Проводив Аню до медицинского отделения, Ковалев, как и собирался, направился к реке за фонариком – и по дороге размышлял об абонементе в бассейн. Наверное, это могло бы быть не таким тошнотворным, если ходить туда семьей. Польза для ребёнка – хорошее оправдание.
Солнце еще не вышло из-за леса, но день обещал быть ясным и холодным. И Ковалев заметил, что торопится, словно на свидание с девушкой… Выходя из леса, он снова встретил вчерашнего мужика в мокром ватнике, который теперь поздоровался с Ковалевым как со старым товарищем.
И только когда незнакомец скрылся за деревьями, Ковалев подумал, что сегодня мокрый ватник выглядит более странно, чем вчера. Ведь, право, не может же человек падать в лужи ежедневно…
Чтобы выбраться под мост, пришлось перейти через развалины старой кирпичной постройки. Вряд ли это был жилой дом – ветхий, но всё ещё крепкий фундамент повторял рельеф крутого берега, и Ковалев решил, что постройка была как-то связана с рекой.
Фонарик нашелся быстро – валялся под мостом. И даже работал. Чтобы избавиться от глупых мыслей о купании, Ковалев потрогал воду и подержал в ней руку, пока не заломило кости, – ничего приятного в ледяной воде он не нашел, но от глупых мыслей не избавился. И, постояв на берегу, направился обратно в санаторий – сегодня ему хватило ума взять с собой планшет, чтобы не слоняться по холлу без дела.
Вскоре младшая группа вышла на прогулку, Ковалев издали посмотрел на дыхательные упражнения, а когда детей отпустили играть, Аня, не оглядываясь на воспитательницу, тут же кинулась к нему.
Ковалев проявил благоразумие и подошел к недовольной Тамаре Юрьевне. Она, конечно, позволила им погулять по парку, но с таким лицом, что у Ковалева пропало желание о чем-нибудь её когда-нибудь просить.
Парк, просвеченный солнцем, уже не казался таким мрачным и готичным, как накануне, и Ковалев подумал, что летом тут наверняка красиво и уютно – тенистые аллеи, посыпанные гранитной крошкой, детские площадки, зеленая трава на газонах… Ему вдруг захотелось лета и тепла.
– Пап, давай скорей позвоним маме! – сказала Аня, узнав, что та собирается приехать на выходные.
Ковалев не возражал. Аня быстро перехватила у него трубку.
– Мам, когда ты к нам поедешь, обязательно привези папе шапку и шарф. Тут очень холодно, не то что в городе, а он всё время ходит без шапки.
Ещё она рассказала о манной каше на завтрак, которую они с папой и ещё одним взрослым мальчиком съели быстрее всех, что завтра будет не Тамара Юрьевна, а Юлия Михайловна, и девочки говорят, что Юлия Михайловна лучше; что вечером их укладывали спать взрослые девочки, Лена и Каролина, и рассказывали историю про Бледную деву. Ковалев вполуха слушал её щебет, а тут почему-то напрягся: Бледная дева – это утонувшая дачница, которая из-за несчастной любви бросилась в речку с железнодорожного моста вместе с ребёночком; ребёночка спасли, и с тех пор она его ищет, заманивает детей из санатория в речку и смотрит, не её ли это сынок. И если нет, ребёнка на дно утаскивает сом.
– И в народе говорят, что её сынок должен вот-вот сюда опять приехать, – звонко говорила Аня в трубку. – Он двадцать лет сюда не приезжал, а теперь решил всё-таки приехать. Бледная дева это прознала и по ночам к нам под окна приходит, ждет своего сынка, потому что тут детей много. И я сама её почти что видела в окно, было очень-очень страшно.
Это «очень-очень страшно» Аня произнесла с таким восторгом, что Ковалев простил Лене и Каролине выбор сказки на ночь.
– Ну, если её сынок двадцать лет не приезжал, то он ведь уже не маленький, а взрослый совсем, что же ему делать в санатории, где дети? – резонно возразила Влада.
Аня не долго думала над ответом.
– Так Бледная дева же об этом не знает! У неё там в речке время совсем не как у нас идет.
Влада и Аня поспорили ещё немного о Бледной деве. А Ковалев подумал вдруг: не двадцать лет. Двадцать шесть.
Значит, бросилась с моста вместе с ребёнком? Наверное, что-то подобное он и предполагал, чувствовал в глубине души, потому что не удивился и не расстроился. Скорей всего, бабушка с дедом скрывали от него именно эту правду, боялись, что она травмирует детскую незрелую психику… Напрасно. А может, им в самом деле было больно вспоминать о смерти единственной дочери?
Впрочем, с чего он решил, что речь идёт именно о его матери? Быть героем местных легенд и детских страшилок ему не очень хотелось, но любопытные взгляды соседей это хорошо объясняло.
Они с Аней обошли весь парк по кругу – мозолить глаза воспитательнице Ковалев не хотел и собирался повернуть назад, как вдруг за углом спортивного корпуса увидел дядьку в мокром ватнике. Он сидел на корточках перед маленьким веснушчатым мальчиком, взяв того за плечи, и что-то ему говорил. Мальчик грустно кивал. Ковалев осмотрелся: с детских площадок никто не видел этой сцены, из главного корпуса тоже, словно человек нарочно выбрал это место, словно прятался…
Мысли о Бледной деве вылетели из головы.
– Это из вашей группы мальчик? – спросил Ковалев Аню.
– Да, его зовут Павлик, а фамилию я еще не выучила. Он из интерната.
Ковалев направился к спортивному корпусу, но мальчишка вдруг кивнул в его сторону, незнакомец оглянулся, быстро поднялся и поспешил прочь.
– А этого мужи… дяденьку ты не знаешь?
– Нет, пап. Я же не всех ещё тут знаю.
Он хотел подойти к мальчишке, но тот сорвался с места и, показав Ковалеву язык, рванул в сторону детской площадки.
– Никогда не разговаривай с незнакомыми людьми… – на всякий случай сказал Ковалев Ане и подумал, что об этом надо обязательно рассказать воспитательнице. Может, конечно, у незнакомца и нет дурных намерений, но… как-то это странно…
Говорить с Тамарой Юрьевной не хотелось. Тем более что она стояла в сторонке от детей, в компании двух других воспитателей. А вдруг этого дядьку здесь все знают и в произошедшем нет ничего странного и тем более страшного? Здравый смысл взял верх: Ковалев, решительно кашлянув, подошел к Тамаре Юрьевне и, не обращая внимания на её недовольный взгляд, рассказал о странном человеке, говорившем с мальчиком по имени Павлик.
– Да вы что… – испуганно воззрилась на него воспитательница. – Да вы выдумываете, я же смотрю за детьми, я что, по-вашему, не заметила, что ребёнка нет на площадке?
– Ну, детей же много, а вы одна… – Ковалев постарался не усмехнуться – за разговором все три воспитательницы приглядывали за детьми вполглаза.
– Подождите, может, это кто-то из сотрудников? Это не Саша, случайно? – переспросила другая.
– Нет, Сашу я знаю. Тот человек старше.
– А кто у нас в котельной сегодня? Рашид?
Вряд ли незнакомца звали Рашидом, скорей Лёшей или Петей.
– А может, Владимир Петрович? Но он в пальто ходит…
– Надо обязательно рассказать Зое Романовне.
Меньше всего Ковалев хотел говорить с Зоей Романовной – лучше бы он рассказал об этом главврачу. Но одна из воспитательниц решительно направилась к корпусу, предлагая Ковалеву следовать за ней.
Зоя Романовна не удивилась и не испугалась. Подробно расспросила Ковалева о приметах незнакомца и кивала так, будто поняла, о ком идет речь. Вежливо и холодно поблагодарила. А когда Ковалев вышел из её кабинета, тоже появилась в холле – младшая группа как раз возвращалась с прогулки.
– Так, Павлик Лазаренко, подойди ко мне! – раздался за спиной её необычайно громкий голос.
Веснушчатый мальчишка взглянул на Ковалева с ненавистью и направился к Зое Романовне, упрямо сжав губы.
На все вопросы старшей воспитательницы он лишь мотал головой, будто вовсе не умел говорить, хотя, надо отдать ей должное, она была внимательна, добра к ребёнку и знала, как и о чем спрашивать.
– Беги, догоняй группу, – в конце концов сказала Зоя Романовна и, повернувшись к своему кабинету, подарила Ковалеву красноречивый и торжествующий взгляд.
Весть о появлении незнакомца в ватнике через десять минут была известна всему санаторию – Ковалев сидел в холле с планшетом в руках, а за его спиной две немолодых медсестры и уборщица свистящим шепотом обсуждали это событие.
– Нет, ты подумай! Что мужику от ребёнка нужно, а?
– Прямо в санаторий явился…
– Маньяков теперь везде полно, у нас ещё все на виду, а в городе как люди живут, а?
– А я думаю, это не маньяк.
– А кто, интересно?
– Ещё хуже… – Упавший голос прозвучал пугающе глухо. – Это Федька-спасатель.
– Да ну… – неуверенно раздалось в ответ.
– А может, и Федька… – Это было сказано совсем тихо. – Потому Зоя и перепугалась.
– Мало ему было утопших дачников – ребёночек ему понадобился…
– Да ну вас, ерунду болтаете.
– Федька всегда с нечистой силой знался, это и Зоя говорила. Кто на него не так посмотрит – он того водяному и отдаст.
– А мне вот рассказывали, как Федька однажды с дачником у магазина поцапался, а ночью мужики нажрались и в воду полезли. И тот, что с Федькой ругался, тонуть начал. Так Федька смотрел с берега и ухмылялся, как тот тонет, и пальцем не шевельнул. И ведь никто не утонул, только этот, потому что Федька…
– Как вам не стыдно, – перебил обсуждение звонкий голос девушки-психолога – Ковалев не видел, откуда она появилась. – Дядя Федя – честнейший человек! Он всю жизнь пьяных дураков из воды вытаскивал! И детишек сколько спас! А вы такое про него говорите!
Она не остановилась, походя бросила эти слова кумушкам и прошла через холл своей дорогой – даже Ковалева, скорей всего, не заметила. Но кумушки замолчали, а одна из них испуганно охнула. Уборщица тут же принялась возить шваброй по полу, а сестры убрались в медицинское отделение, за стеклянную дверь. И мелькнуло в голове: как по волшебству…
Учитывая размер бассейна, детей делили на две группы: сначала, после недолгих упражнений, купались девочки, и только потом мальчики.
Аня оказалась единственной девочкой в группе, умевшей плавать, остальных инструктор Саша учил держаться на воде – и Ковалев ему немного помогал. Аня же с радостью прыгала с единственной тумбочки на глубину, и он укрепился в мысли о семейном абонементе в бассейн.