К кастрату раз пришел скрыпач,
Он был бедняк, а тот богач…
Александр Пушкин
Нужна ли автору критика?
Робин Штенье сказал давеча, что счастье – это когда тебя хвалят.
Я бы даже сказал, что счастье писателя – это когда хвалят его текст. Самого писателя можно при этом ругать.
Ну типа: «И как мог такой молодой и никому не известный автор написать такой шыдевральный шыдевр!..»
Писателю, если он уже более-менее освоил ремесленные навыки и открыл для себя собственно творчество, как построение «нового», не нужна критика.
Ему нужны:* эмоциональная поддержка;* возможность поговорить о своих героях;* возможность понять, а читается ли то, что он заложил в текст.
Потому что внутри у писателя (если, конечно, это тот соловей, о котором мы говорим) и так всё брыкается и встаёт на дыбы, безо всякой критики.
Сознание писателя, который ищет в себе и в мирах, – бешеная, необъезженная лошадь, которая, выпучив глаза и поддавая задом, мчится, не разбирая дороги.
Он не понимает ни себя, ни эту лошадь. А она – лупит и лупит копытами…
Да.
Чую, вы меня поняли.
«Я знаю, что ничего не знаю», ага?
Какой-то гад, то ли Сократ, то ли Демокрит подложил нам эту свинью.
Не знаете, о чём это сказано?
Берите ручку. Рисуйте на листе маленький кружочек.
Внутри кружочка (можно закрасить) – то, что вы сейчас знаете о себе и мире, а снаружи кружочка…
О, там толпится всё, чего вы НЕ знаете. Пялится на вас с той стороны окружности. Облизывается.
Теперь предположим, что вы прочли 10 прекрасных умных книжек и узнали о мире побольше.
Рисуйте кружочек побольше.
Нарисовали? Обратите внимание, как увеличился его радиус. А вместе с ним выросли ваши границы соприкосновения с неведомым. И толпа страшных лохматых «нечто и ничто» снаружи – стала ещё больше…
Вот это и называется «Я знаю, что я – ни-ичего не знаю».
Пока знаешь мало, кажется, что знаешь всё.
Чем больше узнаёшь, тем больше ощущаешь себя тупым идиотом.
Если кто-то балуется, как и я, эзотерикой, то это: как на «окружной» – повсюду нечисть точит зубья.
А если вы просто писатель, вспомните гоголевского Хому Брута.
Вспомните тот круг, которым обводит себя бурсак, карауля ночью мёртвую панночку?
Да, это оно самое.
И вся эта неведомая нечисть тянет к нему лапы.
Боюсь, это и были знания, так и не вбитые в пустую бурсачью башку через зад.
Вот сейчас остановитесь и задумайтесь – а нужны ли вам все эти новые знания? Готовы ли вы вступить на путь нового и творческого, которое постоянно будет тянуть к вам лохматые когтистые лапы?
Нормальным соловьём быть легко: пой себе и пой.
И будете хорошо кушать, будете уверены в себе, бодры и всезнающи.
Но если вы меня читаете, боюсь, вы уже выбрали другой путь.
Вы уже «не та» птичка. Вы НЕ умеете варить макароны. Нормальные птички думают, что умеют.
Вернёмся к критике.
Вот если перед нами соловей классический, который думает, что уж макароны-то он варить умее-ет… Вот ему нужно иногда указать и на то, что он вместо ноты си выдаёт си-бемоль, т. е. завязка романа у него вышла, по сути, формальная, ведь никакого поворотного события он там не прописал, и что «точка зрения» и «фокальный персонаж» – это две «не наши» разницы и не надо их путать… И т.д. и т.п. В общем, такому соловью критика может пойти на пользу. Она вернее вгонит его текст в некий общепринятый шаблон.
Шаблон – это до определённого момента «добро», потом – «зло». Но, чтобы ломать шаблон, надо его всё-таки хорошо освоить.
Ремесло полезно. И не менее полезно его осваивать.
Вы начинаете думать, что знаете, как «правильно», это вас гормонально балансирует.
Тут главное не переучиться, не превратиться в «другого» соловья, того, что скачет на бешеной лошади. Но многим это и не грозит, ведь учёба – только половина успеха, надо ещё иметь тонкие-тонкие нервы, чтобы слышать, как все эти твари ходят за гранью вашего круга знания.
Потому иногда и некоторым критика бывает полезна. До поры до времени.
Сущность соловья (писателя) в том, что сначала он УМЕЕТ писать, а вот когда действительно научится, тогда и обнаруживает, что НЕ умеет.
И это – некая истина: непознаваемая, непостижимая и далее по списку.
«Но ведь тогда всех критиков, которые пытаются донести нашему соловью своё имхо на тему того, что, по их мнению, он делает «не так», смело можно ставить к стенке?» – спросите вы.
Ну, да, примерно так. Ведь чужое имхо ему больше не нужно.
Мало того – оно ему бывает вредно.
Есть он и есть вечность. Бездна голодных глаз. Нечисть, что взирает на него из-за черты, отделённая всего лишь прерывистой дорожкой мела…
И писатель – пленник в этом кругу.
Его всё лучше понимает мироздание и всё больше не понимают критики.
Нет, иногда они его даже хвалят. Особенно его ранние тексты.
Это смешно, но критики постепенно как бы дозревают до его текстов. И ругают автора, что он пишет всё хуже и хуже.
Вообще, всё это грустно и не смешно.
Грубо: если бы я меньше слушал критиков – а моими критиками были прекрасные милые, добрые, честные люди… Я написал бы больше хороших книг.
Да, чтобы понять это, мне пришлось посетить шесть литературных семинаров, где разные состоявшиеся писатели объясняли более молодым…
Что объясняли?
Да, что не очень-то понимают они чужие тексты, что понимание – вообще очень индивидуальная штука, что права Марика Станвой – мнение любого необразованного человека о вашем тексте – просто его видение и не более.
Если бы я был умнее, я обращался бы к филологам. Там мне, по крайней мере, указали бы на ремесленные недочёты, и это было бы полезно.
А писатель, как правило, к ремеслу приходит интуитивно, всей палитры жанров и приёмов не знает, классиков в зрелости читает мало…
А ещё среди успешных писателей-современников достаточно много нормальных соловьёв, поющих свою родину и её женщин.
И они ещё даже не рисовали свой «круг» на бумажке. Вот так, как мы с вами.
Пройдёт 100 лет, и никто о них не вспомнит. Но и о вас – тоже не вспомнит, если вы, вместо того, чтобы работать над собой, начнёте гоняться за похвалой… критиков и собратьев по перу.
И всё это было бы смешно, когда бы ни было так грустно.
Нет, есть, конечно, состоявшиеся писатели, которые собаку съели и на матчасти. Мне очень интересно, например, читать блоги Олди. Но здесь исключение, скорее, подтверждает правило: тот, кто может научить ремеслу и готов тратить на вас время своей жизни – редко сам бывает хорошим писателем.
Что ещё важно?
Опасны не только критики.
Другие писатели друг друга тоже понимают нечасто. Но если и понимают, то «певцы родного края» – отдельно, а те, кто осознал себя в похожем кругу, – тоже отдельно. Своими группами.
Спросите про условных «либералов», уж они-то, кажется, «про Родину» не поют?
А разве пение «против Родины» – не то же самое? Главное, чтобы песня была территориальной.
Что делать со всем этим знанием?
Ну, многие писатели много пьют, например.
Другие – более умные – шутят.
В перестройку я работал в дочке Радио России. Ну, как работал – начинал слегка. И всё тогда было вокруг очень плохо. Денег нигде не было, жрать было нечего, новости были плохие. А, главное, рухнули все критерии нашей простой журналистской работы. Чё делаем? Зачем делаем? Кому это всё нужно?
И вот тогда в коллективе самопроизвольно возник юмор. Завёлся от безнадёги.
Например, были у нас две бригады новостийшиков. Так вот новостной продукт одной бригады называли шыдевр, а второй – нетленка.
И куча взрослых людей – операторы, режиссеры, выпускающие редакторы на полном серьёзе выясняли: «Мы сегодня что делаем: шыдевр или нетленку?»
Люди боролись со стрессом с помощью юмора.
Тогда я ещё этого не понимал, мне это было дико. А им было дико смешно. Так смешно, что проделывали они всё это с мрачными и серьёзными лицами.
Этакая жизнеспасающая гримаса «Гуинплена наоборот».
Человека, который не плачет.
Так что… Улыбайтесь. Лучше не будет.
Зато вы познали некий дзен, и этого у вас теперь никто не отберёт.
Что делать, чтобы вас хоть как-то понимали?
Могу вас спасти только историей про 2%.
Когда я ещё в вузе учился, в нас пихали всякие вечные истины. Ну, например, что сюжет радиопередачи «в один голос» без перебивок не может быть больше 3,5 минут, ибо мозг слушающего просто отключается. Не может он слушать бубнёж больше 3,5 минут, даже если ему этого очень хочется.
Вот так же была одна «текстовая» истина, что в текст нельзя пихать больше 2% новой информации. Грубо, если вы написали 100 слов и 2 из них читателю незнакомы, на третьем незнакомом слове он бросит читать.
Пользуйтесь, не думаю, что человек изменился.
Мозг, это вообще до сих пор во многом загадка. Есть кое-какие малые наработки, это как реклама – просто берём и пользуемся. Когда-нибудь станет ясно, почему именно так.
О чём будет дальше?
Я думаю, о том, как побороть лень и включиться в процесс работы над книгой.