Таари подошла ближе, всматриваясь ему в лицо. Вздохнула, отвернулась. Вырвала гвозди из ладоней и стоп, расстегнула ремень. Акайо понял, что улыбается помимо воли, попытался удержаться на ногах, но тело не слушалось. Таари придержала, не позволяя упасть, невольно надавив на раны. Он всхлипнул, не в силах понять, чего хочет больше, смеяться или стонать. Она помогла ему сесть, плеснула на кровоточащие ладони чем-то прозрачным, мгновенно схватившимся коркой. Её лицо плыло, смазывалось, будто обесцвечивалось…
— Акайо? Не уходи от меня! Дыра тебя подери, Акайо! Акайо!
И провалилась в темноту.
***
Он очнулся в своей постели, завернутый в одеяло, как в кокон. Рядом лежала Таари, читая что-то на планшете.
— А, очнулся, — улыбнулась она. — Как ты?
Акайо неуверенно пожал плечами. Он пока не мог понять, как, и не был уверен, что хочет об этом думать. Спросил вместо ответа:
— Что будет с Джиро?
Она хмыкнула, отложив планшет.
— Вообще-то я планировала дать тебе ему отомстить. Сделать с ним то же, что он сделал с тобой, и немного сверху.
Акайо несколько мгновений обдумывал предложение. Он с трудом понимал, что вообще произошло. Как Джиро оказался в той комнате. Почему он решил, что Акайо их предал. Тем более — что случилось с ним самим, когда боль перестала восприниматься болью.
Видимо, это отразилось на его лице, так как Таари, чуть нахмурившись, начала рассказывать:
— Про то, что эти балбесы затевали побег, я давно знала — услышала случайно их жутко тайный разговор. После того, что они с ошейниками хотели сделать, здесь были бы все спасательные службы города, а мне такой ажиотаж не нужен. Мы с Ниишей устроили альтернативную группировку цивилизованных кайнов. Надеялись, что этого хватит. Тут ты и Иола, конечно, очень помогли. А сегодня утром поймали Джиро, Рюу и Шоичи за попыткой всё-таки взломать ошейники. Ладно ещё эта парочка, но как они Шоичи умудрились подбить на эту глупость — не представляю! Мы с Ниишей их отчитали, конечно, привели вас в пример, заперли в спальнях думать над своим поведением. Даже представить не могла, что этот дурак решит, что ты их сдал. Вот что значит язык плохо учить! Он, вдобавок, в первый же день вскрыл дверь в комнату для сессий, и, конечно, всё понял неправильно. И использовать тоже решил неправильно. Комната-то общая для всех спален, так что он из своей вышел, в твою вошел. Но зато благодаря этому Тетсуи услышал, что за стеной что-то происходит. Хороший мальчик, сразу догадался меня позвать.
Акайо медленно кивнул. “Комната для сессий”. Зал, полный приспособлений для пыток, в котором, похоже, в самом деле не работали ошейники, по крайней мере, пока не вошла Таари. Осталось узнать, что такое сессия. Вероятно, это было связано с основной функцией гаремных рабов и с тем, что испытал он сам, вися на кресте, но…
Хотел ли он вообще это знать?
Акайо мысленно подвел черту под рассуждениями. Смел и выбросил ворох мыслей-черновиков. Записал на новом свитке: “Возможно, эндаалорцы (только Таари?) практикуют пытки как дополнение (замену?) сексу”.
Думать такими рубленными, словарными определениями о том, что с ним случилось, было проще. Ещё проще было бы не думать вовсе, но Акайо понимал, что не выйдет. Если он выкинет случившееся из головы днем, оно вернётся ночью, усилившись стократ.
Пошевелилась Таари, подвинулась ближе, погладила по голове. Акайо замер сначала, затем, мысленно обругав себя, постарался расслабится.
Она спасла его от унижения. Он должен был быть ей благодарен, и действительно был благодарен. Но и боялся её тоже. Прежнее чувство, слепое и глупое вдохновение от одного её облика, не исчезло до конца, но будто смазалось, размылось, превратилось в дымку, окутанную стыдом и печалью.
Таари была для него гейшей. Императрицей, далёкой и недоступной, прекрасной, чарующей, неприкосновенной. Идеальной. Сейчас ему казалось, что этот облик разрушился навек.
— Встать хоть можешь? Пошли, дай я всё-таки покажу тебе Джиро.
Акайо медленно сел на кровати. Тело ломило, кружилась голова, саднили перебинтованные раны. Таари дала ему кружку, едва наполовину наполненную водой, пояснила:
— Больше пока нельзя, плохо будет.
Бинты не позволяли зажать ручку кружки в кулаке, и ему пришлось держать её двумя руками. Он выпил воду маленькими глотками, катая во рту, стараясь успокоить пересохшее небо. Встал, покачиваясь, отказался от предложенной трости. Таари шагнула к потайной двери, Акайо последовал за ней лишь с секундной заминкой.
Наверное, это было правильно — самому прийти в комнату, где его только что избивали, куда его затащили силой. Прийти под защитой, находясь в безопасности.
От самого этого чувства защиты было неловко и обидно. Что-то внутри шипело придавленной змеей — ты не справился, ты был слаб, ты ошибся, ты мог этого не допустить.
Змея издохла, когда он увидел Джиро.
С его ладоней стекали тонкие ручейки крови, грудь вздымалась, когда он пытался надышаться впрок, упираясь пробитыми ступнями в дерево, пока ноги не соскальзывали по окровавленным доскам, расшатывая гвоздь и лишая воздуха. Низ лица закрывала черная плотная маска, не позволявшая говорить, поэтому дышал Джиро только носом, и ноздри его широко раздувались на каждом вздохе.
Одежды на нем не было вовсе.
Акайо отвернулся. Он не хотел это видеть. Он вообще этого не хотел. Если бы даже он задумал мстить, он бы сделал всё сам, а не вот так, когда врага подали ему, будто на подставке для суши, разделанного и готового к употреблению, только палочек недоставало.
Да и какой из этого мальчишки враг.
— Не хочешь? — спросила Таари, внимательно наблюдавшая за ним.
— Ты его хозяйка, — ответил Акайо. — Ты отмеряешь меру его вины.
— Однако оскорбил он тебя, а не меня, — нахмурилась она, но тут же вдруг улыбнулась, весело и хитро. — Хотя почему бы и нет! Дарю. Теперь он твой раб. Что ты на это скажешь?
Акайо посмотрел в глаза Джиро. Ему показалось, что он видит страх. Уже знакомое презрение. Отчаяние.
Если он в самом деле сделает с Джиро то, что тот сделал с ним — этот мальчишка пойдет в сад и зарежет себя ножом из газонокосилки.
Акайо знал — он не умеет понимать людей. Тем более, когда у них половина лица скрыта маской.
Но рисковать не хотел.
Взять клещи перебинтованными руками было сложно, ещё сложнее — сжать их под скользкой от крови шляпкой гвоздя, загнанного глубоко в ладонь. Акайо старался делать всё точно и резко, не надавливая на рану, но всё равно, когда он выдернул последний гвоздь из ступней, почувствовал, как вытянулось струной тело над ним, а после обмякло, бессильно повиснув на ремне.
Таари молча наблюдала, как он, сам весь в повязках, расстегивает пряжку ремня и, едва не падая под тяжестью, осторожно кладет потерявшего сознание Джиро на пол. Раздраженно махнула рукой:
— Хватит. Нииша отнесёт его к нему в комнату.
Акайо послушно встал, отпустив безвольно раскинувшееся у его ног тело. Бросил быстрый взгляд на Таари, опустил глаза.
Что-то исправилось, стало на место. Он не мог сформулировать, что именно, но сейчас всё было правильней, чем несколько минут назад, когда она лежала рядом с ним и гладила по голове.
А ещё ему нужно было понять, что изменилось, если Джиро теперь его раб. Как это вообще возможно — раб, принадлежащий рабу.
Он старался не думать, имеет ли право владеть кем-то в принципе. Это все равно было бы бессмысленной риторикой, мало относящейся к конкретной ситуации.
***
Сначала ему показалось, что ничего не изменилось. Нииша всё так же нагружала работой всех поровну, хотя Акайо и замечал, что его она щадит, а вот Джиро, несмотря на раны, гоняет сильнее, чем раньше. Зачастую эта работа даже была не очень разумна — например, хотя все уже умели пользоваться пылесосом, Нииша настояла, что пол иногда надо мыть водой и именно Джиро должен это сделать. Акайо наткнулся на него в одной из комнат и понял сразу несколько вещей. Во-первых, пол его заставили мыть не водой, а чем-то едким, так как жидкость в ведре пенилась, а мальчишка прижимал руки к груди, тихо скуля. Во-вторых, Акайо не собирался это терпеть.
Злости хватило, чтобы схватить Джиро за запястье и притащить на кухню. Злости хватило, чтобы ткнуть покрасневшую от едкого средства ладонь с размякшими повязками под нос Ниише. Злости хватило, чтобы совершенно неожиданно для себя прорычать:
— Не портите моего раба!
И только тогда его отпустило. Нииша бурчала, что совсем они распоясались, почему-то одновременно довольно улыбаясь, Джиро стоял за спиной, не сопротивляясь и тихо шмыгая носом, а Акайо вдруг понял, чего от него ждали. Обернулся и сообщил на официальном эндаалорском:
— Имамото Джиро, ты был подарен мне. Отныне любую работу назначаю тебе я, если не передам это право кому-то другому. Ты имеешь право не выполнять работу, которую назначает тебе Нииша. — На кайнском пояснил: — Ты не обязан слушаться её приказов. Таари не твоя хозяйка, а значит, и приказы Нииши для тебя — только просьбы. Понял?
Джиро отвел глаза, но руку выдернуть так и не попытался. Кивнул. Ответил на эндаалорском, с трудом выговорив непривычные звуки:
— Да.
— Хорошо, — Акайо наконец отпустил его. На светлой коже остались отпечатки пальцев. — Тогда поменяй повязки и иди в библиотеку. Попробуй найти все книги на нашем языке. Будем учиться.
Когда Джиро ушел, Акайо опустился на кухонный стул, странно опустошенный. Фыркнула Нииша:
— Ну-ну, верхний нашелся. Да не переживай ты так, отлично получилось! Молодец, что догадался.
Акайо сердито глянул на неё исподлобья. Если это была ловушка, призванная заставить его принять опеку над Джиро, а не искренняя месть двух женщин… Впрочем, что он мог сделать? Только встать и уйти, отправившись догонять Джиро. Своего раба. Нужно было научить его всё-таки эндаалорскому языку и здешней культуре, объяснить особенности странной системы, которую Акайо мысленно называл “раб моего раба — не мой раб”. Это правило сложно было понять — крестьянин ведь не может отказать императору, правитель равно приказывает министрам, генералам и простолюдинам. Но здесь правила были иными, и их оставалось только запомнить. К тому же, несмотря на кажущуюся свободу каждой ступеньки здешней иерархической лестницы, она оставалась лестницей — Акайо быстро догадался спросить у Нииши, может ли он освободить Джиро. Ответом было недовольное фырканье и объяснение, что подарки выбрасывать невежливо, даритель тогда имеет право забрать дар назад. Акайо запомнил, но все равно не мог придумать, что можно поручить рабу. Да и зачем?.. Впрочем, для начала нужно было научить Джиро хотя бы просто здесь жить.
Впервые Акайо почти с сочувствием подумал об их хозяйке. Девять человек, часть из которых даже не говорили на понятном ей языке, — это, наверное, было сложно.
0
0