Невыдержанных вельхо в Руку берут редко. Не то это место, где выживет горячий-непосредственный.
Так что в господина Поднятого ничего не полетело. Дернулся, быстро глянул на старших Гэрвин. Медленно, напоказ, свел-переплел пальцы в замок Вида — и, также, напоказ, не слишком вежливо, уставился за спину господину Поднятому. Эвки Беригу переглянулся с Пало — и оба выжидательно глянули на незваного гостя.
И повисла в комнате предгрозовая тишина…
Нарушил ее Пало:
— Господин Поднятый решил присоединиться к нашему обсуждению?
Много ли ты слышал?
Мужчина, благоразумно застывший у нежданно (и многозначительно) возникшего в стене прохода, сдержанность, похоже, оценил:
— Если почтенные вельхо будут на то согласны.
И за спокойными словами, за короткой вежливой формулой — тоже невысказанное:
Я проявляю уважение. Пока. А вот почему меня не пригласили — это вопрос.
— Разумеется. Правда, это лишь предположения и догадки, окончательных выводов пока нет. Будет ли вам интересно…
Много ли ты все-таки слышал? И почему подслушивал?
— Разумеется, будет. Предмет обсуждения касается моего города… и не только.
Слушал. И слышал. Поэтому так или иначе, а к разговору меня допустить придется.
— Проходите же, достопочтенный.
Что ж… рано или поздно это все равно пришлось бы решать. И союзник нам нужнее, чем еще одна группа врагов.
— Благодарю.
И снова в комнате тишина. Только людей уже не четверо — пятеро. И напряжение — сильнее.
Как в горной выработке перед обвалом — вроде бы камни безмолвны, вроде бы все правильно. Но что-то давит и давит на сознание так, что каждый шорох воспринимается кожей…
— Итак? — переплел пальцы Пало. Знак вежливости мага, который ничего не стоит для сильного вельхо, ведь сильному не обязательно касаться Знака для его спуска. Но многих успокаивало.
— Итак? — эхом отозвался неприглашенный гость. — Вы что-то говорили о проблемах?
Очень… неопределенно. Похоже, господин Поднятый тоже решил проявить вежливость, не выказывая излишней осведомленности в делах вельхо. Или дело не в вежливости, а в скрытности? До чего иногда надоедают эти лисьи прятки!
— Если вы внимательно нас слушали, то уже поняли, что сейчас у нас две большие проблемы: вопрос, как решат судьбу новых магов члены Круга и проблема появления неизвестной группы вельхо, которые…
— Которые с этим отношением уже определились, — помог ему господин Поднятый. — И это отношение — примерно как к дикому бычку, так? Тварям полезным, но лишь тварям?
Да, услышал он много…
— Не думаю… — начал Гэрвин.
— Да, — перебил Пало. — Мы считаем, что попытка похищения объясняются именно этим.
— Не доказано! — вспыхнул самый юный вельхо. Но как самый честный, тут же вздохнул и снова старательно переплел пальцы, — пока…
— А есть другие объяснения?
Увы, с объяснениями было так же легко и просто, как со снегом в Белой Пустыни. Кто способен похитить людей? Преступившие? Но те никогда — действительно никогда — не покушались на вельхо. Могли попытаться привлечь к своим делам — бывало. Могли попытаться выследить или перекупить у родителей латента, а несколько раз даже присваивали младшую личинку. Тоже бывало. Могли повязать и заставить на себя работать кого-то из запечатанных отступников. Магии в тех оставалось лишь несколько искр, столько, сколько хватало для жизни, и ее можно было ненадолго разбудить, окунувшись в одну из стихий — чаще воды или огня. Ненадолго и несильно — настолько, что хватало, как правило, на небольшое колдовство. Временное, конечно, но преступившим для их делишек было достаточно. Такое тоже случалось. И случается… но чтобы преступившие набрались наглости настолько, чтобы попытаться украсть взрослых, тренированных вельхо, и у них такое даже получилось — невозможно.
Кто еще? Сторожа? Королевский сыск? Нет, спору нет, те с переменным успехом отлавливали преступивших и тех, кого ими считали… но едва в преступлении намечался хоть намек на магию, доблестные защитники закона предпочитали самоустраниться и призвать вельхо. Разумеется, время от времени случались особо упрямые сыскари (или имеющие на вельхо зуб), желающие разобраться со всем сами. Но представить, что самый упрямый из сыскарей обвешался Знаками и отправились похищать себе подобных? Нет, это явно не они.
Возносящие молитвы? Очень редко, раз в тридцать-пятьдесят лет тихо сидящие по своим молитварям возносящие переживали нечто вроде кризиса веры. «Придурью шибало», как выражались потом черствые и непросвещенные личности. Кризис, как правило, начинался в одном молитваре, но мог распространиться и на окружающие земли. Возносящие молитвы желали увидеть зримое воплощение ответа на эти самые молитвы, проявления божьей воли в реальности, сейчас. Ведь они же так верят! Всей душой, горячо, искренне! Почему же небеса глухи и безответны? А может… может, им что-то мешает? Или кто-то? И особо упертые верующие начинали добиваться разрешения своим сомнениям. А поэтому то искали божьих провозвестников, то пытались отлавливать грешников, препятствующих воцарению Пяти на земле. Последние, как правило, находились довольно быстро — в отличие от первых. А уж методы расправы с ними иногда по-настоящему пугали — кротость верующих, она до поры до времени. И какими-то путями выяснялось, что вон та, к примеру, старуха — отказывается жить по Заветам и тем самым увеличивает людской грех и неверие… могло и до костра дойти, и до змеиной ямы. И отчего-то чем строже люди старались соблюдать заветы, тем больше находилось их нарушителей. Два раза убыль населения была близка к потерям от морового поветрия. Как правило, через некоторое время вельхо вкупе с Королевской Звездой спохватывались, старательно растолковывали зарвавшимся праведникам их заблуждения, и все затихало. Со времени последнего такого «заблуждения» (вылившегося в волнения в трех небольших городах и попытку массового самоубийства) миновало уже больше тридцати лет.
Но на них тем более непохоже. Возносящие вельхо недолюбливают. Не настолько, чтобы объявить грешными их (ведь магия — явный знак благоволения Пяти!), но как раз настолько, чтобы вельхо к себе не брать никогда. Пусть благословенные как-нибудь сами… а возносящие при случае вознесут за них молитву-другую. При очень редком случае.
А больше похищать людей просто некому.
Герцогиня не любила осень и ненавидела зиму. Эти времена года казались ей мрачным предзнаменованием будущего.
Природа ежегодно посылает беззаботному роду человеческому судебное предписание. Взгляни на эти желтеющие, отмирающие листья, смертный. Разве не видишь ты в том пугающее сходство? Вот так же бездумно, бессмысленно плясали они на ветру, не помышляя о будущем. Вот так же свежи и упруги были их тела в сеточке прозрачных жилок со сладким соком. Вот так же, не считая, растрачивали они свои дни. И что же их ждет? Они вянут. Покрываются пятнами, желтеют, сохнут. Вот так же пожелтеет, иссохнет, потрескается и твоя кожа, смертный. Твои суставы так же скрючатся и покоробятся. Кости станут ломкими и пустыми. И тот сладкий, живительный сок, что натягивал твои жилы, иссякнет. Вместо упругой кровяной струи он будет сочиться густыми багровыми каплями, чтобы окончательно загустеть и остыть. А потом придет зима. Всадник на коне бледном. Имя тому всаднику Смерть. Холодный ветер сорвет мертвые хрустящие листья с веток, швырнет их на землю, под копыта всаднику, и тот будет сгребать их в свой бездонный мешок, чтобы опрокинуть этот мешок во вселенскую бездну, где от них не останется даже пепла.
Иногда ей казалось, что пресловутые всадники, напророченные безумным Иоанном, давно уже скачут по земле. Это четыре времени года.
Всадник на белом коне, именуемый Завоевателем, – это весна. Весна взламывает лед, изгоняет ночь, пробуждает землю, дарует надежду. Именно так – надежду. Ириней Лионский признал в этом всаднике Спасителя. Он несет Благую весть и дарует надежду всем страждущим. Весна – это возрождение, спасение, ожидание, новая жизнь, символическое младенчество.
——————————————————————
Иринéй ЛиÓнский (древнегреч. Εἰρηναῖος Λουγδούνου; лат. Irenaeus Lugdunensis, ок. 130 года, Смирна, Азия, Римская империя – 202, Лугдунум, Лугдунская Галлия, Римская империя) – один из первых Отцов Церкви, ведущий богослов II века и апологет, второй епископ Лиона. Принадлежал к малоазийской богословской школе. Его сочинения способствовали формированию учения раннего христианства.
1
Чистый белый лист, который готов принять первые прекрасные письмена. Всадник на белом коне шествует, забрасывая глупцов белыми цветами. Ему верят. Что-то случится. Что-то произойдет, что-то изменится к лучшему.
За ним следует всадник на коне огненном, красном. Лето. Этого всадника с мечом в руке называют Война. При чем же здесь благодатное лето? Но войны предпочтительней начинать летом. Лето своим красным солнечным восходом легко воспламеняет кровь. Папа Урбан провозгласил первый крестовый поход в августе. Августовская ночь св. Варфоломея обагрилась кровью еретиков. Лето своим разлагающим теплом влечет скучающих сеньоров взяться за оружие. Лето проливает кровь.
Всадника на черном коне ошибочно называют Голод. По той лишь причине, что скакун вороной! А всадник возвещает цены на ячмень и пшеницу. Что он там трубит? Три хиникса ячменя за динарий. Черный цвет коня богословы принимают за метку смерти. Но черный – это цвет ночи, под покровом которой заключаются сделки. Осень – время сбора урожая и торговли. Собранный урожай необходимо продать с наибольшей выгодой. Осень – время возврата долгов. Черный час разоренного должника. Осень – время, когда надежда умирает, когда поданный весной знак оказывается пустой, ничего не значащей меткой. Конь всадника черен, как бесконечная ноябрьская беззвездная ночь. Осень – время меланхолии и печали.
И четвертый всадник – Зима. Смерть. Конь бледный. Земля в грязном снежном саване. «И дана ему власть… умерщвлять мечом и голодом, и мором, и зверями земными».
Эти четыре всадника скачут, сменяя друг друга, а смертные ждут, когда ангел снимет печати. Но всадники давно здесь, давно их кони топчут жухлую траву и выбеленные кости. Эти всадники с мерой весов и мечами разделяют на четверти жизнь каждого смертного, дарую сначала ослепительную надежду, затем огненную ярость желаний, за ними черную меланхолию и в конце концов смерть.
***
Листья за окном меняют свой цвет. Желтеют, умирают, вновь восстают из почек, буйно зеленеют и вянут. В который раз я свидетельствую их смерть? Не помню. Замечаю только эту красно-желтую рябь за окном. Снова осень. Скоро в парке останутся одни древесные кости. А зима, будто стыдясь открывшегося погоста, поспешно укроет их останки саваном. Это будет уже третья зима.
Я отхожу от окна, оглядываюсь. Мария сидит за маленьким столиком, который для нее сколотил дворцовый плотник, и сосредоточенно водит по бумаге угольным карандашом. Перед ней толстая старинная книга. Это украшенный миниатюрами роман Кретьена де Труа «Ланселот».
Мария долго, затаив дыхание, изучала картинки, которые добросовестный издатель поместил почти на каждой странице, затем, очарованная, взялась за карандаш сама. Ничего удивительного. Миниатюры в этом старинном издании замечательные, яркие, со множеством деталей. Изображения рыцарей, пустившихся на поиски Грааля, не особо тронули девочку, а вот портреты королевы Гвиневеры и дамы Озера, леди Вивиан, задержали ее взгляд надолго.
Наконец решившись, Мария собственной рукой попыталась перенести портрет прекрасной дамы на бумагу. Платье треугольником, а голова – разгневанный еж. Мария склоняет голову, переводит взгляд с копии на оригинал и явно недоумевает. Непохоже. Что-то не так. Что-то она упустила. Но вот что? Я наблюдаю за ней, сдерживая улыбку.
Как она выросла! Ей скоро пять. Она бегает, болтает безумолку и даже знает две буквы «о» и «а». Она нашла их в той же книге. Каждая глава рыцарских приключений начинается с огромного инициала, который щедро удобрен листьями и плодами. Буквы «о» и «а» были особенно запоминающимися (низ их был утяжелен примостившимся амуром, а верх подчеркнут головой дракона), отчего Мария, сраженная этой безвкусицей, принялась отыскивать это громоздкое сооружение в начале всех последующих глав. Затем, потребовав, чтобы я эти буквы озвучил, повторила за мной, произнеся гласные на разные лады, от писка до басовитого рыка, после чего радостно обнаружила целую россыпь этих букв в тексте.
Сегодня она провела со мной почти целый день. Такое случалось нечасто, но все же выпадало, как белый шар после череды черных. Результат возобладавшего равновесия.
Большинство баров в Галактике похожи друг на друга – атмосфера, звуки, запахи. По крайней мере те, где большую часть посетителей составляют люди, хотя альфианские питейные заведения мало чем от человеческих отличаются, формой посуды разве что – вместо стаканов и рюмок там широкие пиалы, в которые можно поместить симбионтов. У авшуров бары больше напоминают закрытые клубы, где обсуждают дела, напитки там преимущественно тонизирующие, а у центавриан и вовсе отсутствует культура потребления изменяющих сознание веществ в общественных местах.
Пиво в «Трилистнике», что находится в паре километров от космопорта Новой Сицилии, заметно горчит, в нем больше химии, чем натуральных компонентов. Ни в какое сравнение не идет с напитками из «Панчо Паксли».
Еще совсем недавно Данди вот так же сидел в похожем баре на Мине за поздним завтраком, даже примерно на том же месте – в углу у стены, весь в мечтах о еще одной порции галушек с грибами, а кажется прошла уйма времени. Так бывает, когда слишком много всего случается.
Мин они с Брутом покинули официально – шериф слишком многим был обязан своему гражданскому консультанту, вдобавок ощущал свою вину из-за долгого бездействия, и не стал разводить бюрократию – прикрепил их показания к делу, подписал все бумаги и торжественно пожал им руки на прощание. Обоим, чему Данди несказанно удивился, учитывая отношение Ванхольма к киборгам.
Стоило выйти из его кабинета, как их окружили полицейские – хлопали Данди по плечу, жали руку, кто-то даже зааплодировал, а старший помощник Быковски откупорил бутылку местного сидра, оказавшегося ничуть не хуже пива. Тогда Bond впервые подумал, что помогать людям в расследовании преступлений, в целом, очень даже неплохое занятие.
Еще одной встречи с Ренатой Жарден он не ожидал, но она появилась у трапа «Космического мозгоеда» прямо перед самым отлетом. Ждала пока он спустится, а потом около минуты молча глядела на него, сжав кулаки и закусив губу. Когда она заговорила, ее слова вогнали Данди в ступор.
— Поцелуй меня. Пожалуйста. Так, как будто на самом деле любишь.
Это оказалось сложной задачей. Как именно целуют когда любят? Данди был уверен, что любит Стэна, но мысль о поцелуях со Стэном никогда не приходила ему в голову. Сама Рената совершенно точно любила мужа, ей было невыносимо больно от его измены и лжи, она скорбела по нему, ее гормональный фон выдавал душевную боль, а не сексуальное влечение. Зачем ей это понадобилось? И что со всем этим было делать девятилетнему киборгу шпионской линейки, учитывая отсутствие в его специализации соблазнения, утилитов от Iriena и какого-либо сексуального опыта?
Данди впервые в жизни испытал смятение. Именно с этим чувством он шагнул вперед и накрыл ее губы своими. До боли остро ощутил аромат ее волос и кожи, знакомый запах кондиционера для белья, овсянки на топленом молоке, которую любила Тери, какао, малинового сиропа и каких-то специй.
Кажется, у него получилось – инстинктивно Рената прижалась к нему теснее, ее сердце, трепыхнувшись, сбилось с ритма, температура тела чуть повысилась, а гормональный фон изменился. Прежде чем оторваться от ее губ, Данди услыхал за своей спиной, как одобрительно присвистнул Тед, как Полина хихикнула и что-то шепнула на ухо Кире, а еще смущенное покашливание капитана, как раз тоже выглянувшего наружу.
А потом он смотрел ей вслед пока она не скрылась из виду, время от времени осторожно прикасаясь кончиками пальцев к своим губам.
Недельное путешествие на борту «Космического мозгоеда» можно было назвать самым спокойным и бедным на события периодом в биографии Bond-а. Он много времени проводил в медотсеке – Вениамин Игнатьевич пообещал если не привести его органику в норму, то хотя бы стабилизировать. Данди терпеливо вылеживал под капельницами, играя с доктором в шашки, стоически переносил процедуры и тесты, а то и просто засыпал в процессе – его ятрофобия заметно поутихла.
Брут, напротив, оказался в центре внимания. Он совершенно очаровал Полину и Киру своей галантностью, периодически вызывая у Теодора жгучее желание набить наглому втируше морду; вдобавок он умудрился четыре раза подряд выиграть у пилота в его любимый «Космобой», при этом Дэн безапелляционно подтвердил, что Брут обходился без помощи процессора.
В первый же день полета Брут без возражений позволил рыжему накинуть на себя «поводок» — то была чужая территория и чужие правила, после чего между ними установился молчаливый нейтралитет.
С Лансом они пересеклись на почве рисования – в какой-то момент Брут выпросил у младшего мозгоедовского киборга карандаш и лист бумаги и несколькими точными короткими штрихами нарисовал его портрет. Портрет был невероятно узнаваем, хоть и похож на карикатуру, вплоть до выражения лица – удивленного, настороженного, по-детски обиженного и чуточку смешного.
Потом он рисовал всех членов экипажа под восторженные писки Полины, ахи и охи Киры и ревнивое сопение Ланса, который, тем не менее, не отводил взгляда от кончика карандаша, перенимая опыт.
А еще все заметили тот пиетет, с которым Брут относился к капитану – приносил ему чай, придвигал стул, первым кидался выполнять поручения, одергивал Теда за непочтительные, по его мнению, выражения в присутствии старшего члена экипажа, доводя пилота до белого каления.
Станислав сперва терялся от такого внимание к своей персоне, но в итоге принял ситуацию как данность и даже периодически ставил Брута в пример другим, к вящему удовольствию последнего.
Когда путешествие подошло к концу, они тепло распрощались с «мозгоедами», а Данди клятвенно пообещал Кире вернуться на Кассандру живым вне зависимости от того, удастся ли спасти Стэна, не особо, впрочем, надеясь свое обещание сдержать.
Первое место, куда они отправились на Новой Сицилии была камера хранения при космопорте. Брут зашел в комнату с автоматическими ячейками в грубом рабочем комбезе, а вышел в элегантном черном кожаном пиджаке, надетом на темно-серую водолазку, черных зауженных книзу брюках и старомодной фетровой шляпе. С удовлетворенным вздохом смахнул невидимую пылинку с рукава и заявил, что теперь ему не стыдно появиться в приличном обществе, а средств на его кредитке хватит с лихвой на текущие нужды.
Данди думает, что если публику в «Трилистнике» и можно назвать «приличным обществом», Бруту виднее в конце концов, то здешнее пиво не выдерживает никакой критики.
Подержав напиток во рту, он незаметно выплевывает его обратно в стакан и больше к нему не притрагивается – смысл фильтровать этанол и консерванты если не получаешь удовольствия от вкуса.
Брут, тем временем, заканчивает разговор со скользким вертлявым парнем в такой же фетровой черной шляпе, и тот удаляется. Парня зовут Гвидо, Данди слушал их разговор по киберсвязи. Все, как и ожидалось – о местонахождении дона Чезаре никому не известно, а кланы на всякий случай вооружаются до зубов, готовясь к войне.
Им с Брутом незачем искать его бывших соратников – те сами на них выйдут. И происходит это быстрее, чем они ожидали, буквально в паре кварталов от бара.
Громада словно бы повисшей в воздухе эстакады заслоняет от них необъятный мегаполис, расцвеченный огнями и пульсирующий жизнью – Новая Сицилия одна из первых десяти планет земного типа, с минимальным терраформированием, густо заселенная, обжитая, с развитой инфраструктурой.
Под эстакадой они словно попадают в тоннель — глохнут звуки, а к уже ставшему привычным запаху озона и химикатов примешивается запах сырости от реки неподалеку и вонь гниющего мусора от опрокинутого бачка.
Шаги человека они оба слышат задолго до его появления – человек всего один, возможно это просто случайный прохожий, хотя все инстинкты говорят им об обратном.
Спустя еще несколько секунд Данди замирает, чуть повернув голову влево и посылает Бруту предупреждение – у заходящих им в тыл двух «семерок» хитрое ПО, «шестерки» могут не почуять их приближение вплоть до момента атаки.
Человек, выступивший им навстречу явно чувствует себя уверенно – ноги чуть расставлены, руки в карманах, в уголке толстогубого рта зажата зубочистка. Среднего роста, плотный, в темном костюме, но без шляпы – жирная кожа на его лбу маслянисто бликует в рассеянном тусклом свете; он весь какой-то мешковатый и неопрятный, хотя его костюм сшит на заказ и стоит наверняка недешево, а толстые волосатые пальцы унизаны перстнями.
— Так-так-так. Слухи о разумности некоторых киборгов явно преувеличены – разум подразумевает наличие инстинкта самосохранения, а ты, судя по всему, начисто его лишен, раз заявился в открытую на мою территорию.
— Дон Маурицио, мое почтение. – Брут чуть склоняет голову, прикоснувшись к шляпе. – Я рассчитывал вас встретить. Дон Чезаре передает привет и выражает надежду, что ваш с ним договор по прежнему в силе.
«Семерки» материализуются за их спинами будто призраки, а их собеседник шумно втягивает воздух ноздрями, делает еще один шаг вперед и пристально вглядывается в лицо Брута.
— Ты блефуешь. Ты здесь всего сутки, я это точно знаю, и ты никак не мог встретиться со стариком. Все в городе его ищут. И кто это с тобой? Твой приятель? Я не люблю незнакомцев. – Обернувшись к Данди, дон Маурицио Бертольди, глава одного из самых могущественных местных кланов, словно ощупывает его взглядом с ног до головы. – DEX, обыщи его!
Данди не пытается сопротивляться, ощутив стальную хватку телохранителя на своих плечах, спокойно позволяет себя ощупать и обшарить свои карманы, попутно посылает киборгу тестовое сообщение через одну из локальных сетей, поймав на крючок. Достав удостоверение ОЗК, DEX перебрасывает его хозяину.
— Это не шутка?! ОЗК?! – дон Маурицио разражается отрывистым лающим смехом, — Тебя обидели, ты побежал жаловаться защитникам киборгов и тебе выделили личную няньку? Рассмешил, спасибо. А теперь поговорим серьезно. – Его лицо резко меняется, приобретая жесткое, хищное выражение. – Если ты все же знаешь где старик, лучше скажи мне. Потому что я ведь все равно выпотрошу твою начиненную электроникой черепушку и узнаю все, что тебе известно.
— Если вы поклянетесь, что чтите ваш с ним договор, я устрою вам встречу.
Дон Маурицио сплевывает зубочистку и глумливо усмехается.
— Только полный идиот будет ставить мне условия на моей территории. DEX, научи этого щенка манерам. Только не убивай и сильно не калечь.
«Продержись двадцать секунд. Я еще не закончил» — приходит сообщение Бруту от Данди.
«Постараюсь, поторопись».
У «шестерки» против «семерки» нет шансов, но спустя двадцать пять секунд Брут еще на ногах; в следующий момент его с силой впечатывают в асфальт, а потом вздергивают на колени, заломив руки за спину.
Дон Маурицио достает из кармана складной нож с кривым лезвием, делает шаг к пленнику, глядя на него сверху вниз с той же глумливой улыбкой.
— Мне никогда не нравился твой взгляд, слишком дерзкий для жестянки. Думаю, без глаз ты будешь нравиться мне больше.
Второй телохранитель, карауливший Данди, внезапно начинает двигаться без приказа. Из-за того, что строка «хозяин» в его Системе заблокирована, Данди приходится управлять им напрямую, как кукольник марионеткой – приблизившись к своему собрату, DEX без предупреждения отрывает ему голову одним мощным слитным движением.
Затем, обернувшись к дону Маурицио, киборг наклоняется, хватает его за лодыжки и вздергивает вверх, держа вниз головой.
Теперь роли поменялись – Брут с невозмутимым видом глядит на орущего и матерящегося человека, утирая платком кровь с разбитого лица.
— Я вновь выражаю вам свое почтение, как главе клана Бертольди, дон Маурицио, и надеюсь, что все произошедшее было недоразумением. Простите за ваших кукол – дон Чезаре возместит вам их стоимость, если вы все же решите, что верность своему слову дороже сиюминутных амбиций. Что бы вам не посулил Витторио Челестино – дона Чезаре ему не одолеть, раз уж не удалось избавиться от него в тюрьме. Подумайте хорошенько прежде чем принять чью-либо сторону.
***
В маленьком гостиничном номере на окраине города, обставленном с аскетическим минимализмом, неуютно и довольно холодно – владельцы явно экономят на энергообеспечении.
Данди холода не замечает – стоит в одних трусах перед зеркальной дверцей шкафа, сосредоточенно рассматривает свое отражение, поглощенный некой мыслью. Картина его не особо радует – у него, по крайней мере, нет физических недостатков, хотя достоинств тоже не наблюдается, да вот еще этот уродливый, похожий на паука, шрам на боку вряд ли сойдет за украшение.
В таком виде его и застает Брут, выйдя из душа в одном полотенце на бедрах.
— Я закончил, теперь твоя очередь. Чем это ты тут занимаешься?
— Пытаюсь вывести формулу привлекательности. Ну, знаешь — пропорции лица, тела. В присутствии Стэна у девяноста семи процентов женщин и сорока процентов мужчин разных возрастов и социальных слоев менялся гормональный фон. В твоем присутствии он менялся у Киры и Полины, несмотря на то, что они обе помолвлены. Я пытаюсь понять в чем секрет.
В смехе Брута больше снисходительности, чем веселья.
— Вот оно что. Это значит, ты наконец созрел.
— В каком смысле созрел?
— Не в каком смысле, а для чего. Для того, чтобы заняться сексом. Наверняка тот поцелуй на тебя повлиял. Ты хотел бы заняться сексом с Ренатой Жарден?
— Не знаю. Возможно. Но вряд ли она бы захотела заняться сексом со мной. Особенно если бы узнала, что я киборг. Все очень сложно.
— Проще чем ты думаешь. Только тебе надо сперва сменить свой гардероб и избавиться вот от таких вещей, — Брут цепляет пальцем резинку трусов Данди – «семейных», в веселенькую желто-зеленую клетку – и с мягким щелчком отпускает.
— Чем тебе мои трусы не нравятся? Вполне удобные.
— Чтобы привлекать людей, надо выглядеть крутым и модным, — терпеливо объясняет Брут. – Нино, племенник Дона Чезаре, настоящий эксперт в этом, он меня многому научил.
Данди вздыхает, чешет затылок.
— Да, Стэн тоже говорил, что это важно. – Глядит на Брута с проснувшимся интересом. – А с кем лучше заниматься сексом – с женщиной, или с мужчиной?
— Дело вкуса. Женщины мягкие и податливые, с ними комфортнее. С мужчинами зато ощущения острее и можно меняться ролями. Попробуй оба варианта, поймешь что тебе больше нравится.
— Попробую если доживу.
Спустя четверть часа Данди кутается в хилое одеяло, ощущая, как его тело стремительно остывает после горячего душа, думает – стоит ли расходовать энергию, регулируя температурный режим.
Брут внезапно придвигается вплотную, по-хозяйски обхватив его поперек груди.
— Эй, я тебе плюшевая игрушка что ли?
Данди не может видеть наглую ухмылку DEX-а, но точно знает, что она на его роже присутствует.
— Знаешь, дон Чезаре подарил мне плюшевого тигренка когда я только-только начал себя осознавать. С тех пор я с ним не расставался, пока не попал на Мин.
— Если ты собираешься использовать меня в качестве плюшевого тигренка, я взломаю твою Систему и заставлю прогуляться по улицам в наряде маленькой девочки. Твои приятели-мафиози оценят, можешь не сомневаться.
Хватка поперек его груди слабеет, а тон Брута стремительно теряет уверенность.
— Да ладно, так ведь теплее.
— То-то же, — бурчит Данди, проваливаясь в сон. — Так бы сразу и сказал.
— Чаю хочешь?
Этот простой вопрос застал врасплох.
Задача была простая: перенести коробки со склада в личное помещение. После выполнения задачи, вместо того, чтобы отпустить, программист предложил чаю. Спрашивается, зачем?
У Эдварда Шпировски не было высокого командного допуска, он не мог запустить протокол выше второго, не имел прямого отношения к тестам. Только иногда появлялся в техничке, чтобы отладить оборудование. В запросах других членов экипажа была своя логика: принести или отнести что-то нужное, проверить качество пищи, пройти тест, привести биологическую оболочку в надлежащий вид. У всего этого была конкретная и зачастую понятная цель. А сейчас?
В конце — концов, есть же проверенная тактика «если не понятно, что делать, придерживайся программы».
— Уточните запрос.
— Слушай, не тупи. — Эд уже наливал кипяток во вторую чашку. — Я же знаю, что ты умеешь, как минимум, соображать. Так что давай взаимодействовать, как два разумных существа, а не как обычно. Будь я «новым видом разума», на твоем месте уже рехнулся бы.
То ли дело было в непосредственной манере общения, то ли в отсутствии высокого допуска, то ли предложение «взаимодействовать, как два разумных существа» оказалось очень уж заманчивым. Из Ирен получился довольно опасный союзник. Теоретически Эд тоже мог быть опасен, но только в случае, если получит доступ к программному ядру, чего делать, похоже, не собирался.
— Да не ссы ты, приземляйся.
С натяжкой можно было бы принять это за команду. Джей «приземлился» на придвинутый ящик и взял в руки чашку. Ему нравилось это ощущение, когда теплый пластик начинал согревать ладони.
— Сахару надо?
Джей кивнул. Чай ему тоже нравился.
— Сколько?
— Пять кубиков.
— Малаца, для мозгов полезно. Любой разум, знаешь ли, имеет тенденцию к развитию. Это его естественное свойство. Прально я говорю?
Джей снова кивнул.
Ему не задавали никаких каверзных вопросов, не пытались «подловить» и «растормошить». Говорил, в основном, сам Эд, рассуждая о свойствах искусственного интеллекта и биогенного разума. От «Скаута» требовалось лишь иногда кивать.
Когда чай уже плескался на донышке, Джей окончательно расслабился, облокотился спиной на стену и прикрыл глаза. Ему было очень хорошо. Почти так же спокойно, как в ячейке на складе. Даже лучше, потому что в ячейке невозможно было пить чай. И дело было, разумеется, не в чае.
***
Через три дня программер перехватил «Скаута» на выходе из лаборатории, после плановой уборки.
— О! Тебя-то я и ищу. Пошли, поможешь провода распутывать.
Проводов оказался целый ящик. Ящик оказался просто поводом.
— Можешь хоть месяц с этим ковыряться. Или вообще не ковыряться. Если бы я сказал, как есть, тебя бы еще куда-нибудь припахали. Вот нефиг, очень уж хорошо мы крайний раз посидели. Повторим?
— Да.
— Сахара столько же?
— Да.
— Хочешь знать, зачем мне это надо?
— Да.
— Вот тебе и «да»… балда… — Эд досадливо скривился. — Ученые, на хую верченые! Они и из живого человека могут киборга сделать, а наоборот – хрен там квакал. Я ведь давно за тобой наблюдаю. Ну, как давно, после прыжка начал. И про старпомовские выкрутасы знаю, у меня прямой выход на камеру в рубке, и на техничку. Только не говори никому, ладно?
— Ладно.
Шпировски с хлюпаньем отпил из чашки.
— Н-да… досталось же тебе, чувак, я бы точно с такого сбрендил. Как-то не по-человечески это все. Ты нас из такой задницы вытащил, а тебя чуть не убили.
Джей не знал, что на это ответить. Он старался не проявлять инициативу, отвечать только при прямом обращении, делать только то, говорят, и то в рамках программы. Но оказалось, что программа не всегда состоятельна. Вот как сейчас.
— Тебя не изучать надо. Тебя надо оставить в покое и не мешать развиваться.
Очень простая формулировка. Простая и точная. Резонирующая с импульсами психоматрицы настолько, что в руках дрогнула чашка.
— Думаю, меня никогда не оставят в покое.
Повисла пауза.
— Ох, че-ерт! Да ты и правда… — выдохнул программист, далее последовало еще много непечатных слов.
Одно дело подозревать и совсем другое — убедиться. Судя по реакции, Эд все-таки оказался к такому не готов, несмотря на все свои рассуждения. Он был шокирован и напуган. Видимо, раскрыть способность к нештатным реакциям было плохой идеей. Очень плохой. Расслабился, отпустил контроль, отклонился от программы. Обратного хода нет…
— Что ты теперь будешь делать? — спросил Джей, когда датчики засекли «снижение интенсивности аффекта у наблюдаемого объекта».
— Для начала отдышусь. Все-таки неожиданно. А потом… потом ничего не буду делать.
— Почему? Я потенциально опасен. Теперь ты в этом убедился. По инструкции положено сообщить командованию.
— Пфф! А кто не опасен, я что ли? Да любой человек может в любой момент взять что потяжелее и уебать соседу по кумполу. Кто угодно может психануть. Люди психуют куда чаще, чем киборги, уж поверь. Нейроимпланты нынче в моде. Просто вы сильнее и эффективнее, потому вас и боятся. Сами же создали, сами же и боимся. Ты, если бы хотел кого-то прибить, уже давно прибил бы, для этого у тебя было полно и возможностей, и поводов.
— Не было. У меня директивы. И… не хотелось.
— Вот насчет директив. Они у нас тоже есть, но другие. Ни один человек в здравом уме себе подобных убивать не будет. Даже в случае реальной опасности далеко не у каждого получится. Уж не знаю, как это по-научному.
— Тогда зачем вы воюете?
— Ну и вопросы у тебя… сам додумался?
— Сам.
— А, ну точно, ты же сюда из армии попал. Эх, блин, а я ведь так сразу и не отвечу.
Эд, не спрашивая, налил еще две чашки, вытащил из тумбочки какие-то брикеты, захрустел. Что-то обдумывал. Джей брать брикеты не решался, и к чашке не притрагивался, пока программист не поднял вопросительный взгляд, ты чего, мол, присоединяйся. Расшифровывать эти взгляды, без прямых голосовых команд, почему-то оказалось на удивление просто.
— Знаешь что? А ты заходи, если хочешь, чая у меня много, надолго хватит. Я тут все равно целыми днями железо ковыряю и коды переписываю. Говори, что я запрос выдал, сам придумаешь, какой. Будет надо – в программе твоей пропишу, если разрешишь. А пока иди, наверное.
— Хорошо.
— И это… сотри-ка запись, если записывал. На всякий случай. Спросят зачем стирал — вали на меня.
Джей решил всю запись не стирать, только часть про прямой выход на камеры. Система могла и сбойнуть, всякое бывает.
* * *
— Слушай. А тебе никогда не хотелось стать… ну… человеком. Чтобы было все, как у людей.
— Думал об этом, но нет. Я не хочу, как у людей, я хочу, как у меня. Быть кем-то, кроме себя, у меня не получится ни физически, ни технически. Подозреваю, ни у кого бы не получилось.
— А если бы ты мог просто отключать систему? На свое усмотрение.
— Невозможно. Стопроцентное отключение системы ведет к дезактивации. Даже если бы мог, все равно рискованно. Пока не совсем разобрался в импульсах, которые генерирует психоматрица. Все нераспознанные импульсы сначала пропускаются через нейрофильтр и процессор, сверяются данные, пока я с ними не разберусь и не присвою статус. Это оптимальный вариант.
— Логично… Живым можно быть по-разному, не только по-человечески.
— Согласен. Например, мыши и растения в лаборатории живые. Космические ангелы тоже. И все они не люди.
— Вот именно! — программист отложил в сторону лазерный паяльник, посмотрел через микросхему на лампу дневного света. На прозрачной нанопластине четко выделились светонепроницаемые элементы. Это было по-своему красиво.
— Вот ты интересную тему затронул. Насчет попыток быть кем-то другим. Люди ведь регулярно пытаются этим заниматься.
— Зачем? Это не логично и не осуществимо.
— Вот как тебе объяснить? Вот ты знаешь, как устроена твоя программа, в смысле, исходный код?
— Не знаю, просто получаю данные, которые выводятся на интровизор.
— Во-от. У нас так же. Мы получаем данные в виде ощущений, но не знаем «исходного кода». Того, откуда и почему они возникают. Из-за этого получается куча косяков и багов… в смысле страхов и комплексов. Ирен бы лучше объяснила. Хочешь, я с ней поговорю? Хватит уже тебя изучать, не тот метод ребята выбрали. А информация о «исходном коде», как ты говоришь… психоматрицы? Короче, тебе сейчас информация нужна, которой у меня нет, а у Ирен — есть.
— На что-то подобное изначально и рассчитывал. Но теперь у Ирен высокий командный допуск к моим протоколам и желание изучить «новый вид разума».
Программисту показалось, что при этих словах киборг изобразил на лице что-то вроде едва заметной невеселой ухмылки.
«Совсем довели парня. И ведь сумели же!»
— И ты боишься, что история повторится?
— Теоретически это возможно. Мне выдали директиву о возможности отменять третий и четвертый протоколы на свое усмотрение. Эту директиву тоже могут в любой момент отменить, это не гарантия. Есть что-то еще, но я пока не понял.
— А во всем, что касается людей, стопроцентных гарантий не бывает вообще никогда. Тебе придется привыкать.
— Я бы хотел, чтобы все это прекратилось. Мне не нравится.
— Кстати, а почему?
— Точно не знаю. Нераспознанные импульсы, буду с ними разбираться. Для этого необходимы новые данные. Информацию не дают, но стараются получить ее от меня, как можно больше. Это все очень похоже на допрос, только невербальный, при помощи датчиков. Один раз реакция психоматрицы меня уже подвела, поставила под угрозу ликвидации. Наверное, это и есть причина. Или одна из причин.
— Допрос, говоришь. Ну да, вроде того… Давай так. Я просто позову дока сюда. Поговорим все вместе. Ты ведь стер ту запись?
— Частично. Только компрометирующие тебя данные. Имитировал сбой.
— Отлично! Скопируй на мой терминал, пригодится. Этот разговор ты тоже записал?
— Я их все записываю, прокручиваю и анализирую, когда есть возможность. Ирен и Джош пока не догадались просматривать новые записи. Если попытаются — я закодирую данные, если успею. В крайнем случае удалю, это займет полторы секунды.
— Погоди пока удалять, может еще обойдется. Эту тоже мне слей, сотри только компромат, как в прошлый раз. Будет лучше, если я сначала сам покажу.
* * *
Ирен не была шокирована. Она была раздосадована. В первую очередь – на себя. Теперь все сложилось, как говорится, в линеечку – и сопротивление Джея, и ее собственная недальновидность.
«А что ты хотела, милочка? Да, не у всякого разума есть самоценность, но ты-то имеешь дело с человеческим геномом, пусть даже модифицированным! Сначала повелась на «сделку с совестью», потом на исследовательский зуд… а реальное положение дел прохлопала. Дура ты конченая, а не специалист!»
— И что мы дальше делать будем? — подумала она вслух.
«Джет» с максимально сосредоточенным видом перебирал клубок проводов. То ли не знал, как реагировать, то ли не решался раскрыть себя окончательно. Поэтому в разговор вступил Эд.
— Есть предложение. Вернее два. Первое — отменить все эти ваши идиотские датчики. Я так понял, толку с них ноль целых, хрен десятых. Второе… Уж не знаю, как вы это будете делать… попробуйте взаимодействовать не как исследователи и подопытный, и не как лица с допуском и киборг. А как разумные существа. Прально я говорю?
Джей кивнул. Первая реакция за вечер. Ирен снова поймала себя на мыслях о собственном непрофессионализме. Она, конечно, не ксенолог и не «альбинос»*, чтоб слету с новым видом контактировать. Ну так и Джей не ксенос! Вид, считай, тот же, хомо сапиенс, как он есть.
— Да, технически Джей машина. Но помимо того, что он разумный, он еще и живой. А вы об этом напрочь забыли. Вашу мать, да у нас на корабле уникальное существо, а мы тут продалбываем! — добил ее словоохотливый программист. — Я уже много лет ковыряю код и железо. Но моя профессия намного более интуитивная штука, чем может показаться. Вот здесь команду изменил – и работает, до этого тоже все сходилось, но не работало. Как? А вот так! И искин от разума тоже отличаю. Думаете, почему расширенные искины запретили на военных и научных судах? Да потому что их очеловечивают! «Элис» помните? Я лично, вот этими руками, лет пять назад из системы «Дискавера» ее вычищал. Уже и не помню, кто первый начал с ней болтать по душам, даже кэпа заразили. А у вас все наоборот вышло.
— Да ничего такого сразу не предполагалось! — не выдержала Ирен, — Тогда не учли, теперь учтем…
И снова неловкая пауза. Уже третья за вечер.
— Так, народ. Давайте пить чай. Универсальное, знаете ли, средство от любых загрузов. Джей, иди сюда, хватит там ковыряться.
Шпировски привычным движением нажал сенсор, выдвигая ящик стола, вытащил три чашки, одна из пищеблока, с эмблемой корабля. Видимо, заранее готовился. Насыпал концентрат, разбавил кипятком.
— Кому сколько сахара? Джею как обычно пять. Ирен?
«Как обычно. Ну нифига себе!»
— Мне три.
Вечер обещал быть долгим. Он и был долгим. Болтал в основном Эд, Джей иногда кивал или соглашался, когда к нему обращались.
«Джош как в воду глядел. Уперся».
Ирен задала директиву отмены высокой степени допуска. А еще спросила разрешения (Да, спросила! Если уж контактировать «как разумные существа», надо же с чего-то начинать) забрать к себе записи с терминала Шпировски. Джей согласился, хотя было совершенно непонятно, что он на самом деле об этом думает. Факт остался фактом: один программист добился намного большего, чем один психолог и один старший техник.
Комментарий к Как разумные существа
* Проект начала времен колонизации. Специально выведенный вид псиоников с направленной мутацией, обеспечивающей высокий пси-индекс. «Альбиносы» предназначались для изучения потенциально разумных существ с других планет. Альбинизм — побочный эффект мутации, который не смогли исправить. Или не стали. Когда активная колонизация закончилась, проект закрыли, оставшихся «Альбиносов» направили на другие задачи.
Национальный парк Мьюир Вудс, Калифорния
22 ноября 2016 г.
С моря полз туман — плотный, белый и прохладный, как мороженое, — он стелился по земле, пряча корни гигантских красных секвой и редкие папоротники, и постепенно поднимался все выше. И, конечно, никого рядом не было. Оглядевшись напоследок, Мортимус осторожно прикрыл дверь. Не похоже, чтобы парк собирались оккупировать туристы. Слишком холодно и сыро, люди в такую погоду предпочитают греться дома — значит, можно не слишком спешить и не особо таиться.
Он вернулся к темной, почти погасшей консоли и, не торопясь, начал собирать инструменты, разбросанные по полу. Стабилизатор измерений уже лежал в кармане, а остальное можно будет снять и потом. Неисчерпаемый источник запасных частей — и, главное, совершенно бесхозный. Никто не придет и не заявит права на эту ТАРДИС; тем более, когда Мортимус нашел ее, она явно собиралась умереть прямо там, в Серебряных Пустошах, а допустить это было совершенно невозможно. Слишком ценная вещь… сущность.
ТАРДИС явно была гораздо новее его собственной, можно даже сказать, только со стапелей, модная и технологически совершенная игрушка незнакомой марки, но Мортимус ни при каких обстоятельствах не собирался менять свою — даже на такую. Тем более, что летать на бесхозной ТАРДИС было чересчур рискованно: несмотря на то, что хозяин ее наверняка погиб, она могла попытаться свести с ума похитителя. Даже открыть ее получилось случайно, хотя Мортимус и не хотел себе в этом признаваться. По сути, транспортное средство из этой ТАРДИС получилось бы никакое. Проще использовать ее как склад запчастей, замаскировав под что-нибудь долговечное и защищенное.
Например, под секвойю в национальном парке.
Насчет стабилизатора у Мортимуса были серьезные сомнения, но попробовать все-таки стоило. Вдруг получится подключить, несмотря на серьезную разницу в поколениях? Все-таки кустарный стабилизатор измерений — вещь ненадежная, а этот был явно аутентичным, галлифрейского производства. Лишь бы его ТАРДИС не разревновалась! Она могла: ей и так не нравилось это соседство, и пришлось оставить ее почти в полумиле отсюда, иначе она отказывалась материализоваться, вредничала и то и дело норовила промахнуться на пару десятков лет. Оглядевшись в последний раз — не забыть бы чего-нибудь, — Мортимус уже собирался выйти, но в этот момент в кармане задребезжал телефон.
— Нам нужно поговорить, — без приветствий, как всегда, сказал Сек. Его голос звучал как-то странно, и Мортимус хмыкнул.
— Ну хорошо, я не занят, — ответил он. — Пеленгуй. Буду ждать.
И нажал отбой.
Снаружи стемнело, все заволокло туманом, и Мортимусу даже пришлось несколько минут поискать свою ТАРДИС, замаскированную под информационный стенд. О новой он никому не рассказывал — даже Секу. Еще чего! Слишком большая ценность, и не стоило с ее помощью проверять хорошие отношения на прочность. Лучше проверить на прочность новый стабилизатор. Мортимус глубоко вздохнул, на всякий случай скрестил пальцы и полез под консоль. Все равно у Сека был свой ключ. Сам откроет, когда появится.
Новый стабилизатор подключаться закономерно не пожелал. Консоль искрила и наверняка ругалась бы что есть сил, если б могла, но Мортимус упрямо продолжал попытки. Почему-то очень хотелось его поставить и подключить, хотелось отвлечься от неприятного, пугающего любопытства, желания проверить кое-что другое.
Гиперкуб слабо светился на журнальном столике и, казалось, исподволь наблюдал за Мортимусом. Неизвестно, кто мог его отправить. Неизвестно, зачем и когда.
А вдруг это Доктор, и ему нужна помощь? А вдруг остался кто-то еще — живой и потерявшийся во времени и пространстве?
Нет, лучше об этом не думать, лучше заняться полезным делом. Мортимус выругался и раздраженно ткнул стабилизатор отверткой. Тот злобно зашипел в ответ и плюнул горячими искрами.
Хлопнула дверь, и в этот момент Мортимусу пришла в голову неожиданная идея. Он подтянул к себе пучок распределительных проводов и начал поочередно подключать их к стабилизатору.
И, кажется, обычно Сек не топал так громко.
— Куда ты ее дел? — раздался его голос, и Мортимус понял, что было не так: Сек говорил нарочито спокойно, даже чересчур — будто старался скрыть злость или раздражение. И о ком это он? Неужели о той милой девушке-агенте?
— Дел? — отозвался Мортимус, пробуя очередной провод. — Ее? Никуда. Оставил, где была, в пустыне. Даже не пригласил никуда, хотя, наверное, стоило бы…
— Что? — недоверчиво переспросил Сек и раздраженно застучал каблуком по полу. — Ты о чем?
— О мисс Уивер. Твоей новой находке. О Господи, да что ж ты делаешь!
Консоль снова возмутилась, засыпая все вокруг раскаленными искрами, и Мортимус прикрыл лицо. Нет, эти провода тоже не подходят. А если замкнуть контур через трансивер темпоральности? Так, это могло сработать…
— Оставь моих агентов в покое, — тихо сказал Сек. — Но я…
— Твоих агентов, — с сарказмом прокомментировал Мортимус и, затаив дыхание и заранее жмурясь, подсоединил провод. На этот раз консоль не стала возмущаться. Неужели получилось?
— Да, именно моих. И перестань делать вид, что ты не понимаешь, о чем я.
Мортимус осторожно подключил второй провод. Стабилизатор тихо и правильно загудел; впору было выдохнуть, сплюнуть через плечо и проверить, работает ли он. В крайнем случае всегда можно подключить старый и спокойно вернуться обратно в нужное время и место.
— А я не понимаю, о чем ты, — рассеяно ответил Мортимус. — Лучше взгляни, светится ли индикатор пространственного искривления.
Сек со свистом выдохнул. Злился он очень забавно — еще бы знать, из-за чего. Мортимус заправил провода на место, но вылезать из-под консоли не стал. Если Сека попросить объяснить, что случилось, он ни за что не станет этого делать — из дурацкого упрямства. В нем было гораздо больше от далека, чем Сек хотел бы признавать, но и человеческого хватало, в том числе и довольно неприятных черт. Тот же Малдер позволял себе именно такие вольности. И все-таки был гораздо более надежный способ выяснить, что произошло, чем задавать прямые вопросы. Не ругаться же, в конце концов.
— Мне некогда смотреть на индикаторы, — ответил Сек. Его ровный голос почти звенел от злости.
Что ж, тоже предсказуемый ответ.
— О Боже, — сказал Мортимус. — Ты действительно уникален. Я был убежден, что за несколько лет нельзя не научиться контролировать эмоции, но у тебя получилось блестяще.
Сек ожидаемо вспыхнул и взорвался — как маленькая сверхновая.
— Эмоции?! Эмоции?! — отрывисто выкрикнул он, повышая тон к концу фразы — прямо как настоящий далек. — Нет, я сделал логический вывод! Я долго думал! Во-первых, — Мортимус был на сто процентов уверен, что Сек в этот момент загибает пальцы, а еще размахивает щупальцами, как разозленная кошка хвостом, перестав наконец сдерживаться. — Во-первых… Вылезай оттуда, я не могу разговаривать с твоими ботинками!
— Вылезай из-под кровати, подлый трус, — пробормотал Мортимус.
— Что?!
— Ничего. Продолжай.
Щупальца Сека действительно стояли дыбом.
— Во-первых, задействованы технологии таймлордов, — сказал он, загнув палец. — Это не мог быть Доктор, значит, остаешься ты. Во-вторых, об этой планете никто, кроме меня, тебя и моих людей, не знал. В-третьих, — Сек обвиняюще ткнул рукой в сторону Мортимуса, — именно ты мог выбрать нужный момент, когда меня не будет на месте! К тому же, я не могу понять, зачем тебе это нужно! Нет никакого мотива, никакой логики — и поэтому я полностью убежден, что это твоя работа! Что ты с ней сделал? Объясни!
— Зачем ты на меня кричишь? — спросил Мортимус, стараясь говорить доброжелательно. Сек захлебнулся воздухом и крепко сжал губы, вперившись в него сердитым взглядом.
— Объясни, — повторил он уже спокойнее.
— Неполная индукция не может считаться логическим аргументом, знаешь ли, — сказал Мортимус. — Нет логики — и значит, это я виноват! Прекрасно! Ты сам понимаешь, как глупо это звучит?
Сек упрямо и недоверчиво покачал головой, но ничего не сказал.
Мортимус вздохнул. Нет, все-таки лучше спросить прямо.
— Что у тебя случилось?
— Ты действительно не знаешь? — Сек вдруг опустил голову и ссутулился, сразу став ниже ростом, но тут же расправил плечи и сердито выпрямился. — Моя… наша планета пропала. Просто взяла и исчезла.
А вот это уже было любопытно. Весьма любопытно! Мортимус оглянулся на гиперкуб; тот продолжал мирно светиться, вызывая чертову уйму вопросов. Скорее всего, обычное совпадение, совершенно не связанные друг с другом события, но… Но за долгие годы жизни Мортимус видел и не такое. Планета исчезла не по его вине, он это знал наверняка. Именно поэтому и хотелось проверить, в чем там дело. А заодно протестировать новый стабилизатор.
Сек проследил за его взглядом и мрачно спросил:
— Откуда у тебя гиперкуб?
— Прилетел, — ответил Мортимус. — Вчера.
Сек дернул щупальцами.
— Может быть, он как-то с этим связан? Планета тоже пропала вчера. Я летел сутки…
— Так ты не на своей кустарной машине времени? — спросил Мортимус. О Господи, хорошо, что в парке сейчас нет посетителей, потому что на ночь оставаться запрещено! Слухи об НЛО в Калифорнии были бы сейчас весьма и весьма некстати. Хотя, кажется, на его корабле стоял режим «стелс».
— Нет. На катере, по пеленгу. Машина осталась на планете, и это очень плохо! Если она попадет в чужие руки…
Сек покачал головой и снова окинул Мортимуса недоверчивым, подозрительным взглядом.
— Я знаю, ты любишь… исказить информацию. Скажи: это ты сделал или нет? Только честно.
— Когда это я тебе врал? — обиделся Мортимус. — Могу поклясться, что ничего не делал с твоей планетой и впервые узнал о том, что она пропала, от тебя.
Получилось двусмысленно, и он быстро добавил:
— Я не имею к этому совершенно никакого отношения. Честное слово!
Сек поморщился и отошел к консоли, начал внимательно рассматривать ее, словно видел впервые, его щупальца продолжали нервно подрагивать.
— Индикатор горит, все нормально, — сказал наконец он и тяжело вздохнул. — Я понимаю, ты бы мог исчезнуть в любой момент, если бы захотел.
О, ну наконец-то какой-то проблеск разума. Мортимус криво улыбнулся.
— Правильно понимаешь. Я это могу сделать всегда.
Сек задумчиво побарабанил пальцами по консоли.
— Но ты дождался и даже… Хм. Хорошо. — Он порывисто обернулся к Мортимусу; на его лице застыла странная смесь надежды, недоверия и решимости. — Хочу, чтобы ты посмотрел на это. У меня нет с собой нужных приборов. Не думал, что понадобится, рутинная поездка за материалами.
— Все твои… подопечные остались на планете? — уже зная ответ, спросил Мортимус. — О Господи, действительно неприятно.
На секунду представив, что так исчезла бы — вдруг, без предупреждения, — Земля, со всеми задумками, наработками, планами и схемами, повинуясь чьей-то неизвестной воле (хотя он-то бы наверняка выяснил, кто в этом виноват, и гораздо скорее), Мортимус дернул плечами. Неприятно, и правда. Хотя Земля, судя по косвенным фактам, действительно исчезала — еще когда он был в старом теле, — но тогда он этого не застал: отправился в недолгую поездку, которую даже путешествием не назовешь. По сути, ему надо было скрыться на несколько земных лет, не сидеть же на месте, заперевшись? Потратил пару дней, развеялся, заодно и ТАРДИС нашел. Все на пользу. И вообще, иногда то, чего не видишь и о чем не знаешь, действительно не существует.
Заодно надо протестировать стабилизатор. Очень удобный повод: можно даже не перемещаться во времени. Проверить сначала точность попадания в нужную пространственную точку.
Сек молчал, выжидающе глядя на него.
— Ох, ну хорошо, — сказал Мортимус. — Сейчас посмотрим, что случилось.
— Не хочешь сначала открыть гиперкуб? — спросил Сек.
О, да. Очень хотелось проверить, узнать… Мортимус оглянулся: гиперкуб, кажется, засиял ярче — нет, показалось. Любопытство бурлило в крови, стучало в унисон с двойным пульсом.
— Нет, — коротко ответил Мортимус и отвернулся к консоли. Знакомый маршрут, хотя на планете, которую заняли новые далеки, он бывал всего пару раз. Рассказывать о стабилизаторе и о проверке не стал: слишком долго объяснять, слишком высокий шанс, что Сек догадается о припрятанной ТАРДИС.
Что до стабилизатора, то, вопреки ожиданиям, тот сработал без всяких проблем. Дематериализация прошла нормально, и ТАРДИС не возражала против новой детали — что, кстати, бывало крайне редко. Мортимус даже напрягся — слишком уж гладко все получилось. Это Сек мог себе позволить не быть суеверным — с его-то узким мировоззрением и специфическим опытом, — но таймлордам было известно слишком многое. Мортимус скрестил пальцы и затаил дыхание.
ТАРДИС вынырнула в нужной точке без проблем. На экране сканера было все в порядке — только планеты, которая раньше кружилась вокруг маленькой желтой звезды, не было на своем месте.
— Видишь? — взволнованно и одновременно сердито спросил Сек. — Ее просто… нет!
Действительно. Мортимус сжал губы и защелкал тумблерами: такое изменение не могло не сказаться на гравитационной стабильности системы, но…
Но не сказалось, и это было очень, очень странно. Планеты не падали на звезду, звезда не сдвинулась с орбиты. Ничего не изменилось.
Генератор гравитации, как самое простое и рациональное объяснение, Мортимус отмел почти сразу. Хотя бы потому, что тот должен был вращаться вокруг звезды, маскируясь под комету или небольшой астероид, и излучать довольно сильное энергетическое поле, но ничего подобного здесь не наблюдалось. Вообще никаких силовых или энергетических полей, никаких следов активности примитивных разумных рас вроде сонтаранцев или мангалоров, и это… пугало.
— Ты видишь? — повторил Сек. Он стоял за спиной, заглядывая через плечо — кажется, пытался рассмотреть показания приборов, и Мортимус шагнул в сторону.
— Вижу. Никаких следов… — пробормотал он и подкрутил тумблер поиска темпоральных возмущений. Может… может… Да!
На экране запульсировала слабая линия, едва заметная — след… старый? Не слишком, иначе бы и эти остатки растворились, но явно не вчерашний. Это было еще интереснее.
Сек хищно нырнул вперед, наклонился к экрану, возбужденно шевеля щупальцами.
— Есть что-нибудь? — спросил он с надеждой.
— След Тандокки, — пробормотал Мортимус. — Слишком слабый, хм, хм-м-м… Дай подумать…
Он быстро прикинул в уме коэффициент — не так уж давно по объективному времени.
— Твоя планета пропала семь-восемь лет назад, — констатировал Мортимус и выпрямился. — Ты, конечно, спросишь, почему не вчера, но…
— Я разбираюсь в теории времени не хуже тебя, — сухо перебил его Сек. — Если планету изъяли восемь объективных лет назад, но субъективно похититель сделал это вчера, то все понятно. Давай вернемся на восемь лет и посмотрим, кто это сделал.
— Время нелинейно. По сути, оно такое… шарообразное, — Мортимус взмахнул руками, изображая время наглядно, но тут же понял, что его лекция не пригодится, и с сожалением прервался. — Ну и хорошо, что тебе не надо ничего объяснять.
Не было ничего проще, чем вернуться на несколько лет назад в ту же пространственную точку. Всего-то повернуть пару тумблеров, сложнее будет точно рассчитать время исчезновения, но след Тандокки и это упрощал — с его помощью ничего не стоило вычислить отправную точку. Но Мортимус медлил. Ему вдруг стало страшно — непонятно почему, без видимых причин. Хотя почему без причин? Тот, кто мог украсть планету, был достаточно могущественным, чтобы перемещаться во времени, обладал высокими технологиями, знаниями…
Слишком много в вселенной было существ, которые имели возможность это сделать. Мортимус понял, почему Сек обвинил именно его — все в первую очередь указывало на вмешательство таймлордов. Но Галлифрей уничтожен, а Доктор не станет заниматься подобными вещами, с его-то моральным кодексом… Но Мастер мог, и запросто. В его гибель Мортимус верил слабо. В первый, что ли, раз? Гиперкуб служил отличным доказательством — Мастер-то и мог отправить его. Мортимус крепче сжал челюсти, скрипнув зубами. С одной стороны, это вызов, на который нельзя не ответить. С другой…
— Ты не хочешь этим заниматься, — ровным тоном подытожил Сек. — Ты боишься.
— Не надо пытаться спровоцировать меня! — огрызнулся Мортимус. Он еще не решил, ввязываться в эту авантюру или нет. Мастер — самое меньшее зло из представлявшихся вариантов. Стражи, Великий Разум, другие сверхъестественные сущности — божества, которых забыли, или которые стали реальными благодаря слепой и безоговорочной вере в них, — эти версии были куда хуже.
Огромный соблазн сказать Секу: «Разбирайся с этим сам» становился с каждой минутой все больше и больше, раздуваясь, как перепуганный пеладонский сквирт.
— Я и не пытаюсь, — мрачно ответил Сек и наклонился к экрану, на котором продолжала едва заметно пульсировать, дрожа, линия следа Тандокки. — Знаю, что ты мне ничего не должен и я не могу указывать тебе. Но если это опасно, то я готов… сделать все сам. Ты только доставишь меня в нужную точку.
Мортимус вздохнул. Как знакомо! Он точно знал, что пожалеет об этом решении. Никаких сомнений.
— Не будь таким пафосным, — ответил он сердито и шагнул вперед, к консоли. — Мне самому интересно, в чем здесь дело. Господи всемогущий, надеюсь, что это не будет что-нибудь совершенно непобедимое! Ты даже не представляешь, кто может стоять за всем этим!
Он всмотрелся в показания приборов и настроил нужное время. Исходная точка в пространстве — та же. Слишком просто все получалось, а это значило…
— Ну, с Богом, — сказал Мортимус.
Но ТАРДИС вдруг вздрогнула и застыла. Мелькнула мысль, что проблема в стабилизаторе — что он, наконец, вошел с системой в конфликт, что они болтаются где-нибудь в воронке, и все решается простой заменой, но тут замигала центральная колонна, а это нельзя было объяснить такой банальной причиной.
— Что-то не так, — сказал Сек.
— Да уж очевидно, что нет! — выкрикнул Мортимус. Он защелкал тумблерами: никакого эффекта! Ноль! Колонна мигала, как рождественская елка перед апокалипсисом — хаотично и безнадежно, вот-вот погаснет совсем. Временной ротор стонал, заикаясь, как заевшая пластинка. Они застряли неизвестно где, неизвестно как — сканер отказался включиться. Кажется, они даже не смогли попасть в воронку.
— Что я могу сделать? — спросил Сек.
— Не мешать! — рявкнул Мортимус.
О да, только этого не хватало! Интуиция говорила не лезть — но он полез, захотелось приключений. Любопытно стало! Давно пора оставить дурную привычку впутываться в проблемы из-за других — пускай даже это хорошие знакомые! Своя рубашка ближе к телу! А, никакого толку говорить это сейчас, когда все уже случилось! Мортимус пнул консоль и ожесточенно дернул за рычаг.
— Ну, давай, дематериализуйся! — пробормотал он. — Ну давай, дорогая, не вредничай, еще немножко!
Но ТАРДИС только слабо подергивалась, будто что-то поймало ее и держало на месте, не давая сдвинуться. Такое могло быть только…
Только если их поймало в альтернативный временной поток. Колею. Хорошо хоть не в петлю!
— Открой дверь! — бросил Мортимус Секу. Тот послушно сдвинул рычажок, дверь с тихим шумом отворилась. За ней вместо звезд и космоса — да что там, даже вместо временной воронки! — стояла белая плотная стена. Туман. Или паутина.
Мортимус протянул руку и тут же отдернул: паутинки с тихим треском лопались на кончиках пальцев. Он зажмурился и глубоко вздохнул. Захотелось громко выкрикнуть что-нибудь неприятное, злое и обидное, хотя это и было глупо, бессмысленно. Но хотелось слишком сильно, и он открыл глаза и погрозил паутине — и тому, что было снаружи — кулаком.
— Я все равно найду способ, слышите? — заорал Мортимус. — Ничего вы со мной не сделаете. Ха! Никогда! Понятно вам? Понятно?!
Он развернулся на каблуках и подбежал к консоли, подхватив по дороге гиперкуб.
— Я найду способ, — бормотал он, тыкая куб тестером и быстро внося показатели в еле живую, но пока еще работавшую систему. — С маяком… С маяком можно попробовать. След Тандокки!
Слова не успевали за мыслями, и Мортимус замолчал, настраивая новый маршрут. Если ТАРДИС не могла сдвинуться сама, то можно было попробовать триангуляцию: вывести ее по временному потоку в определенный момент. След Тандокки, гиперкуб и какая-нибудь произвольная точка… да хоть бы эта звезда, вокруг которой вращалась планета Сека. Рискованно, но…
— Я не хочу тебе мешать, но что ты собираешься сделать? — спросил Сек, и Мортимус отмахнулся. Объяснять было слишком долго.
— Убраться отсюда, — бросил он. — А заодно найти того мерзавца, который это сделал… Я — я! — этого так не оставлю.
Гиперкуб вдруг ярко засветился — так, словно собирался открыться, но тут же погас. ТАРДИС дернулась, дернулась снова и снова, а потом центральная колонна ярко вспыхнула, временной ротор поднялся и опустился. Кажется, ТАРДИС вырвалась из плена и успешно дематериализовалась. Но теперь Мортимус не знал, куда она попадет в следующий раз. Он направил ее к началу следа Тандокки — отправной точке всего безобразия. К старту, не к финишу. Вряд ли похититель этого ждет.
— Спасибо, — сказал Сек.
— Не за что пока, — ответил Мортимус и скривился. Злость прошла так же быстро, как и началась, и теперь хотелось бы вернуть все как было, но только было уже поздно. ТАРДИС не остановится, пока не доберется до нужной точки во времени и пространстве. — Совершенно не за что.
— Что же, Фрэнк, мы внимательно тебя слушаем, — Джуди непреклонно скрестила лапки на груди, пока Ник недовольным взглядом сверлил уже выключенную аппаратуру.
Куница нервно заёрзал на краю дивана и мотнул головой в сторону двери:
— Слушайте, ребят, давайте не здесь… вообще подальше от техники, а? — понизил голос практически до шёпота Фрэнк и нервно оттянул воротник чёрной водолазки.
Крольчиха недоуменно приподняла брови:
— Где ты себе такое место представляешь в напичканной техникой научной базе посреди космоса?
Не выдержав натиска любопытства, она недовольно побарабанила лапой по полу, но тут же удивлённо приподняла уши, когда Ник на полном серьёзе предложил:
— Наименее отслеживаемые и прослушиваемые помещения на базе — санузлы.
Лис предложил этот вариант без тени улыбки, и это не могло не напрягать Джуди: напарник обычно сохранял напускную распущенность при разговоре, тем самым выуживая из свидетелей и подозреваемых много важной информации. И объяснений подобной смене настроения у Джуди было всего два: Ник либо заметил что-то подозрительное сейчас, либо знает больше, чем говорит.
Фрэнк согласно закивал, подскочив с кровати:
— Да-да, отличная идея…
— Только без глупостей! — Хоппс строго подняла вверх указательный палец и красноречиво показала краешек полицейского станнера, скрытого от посторонних глаз свободной розовой клетчатой рубашкой.
И пусть расстёгнутая рубашка с потёртыми джинсами и скидывала пару лет, станнер с лихвой компенсировал недостаток серьёзности в образе.
Ник наконец фыркнул, набросив на себя непринуждённый вид:
— Морковка, куда он денется с закрытой станции? Уверяю тебя, за пределами купола холодный и тёмный вакуум, там долго не погуляешь, — Уайлд, лукаво сощурившись, посмотрел на напарницу, но Джуди этот вроде бы ободрительный взгляд, вопреки ожиданиям, не воодушевил: крольчиха ни с того ни с сего каким-то древним инстинктом чувствовала исходящую от лиса угрозу.
— Что-то не так, Ник? — не среагировала на шутку Джуди, не торопясь следовать за лисом к двери, где уже мялся Фрэнк, видимо, не рисковавший выходить из комнаты без чёткого разрешения полицейских.
Лис качнул головой и решительно открыл дверь, на пороге обернувшись и добавив:
— Просто нехорошее предчувствие.
Хоппс нахмурилась, последний раз окинула джунгли из проводов в типовой жилой комнате и кивнула Фрэнку, указывая на выход.
Опыт общения с Ником Уайлдом показывал, что его интуиция подводила крайне редко.
***
Джуди уселась на край деревянной скамьи, стараясь не задеть мокрые капли, и покосилась на выключенные планшет и коммы, лежавшие слева от неё. Крольчиха выудила из кармана блокнотик с ручкой, приготовившись привычно записывать всё по старинке, и вопросительно глянула на куницу, прислонившегося к перегородке, отделяющей зону душевых:
— Итак?
Фрэнк вздохнул и нервно обхватил себя лапами:
— Меня попросили взломать местную систему, но… я никого не травил, правда!
Стоявший у двери из душевой и подпиравший ту спиной Ник скептически приподнял бровь:
— Вот так взяли и попросили?
Глаза у куницы нервно забегали, и тот, дёрнув хвостом, раздражённо бросил:
— Слушайте, я… я крупно вляпался, меня прижали к стенке очень серьёзные звери… — Фрэнк передёрнул плечами и начал торопливо изъясняться, активно жестикулируя и нервно расхаживая из угла в угол: — Mannaggia, мне надо было залечь на дно, чтобы меня кто-то прикрыл, и эти ребята предложили работу, но они говорили только про взлом, меня никто не предупреждал про отравление!
— Про взлом? Взлом искина? — уточнила Джуди, наставив на куницу ручку. Мельтешение перед носом ей порядком надоело, но ради проклюнувшейся информации можно было пожертвовать комфортом: и не с такими зверями приходилось дело иметь.
Фумагалли понуро кивнул:
— Ну, и Машки тоже, но вообще всей базы. Им нужен был доступ под терраформированный купол, я думал — максимум промышленный шпионаж, откуда же мне знать! Ведь взломать типовую, пусть и модифицированную — это как два байта переслать, а для меня за ерунду — билет в свободную жизнь, ну кто бы не согласился, а?!
Хоппс хмыкнула и покачала головой, краем глаза покосившись на всё ещё задумчиво невозмутимого напарника:
— Рада за твои хакерские способности, Фрэнк, но кто это — они?
Фрэнк почесал макушку:
— Если честно, достаточно разношёрстная компашка, из ксеносов, не в курсе точно, есть ли там звери, но хвост даю на отсечение, что заправляют там всем центавриане, по крайней мере был там один зеленомордый, только приказы всем давал, а как что-то делать, так сразу в кусты, ну, вы знаете, — Фрэнк махнул лапой, и Джуди кивнула.
Сама Хоппс с центаврианами ни разу не сталкивалась, но в академии им посвятили аж три лекции, которые преподаватель ёмко подытожил фразой «юркие, но головастые засранцы». Впрочем, подобной позиции придерживались многие, считая многочисленную, но трусливую расу инопланетян не самым подходящим другом и союзником. Однако дружить приходилось: центавриане проникли почти во все сферы разработок, даже в те, которые их самих совершенно не касались.
Как, например, заменитель мяса для животных.
— Это какая-то банда? Или просто группа наёмников, нанятая центаврианами? — Хоппс нахмурилась, делая пометки в блокноте.
— Думаю, просто наёмники, но не уверен точно, я на эту компашку случайно вышел. Там точно есть змеелюд и двое фреан… но при мне центаврианин связывался с кем-то из Зверополиса по защищённому каналу…
— Имена у них есть? — строго перебила Джуди, с досадой вспоминая о том, что выход в инфранет пока недоступен.
— Змеелюда вроде зовут Шиасс или что-то вроде того, на него фреанин при мне ругался, — Фрэнк почесал нос. — Я просто их только немного видел, меня с ними один «чайка» свел, через него же и общались…
— Погоди-погоди, — Джуди нахмурилась, — в смысле — чайка?
Ник предвосхитил ответ Фрэнка:
— «Чайки» — космические падальщики, — лис нахмурился и скрестил лапы на груди, словно к чему-то прислушиваясь, и Джуди тоже инстинктивно подняла ушки и насторожилась, но ничего подозрительного не услышала. — Значит, через них тебя наняла непонятная компашка с центаврианином во главе, чтобы… — кончик рыжего хвоста заинтригованно мазнул по белой плитке на стене, — у посторонних был доступ к базе. Кто-либо прилетал за сутки до отправления отравленной партии?
Куница кисло кивнул и, смерив взглядом собственное отражение в зеркале, висящем над раковинами, бросил:
— Ага. Они вообще где-то неподалёку постоянно крутятся, как мне кажется… А как вы догадались? — с искренним любопытством спросил Фрэнк. — Святой Гугл, вы что, отсмотрели оригиналы всех видео с камер?!
— Мы старались, — фыркнула Джуди, сделав очередную пометку в блокноте, и, отложив ручку, задумчиво побарабанила пальцами по деревянным балкам скамьи. — Судя по твоей реакции, ты попутно сливаешь информацию своим… нанимателям, верно? — проницательно уточнила Хоппс и, дождавшись кивка Фрэнка, продолжила: — Почему не перестал делать этого сейчас? Не отключил?
На морде пока просто ценного свидетеля, уверенно метящего в подельники, явно читалась досада: кажется, Джуди, сама того не подозревая, наступила на больную мозоль. Куница уязвлённо почесал нос:
— Ну, часть аппаратуры они мне предоставили, а с центаврианскими шпионскими штучками я, увы, не на «ты», с интерфейсом-то разберусь, под себя подстрою, но кардинально поменять что-то в системе не вышло, так что подозреваю, меня тоже всё ещё слушают. Был бы выход в инфранет, я бы, может, и поковырялся в «жучке» этих зеленомордых, но… — Фрэнк развёл лапами.
Удовлетворённо кивнув, Джуди покосилась на Ника: кажется, его предположение о взломе с использованием инопланетных технологий себя полностью оправдало… а напарник в очередной раз удивил осведомлённостью в неожиданной области. Впрочем, сейчас — это мелочи, и куда важнее как-то менее заметно доложить новости Буйволсону, а затем — решить, что делать. Крольчиха уверенно соскользнула со скамьи и, уже убрав ручку с блокнотом обратно в карман, с непрофессиональным любопытством уточнила:
— Слушай, Фрэнк… а за что тебя, как ты сказал, «прижали к стенке серьёзные звери»? — она закатила глаза, когда Фумагалли фыркнул в ответ, и подняла руки вверх: — Простое любопытство, я ничего не пишу.
Куница, не спешивший двигаться к выходу, где всё ещё мрачной рыжей статуей застыл Ник, замялся, словно разрываясь между желанием похвастаться и страхом проболтаться, но спустя мгновение не выдержал и, расправив плечи, непринуждённо бросил:
— Да ерунда: взломал межпланетную банковскую криптосистему…
Хоппс застыла с отвисшей челюстью и подвисла на пару секунд, соображая. Несколько раз моргнула, помотала головой, не находя подходящих слов.
Ник по-дружески похлопал напарницу по плечу, вырывая из ступора:
— Ну, Морковка, обведи этот день красным в календаре: не каждый день общаешься с зверем, который может сорить деньгами в стиле «бери, я себе ещё нарисую», верно? — лис почти уважительно глянул на «почти подельника», и Джуди, так и не подобрав нужных слов, только закатила глаза.
Свет на мгновение погас, заставив всех троих резко выдохнуть, и стерев даже тень улыбок с морд. Спустя секунду освещение поэтапно — от аварийных полосок, подсвечивающих пути эвакуации, до декоративной подсветки над раковинами — восстановилось. Фрэнк потянулся было к отсутствующему на запястье комму, но вспомнил, что отключил голосовую поддержку искина на время в этом секторе, и досадливо сцапал со скамьи всё ещё выключенный комм.
Ник напрягся, словно к чему-то прислушиваясь, и нехорошо сощурился.
— Не нравится мне это, — честно сказал лис, вытаскивая из кобуры на поясе скрытый до этого момента под свитером станнер.
Джуди мгновенно напряглась, прижала уши к затылку и тоже выудила своё табельное оружие. Она подалась было вперёд, чтобы как старшей по званию, выйти в коридор, тишина которого теперь казалась крайне подозрительной, первой, но Уайлд мягко оттеснил её за спину и провёл свободной лапой над сенсором, открывая дверь.
Испытательный срок закончился, и Левицкий огласил список бонусов фирмы.
Кроме возможности жить в оплачиваемой компанией квартире и пройти необходимое лечение, предлагалось принять участие в особых проектах. С дополнительной оплатой за риск.
— Каких? – тут же поинтересовался Влад. Ведомственное жилье и лечение было тем, что его очень обрадовало, ведь ему пришлось начинать жизнь с полного нуля. При хорошей зарплате и премиальных он за время испытательного срока жизнь более-менее наладил. Но жить только на зарплату, без страховки, ему было неуютно. Деньги были нужны, и не только ему. Коллега-игрок тоже был заинтересован в дополнительных заработках. Только Бартоном двигало любопытство.
— Вас все еще интересует, как щелчком пальцев включать приборы?
— Нейродатчики? – догадался Влад.
— Бери выше. Автономные настраиваемые комплексы. В просторечье — имплантаты.
Левицкий поделился подробностями. Обычные нейродатчики имели небольшой радиус действия и связывались только с одним-двумя устройствами. Разработка изначально военная, но их использование уже давно ограничили, слишком много побочных эффектов. Оставили использование в медицинских целях. Для инвалидов, которым нужно управлять коляской или протезами, для потерявших зрение или слух, и, конечно, вживленные инфузеры для страдающих заболеваниями вроде диабета или гипотиреоза. Раз в месяц внутрь инфузера вводилась доза препарата и он, делая анализ крови, самостоятельно впрыскивал нужную дозу лекарства, так что диабетики и страдающие болезнями эндокринной системы люди вели полноценную жизнь.
— Только ради того, чтобы мысленно чайник включить, пихать в голову датчик? – с сомнением отозвался Бартон.
— Не только чайник.
Эмоции были редким гостем на лице Левицкого, а сейчас он едва заметно усмехался.
— Как насчет электронных замков и сканеров?
— Чтобы палец не прикладывать?
— Чтобы проходить через любой замок, — — выделил Евгений предпоследнее слово.
— А это законно? – засомневался Влад. — — Эдак можно и в банк пройти в хранилище и на базу любую.
— Нет, настолько хорошо они не работают, военные и банковские сканеры имеют три уровня защиты, имплантат рассчитан на преодоление только двух. Но большую часть индивидуальных настроек он может считать и продублировать. В частности, генерирует отпечатки пальцев последнего, прикасавшегося к сенсору.
— Хм. Это как же?
— Имплантат посылает сигнал сканеру, тот сканирует не прижатый к сенсору палец, а микрочастицы между пальцем и поверхностью, и получает повтор ввода отпечатка того, кто прошел перед вами. На первый взгляд просто, но без нанатехнологий такое провернуть невозможно.
— А это как отмазано от запрета?
— Никак. Надо не попадаться с поличным. Об этой технологии мало кому известно, есть она только у нас. Военные душу бы продали за нее, но, — Евгений (кстати, он только однажды назвался этим именем, при первой встрече, а для всех остальных он был Джеймсом Джонсоном) оскалился, — — обойдутся. Нам же эта возможность необходима для работы, ведь киборги шестой модели и выше подделывают отпечатки точно так же. Преследуя их, нам нужно попадать во все служебные и закрытые помещения, чтобы найти наши цели.
Майкл задумчиво потер щеку, осмысливая сказанное. Левицкий повернулся к Ларри, словно уловил его мысли.
— Я бы не пробовал применять это в казино. Если что, фирма будет отрицать, что снабдила тебя подобным девайсом.
Ларри чуть нахмурился. Страсть к играм не то, что он хотел бы поощрять в себе. И тон шефа отбил всякую охоту пробовать, хотя это была первая же мысль, пришедшая в голову..
Другие разработки “DEX-Company”, которые показал Левицкий, позволяли активировать оружие, даже настроенное на одного владельца (вдруг срочно потребуется остановить сорвавшуюся машину, надо хватать первое же оружие), включать-выключать любые бытовые приборы, управлять большинством устройств дистанционно, последняя разработка усиливала слух. Сложна в управлении, но для охотника это большой плюс.
— Думайте, — закончил разговор Левицкий, — — это серьезный шаг. Но глупо не использовать то, что сделает человека лучше. Природа выделила нам не слишком много, к многим ксеносам она была куда как щедрее. Раз эволюция не торопится, а мы уже вот они, живем, используем же возможности науки и техники.
Звучало разумно и здраво.
— Побочка есть?
— Не заметил.
— У тебя много уже вшито?
— Почти все разработки, кроме медицинских. Они мне ни к чему.
— Зачем тебе столько?
— Потому что человек достоин самого лучшего. И я хочу себе самое лучшее. Чтобы быть на шаг впереди.
Майкл уже сообразил, что среди очень немногих слабостей Евгения Левицкого есть комплекс сверхчеловека. Плюс сама психология убийцы, контролирующего жизнь своей цели. Обзаведясь же такими усовершенствованиями, он получил все основания смотреть на людей с чувством превосходства. И он этим ощущением явно наслаждался. Поэтому у него всегда была техника самой последней модели, одежда самых известных марок, только натуральная еда. С внешностью ему не повезло, считал Майкл. С таким раздвоенным подбородком и какими-то неопределенного цвета волосами на фоне общей невыразительности лица его невозможно было запомнить. И женский пол он пленял стилем и деньгами. Что тоже не способствовало тому, чтобы в бывшем киллере укоренилось уважение к людям в целом и отдельным индивидуумам в частности. Только такие же, как он сам, были достойны лучшего, остальные существа однозначно ниже. Не доведет эта гонка за апгрейдом до добра, рано или поздно самоуверенность станет причиной какого-то неосмотрительного глупого провала, считал Майкл, но эти мысли он благоразумно держал при себе.
Перед отделом Левицкого была поставлена очень простая задача – всех бракованных найти и доставить производителю.
К их изумлению, таких оказалось очень много! Если только за два месяца нашли семнадцать бракованных, то путем простейших математических расчетов их количество превосходило несколько сотен. Поэтому отдел так спешно расширяли.
Среди доставленных «шестерок» было пять функционирующих, остальных привезли частями. Народ дневал и ночевал в лабораториях. Изучали, что именно изменилось в теле киборга при том, что мозг вышел из комы. Снизился ли болевой порог, насколько упала сопротивляемость организма, его выносливость, насколько пострадала заложенная в них скорость реакции и обработки информации. Больше всего пытались понять, насколько сохранилось абсолютное подчинение хозяину, потому что выпускать на свободу существо, превосходящее человека по всем параметрам, никто не собирался.
Так как все очень старались, функционирующие объекты быстро закончились и умники-ученые стали требовать от Левицкого удвоить усилия. А он со своих подчиненных — утроить.
— Шеф, может, нам одного из этих живых себе оставить? – предложил Бартон. — Нам тоже потренироваться бы.
— Что ты на нем тренировать собрался? – уточнил Левицкий.
— Да хоть что. Я в детской психологии не силен, а они реагируют как дети. А у детей черт знает что может в голове созреть. А я по детским целям никогда не работал, — буркнул Бартон.
— Сложно поймать взрослого, дети не могут додуматься до большинства элементарных уловок.
— Это, шеф, дети, у которых под рукой нет базы данных со всеми шпионско-диверсионными уловками. Ребенок тебе капкан не поставит и не выдернет высоковольтный провод, чтобы отбиваться им. Чудо, что я успел блокатором свою последнюю цель вырубить.
Начальство обещало подумать.
Спустя где-то месяц они взяли очень перспективного киборга. Из-за которого отделы перессорились и разве что не врукопашную пошли, требуя передать его для изучения. DEX был из линейки телохранителей, его взяли после перестрелки, в которой от рук бандитов погиб хозяин. А телохранитель, вместо того чтобы остановиться, положил больше трех десятков вооруженных людей. Его окружила полиция, когда он на коленях стоял около тела хозяина. Если бы DEX был чуть посообразительнее, то смылся бы, но… потеряв человека, он не видел смысла в дальнейшем функционировании. Собственная жизнь ему стала безразлична. Поэтому взяли его без проблем.
Он не отвечал на вопросы, но и не проявлял агрессии. Просто сидел у стены и смотрел в одну точку, демонстрируя полноценную человеческую реакцию на стресс. Майкл как раз проходил по делам мимо этого бокса и услышал разговор Левицкого с одним из ведущих кибертехнологов компании Гибульским. Этот ученый обожал киборгов настолько же сильно, насколько ненавидел всех, кто занимался поиском и отловом бракованных. Словно это они сами брак создавали, а не прибирали бардак из-за ошибок таких вот сумасшедших гениев.
— Не выйдет у вас ничего, — заявил Левицкий, — не будет он с вами разговаривать.
— Можно подумать что с вами будет, — огрызнулся кибертехнолог.
— Спорим, док? – ухмыльнулся Левицкий. – Отдайте мне его, через пару часов будет разговаривать.
— Вашими методами вы ничего не добьетесь, — с отвращением ответил Гибульский, стараясь даже от самого Евгения отодвинуться подальше.
— Спорим, док? – повторил ликвидатор. – Вам нужны ответы?
— Нужно время, чтобы найти подход и завоевать доверие киборга. Поймите же вы!!
— Ерунда. Ваши методы поиска доверия мне тоже известны. Будете на стенде его гонять по экстремальным режимам — и загнется он у вас через неделю, но ничего вам не скажет. Сколько их уже таких? Семеро?
Гибульский стиснул кулаки с ненавистью глядя на ликвидатора. В их лаборатории тоже шла война за установку первоочередных проверок, и пока проверяли боевые характеристики, а не уровень развития мозга и доказательства наличия личности. И тут в их разговор вмешался третий человек. Бартон знал его, но никаких отношений они не поддерживали, только кивали при встрече, как коллеги. Борис Кроль – начальник отдела специальных проектов.
— Вынужден огорчить вас, коллеги, достанется киборг мне.
— Почему? – почти в отчаянии вскричал Гибульский. – Вы же Bond’ами занимаетесь! Зачем вам DEX?!
— Я тоже хотел бы это знать, — вторил Левицкий.
На памяти Майкла они первый раз проявили единодушие.
— По распоряжению руководства,— довольно отозвался Кроль, — — электроды в мозг или иглы под ногти, коллеги, это устаревшие методы. Теперь проблемой займутся профессионалы.
Майкл не стал дожидаться, чем закончится разговор, на его комм поступил вызов от второго ликвидатора. Тот предлагал встретиться и кое-что обсудить в свете последнего инструктажа по бонусам от фирмы.
А штат все расширялся, так как проблема росла. Проявления брака становились все менее четкими. С одной стороны это облегчало работу. Погрешность? Забрать, в сервисе разберутся. Не уверены в том, что видели сбой? Не проблема, в сервис, если все в порядке, вам его вернут.
Так получилось, что последний десяток привезенных Владом DEX’ов оказался исправным. И от шефа ему попало за излишнюю мнительность. Бесплатное тестирование — это да, но не за свой счет возить киборгов туда-сюда.
— Что я, на месте должен определить уровень брака? – удивился Влад.
— Хотя бы элементарную проверку проводи. Десятка вопросов будет достаточно.
— Контрольные вопросы? – ухмыльнулся ликвидатор. — А говорили, что это такая тайна, которую нельзя за пределы лаборатории выносить.
— Если информация внезапно станет доступна кому не надо, всегда известно кто проговорился, — вернул ему волчью усмешку Левицкий, и Владу расхотелось шутить дальше.
***
За те несколько месяцев, что Влад работал в “DEХ-Company”, он рассортировал владельцев киборгов по нескольким категориям. Выделялась среди них довольно большая группа, считавших, что свою собственность они имеют право использовать как хотят, если это не нарушает закона или… на нарушении они не пойманы.
Первый раз Влад столкнулся с таким экземпляром несколько недель назад.
Для каких-то своих задумок, читай, финансовых махинаций в размере до сотни кредитов, тот перепрограммировал своего киборга. Для суммы больше ста и статья и ответственность уже была другая. Жуликоватый мужик что-то там химичил с льготами.
На чистую воду его попыталась вывести бывшая любовница, которой тоже хотелось просто так получать в месяц пару сотен, а в удачный месяц и пятьсот единиц. Заявить в полицию она побоялась, все-таки год она незаконными доходами пользовалась, поэтому решила отомстить по-другому. Написала анонимку в “DEX-Company”, мол укрывает бракованного киборга.
Махинацию Влад раскрыл в два счета. Вычислил адрес, откуда была отправлена анонимка, прошерстил блог «мстительницы» и некоторое время колебался, стоит ли ехать или сразу написать в отчете, что сигнал ложный, так как к киборгу, судя по всему, махинации никакого отношения не имеют. Но решил подстраховаться и предоставить запись тестирования, чтобы не обвинили в невнимательном отношении к сигналам сознательных граждан.
На месте его ждал сюрприз в лице испуганного махинатора.
— Мужик, — — Влад спокойно смотрел на него, хотя ему хотелось посмеяться, — давай начистоту. Твоя бывшая накатала на тебя телегу. Но я не из полиции или налоговой инспекции, мне твои мелкие аферы безразличны. А вот вопрос с использованием киборга надо решать.
— Может, договоримся? – моментально отозвался махинатор. — Программы-то мелкие, работу не нарушают. А я благодарность на службу тебе… вам напишу. И сам буду благодарен.
— Правда? Насколько благодарен?
Мужик достал из кармана небольшую пачку наличных кредитов.
— Достаточно?
Влад такого не ожидал.
— Надо бы киборга протестировать, — покачал он головой, — как говоришь, называется кхм… установленное приложение?
Через полчаса Влад садился во флайер, довольный жизнью. Киборг был исправен, никаких отклонений или симптомов, чтобы направить на внеочередное тестирование, не было. Есть нецелевое использование, но, как совершенно верно подсказал ему владелец DEX’а, налоговая и полиция ему ведь не доплачивает. А так киборг не входит ни в одну партию с повышенным уровнем риска, подозрительного ничего хозяин за ним не замечал и отказался от претензий к производителю. А в карман Влада перекочевали три тысячи и заявление владельца о том, что ему разъяснена ситуация и он сознательно отказывается от замены оборудования и принимает на себя всю ответственность за дальнейшее использование оборудования.
В отчете Влад честно указал выявленного автора жалобы, приложил заявление владельца и закрыл дело.
Не прошло и недели, как ему снова «повезло».
Они разделили перспективные точки на тех, кто давно не проходил проверку, кто жаловался сам, на кого жаловались другие. Почти все сотрудники отдела разбились на такие команды, их тройка была самой малочисленной, но, с другой стороны, самой опытной и не очень желавшей делиться опытом. Владу достались не проходящие проверку.
Первый же попавшийся долго юлил, изворачивался. Уверял, что забыл отметить, потом что проверял киборга на какой-то станции, но не мог вспомнить название, потом, что отдавал его кому-то и буквально неделю как получил обратно.
Влад дал клиенту хорошенько пропотеть, испугаться, запутаться в показаниях, потом безжалостно выложил все, что знал. Клиент струхнул и с перепугу отдал приказ DEX’у задержать Влада, а сам задал стрекача. Далеко он убежать не успел, киборг на сотрудника компании, естественно, не напал и Влад в три минуты настиг подпольного мясоторговца.
После разъяснительной беседы они вернулись, Влад честно и скрупулёзно задал два десятка контрольных вопросов киборгу, просмотрел записи, которые владелец не успел приказать удалить, хмыкнул и… ему предложили благодарность, не имеющую границ в пределах разумного, в том числе в натуральном выражении. Ликвидатор моргнул, пытаясь понять как это, но остался доволен. По пути домой связался с коллегами, приглашая на ужин с настоящим мясом, копченой колбасой и неплохим коньяком.
— Где разжился? – бывшие наемники не испытывали ни малейшего угрызения совести, лакомясь деликатесами.
— Не поверите. Взятка.
— Даже не знаю много это или мало за секреты фирмы.
— Никаких секретов. Со мной сегодня такой случай был, обхохочетесь, — он принялся в лицах описывать погоню за мясоторговцем и передачу взятки.
Под конец высказал пришедшую в голову идею.
— Раз дают, почему не взять. Если кибер исправный.
— Слушай, исправность на глаз не проверить.
— Если по трем основным тестам проходит, значит исправный, — уверенно заявил Влад. – Опять же, у нас заявление владельца, что он отказывается от претензий.
— А если сорвет? Мало ли.
— Если случай сомнительный, я буду забирать. А в таких, как этот, спокойно оставлю. Все одно отдавать потом. Подумайте, мужики. Деньги из ничего.
— Нууу… — Майкл тоже не усмотрел ничего предосудительного в таком приработке. – Мы ведь не забираем этот заработок у компании.
— Вот и я о том же!
— Я тоже за. Только надо хорошо подготовиться, чтобы не пропустить действительно бракованного.
— Есть у меня тут пара соображений, — чуть подался вперед Влад, — обмозговать нужно.
***
На следующий день Змей в утреннем отчёте сообщил о виденных следах очень крупной птицы и вероятного птенца – скорее всего, те самые медведи, гнездо которых нашла когда-то Агния. По неведомой никому причине медведица произвела на свет детёныша осенью, а не весной – и сейчас где-то бродят около деревень вместо того, чтобы уйти как можно дальше от жилья. Змей сообщил об этом директору заповедника, тот пообещал выдать станнер помощнее и велел быть осторожнее с ним.
— Змей, они могут предложить тебе чипировать эту скотину… подумай, насколько это возможно… Стефан птенцов поморников чипирует, узнай у него, как это делается, а уж потом соглашайся или отказывайся… тут тебе самому решать надо. Злата где? Ворон как?
Irien вошёл в кадр – радостный и довольный – снял рубашку, повернулся спиной и расправил крылья. В них не было ни одного чёрного пера! Он снова повернулся и пропел:
— Я попросил Злату вырвать все чёрные перья, и вместо них выросли белые! Сюрприз! Теперь я уже не Тёмный Ангел! И меня уже не будут хотеть поймать и избить!
В кадре появилась Злата – в косичке у неё было три ленты разных цветов, как у Лизы – подошла и поздоровалась. Нина похвалила её и снова обратилась к Ворону:
— Теперь ты уже не Ворон… раз крылья белые… белых воронов не бывает. Придумай себе другое имя… это можно. Если хочешь.
— Я буду белый Ворон… благодарю… можно подумать?
— Думай. До вечера… скоро прилечу. Пока.
— До свидания. Ждём!
***
Змей совсем освоился… и Ворон тоже. Ещё осенью без разрешения хозяйки не посмел бы ничего взять из еды, а теперь… сам решил, как изменить себя – и сам сделал, не спрашивая, можно ли… белый Ворон… где это видано? Другое имя давать надо… Ангел… или Лебедь… но пусть сам решит.
Ребята освоились, среди местных Змей и Злата считаются людьми… а это значит, что им нужны нормальные документы… но киборгам они не положены. Техника!
Надо как-то узнать, при каких условиях киборгу может быть дано гражданство… например, альфианское. Прожить среди них год или два – или подвиг совершить какой-нибудь?
А для этого снова надо ловить рыбу… пока не нерест.
А когда начнется нерест – активизируются браконьеры, и придется нырять и плавать, чтобы убирать поставленные сети… работа рыбнадзора, но у местного рыбинспектора нет киборга, а участок очень большой… и почему бы не помочь? А для этого нужны гидрокостюмы… а для этого нужны деньги.
Накопленные с таким трудом тысячи ушли за два полутрупа, купленные у Тамары… они отлежались и отъелись, и теперь работают на кухне в модуле. На деньги Нины Фома купил Алию и Пламена… ну, допустим, Irien’а он купил не совсем добровольно… но Алию – да, и на свои деньги.
Значит, на деньги Нины он купил себе DEX’а… а не сказал, как назвал и не привёл показать… на свадьбе только показал… будем считать, что вернула ему долг… а не для перепродажи ли в будущем он купил этого парня? Вряд ли.
Только успела подумать, как позвонил Фома:
— Доброе утро! Не против, если мы придем?
— Утро доброе. Приходите… если ненадолго. Мне в музей надо, у меня группа в одиннадцать… а вас сколько? Чайник поставлю… сколько чашек доставать?
— Я только с Федей. Это DEX… тот самый, которого купил. Я показывал его тебе на свадьбе… права управления даны… третий уровень… или забыла? Я ему много рассказывал об островах…
— Жду, придешь и расскажешь.
Через десять минут пришли гости, и Фома представил Нине того парня, которого она видела синюшно-бледным:
— Это Фёдор… ничего, если он с нами за стол сядет? Федя, пока мы в доме тёти Нины, командует она.
DEX подтвердил приказ, и оба парня прошли на кухню. Фёдор вёл себя, как идеальная машина – понятно, что не хочет светиться перед незнакомой тёткой – и за стол сел только после приказа Нины.
— Так в чем проблема? – поинтересовалась Нина после чаепития. – Федор заметно поправился, хорошо кормишь. И одет по погоде… молодец.
— Я рассказывал ему про остров… и про киборгов… которые живут на свободе и сами всё делают. Он не отвечает… машина-машиной… но я же вижу, что ему интересно!
— Он не может отвечать… это действительно машина… но… Фёдор, сам-то что скажешь?
— Информация не распознана, – сообщил Фёдор.
— А остров такой есть, – усмехнулась Нина, – и даже два острова таких есть. Но свобода… понятие очень относительное и растяжимое… киборги живут там одни. Это да. Но с моим присмотром по видеосвязи… в основном. И с присмотром программиста и егерей заповедника. Но… чтобы выжить, им приходится работать… по десять-пятнадцать… а то и двадцать пять часов в сутки… и делать то, что раньше никогда не приходилось делать. Круговая ответственность. Попытка внушить им, что от работы каждого зависит существование всей общины… имеет место быть. Но пока внушение Фрола всё же действеннее.
— А можно… к ним слетать? – Фома спрашивал за двоих, его киборг сидел ровно и молча, не желая палиться и показывать разумность. Люди его пугали, а такие неправильные люди пугали вдвойне… своей непредсказуемостью.
— Можно… но… нужно ли? Чем Фёдор занят? Охраной дома? Так в вашем доме на двух человек три киборга… а на острове из двух десятков киборгов всего четыре DEX’а… и объектов охраны не в пример больше. Завидовать нечему… а вот в гости слетаем… когда-нибудь. Но не сегодня… у меня экскурсия… и надо в лавку будет сходить… если только после обеда. Но… ты ведь уже знаешь музейных киборгов?
— Только просветотдела. И Клару с Агатом.
— Тогда… в понедельник с утра оба зайдите в мой кабинет. Давно пора вас познакомить… с Васей и Петей… и с девочками.
— С самого утра? Это как? У меня репетиция с десяти… киборгам бои надо ставить… на Масленицу. DEX’ов не дают, а на мэрек боевая программа не встала… Райво уже поработал с ними… нужен второй DEX…
— И ты снова хочешь Петю? Тут с ним самим говорить надо… если уговоришь, отпущу. Он бой показать сможет… но шуток на эту тему не понимает совсем. А на остров… я подумаю и перезвоню. Расскажи-ка мне лучше, как там Алия осваивается… сопровождает Илону на вызовах? Как фрекен Бок? Пирожки у неё просто замечательные… Валера мне приносил.
— Алия с Илоной… ездит по вызовам… через неделю-другую первое показательное выступление группы… показ лапты и килы… и если всё нормально, то в музее буду на полной ставке и со скорой попрощаюсь… с такой охранницей за Илону я спокоен. А эта Mary… это же ужас какой-то! Просто прибить хочется! Она командует в доме, строит DEX’ов… гоняет Илону… гоняет Алию голосом Илоны… натурально фрекен Бок из мультика!
— Это просто программа! Ты смотришь на неё с позиции Малыша из мультфильма… в этом случае фрекен Бок вредная. Не даёт играть с Карлсоном, сама ест плюшки, запирает Малыша… Но посмотри мульт с позиции взрослого. К ребёнку прилетает неизвестный никому мужик с пропеллером, «в самом расцвете лет», который нигде не работает, ворует еду, врёт, живёт на крыше… учит Малыша врать родителям и воровать еду… только такая домоправительница и нужна… пригласи Райво, он скорректирует программу… и будет у тебя исправный киборг.
— Ладно… так и сделаю… нам пора.
***
Нина проводила гостей и стала собираться на работу. Никакого желания! Но надо. Просто – надо. Деньги с неба не свалятся. Зарабатывать и на экскурсиях можно.
В музей пошла пешком. Гулять полезно… и так все дни взаперти, и на работе, и дома. По пути зашла в кондитерскую, но в субботу с утра тортов готовых не оказалось, ждать некогда, взяла пирожков с вишней и песочных пирожных к чаю. Потом зашла в магазин тканей и взяла мерный лоскут – нераспроданные отрезы ситца и сатина, – ещё взяла лент разной ширины. Девочкам нужны ленты в косы… они вряд ли понимают их значение, но красивыми быть хотят все. Потом зашла в книжный за альбомами и красками для Клары – и не удержалась от покупки двух книг по лоскутному шитью и шитью игрушек. Книги большого формата и на хорошей бумаге, и с картинками – стоят дорого, но качественно сделаны… так что пусть учатся, может, и пригодится.
Покупок вышло неожиданно много, и из магазина Нина позвонила Васе с просьбой встретить её по пути. DEX явился минут через пять, подозрительно радостный и сияющий и в явно новой тёплой куртке.
— Откуда такая роскошь? – настороженно поинтересовалась Нина.
— Заработали! Вы же разрешили расходовать деньги на себя… и у Пети тоже куртка новая. Мы же говорили Вам… вчера… Алекс разрешил забрать невозвратную упаковку от поступления с Шебы… когда заходил… он, наверно, же в шутку сказал… а мы всерьёз услышали и сегодня забрали. Она ему не нужна уже, а место занимает. Теперь каждую готовую игрушку заворачиваем в прозрачную пленку с ленточкой. Красиво и не пачкается. Покажем.
— Хорошо. Пойдём.
***
В кабинете было уже собрано всё для чаепития – и стало спокойно и радостно. Всё нормально и всё в порядке. Нина подала пакет с пирогами Лизе, сняла пальто, посмотрела на время – до прихода группы почти полчаса и вполне можно успеть выпить чаю. И осмотреться.
Обновки курткой Васи не ограничились – у парней были новые рубашки, у девочек были новые кофточки и платья. Лиза шила, Лида вязала.
Клара показала новые рисунки – цветы в альбоме были как живые! – Нина с восхищением просмотрела все:
— Очень красиво! Можно оформить в рамку и повесить на стену! Молодец! А ведь ты могла бы такие же цветы вышивать… Лиза, держи книги, это тебе… то есть, всем вам. Может, и пригодится какая-нибудь идея.
— Для лоскутных одеял нужен наполнитель, – тихо сказала Лиза, – что-то мягкое и тёплое. Синтепон… или что-то другое. И ткани надо больше.
— Вася закажет. Посчитай, сколько всего надо, и сообщи ему. Деньги у вас есть. Сами заработали, сами можете и расходовать… но в рабочее время всё же нужно ходить в рабочей одежде… хотя… сегодня у людей выходной… только музейные на работе… живут фактически. Сегодня можно ходить в обновках.
Без десяти одиннадцать Нина с Васей собралась идти на третий этаж, но позвонила главэкскурсовод с новостью:
— …группа задерживается, но ты подожди… через час будут, они ещё в Янтарном… не уходи только, вдруг раньше явятся.
— Ладно, жду.
Целый час ждать! Надо чем-то заняться. Позвонила Фоме:
— Группа задерживается, так что можешь прийти и сам поговоришь с Петей о боях… если ещё надо.
— О! Классно! Сейчас буду!
DEX’ы, услышав о боях, не отреагировали никак – оба знали о группе Фомы и о подготовке к Масленице. Но через пару минут Петя все же не выдержал, подошёл и очень тихо сказал:
— Я не хочу на бои… даже показательные… тренироваться это одно… это было надо… для нашего выкупа. А на бои… можно, я не пойду?
— Можно… тогда… а позвоню-ка я Карине… Леона надо как-то растормошить. А нет лучшего способа, чем легкий стресс… который всё-таки способствует развитию мозга.
Карина на удивление охотно согласилась прийти и даже сама спросила, можно ли взять с собой Леона.
— Не только можно, но и нужно, – ответила Нина и снова велела Лизе поставить чайник.
Новые гости примчались минуты через три. На удивленный взгляд Нины психолог ответила:
— Живу рядом… снимаю трёхкомнатную квартиру в доме для преподавателей, между институтом и музеем… двухэтажный дом знаете? В нём живу.
— Ясно… проходите к столу. Сначала чай. Или кофе? Вы знакомы с Васей и Петей… Леон, знакомься. Ребята, это Леон. Ему разрешено приходить в гости… но только в кабинет и комнату отдыха. В хранилище и сейф ему нельзя.
DEX’ы обменялись пакетами данных, но Леон без приказа хозяйки от стенки не отошел. И Нина продолжила:
— Прикажите ему уже сесть… сейчас Фома придет. Вы хотели знать о Масленице… насколько я помню… а ему для боев киборг нужен…
Опять бои! Да когда же это кончится-то? Всё ещё стоящий у входа Леон перешёл в боевой режим – и Вася с Петей тоже включили боевой режим и встали рядом с Ниной.
Нина сделала вид, что так и должно быть, и продолжила:
— …чистая показуха и бесконтакт… на представлении будут дети, а детскую психику травмировать видом крови нельзя… вроде того. Так что… вот вам возможность поучаствовать не только в подготовке, но и в празднике. Тут важен процесс, а не результат… один DEX у Фомы есть, нужен второй… Леон, успокойся уже и сядь. И можно пить чай… с любым пирогом… и с сахаром. Ребята, тоже уймитесь, всё нормально. Леон не сорванный… обычная подержанная машина. А вот и Фома. Утро доброе… а где Фёдор?
— Приветствую собравшихся! Оставил дом охранять… непривычно ходить с охранником.
Нина объяснила, в чём дело, Фома обрадовался и тут же попросил у Карины — и получил сразу же — права управления на Леона. Третий уровень – но и этого оказалось достаточно.
И Леон, стараясь не спалиться ещё больше, подтвердил хозяйские права Фомы. Драться не хотелось, но сказать об этом не посмел. Выжил в армии, прошел через ад, когда избивали свои же – те, кого он прикрывал в бою – был выкуплен и отправлен на мирную планету… и опять бои! Показуха? Это сначала бесконтакт… может быть, а потом обязательно будет приказ бить… причем бить будут его.
Вместо Леона ответил Василий:
— Он не хочет участвовать в боях. Ему армии хватило.
— Васенька, если ему что-то не хочется или не нравится, он в состоянии сам сказать об этом, – совершенно спокойно ответила Нина. — Если он неразумен… а это скорее всего… то ему всё равно. А если разумен… то может сам сказать об этом. До Масленицы больше месяца. С двадцать третьего по двадцать шестое марта… есть время на подумать… и на признаться. Леон, если ты до праздника сам признаешься в разумности, никаких боев для тебя не будет… если сам не захочешь.
Мистер Робинсон задерживался…
Конечно, сейчас все провожают Мигеля. Один он тут, как запертый щенок. Даже подарок не успел подобрать, спасибо Рысь подсунула ему вылепленную из глины черепашку – вроде Донателло, хотя Сэм был не слишком в этом уверен… Разбираться в этих зеленых мордах он так и не научился. Зато Мигель порадовался – коллекция получилась.
Мистер Харвелл посмотрел на зверей с недоумением, но возражать не стал. Даже пообещал купить для черепашек специальный домик, так что Мигель расцвел…
И все пошли к воротам – провожать. А Сэма отослали. К психологу. Разбираться с дракой…
Проклятье, как же он так сглупил!
Снова и снова меряя шагами кабинет, Сэм двадцать раз успел выругать себя за вспыльчивость и потерю самоконтроля. Как зеленый новичок, честное слово! Как идиот… Привлек внимание к себе – раз, позволил эмоциям взять верх над разумом – два, нарвался на внеочередную беседу с мистером Робинсоном – три. А как смотрел отец… А что подумает Дин…
Проклятье!
Сэм сел в кресло и мрачно покосился на рыбок – те подплыли к стеклянной стенке аквариума и смотрели так, словно тоже хотели высказать свое неодобрение.
— Отстаньте, — пробормотал юноша машинально.
Рыбки величаво плеснули хвостиками и продолжили таращиться.
Вот черт…
— Не скучал? – мистер Робинсон подбросил в руке апельсин и не спрашивая, бросил его Сэму. – Это тебе. От Терри. Говорит, вся команда болеет за тебя. Садись, что встал? Будешь кофе?
Странноватое начало для выговора… Хотя… всякое бывает.
— Да, сэр.
Может быть, это для контраста? Бывало ж такое – сначала ласковый (слишком ласковый) голос, а потом… Нет, глупость. Это тебе не Прайд.
И все-таки выговор почему-то откладывался.
Пододвинув Сэму чашку, мистер Робинсон ни с того ни с сего завел историю про некую девушку, которая проживала в окрестностях Бостона году этак в тысяча восемьсот восемьдесят девятом. Накануне свадьбы девицу подло и бессердечно бросил жених (попросту завербовался в армию и удрал), а несчастная невеста, скончавшись по непонятным причинам, с горя обратилась в призрака. Вскоре местные жители позабыли про сон и покой. То ли девица при жизни обладала таким скверным характером (ведь не зря ж от нее жених сбежал!), то ли ее обозлило несостоявшееся супружество, но призрак «злосчастной Лауренсии» раз в год, 9 сентября, открывало настоящую охоту на молодых людей противоположного пола. В группу риска входили те, кому уже стукнуло восемнадцать и кто пока не окольцевался в местной церкви. Так что парни в городке по вполне понятным причинам спешили жениться пораньше.
За прошедшие сто с лишним лет призрак ничуть не поутих, невзирая на регулярные заупокойные молитвы и усилия местных священников. Священниками «злосчастная Лоуренсия» тоже не брезговала, основательно проредив их поголовье.
Охотники взялись за неутешную невесту где-то с год назад. К сожалению, они недооценили оперативность изголодавшейся по мужскому вниманию невесты-призрака. И восемнадцатилетнему Дину (только-только исполнилось!) стоило только выйти на улицу…
Он просто исчез.
Поскольку до сих пор все попавшие в недобрые руки призрака объекты мести погибали в первые же часы, до заката солнца, напарники Дина встали на дыбы. Ударный десант из разъяренного Джона и перепуганного Майкла прошерстил городок вдоль и поперек! К сожалению тогда, в конце девятнадцатого века, местные жители неясно с чего посчитали «злосчастную Лауренсию» самоубийцей и недолго думая, похоронили за кладбищенской оградой. Так что быстронайти труп шустрой покойницы не представлялось возможным.
Час за часом, теряя надежду, охотники переворачивали местный архив. Все ниже солнце за окном… Все меньше надежд увидеть Дина живым… Время истекало, и Джон плюнул на конспирацию. Даже не плюнул, а вслух послал ее в такое место, что местный священник перекрестился и удалился молиться во спасение души «несчастного грешника»… А заодно и за спасение жизни его сына…
Неизвестно, что святому отцу ответили Небеса, но помощь земная оказалась весьма существенной – уразумев, зачем в их город явились приезжие, местные жители возблагодарили судьбу и присоединились к поискам. На помощь охотникам пришел весь церковный хор, два местных полицейских, наличный персонал городского музея, а также выпускной класс школы (мужская половина), горячо надеющийся на помощь охотников и избавление от злобного призрака.
Первое упоминание о вероятном местонахождении могилы было найдено около девяти вечера… Джона пришлось удерживать, чтоб он не бросился туда немедленно. Через пять минут место уточнили, и, стараясь не думать, что солнце село полчаса назад, охотники ринулись по ночной улице… Еще через полчаса они были на месте. Отсчет пошел на минуты.
Отыскать сгладившийся еще лет пятьдесят назад могильный холмик…
Раскопать…
Посыпать солью…
Скорее, скорее, скорее…
Почти истлевшие кости вспыхивают веселым костерком… кто-то облегченно вздыхает… кто-то вполголоса бормочет молитву… А Дин? Где…
— Где он может быть? Где?
— Мистер Винчестер…
— Где?!
— Мистер Винчестер. Смотрите на вещи трезво… Закат был полтора часа назад. Он уже…
— Заткнись! Заткнись, слышишь?…. – Джон трясет сказавшего, с трудом удерживаясь от драки, — Заткнись!
Он кричит и бушует именно оттого, что понимает… и все они понимают…
Надежды нет.
— Где обычно… появляются… тела? – хрипло спрашивает Майк.
— Я покажу, — отзывается шериф…
Тело и правда там – безжизненно распластавшееся на заросшей старой площадке для танцев… Перехватывает горло. Даже Джон не бросается вперед, он молча смотрит на своего сына… В лунном свете под ветром шевелится трава… бросает на него легкие тени, и Дин кажется живым…
Дин…
Ну почему мы должны платить за…
— И долго мне так лежать? – вдруг слышится чей-то голос, — Черт, все тело затекло… Встать поможете или нет? Я еле вылез из этой чертовой дыры!
— А-а-а! – хором возопили и охотники, и горожане, дружно набрасываясь на заговорившее тело. Дина стискивали в объятиях, жали руку, щупали пульс и жадно расспрашивали…
Отдышавшись, Дин поведал о впечатлениях. Не слишком печатно, зато полно и эмоционально. Сам момент своего «исчезновения» он не запомнил. Сознание просто выключилось. Зато очень живо припоминалось, как психованная леди-призрак липла к нему, называя сначала «любимым Рональдом», а потом изменщиком и мерзавцем… Пока она не перешла к своему любимому номеру удушения «изменника» на месте, Дин с горя задал ей какой-то вопрос. Призрак остолбенела… Вдохновленный Дин отвесил ей комплимент, а потом стал расспрашивать о «той скотине, которая посмела бросить такую девушку»… «Злосчастная Лауренсия», видимо, решила подождать с удушением столь вежливого и понимающего парня. Наверное, это был первый в истории охотников случай, когда призраку успешно заговаривали зубы и вешали лапшу на уши в течение 3 часов! Пока злопамятная леди не испарилась, мать ее так!
Кофе кончился. История тоже. Сэм повертел в руках пустую чашку… Рассказ о брате достиг своей цели — увлек и заодно отвлек от неприятностей. Тяжелое предчувствие почему-то ушло, стало легче. Только вот зачем это? До сих пор мистер Робинсон никогда не ставил себе целью его развлекать.
— Гадаешь, зачем я это рассказал? – психолог отобрал чашку и подлил еще немного кофе.
— Да. Зачем?
— Подумай. Почему Дин остался жив? Конечно, из-за умения мыслить и поступать нестандартно. Но это и в тебе заложено, просто приглушено слегка. Скоро и ты сумеешь нас удивить… А почему еще? Почему призрак поддался на слова и уговоры?
— Потому что Дин умеет уговаривать?
Психолог почему-то улыбнулся.
— Верно. Умеет. Но не только. Он не потерял голову в критической ситуации и смог выбрать правильный вариант поведения. Не потерял самоконтроля. Понимаешь?
— Понимаю, — кивнул Сэм, — Вы про драку.
— Можешь объяснить, почему ты утратил самообладание настолько, что ввязался в нее?
Ну конечно…
— Он сказал… кое-что. И это… ну, вывело меня… из себя, — немного сбивчиво пояснил Сэм. Объяснять не хотелось до смерти… Да и не слишком тренирован он был в умении оправдываться. В Прайде никого не интересовали оправдания – только результат. Никакое оправдание не спасало, если задание оказывалось невыполненным… К тому же… Ну как он объяснит, почему так взъярился, услышав предложения Динго? Ведь тогда надо рассказать и про Дина… А это будет… нечестно. — Только не спрашивайте, что.
Психолог помолчал.
— Ну, вообще-то две версии я уже выслушал. Люка и этого… Алекса. И обе несколько противоречивы… особенно сильны расхождения в версиях о причинах драки. Динго, да? Похоже… Я его не курировал, но сей юноша – наглядное свидетельство тому, что вернувшаяся память не обязательно делает человека хорошим. Вопреки расхожему мнению, не все дети – маленькие ангелы. Среди них есть и воры, и убийцы, и прирожденные садисты, взять хоть классический пример с Джеком Роллсомом. Мальчик убил всю свою семью, когда ему самому не исполнилось еще и семи лет…
Так что… мы далеко не все принимаем на веру, Сэм.
— Правда? То есть… вы не верите Динго? Алексу.
— Разумеется, нет. Особенно в свете того, что рассказал Лукас.
Повисла пауза. Мистер Робинсон испытующе посмотрел на Сэма, но тот промолчал. Молчание – золото, а что думать о Люке, он не определился пока. Что Хорек натворил такого, что до сих пор боялся рассказать?
— Как же с вами непросто, ребята, — вдруг невесело усмехнулся психолог, — Практически два сознания в одном теле… взрослый негативный опыт… детское к этому отношение… Масса комплексов, некоторые совершенно дикие! Мы так боимся ошибиться, выверяем и просчитываем каждый шаг… И все же вы нам не доверяете. Даже вы с Люком. Знаешь, почему он поддался на шантаж? Помогал демонам захватить двух охотников. Стер соль и впустил.
«Там был один из ваших. Рыжик… стер соляную дорожку»… Так это был Хорек? Люк? Вот скотина! И молчал! А Дин почему тогда не… Стоп. Дин ничего не сказал. И не гнал рыжика, когда тот каждый день являлся к ним в гости. И пару раз подсунул какие-то лакомства… Смог простить?
«Когда вы уже поймете, и ты, и этот рыжий – вы не виноваты!»…
А и правда – виноваты? Разве Люк мог отказаться?
Учись у брата, Сэм…
— Ему приказали. Он… не виноват.
— Разумеется. Никто его и не винит. Что было, то прошло, и у него, и у тебя. Только вот… доверия хотелось бы побольше. Понимаешь? Мы не сможем помочь, если не знаем причин «болезни». Вот к примеру — ты не знаешь, откуда у Дина вдруг прорезалось нежелание раздеваться даже на врачебных осмотрах? Особенно в присутствии практиканта? Миссис Хиггинс не обманешь. Или, скажем, почему этот новенький – Джонатан – вовсе не стремится домой? И таких проблем много. Как помочь, если не знаешь истока проблемы?
— Я понимаю.
— Хорошо. Так что?
Почему-то стало жарко. Даже коленям стало горячо, а сердце… ощущение, что оно сжалось в тяжелый ком, и от его ударов почти больно… Снова не по себе. Но… но если так надо, то он готов. Он на многое готов ради того, чтобы в их маленькой семье все было хорошо.
— Я… постараюсь, — какой у него сейчас голос… чужой, хрипловатый, — Доверять. Спрашивайте.
Показалось, или психолог тоже перевел дыхание? Тоже волновался?
Но волнение, если оно и было, никак не сказалось на уверенно-спокойном голосе с доверительно-мягкой интонацией.
— Хорошо… Я рад. Тогда начнем. Начнем с того, что проявилось сегодня. Ты очень сдержанный юноша, Сэм. И если тебя так легко вывели из себя эти глупости, то не без причины. Верно? Вот причины меня интересуют. Расскажешь?
Когда совершенно вымотанный Сэм добрел до своей комнаты, ему не хотелось видеть никого – ни Люка с его извинениями, ни футболистов, ни отца, ни Рыси с Питером…
Лечь. Уткнуться лицом в подушку. Помолчать…
В ушах еще звучали обрывки непростого разговора.
«Это неправда…»
«Верю…»
«Он меня спас… Я верю только ему»
«Я сделаю для него все. Все, что он захочет».
«Такого никогда не будет. Я и Дин… Мы братья!»
«Нет… никогда»
Разговор выжал его досуха, измотал и оставил странное ощущение… нет, не пустоты, а какой-то легкости… Усталой легкости… Светлой.
Только б никто не трогал. Хоть полчаса. Ну хоть минут пятнадцать!
За дверью вдруг что-то грохнуло и сердитый голос Дина что-то рыкнул. Дин? Вернулся? Здорово. Только что он делает? Грохнуло снова, и… не может быть! Рыкнуло в ответ? Что происходит?!
Пинком распахнув дверь, Сэм влетает в комнату уже с пистолетом наизготовку…
Дин оборачивается к нему с каким-то растерянным выражением… На его руках – что-то типа кожаных наручников с железными заклепками… Наручники? Какого черта?
— Дин, что с тобой тво…
— Не стреляй! – торопливо вскрикивает брат, а из-под кровати Сэма тем временем лезет… ЧТО ЭТО?!
Серое, большое, бесформенное, оно все выползало и выползало, и у него не было ни глаз, ни рта…
— Что это…
Что это такое, черт возьми, и почему в него нельзя стрелять?
Серое, больше всего напоминавшее огромный клубок пушистых ниток, зарычало… с интересом обнюхало воздух… и повернуло морду к Сэму.
— Арррр?
— Тихо-тихо. Это Сэм, твой хозяин. Сэм, это Злодей. Тихо же ты!
— Хозяин?!…. Кого?
Нечто оставило попытки облизать лицо Дина и тряхнуло головой. В зарослях шерсти мелькнуло два любопытных глаза. Откуда-то появился хвост и весело завилял, приветствуя онемевшего «хозяина». Дин, воспользовавшись моментом, быстро нацепил на серый клубок «наручники», оказавшиеся ошейником…
— Видишь ли, старик, я тут ограбил приют для животных. Знакомься, это Злодей. Твой щенок.
Сэм окинул мохнатый подарочек потрясенным взглядом …
ЭТО щенок?
Что ж будет, когда он вырастет?!
— У тебя есть семья, в этом твоём Санкт-Петербурге? — спросила Рита, не поворачиваясь.
Ей не следовало об этом спрашивать, и я промолчал. Сделал вид, что сплю.
— Не прикидывайся. Я по дыханию слышу, что ты не спишь. Так есть у тебя семья на Земле? — повторила Рита, и я вспомнил, как совсем недавно этот же вопрос, только по-другому сформулированный, задала мне Ветка.
«Где ты пропадаешь четыре месяца в году? — спросила Светка, когда мы брели по заснеженному, безлюдному парку, подсвеченному огромной луной и редкими фонарями, и потому кажущемуся сказочно прекрасным. — Только не втюхивай мне про спецзадания, агента 007 и зарубежные командировки. Имей совесть, не держи меня за дуру.»
«Ты помнишь, что случалось с жёнами Синей Бороды, когда они совали нос в запретную комнату?» — спросил я, и тотчас пожалел о своих словах.
«Помню, — сказала Ветка. — Но у тебя нет бороды. Впрочем, с тобой ни в чём нельзя быть уверенной. Ладно, скажи, где пропадаешь, а потом убей, если оно того стоит. Не могу я больше так жить. — Она помолчала и, не дождавшись ответа, спросила: — Кстати, у тебя там есть женщина? Почему ты молчишь? Есть? Может, тебе с ней больше повезло, и она даже… подарила тебе сына? Или дочь?»
Что я мог ей ответить? Не мог же я рассказывать ей о Станции, Рите и химеридах? Или мог? Не про Риту, разумеется, а про Станцию и химеридов?..
За восемь лет совместной жизни Ветка не раз спрашивала меня о причинах моих ежегодных отлучек. И каждый раз я рассказывал ей новую, загодя придуманную байку. Однако в этот раз у меня не было настроения плести небылицы, и я рассказал правду, которую она, разумеется, приняла за очередную сказку. Это была страшная сказка, но она понравилась Ветке, потому что я правильно расставил акценты и не стал упоминать о том, что могло бы её огорчить.
Выглядело рассказанное в ту зимнюю ночь примерно так.
Вскоре после окончания института, отправившись в лес за грибами, я наткнулся на летающую тарелку. Будучи юным и легкомысленным, забрался в нее, она стартовала и доставила меня на космическую станцию, устроенную инопланетянами неподалеку от Земли. На Станции меня встретили три человека и эларец, которого звали Гэл.
«Мел?» — переспросила Ветка, и я сказал, что нет, звали его Гэл, он был в десять раз симпатичнее Мела Гибсона, и имел огромные изумрудные глаза. Если бы я сказал, что глаза у Гэла серые, нормального размера, это бы её разочаровало.
Гэл рассказал мне о назначении Станции, а группа поддержки, состоящая из таких же землян, как я, отвечала на мои каверзные вопросы. После беседы я согласился присоединиться к работавшим на Станции людям и два года проходил соответствующую подготовку, после чего мне было присвоено звание «перехватчика».
«И кого же ты перехватывал?» — спросила Ветка, напоминавшая мне порой ребёнка.
Несмотря на мои ежегодные исчезновения, она отчаянно хотела завести ребёнка. Мальчика или девочку — всё равно. Но не могла. Скверно сделанный в юности аборт не позволял ей иметь детей.
Я рассказал ей о химеридах, прилетавших в Солнечную систему из подпространства и питавшихся эмоциональной энергией землян. Если перехватчикам не удавалось уничтожить этих тварей, они высасывали из людей пси-энергию и так истощали их иммунную систему, что люди не могли противиться болезням и умирали. Так погибли когда-то обитатели Атлантиды. Вызванная их исчезновением техногенная катастрофа привела к тому, что кора земного шара сдвинулась относительно его центра и древний материк оказался под толстенным слоем снега и льда, получив впоследствии название «Антарктида».
«Ух ты!» — сказала Ветка и крепче ухватила меня за локоть… Она не боялась ходить со мной ночью по паркам, набережным каналов и дискотекам. Дважды к нам приставали какие-то придурки и мне приходилось лишать их памяти. Ментальный удар обладает замечательным свойством — превращая человека в безмозглое существо, он не нарушает работу внутренних органов, и единственным последствием его применения является получасовой провал в памяти. Зрелище ползающих на карачках мужиков, из раззявленных ртов которых текут слюни, не доставляло Ветке удовольствия, зато позволяло чувствовать себя со мной в безопасности…
Со времён гибели Атлантиды, продолжал я, химеридам не удавалось вволю попастись на орбите Земли. И всё же, случалось, они успевали куснуть от сладкого пирога. Тогда по Европе и другим материкам прокатывались пандемии холеры, оспы и чумы, уносившие иной раз до двух третей населения таких стран, как Франция, Италия и Германия. В начале двадцатого века это привело к пандемии инфлюэнцы — так называемой «испанки».
«Ну, ты и врать!» — восхитилась Ветка, и я не стал убеждать её, что говорю чистую правду. Впрочем, полуправда и есть самая страшная ложь, поскольку изобличить её труднее всего.
«А как вы перехватываете этих самых… химеридов?» — спросила Ветка и шмыгнула покрасневшим носом.
Она всё-таки успела замёрзнуть, и я пожалел, что не уговорил её надеть под пальто тёплую безрукавку.
«Мы используем аппараты, которые во много раз усиливают наше ментальное воздействие на химеридов, — сказал я. — Наш ментальный посыл сталкивается с энергией всасывания химеридов, и они взаимоуничтожаются, как лед и пламя. После чего химериды перестают существовать. Ведь эти твари не имеют формы, в привычном нам понимании. Они являются скоплением энергетических полей. Этаким сгустком энергий, исчезающим после нашего воздействия без следа. Поэтому с ними нельзя договориться, а обычное оружие не причиняет им вреда».
«Почему ты пишешь статьи для газет и журналов, а не фантастические романы?» — спросила Ветка. Я ответил, что мюнхгаузенов и без меня хватает, к тому же врать из любви к искусству — это одно, а за деньги — совсем другое. Мы посмеялись, и только подходя к дому, Ветка снова спросила: «А есть у тебя на Станции женщина?»
Я заверил её, что, разумеется, нет. Там работают только мужчины, поскольку у женщин совсем иной тип пси-энергии.
«Опять врёшь», — грустно сказала Ветка, и на этот раз она была права. Больше половины работающих на Станции — женщины. Но зачем уснащать сказку ненужными подробностями?..
— Сандро, ты будешь отвечать, когда с тобой разговаривают? — спросила Рита, и я, притворно зевнув, сказал сонным голосом:
— Ты нарушила мой первый, самый сладкий и крепкий сон.
— Я хочу знать, есть ли у тебя жена. И дети, — сказала Рита. — Прости, что разбудила, если ты и правда спал.
— У меня нет жены, — солгал я, хотя терпеть не могу говорить неправду.
— А я замужем, — сказала Маргарита и теснее прижалась ко мне спиной. — И теперь у нас будет ребёнок. Светленький, весь в тебя. Но это ничего, у моего мужа белокожая мать. Так что светлый цвет кожи ребёнка никого не удивит. Свекровь наверняка станет говорить, что он пошёл в неё, и будет гордиться этим. Она давно хочет иметь внука. Или внучку.
Рита была смуглокожей и жила в Бразилии. Я не спросил, как относится её муж к ежегодным четырёхмесячным отлучкам красавицы-жены. И как он отреагирует на появление ребенка. Мне не хотелось думать о её муже. Лучше бы Маргарита о нём не упоминала.
— Почему ты ни о чем не спрашиваешь меня? — спросила она. — Мог бы, например, поинтересоваться, есть ли у меня дети. Или порадоваться, что скоро станешь отцом.
— Я радуюсь, — сказал я. — Но пока ещё не проникся. Ты же знаешь, я малость туповат.
— Ты хитрый, лживый, любвеобильный самец, — сказала Рита и повернулась ко мне лицом. — Надеюсь, у меня родится сын. И он будет похож на тебя.
Я накрыл её губы своими, и больше она меня ни о чем не спрашивала.
2
За одиннадцать лет это был седьмой сигнал тревоги D-класса во время моего дежурства. Это означало, что химерид, вынырнувший на краю Солнечной системы, обладал тем же типом ментального потенциала, что я и ещё шесть человек, составлявших дежурную смену перехватчиков D-класса. Семь классов химеридов — семь дежурных смен по семь человек в каждой. Стало быть, всего дежурных перехватчиков на Станции сейчас 49. Остальные 98 дежурных находятся на Земле, работают или отдыхают. Если химерид окажется супером, или их будет несколько, мы успеем вызвать подмогу, связавшись со сменщиками нашего класса по информ-браслету. За ними будет послана летающая тарелка — скоростной индивидуальный модуль, предназначенный для доставки перехватчиков на Станцию, и мы встретим химеридов в полной боевой готовности.
Обычно нам не приходится вызывать подмогу. Химериды — «гасители жизни», предпочитают странствовать по Вселенной в одиночку и редко совершают налёты вдвоем, тем более втроем. Что же касается суперов, то их появление — ещё большая редкость, и Гэл, сдаётся мне, мечтает встретить хотя бы одного на протяжении своей жизни. И, хоть обитатели Элары живут по пятьсот с лишним лет, вряд ли ему повезёт: супергасителей в нашей части Вселенной почти не осталось.
Услышав сигнал тревоги, я забрался в боевой кокон, надвинул забрало умножителя на лицо, вложил запястья и щиколотки в фиксаторы и стал считывать возникшую перед глазами информацию.
Химерид D-класса возник на траектории Сатурна и вновь ушел в подпространство, чтобы вынырнуть в непосредственной близости от Земли. Или где-то в невообразимо отдаленном районе космоса. Такое тоже случалось, хотя и редко.
Эти твари даже из подпространства чуяли искажённую ауру Земли и слетались на пир, как стервятники на падаль. Не зря эларцы зовут их «космическими вампирами», или «космическими пиявками». Мы называем их химеридами из-за отсутствия формы, и каждый на своем экране моделирует образ этих тварей в соответствии со своим представлением о том, как должен выглядеть носитель абсолютного зла. Кто-то изображает их в виде чёрной кляксы, этакой безличной тучи; кто-то — в виде дракона или какой-нибудь омерзительной твари вроде помеси богомола с тарантулом. Ирэйя — ответственная за нашу психологическую подготовку — не возражает, полагая, что эти анимации вызывают у нас ассоциативную связь с компьютерными игрушками и снимают стресс, неизбежный при встрече с химеридом… Не знаю, не знаю. Времена, когда я испытывал от этого стресс, давно миновали.
На темном экране забрала высветились, помимо данных о химериде и о моём психофизическом состоянии, семь звёздочек. Команда перехватчиков в сборе. Теперь ждем.
Остальные обитатели Станции, не задействованные в гашении химерида, заняли места в адаптивном отсеке.
Рита взяла с собой незаконченную фигурку каймана, который в ближайшие дни украсит её и без того большую коллекцию. Очаровательных зверушек, вырезанных из палисандра, ореха, красного или чёрного дерева, она сдаёт на комиссию в арт-салоны — и так совмещает работу с хобби. На мой взгляд, зверьё у нее выходит на редкость симпатичное, но сама Рита относится к созданным ею фигуркам иронически, называя их поделками для эстетов. И жалуется, что нет в ней божественной искры, без которой ремесленнику, сколь бы искусен он ни был, не суждено стать художником. Она мечтала заниматься монументальной живописью, создавать фрески в стиле Риверы, Сикейроса и Ороско, а вместо этого вытачивает из дерева безделушки.
Каждый из обитателей Станции имеет хобби, которое, как правило, связано с работой, выполняемой на Земле. Я пишу статьи, Юра Бубкарис составляет библиографию литовской маринистики, Жаклин Фаризо занимается офортами, царапая виды Парижа на покрытых лаком цинковых пластинках, Артур Агранян трудится над монографией о грибах. Ведь, несмотря на ежедневные тренировки для поддержания формы, времени у нас тут хоть отбавляй, и потратить его хочется с пользой. В том, что наши хобби пересекаются с работой, нет ничего странного — возвращаясь на Землю, мы находим на своём банковском счету приличную сумму, позволяющую выбирать дело по вкусу, или не работать вообще. Тимоти Джонсон, например, ни о какой профессиональной деятельности даже слышать не желает — проводит дни и ночи на австралийских пляжах или в море, а когда надоедает серфинг, уходит под воду с аквалангом. О пребывании на Станции и охоте на химеридов он, пожимая плечами, говорит: «Работа как работа, мне нравится. Непыльная и хорошо оплачивается».
Я думал примерно так же, пока не провел положенный мне отпуск — чуть меньше семи месяцев, без учёта затраченного на дорогу времени, — на Эларе. Изредка Ирэйя рекомендует одному из перехватчиков посетить её родину, и, поскольку являющиеся мягкой формой приказа рекомендации нашего психолога, врача, психоаналитика и социолога принято неукоснительно претворять в жизнь, избранник отправляется на Элару. Какими соображениями руководствуется Ирэйя, давая свои рекомендации, неизвестно — но впечатления от посещения её родины остаются незабываемые.
Подобное потрясение я испытал дважды — когда увидел летающее блюдце и Гэл пригласил меня подняться на борт, и узнав, что люди, как и другие человекообразные расы, входящие в состав Содружества — результат деятельности эларцев, создававших на подходящих планетах зачатки новых цивилизаций путём прививки своих генов местным приматам. Но что-то у них на Земле не заладилось, и она никак не превратится в благополучный, благоустроенный мир, который не нуждается в защите от химеридов.
На Элару и другие миры Содружества, в которое входит три с половиной десятка обжитых человекообразными расами планет, химериды не нападают. У этих планет здоровая, если можно так выразиться, аура, хорошая иммунная система, и они представляют собой отменно функционирующие организмы, на которые космические вирусы нападать не решаются.
Побывав на Эларе, обитатели которой уже тысячи лет не пользуются деньгами, не знают войн и преступлений, я как-то по-другому взглянул на прежнюю жизнь. И на свою работу перехватчика. Возможно, если бы я не встретился там с Мо-э-ми, мне удалось бы сохранить лёгкое отношение к жизни, свойственное Тимоти Джонсону, и не задаваться вопросами, которыми по штату задаваться не положено…
«Я стараюсь не упускать случая пообщаться с землянами, прилетающими погостить на Элару, — сказала Мо-э-ми, когда мы парили над широкой сонной рекой, лениво струящей отливающие золотом воды среди лугов, покрытых пестрым цветочным ковром. Вернее, не сказала, а помыслила, поскольку эларцы давно освоили телепатию. Так же, как и левитацию — выданный мне антигравитационный пояс использовался здесь только детьми, для подстраховки. А пси-сканер — серебряный обруч, отдалённо похожий на корону, был предназначен для общения с обитателями иных миров. — Вы единственные не вписываетесь в концепцию Гооторы — важной составляющей нашей программы освоения Галактики».
Я поинтересовался, о какой из концепций Гооторы идёт речь, поскольку деятель этот, живший на Эларе задолго до появления на Земле первых человекообразных, успел наследить в разных областях науки, а перехватчиков на Станции не слишком-то загружали теорией. Что, как я теперь понимаю, было в высшей степени гуманно.
«В основу Колонизаторской концепции была положена мысль, что в процессе развития любая цивилизация достигает гармонии отношений между нравственным уровнем общества и того, что вы называете техническим прогрессом. Земля, к сожалению, является исключением из этого правила, — телепатемы Мо-э-ми передавали интонации голоса цветом и изобиловали разнообразными оттенками, так что нетрудно было различить дружелюбное подтрунивание, иронию, печаль или радость. — Тем интереснее нам знать, как воспринимает наш мир человек, живущий на планете, треть населения которой голодает, а каждый десятый страдает от ожирения, где ни на мгновение не утихают войны; существуют тюрьмы и лагеря; по улицам бродят маньяки… И людям доставляет радость приносить своим близким страдания».
Я попытался объяснить Ми, что всё не совсем так, однако не преуспел в этом.
Мы опустились на высокий, поросший травой холм, с которого открывался прекрасный вид на излучину реки, обгрызшей его с одной стороны так, что он напоминал половинку круглого хлеба. Устав от умных разговоров, я предложил Ми сыграть в детскую игру с выкидыванием пальцев: «камень-ножницы-простыня». Она согласилась. И я, так же, как и во время игры в «ладушки» — кто по чьей ладони успеет хлопнуть первым, которой сам же ее научил, — позорно проиграл.
Иногда мне казалось, что Ми изучает меня, как редкий экспонат, — одна из её профессий была исторический биолог. Или биоисторик. А может, психобионик. Я так и не понял, поскольку на Земле такой профессии не существует. Да и не слишком пытался понять.
Эларцы, несмотря на тёмную кожу, похожи на светлых богов: улыбчивые, предупредительные и бесконечно далекие. Я чувствовал себя так, словно снова стал малышом и донимаю взрослых дурацкими вопросами. Добрые, внимательные и снисходительные к моей… э-э-э… неосведомленности взрослые стараются удовлетворить мое любопытство и говорить со мной на доступном мне языке, вот только толку от их стараний мало. В лучшем случае я понимал четверть того, что они говорят, и в этом отношении Ми стала счастливым исключением. Я понимал почти все её телепатемы, если не пытался копать вглубь. Из чего следовало, что половину сказанного ею я понимал неправильно…
— Пойдем купаться! — предложила Ми, и, не дожидаясь ответа, одним движением выскользнув из светло-желтого комбинезона, прекрасно оттенявшего ее тёмную, с фиолетовым отливом кожу, с разбега прыгнула в реку.
Я последовал за ней, переполненный чувством беспричинной радости, отголоски которой испытывал всякий раз, вспоминая стремительный полет со своей странной подругой, всемогущей и хрупкой, мудрой и бесшабашной, словно в её поджаром, мускулистом теле прекрасно уживались два человека…
Мне не доводилось слышать, чтобы кто-то из перехватчиков побывал на Эларе дважды. Во-первых, она слишком далеко от Земли — в случае нужды на подмогу оттуда нужного перехватчика не вызовешь. А во-вторых… к хорошему привыкаешь слишком быстро. После Элары я чувствовал себя не слишком, скажем так, комфортно на Земле. Хотя кое-кто из наших считает, что жить в зазеркалье — чересчур утомительное занятие и привыкнуть к тамошним чудесам землянин будет не в состоянии даже через сотню лет.
В чём-то они, безусловно, правы. Эларцы, за исключением тех, кто часто общается с землянами, а это, в основном, учёные, гостящие на Станции по полгода, а то и больше, не похожи на людей. Имея схожее устройство тел — сторонники теории панспермии были правы, и генные инженеры при колонизации лишь ускорили процесс превращения приматов в людей, они отличаются от нас мимикой, жестикуляцией, манерой общения, поведенческими стереотипами и многим другим. Чтобы облегчить контакт, эларцы адаптируют к нашему восприятию не только свои имена, название родной планеты, но и внешность. Услышав от меня, что героинями наших женских романов являются рыжеволосые зеленоглазые девы с большим бюстом и узкой талией, Мо-э-ми на следующий день предстала передо мной именно в таком виде, повергнув в изумление, граничащее с шоком. К несчастью, я забыл сказать, какого цвета должна быть кожа героинь, и Ми осталась темнокожей, что, в сочетании с рыжими волосами и зелёными глазами производило ошеломляющий эффект.
«Полчаса перед зеркалом — и любой из нас может изменить свою внешность, — заверила она меня, — умение управлять своим телом вошло в курс основных школьных предметов. Самое трудное при этом — научиться изменять цвет и фактуру волос.»
Ни Гэл, ни Ирэйя ни разу не проделывали такой фокус на Станции, не желая, по-видимому, травмировать психику перехватчиков и подчеркивать существующие между нами различия.
… Ми стрелой вылетела из воды и, взмыв над рекой, опустилась на вершине холма. Врубив антиграв, я тоже вырвался из речных объятий и, приземлившись подле Ми, попал в её объятия. Или она — в мои.
«Могучий лев и трепетная лань». Впрочем, кто из нас был львом, а кто ланью — это ещё вопрос…
А потом она запела чудную, не похожую на те, что мне приходилось слышать раньше, песню без слов. Есть какое-то специфическое название у такого пения, но оно вылетело у меня из головы. Впрочем, не в названии суть. Казалось, вместе с Ми пело высокое небо, прикрытое на западе легким флером облаков, и река с поразительно чистой и вкусной водой, и луга, что пахли Эларой…
Тревожно загудел зуммер, и на экране забрала высветилось сообщение о том, что химерид вынырнул из подпространства вблизи Земли. Кибермозг, запеленговав его и вычислив оптимальную точку для сближения, бросил Станцию на перехват. В запястья мои впились безинъекционные присоски кибермеда, автоматически включились противоперегрузочные компенсаторы, и меня объяла спасительная тьма.
3
До начала спарринга с химеридом оставалось двадцать пять минут. Процедура эта прекрасно отработана и не дает сбоев. С вывалившейся из подпространства тварью мы обычно справляемся в течение полутора-двух часов, и, если раньше я волновался перед каждым боем, то теперь сохраняю спокойствие, граничащее со скукой. Со скукой и безнадёжностью, сравнимой с той, что, вероятно, испытывали Данаиды, Сизиф и безымянная падчерица, по приказу злой мачехи носившая воду в решете. Кстати, не были ли эти персонажи придуманы кем-то из перехватчиков, живших за сотни, а то и за тысячи лет до меня?
Естественно, знания о химеридах и перехватчиках не могли не просочиться в человеческую среду, и должны были как-то отразиться в легендах и мифах. Возможно, именно поэтому мотив борьбы Добрых и Злых богов присутствует в любой религии. Почему бы не предположить, что предания о химеридах претворились, например, в скандинавской мифологии в истории о злобных ледяных великанах, огромном волке Фенрире, владычице страны мертвых Хель и прочих отрицательных персонажах, сражавшихся на стороне хаоса? Ибо в наших глазах химериды — безусловно, порождения хаоса, уничтожающие любую разумную жизнь.
Ближе других к пониманию потусторонних, или лучше сказать, космических сил был Лавкрафт, создавший цикл повестей и рассказов о Великих Старых Богах: Ктулху, Хастуре, Ллойгоре, Жхаре, Итакве, Ньярлатотепе и прочих. Потому-то кое-кто из наших называет химеридов порождениями Хастура — мифологической твари, приходящей из космической бездны. Или детьми Хастура, которые и впрямь появляются из гибельных пучин подпространства, куда корабли Содружества не смеют углубляться, опасливо проносясь по кромке, несмотря на стремление сократить чудовищные расстояния, разделяющие обжитые человекообразными расами миры.
В последние годы я редко читаю художественную литературу, но Лавкрафта прочитал и поразился той обреченности, с которой он воспринимал действительность…
Было ли это сверхчувственное видение присутствия неких иррациональных, враждебных разуму сил, рыщущих по Вселенной в поисках добычи, или он, подобно мне, знал о дамокловом мече, который будет занесен над Землей до тех пор, пока аура её не просветлеет?..
Я прислушался к ощущениям и убедился, что регулярные тренировки не прошли даром. Тело моё, повинуясь команде, застыло, заледенело, превратилось в скорлупу, тонкую оболочку, внутри которой хаотические вихри энергий сплетались в жёсткую спираль; та уплотнялась, скручивалась всё туже, сжималась всё сильнее — чтобы в нужный момент распрямиться и ударить.
Как-то раз, когда Ветка особенно достала меня расспросами о моих ежегодных отлучках, я, чтобы чуток окоротить её, показал фокус-покус с использованием одного из видов энергий, аккумулируемых перехватчиками. Дело было на Карельском перешейке, где мы разбили палатку на берегу безымянного озера: нависшая над водой гранитная глыба взорвалась от энергетического удара, словно сотня ручных гранат. Зрелище было эффектным и надолго отбило у Ветки желание изводить меня иезуитскими вопросами.
Да-а-а, хорошее было времечко… Тогда я ещё резвился, словно щенок, силы бурлили во мне, как вода в кипящем котелке, я чувствовал себя избранным и всемогущим. Мне казалось, стоит лишь поднапрячься, и я осчастливлю не только Ветку, но и весь мир…
Я не сразу заметил, что тихонько напеваю себе под нос — каждому присущи свои маленькие слабости:
Я верю, друзья, караваны ракет
Помчат нас вперед от звезды до звезды,
На пыльных тропинках далеких планет
Останутся наши следы…
А заметив, тут же перестал петь.
Во-первых, на боевом посту петь не положено, а во-вторых… Увы, караваны ракет не помчат ни нас, ни наших потомков «от звезды до звезды». Дни нашей цивилизации, судя по всему, «сочтены в мале», и вряд ли даже мудрые эларцы сумеют предотвратить её закат…
Очевидная причина этого — учащающиеся с каждым десятилетием нападения химеридов, вызванные тем, что аура, создаваемая человечеством, по мере его количественного роста всё сильнее темнеет. Люди не становятся лучше, а население планеты растет в геометрической прогрессии. В течение двадцатого века население Земли выросло в четыре раза, с полутора миллиардов человек до шести с половиной. Согласно прогнозам демографов, к середине двадцать первого века оно увеличится до девяти миллиардов…
Соответственно, гнильцой от планеты попахивает всё сильнее, что привлекает стервятников из самых отдалённых уголков бездонной черноты космоса. Оптимистов, вроде Жаклин Фаризо, это не пугает, ведь и потенциальных перехватчиков, паранормальные способности которых находятся в латентном состоянии и пробуждаются на Станции искусственно, год от года рождается всё больше, и недостатка в этих живых орудиях, незаменимых в борьбе с химеридами, не предвидится.
Так-то оно так, кто бы спорил? Необходимыми для уничтожения химеридов способностями обладает едва ли не каждый второй землянин, просто у одних разбудить их легче, у других — труднее. Можно увеличить количество перехватчиков на Станции, или даже создать вторую, третью, четвёртую Станцию для борьбы с незваными гостями из гибельной жути подпространства, но решит ли это видимую невооруженным глазом проблему? Если эманации испускаемого ноосферой планеты зла увеличиваются пропорционально росту населения планеты, то возникает законный вопрос — надо ли её спасать?
На то, что люди изменятся, надежды нет. Они не желают меняться, в этом убедила меня работа журналистом и реакция читателей на самые злободневные статьи. Не изменятся они ещё и потому, что угодливые СМИ кормят читателя остреньким — «жареным» и «клубничкой», после чего остальное уже кажется слишком пресным и почти несъедобным.
«Ты хороший человек, но плохой журналист, — сказала Ветка, прочитав мою очередную статью, называвшуюся «Рыбий дом». — Вот если бы ты написал серию статей про маньяков, да ещё с подробным описанием всех совершённых ими злодеяний, тогда…»
Той статьей я очень гордился. Я был в состоянии авторского восторга, того самого, пребывая в котором, по случаю, кажется, завершения «Бориса Годунова», Александр Сергеевич, двойной мой тезка, с воплем: «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!» — швырнул перо в стену.
Гордиться было чем. Узнав о том, что на Каспийском море проводится уникальный эксперимент, я списался с создателям «Рыбьего дома» и напросился в гости. Задача, которую решала группа тамошних учёных, выглядела впечатляюще — найти способ насыщения морской воды кислородом, который обладает способностью быстро окислять и таким образом уничтожать загрязнения. Три грамма кислорода на один грамм нефти… Учёные устроили сложный рельеф дна: опустили на дно бетонные блоки — своеобразные рифы. За год блоки обросли водорослями, содержание кислорода рядом с ними стало в полтора раза больше, чем в соседних слоях воды; вокруг появились косяки рыб…
Писать статьи на живом материале — штука дорогая, не каждой редакции по карману посылать журналиста на место событий. Но я-то могу себе позволить такую роскошь — и статья, на мой взгляд, вышла любопытная. Казалось бы. Но редактор еженедельника, где я публиковался, в восторг не пришёл. Более того, посоветовал писать о чем-нибудь более актуальном. «Журналистское расследование — вот путь к кошельку и сердцу читателя! — изрёк он, вздымая ухоженный указательный палец. Не просто палец — перст указующий. — Грохнули давеча директора ликёро-водочного завода — вот это тема! Есть где порезвиться, даже не вылезая из-за компьютера. Аналогичные случаи поискать, пошерстить, что о них умные люди писали, и бахнуть статьи три-четыре…» Он мечтательно прикрыл глаза, а вернувшись с небес на землю, со вздохом подытожил: «Ну, рыбы так рыбы, найдём и для них «подвал».
Аналогичные разговоры происходили и прежде, но именно этот оказался переломным, и после него я написал статью об эвакуаторах, которые прикормились около детской больницы. Повела мамаша больного ребёнка на госпитализацию, а её машину — цоп! — и эвакуировали, за то, что оставлена не там, где надо. А поскольку стоянок для машин у больницы не предусмотрено… Вроде бы, в тему. Остро, не про рыб. К сожалению, это оказалась последняя моя статья, опубликованная в том славном еженедельнике.
Но были ведь и другие газеты и журналы!
После полутора дюжин таких статей «не про рыб» я вдруг обнаружил, что круг изданий, в которых мои очерки всё ещё готовы печатать, катастрофически сузился. Иллюзий по поводу «свободы слова» и прочих пёстрых, блескучих фантиков у меня и прежде не было. Но не было прежде и ощущения того, что ложь пронизывает окружающую действительность, подобно тому, как корни растения — землю в тесном горшке. Хуже того, я почти физически чувствовал, что рано или поздно либо растение должно погибнуть, либо корни должны разорвать горшок…
О том, что мир катится в пропасть, говорили на заре христианства первые священнослужители, пели древние скальды, предрекая кто Рагнарёк, кто Апокалипсис. Скверный конец нашей цивилизации предсказывает и большая часть учёных, но это, в общем-то, никого не волнует. Также как и то, что каждый из нас смертен. Все там будем, легкомысленно отмахиваемся мы, пока не столкнёмся с безносой лицом к лицу и не заглянем в её пустые глазницы. И вот тогда-то всё вдруг становится с ног на голову. Нечто подобное человек испытывает, когда общеизвестный факт, что мир наш, с каждым годом набирая ускорение, несётся к гибели, доходит до него как кошмарная и непреложная истина. Истина, вызывающая оторопь, отупляющее чувство безнадёжности, безвыходности, бесцельности — как всего сущего, так и собственного существования. На простенький вопрос: Как с этим ощущением бессмысленности мироздания жить? — не дал вразумительного ответа ни один из сонма философов, веками растекавшихся мыслью по древу и развлекавшихся пустопорожней игрой ума…
И надо было совершенно утратить чувство реальности, чтобы потребовать ответа на этот вопрос у Ветки, затащив её гулять по Петроградской стороне.