Когда ей было пятнадцать лет, её выдали замуж за престарелого герцога Ангулемского, внука Генриха Второго.
Целью этого брака было — связать кровным родством потомков Валуа с фамильным древом Бурбонов. Герцог Ангулемский происходил от побочной дочери Генриха и не представлял собой угрозы для наследников Беарнца. Через мать он получил во владение герцогство Ангулемское, удел значительный и богатый, который при умелой смуте мог бы перетянуть чашу весов в сторону узурпатора.
Женитьба герцога на одной из принцесс царствующего дома позволяла вернуть герцогство под эгиду короны и передать по наследству уже законному внуку Беарнца.
Клотильда, старшая дочь короля, была принесена в жертву во имя осуществления этого плана. В то время как её младшие сестры, Елизавета и Генриетта-Мария, взошли на испанский и английский престолы.
В своём детском невежестве она завидовала им, тайно рыдала и проклинала выпавший ей жребий, однако, повзрослев, возблагодарила за этот жребий судьбу. Обе её сестры были глубоко несчастны.
Елизавета, в Испании ставшая Изабеллой, вела жизнь полуживой статуи, подчиняясь воле Эскуриала. Её супруг, Филипп Четвертый, правитель бездарный и легкомысленный, возложил бремя власти на фаворита, герцога Оливареса.
Несчастная Изабелла почти каждый год рожала по ребёнку — девочек, умиравших в первых годы жизни.
Карл Стюарт, супруг Генриетты-Марии, так же пренебрегал счастьем супруги. Он предпочитал общество своего фаворита, герцога Бэкингема. Королева Англии жила в забвении и небрежении, католичка среди ненавидевших её придворных-англикан. К тому же, английский двор не отличался изысканностью.
Французской принцессе было суждено до конца своих дней оставаться иностранкой.
Нет, Клотильда им не завидовала. В юности её слепил блеск короны, величие трона, и она совершенно не учла тех сравнимых лишь с рабством условий, в коих вынуждена пребывать королева.
Коронованная женщина — всего лишь символ, необходимый атрибут. Она почти бесправна. И таковой останется, если не обладает честолюбием и мужеством Элеоноры Аквитанской или дерзким распутством Маргариты Наваррской, но её сёстры, дочери Беарнца, были слишком слабы, изнежены и не обладали скелетом правителя.
Пожалуй, выпади ей доля стать королевой, она, Клотильда, смогла бы со временем подчинить себе и Филиппа, и Карла с его другом Стини, но, Боже милостивый, как утомительна была бы её жизнь в бесконечных интригах и притворстве. Проще пережить краткосрочный брак с престарелым мужем и обрести свободу, чем влачить бремя иллюзорной власти.
Брак её действительно длился недолго, чуть дольше двух лет. Её муж, крепкий пятидесятитрёхлетний мужчина, неожиданно и очень быстро зачах.
В Париже ходили слухи, что герцог был отравлен. Виновницей прежде всего называли Марию Медичи, которая якобы ненавидела зятя. Чуть более неуверенно называли его молодую жену, принцессу Клотильду, которой в то время исполнилось восемнадцать лет. Уж слишком своевременно произошла эта смерть.
Но сплетники ошибались. Она не убивала мужа. Она в самом деле была ещё слишком молода и неопытна, чтобы решиться на такое деяние.
Лет десять спустя, уже окончательно заключив своё сердце в скорлупу и подчинив своё существование разуму, она могла бы его убить. И сделала бы это не из ненависти или отвращения, а из соображений целесообразности, как принесла бы в жертву фигуру на шахматной доске, чтобы выиграть партию. Но в то время она только училась играть, двигаться по расчерченному полю.
Но к смерти она всё же приложила странное, метафизическое участие. Она придумала его смерть. Самого убийства она не подразумевала, даже не испытывала особого нетерпения, она всего лишь представила, что всё случится.
Как её повинность благополучно завершится, как она расплатится с породившим её королевским домом, как обретёт свободу, на пути к которой стоял этот высокий седоусый мужчина с лицом в мелких шрамах.
Когда-то он попал под обстрел королевскими пушками и его зацепило осколками вылетевшего стекла. Этот мужчина воевал на стороне герцога де Майена и вряд ли представлял себя женатым на дочери своего врага. Но пути Господни неисповедимы, и бывшие враги нередко становятся кровными родственниками.
Клотильда, к тому времени делавшая значительные успехи в избавлении от чувств, не испытывала ни презрения, ни отвращения. Замужество — это жертва, которую ей предстоит принести, выкуп за будущую жизнь. И она не поскупилась. Она даже родила сына, подтвердив таким образом взятые обязательства. У Ангулемского герцогства появился наследник и связал его с французской короной.
Муж был её первым мужчиной. Он был с ней достаточно обходителен и нежен, ибо помимо воли был влюблён в юную супругу, но, несмотря на его нежность, она всерьёз раздумывала над тем, что первый будет и последним. Он не разбудил в ней страсти.
Возможно, потому, что большую часть своей жизни провёл в окопах, а не в будуарах женщин. В постели он был прямолинеен и скучен, искренне полагая, что любые отступления от законного ритуала могут послужить оскорблением супружеского ложа. Как и прежде, в детской Фонтенбло, её жизнь — жизнь принцессы крови, герцогини — сводилась к приличиям и правилам этикета.
Чувства её оставались невостребованными, никто не ждал от неё проявлений нежности или участия, и она сама уверилась, что жить безопасней именно так. Даже ребёнок вызвал у неё только слабое любопытство.
Беременность и роды — неизбежное зло, проклятие женской природы. Она знала, что ей придётся пройти через это, что это самая весомая часть сделки, и готовилась к испытанию, как готовится к сражению наёмный солдат. Этот солдат знает, что война не его, что он идет на смерть по приказу суверена, но если он пройдет через эту войну, то получит часть добычи и плодородную вотчину с виноградником.
Роды были тяжёлыми, с кровотечением. Внутри неё что-то безвозвратно сместилось, и она утратила способность вторично забеременеть.
Она заплатила долг и стала бесплодной, как дерево, истратившее свои жизненные соки на единственный урожай. Ещё слабая, истощённая, она блаженно предвкушала подступающую свободу.
Она свободна! Она будет свободна!
Из деревянной фигурки на шахматной доске, из безмолвной пешки она превратится в игрока, она сама будет двигать фигуры.
Именно тогда, в те первые часы после родов, в полубреде, она вообразила своего мужа мёртвым. Это было вторым непременным условием. Она сделала это бессознательно, не высказывая определенным желаний, не отсылая в ад греховную весточку с условием или просьбой, только вообразила. Погребальный покров, скорбные лица, черная паутина кружев…
Её алебастровая кожа светится на ярком бархатном фоне. Это будет красиво: белое на чёрном. Траур так выгодно подчеркивает белизну кожи. И пару дней спустя она подумала об этом снова. Почти с наслаждением.
Кормилица в это время принесла показать ребёнка, крепкого, здорового мальчика. Запелёнатый до самого подбородка, младенец крепко спал. Клотильда смотрела на него с недоумением. Зачем ей принесли этого гомункула? Ах, это её ребёнок…
Королевы и принцессы не становятся матерями, они исполняют долг. Клотильда не знала, что с таким же досадливым брезгливым равнодушием смотрела на своих детей её мать, флорентийка.
После рождения сына герцог прожил ещё полгода, и скончался от непонятной, неразгаданной хвори. Внешне ещё крепкий, он как будто подгнивал изнутри, как дерево, источенное жуками. А затем стал истончаться и внешне. Исхудал, постарел.
Королевский лекарь месье Эруар беспомощно развёл руками. Он мял бледный, вялый живот больного, оттягивал веки, заглядывал в рот, но не находил ничего, кроме признаков быстрого увядания. Не помогали рубиновые зёрна граната и свежая, ещё сочащаяся кровью, печень.
Герцог умирал. Клотильда отчасти жалела его. Она сидела у его постели, держала за руки, бесстрастно подсчитывая, во сколько ей обойдется накидка из чёрного фламандского кружева, которое вот-вот должны были доставить из Брюгге.
Она даже читала ему вслух из Писания и подносила к иссохшим губам чашу с питьем.
Герцог умер накануне дня святого Варфоломея, в жаркие плодоносные августовские дни. Его молодая вдова облачилась в своё паутинистое чёрное кружево, и с тихим чуть насмешливым торжеством взирала на бездыханное тело. Она знала, что убила его.
К свободе она привыкала, как чрезмерно разумный, осторожный хищник, сознающий, что мир за дверью приоткрывшейся клетки полон опасностей, интриг и капканов. Прежде, чем ступить за пределы исхоженной и подвластной ей обители, следовало изучить «безводные, кишащие зверями безводные пустыни».
Ей понравился изменившейся мир, ей понравилась собственная скрытая двойственность – шершавый безобидный кокон снаружи и зреющий драконий гребень внутри.
В отличии от большинства неразумных товарок она не бросилась в водоворот блеска и приключений, не обзавелась дюжиной шёлковых платьев, грудой ярких перьев, новым выездом и молодым любовником. Она выжидала. Внешние атрибуты власти ей не требовались. Она вовсе не стремилась выставить на показ, под завистливый перегар толпы, своё богатство и таившееся за ним могущество.
Она не стремилась явиться под перестрелку глаз в окружении блестящей свиты, в облаке кружев, в сиянии драгоценностей, ступая по ковру из умирающих чайных роз. Ей не нужны были тленные свидетельства.
Ей достаточно было сознавать, что она обладает безусловной возможностью, подобно языческому божеству, дремлющему на вершине скалы. Никто не видит это божество — но все содрогаются от страха при одном лишь упоминании священного имени. Ибо стоит этому божеству пожелать, стоит проснуться и шевельнуть пальцем, как скалы дрогнут и небо обрушится на землю.
Вот она и намеревалась стать таким анонимным божеством, невидимым и оттого ещё более могущественным. Таким, как отец Жозеф, стоявший за креслом кардинала Ришелье. Неведомый, невзрачный, в серой поношенной сутане, играющий судьбами государей.
Она тоже хотела стоять за троном законного государя. Но место рядом с её братом было уже занято. Там обосновался Ришелье.
Клотильда могла бы оказаться за креслом своей матери, этой вспыльчивый, честолюбивой толстухи. Ибо её мать легко поддавалась влиянию. Но рядом с ней всегда был кто-то, кто подсказывал и направлял.
Сначала это была её молочная сестра Элеонора Галигай, затем её муж Кончини. Когда фаворит был казнён по приказу взрослеющего Людовика, появился епископ Люсонский.
Её мать желала стать регентшей, желала править, устранив собственного сына-наследника, и в то же время жаждала оставаться рабыней. Нет, истинной властью её мать никогда не обладала, ибо не умела укрощать собственные страсти.
Мария Медичи довольствовалась внешними атрибутами, фальшивым блеском, лестью придворных, картинами Рубенса в Люксембургском дворце. Но королева была слаба, слишком тщеславна и слишком нетерпелива, она была глупа, наконец. Она не смогла удержать власть.
Со временем наследница Медичи будет изгнана и по злой иронии умрёт в нищете. Но её дочь извлечёт опыт и не допустит власти мужчины над собой.
Когда-то король Артур, чтобы спасти свою жизнь, должен был ответить на один-единственный вопрос. Чего хотят женщины?
Чего они желают больше всего на свете?
Легендарный король бриттов объехал всю страну в поисках ответа. Он и его рыцари Круглого стола задавали вопрос всем встречным женщинам и заносили их ответы в огромные книги.
Но догадывались, что ни одна из давших ответ не сказала правды. Не потому, что не знали, а потому что не решались.
Чего хочет женщина? Нарядов, драгоценностей, шелков, признаний? Да, и это тоже. Но это десерт, а не основное блюдо. На самом деле женщины хотят власти — власти над мужчинами. Именно такой ответ дала на вопрос короля Артура уродливая леди Рагнелл.
Обретая власть над мужчиной, женщина обретает власть над миром. Всё просто. Мужчина — воин, завоеватель, орудие, обоюдоострый меч, но он служит женщине, которая им владеет.
Её собственный отец, Генрих Наваррский, яркий тому пример. Он направлял войска туда, куда указывала его любовница. Им с детства управляли женщины, и погиб он так же по воле женщин.
Клотильда слышала сплетню, что в убийстве короля замешана его жена, Мария Медичи, и его отвергнутая фаворитка, Генриетта д’Антраг, мать той рыжей девчонки, которая вертелась в детской.
Вслух об этом не говорят. Мужчина никогда не признается, что является всего лишь игрушкой страстей, невесомой щепкой на пенистом гребне похоти. Им владеет страсть, которую возбуждает в нём женщина, он не в силах совладать с этой страстью, он слаб и беспомощен, он совершает преступления, он отрекается, становится клятвопреступником, в один миг теряет всё, что было завоевано им годами смут и сражений, и за эту свою слабость, за свою зависимость, за рабскую участь он ненавидит женщину и всячески ей мстит.
Он обвиняет женщину во всех бедах, даже его проступок с эдемским яблоком приписали Еве.
Ничтожные, неразумные существа! Ими легко управлять. При условии, если женщина достаточно умна, и сама не оказывается игрушкой страстей.