить множество импонирующих мне дочерних компаний!
«Кислота, – полуобморочно подумал Ригальдо. – Или что-то похуже – что он там синтезирует или выращивает на крыше своего пентхауза».
Знакомство с «самым влиятельным человеком города» протекало по оригинальному пути.
– Не знаю, кто этот человек, но я боюсь его до усрачки, – услышал он задушевный голос Даэ. – У него совершенно бесстрастное выражение лица! Это ваш телохранитель?
Ригальдо открыл глаза и увидел, что узловатый палец миллиардера-инвестора указывает ему в грудь.
– Это один из моих топ-менеджеров, – вежливо отозвался Исли.
– Он вносит дискоординирующую ноту в мою поэзию сюрреализма, – поделился Даэ, сверкая своим невозможным выпуклым левым глазом. – Но он же настраивает меня на деловой лад.
Ригальдо с трудом удержался от того, чтобы как-нибудь вербально не выразить свои чувства. Он встретился взглядом с Исли, который уже вытер ноги, надел носки и обувался.
– А знаете, мальчики, вы мне нравитесь! – неожиданно заключил сумасшедший миллиардер, облачаясь в халат. – Я хочу с вами сотрудничать, мистер Фёрст. Давайте уже, наконец, все обсудим. Роксана, веди их в конференц-зал.
– Отрадно слышать, мистер Даэ, – Исли поднялся на ноги и сунул руки в карманы брюк. Кудрявая Роксана, призывно и холодно улыбаясь ярко накрашенными губами, придержала перед ним дверь. – Вы можете на нас рассчитывать. Мы обеспечим… цветение вашего внутреннего дерева.
«Озеленим, блядь», – подумал Ригальдо. И по воцарившейся тишине понял, что подумал вслух.
– Где вы набираете себе сотрудников, мистер Фёрст? – хихикнул Даэ, бодро стуча о пол костылем. – Я бы тоже там нанял парочку.
– Отлично, мы его заинтересовали, – шепнул Исли, поравнявшись с Ригальдо. – Я чую охуенный контракт. Спасибо, что поехал.
Ригальдо вымученно улыбнулся. И почти уже было настроился на мысли о плодотворной работе и возможной грядущей премии, когда в дверях Исли приобнял его за талию. Ригальдо замер, но рука моментально соскользнула с его свитера. Он не был уверен, что ему не показалось.
– Проходите уже, – деловито сказал Даэ, неожиданно перестав паясничать, и с помощью трех блондинок сел в огромное кресло. – Поговорим, что называется, предметно.
Он немного отвлекся на помощника, подключающего ноутбук к проектору. Ригальдо покосился на Исли.
– Похоже, он не уложится до медитации, – подмигнул тот, раскладывая по столу документы. – Не волнуйся, если он нас задержит, перекусим сразу после выставки в музее искусств.
На этих словах его колено под столом для переговоров будто невзначай притерлось к колену Ригальдо.
«Да блядь», – подумал Ригальдо, отодвигаясь вместе со стулом.
В этот раз ему точно не показалось.
***
Исли был прав: обсуждение затянулось, и на платную стоянку рядом с небоскребом «гения технической мысли» они спустились сильно позже полудня.
На улицах, несмотря на выходной день, было полно машин, двери кофеен то и дело распахивались, впуская посетителей, откуда-то слышался джаз. На тротуар как воплощение местного фатализма расселись бездомные, выставив свои традиционные картонки «на дорогу до Калифорнии» или «на питание трем собакам». Длинная серая улица уходила под горку, и небоскребы Беллтауна вздымались по ее сторонам, как часовые.
Обогнув бомжей по широкой дуге, Ригальдо встал у газетного автомата, наблюдая, как Исли расплачивается за парковку. Тот водил «Кадиллак Эскалейд» – мощный, чудовищно комфортабельный внедорожник, в котором было вызывающе хорошо все, от сенсорной панели до идеально настроенной системы шумодава. Пока они ехали сюда, Ригальдо сидел на пассажирском сидении и прикидывал, во сколько обходится налог на такую тачку, а если еще и присовокупить налог за квартиру… Сам он никак не мог расстаться с семилетним «Фордом Фокусом», несмотря на его периодические поломки и статус машины для офисного планктона. Ригальдо не хотел быть «планктоном», но до замены автомобиля пока не дозрел.
Исли отключил сигнализацию и запрокинул голову, жмурясь в белесое, набухшее снежными тучами небо. Ригальдо машинально прикинул стоимость его длинного пальто и чертыхнулся про себя. Похоже, утро в обществе миллионеров разбудило в нем ноющую, как гастрит, зависть.
– Зимой пахнет, – сказал Исли тихо и довольно. – Вот-вот пойдет снег.
Он повернул голову и прищурился.
– Присаживайся. Или тебя усадить в нее под руки?..
– В «нее»?.. – переспросил Ригальдо, глядя в тонированный черный бок внедорожника, в котором отражались небоскребы, голые тонкие деревья на Юнион-авеню и он сам, хмурый, насупившийся и замотавшийся в теплый шарф.
– Она. «Эскалада», – Исли открыл дверцу. – Ну что, едем?
Ригальдо не двигался с места.
– Ну что такое? – насмешливо и в то же время встревоженно спросил Исли.
– Так это не шутка? – спросил Ригальдо, старательно рассматривая улицу у него за спиной. Салатовые «прокатные» велосипеды, висячие светофоры и гирлянды на голых деревьях в честь Дня Благодарения – все что угодно, лишь бы не смотреть в лицо Исли. – Ты действительно зовешь меня на выставку? Но зачем нам туда идти?..
«Вместе», – хотел он добавить, но сдержался.
Исли посмотрел на него странно задумчиво.
– Ну, во-первых, потому что там будет круто, – обстоятельно принялся перечислять он. – У Цай Го Цяна сумасшедшие скульптуры, ты как будто переносишься в другой мир. Это часть культурной жизни города, потом будет о чем поговорить за обедом с воспитанными людьми. Во-вторых, если я пойду туда один, на мне тут же кто-нибудь повиснет, а ты спасешь меня от этих надоед. Ну, и в-третьих, – Исли пожал плечами, – это просто способ пообщаться, – он подкупающе улыбнулся. – Не так официально, как на работе, и не так близко, как вчера.
Ригальдо вспыхнул и быстро огляделся. К счастью, никому до них не было дела.
– Если ты уедешь, я, пожалуй, решу, что ты струсил, – нараспев сказал Исли. Он так и стоял, положив локти на приоткрытую дверцу своей «Эскалады», и смотрел непонятно – не то с огорчением, не то с интересом. И это его насмешливое удивление решило. Ригальдо обошел черную громаду внедорожника и плюхнулся на пассажирское сидение.
В машине Исли протянул ему сигарету. Ригальдо поколебался – и закурил, решив, что это последняя уступка, на которую он сегодня идет.