В темноте, подсвеченной лишь приглушенным светом от крытых факелов, плескалась пятиместная деревянная лодка. Темные волны, больше напоминали нефть, чем морскую, зеленоватую днем, воду. Бородатый хмурый воин, молча, шагнул и, не церемонясь, кинул бессознательное тело на одну из трех скамей. Дивэйн, явно, не так представлял свой триумфальный побег.
Девушка чуть замешкалась, обдумывая ситуацию: лодка, качаясь, грозила ей своим влажным боком, на глубине почти по пояс. Уместно ли снимать обувь, или стоит, уподобившись мужчине, смело шагнуть, не показав своего страха? Няня всегда говорила, что истинная леди любую ситуацию должна переносить с непроницаемым выражением лица, как и подобает будущей королеве, но, учитывая предстоящий поход, Гвэн понимала абсурдность данного совета.
Пока девушка раздумывала и поджимала плащ, сзади послышались уверенные шаги. Позаботившись об отравленных воинах, Алан нагнал компанию.
Гвинелан со всей силы закусила палец, чтобы не вскрикнуть, так неожиданно и пугающе ее подхватили на руки. Пять шагов по воде длились целую вечность! Живот от неожиданности скрутило странной судорогой, руки, прижатые к груди, боялись дернуться, чтобы не создать помех или неловкостей. Ее впервые касались так близко. Странное ощущение. Тепло большого и сильного мужчины, его дыхание, пробиралось к ней, даря ощущение странного спокойствия. Отпущенная на скамью, Гвинелан ощутила неожиданное головокружение, как от потери надежной опоры. Ветер с воды усилил контраст после близкого тепла.
Вереница эмоций, от острой паники, до расслабляющей надежности, и ускользающего приятного тепла девушке не понравилась. В этом было что-то страшное. Ей, так рано лишенной родительского тепла, а затем любви дяди и замкового окружения, страшно было от того, что что-то внутри тянется к этому человеку, просто, по долгу службы, столкнувшемуся с ней. Гвэн резко отвернулась.
Будто не заметив этого, храмовник накинул на ее плечи плед, взятый с корабля специально. Собачонка плюхнулась в воду и, спустя пару мгновений, уже грелась на руках у хозяйки, промочив и плед, и верхние юбки.
– Спасибо… – пискнула Гвэн, смотря на рыцаря снизу вверх, отчаянно надеясь, что сейчас не так похожа на жалкую собачонку, как сама считает. Росланг кивнул, и они, вдвоем с новым воином, взяли огромные весла из светлого, еще не попорченного временем дерева.
Судно проступало неясными очертаниями постепенно. В темненных стеклах мерцали корабельные огни, острый нос мелькал в бликах воды, отражаясь мокрой древесиной. Внезапно весло гулко бухнуло о борт, впереди замаячила сырая плетеная лестница. Храмовник первым покинул лодку… с полминуты его не было. Девушка ощутила за это время всю опасность своего положения: в черном ночном море, в мелкой лодке со страшным бородачом, оглушившим здорового кузена веслом, без всяких раздумий… сейчас одно движение, и она тоже может полететь за борт, и поминай потом, как звали…
Из-за борта высунулось подсвеченное оранжевым огнем палубы лицо Росланга. Он протянул свою руку без перчатки, за которую Гвэн вцепилась, как за единственное спасение. Ноги пытались искать шатающуюся под ними лестницу, но никак не могли найти опору, поэтому ее, как безвольный кулечек втащили на палубу.
– Все хорошо. – Сказал храмовник, разжимая ее пальцы на своей руке. Гвэн резко отдернула ладонь, осознав, как выглядит сейчас, но решила ни за что на свете не отходить от него дальше, чем на два шага. В ярком, по сравнению с темнотой снаружи, свете палубы виднелась команда. Человек пять стояли вокруг, рассматривая своих гостей, и готовые помочь, или прибить, в случае необходимости. Рядом ухмыляющийся матрос в пятнистом платке на длинноволосой голове, сплюнул:
– И куда мы бабу везти должны? – со всех сторон послышался согласный гогот моряков. Росланг втащил бессознательное тело и помог бородачу, держащему ноги Дивэйна, влезть самому. Вся команда вмиг притихла под хмурым взглядом черных глаз…
Каморка была уютной. Девушка, наконец, почувствовав себя в безопасности, стала озираться вокруг. Непривычные по форме стены и потолок были из промасленного желто-оранжевого дерева, небольшая комнатушка имела подвесной гамак, столик, прикрученный к полу, комодик с парой ящиков и закуток, похожий на туалетную комнату. Здесь совершенно не было окошек, что немного пугало, но цвет и запах древесины, смолистый и яркий, помогли ей успокоиться.
«Моя нора» – подумала Гвэн и стала разбирать походную сумку.
Отчалили. Мерное шуршание волн за бортом доносилось совсем приглушенным. Опустошенный сверток из-под вяленого мяса и лепешки чуть порадовал изголодавшийся организм, в то время, пока девушка аккуратно складывала промасленную бумажку, стараясь не порвать. Шнурок, завязывающий кулек, теперь мило болтался на ее запястье. «На удачу, – смущаясь, подумала девчонка, – может, прибавит мне сил». Мысль была глупой, но поразительно успокаивала.
В дверь постучали, услышав разрешение, храмовник заглянул в каюту, одобряюще хмыкнул и позвал Гвинелан ужинать.
Столовая была рассчитана человек на пятнадцать – команда приходила есть сменами. Круглые оконца здесь были совсем небольшими и затянутыми полупрозрачной слюдой. Над дверью висела, диаметром в локоть, икона. Девушка поглядела на своего спутника с недоумением.
– А вы не будете молиться? – под удивленные взгляды команды спросила Гвен.
– М-м! – мотнул головой усмехнувшийся Росланг, довольно вгрызаясь в кусок прожаренного мяса на кости.
Прямоугольный деревянный стол имел на себе три глубоких глиняных блюда с мясом, рыбой и морепродуктами. Поглядев на отварные щупальца, Гвинелан не решилась подвергать свое здоровье таким испытаниям. Перловка, горкой насыпанная в ее собственную тарелку, была смазана маслом и источала пар. Осилив треть, девушка поискала взглядом самый мелкий кус мяса и вгрызлась в него, чувствуя себя настоящей пираткой.
– Послезавтра, ближе к вечеру, прибудем в Рэнстрим. – Сообщил, обращаясь к Рослангу, капитан-бородач, к обеду надевший часть своей формы, а именно, потрепанный сюртук с эполетами. До девушки стало доходить, что корабль вряд ли принадлежал ее дядьке и, наверное, нанят храмовником.
– Как послезавтра? – Гвинелан вскрикнула от неожиданности, потом прикусила губу, осознав, что сморозила что-то неуместное. Казалось, что путешествие будет длиться неделю, а то и две! Что ветры будут сменяться бурями, что штиль застанет их на середине пути, и хорошенько прожарит солнце, просолит вода, в которой, она, конечно, искупается, вместе с матросами, и научится ловить настоящих акул и пить ром, который, говорят, древнее всех королевских династий, и правит морским народом, как местный бог.
– Все правильно, – проговорил Алан, подвигая девушке стакан с компотом, Рэнстрим уже вне досягаемости твоего дяди, а часть пути до Трибло, где нас ждет отряд, придется проехать в карете.
– Опасность миновала? – с широко распахнутыми глазами спросила девушка, чувствуя, как дрожит голос, и еще секунда, с век сбежит соленая не морская капля.
– Мы избежали окружения. – Храмовник был серьезен. – Но нас поджидали сигнальные воины Шелерта. Мы проскочили, как уж в захлопывающиеся ворота.
– Как твоя лошадь?
– Как моя лошадь. – Кивнул мужчина, без особых сожалений.
– Жаль, что мы не смогли ее забрать.
– Она пригодится моему другу. Мы же высадимся в Рэнстриме и там пересядем в карету
– А дальше?
– А дальше нас поддержат войска. Нам еще полтора дня ехать по пересеченной местности, и, уже в столице, произойдет твоя встреча с Лизардом.
– Хорошо… – срывающимся голосом проговорила Гвэн и с глухим скрежетом выскочила из-за стола, чуть не уронив тяжелый деревянный стул. Как ей хотелось бы сейчас, чтобы ее догнали и успокоили… но никто не нарушал ее слез. Когда глухой ночью она полностью приняла свое одиночество и успокоилась, тихий стук раздался совсем неожиданно. Голова Алана высунулась из-за двери.
– Все хорошо? Ничего не болит? – в руках храмовника было что-то похожее по запаху на вино, заправленное специями, от кружки шел пар.
– Это успокаивает. – Спокойно пояснил Росланг и сел рядом.
– Я просто боюсь. – Девушка ткнулась носом в человека, волей судьбы просто оказавшегося рядом. Послышались всхлипы.
– Выходить замуж, наверное, страшно. – Не мудрствуя особо, согласился храмовник.
– Наверное! Но я боюсь снова оказаться взаперти, понимаешь? Снова быть пленницей, без права голоса! Хлебнув свободы, так горько снова вернуться в свой ад.
– У всех свои испытания. – Серьезно сказал Алан. – Моя жизнь, всегда покрытая тайной и запретами, не позволяет открыться людям, которые мне дороги, и я боюсь, что меня не примут, когда придет время.
– Угу. – Кивнула Гвэн, ошарашенная встречной откровенностью. У вас обет… ваша жизнь принадлежит Ордену Святой Магды…
— Какой обет?! – вскричал храмовник и вскочил, как ошпаренный. Какой к черту Орден? Какая Магда? – Глядя на глупую девчонку, не очень понимающую его гнев, но тянущуюся к нему своей сиротской душой, он немного успокоился и продолжил. – Нет, я должен ордену определенный срок, после чего буду абсолютно свободен. А тебя будет ждать твой жених.
– Странный ты, храмовник, который не постится, не молится и врет. – Гвен снова ссутулилась при фразе о Лизарде.
– Вру? – Росланг отстранился, удивленно глядя на девчонку.
– Ну, скорее, для проверки окружающих. – Усмехнулась она. – Ты ведь умеешь читать. Это первое, чему учат в храмовых школах.
– Действительно, в храмовых школах только и учат… – задумчиво проговорил мужчина, прижав к себе хрупкое тельце, и, также резко освобождая из объятий, пока она не испугалась, и, тихо прошипев, улыбаясь в прижатый к губам палец. Дверь за ним хулигански хлопнула.
Ночь горячей пеленой накрыла Гвэн. Гамак окутывал теплом, волны мягко укачивали, подвес сглаживал качку. Ей снился дядя. Он смотрел на нее своим гневным немигающим взглядом, а потом протянул руки и начал душить. Проснулась девушка в горячем поту от своего собственного крика.
Юнга, вбежавший на звук, потрогал красный мокрый лоб.
– Лихорадка! – крикнул он подбежавшей команде. Росланг кивнул и ушел. К Гвен приставили маленькую скукоженную старуху, помогавшую на кухне, напросившуюся на корабль со своим сыном.
– Вот, выпей лечебных травок, деточка. – Ворковала старуха, вливая в рот принцессы мерзкий вяжущий горький отвар.
– А Алан где? – то и дело спрашивала Гвэн в полубреду. Но он не появлялся весь день и вечер. Было обидно. «Видимо, он не из тех, кто рядом в трудную минуту, – с грустью подумала девушка, глотая горячую слезу. – Тем лучше, нам ведь это не нужно. Совсем не нужно…». Она кивнула себе еще раз и уснула, не замечая, как подушка становится мокрой.