Но назавтра не вышло.
— Александрррррра!
Я подскочила. Че такое? Ой-е, ни фига себе глюки!
— Доброе утро! — сказал белый дракон. — Ты почему еще спишь? На учебу пора!
Ой, нет…
Только не это!
— Я спать хочу! Сколько времени?
— Четверть часа до рассвета. Подъем! Нам надо успеть в…
— До рассвета?! До?! Ни за ч…
Повозмущаться не дали. Белый дракон вытряхнул меня из кровати, как помаду из косметички, шлепнул себе на спину, прижал крылом и рванул с места, как будто ему не тысяча лет, а двадцатник. И к тому ж под экстази. Во скорость…Пещера кончилась за две секунды, под ноги прыгнула каменная площадка, а потом я как-то оказалась в воздухе и еле успела крылья раскрыть, чтоб вниз не брякнуться.
— Есть скорость реакции, — выдал белый дракон откуда-то снизу…
Че?
Это где… он?
Внизу. Прямо под моими ногами проплыла белая спина — кажется, на нее можно приземлиться, как на вертолетную площадку. В голове малость прояснилось. Ага. Это я лечу уже. И он летит… Брр, холодно, я еще не успела привыкнуть к… Эй, а куда мы летим?
— На обзорную гору! — громыхнуло рядом, — и белоснежный дракон неторопливо всплыл рядом, как громадный дельтакрэк… нет, как это… дельтаплан, вот.
— Зачем?
— Учиться! Ты ведь Аррихара не проходила?
— Чего?
— Прибавь скорость! Я хочу знать, на что ты способна.
Дальше я выяснять не стала. И спорить тоже. Как-то… не захотелось. Поспорь с таким — себе дороже выйдет. Вообще-то… все не так плохо. Ну, по сравнению со всем остальным.
Александра — мышка уже была? Была. Александра — крупная мышь с крыльями была? Ну а как же.
А теперь будет «Александра-ученая».
Ну а что делать?
Обзорная скала, само собой, пряталась где-то у черта на куличках. И добрались мы туда как раз к рассвету.
К тому времени сон из головы уже выветрился, и не только сон — у меня просто язык на плечо свесился, от усталости. Гнала на скорости, как попросил мой крылатый учитель, а от этого так выматываешься — прям как от трех часов фитнеса.
И знаете, что я услышала, когда мы до этой самой скалы?
Ложись и расслабься!
Вот скажите, стоило из-за этого лететь черте куда и вскакивать черте когда? И тут холодно! И я не хочу! И вообще… Только спорить с этим — все равно что иномарке с самосвалом. Пришлось ложиться. Прямо на камень животом. Странный камень какой-то… и сама скала смотрится чудно. Очень ровная площадка — полированная почти. Вокруг стеночки тонкие полуоткрыты. Как лепестки у цветка. Один лепесток ниже других — как от ветра отогнулся. Но он же тоненький! Как туда голову класть?
— Не так. Голову вон туда, на эту выемку. Крылья — в стороны. Шире. Хвост чуть прямее. И смотри на солнце… Нет, глаза прищурь.
— Как?
— Ну веки оставь открытыми, а защитную пленку затемни. Ниже. Так… а теперь смотри… смотри… Солнце — тоже Пламя. Наше пламя… Смотри, Александра. Смотри…
Куда? Куда смотреть? Расслабиться не получалось. Хвост с площадки свешивался — не вмещался никак, и крыло с чего-то взялось побаливать — то, сломанное.
— Сосредоточься.
Арррр! Чтоб ваши непонятные арихари в ***…
— Александра! — в голосе старейшего как гром ворчит. И на спину ложится крыло. — Смотри. Просто смотри…
Эх, ладно. Смотрим на солнце. Интересно, а у драконов от него морщинки бывают? О-о… А это что? Что творится? С этим солнцем что-то не так! Или со мной…
Солнце увеличивается.
Придвигается.
И в этих лучах я… таю.
Таять? Стоп!
Эй!
Стойте!
Мы так не договаривались! Эй!… Эй… но голос куда-то подевался. Растаял вместе с площадкой и арихарями…
Солнце просветило меня целиком. Будто я — птичье перышко. И голову закружило… Ой… что это? Как будто… ну я не знаю… в животе кола пенится? Нет… как будто внутри распускается цветок… Ух, ты…
Как круто!
— Александра! Александра, вставай. Просыпайся же! — громыхало над ухом. — О пламя изначальное, первый раз встречаю дракона, который засыпает во время проверки энергоструктуры… Александра!
— Что?
— Вставай.
— Еще минуточку… — пробормотала я, выискивая, куда, твою косметичку, задевалось мое любимое эксклюзивное одеялко… надо попросить папу, чтоб нанял мне ночную горничную, чтоб одеяло ночью поправляла… а то вечно ищу его по всей кровати…
Кровать затрясло. Меня тоже. Так, что глаза живо раскрылись — землетрясение, что ли? Мы как-то с подружкой попали, в Калифорнию нас занесло, в город, где старик Шварц всем заправляет, так впечатлений набрались до обалдения. И не от Шварца совсем. Подумаешь, Шварц, в фильме на него куда прикольней смотреть. А вот землетрясение — это крутая штука! Только стремная… Так о чем это я?
Ага. Значит, открываю я глаза…
Нет, это не Голливуд. И ни Шварца, ни Брэда Пита я тут не дождусь… Я не дома. Не дома, не дома, не дома… во сне как-то забываешь, кто ты и где ты, а как проснешься… Ох, твою косметичку, долго я еще буду так просыпаться? Раньше хоть Рик рядом был.
Рик обещал вернуть меня домой. Дед Гэл говорил, что надо постараться свою тоску по дому заглушить чем-нибудь (только не пивом, очень прошу, госпожа Александра). Приемный папа говорил, что я обязательно вернусь к своей настоящей семье, правда-правда. А пока он постарается заменить мне папу…
Он заменял. И я приспособилась, правда — здешняя жизнь даже и получше в чем-то, интересней так уж точно. Приключения, новая семья, Рик… магия эта, чтоб ее! С ней точно жить нескучно.
Но иногда тоска так хватает за горло… особенно после снов про дом. И хочется сунуть голову под крыло и хоть пару минут ничего не видеть, ничего не слышать. Совсем. Всхлип…
Ой, блин. Лучше б это было землетрясение.
Драконий педагог взялся за меня всерьез.
В натуре!
Выдергивал из пещеры на рано-рано, я еще и проснуться толком не успевала, впихивал в озеро освежиться и тащил то в горы, то на какой-то Огненный пик (тож гора, но крутая и острая — два дракона, к примеру, на вершине никак уместиться не смогут), то на Ледяное Поле (тоже в горах, хоть и не в наших ), то в пещеру свою волок и часами заставлял огонь вдыхать-выдыхать, вдыхать-выдыхать — пока чешуя дыбом не вставала. То среди ночи разбудит и заставит повторять «Наставление о драконах, детях Солнечного Пламени».
Представляете?
…Александра, хвост прямее. И запомни: когда пытаешься защититься от чего-то, позвоночник должен быть прям, как полет — чтобы чуждое волшебство или дыхание стекло прочь, и быстро.
…Нет, ты путаешь «алое» и «багряное». При этих условиях пламя должно быть багряным, и поправь фокус.
…Нет, не так. Еще раз. Еще раз. Александра, где твоя наблюдательность? Повторяю еще раз, следи внимательно за положением крыльев…
… Пламя Изначальное, за что ты послало мне такую рассеянную ученицу?
… Агарру Радужное Крыло наследовала Эррита Снежный Гребень, глава клана Гранитных Кряжей. Александра, я сказал «кряжей», а не «грязей», как это можно спутать? Эррита Снежный Гребень заключила договор с тремя близлежащими королевствами, в силу которого короли и маги брали на себя обязательства…
… Александра… о Пламя… да как это вообще получилось? Это вообще невозможно с любой точки зрения! У нас нет прикладной магии, и даже Верховный не может заставить ползать шкуры по своей пещере! Прекрати хихикать, это не смешно! Ты только посмотри, они же сейчас выползут во двор! Не хихикай, кому говорю, а лови! Вот так. А теперь давай-ка уточним, какой это порошочек ты в костер сыпанула?
… Нет, дорогая моя ученица, защиту от телепатии мы пока отложим. На попозже…
…Подъем! Что значит — не могу? Подъем, дракон! А-а… ну, покажи крыло. Да, надо отдохнуть. Сегодня никуда не полетим, будем проходить первую помощь при ушибах, переломах, растяжениях, вывихах, травмах по… что значит — уже не болит?! Ну уж нет, это надо знать, так или иначе. Ну, ученица, изволь-ка глянуть вот сюда… что за фокусы? Ты еще в обморок упади! Александра! Ну-ка, ну-ка, быстренько, приходим в себя. И что тебя так напугало, позволь спросить? Александра, этот «дракон в разрезе» — всего лишь макет со строением внутренних органов!
…Александррррррра! А ну-ка, живо объясни, зачем ты полезла в ту пещеру? Что значит, ты хотела видеть, как растут красильные грибы? Какая косметика! Ну какая может быть косметика, а? Вот не надо мне разъяснять, я бывал в городах и насмотрелся. Ты мне скажи, зачем тытуда полезла! Ага. Все равно не понимаю. Желание помочь подруге — это конечно, похвально, но вот легкомыслие… Красильными грибами занимаются профессионалы, а не зеленые малолетки! Разницу тебе объяснить? Профессионалы-красильщики и профессионалы-грибоводы работают с грибами в специальных негорючих масках! Потому что там, в воздухе, грибные споры! Нет, Александра, грибы не ругаются! Я сказал — споры! Семена грибные! Ах, ты не знала… но ты должна была знать, что в ту пещеру просто так не лезут? И скажи мне, пожалуйста, кто такие гоблины? Что значит — какие? Те, кого ты пыталась ловить в несчастной пещере красильщиков, когда надышалась грибными спорами! Грибоводам тоже интересно, из-за чего им восстанавливать два чана и ящики для грибницы!
…Александра, процитируй седьмое положение Кодекса о патронаже. А про обязанности патрона не забыла? Вот именно — оберегать. Разумеется, ты обязана знать. В драконьих землях обязанность патрона возлагается именно на дракона, так же как в землях людей патроном, вполне естественно, становится человек. Так что подбери хвост и марш доучивать!
Я стала путать, где сон, а где настоящее — потому что и там, и там передо мной могла появиться драконья голова с черно-золотыми глазами и начать вычитывать очередное правило поведения «достойного представителя Племени Драконов».
Первый раз в жизни я почувствовала, что учусь. Ни одного свободного вечера (особенно после грибов). На мою голову падали договоры, классификации пламени, способы защит, приемы драки по-драконьи — ну чтоб от диких отбиваться, если что. Передышка и снова: карта мира, перечень запретных мест, способы защиты от Златых мантий, от дикой стаи, от черте чего черте с чем. Мне даже снилась учеба.
Но я не шипела и не брыкалась.
Не только потому что белый Старейшина был такой уж сильный. Приемный папа не слабее.
Может, потому, что он думал про меня, когда учил, а не про то, сколько бабок отвалит ему папа, если он дочке втолкует что надо. А может, потому что он ни разу не назвал меня ни дурой, ни тупицей, ни идиоткой. Рассеянной, беспамятной, ленивой — сколько раз. А вот про мозги мои — ни разу не высказался. Так что понемногу, по чуть-чуть, мне становилось понятней, как тут жить. Если, конечно, не получится попасть домой.
Рик же обещал…
Хотя я… ох, уже и не знаю, что больше хочу.
Вы знаете, что у драконов тут интересная жизнь? Они работают картографами, врачами, курьерами, на продажу многое выращивают… И с магами работают. А как тут детей любят! Было б на свете побольше драконьих племен — в мире б не осталось ни одного потерянного ребенка…
А знаете, что тут больше ста лет ни одной войны не было? Банды и бесконечные стычки в двух запретных королевствах не в счет. Для нас, драконов, запретных. Тетне и Граззи — на востоке они находятся. Когда-нибудь Ковен соберется с силами и все-таки наведет там порядок. А то оттуда вечно то банды приходят, то в рабы кого-то уворовывают, то вон Златые мантии, говорят, там собираются окопаться, хоть там магами лучше не быть, их там не любят и все норовят обрядить в намордники… тьфу ты черт, в ошейники, а то и вовсе прикончить. И яйца-детеныши пропадали раньше у тех общин, которые к ним близко жили… И маги пропадали, кстати…
И все-таки, пусть тут не доищешься косметики и бегают всякие придурочные маги, пускай нет ни телека, ни массажистов, а все ж таки… интересно.
И еще сны… мне постоянно снились сны…
И не только про учебу.
Рик, Ковен, дед Гаэли — у него тоже теперь ученики были, студенты. Не знаю, так или нет, но очень эти сны на правду похожи.
Из них я узнавала, что Ковен все еще в напряге. Эпидемии погасили, хоть и с огромным трудом, а маги все равно на нервах — почему? Почему в городах устроили поголовную проверку магов всех степеней, почему есть приказ на проверку крепостей… и почему из племени срочно улетели «на заработки» сразу трое взрослых? Это уже не во сне, в реале!
И всем почему-то показали вход в Кладовки. Это пещеры такие, очень глубоко находятся, там запасы хранятся на черный день. Верней, на черное десятилетие. Запас солидный, даже с расчетом на драконий аппетит. Белый Старейшина меня туда десять раз водил, пока дорогу не запомнила. А Гарри шепнул, что вход в такие «запасные» пещерки только хранитель-хранительница знают. Обычно. А что теперь?
Что ж творится…
Ох, шаман.
Что ж ты мне наврал, Рик…
Зачем сюда спровадил?
Как спрятал…
Ты прям как папа мой. Тот вечно мне — дочура, все в порядке, все нормально… почему охранники не дали в бассейн поехать? Да что ты не видала в том бассейне, завтра свой выроем, послезавтра поплаваешь, и вообще, какой бассейн, в твоей ванной подлодка плавать может… Почему решетки на окнах ставлю и стекла пуленепробиваемые? А у нас с конкурентами маленькие разногласия. Скоро все утрясется, и все тип-топ будет. А пока будь лапочкой и посиди дома…
И вот что, я от всего этого должна домой смыться? От этой моей новой семьи приемной, которые недавно попробовали для меня салатик найти? От Нидирэ и Йорке, от молодоженов наших, что на третий день из пещеры выползли с такими обалденно счастливыми физиономиями, что на них все племя слетелось любоваться? От моего учителя? Он, между прочим, меня похвалил недавно.
От Рика…
— Александра! Эй, ты что, уснула?
— А?
Я очнулась. Ох, что это я… Сижу на берегу Девичьей Купели, озерца нашего, а меня Миррина теребит.
— Эй, ты забыла? Нам же пора. Ну на Прием, помнишь?
А, ну да…
Дикие, что меня помяли, все это время в клане Песчаных пещер воспитывались. Там таких умели приводить в норму и разъяснять, как должен себя вести нормальный дракон. На это у них обычно месяца три-четыре уходило. А потом бывшие дикари нормальными становились и спокойно жили среди своих, никого не обижая. Что? Ну да, я тут уже три месяца.
Хоть празднуй…
Ну ладно, нам пора. Куда? Принимать в стаю одного из этих… что меня помяли. Зеленого. Он к нам в клан попросился жить.
— Ты идешь?
— Ага, — я плеснула себе в лицо водички, потянулась и заметила, что Миррина не торопится становиться на крыло. Замерла, вверх смотрит.
— Ты что?
— Нет, ничего… Просто… Странно, а почему небо такое красное?
Боевая программа обычного военного DEX’а не содержит данных об операциях в городских условиях. Эта версия ставится на специализированную линейку, выпускающуюся для спецподразделения и полиции. Также в программе DEX’а, хоть военного, хоть полицейского, не заложен сценарий, как ему слиться с людской толпой. Поэтому он просто не понимал, что как-то нужно маскироваться. Длинноволосый белый парик он где-то скинул, но о том, что нужно смыть грим и кровь и сменить театральную одежду на обычную гражданскую программа не знала.
Киборг сообразил это, видимо, сам, когда попытался подстроиться под скорость движения на улице, выбравшись из метро. То ли услышал, как его обсуждают, то ли просто проанализировал реплики вокруг. Трудно было не догадаться, особенно когда от него все шарахались. План пересечь незаметно два широких проспекта, чтобы снова попасть в лабиринт жилых районов, провалился. По его оценке, он не успеет кого-то раздеть и замаскироваться в снятой одежде. Во-первых, человек поднимет крик, убивать его, только чтобы не кричал, киборг не решился. Да и, как назло, человека подходящей комплекции рядом не было. Одежду можно было взять в супермаркете, куда он и бросился. Полторы минуты на поиск нужной стойки, еще минута чтобы добраться до служебного выхода, где в рабочее время практически нет людей — и он выйдет с обратной стороны здания.
План был хорош. Если бы ему хоть немного повезло и в магазине не было наплыва пожилых женских особей, гуляющих вдоль магазинных полок от нечего делать! Но, увы. Пожилые дамы зорко следили за зонами вывоза продуктов, вдруг на полки выставят несколько пачек или пакетов со скидками. Высокого парня с размазанным гримом, в экстравагантной одежде из полос и ремней, заметили сразу и тут же бдительно подняли тревогу. Тот, однако, метнулся вперед между рядами, к полкам с одеждой, схватил какие-то вещи и побежал дальше, обвалив пару полок за собой и перегораживая ими проход. Слепых для камер мест в торговом зале нет, но пока охрана добежала, он успел натянуть джинсы и толстовку с капюшоном.
О том, что киборга засекли в супермаркете, а перед этим на улице, полиция уже знала. Когда DEX выскочил в коридор служебного этажа, здание торгового комплекса окружили плотным кольцом. Но на штурм идти не спешили. Бойня, случившаяся совсем недавно, пугала. Тогда тоже пытались взять сорвавшегося киборга. Выстрелы спровоцировали DEX’а на попытку прорваться. Он прокладывал себе путь к выходу по трупам, прежде чем удалось его расстрелять. Повтора никому не хотелось. Киборг в торговом зале еще никого не убил, заложников не брал. Импровизированный штаб собрался в сотне метров от входа, обсуждая, что предпринять.
— Где этот спец из “DEХ-Company”?
— С опергруппой пошел к служебному входу, пытаются найти способ подобраться к киборгу на расстояние действия глушилки.
Капитан полиции потер подбородок.
— Территория большая. Технический этаж тянется под половиной торгового центра. Если этот кибер рванет в противоположную сторону, то прорвется. Свяжитесь с дексовиками еще раз. Пусть группу присылают.
Кто-то стал набирать номер и обменявшись парой фраз с кем-то, откликнувшимся на звонок, озадаченно посмотрел на капитана.
— Что?
— Там полиция в офисе. Спросили, кто тут у нас называет себя ликвидатором.
— В смысле?
— Говорят, его нужно задержать.
— А кибера?
— А киберы, — ядовито отозвался полицейский, — сказано, это не его проблема. Компания закрыта, в офисе обыск.
Собравшиеся переглянулись.
— И что делать? Арестовывать этого… Крапина?
Капитан помолчал несколько мгновений.
— Пусть киборга поймает. Потом арестуем.
— Но помощи не будет.
***
Сам Влад ненадолго от событий отстранился. Зная, что за ним вот-вот начнется погоня, он принял кое-какие меры, чтобы замаскировать свой отход. Никуда киборг не денется, а продумать отступление надо.
Пока беглый DEX вел по очкам — вывел из строя все камеры, и, чтобы его отследить, нужно использовать что-то еще. Например, собственные бонусы фирмы. Но только Влад сосредоточился на настройке сканера, как к нему подошел лейтенант полиции и отозвал на пару слов.
— Капитан получил ордер на ваш арест.
— Хм… — — Влад ждал продолжения. Раз на него не наведен станнер и не объявлено «вы арестованы», этот полицейский что-то хочет в благодарность.
— Вас приказано схватить, как только киборг будет обезврежен.
— Почему?
— Глушилка есть только у вас. Киборг прорвал уже один кордон. Поэтому вас пока из игры выводить не планируют.
— Спасибо за предупреждение. Но зачем вы это сделали?
— У меня к вам два вопроса и предложение
— Не так чтобы у нас много времени, но я вас слушаю.
— Эти бракованные киборги после того, как будет зарыта “DEX-Company”, никуда не денутся. Кто будет теперь заниматься их нейтрализацией?
— Не имею представления, — честно отозвался Влад, — — нужно спрашивать у тех, кто приказал закрыть. Но логичнее всего, это передадут полиции. Совместно с этими… как там их называют… общество охраны киборгов.
— Понятно. Почему вы все еще пытаетесь поймать этого киборга?
Влад даже растерялся, насколько этот вопрос оказался неожиданным. Он заподозрил, что полицейский из числа сочувствующих бракованным киборгам.
— Глупо с моей стороны. Но привык выполнять задание до конца, даже если заказчик уже никогда его не оплатит. Считайте, что это дело принципа. Возьму, отключу, довезу до ближайшего сервисного центра, утилизирую и тут же пущусь в бега. Еще вопросы?
— Предложение.
Полицейский не сомневался, что в будущем их ждет еще не одна такая погоня и не один десяток жертв. Полиция и раньше принимала участие в ликвидации сорванных киборгов. Человечество потери сотни или даже тысячи человек не заметит, на Земле смерть человека давно стала меньшей трагедией, чем гибель какой-то вороны или рыбы. Смерть по вине киборга до сих пор считалась несчастным случаем и компенсация выплачивалась производителем. Теперь, по разумению лейтенанта, это переляжет на государство. Так что если раньше полиция почти спокойно относилась к срывам и смертям, теперь подобный способ сокращения населения не подходит. Ведь киборг — вещь дорогая, и срывает их в состоятельных районах. То есть гибнут как раз плательщики налогов. Если бы все происходило в густонаселенных нищих кварталах, они меньше усердствовали бы. Ну убил бы пару сотен. И дай ему Вселенная энергии еще на столько же. А тут… А ликвидировать эти штуки совсем не просто. Поэтому и попробовал надавить на совесть ликвидатора.
— Что за предложение? – тем временем уточнил Влад.
— А если бы полиция вас не арестовала, вы бы продолжили поиски брака?
— Это вопрос. Не предложение.
— В этой суматохе вам легко скрыться. Особенно если кто-то поможет. Исправит данные, поможет с оформлением паспортной карточки.
— Что вы хотите взамен такой услуги?
— Чтобы вы продолжили свою работу.
— А кто мне будет за это платить? И прикрывать?
— Я буду прикрывать.
— Лейтенант полиции? Не хочу быть грубым, но это вряд ли. А платить?
— Вы представляете, сколько людей может погибнуть?
— Ага. И полицейских тоже. Представляю. Но у меня нет никаких оснований помогать им и государству. Последнему так в особенности. Так что сами-сами-сами.
Полицейский нахмурился. Он сам искренне верил в то, что каждый солдат, пусть и бывший, хочет бороться за правое дело. И черствость и корыстность наемника заставила его настолько растеряться, что он не смог подобрать какие-то еще аргументы. А сам Влад продолжать беседу не стал. Слушать, как пытаются убедить быть патриотом, ему надоело еще на службе, а веру в честность государства он утратил уже на второй месяц преследования. И тем, кто теперь будет ловить бракованных, он сейчас не сочувствовал.
У него почти не осталось времени. Его голография уже на комме каждого патрульного. Вылет с планеты перекрыт. Надо поторопиться с поиском киборга.
Он ответил полицейскому, что выполняет задание. Но уже минуты три как планы у него на киборга поменялись. Он собрался немного помочь сорванной машине, чтобы тот занял всю полицию еще часа на три, пока он готовит все для побега.
Документы, деньги. Ларри, чтоб тебе до конца жизни икалось! Ты устроил эту заваруху за какие-то паршивые три тысячи, но она сейчас очень кстати.
Влад сосредоточился на настройке собственного имплантата. Точнее, нескольких имплантатов, управляемых нейродатчиками. Влад позволил себе только одну лишнюю мысль: надо было настраивать работу заранее, а не в разгар боя, и больше не отвлекался.
Нейроимплантат-сканер не был полноценным аналогом сканера киборга, он лишь снимал данные, но никак их не интерпретировал. Одна его часть представляла линзы, приживленные на поверхность глаз. На них, как на внутреннем экране киборга, появлялись данные. Само сканирующее устройство пряталось на краях глазных впадин. Дальность была небольшая, максимум сорок метров, зато есть два режима. Соглашаясь на его имплантинг, Влад не думал о работе. Ему требовалось точно знать кто или что его окружает. Это придавало уверенности. Хотя он давно не беглец, но за полтора года привычка постоянно проверять пространство вокруг себя въелась в подкорку.
Еще минут пять потребовалось, чтобы настроить яркость на «экране», привыкнуть смотреть сквозь строки, освежая навыки боя при надетом тактическом шлеме, потом он сориентировался, откуда доносится шум и стрельба, и бросился в ту сторону. Иногда его чуть сносило в сторону, мозг ещё не привык к работе сканера, но в целом направление бывший ликвидатор держал.
Центр шума сместился.
DEX прорвал еще одно оцепление. Его пытались перехватить на выходе в систему канализации, но в ловушку тот не попал.
— Как же ты хочешь жить, — — проворчал Влад, — действительно как человек.
И тут в голову Влада пришла еще одна идея. Очень простая.
DEX бежал в единственном доступном ему направлении. Уйти по коммуникациям не удалось. Снова надо выходить наверх и пытаться прорваться на простор улиц.
Но перед этим задержать преследователей.
Ему это с блеском удалось.
Теперь не только Влад, весь отряд захвата материл урода, разрешившего продавать боевые модели без полного удаления боевых программ. Влад как раз основного виновника знал. Ларри, тестируя этого кибера, должен был это обнаружить и стереть основные компоненты, заменив любой гражданской программой. Конечно, не менять на прошивку Mary или Iriena, хотя и такое бывало, но защиту от дурака поставить был должен. Раз интендант части, откуда списали этого кибера, или техник на аукционе армейского имущества этого не сделали. Вот теперь пожалуйста.
Город готовился к большому празднику, в супермаркетах поступила в продажу пиротехника. Конечно, большие салюты продавались при предъявлении паспортной карточки, но сейчас в зале не было никого, кто охранял бы эту стойку. Трех минут киборгу хватило, чтобы собрать из доступного ассортимента целую батарею. В коробки с салютом было заложено от сорока до шестидесяти залпов, причем они могли стрелять на приличную высоту. Уложенные на пол, вылетая горизонтально, залпы врезались в полки и стойки, опрокидывали их, шипели, дымили и поджигали все, что могло гореть. Пара залпов в потолок обрушила потолочные панели, упала одна из секций вентиляции.
Группа захвата вынуждена была отступать. Послышался приказ готовить гранаты.
Это уже шло в разрез с планами Влада. Он засек киборга. Сканер выдавал данные о повреждениях и, к чести полиции, целых пяти ранений. Эдак они лишат его не просто трех тысяч, а вообще любого заработка!
— Гранату! – крикнул кто-то.
— Нет!! – крикнул он. – Прикройте меня, мне нужно подобраться к нему еще немного и я его отключу.
Командир группы захвата подал какой-то знак. Открыли стрельбу, не давая DEX’у высунуться. Влад, ловко перебегая от одного обрушенного стенда до другой витрины и прочих образовавшихся укрытий, стал подбираться к киборгу.
Группа захвата разделилась. Еще раньше троих бойцов командир отправил перекрыть ближайший выход. И те, проявив инициативу и воспользовавшись тем, что киборг зажат в своем укрытии, смогли подобраться к DEX’у совсем близко.
Едва киборг дернулся, боец выскочил и выставил вперед полицейский значок, видимо, уверенный, что киборг подчинится полиции.
Так бы и было, если бы киборга продавали через аукцион или магазин. Там техники перенастраивают ПО киборга так, чтобы он начал подчиняться полиции, ведь армейские DEX’ы слушались только командира части. Но конкретно этого киборга списали в обход правил. И значок его не остановил. Он увидел: дверь открыта, проход перекрывают только три человека, — и пошел на прорыв. В него стреляли и трое бойцов из прохода, и те, кто в зале.
DEX рухнул, с трудом перекатился и попробовал отползти, и в этот момент до него наконец добрался Влад.
Ликвидатор выстрелил в воздух и рявкнул:
— Стоять!!! Оставить!!! Назад!!!
Он показал эмблему компании.
— Отойдите! Быстрее!!
— В чем дело?
— Отойдите!
Дальше случилось то, чего никто не ожидал. Переклинило самого Влада. Очень знакомая экипировка, тоже три бойца, он тоже загнан в угол. Его слов и объяснений никто не слышит. Его просто приказали убить, и трое собираются просто выполнить приказ. Хорошие солдаты, он сам таким был — и в награду валялся на земле, кашляя кровью под дулами. И помощи не будет, ее неоткуда ждать. Он один против всего мира. Ни за что, потому что кто-то другой решил, что он виновен. Решил, что ему пора умереть. Словно он не человек, а какой-то DEX, не живой, просто машина, тумбочка, сломанная игрушка.
Им с этим DEX’ом и впрямь бежать теперь рядом. И Влад пошел на прорыв. Тоже.
— У этого DEX’а не изъята мина. Урод, продавший его, этого не сделал. Мина, — тяжело дыша и вытирая тыльной стороной ладони пот с лица, заговорил Влад, — срабатывает при отключении процессора!
Солдаты невольно сделали шаг назад. С такими штуками все были знакомы.
— Но он пока не сдох?
— Пока да, — Влад поднял руку с пультом, — — и дополнительно я на несколько минут заблокировал. У нас время только кинуть его во флайер, там у меня оборудование помощнее, тогда взрыв удастся отменить! А то квартал тут снесет!
До сих пор никто из полицейских не слышал, чтобы ликвидатор обманывал полицию. Тем более в такой ситуации. Поэтому они вчетвером схватили израненного киборга и потащили к ближайшему выходу, выкрикивая, чтобы все расступились.
Их товарищи, слышавшие все переговоры, присоединились. Часть отделилась, побежали вперед, по рации передали, что выносят киборга с активированной миной, пусть убирают людей.
Полторы минуты — и они на парковке.
Еще пятнадцать секунд — и около флайера с эмблемой “DEX-Company”.
И тут командир почувствовал, что ситуация ему чем-то не нравится. Он подумал, что очень странно, что киборга не добили. Ну, взорвался бы он там внутри. И так все разворочено. Одним взрывом больше, одним меньше. Зачем рисковать и тащить во флайер, когда буквально в сотне метров стоит бронекуб, под который всегда устанавливали извлеченные взрывные устройства. Створки бронекуба смыкались и внутри могла взорваться хоть гравиторпеда. Так зачем же во флайер?
— Стоять! – приказал он.
Бегущий впереди ликвидатор дернулся. Командир впился взглядом в его затылок. Влад медленно обернулся. Криво усмехнулся.
— В чем дело, командир?
Команда тем временем успела закинуть окровавленное тело киборга во флайер.
— Это не сервисный флайер, — — произнес командир, поднимая оружие, — стой на месте, Крапин! Хорошая идея, но тебе никуда не сбежать.
У Крапина глаза чуть сощурились. Он обвел взглядом всех четверых спецназовцев. На них экипировка, они все превосходят его ростом и весом. Сканер выдавал данные четырьмя колонками. Ситуацию не обсчитывал, но Влад сам отлично понимал, что врукопашную у него нет никаких шансов.
Но он и не собрался драться. Улыбка стала злорадной, почти оскал.
— Не в этот раз, командир.
Влад швырнул в сторону бойцов светошумовую гранату, которую достал еще когда приказал бойцам прекратить избивать киборга, спиной вперед провалился внутрь флайера и захлопнул дверь, отгораживаясь от взрыва. Люди упали на землю, зажимая уши, кто-то кричал от боли.
Командир отряда в момент взрыва находился дальше всех, он успел прикрыть глаза рукой. Его полностью оглушило, перед глазами расплывались яркие круги и пятна, но махину поднимающегося флайера он кое- как видел. И, надеясь, что в такую мишень он не промахнется, поднял руку и выстрелил, в последней бессильной отчаянной попытке задержать ускользающего преступника.
Сначала думал, что промахнулся. Но, с трехсекундной задержкой, в воздухе над парковкой расцвел тысячью лепестков взрыв, окончательно ослепив и его самого и весь отряд. К месту взрыва бежали медики, по рации разносилось сообщение, что операция закончена, сотрудник “DEX-Company” погиб, пытаясь увезти мину. Бракованный киборг сгорел вместе с ним во флайере.
Влад грубым движением стер ладонью грязь с лица и ухмыльнулся, слушая переговоры на полицейской частоте.
— Шоу удалось. Отличная штука эта система компьютерного моделирования.
Флайер летел на автопилоте. Влад выкарабкался из пространства между сиденьями, куда втиснулся, выбравшись с другой стороны флайера, в который он якобы забрался и в котором взлетел. И который полиция сбила, по счастливой случайности попав прямо в двигатель. В огне взрыва сгорела и небольшая коробочка, прилепленная на стекле флайера. Она генерировала голограмму и всем казалось что перед ними фирменная эмблема “DEX-Company”. Сначала Влад думал взорвать взлетающий флайер сам, но это было до того, как его план раскрыли. Полиция с уничтожением флайера успешно справилась сама.
Выкарабкавшись, он повернул голову киборга к себе за подбородок, так чтобы включившийся сканер гарантированно считал данные со значка компании. И подал команду активироваться.
— Смена хозяина.
Киборг хрипло доложил о присвоении прав.
Влад дотянулся до одной из панелей, достал банку, нажал на кольцо в ее крышке и несколько раз энергично встряхнул. Одна из последних разработок — ЙDEX PowerЙ. Сверхстимулятор для киборга. Только-только закончено тестирование.
— Пей, — — Влад достал еще одну банку, скептически оглядывая новоприобретенное имущество. Сканер отключился, неизвестно когда перезагрузится и не сгорел ли ко всем чертям от импульса гранаты. Но и так ясно, что DEX’у требуется восстановить много повреждений.
Влад потратил несколько минут, чтобы стереть копоть с лица, переоделся в чистую одежду, швырнул на пол рядом с киборгом упаковку салфеток и пакет с комбинезоном.
— Приводи себя в порядок.
Естественно, Алекс был в курсе всех этих событий, поскольку во время конфликта состоял при штабе в качестве одного из экспертов по химическому и биологическому оружию. К началу основных событий молодой, но талантливый ученый, прилетевший на Центавру в низших чинах, успел получить повышение и личный штат подчиненных. Как только «психи» начали догадываться о происходящем, (а кое-кто умудрился даже залезть в мозги к командованию), Даяна начала тренировать Алекса в псионике и делиться с ним препаратами, увеличивающими пси-индекс.
В какой-то момент Алекс под предлогом научной деятельности затребовал в свое распоряжение «Скаута», и даже выбил высокий командный допуск. Тогда же заговорщики познакомились с программистом Виктором Лакрузом, специалистом по «Джетам», как выяснилось, по совместительству еще и хакером. Лакрузу так же, как и остальным, вовсе не улыбалось после войны гарантированно пойти под трибунал.
После побега первой бригады закономерно началось внутреннее расследование. Пока пехоту и десант рвали на части «пауки», в тылу шло масштабное разбирательство, из-за чего приказы запаздывали и многое спускалось на тормозах. Центаврийская кампания к тому времени уже была почти провалена, как и планировалось. Когда стало ясно, что война проиграна, противник берет верх и «Джеты» с их новыми командирами неэффективны, на Семерке было применено разработанное там же биологическое оружие класса «проксима». Алекс со всем вверенным ему штатом ученых лично принимал в этом участие, как ведущий специалист.
Семерку Центавра сдала, а то, что осталось от местного населения, впоследствии вымерло или мутировало. Оставшиеся войска в спешном порядке переправили домой, заговорщиков оставили на планете в качестве персонала для секретного объекта. Земля не собиралась сдавать позиции, несмотря на проигранную войну, стратегический объект под боком у сепаратистов должен был напоминать, что Земля все еще имеет вес и реальную силу. Объект был секретный, но кому надо – те были в курсе. Большую часть киборгов, от которых отказалась армия, проверили на стабильность, и тоже оставили на объекте.
Контракт армии с «Интек» был благополучно расторгнут, об этом Алекс узнал почти случайно, от Виктора. Он как-то смог дистанционно взломать один из спутников на орбите, с него и перехватывал сигнал по дублирующему каналу. Благо о его «дополнительных умениях», кроме Алекса и благополучно покинувшей планету Даяны больше никто не знал. Тогда-то и созрел план побега. Лакруз потратил пару дней на взлом системы лаборатории, выудил полную схему не эвакуированных военных объектов, под каким-то малопонятным предлогом вызвал к себе Алекса и все ему рассказал. Оказывается, на одной из законсервированных баз остался старый «Цербер», еще пилотируемый! Представить себе точный возраст корабля было сложно, если учесть, что более совершенные беспилотники той же модели воевали, как минимум, лет двадцать назад. По причине тотального устаревания «Цербер» законсервировали вместе с базой. Хлам же полный! Но на один раз, до Центавры – 81, должно было хватить.
Алекс, конечно, усомнился в разумности такого плана, но все же рискнул поделиться информацией о своих разработках. Он начал разрабатывать антидот для «проксима-5» сразу после побега Даяны и ее сослуживцев. От участия в гибели населении целой планеты уже не отмыться, может хотя бы это станет аргументом в его пользу? Земля пугала новую цивилизацию биологическим оружием уже не первый год. Наличие антидота сведет все эти попытки на нет.
В качестве носителя информации был выбран подопытный «Джесси» Алекса, которого тот привел якобы на внеплановое тестирование из-за сбоя системы. Этому никто не удивился, регулярное отключение блока контроля вполне могло привести и к сбою, и к психозу. На резервный блок памяти «Джета» залили формулу вместе с картой и программой пилотажа.
За два дня до часа икс «Скаут» был признан неисправным и оправлен в ячейку на самом дальнем складе. В день побега планировалось взять его с собой в качестве охранника по дороге на законсервированную базу, и пилота, после распаковки программы пилотажа. Прыгать бы не пришлось, расстояние небольшое, примерно четверо стандартных суток. Самое сложное – выйти из стыковочного модуля и вылететь за пределы орбиты, а с коррекцией курса и автопилот вполне справится. Самая большая сложность в пилотировании космических кораблей – огромный массив информации. Нужно знать все о работе приборов и систем корабля, которую человеческий мозг за один раз усвоить просто не способен. Пилотов и навигаторов учат годами, большая часть действий доводится до полнейшего автоматизма. Для этого дела не приспособили «Джетов» только потому, что навигация и пилотаж требуют некоторой интуиции. Можно сказать, без нее никак не обойтись, особенно во время прыжков и дальних перелетов. А какая может быть интуиция у киборга? Вот именно, никакой. Тем не менее, у киберсистемы в этом плане есть преимущество – многозадачность. Она вполне способна скоординировать действия так, чтобы осуществить хотя бы один полет или обнаружить поломку систем небольшого «Цербера» по приборам, если таковая случится. Это же не «Зевс» и тем более не «Атланта», требующие целый штат техников и команду аж из двух пилотов и двух навигаторов. Для ремонта неисправной электроники, который может понадобиться с большой вероятностью, «Скауты» тоже отлично приспособлены. Во всяком случае, Виктор утверждал, что может сработать. На себя он брал взлом охранной системы заброшенной базы и запуск модуля. В случае провала вполне можно было бы заделаться под местных «крыс», это дает хоть какой-то шанс выжить. Авантюра получалась опасная, но даже полудикая жизнь всяко лучше, чем смертная казнь.
План мог бы сработать, если бы Виктор не спалился со своим спутником. Кому-то из командования пришло в голову устроить внеплановую проверку оборудования. Началось очередное разбирательство, программиста арестовали, вскрыли его терминал и обнаружили там много интересного. Стереть данные хакер так и не успел. Допросить его тоже не успели, в ход пошла капсула с ядовитым реагентом. Где Лакруз ее прятал, так и осталось загадкой. О ней стало известно только после экспертизы, когда реагент обнаружился в крови и тканях тела.
— Дальше вы и так знаете… да и какая теперь разница.
Алекс говорил тихо и монотонно, как будто воспроизводил заранее заученный текст. Было похоже, что он повторял эту историю не один раз. Или это влияние псионика?
«Не важно».
— Вы утверждаете, что это тот самый «Скаут», в которого была заложена информация?
Окончательно вымотанный Эйс вяло кивнул. Псионик тоже кивнула, подтверждая правдивость сказанного.
— «Джет», подойди!
Подполковник активировал планшет, набрал пароль. Протянул киборгу дистанционный передатчик.
— Вставляй.
— Так точно.
Интровизор вывел информацию о подключении внешнего устройства.
— Сюда будешь сливать данные. И без фокусов!
Алекс дрогнувшей рукой взял планшет, поднял глаза на подполковника.
— Скажите, что со мной будет? Только честно.
— Это зависит от вас, Алекс.
— Все равно ведь убьете. Я знаю. Я чувствую…
Псионик и военный переглянулись. Подполковник немного помедлил с ответом.
— Хотите честно? Хорошо. Это еще не решено, приказа не было. Так что вводи ключ. Я жду.
Алекс в полной тишине трясущимися пальцами заскользил по сенсорам планшета. В последнюю секунду, нет, долю секунды он помедлил и покосился на киборга. Очень странный взгляд. Виноватый?
Псионик попыталась что-то сказать, но «Джет» успел первым. Одним рывком выдернул из затылка дистанционник (из-за резкого дисконнекта интровизор пошел помехами), а другой рукой заехал полковнику в основание черепа. Хрустнули позвонки. Все еще сжимая в кулаке устройство, киборг поднырнул под падающее тело, вывернулся и пинком врезал по сенсору двери, одновременно рванул из нагрудного кармана военного пластиковую карточку-ключ. Тело и бесполезный уже дистанционник упали на пол одновременно. Все это произошло за шесть с половиной секунд. Если бы были целы все нейротрассы, получилось бы за четыре. Крик псионика догнал уже в коридоре. Охрана совершенно не ожидала, что из открывшейся двери выйдет не командующий, а вылетит бешеный кибер. Когда за спиной зазвучали выстрелы, беглец был уже вне зоны поражения.
В спящем режиме не обязательно бездействовать. Можно постараться вспомнить все, что известно о лаборатории — каждый знакомый поворот, каждую дверь. «Джет» по заранее проложенному маршруту, сбивая с ног всех, кто не успевал увернуться, на полной скорости несся к центральному выходу.
До него оставалось каких-то двести метров, когда завыла сирена и замигали аварийные сигналы. Здорово выручало, что здесь больше не было других «Джетов». На остатках киберсистемы можно было вырубить разве что человека, если повезет — остановить бойца в экзоскелете. Нужно бить точно между блоком питания и блоком управления, для этого зайти со спины, что довольно непросто. Как раз четверо таких «скелетонов» охраняли центральный выход, и разумеется, открыли огонь.
Перекат, прыжок, перекат. Расчет оптимальной траектории оказался верным, в цель попали только два выстрела – пальцы левой руки обуглились почти до костей, на бедре остался длинный ожог и клочья тлеющего комбеза. Интровизор сообщил о повреждениях со статусом «подлежит регенерации».
Еще перекат. Восемь секунд. Проскользнуть между ногами экзоскелета, протиснуться между ним и стеной, попасть пластиковым ключом в щель приемника.
Четыре секунды. Упереться спиной в стену, толкнуть один экзоскелет на другой.
Полторы секунды. Пока двое бойцов в тяжелой броне пытались избежать столкновения, а остальные перестали стрелять, чтобы не задеть своих, дверь открылась.
На улице стояла глубокая ночь, работало только освещение входа и периметра. Справа должна быть наблюдательная вышка. Она никуда не делась, пришлось бежать рваным зигзагом, уворачиваясь от выстрелов. Бойцы у входа очухались и тоже принялись палить, под правую лопатку влетел еще один сгусток плазмы.
«Подлежит регенерации».
Еще немного. Десять метров до ограждения. Семь. Четыре. Один. Как следует уцепиться за край ограждения помешала поврежденная рука, получилось только со второго раза, за это время один выстрел попал в поясницу, второй зацепил плечо. Еще немного, и повреждения будут критическими. Подтянуться. Повреждения игнорировать, пока это возможно. Прыжок вниз.
<Активировать режим ночного виденья.
<Уровень заряда батареи: 27%.
Перерасход энергии пока еще не критический. Требуется полный цикл регенерации. Но это все потом. Первоочередная задача: убраться отсюда как можно быстрее, как можно дальше. И постараться выжить.
— Она исправна, – Лёня закончил проверку и закрыл ноутбук, – это спецсерия для молодых семей… Борис Арсенович участвовал в её создании. Уникальная группа крови… она идеальный донор и для детей, и для родителей… у неё усиленная регенерация и повышенная выносливость сравнительно с другими моделями Mary. Она последняя в партии, оставшаяся в живых… и ей допустимо воспитывать родителей вместе с детьми… её программа допускает командное отношение к людям… если взрослые ведут себя по-детски… и в программе действительно прописано, что выпечка детям дается только к чаю… и допустимо обозначить шлепок. Её реакция допустима при отношении к детям. Если ведешь себя, как ребёнок, она и реагирует, как на ребёнка. Это можно поправить… если сменить программу «Фрида Бок» на стандартную… и сменить ей одежду. Будет слушаться… но её физиологический возраст сорок семь лет… а ты психологически не сможешь командовать киборгом, который выглядит старше тебя вдвое… так что более вероятно, что слушаться будешь ты её. Что будем делать?
— Разговаривать… вот теперь мы сядем спокойно за стол и будем разговаривать. Фрида, собери на стол чашки и выпечку.
Киборг подчинилась, поставила чайные чашки, сахар и плюшки – и встала в стороне. Разговор затянулся до вечера… Лёня и Фома давно не виделись и потому постепенно разговор перешел на общих друзей, Илона показала Вере дом и комнаты киборгов… и тут Нина спросила:
— А в какой комнате живет Фрида?
— На кухне! – удивленно ответила Илона. – Она же домашний киборг!
— Так Алия и Федор тоже киборги, а у каждого своя комната. Ей тоже нужна комната. Где в доме детская будет? Поселите туда няньку и проблем с ней не будет.
— И всё?
— Да. Сейчас Лёня поставит ей стандартную программу, ты дашь ей униформу и новую кличку… и будет у вас стандартный исправный киборг вместо уникального образца продукции DEX-компани.
— Нет уж. Пусть будет Фрида Бок… зато в доме будет порядок, и никто чужой не войдет. Привыкнем… как-нибудь.
Фрида ещё раз согрела чайник и собрала на стол – в тестовом режиме. В нормы уложилась – и Лёня спокойно стал собираться на выход. Вместе с ним попрощалась с Илоной и Вера, и уже в дверях спросила Нину:
— Это ведь Вы… с коллекцией киборгов? Сомова Нина Павловна? Вы уже в который раз не присылали киборгов на проверку…
— Так это ты письмо мне отправила? А подпись и дату ставить тебя не учили? Я анонимки не воспринимаю как инструкцию к выполнению. А насчёт проверки… есть куратор и он посещает коллекцию регулярно. Надеюсь, более не увидимся.
Получилось слишком резко. Но… что сказано, то сказано. Пошла домой.
***
Дома Нина снова села за терминал. Лететь не хотелось… да и время уже к вечеру. Позвонила Василию, узнала, что всё в порядке и что в лавку отправлены новые связанные Лидой шапки. Ещё раз выдала ЦУ о бдительности – подумала, что это и так ребятам поперёк горла – перевела Василию сорок галактов на куртки Лизе и Лиде, и только после этого сказала: «До свидания».
Надо всё-таки прогуляться… пошла пешком. Но дошла только до кондитерской, купила шоколадный торт и коробочку пирожных… и вернулась домой. И так устала за день… но дело надо закончить.
— Илона, ты не могла бы отправить ко мне Фриду на час-полтора? Мы не договорили. Можешь сама прийти… хуже не будет.
— Хорошо, сейчас будем.
Илона была явно недовольна, что её оторвали от дома и мужа, но пришла с Фридой. Mary была одета так же, как и в доме – только тонкое, почти летнее, пальто сверху. Сзади шла тепло одетая Алия.
— Ей не холодно?
— Она же киборг! Да и… нет у неё ничего другого. Зачем?
— Да хоть в магазин ходить, и то одеться тепло надо. Проходите на кухню… Алия, снимай обувь, возьми тапочки… и тоже иди на кухню.
Нина подала киборгам торт:
— Разделите поровну и ешьте. Чай или кофе наливайте себе сами. Сахар по вкусу. В еде без ограничений. Фрида, разрежь торт на две равные части и положи на два блюдца. Теперь можно есть. А мы будем пить чай с пирожными.
Киборги сели за стол, Фрида аккуратно разрезала торт и налила себе чай. Алия налила кофе и спустила в него пять кубиков сахара. И обе тихо стали есть торт.
Илона смотрела на это с изумлением:
— Что это было?
— Я не хотела говорить при дексистах о разумности киборгов. Незачем им палиться при посторонних. А теперь можно… Фрида, отчёт о состоянии на момент дарения на свадьбе… и сразу скинь его мне на видеофон.
Фрида совершенно машинным голосом выдала информацию:
— Функциональность 65,7%, зажившие переломы плеч и голеней, заживающие переломы ключиц и предплечий, заживающие переломы рёбер, завершена регенерация желудка и кишечника после химического ожога, завершена регенерация правого лёгкого…
Илона слушала с выражением ужаса на лице:
— Как же так? Как такое возможно?
— Ты заметила, какой модели Фрида? Mary-5! Мы живём в провинции, далеко от столицы… но информация до нас доходит своевременно. Ты когда-нибудь слышала о выпуске модельного ряда Mary-5? «Тройки» устарели, «четвёрки» в продаже… а о выпуске «пятёрок» нет ни слова в рекламе… модель Irien-70 в продажу не выпущена, а реклама уже вовсю идёт! А из этого какой вывод прямо напрашивается? Модель экспериментальная… и не вошедшая в каталоги… а значит, не прошедшая тестирование… так получается. Фриде восемь месяцев одиннадцать дней возраст. Восемь месяцев! Столько времени её тестировали!
— Тесты? Но… она же не DEX! Это их тестируют!
— Тестируют всех. И, насколько я знаю со слов Лёни, каждая партия киборгов проходит тестирование в течение одной-двух недель… в крайнем случае три недели. А её тестировали… вникни в это!.. восемь месяцев! Более полугода пыток… каждый день или через день. Тестировщики тоже смотрели этот мультфильм в детстве, и у них тоже наверняка отношение к мультяшной фрекен Бок негативное… и они мстили ей за Малыша… и за всё, что недополучили в своём детстве. Процедура тестирования стандартная, но кто мешает повторять один и тот же тест два-три раза? Вероятно, потому остальных киборгов из её партии больше нет. Если она и не была разумна…
Нина внимательно посмотрела на Илону – та смотрела на Фриду с явным страхом в глазах – и потому приказала:
— Фрида, замри. На десять минут. Алия, тебе запрещено травмировать Фриду. Только мягкая фиксация и только при крайней необходимости. Илона, подтверди приказ.
— Приказ подтверждаю.
— Приказ принят, – отчитались обе.
Илона долго смотрела то на Нину, но на киборгов, и, наконец, спросила:
— Фрида… сорванная?
— Пока нет… и, надеюсь, до срыва не дойдет. Если они и не была разумна, то восемь месяцев пыток способны разбудить разум в киборге. Я не знаю, каким образом получил её Борис, но надеюсь, что подарил он её из лучших побуждений. Предполагаю, что велел лаборантам подготовить киборга к перевозу… они решили, что на утилизацию, и снова «протестировали» её… а Борис по какой-то причине не спросил у неё отчёт перед дарением… ведь как-то он оплатил её, если купил. Все документы в порядке. Фрида, если ты всё понимаешь, если ты разумна… кивни. Действие разрешено, но не обязательно. Вреда тебе не будет. Если ты всё понимаешь и если Илона откажется вернуть тебя домой, то я обменяю тебя на другого киборга, а ты отправишься на остров. Есть такой остров, на котором живут киборги. И им очень нужна такая, как ты… домоправительница.
Фрида очень медленно опустила голову. И так же медленно подняла. Взгляд стал осмысленным. И напряжённо-внимательным.
Илона, глядя на это, прошептала:
— Она разумна! Она всё понимает!
— Оставишь её в доме или обмен? На острове есть парень Mary, он городской, на природе ему сложно… выкуплен у Тамары Елизаровны. Слышала о такой? Она плохо с ним обращалась, но он не сорванный. Здесь при хорошем обращении смог бы и дом содержать, и за детьми присматривать в будущем. Решай.
— А… можно посмотреть того парня?
— Кузя, включи терминал и открой папку с данными на этого парня… Тимофей… его имя.
Папка открылась: Mary, мужская модификация, специализация повар-кондитер, фенотип южно-европейский, рост сто семьдесят два сантиметра, фактический возраст шесть лет одиннадцать месяцев, физиологический возраст тридцать два года, использовался… сначала в кафе, потом… продажа-продажа-продажа… вряд ли разумен.
— Если будешь хорошо с ним обращаться, то проблем не будет. Но… третий уровень управления. И никаких дексистов. Если что… заберу обратно. И… поскольку Фрида более новая, чем Тимофей, и стоит намного дороже, чем он… то в качестве доплаты… если ты не против… техническое обслуживание ваших трёх киборгов за мой счёт… в течение, допустим, трёх лет. Оплачу обновления имеющихся программ и установку новых… но только если работать с киборгами будет Лёня и всё будет на дому.
— Согласна. Когда Тимофея можно будет увести?
— Завтра, скорее всего. И мне нужны документы на Фриду и первый уровень. Фрида может остаться здесь до утра.
— Тогда… Алия, сходишь со мной домой за документами, вернёшься сюда, останешься здесь, утром приведешь Тимофея.
— Приказ принят.
Илона с Алией ушли, а Фрида осталась сидеть. Кузя появился на столе и открыл вирт-окно с информацией на Фриду – пришли электронные документы на неё.
— Кузя, набери Змея… и вызови Фрола. Фрида, успокойся, всё в порядке. Будешь помогать Фролу поддерживать порядок в модуле. Воспитывать Irien’ов… у тебя получится.
Mary тихо спросила:
— Спасибо. Как… как Вы поняли? Где я ошиблась?
— Нигде. Но если ты выдержала восемь месяцев тестов, значит, ты очень хочешь жить. Не удивлюсь, если окажется, что ты действительно последняя из партии. Ты видела мультфильм, по которому тебя сделали? Кузя, включи мультфильм про Карлсона… пойдём в гостиную. Посмотришь… и поговорим дальше.
Кузя сначала включил старый рисованный мультфильм производства двадцатого века, вскоре вернулась Алия с документами на Фриду, и Кузя поставил мультфильм с начала… потом Кузя нашел более поздний, уже трехмерный мультфильм про Карлсона, потом нашел мультсериал на шведском языке… во всех вариантах фрекен Бок вела себя по отношению к Малышу не очень хорошо – запирала в комнате, не давала плюшек, ставила в угол.
Мультсериал сразу смотреть не стали, и искин просто скачал его для будущего просмотра.
Фрида смотрела молча. Когда закончился последний кадр трехмерного мультфильма, она, наконец, тихо-тихо сказала:
— Я… это она? Я не хочу… так. Я жить хочу… а они… меня боятся. Я… сначала по программе… а они… а это программа и это допустимо…
— А они просто не прочитали инструкцию… так бывает. Будешь жить… но не в городе. Алия была на островах, может скинуть тебе видео… сейчас позвоню Фролу. Он заберёт тебя.
Фрол предложил привезти Тимофея прямо сейчас:
— А чего тянуть? Илону мы знаем, Фому тоже… он с ними сработается. Через час ждите… а регистрация Фриды в заповеднике произойдет автоматически, при пролете через сканеры на границе заповедника… летим.
— Ну вот, Фрида, скоро ты будешь далеко от людей… от большинства людей. Надо тебе с собой что-то собрать. Можешь пока помыться в ванной… если хочешь. Хочешь?
— Да.
— Не более получаса, но вода без ограничений. Потому как времени до прилёта Фрола час, а тебя накормить надо перед вылетом. Мыло и шампунь тоже можно брать. А одежду… по размеру из своего дам… но стиралкой пользоваться можно. Иди.
— Приказ принят… спасибо.
Почти в восемь прилетел Фрол, привел в дом радостного Mary – Тимофею было сказано, что будет жить в доме и обслуживать двух человек и двух DEX’ов. Это лучше, чем двадцать Irien’ов! – и готовки-уборки меньше, и жить в городе. И люди хорошие, и права управления у них будут только третьего уровня.
Фрида успела не только помыться, постираться и переодеться в старое шерстяное платье Нины, но и запечь пельмени в сметане – и перед тем, как отправить Фриду на остров, а Тимофея к новым хозяевам (с третьим уровнем, как и обещала), Нина досыта накормила обоих. И после ужина проводила.
Вот и прошло воскресенье. Хотела слетать на остров… не вышло. Вышло другое… а правильно ли сделала? Поменяла Mary на Mary… но – восьмимесячную «тётку» на почти семилетнего «дядьку». Приживутся ли оба? Не придется ли менять обратно?
Чтобы отвлечься, села за работу. Перевод не пошел. Но… пошла статья о разном взгляде на образ фрекен Бок – со стороны Малыша и со стороны его родителей. Перечитала, проверила запятые – и отправила на сайт.
Через десять минут получила письмо от редактора на тему: «Вы никогда ранее не поднимали такой вопрос! Всё ли в порядке?».
«Да, всё нормально. Просто снова посмотрела мультфильм… и задумалась».
Позвонила Илона – Тимофей ей понравился, все умеет по дому, и стиралку отремонтировать смог, и готовить умеет… просто сокровище, а не киборг! Поселила его в будущей детской… и у него своя комната. Вот и отлично! Значит, правильно сделала, что поменяла киборгов.
***
В отчёте Фрол показал, как устроилась Фрида – в женской шестиместной комнате заняла лучшее место, нижнее у окна, и уже предложила разгородить комнату ширмами, чтобы у каждой девушки был свой уголок… но как отнесется к этому хозяйка?
— А тесно не будет?
— В тесноте, да не в обиде… — ответила Фрида, — местный словарь дали. Надо каждому свой уголок… хоть место в шкафу. Надо, чтобы у каждого что-то свое было… не только игрушки, но и одежда.
— Вот и займись этим. Помоги Фролу… он будет управлять общиной снаружи, налаживать контакты с местными людьми и с киборгами егерей, а ты присмотрись… и помогай ему управлять в модуле. И ему поможешь, и всем остальным. Как только смогу, прилечу в гости.
— Спасибо… будем ждать.
Станция Вега, Фридом-сити
5212 г.
— На этот раз я пойду первым, — сказал Сек. В его голосе звучала мрачная и довольно забавная, особенно в сочетании с полудетским лицом голографической маскировки, решимость. Мортимус пожал плечами и потянул рычажок, открывающий дверь. ТАРДИС материализовалась без проблем, тихо, но сканер до сих пор не работал — опять ложная цель, наверняка, можно гарантировать на все сто. Лишь бы не какая-нибудь война, остальное — не страшно.
Сек, шагнув вперед, исчез за дверью. Мортимус, запахнув мантию плотнее, окинул консольную быстрым взглядом. ТАРДИС приглушила свет, гиперкуб уютно светился на журнальном столике, больше похожий на ночник, и на секунду захотелось остаться здесь, никуда не выходить — достать какую-нибудь книгу, устроиться в кресле поудобнее и дождаться следующей остановки. Мортимус поморщился. Это слишком скучно, слишком комфортно, слишком… рационально. Тянуло сделать наоборот — дурацкое желание, но на этот раз хотелось ему поддаться. Мортимус подошел к столику, взял гиперкуб и сунул в безразмерный карман мантии. Он наверняка пожалеет о том, что не остался в консольной, в уютном кресле, с безопасной книжкой.
— Ты идешь? — Сек сунул голову внутрь. На его непроницаемо-черном пиджаке яркими пятнами поблескивали разноцветные… конфетти? За его спиной что-то громко хлопнуло, послышался смех, и отдаленные музыкальные такты стали складываться в смутно знакомую мелодию. Пятьдесят первый век, кажется, нет, пятьдесят второй, кляйнский свинг.
— Иду, — сказал Мортимус и усмехнулся собственной паранойе. Не стоило так дергаться. Кажется, их забросило в действительно приятное место.
Вокруг ТАРДИС бурлила толпа, разношерстная и разноцветная, точь-в-точь как конфетти на пиджаке Сека. Круглый зал с множеством дверей, с терявшимся в вышине потолком, почти барочные украшения, почти утилитарно-грубые заклепки на стенных панелях. Журчащий гравитационный фонтан. Мимо пробежала парочка неопределенного пола, путаясь в кринолинах, за ними с хохотом гнался перепачканный золотой краской парень в длинном коричневом плаще — тоже смутно знакомом. Униформа, не униформа…
— Куда мы попали? — спросил Сек и брезгливо отряхнул пиджак. — Как это называется? Вакханалия. Я вспомнил слово.
Мортимус глубоко втянул в себя воздух и закрыл глаза. Звуки, запахи, гравитация, люди, которые сновали туда-сюда, чувство в кончиках пальцев… Очень, очень знакомое место. Это не планета, это…
— Станция Вега. Фридом-сити, — вспомнил он, открыл глаза и расплылся в довольной улыбке. Наконец-то действительно приличное место! Интересно, почему ТАРДИС остановилась именно здесь? А, впрочем, в казино многие пытались использовать подручные темпоральные манипуляторы, временных искажений от них побольше, чем от дыры анзуд. — О, это место стоило тебе показать, мой друг, давно стоило! Лучшие развлечения в этом временном периоде. Тебе надо иногда развлекаться, знаешь ли, не все сидеть сиднем на своей планете.
Сек смотрел на него с вежливым недоумением. Вечно эта скептическая мина, о Господи! Мортимус раскинул руки, словно это место было его собственностью. Станция — как пропуск в нормальный мир, где можно быть самим собой — по крайней мере, почти.
— Вон там — казино, — сказал он, указывая ладонью, — а там, если не ошибаюсь, танцплощадки — слышишь музыку? Это самый модный в пятьдесят втором ритм, на четыре, та-та, та-та, почти как фокстрот, впрочем, новое — это всегда хорошо забытое старое, особенно у людей… А! Вон за той дверью а-ля салун прячется самый прогрессивный в этом столетии бар. Времени у нас достаточно. Ну, что предлагаешь?
Сек дернул плечами и скривился, как пуританин, которому предложили сообразить на троих, а потом поучаствовать в оргии.
— Не знаю.
Мортимус вздохнул. Если бы в Секе было больше от человека… Хотя, признаться честно, и люди бывали такими же скучными. Нельзя не воспользоваться оказией — бог весть куда их занесет в следующий раз, а станция Вега — это почти райское место, комфортное и вместе с тем весьма занятное.
— Если хочешь, загляни в казино — вон, видишь вывеску? Раньше, веке в сорок восьмом, там устраивали по-настоящему рискованные игры, сейчас уже не то, но нервы пощекотать можно. Тебе должно понравиться. А я пойду в бар. Если что, ищи меня там.
Сек раздраженно пошевелил щупальцами, которые едва угадывались под кудрями его голографического прикрытия, а потом медленно кивнул.
— Я попробую.
Он развернулся и исчез в толпе. Мортимус хмыкнул. Голос Сека прозвучал так обреченно и тоскливо, словно он собирался не в казино играть, а как минимум на Голгофу. Совершать очередной угрюмый подвиг во имя эфемерных идеалов. Жаль, что в этом веке прошла мода на быстрые шахматы. Рулетка навылет, взрывной покер — все уже не то. Ну, может, хоть что-то понравится этому чистоплюю.
Шум толпы расслаблял. Разумные существа, которые собрались поразвлечься — это всегда прелюбопытное зрелище. Люди не были исключением, скорее, наоборот, правилом. За ними всегда было интересно наблюдать в подобной среде. Мортимус с трудом протолкнулся к барной стойке и забрался на высокий табурет. В глубине зала вокруг столиков толпился народ, официанты-андроиды торопливо курсировали туда-сюда, прокладывая нелегкий, извилистый путь между нетрезвыми клиентами. Да, колоритное место, ничего не скажешь, и посетители такие же. Взять хотя бы того лысого, как колено, гуманоида, который медленно поглощал из тарелки жареные грибы; кудрявого типа с грязным полотенцем вокруг шеи или смазливого парня в доломане по моде начала девятнадцатого — или середины сорок второго века… Парень, словно почувствовав, что на него смотрят, поднял голову и подмигнул, и Мортимус отвернулся.
— Чего тебе? — спросил пожилой бармен без тени подобострастия, даже грубовато. Все, как и должно быть в этом периоде. Мортимус и не предполагал, что так соскучился по этому веку.
— Чего-нибудь новенького, мой друг, — попросил он, подперев голову ладонью, — и повеселее. Слишком много грустного вокруг, ты не находишь?
— С чего бы? — буркнул бармен. — Всем весело, и тебе тоже будет, гарантирую. Выпьешь и попустишься.
Он снял со стеллажа пыльную темную бутылку с криво наклеенной этикеткой, одним движением, словно сворачивая шею, откупорил и начал переливать содержимое в высокий бокал.
— Оливку будешь? — спросил бармен.
— Да, пожалуй, — согласился Мортимус.
Судя по надписи на этикетке, видневшейся из-под пальцев бармена, ему действительно скоро станет весело. А тот тем временем нырнул под стойку и вернулся с квадратной плоской бутылочкой с надписью «Сантрагинус-5. Оригинал».
За этим священнодействием можно было наблюдать вечно. Самое интересное, когда будут пропускать болотный газ.
— Смешай сразу два, — попросил Мортимус. Бармен хмыкнул. Наивное существо! Наверняка сомневается в том, осилит ли его клиент двойную дозу. Ерунда, даже учитывая повышенную токсичность. — Скоро подойдет мой друг.
— А, — коротко отозвался бармен и бросил в бокал три дымящихся кубика.
— Люблю, знаешь ли, хорошую, надежную классику, — сказал Мортимус и расслаблено улыбнулся. Если все то время, пока перенастраивается ТАРДИС, ему удастся вот так посидеть и отдохнуть, а может, и чего-нибудь еще — прекрасно! Превосходно.
— Да ты гонишь, чувак, — возмутился бармен. — Это самый новый коктейль, а не классика. Я ж тебе не «Секс на пляже» мешаю. Сам просил поновее.
Он вытащил из-под стойки баллон с газом, и Мортимус даже пожалел, что Сек застрял в казино. Когда фаллианский газ проходит сквозь алкоголь, то жидкость крайне интересно меняет цвет — на это стоило посмотреть. Умиротворяюще, лучше всяких аквариумов.
— Все в порядке, мой дорогой друг, я просто задумался, — сказал Мортимус и поерзал на табурете, устраиваясь поудобнее. — Давненько я не бывал на станции Вега. А здесь все по-старому, как я вижу, все тот же дух свободы, дух настоящего фрондерства, верно?
— Дух чего?
— Бунтарства, несогласия. Нонконформизма.
— А ты умный хрен с горы. Я таких слов и не слышал никогда.
Мортимус рассмеялся. На соседний табурет взобралась девчонка в сбившемся набок напудренном парике и требовательно постучала ладонью по стойке. Бармен и бровью не повел. Часы за его спиной показывали 02:81. Свинг, доносившийся с танцплощадки, сменился более бодрыми — и более древними ритмами. Все как и должно быть на станции, все как и должно.
Бармен толкнул к нему бокал и потянулся за второй бутылкой.
— Дух, говоришь. Я тебе скажу, чего тут за дух. Полным-полно богатеньких придурков в перьях, вот ими здесь и пахнет. Вчера в перьях, сегодня в коричневом, модно, вишь ли. — Бармен с неожиданной ожесточенностью швырнул в бокал дымящиеся кубики. — Вот посмотри на нее, — он, не скрываясь, ткнул пальцем в девчонку, а та вдруг хрипло захохотала и спрыгнула с табурета, — уже который раз просит «Особый старательский». «Особый старательский»! Смешно ей, вишь ли. Шуточка такая!
— Да, мой друг, молодежь нынче не та, — отозвался Мортимус.
Бармен внезапно помрачнел.
— Давай-ка, гони пятьдесят за оба и вали отсюда.
— Кредитов?
— А чего ж еще. Тоже мне, старичок нашелся. Плащ коричневый напялил. Много вас тут таких шорошится.
Пошарив по карманам, Мортимус нашел несколько планок галакредитов и положил на стойку. Спорить с барменом было бессмысленно: не объяснять же, что это не плащ, а мантия, и эпоха совершенно другая, и смысл. Он одним махом выпил свой коктейль — теплая волна мягко толкнула в живот, голова слегка закружилась, — подхватил второй бокал и, уворачиваясь от не слишком трезвых посетителей, то и дело бросавшихся наперерез, направился к выходу.
В конце концов, можно потом вернуться. Местные бармены всегда отличались редкостным недружелюбием, в этом-то и была вся соль.
В дверях он едва не столкнулся с Секом: тот держал в руках поднос с фишками — судя по цвету, совсем не дешевыми.
— О, так ты выиграл! — воскликнул Мортимус и оттащил его за локоть в сторону, чтобы не стоять в проходе. — Ну как, тебе понравилось местное казино?
Сек посмотрел на поднос со смесью недоумения и брезгливости.
— Нет. Это скучно. Элементарно просчитывается результат, даже если они пытаются жульничать, — сказал он, презрительно поджав губы. — Это, кажется, можно обменять на деньги. Понятия не имею, зачем мне или тебе эти их деньги.
— Ну, деньги могут понадобиться всегда, — рассудительно ответил Мортимус. — Тебя выпустили без проблем?
Сек хмыкнул и усмехнулся, улыбка тут же погасла, но радость во взгляде — нет. Ну, хоть что-то веселое для него случилось в казино. Разговор с охраной. Испугались они его, что ли?
— Держи. — Мортимус протянул ему бокал. — И ссыпь фишки мне в карман. С ними ты привлекаешь слишком много внимания.
— А что это? — с интересом спросил Сек; разноцветная жидкость в бокале плавно колыхалась, посверкивая разрядами.
— «Пангалактический грызлодер», классический рецепт, первая версия, — сказал Мортимус, даже не стараясь скрыть гордость. — Не самый лучший вариант, зато оригинальный.
Этот период в истории был вторым из его любимых — после двадцатого века Земли, конечно. Если и перебираться из Вашингтона куда-нибудь, то только сюда. Через сотню-другую лет он так и сделает — не оставаться же на Земле вечно? Тем более, все равно придется. Вспомнив о грядущей (и прошлой для него) войне с далеками, Мортимус вздохнул и постарался выкинуть воспоминания из головы. Музыка зазвучала громче, песню подхватило несколько хриплых голосов, до странного точно попадая в ноты.
Сек осторожно поднес бокал к губам.
— Это… алкоголь? — спросил он через мгновение, скривившись.
— Конечно.
— Тогда пей это сам. — Сек сунул ему бокал обратно и ожесточенно потер губы.
Вот это сюрприз! Мортимус даже растерялся на секунду. Он никогда раньше не задумывался, пьет ли Сек спиртное, а, оказывается, нет.
— Это невкусно, — добавил тот. — Мне не нравится.
Мортимус пожал плечами. Не нравится, так не нравится. Он выпил вторую порцию; в голове будто взорвалась миниатюрная сверхновая, токсины весело помчались по венам. Как прекрасно, что можно в любой момент нейтрализовать их — и что сейчас это не обязательно!
— Знаешь что? — сказал Мортимус ободряюще: слишком уж тоскливо выглядел Сек посреди разноцветной толпы, весь в черном, мрачный и решительный, как подросток из человеческой книжки о приключениях. — Выйдешь из бара, повернешь направо, там, за аркой, есть лестница, винтовая, если я не ошибаюсь. Если по ней подняться, наверху будет белая сводчатая дверь… может, уже не белая. Надо постучать три раза, потом один и, когда откроют, сказать, что у тебя есть дело к госпоже Чикигё. Когда спросят, какое дело — ответишь, что чайная церемония.
Сек с подозрением посмотрел на него.
— Я не понимаю. Ты хочешь, чтобы я что-то сделал для тебя? Зачем?
— Нет, нет-нет-нет, — отмахнулся Мортимус и улыбнулся, довольный своей идеей. — Это не для меня, а для тебя. Тебе надо развеяться, ты слишком мрачный. Слишком зациклился на проблемах. Расслабься! Это пропуск в высококлассный бордель — не совсем даже бордель. Там можно встретиться с компаньонкой, а это совсем другой уровень. Тебе понравится там, гарантирую со всей возможной ответственностью.
Сек выпрямился и как-то подтянулся. Его щупальца дернулись и застыли.
— Что? — спросил он тихим и неожиданно злым голосом.
Мортимус открыл рот, чтобы ответить, но Сек перебил его.
— Ты считаешь, что я могу только за деньги? — продолжил он тем же сухим тоном и сильно ткнул Мортимуса острым пальцем в грудь. — Что я сам по себе ничего не стою?
— О Господи! С чего ты взял…
— Заткнись! Ты пьян. У тебя нет никакого понятия о личных границах. — Голос Сека упал почти до шепота. — Как вообще можно покупать… такое?! Оставайся здесь, напивайся, развлекайся, но без меня. Понял, таймлорд?
Он развернулся на каблуках, толкнув зазевавшегося парня в белом облегающем комбинезоне со звездами, и вышел из бара.
— Да что я такого сказал? — пробормотал Мортимус. — И кто пьян? Я? Идиот. Я всегда могу протрезветь, если захочу, это во-первых, а во-вторых…
Это стало слишком похоже на попытку оправдаться, и Мортимус прервал монолог. Он вытащил из кармана одну из фишек — на ней было выгравировано «М», — и вернулся к барной стойке.
— Здесь это принимают? — сердито спросил он у бармена и со стуком уронил фишку на отполированную до блеска и, кажется, по-настоящему деревянную поверхность. Приятное головокружение безвозвратно улетучилось, хорошее настроение — тоже. Проклятый далек! Знал бы, ни за что не взял бы его с собой. Тоже нашелся Холден Колфилд.
— Принимают, — проворчал бармен, подобрал фишку и покрутил ее в пальцах. — Ты что, решил выпить весь бар? Так я ж не против, только за, только если будешь буянить — вылетишь, понял? Повторить тебе «Грызлодер»?
— Да, давай, — кивнул Мортимус, с трудом сдержавшись, чтобы не заказать «Особый старательский».
— Отшили тебя?
— Не мели ерунды. Разошлись во мнениях, только и всего, — процедил Мортимус, скривив губы. Далек-моралист, ну надо же. Абстинент и пуританин. Отправить бы его в викторианскую эпоху, пусть крутится там, как хочет, в кругу единомышленников.
— А, ну конечно, — фыркнул бармен. Бутылка слабо звякнула в его руке. — Все так говорят.
Эклектика, которая так нравилась Мортимусу поначалу, потихоньку начала его раздражать. Конечно, в этом времени культура потребления давно изжила себя, но…
— На месте твоего начальства, — сказал Мортимус устало, — я бы тебя уволил.
— Я сам бы себя уволил, да только бар мой. Не нравится — вали отсюда.
Он не глядя плеснул темно-зеленый ликер в подставленный бокал, принял плату и продолжил смешивать коктейль — небрежно, легко и красиво. Мортимус подпер щеку ладонью. Прошло меньше двух часов с тех пор, как ТАРДИС приземлилась здесь. Еще было время и отдохнуть, и, может, даже сходить на танцплощадку. Когда еще выпадет случай?
Обижаться на Сека совсем не хотелось. Ну, сглупил, принял дружеский совет за какую-то разновидность оскорбления, потом поймет, что все не так страшно. И все-таки надо подумать, что могло бы ему понравиться. Мотаться по времени и пространству с раздраженным и нервным спутником — не самое приятное времяпровождение. Кажется, ему нравилось мороженое? Надо будет отвезти Сека на фестиваль. Да. Как-нибудь потом.
Бармен молча протянул Мортимусу бокал, и тот осушил его залпом. Наверное, люди после такого действительно чувствовали что-то вроде удара золотым кирпичом по уху — слабые, нестойкие существа! Мир расцвел новыми красками, тело стало легким, словно его накачали гелием. Мортимус улыбнулся. Еще один, и можно пойти потанцевать. Самое правильное настроение. Самое подходящее.
— Скучаешь?
Мортимус обернулся. Соседний табурет занял парень, состоявший словно из одной улыбки, которая, правда, не касалась глаз. Просто-таки воплощение американской мечты — разительный контраст с барменом.
— Мне, дорогой друг, никогда не бывает скучно. Скука — болезнь несовершенного разума, не так ли? — отозвался Мортимус. Шинель этого странного типа выглядела настоящим анахронизмом — современное производство выдавала только слишком ровная строчка и материал пуговиц.
— Эй! — выкрикнул вдруг бармен, перекрывая шум, и поднял руку с призмой аудиосвязи. — Тут есть такой мистер Бертрам? Роберт Бертрам?
Шум ни на секунду не прекратился. Мортимус замер. Может, здесь есть другой Роберт Бертрам? Нет, вряд ли.
— Это я, — сказал он и протянул руку. — Давай.
Незнакомый голос на том конце шумно выдохнул и произнес убийственно вежливым тоном:
— Мистер Бертрам? Вам сообщение от мистера Риддла. Он сказал, вы поймете. Вам понадобится манипулятор воронки.
— Кто это говорит? — По спине вдруг пробежала дрожь. Хмель слетел, будто его и не было, и Мортимус выпрямился, крепко сжимая призму в руке.
— Меня зовут Форбс, — отозвался голос.
— Допустим. Почему я должен тебе верить?
— Я понял вас. На этот случай мистер Риддл просил передать, что в городах Красной ночи истина никогда не побеждает.
Мортимус затаил дыхание. Это почти пароль, а люди никогда не могут повторить его сами, даже если им произнесли его дословно. Разве что прочитать с бумажки, но он никогда не доверял им настолько, чтобы давать кодовую фразу в письменном виде.
— Хорошо, — сказал Мортимус. — Я запомню.
Он выключил связь и вернул призму бармену.
— Это была жена? Или тот кудрявый, с которым ты поссорился час назад? Или тот кудрявый и есть твоя жена?
Мортимус с досадой повернулся: он уже успел забыть про парня в шинели, а тот, оказывается, никуда не ушел.
— Если ты тренируешься в догадливости, то до совершенства тебе очень и очень далеко. Я не женат, а того, с кем я говорил час назад, кудрявым можно назвать только с большой натяжкой, — ответил Мортимус и, отвернувшись, нахмурился и забарабанил пальцами по тонкому стеклу бокала. Беспокойство неприятно грызло изнутри. Зачем — зачем? — он сам отправил себе сообщение таким странным образом? Еще ни разу он не пользовался для такого звуковой связью и людьми, которые могли сболтнуть что-то лишнее. Разве что этот Форбс по-настоящему надежен, тогда и вправду стоило бы его запомнить.
— Открой мне кредит на эту тысячу, окей? — попросил он бармена.
— Девятьсот семьдесят пять.
— Девятьсот пятьдесят. Смешай и себе «Грызлодер», я угощаю.
— Окей, Боб. — Лицо бармена, заросшее поседевшей бородой, выражения не изменило, да и голос остался таким же ворчливым. Мортимус поставил пустой бокал на стойку. — Еще?
Сердца застучали быстрее и, словно слыша их, далекий оркестр в танцхолле заиграл резвую, злую мелодию — кажется, классика из тридцать пятого.
— Нет, пожалуй, на этот раз я пас, — сказал Мортимус. Он обернулся: парень-американская мечта насмешливо таращился на него — а может, и не насмешливо. — Налей лучше этому, чего он попросит, — добавил Мортимус через плечо. Ноги сами несли его к выходу, в кончиках пальцев закололо тонкими холодными иголками.
Толпа в круглом зале все так же бурлила — может, даже сильнее, Мортимус, расталкивая разукрашенных и разодетых людей (и не только людей), шел туда, где была припаркована ТАРДИС. Была. Фонтан, причудливо сплетавший разноцветные струи воды, остался на своем месте. ТАРДИС — красный архаичный диван с квадратными подушками — нет.
Мортимус остановился у фонтана, растерянно глядя перед собой. Не может быть. Просто невозможно! Как?..
Ответ пришел тут же.
— Черт, — сказал Мортимус сквозь зубы и сжал кулаки. — База данных у него хорошая. Память у него хорошая. Я же говорил! Идиот! Я же ему говорил!!!
Попадись ему Сек сейчас — выкинул бы за шиворот из ТАРДИС. Пусть бы сам разбирался со своей отвратительной планетой и своими не менее отвратительными проблемами! Мортимусу очень захотелось чего-нибудь пнуть. Или кого-нибудь. И как теперь быть? Что делать?
В этот момент кто-то дотронулся до его плеча, и Мортимус резко обернулся.
За спиной стоял тот самый улыбчивый парень в шинели, сейчас почему-то казавшийся неприятно похожим на Крайчека.
— Хотел сказать спасибо за выпивку, Боб, — произнес он безо всякой благодарности в голосе и подмигнул.
Мортимус скривился. Вот еще! Делать ему сейчас нечего, общаться с какими-то дурацкими назойливыми людьми!
— Называй меня «мистер Бертрам», — сказал он. — Мы, кажется, не пили…
Из-под обшлага шинели выглядывал край грубого кожаного браслета, до крайности напоминающего…
— На брудершафт, — закончил Мортимус.
Напоминающего футляр манипулятора временной воронки! Вот, вот именно это он и хотел сказать самому себе!
— Но это можно исправить, мой дорогой друг, — добавил Мортимус и широко улыбнулся. — Все на свете можно исправить, если знать, как.
Он проснулся резко, словно подброшенный подземным толчком. Он никак не мог запомнить, отчего происходит такое — то ли судорожное движение во сне, то ли какое-то влияние извне, а может и что-то третье, о котором ему не рассказывали.
Но сейчас его озаботило совершенно другое.
Холодно.
Холодно, холодно, холодно.
Ветер бьёт о тушу, в которой он лежит, скорчившись, как эмбрион-переросток, и словно каким-то непонятным, немыслимым способом пробирается внутрь, дотягивается до него своими холодными пальцами, проникает под кожу и уже гуляет там, внутри него, вымораживая и выхолаживая всё, до чего может дотянуться.
Холодно, холодно, холодно.
Холодно.
А ещё хочется есть.
По отдельности это было бы терпимо — но вот вместе превращается в гремучую и совершенно смертельную смесь.
Необходимо — жизненно необходимо и так же жизненно важно — обогреться и поесть. Иначе через несколько часов здесь будет уже два трупа.
Труп, нафаршированный трупом — мысленно хихикнул Денис. И тут же оборвал себя — так, сейчас не до чёрного юмора. Пусть тот и не дает упасть духом — но так же и отвлекает мозг от более важных мыслей. А конкретно — что сейчас делать. Точнее, нет, что делать, было ясно — обогреться и поесть.
Но как обогреться и что поесть?
Он пошарил по карманам.
Да, НЗ-запас активного топлива у него есть, зажигалка по умолчанию встраивается в краги перчаток.
А как быть с едой?
А никак… — ответил голос у него в голове. Ты сидишь на еде, под едой и в еде. А ещё часть еды у тебя прикопана в снегу. Поэтому просто-таки и не могу тебе даже и посоветовать, как же быть с едой?
Да, конечно, был определённый риск, связанный с тем, что мясо — а, точнее, требуха — могла оказаться ядовитой. Это было риском даже в условиях плотно укомплектованной всеми медикаментами базы — и совершенно фатальным здесь, в заснеженном нигде и никогда.
Но если пища могла оказаться ядовитой — а могла и нет, то в случае голода исход был ясен и однозначен. Без пищи Денис начнёт замерзать уже через час, а часа через четыре встанет на прямой и неумолимый смертный путь.
Он прикинул варианты и провёл примерные аналоги с известными ему земными животными. Да, конечно, никто не гарантирует схожий метаболизм и тем более, никто не получится за такую скользкую вещь, как усвояемость вообще — но выбора, как он уже понял, не было.
Так что он, закрыв лицо очками и задыхаясь от ветра, пополз к закопанной требухе. Там решительно отмел всё, более-менее напоминающее кишки, желудок, мочевые и прочие пузыри — и вытащил явное сердце.
Есть в этом что-то сюрреалистичное, достойное кисти старых мастеров, как Ле Бойе, Грачевский или Дали… мда. Сидеть в туше гигантского животного и жарить там его же мясо… мда… Но самое сюрреалистичное в этом мире — это сама жизнь.
***
Р’Лан тихонько пищал.
Чёрная пустота навалилась на его сознание и стала медленно поглощать и засасывать. Р’Лан был боец, лучший на курсе — но что можно поделать против врага, с которым не знаешь, как бороться? Что можно поделать против врага, которым, по сути, являешься ты сам?
Одиночество, одиночество, одиночество…
Никого нет рядом.
Никого нет в тебе.
Никого, никого, никого…
Словно от тебя отрезали кусок… даже нет, нет, нет… словно ты сам — кусок бывшего себя. Кусок даже не отрезанный, нет — вырванный, выгрызенный, безжалостно и жестоко, и выкинутый прочь, как можно дальше, без надежды на нахождение, без надежды на приживание. Без надежды ни на что…
И тебе остаётся только гнить, замерзать, иссыхать, вянуть — любой вариант на твой выбор. Любой вариант. Только вот исход — один.
Р’Лан ворочался в снегу и, краешком сознания понимая весь ужас происходящего, не мог выбрать, что же будет лучше — сойти с ума, прежде чем замёрзнуть — или же замёрзнуть прежде, чем сойти с ума.
И тут…
— Помню просторный грязный двор и низкие домики, обнесённые забором. Двор стоял у самой реки, и по вёснам, когда спадала полая вода, он был усеян щепой и ракушками, а иногда и другими, куда более интересными вещами — раздался тихий голос.
Р’Лан открыл глаза и резко сел.
Перед ним стоял человек, кажется — ллеу не очень хорошо разбирался в человеческих возрастах, но кажется, это был молодой парень, невысокий и черноволосый.
— К-кто вы… — выдавил ящер.
Парень улыбнулся и одновременно мелко-мелко заморгал.
***
Итак, мрачно размышлял Денис. Разумеется, надежда умирает последней и всё такое. Это чудесно и великолепно. С одной только поправкой — она нередко умирает на мгновение позже смерти самого носителя надежды. А такой расклад ему совсем не улыбался.
Однако нужно быть реалистом. Он на ледяном щите. Рации нет — вопрос, почему рации нет, спишем на собственную непростительную халатность. Еды ограниченное количество — и с каждым разом принятие еды уменьшает кров. Кров… ну вот только что кров ещё некоторое время — помним о еде, да? — может послужить, а потом уже и с ним начнутся проблемы. Самостоятельно он никуда не доберётся — будь то путь назад, вперёд или в какую угодно сторону.
Остается только сидеть и ждать. Смотрим чуть выше на пункты еды и крова. Сидеть и ждать остаётся совсем немного. Может, даже день. А то и меньше. Холод — коварная штука. Чёрт.
Он закрыл глаза.
***
— Что означает «бороться и искать, найти и не сдаваться»? — спросил его тогда, кажется, целую вечность назад, Р’Лан.
— Эмн… — растерялся Денис. — В смысле?
Ллеу задумался.
— В прямом.
Теперь настаёт черед Дениса задуматься.
— Это… это строчка из стихотворения.
— Стихотворения? — переспрашивает ллеу.
— Да, это… это… — Денис щелкает пальцами, пытаясь пояснить наиболее понятными ящеру словами и при этом не сильно вдаваясь в подробности, о которых он сам не имеет никакого понятия. — Это такой… такой тип книг.
— Ааааа… — тянет ллеу, и по интонации Денис догадывается, что тот ничего не понял.
— Я потом покажу, — обещает он.
Р’Лан согласно кивает.
— Ну так что это за строчка? — напоминает ллеу.
— Ах, да… это строчка из стихотворения «Улисс»…
— Ул’лис? — интересуется, видимо, услышав что-то знакомое по звучанию, Р’Лан.
Денис было открывает рот, чтобы сделать краткий обзор гомеровской поэмы, но тут же осекается:
— Так… думаю, что в этом случае мы уползём так далеко, что про первый вопрос придётся забыть…
— Логично, — кивает ллеу. — Ну так что тогда означает «Бороться и искать, найти и не сдаваться»?
***
— Мечты исполняются, и часто оказывается реальностью то, что в воображении представлялось наивной сказкой… — тихо говорит парень, шагая рядом.
— Что такое сказки? — спрашивает ллеу.
Снегоход был совершенно разбит, так что пришлось идти пешком, то и дело поскальзываясь на неверном и коварном насте.
Парень идёт рядом, и ллеу так и не может разобрать черты его лица. Иногда ему кажется, что тот похож на Дениса, иногда — на генерала, которого часто показывали по видеофону, а ещё иногда — видится, что у парня не человеческое лицо, а такое знакомое, ллееное. Но каждый раз, как Р’Лан пытается приглядеться, его спутник начинает таять в воздухе, словно относимый резким ветром — и тогда ллеу скорее отворачивается, чтобы не потерять его.
Чтобы не остаться одному.
***
— Бороться, — говорит Денис. — Бороться… это значит… значит биться.
— Бьются на войне, — резонно отвечает ллеу. — То есть, эта фраза неприменима в невоенное время?
— Как раз нет, — качает головой Денис. — Как раз наоборот… именно в мирное время она чуть ли даже не более важна.
— Но почему? Почему, если бьются только на войне?
— Отнюдь… Биться можно и в мирное время. И даже нужно.
— Но с кем? Неужели… неужели создавать себе врагов?
— О нет… — смеётся Денис, но тут же осекается, увидев, как серьёзен ллеу. — Вовсе нет.
— А с кем тогда?
— С собой. С обстоятельствами. С судьбой. Со всем тем большим и малым, что всё время встречается на пути в обычной жизни. Неужели у вас такого нет?
Ллеу не отвечает.
***
— …что всю жизнь всегда бывало так: всё хорошо — и вдруг крутой поворот, и начинаются «бочки» и «иммельманы».
— Да уж… — смеётся Р’Лан. — Совершенно точно. Как-то раз мы решили пойти в дерверакс, так вот там…
Он рассказывает этому неизвестному парню свою жизнь — а тот слушает, слушает, слушает, кивает головой, и снова слушает — как будто он сам был ллеу, как будто сам ходил в дервераксы, пил гресст, воевал с драбами… как будто он сам был Р’Ланом.
***
— А искать? — спрашивает ллеу. — Ищут же только потерянное. Значит, сначала надо что-то потерять?
— Нет, — качает головой Денис. — Иногда просто ищут. Да, и потерянное тоже… но так же ищут… просто ищут… то, что никогда не видели… просто знают, что оно есть.
— А если это знание ошибочно? — резонно спрашивает ллеу.
— Иногда дело не в находке, а в поиске, — отвечает Денис.
***
— «Вперёд» — называется его корабль. «Вперёд», — говорит он и действительно стремится вперёд. Нансен об Амундсене…» — толкает его под локоть парень.
— Вперёд! — выкрикивает Р’Лан.
И с этим выкриком бросает вперёд свое сильное, гибкое молодое тело и преодолевает ещё пару метров.
— Вперёд! — кричит ллеу во всю мощь своих лёгких, перекрикивая ветер. — Вперёд!
И не оглядывается назад, зная самое главное — тот парень идёт рядом с ним.
Тоже идёт вперёд.
Вперёд — рядом с ним.
Рядом с ним.
С ним.
С ним?
***
— Но найти? — спрашивает ллеу. — Тут так же говорится и о найти?
— Находят не только что-то. Находят ещё и себя.
***
— И вот огромное, великолепное чувство охватило меня. Жить! — раздаётся из-за плеча.
— Жить! — повторяет ллеу.
Жить! Жить каждой минутой! Каждым мгновением!
Жить даже сейчас, в этом холоде и ветре, в снегу и морозе — просто жить! Неважно как — главное что.
Главное — просто жить.
***
— И не сдаваться… — задумчиво произносит ящер.
— Это… — пытается пояснить Денис.
— Не надо, я понимаю, — мягко останавливает его ллеу.
***
— Я просто видела, что за тем миром мыслей и чувств, который я знала прежде, в нём появился ещё целый мир, о котором я не имела никакого понятия, — вдруг тихо говорит девушка, которая всё это время шла рядом с ними, и которую всё это время чувствовал, но никак не мог увидеть Р’Лан.
И тут ллеу задыхается. Нет, не от недостатка кислорода, сильного рывка ветра или еще чего — нет. Он задыхается от того самого мира мыслей и чувств. Того самого — человеческого — мира, о котором ему дотоле лишь объясняли.
Он задыхается — и яркой вспышкой приходит воспоминание, как их в детстве учили плавать, как вообще учат плавать маленьких ллеу.
Бросают в воду и ждут.
Просто ждут.
А они — малыши с только-только прорезавшейся чешуей — задыхаются, точно так же задыхаются в воде, потеряв из лёгких последний воздух — как вдруг в единый момент раскрываются жабры и они получают в подарок ещё один мир.
Мир подводных чудес — в придачу к миру надводных диковин.
И сейчас, так же в единый момент после долгого удушья, словно жабры раскрываются в душе ллеу — и он видит, обоняет, охватывает, и понимает, понимает, понимает — хотя знает, что понять придётся ещё больше — весь новый дивный чудный мир.
Мир людей.
***
По окаменевшей от мороза шкуре тарлана постучали.
— Доктор Ливингстон, если не ошибаюсь? — насмешливо, да, да, да, эта интонация считается у них насмешкой, проскрипел знакомый и такой родной — странно, как быстро что-то может стать родным? — голос.
Денис кубарем выкатился из импровизированного жилья.
И только там, снаружи, щурясь от слепящего света, он понял, как дико и пугающе выглядит — потрёпанный, перемазанный в требухе — рядом с подтянутым и аккуратным ллеу.
Стоп.
Ллеу?
Одним ллеу?
Голограмм вокруг Р’Лана не было, как не было и столь привычной коробочки на поясе.
— Ты пришёл… — выдавил Денис и тут, же, спохватившись, поправился, хотя в этом не было никакой нужды: — Вы пришли?
Ллеу помолчал, обдумывая вопрос.
— Нет, Я пришёл, — сказал он вдруг, делая ясное и не оставляющее никаких сомнений, ударение.
Потом щёлкнул кнопкой маячка и тот, замигав красным диодом, стал посылать беззвучный, но при этом такой громкий сигнал об их местонахождении.
— Нет… — вдруг поправил сам себя ллеу, оглядываясь по сторонам и назад, словно ища кого-то. — Нет… МЫ пришли. МЫ.
И в тот момент, и даже годы спустя Денис готов был поклясться, поклясться всем самым ценным и дорогим — он ясно и невозможно отчётливо увидел на снегу следы.
Следы двух людей рядом с отпечатками лап ллеу.
— МЫ, — повторил Р’Лан, с нежностью, гордостью и — неужели это была дружба? — глядя на эти следы.
А потом следы развернулись и пошли прочь.
==Елена Щетинина==
Родилась 9 марта 1981 года в Омске. Закончила Омский Государственный университет по специальности «культурология» и магистратуру «история». Работала журналистом в газетах, журналах и на радио, ведущим кинопремьер и киноклубов, преподавателем вуза, экскурсоводом, музейным работником.
Имею ряд научных публикаций; ряд «журналистских» публикаций; художественные публикации: проза (фантастические рассказы) в альманахе Б. Стругацкого «Полдень ХХI век», коллективных сборниках «Складчина», «Когда-нибудь мы встретимся», «Годовые кольца», «Можно коснуться неба», литературно-критические статьи в сборнике «ПарОм», поэзия в альманахе «Переводчик», коллективном сборнике «Когда сильна уверенность в тебе…»
Лауреат областной молодёжной литературной премии Ф.М. Достоевского (2010, поощрительная, проза; 2012, основная, проза).
Подъехав к церкви, она взлетела по ступенькам крыльца и нос к носу столкнулась с двумя уже знакомыми ей прислужницами в закрытых длинных балахонах и черных платках. «Как вороны», — подумала Ника с жалостью.
— Опять пришла, ведьма рыжая! — заворчала ей в лицо та, что была не в себе. — Угробила батюшку, так все мало тебе, еще бед нам хочешь?
Она шагнула вперед, наступая на Нику, и хищно выставила вперед грубые руки с изъеденными грибком ногтями, как будто хотела схватить ее за лицо. Ника, опешив, стала пятиться по ступеням вниз, но вовремя остановилась — не хватало еще испугаться юродивой! Тем более что старшая немедленно ее одернула:
— Ты что, Наталья! Оставь в покое женщину, она ни в чем не виновата!
Юродивая опустила руки и что-то невнятно зашипела себе под нос, всхлипывая без слез и кривя рот.
— Вы уж простите ее, не в себе она, с самого детства не в себе, — тихо обратилась к Нике пожилая прислужница. — Но, уж знаете, так батюшку нашего любит, что и сказать нельзя. Сирота она, вот отец Артемий и пригрел ее у храма, прислуживать поставил, хотя сами видели, какой с нее толк? Но все при пользе при какой. Человек ведь, небось, не кошка. А с утра с батюшкой с нашим беда приключилась — удар хватил, так что едва до больницы довезли, и сейчас плох, ой, плох!
Ника удивленно подняла брови. Ну вот, все и выяснилось… А она обвиняла священника в невнимательности… Ей стало неловко, она взглянула на прислужницу внимательней и заметила, что по лицу ее тихо струятся две ниточки слез.
— А что произошло с отцом Артемием? — спросила Ника, поняв, что дело принимает новый оборот.
— Инфаркт, сказал доктор, обширный. В его-то годы, да откуда? Жена, детишек двое, дай Бог, чтоб сиротами не остались, все молиться будем за батюшку нашего. Уж какой хороший, какой добрый, таких нынче и не бывает почти.
— А в котором часу случилось несчастье?
— Сразу после литургии. Он ведь к вам сегодня собирался, да вот не успел. Как сел в машину, так и прихватило.
Ника похолодела. Неужели и в этом виноват плотник? Неужели сила его столь велика, что он смог дотянуться и до церкви? Может быть, она напрасно надеялась на то, что молодой священник сможет с ним справиться? Но пока рано опускать руки! Это может быть простым совпадением.
— Скажите, а отец Артемий — он один у вас в церкви служит? Или есть другие священники? — Ника понимала, что вопрос ее звучит не очень-то тактично, но отказаться от идеи с освящением дома не могла — ей хотелось действовать немедленно.
— Нет, конечно нет, — ответила тихая старушка. — Приход большой, и летом дачников сколько! Отец Феофан сегодня вечером служить будет. Он, конечно, старенький уже, но без окормления не останемся. Только… батюшку священником нехорошо называть…
— А могу я с ним поговорить? — загорелась Ника.
— Конечно, он в храме сейчас, подойдите к нему просто. Только отец Феофан строгих правил батюшка…
Что́ она хотела этим сказать, Ника поняла, только когда заговорила со старым батюшкой. Она застала его рядом с распятием и узнала в нем священнослужителя лишь по простой черной рясе. Худой старик небольшого роста глянул на нее из-под бровей недобрым, настороженным взглядом.
— Что ты хочешь, дочь моя? — спросил он неожиданно густым басом, оглядев ее с головы до ног — наверное, ее непритязательный наряд не показался ему достаточно скромным.
Ника смутилась и начала мучительно подбирать слова.
— Я хотела… сегодня я договаривалась… — начала мямлить Ника, боясь, что священник ее перебьет, но тот слушал молча и внимательно. — Мне должны были дом освятить, а с отцом Артемием приключилось несчастье. Я не могла бы попросить вас провести обряд? Мне нужно это очень срочно…
Лицо батюшки потемнело, брови сошлись на переносице, а глаза вспыхнули:
— Так вот, значит, кто в проклятом месте дом поставил! Да еще и освятить его теперь хочешь? А когда строила, небось, у церкви не спросила разрешения? Артемий, божий человек, пожалел тебя, но от меня так просто прощения не жди. Виданное ли дело, в проклятом месте поселиться!
— Но я же не знала… — прошептала Ника, отступая на шаг.
— Не знала? Ходила бы в храм почаще, исповедовалась бы, причащалась, глядишь, и хватило бы ума у батюшки совета спросить!
— Но что же мне теперь делать? — Ника чуть не расплакалась: и от его мечущих молнии глаз, и от едкого тона, а главное — от безысходности.
— Что делать? Могу сказать. Завтра постись, приходи на утреннюю и вечернюю службу, послезавтра приму у тебя исповедь. Но к причастию пока не допущу, рано. Грех свой отмолишь, тогда и посмотрим.
— Но я… я не могу так долго… — пробормотала Ника и вдруг разозлилась. Да он пользуется своей властью над ней, он хочет ее унизить, заставить стать примерной прихожанкой. Не выйдет! Она найдет батюшку, который не станет ломаться: в конце концов, она готова хорошо заплатить за освящение дома. Все ее знакомые всегда вызывали священников на дом, если в этом была такая нужда! И сами в церковь за этим не бегали. Она гордо выпрямила плечи и развернулась к батюшке спиной. Не хочет — его дело! Проклятое место! А кто должен разбираться с этим проклятым местом, как не служитель культа? Нет, издеваться и унижать себя она не позволит! Пусть юродивые, которых вытащили с помойки, на коленках тут ползают — она найдет другие способы решения проблем!
Батюшка ничего ей вслед не сказал, да ее и не интересовало, что он об этом думает. Она сейчас же позвонит Алексею: если он не может прислать охрану, пусть пришлет хотя бы священника.
Ника вышла на крыльцо и тут же снова столкнулась с ненормальной прислужницей. Ее тихой и ласковой товарки рядом не оказалось, и Ника слегка растерялась, тем более что лицо юродивой искажала маска ненависти: кривой рот приоткрылся, глаза хищно сощурились — ни дать ни взять Баба-яга!
— Угробила батюшку, ведьма рыжая! — дохнула она несвежим запахом в лицо Нике.
— Оставьте меня в покое, — Ника попыталась обойти юродивую: не хватало подхватить какую-нибудь заразу!
Но прислужница не дала ей прохода, вскинула грязные нездоровые руки и потянулась к Никиному лицу. Ника не успела отпрянуть — юродивая изловчилась и вцепилась ей в волосы, выкрикивая невразумительные проклятия. Нику охватила паника: ничего подобного она не ожидала. А юродивая уже пыталась дотянуться до ее щеки, растопыривая широкие короткие пальцы.
Неизвестно, чем бы это могло закончиться для Ники, но тут подоспела вменяемая прислужница и с немалым трудом оттащила сумасшедшую от Ники.
— Прекрати сейчас же, Наталья, отпусти женщину! Совсем ты ума решилась, у храма драку затеяла, где ж это видано, позорище! — причитала она, пытаясь утихомирить юродивую.
Неожиданно сумасшедшая ее послушалась, хотя и не успокоилась, — бормотала неразборчиво свои ругательства, оборачивалась на Нику и зыркала на нее злыми маленькими глазами, пока не скрылась за углом часовенки.
Ника без сил опустилась на крыльцо и прислонилась к бревенчатой стене. Сегодня все глумятся над ней — и злобный батюшка, и ненормальная прислужница! За что? Что она сделала плохого? Миллионы людей ходят в церковь раз в год и считают себя православными, вот Надежда Васильевна, например! И никто их не оскорбляет, когда они хотят окрестить ребенка или отпеть покойника. Она всего лишь просит освятить дом — что в этом странного или оскорбительного для веры?
Ника не сразу заметила, как кто-то ласково гладит ее по плечу. Подняв глаза, она увидела старшую из женщин — та присела рядом и виновато улыбалась Нике. Видимо, она чувствовала себя неловко и, как могла, хотела загладить выходку товарки.
— Попробуйте не сердиться на Наталью. Я вижу, несчастье у вас какое-то, а тут еще она со своими выдумками… А у вас где дом-то, я что-то вас ни разу в поселке не видела, или вы недавно приехали?
— Да у меня дом не в поселке, а дальше, по дороге на Кривицы, или как они там называются… Где дорога вдоль реки идет, коттеджный поселок строится. «Лунная Долина» называется, слышали, наверное? — уточнять, кто затеял строительство, Ника не стала. И правильно сделала, так как собеседница посмотрела на нее чуть не с ужасом и даже, как показалось Нике, отодвинулась в сторону. Заметив это, Ника замолчала и вопросительно уставилась на нее, ожидая объяснений.
— Так вы оттуда? — ахнула она.
Ника не отвечала, продолжая выжидающе смотреть.
— Ой, милая, плохое место выбрала дом-то строить, ой плохое! У нас и детишек туда не пускали спокон веку, еще я девочкой была, мне мать строго-настрого запрещала в том месте появляться. Нет, не будет там жизни, уезжать вам надо, пока беды какой не приключилось. И девочки давешние, которые вчера с вами приезжали, тоже там живут? Вот беда какая, как же вас так угораздило-то?
Похоже, Долина хорошо известна в поселке, и слава эта недобрая.
— И что такого плохого в этом месте, объясните вы мне? Все твердят — плохое место, а толком никто ничего сказать не может!
— А то и плохо, что никто жить там не может. И никогда никто там не жил. Рассказывают, еще до революции монастырь там хотели построить. Целый год пытались строиться, но ничего не вышло. Мор среди монахов пошел, кто от болезней умер, кто убился, кто утонул — почти никого в живых не осталось. Тогда и прокляли это место и жить там людям заказали.
— Интересно это все, конечно, только на сказку похоже больше, чем на правду, — вздохнула Ника.
— Сказки это или не сказки, а что жить там нельзя — это точно. Монастырь строили — истинная правда, никакого вранья. Все в поселке об этом знают. И вот что я вам скажу: отец Артемий — батюшка молодой, силы свои хотел попробовать, крепость веры проверить. А старый батюшка правильно вам отказал. Уезжать оттуда надо, а не дом святить. Потому как нельзя христианским душам там жить, и все тут. А почему — этого я не знаю, да и знать не хочу. А вам советую: уезжайте, пока не поздно, и доченек своих увозите.
Ника ничего не ответила и отвернулась. Все твердят ей одно и то же, как будто сговорились!
— Да не могу я уехать! Некуда мне ехать! — неожиданно вскрикнула она. — Никто не понимает, никто не хочет помочь!
Женщина снова погладила ее по плечу и сочувственно покачала головой. Ника поднялась, вытирая слезы, и собралась идти к машине, но все же обернулась, чтобы поблагодарить добрую женщину, и увидела, что женщина хочет сказать ей что-то, но не решается. Помедлив минуту, она все же подошла к Нике и, привстав на цыпочки, быстро прошептала ей в самое ухо:
— Вы вот что, коли мне не верите, так у старухи Бутовой спросите. Если она не знает, то и никто не знает. Она гадалка, ей чуть не сто лет уже, и кому и знать-то как не ей! Беру грех на душу, к ворожее вас посылая, но ведь если что с вами или с девочками случится, грех еще больший выйдет! Живет она в самом последнем доме по улице Лесной, номера на доме нет. Потому что этот дом вроде как нежилым считается и ни к какой улице не относится. Как Лесная кончается, дорога сужается и начинается будто тропа, по ней и идите, пока на поляну не выйдете. На машине не проехать вам будет, сразу говорю, так что пешком идите. Утром не ходите, дверь не откроет, вечером идите. И денег не берите с собой, ни в коем случае, ведуньи деньгами не берут, но одарить бабку надо. Уж сами придумайте чем: продуктов, ткани какой купите. С пустыми руками к ней никак нельзя, еще сглазит, не приведи Господи! А теперь пойду я, да и вы поезжайте себе с Богом!
Сказав это, женщина быстро удалилась, как будто испугавшись своего совета, и оставила Нику в полнейшем недоумении.
Ника села в машину, скинула ненавистный платок, из-под которого во все стороны торчали растрепанные волосы, и привела себя в порядок. Местные священники, оказывается, суеверны, словно неграмотные старухи. Нет, она не пойдет к ворожее, или как там ее… Она сделает все как задумала, недаром нечисть сидела тихо, ожидая появления отца Артемия!
Алексей, как ни странно, воспринял ее просьбу прислать батюшку очень спокойно и одобрительно и пообещал перезвонить, когда сможет об этом договориться. Узнав, что она не дома, он очень расстроился: оказывается, ремонтная бригада давно выехала и должна была уже час как прибыть на место. Времени у них в обрез: завтра утром приезжает Петухов, надо хотя бы создать видимость того, что со столовой все в порядке. Вдруг он захочет осмотреть дом? Две запертые комнаты — это слишком подозрительно. Про спальню всегда можно сказать, что там не прибрано; в конце концов, это не то место, куда следует заглядывать посторонним. Но про столовую этого не скажешь, и ремонтники будут работать до утра. Ника покачала головой, но решила, что толпа мужчин в доме избавит ее на эту ночь от кошмаров и видений.
На следующее утро, часов в двенадцать, Илье позвонил Кольцов.
— Илюха, у Залесского есть покупатель на дом, он хочет тебя видеть.
— Залесский или покупатель? — хмуро спросил Илья.
— Какая разница?
— Так пусть придет и посмотрит, — Илья зевнул.
— Слушай, не выделывайся. Иди, они оба на срубе.
— Ты знаешь, как я разговаривал с Залесским в последний раз?
— Не знаю и знать не хочу. Илюха, он до продажи дома нам всех денег не выплатит. Иди, сказал.
— А самому ему западло было меня позвать? Или у него ментов под рукой не оказалось?
— Про ментов не понял, но я думаю, он решил, что быстрей позвонить.
— У него есть мой номер, мог бы позвонить сам.
— Ладно, кончай, иди, сказал.
— Хорошо, — буркнул Илья, — только из сострадания к твоим голодающим детям.
— Позвони потом, мне интересно.
— Ладно, позвоню, — хмыкнул Илья и, нажав отбой, добавил: — Если жив останусь.
Перед тем как выйти из избушки, он глянул в зеркальце — синяки на лице еще не сошли полностью, зато приобрели характерный ярко-желтый цвет с фиолетовыми разводами, ссадины на руках тоже бросались в глаза. Илья хотел надеть рубашку с длинными рукавами, но передумал: все равно лицо не спрячешь. Тем более что на улице стоит жара.
Залесский и его покупатель — шустрый, мелкий мужичок — и вправду ждали его около сруба. Залесский поглядывал на часы.
— Здравствуйте, Илья Анатольевич! — поприветствовал он Илью с несколько развязной улыбкой.
— И вам того же, — кивнул Илья.
— Вот, покупатель заинтересовался нашим срубом, ему очень нравится ваша работа.
Шустрый мужичок выступил вперед и протянул Илье руку:
— Моя фамилия Петухов, прошу любить и жаловать.
Илья улыбнулся ему и, пожимая руку, ответил:
— Я — Максимов.
— Зовите меня Олегом, а вас можно попроще называть?
— Без вопросов, — ответил Илья.
— Я хотел спросить у вас, можно ли этот сруб разобрать и вывезти в другое место? Вот Алексей Николаевич уговаривает меня купить его вместе с участком, а я что-то сомневаюсь.
Илья, прищурившись, глянул на Залесского, который насупился и угрожающе сузил глаза.
— Сруб разобрать можно, нет никаких проблем. Разборка займет несколько дней, не больше семи. Но фундамент должен точно ему соответствовать. И разбирать лучше перед самой сборкой, чтобы бревна не сохли и не деформировались.
— А как вы считаете, игра стоит свеч? Стоит этот фундамент и участок того, что за них просят?
Илья пожал плечами и посмотрел на Залесского с вызовом.
— Я не знаю, сколько за них просят. Фундамент я не делал, отвечать за него не хочу. Но участок покупать не стоит, сколько бы за него ни просили.
— Вот как? — улыбнулся Петухов. — Вот видите, Алексей Николаевич, и ваш рабочий со мной согласен.
Залесский подарил Илье многозначительный взгляд, не обещавший ничего хорошего, и жалко улыбнулся Петухову:
— Ну, Олег Семенович, хозяин — барин. Я всего лишь хотел избавить вас от лишних хлопот.
— Ладно-ладно, «избавить от хлопот»… Я не знаю, почему никто не покупает у вас участки, но, бесспорно, это не просто так. Мне не хочется это выяснять, мне проще заплатить за сборку сруба.
Петухов подробно расспросил Илью о сроках и стоимости сборки, поинтересовался, что для этого понадобится, и задал еще множество вопросов о технологии рубки домов. Все это время Залесский стоял рядом, пытаясь сохранить лицо. Когда покупатель вполне удовлетворил свое любопытство и тепло попрощался с Ильей, тот поспешил убраться с глаз долой.
Не успел он вернуться в избушку, как увидел в окно хозяина Долины и его покупателя. Похоже, Залесский провожал гостя до машины, и едва она тронулась с места, повернулся и направился к избушке.
Сережка сидел за столом, чиркая в альбоме карандашом, и Илья испугался, что сейчас мальчишка снова начнет его защищать.
— Серый, — толкнул он сына в бок, — я тебя прошу: сиди и молчи. Хорошо?
Сережка кивнул, не требуя объяснений, — он был увлечен своей картинкой.
Илья поднялся, зашел в бытовку, взял топор — так, на всякий случай, — и остановился напротив входа. Залесский без стука распахнул дверь и наткнулся на Илью.
Хозяин Долины усмехнулся, смерив Илью взглядом с ног до головы, и отступил на шаг.
— Я вижу, вы ничему не научились? — спросил он.
— Убирайтесь отсюда, — тихо и равнодушно сказал Илья и шагнул вперед.
— Вы полагаете, я не найду способа с вами справиться? — Залесскому пришлось отступить.
— Найдете, — кивнул Илья.
— Вы пожалеете о ваших словах, — Залесский сделал еще один шаг назад, но не учел, что там ступенька, и чуть не повалился с крыльца навзничь, чудом удержав равновесие широким взмахом рук.
А Печник, между прочим, советовал не ссориться с ними по пустякам. Интересно, это пустяк или нет?
Отчет психотехника.
Файл «Кингсли Логан, штрафник»
– Эй, боец? Ты что, охренел?
Дежурный смотрел на Логана, как на придурка.
Пришлось затушить окурок и спрятать в карман. Нет, похоже, курить на основной палубе тут не дадут. Нужно спускаться вниз, на техническую.
Но и там к нему тут же подошел высокий парень с мордой невыносимо интеллигентной для техника.
– Курить в корабле нельзя. Да и капитан этого не любит.
– Да что вы тут все пристали со своим капитаном! Я ему не баба, чтобы любить! – сорвался Логан. И так захотелось врезать по ученой морде, что кулаки заныли. Достали его тут: то нельзя, это нельзя.
Капитана здешнего Кингсли Логан видел только мельком. Молодой совсем парень, рожа веселая. И не похоже было, чтобы он особенно «держал» экипаж. Но тыкали им в нос регулярно.
– Не заводись. И хиланг спрячь. Терпение у меня не безграничное.
– Что ты, тхай, терпила? Настучишь на меня? – Логан перешел на жаргон, но парень понял его.
– Я тебя отведу и дежурному сдам. Стучать еще на тебя. Пошел, я сказал!
Логану с этим кораблем не повезло просто фантастически. На любом другом нашлась бы «база», «свои». Здесь же он видел только троих с татуировками на виске. Все были раскиданы по кораблю и жили со «старичками». Им даже поговорить не разрешили. Знали, что татуировка означает уголовное преступление в прошлом. И сразу, «на входе», сержант сказал Логану: «Обижать не будем. Но и ты не вздумай про старое вспоминать. Иначе…»
Что будет «иначе», Кингсли знал. С ним, в случае чего – разговор короткий. Штрафника можно судить «капитанским» судом и…
Потому и сейчас он сдержался. Хоть кулаки и ныли. Этот гад техник понял, что не табак, а хинг. Или хиланг, как называют его на Экзотике. Вот ведь зараза. Хинг – наркотик, хотя и легкий. Если техник настучит…
Логан пошел на свою палубу и прямо на лестнице, лицо в лицо столкнулся с сержантом по личному составу. Он не учел, что если в корабле действительно никто не курит, а они уже второй месяц в космосе, то несет сейчас от него, как…
– А ну, пошли со мной, – приказал сержант.
Пришлось заворачивать костыли. Или прямо в карцер, или…
Но привели к капитану.
Перед капитанской дверью Логана пробило. Неужели за такой пустяковый проступок сразу..?
Колени стали ватными, и сержанту пришлось втолкнуть штрафника в каюту.
Там болтались сам молодой кэп, два сержанта, зампотех… Следом вошла и девица эта… капитан Лагаль, что б ее дакхи съело. Аппетитная такая баба.
– Господин капитан, разрешите? Из пополнения это. Боец Логан. Второй раз обращаю внимание. Курит какую-то дрянь. Думал, ребята ему вчера объяснили. Сегодня смотрю – опять идет.
Молодой повернулся.
Все. Теперь и сердце остановилось почти, словно капитан взял его в руку…
Логан замер под замораживающим, пронзительным взглядом. Что-то внутри судорожно дернулось и повисло. Молодой сузил глаза, и мир вместе с ними тоже сузился… Кингсли почувствовал, что еще секунда-две и воздуха в груди не хватит, а рука на сердце окончательно сожмется…
– Ладно, – сказал капитан. Слова прозвучали словно откуда-то издалека. – На первый раз к медику его. Курит – может, у него зависимость сформировалась. А потом к Дараму. Проступок общедисциплинарный. Он разберется.
Сержант выволок Логана из капитанской. Сам идти тот не мог. Сержант пожалел. Прислонил к стенке, дал отдышаться.
Приказа Логан не понял. К медику, а потом куда? «Потом» оказалось каютой напротив карцера. Значит, бить будут. Однако, не вдвоем. Сержант завел и ушел.
В каюте стояла кушетка. Без ремней. Похоже, обернувшийся к Логану мужик был уверен, что и так справится.
Кингсли вдруг мучительно захотелось в туалет. Он что-то промямлил, но его поняли.
– Вторая дверь налево.
Он выскочил как ошпаренный.
В сортире, справив нужду, Логан прижался к прохладной переборке и простоял так секунд сорок. Нужно было возвращаться, куда убежишь с корабля? Тело сопротивлялось, оно отлично знало, что такое электробич.
Логан буквально выпихнул себя из туалета и пошел обратно.
– Что натворил? – спросил экзекутор с порога.
Логан сглотнул. Он, возможно, готов был терпеть боль, но не отвечать на вопросы. У него вообще запас слов на сегодня весь вышел. Последние – вытянул медик.
– Не хочешь говорить или не можешь? – экзекутор подошел и взял за плечо. – Ну, тогда кричи.
Он жестом приказал лечь, и Логан лег.
Что с ним было дальше, он не очень понял. Он почти не ощущал боли, но кричал. Кричал, словно все накопившиеся за сорок лет жизни слова вырвались вдруг наружу.
Потом долго не мог отдышаться. Лежал лицом вниз в тишине. Тот, который бил, не мешал ему.
Из дневниковых записей пилота Агжея Верена.
Абэсверт, открытый космос
– Ты бы обороты сбавил, – сказала Влана. – Убьешь кого-нибудь рано или поздно.
Я потер руками виски. Вышло нечаянно, в общем-то. Устал. Я отобрал пять кораблей и за двое суток провел двадцать четыре инструктажа.
– Извини, не сдержался, – согласился я и нашел глазами Келли. – И еще запиши, чтобы прослуживших на корабле менее года в оцепление не ставить и в увольнительные не отпускать. Под личную ответственность капитанов.
– Может, ты отдохнул бы пошел? Мы тут сами… это… Перечитаем, – предложил Келли.
– Какое отдыхать? Завтра с утра высаживаемся!
– Пиши, Келли: «А капитана обязать спать по восемь часов в сутки», – подсказала Влана.
– Нет, ну достали, – возмутился я. – Уйду я от вас. Злые вы!
– Вот и вали, – согласилась моя девочка. – Там ужин на столе «под колпаком». Ешь и в койку.
Плюнул на них и выгнал себя из капитанской.
К себе не пошел. Пошел посмотреть на бойца, который попался мне сегодня под горячую руку. Новенький. Из штрафников. Судя по татуировке – ничего хорошего в его биографии нет.
Я предполагал примерно, где у меня новички, но в каюте штрафника не оказалось. Пошел к Дараму. Может, он его в карцер определил? Вообще за курение на корабле по уставу двое суток карцера.
Однако с бойцом мы столкнулись в коридоре. Он шел один и даже улыбался чему-то. Увидел меня – остолбенел.
– Я не виноват, господин капитан, меня правда отпустили.
– Ну, отпустили и отпустили, – сказал я. – Чего испугался?
Боец молчал. Он был, судя по всему, не из болтливых. Взрослый уже, в общем-то, мужик, много чего испытавший неприятного. Кто он для меня? Штрафник, которого при первой возможности ставят туда, куда доброго бойца поставить жалко? Или меняют на что-нибудь более необходимое? (Чаще на спирт или зарядные батареи.)
Да и на что такой вообще может сгодиться? Психика испорчена, спину ему теперь не подставишь… Я знал, что личность штрафников иной раз не гнушаются и стирать. Хоть законом это запрещено, но грамотный психотехник может сделать «из ничего» хорошего бойца. Как правило – смертника. Соблазн тут слишком велик. Так что этому еще повезло. Его просто кидали с корабля на корабль. Кидали, потому что есть положение, запрещающее держать бойцов в космосе без отпуска больше двух сроков (5+5 месяцев). Вот это «добро» и передавали «из рук в руки», чтобы в увольнительные не отпускать. Как же фамилия-то его? Логан, вроде. Морда просто квадратная. С Герми, что ли? Не захотелось быть шахтером?
Пока я размышлял, боец не находил себе места. Нет, стоял он, конечно, как положено, но я ощущал, что ему очень некомфортно.
– Не надо меня бояться, не съем, – сказал я. – Не вовремя ты мне сегодня подвернулся. Устал я. Извини. Но курить в корабле нельзя. Система противопожарная сработать может, да и вентиляция, сам знаешь. Медик в курсе, что именно ты курил? Лечение назначил?
Боец испуганно кивал. Для него наш разговор был, похоже, чем-то типа послеобеденного интервью воробья с букашкой. Воробей, вроде, сыт, но кто знает, надолго ли.
– Ну вот и хорошо. Иди.
Логан продолжал стоять, не веря своему счастью.
– Иди, я сказал. Свободен!
Проводил его взглядом. Не знал я, что делать с такими «бойцами». По уму выходило – на корабле оставлять. На Гране нам лишние проблемы ни под каким соусом не нужны. Но я видел даже по походке, сколько вот этот вот не был на грунте. Года два-три, наверное. Как он вообще живой? Может, у него и осталась-то одна радость – покурить этот самый хинг?
Нашел через браслет Мейстера, который жил со штрафником в одной каюте, потом Гармана предупредил. Попросил посмотреть, как бы этот Логан чего с собой не сделал.
А вот что мне с ним делать? У меня таких человека четыре, кажется. А на пяти кораблях – не меньше двадцати, а то и все тридцать…
И тут у меня родилась мысль. Рискованная, но почему бы и не рискнуть?
Кто вообще решил, что на Грану мы должны высадить именно десант?
Я ввалился в капитанскую.
– Так, ребята. Все, что мы написали – к Хэду. Будем по ходу играть. Нам нужна помощь и психотехники. Уж психотехников там…
– Ничего не понимаю, – сказал Влана. – Зачем нам психотехники?
– Ты это чучело видела сегодня? Штрафника? Из «пополнения»? Это не боец, это ходячая проблема. У нас таких – четыре. Собирай эту заразу по остальным пяти кораблям. Знаешь что такое «болезнь грунта»? Щас мы тут устроим эпидемию!
– Да зачем?!
– А затем, что грантсы к психически больным относятся как к детям. А детям они позволяют все. Абсолютно. Будет им «медицинский десант»! Потом, под шумок, довысадим основной. А пока на «Каменном вороне» – эпидемия. «Болезнь грунта»! Я – гад и сволочь довел команду до коматозного состояния! Келли, доложи комкрыла, он обещал посодействовать. Может нам и с других кораблей этих убогих отдадут. Нам человек пятьдесят хотя бы набрать…
Набрали восемьдесят шесть. Я и не знал, что проблема не высосана мною из пальца. Штрафников, которых практически не пускали на грунт, оказалось в нашем крыле предостаточно. И срывов хватало. И в госпиталь их брали неохотно. Штрафники – они не люди, мясо.
Высадкой этого странного десанта командовала Влана, чтобы уж совсем поставить все с ног на голову. И нам это, в общем-то, удалось.
В результате вышло так, что ей и пришлось возиться со штрафниками до самого конца операции на Гране. Я отдал ей Дарама, хотя и сам очень нуждался в его помощи, потому что, куда ни ступи – действовать приходилось на свой страх, риск и воображение. Ну, на воображение я не жаловался.
Нужно сказать, что польза от этой затеи вышла двойная. За полтора месяца семьдесят человек мы практически вернули в строй. Медицина на Гране водилась именно та, в которой эти парни нуждались. Им были необходимы земля и отдых. И психотерапия.
На Гране особенно заметно отличие нашей, имперской медицины, от экзотианской.
Физические страдания на грантсов редко производят впечатление. Они признают за болезнь исключительно то состояние психики, которое вызывает эти самые физические страдания. Психотерапией лечат здесь все, начиная от гриппа и заканчивая переломами конечностей. Медикаментозную терапию психотехники презирают. Зато достаточно развиты «терапия играми с детьми и животными», «терапия созерцания» и прочие экзотианские штуки.
А еще на Гране очень любят детей. И мелкая грантская ребятня, окруженная местными «собаками» вроде длинноногих кошек, похоже, вообще ничего не боится. Уже к вечеру наш лагерь превратился в зверинец: кошко-собаки, ушастые полуядовитые змеи, ручные мохнатые пауки, везделезущая мелочь примерно от шести до двенадцати лет (тот возраст, который здесь считается школьным).
Психотехники, кстати сказать, прекрасно со всем этим беспорядком управлялись. И с детьми, и с нашими бойцами, большая часть которых была действительно больна «болезнью грунта».
Но даже на мой немедицинский взгляд, нам «скинули» и обыкновенных отморозков. Я даже думал, что придется как-то делить на группы этот «медицинский десант», но психотехники сделали все сами. С разрешения Вланы они даже забрали полдюжины бойцов в какую-то свою клинику. Я посмотрел потом личные дела – взяли самых агрессивных. Я бы таких просто повесил на всякий случай. Руки не дошли.
Взрослым грантсам здоровая часть высадившихся жаловалась между делом на то, что я жуткий тиран и деспот.
Лицо тирана и деспота я явил только на четвертые сутки, сбросив основной десант.
Вече началось нескоро, не раньше чем через час после колокола, Млад успел замерзнуть и потихоньку переминался с ноги на ногу. Первым выступил Чернота Свиблов, давно приметивший Млада внизу и бросавший на него недовольные взгляды. Он начал красиво, предлагая почтить память Смеяна Тушича, выразил уверенность в том, что перед пращурами того не в чем упрекнуть, обещал самолично найти подлого убийцу и призывал ответить Пскову не силой, а хитростью: отказаться брать у них товары по завышенной цене. В ответ на его последние слова заволновались купцы, но он заверил их, что через месяц-другой товары потекут с востока, а Ганза найдет ход в Новгород через Ладогу – стоит лишь дождаться весны.
Выборы посадника начались шумно и зло, соперников было всего два: Совет господ выдвигал Черноту Свиблова, а князь неожиданно предложил Удала Смеяныча Воецкого-Караваева. Никто не ждал такого от князя, бояре стучали посохами, их крикуны надрывались от свиста, но вече встретило это предложение радостными криками. Сын Смеяна Тушича был молод и хорош собой, его речь – яркая и короткая – нисколько не напоминала спокойные и тягучие речи его отца. Он говорил о преемственности, о том, как новгородцам жилось при его отце, и обещал стать продолжателем отцовского дела. Новгородцам речь его понравилась, даже кто-то из бояр поддержал его криком.
Через полчаса стало ясно, что посадника вече не изберет: ни о каком единогласии речь не шла, площадь разделилась на две части, и, судя по лицам, каждая из этих частей готова была силой доказывать свою правоту противникам. За прошедший год дважды пытались переизбрать посадника, и дважды новгородцы с топорами сходились на Великом мосту. На третий раз Совет господ допустить этого не хотел – вече успокоили, всем было ясно, что решение придется отложить хотя бы до конца Коляды.
Чернота Свиблов, надо отдать ему должное, хорошо умел управлять большим скоплением людей. Речи его были мудрыми и спокойными, он знал, когда повысить голос, а когда промолчать, когда ввернуть немного лжи, а когда говорить только правду. Он играл словами, голосом, гордо разворачивал плечи, поднимая себя над толпой, и смиренно опускал глаза перед нею. Его примирительная речь, с перечислением достоинств соперника, вызвала одобрение (если не восхищение) даже в задних рядах, где толпились «малые» люди. А закончил он, плавно и незаметно переключившись на войну. Рассказал о победах Ивора Черепанова на подступах к Нижнему Новгороду, чем снова вызвал радостные крики новгородцев; доложил о трудностях на киевских и московских землях, о том, что новгородские пушки через три дня будут в Москве, а через неделю ударят по татарским отрядам, – сильно преувеличил, и все это поняли, но все равно приняли как собственную победу и собственный вклад в войну с Крымом.
А потом он заговорил о единении Руси, о том, как князь Борис добился главенства Новгорода над остальными княжествами, о том, как это важно: выступать одним крепким кулаком против внешних врагов, о том, что в единстве – сила, а в раздробленности – слабость. Говорил о похвальбе Москвы разбить татар без помощи новгородцев, о желании Киева встать под Великого князя Литовского и, к удивлению Млада, о союзе Крыма и Османской империи.
– Новгородское войско положит конец шатанию Москвы и Киева, прикроет южные рубежи государства, заставит турок отказаться от помощи крымскому хану. Но кое-кто в Новгороде недоволен этим. Я все время слышу, как князя обвиняют в недальновидности, молодости и недостатке опыта. Кто-то боится, что, защищая московские земли, мы забываем о собственной земле, и не отдает себе отчета в том, что земля у нас одна – Русь. И если враг пришел с юга, значит, мы должны встретить его всем миром, а не делить нашу землю на части – свои и чужие. Мне хочется, чтобы решение князя одобрило вече. И если кто-то против этого решения, пусть честно признается в этом! Пусть честно перед всем Новгородом объяснит, почему противится единению Руси, почему хочет победы тем, кто раздробит нас на части, а потом перебьет поодиночке.
С места попытался подняться князь, но его за руку удержала Марибора, шепнув что-то на ухо. Да, объяви сейчас князь, что он изменил свое решение, – и Новгород посмотрит на него косо, если не освищет.
Еще трое ораторов всходили на степень, вторя словам Свиблова, и последним был прибывший из Ладоги воевода, заверивший Новгород в своей решимости разбить татар наголову, обещал прибытия в Новгород боярской конницы с приладожских земель и призывал бояр отправить своих сыновей вместе с ним – за победой.
Млад думал, что молодой Воецкий-Караваев возразит Свиблову, но тут же понял: если его освищут, посадничества ему не видать. Он не станет искушать судьбу. Новгород рвется в бой, половина тех, кто толпится вокруг вечевой площади, через три дня на четвертый собирается выступить в далекий поход. Никто не хочет слышать об отсрочке, никто не задумывается об опасности для Новгородской земли, зато все помнят, с чего князь Борис начинал объединение земель вокруг Новгорода.
Вече было столь единодушно, что сунуться сейчас на степень против его мнения было не только глупо, но и опасно, и Млад понял, что кроме него никто этого не сделает. Каждому есть что терять. И ему тоже – доброе имя, например… Но когда он смотрел на лица мертвецов, кружившихся в хороводах Коляды, бесчестие не казалось ему чересчур высокой платой за задержку ополчения. Марибора кивнула ему в ответ на вопросительный взгляд, и на лице ее читалось: я знаю, что ты прикрываешь собой всех нас. И она не сомневалась – вече его послушает.
– Волхвы редко говорят на вече, но когда они хотят говорить, никто не смеет им противиться, – сузив глаза, на всю площадь начал Чернота Свиблов, увидевший, как Млад поднимается на степень. – Заставить волхва замолчать может только нож, брошенный в спину. Послушаем волю богов, новгородцы?
Он на самом деле думал, что его угроза может Млада напугать? А прозвучали его слова именно как угроза, и Млад действительно ждал ножа в спину, пока шел по ступенькам. Сия чаша его миновала, со степени же никто не осмелился бы метнуть нож, но когда Млад повернулся лицом к вечевой площади, беспокойство не оставило его. Впрочем, нож можно метнуть и в грудь…
– Боги не вмешиваются в дела людей, – начал он, стянув с головы треух, – и волю богов я излагать не стану.
Любой ценой. Если он сейчас станет говорить о своих колебаниях, если он хоть на миг усомнится в своей правоте – он напрасно поднялся на степень.
– Я спрашивал богов о том, что нас ждет. В ночь на Коляду мне ответил Хорс. Нас ждет война. Большая война с Западом. Падет Псков, падет Ладога, в Новгород придет враг. Вчера я держал в руках карту Новгорода, найденную у вражеских лазутчиков, и убедился: они уже поделили нашу землю. Они идут сюда надругаться над нашей верой, свергнуть наших богов, превратить в прах наши святыни. Они несут нам свою веру, как принесли ее в Литву, в Польшу, в Ливонию. Многотысячные воинства стоят у наших границ и ждут добычи, ждут нашей слабости, чтобы одним ударом расправиться с Новгородской землей.
Он перевел дыхание, прислушиваясь к толпе: озадаченное молчание повисло над вечевой площадью. Кто-то попробовал свистнуть, но на него зашипели со всех сторон. Млад сам не понимал: они слушали его потому, что он был убедителен, или потому, что не имели сил противиться его голосу?
– Ополчение не должно покидать Новгорода. Москва справится с татарами без нас. Враг, сильней и коварней крымчан, угрожает Новгородской земле. И враг этот безжалостно убивает всех, кто противится войне на юго-востоке, открывая Новгород для нападения с запада. Убит Белояр, убит Смеян Тушич Воецкий-Караваев, отравленным ножом ранен главный дознаватель княжьего суда, и, наконец, убит князь Борис, который никогда бы не позволил врагу пересечь наших границ. Ополчение не должно покидать Новгорода! Иначе нам нечем будет ответить на удар.
– Ты про богов давай! С убийствами без тебя разберутся! – зло крикнули снизу.
Млад сглотнул и продолжил:
– Громовержец сказал мне, что нашу землю ведут под тень чужого бога. Ведут целенаправленно, и уход ополчения – одно из звеньев в этой цепи. Мы должны защитить не только свою землю, но и своих богов, – Млад повысил голос. – Ополчение не должно уходить из Новгорода! Я видел будущее, и мне было страшно! Враг, куда опасней и коварней татар, подбирается к нам!
Он замолчал, немного сбавил напряжение, и площадь ответила ему ревом: ему поверили. Не все, но поверили! Даже крикуны Свиблова на этот раз не стали свистеть.
Рядом с Младом немедленно встал молодой Воецкий-Караваев:
– Мой отец говорил о том, что ополчение не должно уходить из Новгорода. Наши разведчики из Ливонии, Швеции и Литвы давно предупреждали нас о том, что война готовится ими со дня смерти князя Бориса! Они заключают союзы, невозможные прежде, они объединяются против нас, и объединяет их вера. Крестовые походы не похоронены в далеком прошлом. Пытаясь напугать Москву, мы потеряем Новгород. Вместо того чтобы бряцать оружием под окнами московских князей, постоим за свою землю! Наша победа на севере убедит Москву в нашей силе лучше, чем пустой поход на юг!
Засвистели только крикуны Черноты Свиблова, а на степень взбежал один из сотников княжьей дружины:
– Меня никто не посмеет назвать трусом, я проливал свою кровь не в одной войне! И я говорю: ополчение не должно уйти из Новгорода! Не нужно никаких донесений разведки, чтобы понять: Новгород остается неприкрытым! Если ополчение уйдет под Москву, мы не наберем и десятитысячного войска, чтобы оборонять свои рубежи. Ивора Черепанова нет здесь, и я говорю от имени княжеской дружины: ополчение не должно уйти из Новгорода!
Воецкий-Караваев подтолкнул Млада в бок – требовалось закрепить успех.
– Боги не станут указывать нам путь, – сказал Млад, – решать мы будем сами. Но я видел, как горят города и рушатся крепости, я видел, как лик Хорса катится в Волхов, я видел, как падает изваяние громовержца в Перыни. Я видел…
Он осекся: толпа не слышала его, толпа смотрела на Великий мост. Шепот прокатился по вечевой площади и смолк. Казалось, замер весь Новгород; тишина была такой глубокой, будто Млад вдруг оглох. Надсадный тонкий звон в ушах нарастал, а с Великого моста отчетливо слышался скрип снега под ногами человека, одетого в белый армяк, с простым деревянным посохом в руках. Он шел к вечевой площади не торопясь, но двигался при этом удивительно быстро, словно и не шел вовсе, а плыл над землей. И скрипел под ним не снег, а морозный воздух, ставший вдруг густым и вязким.
– Белояр… – упал под ноги чей-то тихий вздох.
– Это Белояр… – прокатился по площади еле слышный ропот.
Мертвые не возвращаются к живым. Млад знал это слишком хорошо… Но мысли спутались, словно их накрыла невидимая, едва осязаемая сетка, Млад рванулся из силка, но прочные нити будто связали его по рукам и ногам. Такое было однажды, в Городище, перед гаданием, только не так откровенно, не так явно. Он почувствовал, как сливается с толпой, как становится каплей в шумном потоке воды и тщетно старался вернуть себя, но только запутывался еще сильней.
Толпа расступилась, как и в прошлый раз, открывая волхву проход к степени, но тот остановился ровно на том месте, где в прошлый раз его настиг нож. И Млад уже не сомневался в том, что это Белояр, так же как в этом не сомневался никто на вечевой площади. Ничтожное «я» осыпалось под ноги, словно пшенная крупа, и восторженное, упоительное «мы» топтало его сапогами.
– Все это – ложь! – прогремел над площадью голос Белояра, и посох указал прямо Младу в грудь. – Это ложь и происки врагов! Я был там, где Правду не перепутаешь ни с чем! И я пришел сказать: вас обманывают, новгородцы! Борис убит Амин-Магомедом. Могущественная Османская империя точит ножи против нас, и цель ее – раздробить Русь на части, сделать так, чтобы каждый стоял сам за себя. Убедительные речи врагов Руси – ложь! Несметные полчища крестоносцев на западных границах – ложь!
Млад судорожно собирал самого себя, торопился, терял снова и опять пытался собрать. Морок. Мертвые не возвращаются. Морок, лицедейство! Но какая сила стоит напротив него, какая сила! И с каким восторгом он подчиняется этой силе, растворяется в ней!
– И нож мне в спину воткнул тот, кто боялся моих слов на вече. Кто надеялся, что Казань и Крым смогут начать войну неожиданно для нас. И теперь снова хочет вывести их из-под удара, говоря о несуществующей угрозе. Но я пришел договорить – наши боги не позволят лжи и коварству взять над Правдой верх!
«Твой враг одет в белые одежды, слышишь? – раздался в голове голос громовержца. – Белые одежды, запятнанные кровью и облитые ядом».
Избранный среди избранных. Тот, с которым бесполезно тягаться. И Млад понял, почему: чужая сила плющила его, давила, как огромный валун, положенный на грудь. Он не мог ощутить себя собой, был счастлив этим, купался в этом счастье и не мог добровольно от него отказаться.
– Всего два слова правды прозвучали со степени из уст этого человека, – посох снова указал Младу в грудь, – есть люди, наделенные силой волхвов, но без чести и совести использующие эту силу.
Млад поглядел на солнечный диск, низко повисший на небосклоне, – Хорс ослепит каждого, кто станет долго смотреть ему в лицо. «Мне жаль, что ты боишься самого себя. Что ж, иди и неси свою избранность…» Боги! Что толку от избранности, если есть избранные среди избранных? «Я бы давно сбросил тебя вниз, если бы ты не знал: речь не о людских распрях». Боги! Слезы выступили на ослепших глазах, и боль вернула на место ощущение себя человеком.
– Новгородцы! – крикнул он и поднял руку. – Новгородцы, мертвые не возвращаются! А если они приходят, никто не знает, чего они желают живым!
И лица на миг повернулись к нему – сонные и удивленные.
– Мертвые возвращаются нечасто, – ответил тот, кто назвал себя Белояром, и голос его звучал громко, гораздо громче, чем мог бы говорить живой человек, – и лишь для того, чтобы вернуть справедливость. Ибо мертвецу никогда не будет покоя, пока его убийцы разгуливают по земле и безнаказанно поднимаются на степень, чтобы продолжать обманывать людей!
Голос и посох, направленный Младу в грудь, пригвоздили его к невидимой стене за спиной.
– Предательство должно быть наказано! – упали в толпу слова человека в белых одеждах, и площадь всколыхнулась.
Он уходил, и никто не смотрел на него – люди ломились к степени, расталкивая бояр и стражу. Задние ряды «малых» людей давили передние, кто-то метнул топор, но тот воткнулся в ограждение и, повисев немного, упал вниз.
Он уходил так же быстро, словно летел над землей – в сторону торговых рядов, и морок таял – оставалась разъяренная толпа.
Млад чувствовал, что силы его на исходе, словно он только что спустился к костру после тяжелого подъема, словно жалкое сопротивление мороку выжало его до капли. Степень содрогалась под ударами толпы, стража бежала наверх и в стороны, снизу летели камни, ножи и топоры, в давке слышались стоны и отчаянные крики. Млад шагнул вперед, собирая последние силы.
– Остановитесь! – крикнул он, и крик его повис над площадью – люди замерли на миг. – Остановитесь! Опомнитесь!
Не могло быть и речи о доказательстве своей правоты, никакой силы не хватило бы на это.
– Опомнитесь! Куда вы рветесь, зачем вы давите друг друга? Я никуда не ухожу. Я стою перед вами. Если хотите меня судить – судите.
Его голос, словно поток холодной воды, выплеснулся на горячие головы.
– Смерть! – крикнул кто-то.
– Смерть! – подхватили остальные.
Морок исчез, растворился в пространстве, но кто, кроме Млада, знал, что это морок? Как вдруг сзади кто-то взял его за руку и голос посадницы шепнул:
– Стой спокойно. Не оправдывайся и не кайся, не трать силу. Если можешь, сделай так, чтобы они начали слушать. Еще два слова – и они смогут слушать. Скажи им, что согласен с мнением веча.
Млад кивнул и посмотрел на людей перед собой:
– Если Новгород считает меня предателем, я приму от Новгорода смерть.
Вече явно одобрило его слова: настроение изменилось, на лицах появилось если не сомнение, то уважение.
– Может быть, есть кто-то, кто не согласен с тем, что предателя должно предать смерти? – опомнился Чернота Свиблов. – Есть такие?
Площадь зашумела, но никто не возразил.
– Я не согласен, – вдруг звонко сказал князь, а в толпе раздался свист и удивленные выкрики. – Я не иду против веча. Но если этот человек – предатель и вражеский лазутчик, его надо допросить, прежде чем предать смерти. Дайте мне срок, и он предстанет перед вами на Великом мосту, но не сейчас. Чуть позже.
– Разумно, – недовольно усмехнулся Свиблов. – Но кто заверит нас в том, что он не сбежит от правосудия? Он волхв, и мы только что видели его силу! Он заморочит стражу. Я уже не говорю о его высоко сидящих союзниках!
Он внимательно посмотрел на Воецкого-Караваева, который давно ушел в тень, прячась за широкими спинами Совета господ.
– Под лед его! – крикнул кто-то снизу, но его никто не поддержал.
– Князь прав, – поднялся с места старый боярин из Совета господ. – Если речь идет о вражеских лазутчиках, надо накрыть всю сеть. Надо понять, чего они хотят. Волхва нельзя убивать без допроса.
– Я клянусь Новгороду, – поднял руку князь, – я клянусь, что волхв не избежит правосудия!
– Не бросайся клятвами по пустякам, князь, – тихо сказал Свиблов и повернулся к площади. – Я считаю, что в подвалах моего терема охрана будет надежней, чем в подвалах детинца.
– Может, перенесем в твой терем и все службы княжьего суда? – посмеялся старый боярин. – Погоди, ты еще не посадник! У князя – дружина и стража детинца.
– Стража детинца в распоряжении Совета господ, пока нет посадника, – повернулся к нему Свиблов.
– Значит, решать Совету господ. Не утомляй вече этой ерундой.
— Мила… да Мила же! Все нормально, успокойся…обошлось же.
— Ага. – Людмила от души плеснула в кружку еще дымящегося отвара, почти обжигаясь, сделала несколько глотков. Не показываться же ей перед сыновьями зареванной.
Её мальчики живы! Всё обошлось, ничего не случилось. И у Дима с Лешей, и у Линочки. И у этого, у Вадима. Про себя Мила называла двойника своего сына исключительно полным именем – уж очень не вязались к полуседому мужчине без возраста (или вне возраста?) уменьшительные имена. Он тоже сумел выиграть бой, спасти город. И пресс-конференция, показанная по всем главным каналам всех крупных стран – это то, что надо. Можно гордиться…
— Парррррррррррррррррррршивцы! – рыкнула Маргарита, на минуту прервавшая свои утешения. – Заррразы!
— Что такое?
— Ты только не волнуйся… Мои поросята вместе с твоим Игорем…все обошлось, не переживай. Но в общем, они там сейчас, на месте.
— Они же на практике!
— Нетушки! С ними сейчас общается Координатор. Ухитрились найти Дима почти одновременно с… слушай, а ну делись! Что ты там пьешь, а? – и Маргарита, выхватив у подруги кружку с отваром, от души приложилась, успокаивая растрепанные нервы.
— Прискорбное отсутствие воспитания… — ханжески высказался аквариум.
— Что поделаешь, — вильнула хвостом средняя рыбка. — Икринки из неполной семьи…
— Вас не спросили! – возмутилась Марго. Реагировать на рыбьи высказывания она до сих пор не научилась, за что тут же схлопотала дополнительно:
— И нервы лечить надо.
— Да, впечатления детства, что ни говори, формируют характер зрелой особи…
— Ой, а расскажите?
Рыбки наперебой ахали, охали, радовались, возмущались, порой перекрикивая хозяев, даже поцапались в очередной раз. Маргарита, отвлекшись от очередной выходки неугомонных близнят, вступила в схватку с невыносимым трио самозваных воспитательниц, а Людмила наконец вздохнула полной грудью и улыбнулась.
Всё было привычно, всё как всегда, словно жизнь входила в прежнюю колею. Будто не было не похищения, ни тревог этих безумных дней… Её Димка просто отлучался ненадолго, а теперь вернулся. Всё будет хорошо – убеждала себя Людмила. И плевать на пророчества. Осталось всего четыре дня.
Ничего не случится.
Ох, они же скоро вернутся! А у нее еще и мясо не готово…
— Дензил, данные! – Март быстро слевитировал на ладонь безопасника два кристалла. – Для вас и милорда Вадима. Очень интересная информация по ресурсам.
— Благодарю, — Дензил запустил голограмму и всмотрелся…
К этому времени допросы Эйке Камероса, его коллеги Константина, а также Чейтверрка, Дейгера были закончены (допрос Микора, «раба» некоего Йоргоса оказался временно невозможен вследствие его плачевного состояния). По добытым адресам прошли обыски с реконструкцией событий. Теперь аналитики отдела во главе с Мартом (какой все-таки многообещающий демон, не зря милорд его подключил) систематизировали полученную информацию и делали выводы. Выводы получались многообещающие. План похищения… эээ… родича милорда был достаточно хорошо проработан с обеих сторон. Патриар Иккорг (какая жалость, что уже покойный!) и люди (в большинстве увы, тоже покойные) оказывается, неплохо сотрудничали. Плодотворно так. Есть на чем поприжать этих бе-эре!
И есть что докладывать милорду…
— Очень и очень неплохо, — пробормотали рядом. Незваный коллега Координатор держался рядом как пришитый, присутствовал на всех допросах и исправно капал на мозги задержанным. Сокровище, а не коллега, кстати – с его помощью те переставали брыкаться вдвое быстрее. – Это то, чего нам очень не хватало. Человеческие ресурсы. Власть государства еще не все, люди далеко не всегда к ней лояльны. А вот власть денег…
На замолчавший австралийский городок обратили внимание не сразу. В большом мире хватало дел и забот. Лишь ближе к вечеру, когда пыльный автобус привез домой тридцать школьников с экскурсии к озерам, учителя и водитель обратили внимания на странно пустые улицы…
И на тишину. Молчал городской радиоузел, не было слышно привычного шума «Шкурника», цеха по обработке овечьей шерсти… мертво молчала абсолютно пустая детская площадка. И светофоры не горели.
— Дэйв, стой… — встревоженный учитель, пока напарница старалась успокоить заволновавшихся детей, настороженно осматривал улицу. — Что-то не так.
Автобус сбавил скорость. Водитель на всякий случай посигналил – один раз, коротко. Сигнал странно и дико прозвучал в мертвом городе, и почти сразу смолк, когда за поворотом прямо поперек улицы обнаружилось два автомобиля с распахнутыми дверцами.
А потом стали попадаться первые тела. Кровь. Полуобгрызенный скелет – на нем еще осталась приметная цепочка, которую любила носить библиотекарь Кэти…
— Боже! – вскрикнул чей-то голос. – Господи…
Автобус развернулся и, набирая скорость, рванулся прочь.
Ало-золотой вихрь радостно вскинулся, распахнул навстречу теплые объятия. Огненные языки обвили плечи, и как всегда, мягко, радостно курлыкнул Феникс, отзываясь на ласку, отвлекаясь ненадолго от врага. И тает усталость.
— Лина… Гори и живи, девочка… — прошелестел теплый голос. – Гори и живи. И ты, приемыш. И ты, маг, темный и светлый. Не бойтесь, вас мой огонь не тронет. Счастье видеть вас в моем укрытии.
— Мы с просьбой.
— Я знаю. Нужна помощь?
— Да. Очень…
— Вижу… — колыхнулись алые лепестки. – Вижу…
Одежда давно сгорела, осыпалась искрами и пеплом. А синяки и ссадины остались. И «холодок». Теперь, когда Лина соприкасалась ним, можно сказать, вплотную, через руку Вадима, ей было намного трудней сдерживать Феникса.«Холодок» виделся тому хищником, громадной черной нежитью в птичьем облике, И Феникс просто бесился, порываясь вступить в бой с этой непонятной и очень невкусной тварью – только для того, чтобы защитить хозяйку.
Хороший мой.
— Храбрый птенец, — согласилось Пламя. – Как и ты.
— Помоги. Ведь еще не поздно?
— Не поздно… опасно… Слишком много черного, светлый маг. Слишком много боли. Отпусти…
— О чем… говоришь? – Вадим болезненно поморщился, похоже, холодок зверел с каждой минутой. — Я хочу избавиться от него.
Пламя качнулось, вскипела-опала золотая волна. Будто вздох.
— Этого мало. Отдай остальное.
— Что?
— Ты знаешь. Тебе не надо было просить его о таком. Это не твое, молодой Страж. Не твоя память, не твоя вина. И боль не твоя. Отпусти. Отдай…
— Я должен был.
— Не должен. Ты думал, что должен. Но нельзя идти по жизни чужим путем. И с чужим грузом за плечами. Тебе не сотворить своего, пока смотришь чужими глазами… понимаешь?
Отбрось это. Отстрани. Отдай…
Пламя мерцало , поднимаясь-опускаясь, меняя цвет, вихрясь и закручиваясь у центра, мягко, размеренно, в каком-то заворачивающем неотрывном ритме. Лина тряхнула головой, отгоняя внезапно подступивший сон, и непонимающе всмотрелась в Дима, который неожиданно перестал опираться на ее плечо. Бледное лицо мага разглаживается, с него исчезает уже въевшаяся боль, тает невыносимая усталость и горечь.
От-пус-ти. От-дай. От-пус-ти. От-дай.
Дим даже улыбается – чуть-чуть, самыми кончиками губ, словно начиная верить во что-то хорошее.
От-пус-ти. От-дай. От-пус-ти. От-дай.
Он не замечает, как огненный вихрь мягко касается его лица, как исчезают, словно впитываюсь под кожу, пламенные языки.
Отпусти…
— Ты забираешь чужую память? — пальцы Леша находят ее руку, они теплые и сильные, но на миг, пока он не успел закрыться… Лину почти хлестнуло мгновенной острой вспышкой тревоги. Он тут же спохватился, и новое касание подарило теплоту и нежно-ласковое «я-люблю-тебя-знаешь?». Эмпат… несчастный.
Леш, ну что ты? Все будет хорошо. Правда… Веришь?
Конечно. Только…
— Я не стану отбирать твое, приемыш, — шелестит Пламя. – Не все твое. Ты смог поставить преграду, ты умеешь. Но мертвое – отпусти.
— Я не…
— Мертвое – отпусти, — повторяет тихий голос. — Нельзя так. Она – моя. Отдай…
О чем они? Почему у Леша такое окаменевшее лицо?
— Ей будет лучше…
— Как?
— Будет. Она была огонь, она должна вернуться в Пламя.
— Леш? – Лине отчего-то страшно. – Леша…
Зеленые глаза, где переплелись боль и гнев. Не Леш… Алекс, снова Алекс. Последний раз?
— Хорошо, — размыкаются наконец его губы. – Хорошо…
Бушует вокруг огненная буря. Сгорает в Пламени чужое и чуждое, привнесенное и заимствованное.
Настоящее остается.
Все хорошо. Все будет хорошо.
Так просто?
Вадим не знал, что его удержало в пещере Фениксов. Просто стоял и смотрел на огненную стену, за которой скрылись Лёш, Лина и Дим.
Дим… он чувствовал свою копию так ясно и отчётливо, словно Дим находился на расстоянии вытянутой руки. Нет, даже меньше. Дима — и «холодок». Какой, к дьяволу, холодок, лед, мороз! То, что когда-то досталось ему самому, перед нынешней дрянью действительно всего лишь «холодок». А это дайи. Впитано в разгар какого-то ритуала, да еще замешано на чьей-то смерти. Смертях. Что ты наделал Дим, преисподняя, зачем…
Одна надежда — этот Дим старше и сильнее, чем был Вадим… нет, Димка, получивший страшный подарок. В отличие от будущего Повелителя, ЭТОТ всё знает и понимает. Рядом с ним родные и любимая девушка. Вытащат. Удержат. Хотя бы до того мига, как Вадим перетянет «холодок» в себя.
Бывший Повелитель криво усмехнулся. Что ж, ему не привыкать жить с этой тварью внутри.
Машинально, по въевшейся в кости привычке использовать все доступные ресурсы, он прикинул, как применить к делу нового «жильца» и как компенсировать мероприятия, которые могут из-за него сорваться. Свод точно не будет рад, придется держать «холодок» подальше от людей, зато общение с Ложей станет не в пример легче.
И всё-таки — зачем Дима потащили в пещеру фениксов? Не доверяют Стражам? Боятся, что в Своде его будут изучать и ментально препарировать, как когда-то самого Вадима? Но тащить к родовому Пламени — главной святыне клана? Зачем? Если только…
Догадка обожгла, точно сам сунулся в Пламя, и сердце забилось неровно. Лина Огнева… ТА Лина… Она всегда старалась держаться в стороне от демонских «развлечений», и рядом с ней было не то чтобы уютно, но как-то надёжно и спокойно. Особенно по утрам… Может, именно поэтому он когда-то и избавился от нее, опасался привыкнуть, стать зависимым? В душе девушки не ощущалось печати «холодка» — теперь Вадим понимал это отчётливо. Значит ли это?..
За спиной кто-то негромко кашлянул, и Вадим стремительно обернулся, готовясь к схватке. Но это оказалась лишь хозяйка Пещеры.
— Милорд, — Хранительница Анна склонила седую голову в поклоне.
— Хранительница… Хранительница, ваше Пламя может лечить от дайи? — торопливо, боясь спугнуть предположение, и в то же время требовательно спросил Вадим.
— Дайи?
— «Холодок», — пояснил Вадим. — То, чем заражён… мой двойник.
— Пламя выжигает всё. Любую чужеродную примесь. Разве господин Март не рассказывал вам о своём чудесном исцелении?
— Март? — выдохнул Вадим. Неужели и демон тоже?..
— Ему подсадили какое-то заклятие. Лина вытащила из мальчика эту дрянь. С помощью феникса, разумеется.
— Значит, Дим?.. — Владыка не закончил, но старая женщина поняла.
— Если мальчик заражен и если Лина попросила, Пламя не откажет. Он вернётся к нам исцелённым.
— Почему я раньше не слышал ничего подобного?
Анна пожала плечами:
— Тайна клана. Её запрещено разглашать посторонним. Собственно , это известно лишь Хранительнице и главе клана.
Глава клана… Лиз. Снова Лиз. Не в первый раз бывшему Повелителю случалось удивляться поступкам бывшей главы Фениксов. Она могла бы вылечить Повелителя… если бы захотела. А вместо этого положила почти весь клан у эльфийского леса и разыграла свою гибель. ТА Лина вряд ли знала об этом секрете, иначе бы Алексу не пришлось отправляться на Ангья. Проклятье… проклятье, проклятье!! Будь ты проклята, дрянь эгоистичная. И сейчас… уж наверняка не от матери Лина узнала о возможности лечить и снимать порчу.
Вадим привалился плечом к стене — ноги отказывались держать. Весь этот сумасшедший день — бой в городе, пресс-конференция, а теперь ещё и весть о спасении Дима — изрядно вымотал.
— Всё могло быть иначе. Так просто… — Невольно вырвавшийся стон был полон бессильной ярости и тоски.
— Да, милорд . Успокойтесь. Прошлого не изменишь, — Анна прервала негромкие увещевания, вспомнив, КОМУ она это говорит. Этот мальчик с пепельными глазами (для неё и Александр был бы мальчиком — слишком долго Хранительница жила на свете) и его брат, построив Барьер, изменили прошлое.
На этом разговор оборвался.
Они стояли и ждали. Вадим слишком хорошо представлял, как рвётся с привязи «холодок», пытаясь спастись, как Пламя охватывает Дима красно-золотым коконом, как разъярённо кричит (или хлопает крыльями) феникс, почуявший чужака.
И вот… наконец…. «отпечаток» Дима словно мигнул, а потом проявился ещё чётче и ярче. И в этом «отпечатке» не было и следа «холодка». Аура казалась потускневшей — но, учитывая плен, этого и следовало ожидать. Зато она была чистой, без единого тёмного пятнышка. Словно у младенца. Так не бывает. Не должно быть, ведь души взрослых запятнаны хоть мелкими, да грешками. Но Пламя, наверно, не знало об этом. Оно просто совершило невозможное.
Волной — да что там — настоящим цунами накатило облегчение. Всё… Дима спасли. Теперь уже окончательно. Прошлое больше не повторится. Никогда… никогда… Теперь всё в порядке. Всё будет хорошо…
— Вадим? – изумилась троица, шагнувшая на камень из опавшего Пламени.
– Откуда ты? – зеленоглазую занозу, которая досталась в братья его двойнику, шатало ветром, но любопытства новый братец не утратил. Да, некоторые вещи не меняются ни временем, ни иной реальностью.
— Как ты узнал? – это Лина, которую, конечно же, интересует тайна Пещеры. Или не интересует?
— Ты… — виновато смотрят знакомые серо-зеленые глаза. Будто из зеркала. – Пришел головомойку устраивать?
— Обязательно, — у бывшего Повелителя давным-давно не было так легко на душе, — Вы даже не представляете, какую. Только когда оденетесь, конечно.
Троица опустила глаза… и тут же устроила соревнование, кто быстрей и ярче покраснеет.
Угадайте, кто победил?