— Терапия действовала очень медленно, мистер Барбер, — печально сказал профессор, — потом мы заметили, что наилучший контакт у пациентки имеется именно с Губертом Зильберштейном. Он шёпотом говорил с ней, гладил по ладоням. И поскольку этот особый эмоциональный контакт был установлен, то я принял решение передать Юю Майер в ведение Губерта Зильберштейна. Губерт был тогда еще достаточно молод, амбициозен, он много времени поводил с этим несчастным ребенком, видимо смог интуитивно нащупать тропинку к ее искореженному сознанию. И примерно через год у Юджины наступила ремиссия.
— Вы не можете утверждать, что у Юджины наступило излечение? – уже зная ответ на вопрос осведомился Хью.
— О, нет, молодой человек, — засмеялся над наивным собеседником профессор Бреццель. – Шизофрения не излечима, современная наука не знает, как склеивать трещины в сознании и психике. Я полагаю, Юджина находилась в периоде стойкой ремиссии. Но поскольку после выписки домой ею никто толком не занимался, а Лилиан Майер безотчетно доверилась этому Зильберштейну, то и поддерживающую медикаментозную терапию Юджина не получала.
— И вот вам, печальный результат – самоубийство, — подытожил мнимый журналист.
— Да, молодой человек, да, — печально закивал Бреццель. – Я не был противником выписки Юджины, но я был категорически против ее возвращения в «Синий вереск». Фактически она была помещена в дом с привидениями. И этих приведений продолжало рожать её больное сознание, — профессор выразительно постучал пальцем по виску. Видимо, в один момент Юджина впала в состояние острого неистового возбуждения с аутоагрессией и тягой к суицидальным действиям. И на своем пути она не встретила препятствий.
Профессор Х-М Бреццель со вздохом поднялся из кресла, давая понять, что аудиенция окончена. Хью горячо поблагодарил его, и спросил для проформы:
— Вы включали случай Юю Майер в учебники по психиатрии?
— О, да, — профессор неприятно улыбнулся, — преподавание и наука – часть моей профессиональной деятельности, — рекомендую прочесть мой труд «Психопатологии в детском и раннем подростковом возрасте».
— А что вы можете сказать о психиатре Губерте Зильберштейне? – напоследок спросил Хью Барбер.
Профессор Бреццель поморщился, словно от зубной боли, и ответил нехотя:
— Я бы не хотел негативно отзываться о своем коллеге, тем более, что он у нас уже не работает. Несколько лет назад я его видел случайно в торговом центре. Он спился, молодой человек, спился. Наша профессия накладывает на нас своеобразный отпечаток, нужно уметь отключаться от увиденного и услышанного, не проецировать проблемы пациента на свои. Этим не поможешь больному, а только навредишь. Больному нужна помощь, уход и лекарства, а доза жалости и сюсюканья ему и так достается от близких.
— Спасибо, профессор, — прощаясь Барбер пожал теплую напудренную руку доктора, — вы мне очень помогли.
Выйдя из стен больницы, Хью Барбер почувствовал облегчение, словно вдохнул свежего воздуха. Даже дружелюбный доктор не смог создать атмосферу доверия и покоя в этих скорбных стенах. Хью почувствовал облегчение, выйдя на улицу и сказал шёпотом сам себе: «Пусть будет, только не теперь, и не со мной», и развеселившись от этой чисто эгоистической мысли, он двинулся к следующему адресату. Посмотрев на список людей, он с удивлением обнаружил, что Зельден Линденбрант – его соседка, только живет двумя этажами выше. И как он раньше не увидел этого совпадения! Хью порылся в своей памяти, и решил, что из всех девушек, живших в его многоэтажном кондоминиуме, по возрасту подходит только одна. Итак, предстояла встреча с «дурой» Зельден.
0
0